Текст книги "Спокойной ночи, красавчик"

Глава 7

Сэм паркуется, взволнованный, опаздывая на встречу с Энни на сорок минут. Она уже вернулась от его матери, и Сэм написал ей полчаса назад, что пациент опоздал, и он уже едет. Но на самом деле Сэм был дома и ждал почту, чтобы ее перехватить. По-прежнему никаких бумаг из «Бурных вод», дающих ему доверенность на счета его матери. Сэм бросается через улицу в ресторан. В углу играет джазовый ансамбль из четырех человек, усиливая его головную боль, с которой Сэм боролся с самого обеда. В задней части ресторана он замечает камин, французские двери открыты на каменную террасу, освещенную яркими огнями и усыпанную опавшими листьями.

Сэму не верится, что это – то же самое место, что когда-то было «Семейным Рестораном Говардов» – убогой забегаловкой на окраине города. Все собирались там после школы: девушки курили, передавая по цепочке тонкие ментоловые сигареты «Салем Слим Лайтс[24]24
  Salem – первые сигареты с ментолом, выпущенные в 1956 году.


[Закрыть]» и макали свою картошку-фри в неглубокую миску с чесночным соусом, пока Сэм глазел, выбирая, какую из них склеить на этот раз. Теперь это ресторан «Каштан», принадлежащий какому-то парню из Калифорнии, уверенно идущий к своей первой звезде Мишлен, с цыпленком в меню за тридцать один доллар.

Сэм оглядывает зал в поисках Энни, моля бога, чтобы здесь не оказалось никого из его пациентов. Женщина в темно-синем костюме с ребенком в слинге на груди окружена толпой. Это, должно быть, она: кандидат в мэры на встрече с избирателями. Тридцатитрехлетняя мать новорожденных близнецов, претендующая стать первой женщиной – избранным мэром Честнат-Хилла. Это Энни предложила им сюда прийти.

Сэм нервничает и направляется к бару за двойной порцией виски, заметив, что блондинка с жилистыми руками в черном платье без рукавов наблюдает за ним с угла стойки, застенчиво улыбаясь. Сэм кивает и отводит взгляд, зная, что не стоит ждать ничего хорошего от женщины, сверкающей подобной улыбкой, и замечает Энни, говорящую с пожилой парой возле кофейного столика. Она одета в мешковатое льняное платье, которое все еще каким-то образом подчеркивает изгибы ее тела, и чувствует вспышку тепла, вспоминая прошлый вечер. Сэм ездил в тренажерный зал, чтобы справиться со стрессом (два телефонных звонка от кредитных компаний и письмо от сборщика долгов), и, когда вернулся домой, там было темно. Через пять минут раздался звонок в дверь, и он открыл, увидев стоящую на крыльце Энни с ярко-красной помадой на губах. – Простите, что беспокою, – сказала она с этим особым выражением в глазах. – Но моя машина сломалась неподалеку, а телефон сел. Можно от вас позвонить мужу?

Она вошла внутрь и огляделась, похвалив его за прекрасный декор.

– Это не моя заслуга, – признался он. – У моей жены прекрасный вкус.

Она кивнула, провела пальцами по кожаному дивану и посмотрела на картину над камином, которую купила у художника в Бушвике[25]25
  Бушвик (Bushwick) – крайне колоритный район Нью-Йорка в северной части Бруклина. Раньше был промзоной и ужасными трущобами, но с середины 2000-х годов превратился в район галерей, хипстеров и художников.


[Закрыть] перед отъездом из Нью-Йорка. – У меня был такой дерьмовый день, – пожаловалась она. – Вы случайно не хотите налить мне выпить?

Через полчаса на ней уже не было одежды, хотя они еще даже не добрались до кровати.

Она звала это «погоней», и познакомила его с этой игрой в самом начале их отношений, на свадьбе, для которой он и закупался в магазине «Брукс Бразерс». Она подошла к нему за десертным столом, когда вечер подходил к концу, и представилась, словно они никогда не встречались. Она сказала, что ее зовут Лили.

«Лили» была дальней родственницей жениха, приехала из Бойсе, где разводила овец и продавала шапки, которые сама вязала. Сэм подыграл ей, предложил взять такси. Она болтала с водителем, рассказывая, что никогда раньше не была в мегаполисе, никогда не видела столько людей в одном месте, рука Сэма все это время была у нее под юбкой.

Это стало обычным делом. Горячая официантка. Бухгалтер с темной стороной. Она была удивительно хороша в этом: удивляла его, воображала разных персонажей, оттачивала их роли до совершенства, вела Сэма в медленном танце к неизбежному финалу: умопомрачительному сексу с незнакомкой.

Энни Поттер, его восхитительно сексуальная, потрясающая жена.

Сэм ждет, пока пожилая пара уйдет, прежде чем пересечь зал и подойти к ней. – Извини, что опоздал, – говорит он, целуя ее.

– Ты опоздал? – спрашивает она, избегая смотреть ему в глаза. – Я и не заметила.

– Ты в порядке?

– В порядке.

– Что случилось?

– Ничего. – Она хватает канапе с подноса, который проносят мимо. – Просто жалею, что вышла замуж за обманщика.

Он бросает на нее недоверчивый взгляд. – Только не говори мне, что ты все еще злишься из-за прошлой ночи.

– Я не сержусь, – говорит она. – Но я носительница английского языка, поэтому знаю, что «геокешинг» – выдуманное слово.

– Энни. – Сэм нежно берет ее за плечи и поворачивает лицом к себе. – Посмотри в «Официальном словаре игрока в Скрэббл[26]26
  Скрэббл (англ. Scrabble – настольная игра, в которой от двух до четырех игроков соревнуются в образовании слов с использованием буквенных деревянных плиток на доске, разбитой на 225 квадратов.


[Закрыть]». Пятое издание.

Она скептически косится на него. – Откуда ты вообще это знаешь?

– Где-то об этом читал. Его выбрали как слово 2014 года, оно обошло слово «дзен» на теле-конкурсе.

– На теле-конкурсе? Вот как мы теперь добавляем слова в язык? – Она откусывает кусочек канапе, на ее губе остается крошка расплавленного сыра бри. – Реалити-шоу. Есть ли что-то, чего они еще не испортили?

– Ну, если хочешь… – шепчет Сэм ей на ухо. – Я счастлив объявить тебя победительницей. Можем поискать здесь подсобку, и ты получишь свой приз.

– Извини, приятель, – бормочет Энни, смягчаясь. – Но я здесь для встречи со своим кандидатом.

– Ты с ней еще не общалась? – спрашивает Сэм, смахивая пальцем сыр с губы Энни.

– Я хочу, но не могу решить, что сделать первым, – говорит Энни. – Представиться или поздороваться?

– Поздоровайся, – предлагает он.

– Нет. Это было бы «приветствие и знакомство», а в приглашении ясно говорилось: «Знакомство и приветствие». – Вокруг них поднялась суматоха, и Сэм, обернувшись, увидел, что кандидат направляется к бару, останавливаясь пожать руки. – Думаю, пора, – решается Энни, допивая вино и протягивая Сэму бокал. – Пожелай мне удачи.

Сэм опирается локтем на стойку бара, а Энни идет в конец зала и занимает свое место в очереди.

– Ну, привет, сосед. – Это та блондинка, которую он заметил, когда вошел. Она выглядит смутно знакомой, и он, наконец, вспоминает, где ее видел. Это соседка с Черри-Лейн, у нее коричневый дом и маленькая собачка. Она махала ему рукой несколько раз со своего двора, сгребая листья в ярко-красном пальто с логотипом университета.

– Сэм Статлер, – представляется он женщине, протягивая руку. Ее глаза округляются, и она смеется. – Ты шутишь, да? – По его лицу она понимает, что это не так. – Это я, – фыркает она. – Сидни.

Сидни?

– Сидни Мартин!

Точно. Лето 1999-го. Ее подвал, диван с колючей клетчатой обивкой, и Сэм, молящийся, как умел, чтобы ее отец, здоровенный качок-газонокосильщик, не спустился вниз за пивом, которое хранил там в холодильнике.

– Теперь я Сидни Пиджен, – говорит она, сверкая бриллиантом. – Замужем за Дрю, кажется, это выпуск 93-го? Как бы то ни было, я читала статью о тебе. Неплохие фотографии.

– Это была идея риелтора, – смущенно поясняет Сэм. – Она решила, что интервью пойдет на пользу бизнесу.

– Ну, похоже, это работает, если судить по количеству машин, въезжающих и выезжающих с этой подъездной дорожки. Я не могла поверить, когда поняла, что это ты – на другой стороне улицы, в том большом особняке… – Сидни прерывает взрыв смеха позади нее, и она оборачивается, заметив Энни и кандидата, обнимающихся, как старые подруги. – Похоже, тебя-таки окольцевали, – комментирует она. – И давно вы женаты?

– Тринадцать недель.

– Тринадцать недель? – Переспрашивает Сидни. – Это ужасающе точно.

– Это наша фишка, – объясняет Сэм. – Мы празднуем каждую неделю.

– Что ж, разве это не восхитительно? Думала, ты так и остался одиноким сердцеедом.

– Больше нет, – отвечает Сэм. – Я стал другим человеком.

– Конечно, – произносит Сидни тоном, который ему не нравится.

– Кстати об этом, ты помнишь… – Сидни кивает головой в сторону дальней стены, где находятся туалеты, и да, он помнит. Женский туалет в три часа ночи на выпускном балу. Она даже не была его парой.

– Джоди до сих пор не хочет со мной общаться, – говорит Сидни, имея в виду девушку, которая была парой Сэма и застала их там. – Двадцать два года прошло, а она все еще бросает на меня презрительные взгляды каждый раз, как я вижу ее в продуктовом. Она реально тебя ненавидит.

– Кто тебя ненавидит? – Рядом с ними появляется женщина. Их ровесница, хорошенькая, держит два бокала вина.

– Это Сэм Статлер, – представляет Сэма Сидни, забирая один из бокалов.

– Сэм Статлер, – кивает женщина. – Конечно. – Она протягивает свободную руку. – Бекки. Мы вместе учились в старшей школе, но ты никогда со мной не разговаривал.

Сэм неловко переминается с ноги на ногу, молясь, чтобы Энни поскорее вернулась и спасла его. – Я слышала о тебе много хорошего, – говорит Сидни. – Должно быть, это безумие – целыми днями выслушивать чужие секреты. – Она наклоняется к нему. – Скажи честно. О какой самой пикантной вещи тебе рассказывали на терапии?

– Самая пикантная вещь, о которой мне рассказывали…, – задумчиво повторяет Сэм. – Наверное, апельсин.

Обе женщины молча уставились на него, а потом расхохотались. Сидни хлопает его по руке. – Ты по-прежнему очарователен, Сэм.

– Еще как! – Энни снова рядом с ним. Сэм с облегчением обнимает ее за плечи.

– Поздравляю, вам покорился «Мистер Последний, Кому Стоит Доверять», – говорит Сидни.

– Нет, так называли не Сэма, – поправляет ее Бекки. – А Майка Хэммилла. Сэма звали «Первоклассным Сердцеедом». Верно, Сэм?

– Абсолютно, – подтверждает он, чувствуя на себе пристальный взгляд Энни. – И не забудь про короля бала, два года подряд.

– О, прошу, – тихо говорит Энни.

– Каково это – быть замужем за психотерапевтом? – Спрашивает Сидни, обращаясь к Энни. – Он наверняка читает вас, как книгу.

– Да, читает, – отвечает Энни. – Но это одна из тех книг, где женщина сумасшедшая и нельзя верить ни единому ее слову.

Их прервал звук чокающихся бокалов, и толпа начала расходиться, направляясь в переднюю часть зала, где готовилась выступить кандидат. – Слушай, мы иногда собираемся вместе своей компанией, – тихо говорит Сидни. – Мы зовем это «Клубом для ужина». Мэнди, Эш. Ты же их помнишь, Сэм?

Сэм кивает, хотя понятия не имеет, кого она имеет в виду.

– Присоединяйся к нам.

– Было бы забавно, – говорит Энни. – Сэм испечет печенье.

Женщины улыбаются и уходят, направляясь к кандидату, которая призывает людей к вниманию. Сэм тянется за бокалом, заметив выражение лица Энни. – Что? – Шепчет он.

– Наверное, апельсин?

– Ты это слышала? – спрашивает он, ухмыляясь.

– Да, я слышала.

– Остроумно же?

Энни снова закатывает глаза и идет мимо него к парню с подносом шампанского. – Ладно, сердцеед. Как скажешь.

Глава 8

Сэм на работе, а я в превосходном настроении.

Сегодня утром Парочка Мямлей совершила серьезный прорыв во время сеанса, осчастливив меня. Жена-Мямля хотела провести лето в Испании, но Муж-Мямля взял проект, не сказав ей об этом. Внештатная дизайнерская работа для «Эппл» (по крайней мере, я думаю, что он сказал именно это; они оба говорят так, будто у них шарики во рту). Он не мог отказаться, и это привело к большой ссоре, что привело их к встрече с Сэмом в десять часов утра и осознанию вредной и давней динамики между ними. Все оказалось связано с придирчивостью матери Мужа-Мямли, и этого уже многовато, чтобы вдаваться в подробности, но их хорошие новости и свежий аромат осени привели меня в сказочное настроение.

Я уже почти не помню те дни в первые недели после переезда сюда, когда то и дело приходилось возвращаться к мысли, не было ли ужасной ошибкой, соглашаться на все это. Переезжать в дом, оказавшийся дырой, куда улетают деньги. Бросать большой город ради этого городка. Честнат-Хилл, штат Нью-Йорк, где каждый день похож на среду.

Но если среда будет похожа на прошлую, я полностью «за». В тот день на пути из «Фарреллс» в час дня, с багажником полным продуктов, мной через окно ресторана «Парлор» был замечен Сэм. Припарковавшись у банка и прокравшись за спиной Сэма мне удалось застать его врасплох – он разгадывал кроссворд, сидя за барной стойкой и потягивая минералку с лаймом. Мы наслаждались тихим обедом, он ел сэндвич с рыбой, а я – фирменный средиземноморский ланч. Все это было так чудесно расслабленно, совсем не похоже на обычный городской стресс, когда мне и в голову не придет заказать обед за двадцать долларов, не беспокоясь ни о чем на свете. Пока мне снова не пришлось солгать Сэму.

Уже не в первый раз он спросил, думал ли я о своих долгосрочных планах, и хотя он изо всех сил старался не высказывать никаких суждений в мой адрес, скрытый смысл был ясен. Ты хоть когда-нибудь начнешь с пользой проводить свои дни? Я ненавижу чувствовать себя глупо, и потому ложь сама сорвалась с языка.

– Забавно, что ты спросил. Так уж вышло, что как раз сегодня мне предложили стать волонтером. Гид от исторического общества Честнат-Хилла, – улыбка играет на моем лице. – Волонтерство давно казалось мне привлекательным (отчасти это правда), внезапно у меня возник порыв зайти на сайт организации (менее верно, но не исключено). Там было объявление о наборе добровольцев, а дальше оставалось только подать заявку (откровенная ложь).

Сэм был достаточно вежлив, чтобы не указывать на то, что мы оба и так знаем: у меня чрезвычайно высокая квалификация для этой (фальшивой) волонтерской работы. Но мы согласились, что это хорошая идея, и, честно говоря, мне нравилось представлять, как я развлекаю полный автобус старых сплетниц из Бостона. Указываю им на старые магазинчики, где продаются столь необходимые вещи для недавних переселенцев из больших городов. Торшеры середины века. Фермерские обеденные столы. Гамбургеры за восемнадцать долларов, к которым не имеют приличия подавать гарнир из картофеля-фри.

И хотя ложь Сэму – ужасная привычка, для меня есть вещи и похуже, чем принимать душ и выходить из дома на два часа в день, три раза в неделю (это мой примерный график). У меня есть составленный мною список культурных объектов, которые я планирую посетить в те часы, когда нужно будет выходить из дома. И, чтобы максимально использовать эту ложь, начать нужно прямо сейчас, в три часа дня в эту прекрасную среду. Мой первый день на «работе» – в Историческом обществе Честнат-Хилла. Мое настроение поднимается, когда я въезжаю на стоянку перед маленьким белым зданием. Построенное в 1798 году, оно содержит коллекцию предметов из тех времен, когда Честнат-Хилл был процветающим центром кирпичного производства, выставку артефактов времен Гражданской войны и постоянную экспозицию о семье Лоуренсов, основателей города.

Я паркуюсь рядом с единственной машиной на стоянке, темно-коричневым «Бьюиком», и поднимаюсь по трем шатким ступенькам. Лысый мужчина за конторкой, похоже, искренне удивляется, увидев меня. – Вам помочь?

– Да, я хочу посмотреть постоянную экспозицию. – Я держу в руках статью, распечатанную с сайта: «Лоуренсы – семья основателей Честнат-Хилла». Я не могу удержаться и наклоняюсь вперед, чтобы дать ему небольшой совет. – Что за банальное заглавие. Может, вы предложите что-то более вдохновляющее?

– Второй этаж, – говорит он с отсутствующим видом. – Лифт сломался, поднимайтесь по лестнице.

– Спасибо. – Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, меня волнует мысль о том, что я смогу узнать еще больше о семье, чей дом я занимаю, о химических магнатах, создавших состояние, загрязняющее землю, их усилия увековечены здесь, на втором этаже: тридцать две панели, которые не мешало бы хорошенько протереть от пыли.

Я начинаю с самого начала. Джеймс Майкл Лоуренс сделал свои деньги на нефти, прежде чем обратиться к химикатам.

Филипп, большой покровитель искусств.

Мартин, вложивший деньги в газеты и свою жену Селесту.

У меня такое чувство, что теперь, изучив большую часть бумаг Агаты Лоуренс, я знаю их всех очень близко. Джеймса свалил жар из-за скарлатины. Мартина мучает колит. Филипп работает над введением сухого закона в округе Грин.

Конечно, больше всего меня интересует Агата. Местные думают, что знали ее: одинокая женщина, которая умерла в одиночестве в шестьдесят семь; бедная старая дева на холме. Но она была совсем не такой. На самом деле, она, возможно – самая интересная женщина, когда-либо встреченная мной. Найденные мною страницы ее дневника по-настоящему завораживают. Она была бесстрашно независима и умна, входила в первый женский класс, принятый в Принстон в 1969 году. После окончания колледжа редко общалась с другими членами семьи – все они были убежденными консерваторами. Будучи дизайнером текстиля, она путешествовала по миру, большую часть времени в одиночку. Ее работы выставлялись в галереях Нью-Йорка и Лондона, и она жила с женщиной в Сан-Франциско, когда узнала, что ее отец умер. Она знала, что этот день придет, что она станет единственной наследницей поместья Лоуренсов. И она вернулась в Честнат-Хилл, в семейный дом, где удивила всех, продав компанию и потратив большую часть выручки на покупку больших земельных участков, которые передала в трастовый фонд, компенсируя то, что ее семья в течение нескольких десятилетий была худшим загрязнителем в штате Нью-Йорк.

«Фурия» – так мой отец называл таких женщин, и это не было комплиментом. Слишком амбициозные и дерзкие. Но меня такие очаровывают. В конце экспозиции есть ее фотография – она стоит перед мольбертом в гостиной дома. Подпись гласит: «Агата Лоуренс умерла в Доме Лоуренсов в возрасте шестидесяти семи лет. Она была последним живым членом семьи». Я долго стою перед этим снимком, рассматривая пытливое выражение ее лица, ярко-рыжие волосы и гадая, не страшно ли ей было в тот день, когда она умерла, одна в своем кабинете.

Будильник на моих часах громко звонит, напоминая, что «счастливый час» с Сэмом начинается через сорок пять минут. Я направляюсь к двери, горя желанием вернуться домой и увидеть его. Он захочет услышать все о том, как прошел мой день.

Глава 9

Сэм делает шаг вперед в очереди, его голова кружится. Под мышкой зажат фирменный бланк «Бурных вод» – доверенность, подписанная его матерью. Всего один кассир – девушка лет двадцати с лишним, с темно-рыжими кудрями и веснушчатым лицом. Она жует нижнюю губу, ожидая, пока женщина за стойкой достанет из бумажника свою банковскую карточку. Сэм нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Звонок. Он делает шаг вперед и откашливается.

– Я пришел закрыть счет и переоформить его на свое имя. Вот документ, – он протягивает ей письмо.

– Я вам помогу, – говорит она, одарив его ослепительной улыбкой. Он не сводит глаз с ее лица, подальше от блузки, где пуговицы сражаются в чудесной версии перетягивании каната на ее груди. Не делай этого, Сэм. Не смотри вниз. Она просматривает бумаги и поворачивается к клавиатуре. – Вы уже подготовили костюм на Хэллоуин? – спрашивает она, щелкая по клавиатуре длинными розовыми ногтями.

Сэм улыбается, с языка готов сорваться его типичный ответ из прежних времен. Нет, но мне нравится твой. Горячая кассирша банка. Очень умно.

– Пока нет, – говорит он вместо этого. Мысленно он уже направляется в «Парлор», где через двадцать минут должен встретиться с Энни. Она не знает, что письмо уже пришло. Энни не было дома, когда доставили почту, и Сэм вскрыл письмо прямо у почтового ящика, чувствуя, как спадает тяжесть. Наконец-то. К письму было приложена справка от штатного врача, с его выводом, что Маргарет в здравом уме. Как на крыльях, Сэм влетел в дом и выписал чеки кредитным компаниям, прежде чем позвонить в «Парлор» и забронировать столик в задней части зала и бутылку «Шато Палмер Марго» 2009 года с графитовыми и лакричными нотками и ценником в 150 долларов.

Сэм тянется за мини-сникерсом из миски рядом со стаканчиком с ручками, когда принтер выплевывает лист бумаги. Девушка кладет его перед Сэмом. Он чувствует себя до неприличия неловко; конечно, кассир не привыкла к людям, входящим сюда за суммой в 2 миллиона долларов. Но выражение ее лица никак не меняется, и он вынужден отдать ей должное. Она настоящий профессионал.

– Хорошо, – произносит она и подмигивает, когда Сэм заканчивает подписывать. – Хотите получить их наличными?

Он смеется. – Определенно. Можете сложить все это в несколько больших мусорных мешков?

Она смеется вместе с ним, а потом колеблется, неуверенная. – Вы серьезно? Вам нужны наличные?

– Нет, – отвечает он. – Кассового чека достаточно.

Она снова стучит по клавиатуре, и Сэм чувствует прилив восторга.

– Все готово, – отчитывается девушка, протягивая ему чек. 274 доллара и 18 центов.

– Тут неверно. – Сэм смотрит на нее, паника захлестывает его тело выбросом адреналина. – Там было… больше.

Она возвращается к экрану. – Дайте посмотреть. – Она проводит пальцем по экрану, проверяя счет. – Извините, вы правы. – Сэм с облегчением выдыхает. – Мне следовало пояснить, что мы недавно начали брать четыре доллара за закрытие счета. Я бы хотела помочь, но это запрограммировано, их снимают автоматически. – Она наклоняется вперед и понижает голос. – Банки, дружище. Они точно знают, как надуть скромного парня. Но это объясняет разницу в сумме. – Она одаривает его ослепительной улыбкой. – Можем помочь вам чем-нибудь еще? Мы предлагаем неплохую сделку по новой карте «Виза».

– Нет, я думаю, это все, – бормочет Сэм дрожащим голосом.

– Что ж, спасибо, что обратились в Банк «Северная Звезда», и… вот. – Она достает из ящика стола леденец «Тутси-поп» на палочке и протягивает ему. – Сегодня мой день рождения. Я их всем раздаю.

– Спасибо. – Сэм берет леденец и бредет на выход, но едва добирается до стула в приемной. Ему трудно дышать, в ладонях покалывает, и он вынужден напомнить себе, что надвигающаяся смерть не реальна. Он испытывает симптомы панической атаки. Бессмысленной, ведь у всего этого должно быть объяснение. Обязательно. Может быть, есть другой счет с другим номером. Что-то на имя его отца.

– Скажите, что это не Сэм Статлер! – Мужской голос доносится из-за его спины. Только не сейчас. Сэм оборачивается.

Краш Андерсен. Выпуск 1993-го года. Звездный полузащитник, известный тем, что принял вызов Джоуи Амблина и выпил шесть литров «Апельсинового Краша[27]27
  Orange Crush – марка газировки с натуральным экстрактом цитруса, создана в начале 20-го века фармакологом Нилом Уордом и бизнесменом Клейтоном Хауэллом.


[Закрыть]» на вечеринке на поле после того, как они проиграли финал штата. – Как поживаешь, приятель? – спрашивает Краш, хлопая Сэма по руке и притягивая его в неловкое объятие.

– Хорошо, Краш, отлично. – За исключением серьезного опасения, что его вот-вот стошнит.

– Да, чувак? – уточняет Краш. – Так что у тебя творится?

– О, да знаешь, – отвечает Сэм. – Все так же, по-старому. – Сэм не знает, почему он говорит именно это – возможно, ожидая, что парень вроде Краша привык слышать подобные ответы. Затем Краш рассказывает ему, как на днях пришел Джесси Альтер, и что «Все это похоже на какую-то встречу выпускников посреди банка, правда?» Сэм изо всех сил пытается изобразить внимание. Краш говорит о трех годах в должности помощника управляющего филиалом, и шести – в качестве добровольного медика скорой помощи в пожарной службе. Но Сэм сосредоточен на том, чтоб удержать в желудке свой обед. – А как насчет тебя? – Краш понижает голос и кривит губы. – Твой отец все еще живет с моделью из «Спортс Иллюстрейтед?»

– Из журнала «Талботс», – поправляет Сэм. – И нет, они разошлись. Слушай, Краш. – Сэм берет Краша за локоть. – Ты не мог бы проверить, нет ли у вас счета на его имя? Тед Статлер.

– Извини, приятель, я не уполномочен делиться такой информацией, – говорит Краш, затем наклоняется ближе и подмигивает. – Но почему бы нам не обсудить это в моем угловом номере? – Он ведет Сэма в маленькую офисную клетушку с прозрачными стенками и садится за стол, жестом приглашая его сесть на жесткий пластиковый стул. Краш тычет в клавиатуру, а Сэм убеждает себя, что все будет хорошо. Его мать ошиблась. Счет не на ее имя, а на имя его отца…

– Нет, – сообщает Краш. – Никаких счетов Статлеров, кроме твоей мамы.

– Тогда ладно. – Сэм хлопает себя по бедрам. – Спасибо за помощь.

– Рад был тебя видеть, приятель. И послушай, чувак. В эти выходные мы могли бы посмотреть игру. Ты должен прийти. Или ты стал слишком хорош для нашей компании, Статс?

Сэм поднимается, ощущая слабость в ногах. – Нет, Краш. Вовсе нет, дружище. Я приду.