Текст книги "Новые Фантастические путешествия Даши и её друзей. Книга вторая. В гостях у Леонардо"

Глава 3. Немного о генетике и эволюции

Даже вернувшись на уже ставшую родной летающую тарелку, Даше было не по себе. Чувство какой-то досады и неудовлетворённости не покидало. Синее небо уже не казалось необыкновенно ярким, да и изумрудная зелень вокруг потускнела в её глазах. Так же, скорей всего, ощущали и остальные. Во всяком случае, несколько минут на корабле они провели в полном молчании.

– Оля, это кто был? Тираннозавр? – спросила Даша.

– Не думаю, насколько я знаю, тираннозавры появились на много миллионов лет позже. Скорее всего, это были гигантозавры, они как раз жили в это время рядом с аргентинозаврами. Их правильно называть гиганотозавры, но мне больше нравится гигантозавр.

– По-моему, это больше подходит, – согласился Равиль.

– Одно дело читать, а другое – видеть своими глазами, – глубокомысленно сказал Кеша.

– Ты о чём? – спросила Даша.

– Да вот о борьбе за существование. Я читал о ней в детской энциклопедии, но не представлял себе её так. Вернее, совсем себе не представлял.

– И тем не менее благодаря ей мы все существуем, – тихо заметила Оля.

– А у вас на планете тоже есть такая борьба? – спросила Даша у Бурульки.

– Да, конечно. Хотя у нас никогда не было таких гигантских животных. Как я уже вам говорил, наша планета довольно скудна, так что всё на ней гораздо мельче и скромнее. И очень многие виды вместо борьбы даже объединяются вместе, взаимно помогая друг другу существовать.

– У нас тоже такое есть. Это называется симбиоз, – сказала Даша.

– Симбиоз? Первый раз слышу. Это что ещё такое? – пробормотал Равиль.

– Взаимно полезное сосуществование разных видов. Вот, например, деревья и грибы. Деревьям, у которых недостаточно развита корневая система, помогают грибы. Мицелий грибов добывает для растений воду из окружающей среды, а растения дают грибам органические вещества, – пояснила Даша. – Или пчёлы и цветы. Цветы специально создают нектар, привлекающий пчёл, для того, чтобы они переносили пыльцу от одного растения к другому.

– Вот это мне не совсем понятно. Насчёт нектара ясно, из него пчёлы мёд делают, а вот на черта эту пыльцу туда-сюда таскать? – спросил Равиль.

– Чтобы ответить на этот вопрос, нужно будет залезть вглубь клетки. Вы ведь знаете, что мы построены из множества клеток. Кстати, знаете, как она устроена? – спросила Оля.

– Да. Проходили. Клетка – это единица всего живого. Снаружи она окружена мембраной, а внутри есть ядро и органеллы, – без запинки быстро и чётко ответил Женя.

– В целом прав. Хотя и существуют исключения из этого правила, но мы сейчас не будем о них пока говорить.

– А что, есть исключения? – удивилась Умка.

– У всех правил есть исключения! – с ухмылкой сказал Кеша.

– Клетка – это как город в миниатюре, – продолжила своё объяснение Оля, – здесь есть свои цеха по переработке пищи, своя канализация, свои дороги и электростанции. Есть и центр, откуда организуется и управляется работа всей клетки. Там же хранится информация о её строении и функции, ведь без этого клетки не смогли бы воспроизводить себе подобных.

– Знаю, знаю, ты говоришь о ДНК, – гордо оглядывая всех, сказала Умка.

– Правильно. Именно в ДНК хранится информация о наших белках. А РНК считывает эту информацию и переносит её из ядра к органеллам, где и происходит синтез веществ. Но сейчас речь идёт не об этом. Вопрос был о том, зачем нужна пыльца. Ведь так?

– Точно, – подтвердил Равиль.

– Как я уже сказала, вся информация о строении клетки хранится в ДНК. ДНК собирается в хромосомы. Когда клетки не делятся, хромосом не видно, а перед делением и во время его мы легко можем увидеть их.

– А зачем они нужны, эти хромосомы? – поинтересовалась Даша.

– Представь себе, что тебе нужно переезжать. Я в твоей комнате бывала не раз. Если схватить охапкой вещи, как они валяются где попало, то наверняка что-нибудь потеряется. Поэтому мы укладываем вещи в чемоданы перед переездом. Так же и в клетке. Только для большего порядка в каждый чемодан-хромосому идут определённые вещи, так что легко найти нужную, если вдруг понадобится. Перед тем, как клетке поделиться, её ДНК удваивается, а затем по новым клеткам расходятся точные копии. Это понятно?

– Да, – хором сказали дети.

– Но если бы существовало только простое деление клеток, нас с вами бы не было на свете!

– Чего это вдруг? – возмутился Равиль.

– Потому что при обычном делении – митозе, клетка создаёт всего лишь свою точную копию. Все были бы одинаковые, и не было бы никакого разнообразия. Не было бы разнообразия – не было бы разных видов, не было бы эволюции и, в конце концов, не было бы человека.

– А как же обеспечивается разнообразие? – поинтересовалась Даша.

– ДНК, как известно, – это двойная спираль двух длинных-предлинных цепочек нуклеиновых кислот. В этих цепочках в виде генов записана информация. И одна цепочка соответствует другой.

– Как зеркальное отображение?

– Да. Или как две половинки одной молнии – каждому выступу и зубчику одной соответствует выемка в другой.

– Как в типографии! – воскликнул Женя и пояснил: – Я недавно был в музее полиграфии. Так вот там узнал, что раньше на печатных станках стояли матрицы. Если на них посмотришь – чёрт-те что, ничего не поймёшь, всё наоборот, всё навыворот, а если отпечатать с матрицы страницу – всё точно, как надо!

– Верно. Поэтому даже ДНК называют матричной ДНК. Так вот, когда обычные клетки делятся, они получают по обе копии ДНК. Учёные ещё в девятнадцатом веке заметили, что при митозе каждая хромосома создаёт свою копию, и они расходятся по дочерним. А вот при мейозе – процессе созревания половых клеток, количество хромосом уменьшается вдвое – у человека, например, в обычных клетках 46 хромосом, а в половых 23.

– А, поняла! И когда половые клетки от родителей сливаются во время полового акта, количество хромосом восстанавливается! – догадалась Дашка. – Вот почему я и на маму похожа, и на папу.

– Так вот зачем нужен половой процесс, а вовсе не для того, что ты подумал, Рав! – сказала Умка.

– А чё я? Я ничё.

– Тогда перестань глупо ухмыляться.

– А почему я похож ещё и на дедушку с бабушкой, да притом с разных сторон? – удивился Кеша.

– Дело в том, что при мейозе происходит ещё один процесс – обмен информацией. Две половинки хромосом склеиваются во многих местах между собой, и их кусочки меняются местами, то есть переходят из одной хромосомы в другую. И поэтому в каждой отдельной хромосоме оказываются гены и от мам, и пап, от дедушек и бабушек и, вообще, от всех предков. А потом к этой, по сути дела, новой хромосоме приходит другая с похожим набором генов, но от партнёра. И это, в свою очередь, приводит к ещё большему отличию следующего поколения от предыдущего. Так и обеспечивается разнообразие внутри вида. Поэтому мы так не похожи друг на друга.

– Вот вам теория Дарвина в кратком изложении, – с ухмылкой сказал Женя.

– Нет. Это не теория Дарвина. Всё, что я рассказала до сих пор, это клеточная теория и начало генетики. Об эволюции мы ещё практически не говорили. Скажите, кто из вас знает об этой теории?

– Нам этого не задавали, – оправдалась Умка.

– Я читал что-то об этом… – туманно пробормотал Кеша.

– Теория о том, как произошли виды, – бодро сказала Даша, но потом добавила: – Однако это всё, что знаю…

– Всё с вами ясно. Нет ничего ужасного в том, что вы не знаете. Как, впрочем, и, на мой взгляд, девяносто процентов человечества, которые тоже с ней не знакомы. Плохо то, что, не зная деталей, не понимая сущности и не вникая, люди рассуждают о теории и даже отмахиваются от неё как неправильной, – заметила Оля.

– Я слышал, что в теории Дарвина было много недостатков? – выразил сомнение Кеша.

– Вот-вот, об этом я и говорю. А в какой теории их нет? А что остаётся, если отвергнуть её? Вера в божественное создание всего живого за семь дней? Останутся только эти религиозные догмы, не имеющие ни малейшего подтверждения, кроме «святой книги», якобы написанной под диктовку самого Бога. Вот уж где недостатков и ошибок на каждом шагу.

– Я согласен, что в этой книге полно недочётов, но ведь её писали люди, что с них взять. А главное – всё вокруг так сложно устроено, что даже трудно представить, что это могло произойти само по себе, без вмешательства Высшего Разума, – возразил Кеша.

– Конечно, гораздо проще принять, что всё создано Всевышним. И спокойней. Где-то в душе теплится надежда, что там есть кто-то, кто поможет и защитит, рассудит и воздаст по заслугам. Так и было на протяжении многих веков. Все просто верили. Но люди всегда были любознательны. Им всегда хотелось знать, что будет, как это устроено, из чего сделано и так далее. И, по мере развития общества и науки, благодаря человеческой любознательности, стали накапливаться факты, которые трудно было уложить в общепринятую версию божественного происхождения. А Дарвин собирал эти факты по всему миру. И хотя он сам был верующим человеком, огромное количество данных его исследований говорило о другой возможности, о другом пути развития. Поэтому он ждал и накапливал свои данные целых двадцать лет, прежде чем опубликовать их. Он опасался эффекта, который его книга произведёт на мыслящих людей. Что его теория может отвернуть многих от идеи о божественном сотворении мира… И это несмотря на то, что он не первый стал говорить об эволюции.

– Нет? А кто же был первым? – удивилась Умка.

– Подобные взгляды высказывали многие, но в оформленную теорию осуществил это Ламарк. Он впервые сказал, что всё произошло постепенно, от примитивных форм жизни к более сложным.

– Тогда почему создателем современной теории считают Дарвина? – спросила Даша.

– Дело в том, что Ламарк не смог найти убедительного объяснения, почему происходит эволюция. Он считал, что в живом заложено некое стремление к совершенству и это приводит к эволюции.

– А на самом деле?

– На самом деле эксперименты Дарвина и накопленные им во время путешествия данные приводили совсем к другим выводам.

– О каких, собственно, данных и опытах ты говоришь? – спросила Даша.

– Ладно, об этом чуть позже. А пока скажите, что будет, если всё потомство одной-единственной бактерии будет выживать?

– Да ничего. Бактерии такие маленькие, их даже простым глазом не увидишь, – заявил Равиль.

– Женя, ты у нас с математикой дружишь. Подсчитай, сколько будет потомства через сутки, если известно, что бактерия в среднем делится каждые двадцать минут.

– Ну, так… а потом на три… в степени… У-у-у! Что-то очень много получается! Без калькулятора сразу и не скажешь.

– Так вот, умные люди подсчитали, что уже через месяц вся Земля будет покрыта метровым слоем бактериальной слизи! – торжествуя, сказал Оля.

– Брр. Ну и примерчики у тебя, – пробормотала Умка.

– Если каждое зёрнышко пшеницы прорастёт и даст урожай, то всего через пару лет на Земле не будет ничего, кроме пшеницы! То же самое произойдёт, если прорастут все семена из шишек – ни для чего другого просто не хватит места.

– Ничего себе! А это характерно только для растений? – спросила поражённая Дашка.

– Нет, конечно. Если всё потомство бобров будет выживать, то уже через несколько десятков лет на Земле не останется лесов! И подобные примеры можно перечислять без конца.

– Ну, это чисто умозрительно. В жизни такого не происходит, – возразил Кеша.

– И да, и нет. Вы знаете, что случилось в Австралии, когда туда привезли для тамошних детей несколько кроликов на забаву? Несколько из них убежало из клетки.

– И что?

– А то, что в Австралии у кроликов не оказалось естественных врагов. Они так размножились, что уже через несколько лет правительству пришлось объявить войну кроликам – ведь они уничтожили все посевы!

– Ага! Я понял! Значит, выжить в дикой природе могут не все, только сильнейшие! – обрадовался Равиль своей догадке.

– Выживают наиболее приспособленные, – поправила его Ольга. – Борьба с условиями окружающей среды – один из трёх видов борьбы за существование.

– А остальных два? – спросил Женя.

– Борьба с другими видами. Ну как зайцы и волки, львы и антилопы. Но самой жестокой, самой беспощадной борьбой является борьба с себе подобными. Ведь волки могут, например, съесть не зайца, а белку или енота, зайцы же между собой борются за одни и те же продукты питания, за одни и те же подходящие для них условия внешней среды. Именно в этой борьбе гибнет самое большое количество живых существ.

– А разнообразие нужно, чтобы в борьбе было из кого выбирать… – задумчиво прошептал Кеша.

– Правильно! Вот до этого и додумался Дарвин. И на сотнях примеров он показал, что условия внешней среды вынуждают животных и растения приспосабливаться, используя подходящие к этим условиям признаки и свойства. Так происходит естественный отбор. Он и является, наряду с разнообразием, движущей силой эволюции видов. Но я вам ещё не сказала об одной движущей силе – мутагенезе.

– Муда чего? – переспросил Равиль.

– Не муда, а мутагенезе, процессе образования мутаций. Мутация – это изменение строения генов. Ведь разнообразие само по себе не может обеспечить появление новых видов.

– Почему?

– Потому что при простом разнообразии перемешиваются уже существующие гены. Как в колоде карт. Но новых карт при этом не образуется! Для этого и существует мутагенез.

– Вот его-то и создал Бог! – заявила Умка.

– Не факт. Мутации происходят сами собой. Вот скажи, когда ты много пишешь, ты совершаешь ошибки?

– Ну да, случайно бывает.

– Так и в природе. Перед делением клетки информация удваивается. Это значит, что на каждой половинке ДНК создается новая, соответствующая ей половинка. Но так как речь идёт о миллионах и миллионах последовательностей, с неизбежностью случайно происходят ошибки. В большинстве случаев они проходят бесследно, их находят контролирующие процесс деления белки, вырезают эти ошибки и вносят поправку. Но всё же, всё же какая-то часть ошибок проходит незамеченной. Учёные подсчитали, что в среднем происходит одна ошибка на миллион делений.

– Подумаешь. Всего одна, – разочарованно протянул Женя.

– А знаете, сколько каждый день образуется новых клеток крови у человека? Около десяти миллиардов.

– То есть около десяти тысяч ошибок в день… – пробормотал Женя.

– И это только кровь. А ведь каждый день слущиваются и вновь наращиваются миллиарды клеток кожи, кишечный эпителий, волосы, ногти – представляете, сколько ошибок происходит в нас только за один день!

– Как же мы живы ещё? – испуганно прошептала Умка.

– Для этого у нас существует иммунитет. Но это тема для другого рассказа, а сейчас вернёмся, как говорится, к нашим баранам. Благодаря мутациям появляются новые белки, они выполняют свои действия уже по-другому, а иногда вообще приобретают новые функции. У существ появляются новые свойства, и, если они дают данному существу какое-то преимущество перед другими, то оно выживет и даст потомство, которому передаст эти полезные признаки. Так появляются новые виды, так от простейших животных, от одноклеточных организмов за миллиарды лет произошёл человек! – закончила торжественно Оля.

Ребята захлопали в ладоши, а Даша сказала:

– Тебе, Оля, надо учителкой быть. Если бы мне так рассказывали на уроках – я бы давно уже всё знала.

Покраснев от смущения, довольная Ольга решила перевести внимание и спросила Бурульку:

– А у вас так же происходила эволюция?

– В общих чертах да. Думаю, это вообще общий принцип для всех живых существ во всей Вселенной. Одного не могу понять – как такие могучие существа, как динозавры, погибли, исчезли в процессе эволюции, а такие малышки, как млекопитающие, выжили и заняли весь мир?

– Точная причина не известна. Большинство учёных считают, что это произошло из-за глобальной катастрофы – падения метеорита.

– Я видела метеорит в музее. Это такой чёрный-пречёрный камешек. Неужели из-за него могли вымереть такие гиганты? – удивилась Даша.

– Могли. Ведь метеориты бывают разными: большими и маленькими, а тот, что упал шестьдесят пять миллионов лет назад, был громадным. От него даже в земле образовался кратер размером в несколько километров, который и сейчас можно увидеть из космоса, на полуострове Юкатан. Считают, что в результате этого падения в небо поднялось много тысяч тонн пыли, которые закрыли солнце на несколько месяцев, а может быть, даже лет. Солнечная энергия больше не доходила до поверхности Земли, и наступило всемирное охлаждение. Из-за недостатка солнца стали гибнуть деревья, а вслед за ними травоядные динозавры. Не стало травоядных динозавров – исчезли и хищные, ведь им уже не было на кого охотиться.

– А как же выжили млекопитающие?

– Вот тут-то и вступили в силу те приспособления, которые у них были, а у динозавров нет. Ведь появившись в эпоху господства динозавров, млекопитающие вынуждены были прятаться днём, а питаться и охотиться по ночам. Ночью температура была ниже, чем днём, и животным, у кого температура тела зависела от окружающей среды, было трудно функционировать – слишком много энергии надо было тратить, поэтому динозавры были более активны днём. А у млекопитающих температура тела была постоянной и практически не зависела от внешней. Кроме того, от холода их защищал мех. По ночам они могли нападать на мелких динозавров, а у крупных разорять гнёзда с яйцами, таким образом уничтожая их потомство. Так млекопитающие в течение нескольких сотен лет вытеснили динозавров. Хотя не все динозавры вымерли окончательно. Их потомки живут и сейчас, – заявила в конце Оля.

– Что? Динозавры… сейчас? – испугалась Умка.

– Да. Среди динозавров были и те, кто был покрыт перьями. Это помогало сохранить тепло в тени густой листвы, с другой стороны, помогало преодолевать расстояния между ветками и деревьями. Считается, что птицы – это прямые потомки этих динозавров.

– Что, и воробушки тоже?

– И воробушки, и курочки, и орлы, и страусы.

– Да… завидую я тебе, Оля, – вдруг ни с того ни с сего сказал Женя.

– Чего вдруг?

– Так ведь у тебя мечта исполнилась – ты живых динозавров видела.

– И правда, я об этом и не подумала, – прошептала Оля.

– Друзья! У меня пальцы выросли до нормальных размеров, а это значит, что мы можем отправляться в путь, – сказал Буруль.

– Ура! Давно пора. Куда мы теперь? – спросил Равиль.

– Я предлагаю в средние века, в эпоху Возрождения, – сказала Даша.

– Почему туда? – полюбопытствовал Кеша.

– Я видела на «Дискавери» одну передачу об инопланетянах. Так вот там показывали картину одного художника, на которой вроде бы была изображена летающая тарелка. Этот художник жил во Флоренции как раз в это время.

– Ну что ж, раз мы ищем следы визитов с других планет, то почему бы и нет, – согласился Женя.

– На всякий случай скажите, были ли на то время какие-нибудь известные личности? – спросил Бурулька.

– Да, конечно. Леонардо да Винчи, Микеланджело, Боттичелли… – стала перечислять Дашка, а Буруль тем временем стал проверять свой компьютер.

– Да, такие личности нам были известны. Насколько я могу судить, они были одновременно во Флоренции в 1501 году по вашему летоисчислению.

– Ну что ж, 1501-й, так 1501-й, – утвердительно сказала Оля, и все заняли свои места.

Буруль быстро задал нужные координаты и включил двигатель.

– Поехали! – крикнул Равиль, и всё закружилось перед глазами.

Глава 4. Флоренция

«Бурулька был прав: оказывается, и к этому можно привыкнуть», – подумал Кеша, терпеливо дожидаясь исчезновения цветовых пятен. Теперь можно было рассмотреть окрестности за пределами корабля. Они приземлились на зелёном холме невдалеке от небольшой рощицы. Холм являлся частью горы, острыми скалами взмывавшей к небесам. Слева на соседнем предгорье были видны развалины древней крепости. Внизу протекала речка, здесь ещё бурлящая и пенистая, а далее, ниже, она становилась спокойней и вливалась в широкую реку, которая пронизывала небольшой город вдали. Город был обнесён крепостным валом. За пределами крепости практически не было строений, разве что несколько церквей на соседних холмах да что-то вроде селений или отдельных усадеб неподалёку. Зато внутри крепостной стены дома, казалось, стоят один на другом, плотно прижавшись друг к другу стенами. Отсюда, с вершины холма, город казался бесконечным лабиринтом крыш, изредка перемежаемых головками церквей и каменными башнями. К городу шло несколько грунтовых дорог, по которым неспешно двигались обозы с каким-то скарбом.

– Вот это и есть Флоренция, – сказал Буруль, указывая на город.

– Прежде чем мы отправимся в город, нам надо хотя бы немного узнать о нём. Есть ли у тебя какие-нибудь данные о Флоренции этого времени? – спросила Оля у пришельца.

– В городе проживает около пятидесяти тысяч людей, что по тем временам не так уж мало. Город считается богатым. Здесь процветают торговля и самые разные ремёсла. Все люди объединены в гильдии по профессиональным интересам. Управляет городом и всей областью Синьория – выборный орган из граждан города.

– Не так уж много, но придётся довольствоваться тем, что есть. Теперь надо дождаться подходящей компании, – заключил Женя, и они стали смотреть по сторонам в поисках местных жителей.

Ждать пришлось недолго – по пыльной дороге двигалось несколько телег, гружённых товаром. На последней громоздилась огромная кипа сена, а на нём лениво дремали несколько подростков. Никто из впереди идущей колонны не заметил исчезновения из виду на пару секунд ребят с этой телеги, да и сами подростки не поняли, что с ними произошло. Острый луч света будто заморозил на пару минут ребят и перенёс их тела на летающую тарелку. Наши герои, по очереди прикоснувшись к одеяниям детей, превратили свои зелёные накидки в похожую одежду. Луч света столь же быстро и незаметно вернул местных ребятишек на телегу. По возвращении на стопку сена они пришли в себя, с удивлением посмотрели вокруг, ущипнули друг друга на всякий случай и, убедившись, что им просто привиделось, пожали плечами и продолжили свой путь в город. А наши путешественники благодаря копиям с одежды этих детей подготовились выйти из летающего блюдца.

– Ну что ж. Неплохо. Льняная, я думаю, рубаха, штаны, сандалии. Сойдёт, – удовлетворённо заключил Рав.

– Не знаю, не знаю. Судя по всему, в те времена ещё не придумали нижнего белья, – заметил Кеша.

– И молний тоже. Смотри, как штаны к рубашке привязаны, – показал на себя Женя.

– Знала бы моя мама, в чём мне приходится ходить… – вздохнула Умка, поправляя волосы.

– А здесь нам не понадобятся чакриды? – спросила Даша.

– Надеюсь, что нет. И у меня приятная новость – починил главный мультитранслятор, так что нас будут понимать. Но в пределах километров десяти от корабля. Этого расстояния хватит на весь город.

– Это хорошо! А то приклеивать каждому красную «родинку» та ещё забава, – сказала Оля.

– Ну что же, тогда смелее в путь! – решительно заявил Равиль, и ребята весёлой гурьбой отправились в город.

Дорога заняла всего около получаса. Со взрослых при въезде в город собирали пошлину, но детей пропустили беспрепятственно. Узкие грунтовые улицы сменялись просторными мощёными площадями, окружёнными церквями и дворцами – так, во всяком случае, казалось – выглядели эти здания очень внушительно. По площади размеренно фланировали группы людей, разодетых в шелка и бархат.

– Где-то я уже такое видела? – прошептала Умка.

Дашка воскликнула:

– Это как в старом итальянском кино «Ромео и Джульетта».

– Точно! Как красиво! Ой, погодите минутку! – крикнула друзьям Умка и умчалась куда-то в сторону.

Ребята успели только глазами проследить за ней. Она незаметно подошла сзади к одной девочке в пышном розовом платье. Девчонка сосредоточенно уплетала сладкую булку и никого не замечала вокруг. Умка дотронулась до красивой одежды, и через секунду на ней было точно такое розовое платье с бантами и лентами.

– Ну как вам? – спросила Умка, вернувшись назад.

– Очень неосторожно! – сердито сказала Оля.

– Тебе идёт, – оценил Кеша.

– Каков наш план действий? Будем искать Леонардо да Винчи? – спросил Женя.

– А как его найдёшь? Ко всем приставать, что ли? – возразил Рав.

– Давайте пока просто походим, посмотрим, послушаем, нам же спешить некуда, – предложила Даша.

В незнакомом средневековом городе было на что посмотреть. На площади вольготно разлеглись лотки с разнообразным товаром: здесь были ткани всех видов и расцветок, ковры, и тут же, рядом, продавались зелень и свежие овощи. На соседних лотках можно было найти плетёные ивовые корзины, пышные булки, медные тазы и глиняную расписную посуду. Светило яркое солнце, и вся эта палитра красок, заливавшая площадь, была бы прекрасна, если бы настроение не портил надоедливый рой мух, на который, впрочем, никто из местных не обращал внимания.

– Надо было всё же чакриды надеть, – пробормотал недовольно Кеша, отмахиваясь от жужжания над ухом.

Только теперь ребята обратили внимание, что на площади кроме пышно одетой публики были люди и поскромнее: в простых льняных рубахах, закрытых спереди кожаными фартуками, – ремесленники и их подмастерья. По запаху можно было сразу определить, к какой гильдии они принадлежат: от кожевенников воняло чем-то кислым, от ткачей – бараньей шерстью, от кузнецов пахло металлом, а от художников несло скипидаром и красками, замешанными на яйцах и растительном масле. В углу площади располагалась небольшая таверна. Столы были выставлены прямо на площади в тени трёхэтажных домов. За одним из столов сидела группа из нескольких человек, по всему видно, людей одной профессии – все они были покрыты белой пылью, но, казалось, совершенно не замечали этого. Наши путешественники остановились неподалёку, прислушиваясь к громкой компании. Среди них выделялся один коренастый угрюмый, скорей всего, черноволосый (хотя из-за пыли сразу и не скажешь) человек с искривлённым, будто слегка вдавленным в лицо носом. Несмотря на его явную молодость, все относились к нему с почтением.

– Буонарроти, скажи честно, что ты замыслил? – обратился к нему один из сидевших рядом.

– Что ты имеешь в виду?

– Что ты собираешься делать с этим бракованным камнем?

– Во-первых, я не могу ничего сказать, пока заказчики не примут решение, а во-вторых, не твоего ума дело.

– И чего ты к нему так привязался. Вон Леонардо, сколько его ни просили, так и не согласился, потому что понимает: камень загублен.

– Ни черта ты не понимаешь. Смотря как взглянуть, как повернуть его, как обработать. И потом, я на этот мрамор ещё в детстве глаз положил.

– Да уж, он там столько лет валяется, может, и отсырел совсем.

– Не отсырел, я проверял.

– А когда будет известно?

– Слушай, что ты пристал? В этой вашей Синьории никто ничего не знает, ни на что денег нет! Напрасно я вернулся во Флоренцию. Уже третий месяц сижу без дела.

В это время к столу приблизился молодой франтовато одетый человек в бархатном берете с пером:

– Извините, господа, кто из вас синьор Микеланджело Буонарроти?

– Ну я, а в чём дело? – ответил молодой человек с искривлённым носом.

– Меня прислал гонфалоньер Содерини. Он хотел встретиться с вами сегодня по неотложному делу.

– Когда?

– Как можно скорее. Он собирается быть в Синьории до конца дня, но чем быстрее, тем лучше.

– Хорошо, передай господину гонфалоньеру, что я буду скоро. Лишь переоденусь для приличия.

Молодой человек с поклоном ушёл, а все стали хлопать по плечу и пожимать руку кривоносому.

– Поздравляю!

– Уверен, что это по поводу камня!

– Давай, Буонарроти, беги!

– Спасибо. Будем надеяться, что вы правы. Если что, выпивка с меня, – сказал и откланялся.

Дети в растерянности посмотрели друг на друга.

– Неужели это и есть тот самый знаменитый Микеланджело? – с восхищённым придыханием прошептала Даша.

– Скорей всего. А что тут такого. Мы же знали, что он должен был быть во Флоренции в этот год? – спокойно сказал Женя.

– Я просто его совсем другим представляла. Больше на его Давида похожего.

– На Давида? – переспросила Умка.

– Ну да! Микеланджело – автор знаменитой скульптуры «Давид», что находится как раз здесь, во Флоренции!

– Я думаю, нам надо куда-нибудь переместиться, а то я вижу, на нас стали косо посматривать, – шепнул Кеша, увидев настороженные взгляды посетителей таверны.

– Пошли туда, где мы меньше будем привлекать внимания, – предложил Буруль, и они по узкой улочке вышли на широкое пространство между домами.

Это была самая большая площадь города из тех, что они уже посетили. Одну сторону площади замыкал дворец, украшенный лепниной по всему фронту, позади здания высилась высокая башня, а сбоку от каменных ступенек, ведущих к массивным дверям, стояла скульптура женщины. Площадь была вымощена камнем, и цоканье копыт по ней громким эхом отдавалось от зданий, окружавших площадь. Здесь толпилось много людей.

Внимание ребят привлекла группа людей, стоявшая почти в центре площади. Один из группы был флорентинец в расшитом золотом зелёном бархатном кафтане и большом берете такого же цвета, а его окружали явно иностранцы – их выдавали длинные расписные перепоясанные цветными платками халаты, мягкие кожаные сапожки с загнутыми носами и чалмы на головах. Флорентинец что-то оживлённо рассказывал, не обращая внимания на окружающих. Дети незаметно подошли сзади и стали слушать.

– Вот, дорогие гости, как и обещал. Я вас привёл на место казни Савонаролы. Он был казнён именно здесь. Видите, следы крови. – И, увидев недоумённые взгляды приезжих, поспешил добавить: – О нет! И это не его кровь. Его вместе с двумя приверженцами сначала повесили, а потом сожгли. Нет, эта кровь – просто напоминание об этом событии. Подумать только, прошло уже три года, а люди продолжают помнить о нём.

Тут он перешёл на заговорщицкий шёпот:

– В городе до сих пор полным-полно его последователей. Они-то и приносят по ночам эту кровь. Её каждый день смывают, а поутру она вновь здесь.

– Послания вашего Джироламо Савонаролы дошли даже до нашего шаха. И знаете, он отозвался о них весьма одобрительно.

– Я совсем не удивлён. Послания в целом были неплохи, хотя, на мой взгляд, он в них слегка перегнул палку, но главное, главное ведь действия и результаты. Вы не представляете себе, как выглядела наша Флоренция при его правлении – всюду люди в белых балахонах, по ночам патрули из остервенелых юнцов… Брр. А посмотрите вокруг сейчас? Всё вернулось на круги своя. По-моему, сейчас даже и попышнее будет. А Савонарола… что ж, я думаю, с годами люди позабудут о нём. Мало ли таких было в истории. Попомните моё слово, через десяток лет никто и не будет знать этого имени. А теперь, после того как мы ознакомились с достопримечательностями Флоренции, прошу в мою скромную обитель. За обедом и займёмся нашими делами.

Приезжие во главе с флорентинцем, шаркая по каменной мостовой, побрели с площади, и ребята остались одни. Площадь заметно опустела. Видимо, на самом деле наступил обеденный час.