Текст книги "Пепел"

Хадас смолчал, он постыдился так с ходу ответить на этот вопрос. Однако диктатор понял его ответ без слов. Он изобразил гримасу, видимо значащую в его понимании ободряющую улыбку.

– Наивный человек! Все не так, не так, как ты думаешь. Ты мне нужен для маскировки. Врубаешься? Ты прикрытие, ты прикрытие, как и все остальные планы фикции. И ты первый и последний, кто узнает правду. Чувствуешь, какая честь тебе оказана? Но ведь ты, вернее, твое тело честно послужило цели, или я не прав?

«Еще бы не прав», – покраснел невольно Хадас.

– Все, кто меня окружают, милый статус Ноль, не должны знать правды. Слишком сильно они цепляются за это жалкое подобие жизни, слишком сильно. Я всех их приговорил, всех, включая себя. – Самму Аргедас посмотрел на Кьюма горящими, словно лазеры наведения, глазами. – Им не повезло, им совсем не повезло родиться в такое время. Но мы все смертны, так либо иначе все обречены. С достаточного расстояния ценны только жизни, отданные чему-то большому. Я ускорил смерть, но обрек их на бессмертие.

Лазеры-глаза отодвинулись в сторону и отрешенно прощупали стены просторной комнаты. Видели ли они что-то? Хадас очень сомневался в этом. Он молчал, молчал, предчувствуя открытие великой тайны.

– Хотя и это тоже вранье. Все, все вранье. Не будет бессмертия, весь этот мир обречен, а в другом ничего не узнают о подвиге этого маленького обманутого подземного народа. Когда осуществится План, многие поймут, что произошло. Им останется только восхищаться тем, что случилось, и ждать возмездия. Вряд ли от него можно будет спрятаться: слишком силен наш противник. Знаешь, пилот, о чем я более всего жалею? Я жалею о том, что не увижу результата своего труда.

Как было понимать эти слова?

* * *

Жители верхнего, существовавшего когда-то на Гаруде и еще имеющего на Земле место, наземного мира слабо представляют себе либо вообще не имеют понятия о наличии под ними, не везде, но во многих местах суши, неизведанных глубин, полостей в твердых оболочках планет, проточенных водой или вовсе неизведанными силами за сотни тысяч, а возможно, миллионы лет. На поверхности менялся климат, свирепствовали ураганы, странствовали с места на место материки, моря отступали и наступали, а пещеры от этого всего только ширились. Они заливались соленой океанской водой, и тогда в них селились акулы или вовсе неизведанные вымершие животные, а когда через десятки тысяч лет в результате поднятия дна вода покидала их, в них могли обитать наземные животные, найдя в них безветрие и сухость. Но и те и другие селились у самого края, не заныривая и не забираясь глубоко. А переплетения природных лабиринтов, добавляя славы в бездумные топонимические выкрутасы природы, тянулись вглубь, сплетаясь и расплетаясь, ширясь и суживаясь, порой на километры внутрь и на сотни вширь.

И Хадас попал в этот мир, не имея о нем никакого представления. У него была примитивная карта, если разобраться, сомнительной достоверности; совсем слабая, но, на его дилетантский взгляд, достаточная экипировка; гравиметр, которым он едва научился пользоваться, и еще навалом всякой технической утвари, возможность прямого использования которой внушала скепсис.

Однако вначале все прошло очень лихо. Всего с двух ударов он послал в нокаут вечно сопровождающего его Хайка, носящего ранг статуса Девять, затем последовательно ввел в заблуждение трех охранников, с неповоротливыми, закостенелыми мозгами, демонстрируя им гербовую бумагу Аргедаса, и только с четвертым стражем пришлось сразиться и выйти победителем, ну никак тот не желал отпирать тяжелую стальную дверь. А потом было бегство, не разбирая дороги. И единственным звуком, который Хадас слышал очень долгое время, было свое собственное учащенное дыхание. Ну, а вслед за тем началось сужение пещеры, и бежать стало невозможным, и надо было идти на четвереньках, уподобляясь пони, да еще тащить позади свою многочисленную поклажу. Но все это время бояться окружающей тесноты ему было некогда, еще свежели воспоминания о контрразведывательном отделе, и иголки под ногтями производили большее впечатление, чем сталактиты. Он сбил колени и несколько раз буквально падал от усталости, дважды он протискивался в совсем узкий проход, заныривал в боковые окна ответвления, но успокоился, только когда подумал, что ушел от выхода из города достаточно далеко. Тогда он некоторое время полежал, наслаждаясь покоем и угасающим стуком в висках.

Позднее он разложил перед собой карту и попытался сориентироваться. Черта лысого ему это удалось.

* * *

«…Вначале создание собственного ядерного потенциала было одной из главных, но не самой приоритетной задачей. Все изменилось, когда, углубившись до километра, они нашли урановые руды. Эти, расположенные близко к вулканической гряде, районы и раньше были известны как самые перспективные на планете, однако в данном случае концентрация нужного изотопа урана по отношению к основной массе была неожиданно велика. Самму Аргедас провел совещание с физиками, причем в отличие от обычных заседаний, на которых он не слишком давал развернуться чужим мнениям, в этот раз он выслушал все стороны. Общий вывод, который был сделан, сводился к тому, что наличие такой природной аномалии ведет к упрощению любого из известных сложных процессов отсеивания урана-235 от общей массы, будь то электромагнитное разделение либо что другое. Вернувшись с симпозиума, подземный император тут же отдал распоряжения и выделил необходимую рабочую силу для решения параллельно нескольких производственных задач. Началась расчистка места, а затем и строительство большого газодиффузионного завода и еще трех автоматизированных заводов, основанных на других методах разделения изотопов: электромагнитном, центрифугированном и термодиффузионном. Одновременно облаченные в несколько переделанные космические скафандры люди, оседлав горнодобывающую гусеничную технику, начали добычу руды. Большой сложностью, как и прежде, оставалась отгрузка встречной породы. Однако и тут подземное государство не нарушило главного принципа своего существования – маскировки: весь сор, почти с самого начала, сбрасывали по гигантским трубам в океаническую впадину Маркаколь, начинающуюся всего в двадцати километрах от берега. Если бы не наличие этого природного мусоросборника, уже через несколько лет разрастания государства им бы было необходимо начать производство гигантских подводных барж для отвоза высверленного скального грунта куда-нибудь подальше. Это повлекло бы за собой новые трудности в виде еще большего разрастания инфраструктуры. Создание еще одного вида производства – дело нешуточное. Из-за специфических условий даже наличие сложной технологии не позволяло „землекопам“ так расширять веер достижимых в перспективе целей.

К моменту получения первого килограмма пушечного урана подземному царству-государству грозило столько деструктивных факторов, что только наличие единоначалия и закрытость информации помогали их сдерживать. Главным фактором были люди, существа, сформировавшиеся на другой планете от обезьян, а не от кротов. Самму Аргедас усилил репрессивный аппарат, зажимая подданных в еще более узкие рамки. Через считанные земные годы, но всего через оборот Гаруды вокруг Индры жизнь местного населения по своему духовному насыщению мало отличалась от бытия муравьев. А вредные процессы продолжали наваливаться. Выяснилось, что поставленная вначале в тесные пределы демографическая проблема, в смысле ограничения рождаемости, теперь, в условиях, когда в этой проблеме нужно было опираться только на собственные ресурсы, не дает восполнения населения. Раньше имелся неистощающийся поток беженцев сверху: теперь же, после «закупорки», он полностью иссяк. А смертность росла, как детская, так и взрослая. Этому в немалой степени способствовало радиоактивное загрязнение, несмотря на препоны, проникающее сверху и растущее еще более за счет увеличения масштабов работ, связанных с бомбой. Кроме того, в условиях увеличения фронта деятельности и продолжительности рабочего времени почти до всего наличного умножалось количество несчастных случаев: они вели к инвалидностям и смертям от недостаточно приоритетного отношения к медицине. Самму Аргедас создал службу ликвидации инвалидов как тайный подотдел главенствующего Департамента Общего Министерства по Срочным Вопросам (ОМСВ), занимающегося в основном аналогичными делами. Новый подотдел носил милое название «Служба Конфирмации». В первую неделю своего существования он добавил в общие резервные запасы мяса города-державы Джунгария пятьдесят тонн свежатины. Кости пошли на муку в качестве пищевой добавки. Мозги широких масс не узнали об этом, но их желудки почувствовали.

Однако увеличение числа мешающих факторов окончательно убедило диктатора в нежизнеспособности собственного детища-государства. Он навсегда уразумел, что единственной целью его существования может оставаться только возмездие. Оно оправдывало любые средства.

Атомные бомбы, конечно, являлись серьезным достижением, однако они были слишком слабым аргументом против агрессора, предположительно оседлавшего естественный спутник планеты и продолжающего обрабатывать Гаруду мощнейшими водородными бомбами. Все взрывы, производимые на поверхности или в атмосфере над ней, порождали сейсмические волны, которые отмечались приборами. Эта не прекращающаяся бандитская акция требовала адекватного ответа. Когда была запущена третья глубинная атомная станция, электроэнергии стало достаточно для производства тяжелой воды, а на основе ее – трития. Пущенные на массовый поток атомные бомбы должны были послужить запалами для будущих супервзрывов. Изотоп водорода дейтерий для этого не годился: температура его слияния в новые ядра составляла сотни миллионов градусов, а атомный взрыв давал только десятки. А вот тритию этого было достаточно. Они стали его накапливать…»

Вольное толкование исторических документов. Снова фрагменты, не вошедшие в издание.

* * *

Он не знал, сколько миновало времени, после того как в конце третьих суток расколотил часы. Он вполне мог тогда расколотить и голову, чудом не разбил фонарь – он вместе со всем своим снаряжением упал с восьмиметрового отвеса на маленький скальный выступ бесконечного темного колодца. Это случилось из-за дурацкой, но вызванной необходимостью экономии: он полз вперед по узкой пещере, выключив свет, давая аккумулятору фонаря возможность восстановить свои качества. Кто мог знать, что ход оборвется так внезапно?

Когда Хадас врубил этот злосчастный фонарь, он сразу же прикрыл привыкшие к темноте глаза, а когда он снова отворил входной фотоэлектрический канал информации, ему стало жутко: одна нога уже свешивалась с края в бездну. Он поспешно подтянул ее и с ужасом послал луч вниз: дна не было. Он перестроил фокусировку своего подсевшего прибора, удлиняя луч до предела… Куда-то в безмерную даль, возможно в ядро Гаруды, уходили неровные, истертые древними водопадами стены: Хадас представил, как летит между этими откосами, все более ускоряясь, летит и летит без остановки. Тогда ему стало до жути страшно. Он долго смотрел вниз, вцепившись в скалу застывшими пальцами, напрасно выискивая привыкшими к темноте глазами подобие дна. Затем он осветил верх, оценивая высоту своего полета. Потом он подумал о возможности выбраться назад и о том, что теперь уже точно никто его не найдет. А затем его мозг, перегруженный этими страхами и задавленный расстилающимся вокруг пессимизмом, внезапно выключился, и Хадас погрузился в короткий, тяжелый сон. И снова его преследовали кошмары, и благо его было в том, что он не ворочался во сне: лишь сантиметры отделяли его от бездны, и не был он закреплен никакими страховочными фалами. А сложнейшее во Вселенной соединение нейронов плело и плело вуаль, заслоняющую реальность…

* * *

«…Итак, поставленные политиками в патовую ситуацию, да и не только политиками, а всем ходом предыдущих событий, пришедших из ветвящихся вариантов прошлого и в силу не просчитываемых достаточно заблаговременно обстоятельств, обе военные сверхгруппировки продолжали маневрировать, причем обе старались учитывать в своей ратной работе не только чисто военные факторы, чем заранее выходили из собственной компетенции.

Истребитель-бомбардировщик не первой свежести, но тем не менее вполне надежный и доработанный для выполнения отданного задания, уже сорок минут находился над чужой, в данный момент вражеской территорией. Незадолго до этого он, замаскированный дымовой завесой, поднялся с литовского аэродрома и на сверхмалой высоте пересек незримую линию русской государственной границы. Его действия прикрывало целое крыло похожих истребителей, продолжающих маневрировать без нарушения пограничных законов. Кроме того, в его интересах работали наземные постановщики помех, а также находящиеся в Балтийском море корабли Атлантического альянса. Ну а для его наведения в настоящий момент на высоте сто восемьдесят километров фиксировал свои объективы микроспутник нового поколения.

Целью этой сложной затеи было обнаружение подвижного российского комплекса для запуска баллистических ракет и вывод его из строя. В текущие минуты боевой самолет, вооруженный целой кучей ракет небольшой дальности поражения, с дозвуковой скоростью несся над лесным массивом в Псковской губернии, ближе к ее южной оконечности. Оба летчика были прекрасными спецами, однако плохо знали историю. А ведь в текущее сейчас время повторялась ситуация семидесятипятилетней давности, когда более тихоходные пикировщики с крестами на борту носились над этими местами, выискивая железнодорожные составы с горючкой и войсками. Обстоятельства были идентичны, хотя данный истребитель искал конкретную, очень опасную цель – она была замаскирована под пассажирский состав. В те стародавние времена фюрерская авиация не брезговала и такими мишенями, и матери наивно прикрывали головы детишек пуховыми подушками, надеясь, что пуля в своем вращении застрянет в ней, намотав перья, как веретено. Однако сейчас летчики верили, что их наведут правильно и они не сделают ошибки, но даже в неблагоприятном случае они заранее перекладывали будущие грехи на штаб, то есть считали себя ни в чем не виновными. В чем-то их логика отвечала действительности, ведь те, кто маскировал носитель ядерного оружия под перевозящий людей экспресс, тоже вряд ли могли считать себя ангелами, к тому же двигался он, как и все нормальные – неатомные поезда, по общероссийской железнодорожной сети, а значит, прятался за спинами гражданских лиц. Помнится, тогда же – три четверти века назад – арийские захватчики применяли иногда прикрытие для своих танков в виде живого щита из захваченных крестьян, но ведь они были на чужой территории, вели несправедливую войну, и режим, их породивший, давно осужден историей. Однако здесь мы наблюдали сходную ситуацию, что подтверждало тезис о том, что войны, не глядя на различные словесно-оправдательные завесы, остаются бойнями, держащими в заложниках всех.

Судя по агентурной, всегда запаздывающей, разведке, недавно поезд-цель находился вблизи небольшого городка Великие Луки. Около месяца назад некоторые из данного класса вооружений были перебазированы ближе к границе. Это являлось показательной акцией и очередным нарушением какого-то старого договора, не преследующим военной цели, поскольку по своим тактико-технологическим возможностям данный комплекс, несмотря на некоторую моральную старость, мог поразить любую неподвижную цель на поверхности суши планеты Земля. За последние месяцы обе стороны преступили не один ранее подписанный документ, иногда сообщая об этом заранее, а чаще не сообщая, что лишний раз доказывало фразу: «Бумага стерпит все».

Исходя из последних данных, переданных спутником, который, к сожалению для атакующей стороны, не мог зависнуть над нужным местом, так как двигался в бесконечном падении с первой космической скоростью, объект для нападения спешил в сторону станции Новосокольники. Он торопился, насколько это было возможно в условиях русской железной дороги, и, хотя ему на всех участках давали зеленый свет, он все равно не мог разогнаться более пятидесяти километров в час, следуя инструкции и учитывая реликтовую безремонтность пути: не хватало еще свалиться под откос в собственных, не полностью порубленных лесах. Однако, несмотря на громадную разницу в скорости самолета и этой новой разновидности бронепоезда, истребитель не успевал на данном участке выполнить задание, и это очень волновало стратегов. В предоставленных обстоятельствах непосредственных исполнителей устроило бы начало крупномасштабного конфликта, поскольку в этом случае поезд вынужден бы был остановиться и подготовиться к стрельбе. На раскрытие маскировочного кокона и вертикальный подъем боевых контейнеров у него уходило более пяти минут по экстренным нормам, а этот срок вполне устраивал нападающих: воздушный хищник, идущий по следу, мог успеть за эти минуты многое, да и, кроме того, цель бы полностью демаскировала себя, что сняло бы последние морально-этические барьеры, если они еще имелись. Сложность дальнейшего преследования заключалась в том, что на самой станции атака запрещалась, так как война, можно сказать, еще не велась, по крайней мере в своих критических проявлениях. Вообще битвы всегда принято считать начатыми с момента начала стрельбы, однако, когда скорости оружия превысили человеческие реакции, – это вошло в противоречие с теорией относительности, если ее рассматривать с антропологической точки зрения. Поэтому общепринятые нормировки зачета начала конфликта были одни, а вот военные ориентировались по другим, и в общем каждый плясал под свою удобную дудку, но расхлебывать приходилось всем. Следующая налагаемая сложность заключалась в том, что после Новосокольников у поезда имелось, по крайней мере, три направления дальнейшего движения, не считая поворота на сто восемьдесят градусов, а ресурс у бомбардировщика уже кончался. Имелось еще множество чисто тактических причин, в том числе незахождение в зону обнаружения ПВО, которая имела небольшие прорехи на сверхмалой высоте, чем и пользовался истребитель. В связи со всем изложенным летчикам была дана команда барражировать, ожидая новых данных разведки. Верховные стратеги имели основания надеяться, что БЖРК (боевой железнодорожный ракетный комплекс) не будет поднимать свои ракеты и делать пуски прямо со станции.

В текущее время низковысотных спутников фоторазведки над районом не находилось, последний из них унесся из сектора слежения несколько минут назад, кроме того, с юго-запада надвигался облачный фронт, это могло сделать ситуацию окончательно непригодной на данный момент, по крайней мере для этого самолета. Те, кто проводил операцию, очень рисковали и торопились. Стратегическое наблюдение за районом велось с высотного самолета-разведчика, проводящего наблюдение на предельной дальности изгиба земной поверхности относительно себя. Он сканировал местность в радиодиапазоне, на нескольких частотах. В черте города он потерял цель, однако, когда поезд выскочил с Новосокольников на юг в сторону Невеля, разведчику повезло. Поезд мчался как ошпаренный, и по пути его движения все встречные товарняки стояли. Истребитель-бомбардировщик рванулся, как гончая, почуявшая лисицу.

Он нагнал мощный дизельный локомотив, когда тот тащил свою ношу, несколько замедлив ход, следуя плавному повороту дороги, проложенной лет за пятьдесят до этого. Старинные бетонные шпалы подрагивали и, со стороны казалось, даже подпрыгивали, когда их последовательно вдавливали в наст спаренные тяжелые колеса. Истребитель вышел на цель несколько сбоку, здесь ему не мешал лес, и он парил на высоте всего лишь восемь метров над фермерскими, а может, все еще колхозными полями. Он уже фиксировал поезд своими радарами, но у пилотов была строгая инструкция поразить противника в зоне видимости, недаром они были снаряжены под завязку ракетами ближнего боя. Следуя тому же инструктажу, летчик, управляющий оружием, включил две видеокамеры, а его сосед, сидящий рядом, словно в кресле спортивного автомобиля, приподнял нос самолета вверх, увеличивая высоту. Вот теперь они увидели свою цель. Ничто не препятствовало пальнуть прямо отсюда, с восьми километров, но ничто и не мешало сблизиться еще. Они бы с радостью вообще сошлись вплотную, но скорость не позволяла выпендриваться подобно пикирующим «мессерам» времен Второй мировой войны, и, кроме того, в отличие от пуль, которые в силу привычки попадают тем точнее, чем ближе мишень, ракеты имеют обратное свойство: они стабилизируются, только получив первичный разгон. А цель каждое мгновение росла в размерах, и тяжелый дизель, все еще ничего не чувствуя, слабо дымил, выпуская остатки отработанного топлива. Иллюзия пассажирского состава была полная: грязный, давно требующий покраски корпус, немытые окна, сквозь которые было абсолютно ничего не видать, восемнадцать испачканных вагонов, в коих таились высокоточные боеголовки и их носители.

Второй пилот видел цель напрямую через стекольные дисплеи с высоты примерно четвертого этажа. Он произвел залповый пуск. Самолет даже не дрогнул в момент отделения от него агрессивных посланников. Когда впереди рвануло, истребитель отвернул в сторону, опасаясь сильного вторичного взрыва пороховых ракетных ускорителей ядерной ракеты. Скорость была относительно небольшой, а пилоты тренированны, и маневр удался. Они развернулись, описав всего лишь полуторакилометровую дугу, и снова вышли на цель. Несколько вагонов опрокинулось, несколько горело, в том числе все перевернутые, но упрямый дизель все еще продолжал, упираясь, тащить вперед три штуки, а последний тормозил его, высекая искры из рельсов: он более не имел задней колесной тележки. Камеры бесстрастно фиксировали происходящее, а летчик-наводчик снова следил за дисплеями, не отвлекаясь на завораживающее зрелище, хотя смотреть очень хотелось. Две ракеты воткнулись прямехонько в дизель: он был очень тяжел, этот сдвоенный монстр, и не опрокинулся, но зато сразу полыхнул и сдался, замирая. Пилоты не слышали грохота, как сталкивались оставшиеся прицепы – все покрывал вой их собственного стремительного летуна. Они снова совершили пертурбацию, на некоторое время теряя поезд из своей зоны непосредственной, визуальной видимости. Теперь они заходили спереди, вдоль состава: что-то было странно, оба обратили внимание, но не успели обменяться репликами, пока не было времени на дискуссии. Теперь горело почти все, но вот что неожиданно: отсутствовали вторичные мощные взрывы, подспорья которых они боялись. Или поверженные ракеты спасали от подрывов сложные системы предохранения, чье использование было немудрено предвидеть на подвижном комплексе, либо… Оба похолодели, потому что догадка пришла в их головы одновременно: это была не их цель, это вообще не должно было в данной операции являться целью, они ошиблись, точнее, те, кто их наводил, их враг-мечта – атомный баллистический ракетный комплекс – уходил, уходил куда-то в другом направлении, по другой ветке, а эту цель им подставили, ею прикрылись, и они заглотнули наживку. А бесстрастные камеры продолжали снимать. Под ними проносились сорванные вагонные крыши, а в обезглавленных вагонах дымились… Но вообще-то в огне и пламени ничего не было видно…»

Местное летосчисление: год 2020-й. Планета Земля, Солнечная система, галактика Млечный Путь, УГВ (Условно Главная Вселенная).

* * *

Теперь он смутно понимал, что погнало его в это отчаянное, не имеющее шансов путешествие: это была какая-то смесь ребячества с чувством вины. Он хотел предупредить базу о готовящемся нападении? Но как он мог реально это сделать? Как можно было рассчитывать, что, никогда не бывая в глубинных пещерах, он сможет выбраться наружу? И что бы было в случае удачи? Ведь он уже когда-то путешествовал по поверхности славной, засыпанной пеплом Гаруды? Там между ним и Маарой оставалась непробиваемая радиоволнами и негодная для длительного дыхания атмосфера и сто сорок тысяч километров безвоздушного пространства. На странный поступок толкнул его внезапно проснувшийся долг перед родиной. Да, Хадас мог гордиться своим быстрым обучением спелеологии, попав в недра того страшного колодца, он наконец-то правильно сориентировался по карте. Оказывается, до этого он пробирался совершенно в ненужную сторону. Однако теперь он снова был в тупике. Там, где, следуя этой подозрительной карте, он должен был выползти в наклонную, сотворенную природой штольню, имелся тупик. Очень долго Хадас выбирался из узкого лаза обратно: он делал это вперед ногами и, кроме того, толкал ими мешок со всякой всячиной.

И вот теперь он снова оказался у разбитого корыта, и Золотой рыбки не предвиделось вовсе. Хадас сосредоточенно, вот уже в который раз, пересчитал наличные продукты питания: цифра снова сошлась, и их не прибавилось. Он выключил фонарь и немного посидел. Ему было холодно, там, внутри его многочисленных одежд, снятых с Хайка и с последнего виденного им охранника, было сыро от давнего пота и преодоленного давным-давно полузатопленного водой лабиринта. Он свернулся клубком, пряча озябшие руки под колени и размышляя о странах с жарким климатом. Может, им и руководили благие порывы, но сейчас он бы многое отдал для водворения на ужин с Самму Аргедасом, любая его лекция была бы сейчас в радость на фоне тепла и сухости.

Однако нужно было шевелиться, дабы согреть свое бренное тело, не могущее выполнить столь простое задание стратегического планирующего центра в голове по выходу на поверхность. Хадас вновь включил фонарь и достал гравиметр. Судя по шкале и учитывая прошлые показания, он находился ближе к краю планеты. И что же вытекало из этого? Он не был проникающей в грунт ракетной боеголовкой, не был даже кротом, он, к сожалению, обладал материальным носителем разума, и двигаться данный носитель мог только по свободной от грунта поверхности. Он мог рассчитывать только на случай – это выводило его за всякие допустимые пределы вероятности благополучного исхода, но ведь более ничего не оставалось.

* * *

– Найдите мне его, Грегори, – сказал ему статус Восемнадцать. – Поаккуратнее с ним, когда найдете. Доставьте сюда живым. Мы с вами профи, а он любитель, не думаю, что он смог уйти далеко. Возьмите с собой столько людей, сколько нужно, и торопитесь, мы с вами знаем, что делают с дилетантами пещеры, правда?

Он кивнул. Он знал, что творят с человеком подземелья, если дать им время, он действительно был профи – мастером своего дела. Он превосходил даже статуса Восемнадцать и даже в те времена, когда оба они были молоды. Они начинали вместе. Оба они были спелеологами, как и многие статусы, выдвинувшиеся впоследствии на руководящие посты. Умение ориентироваться под землей давало в новой жизни очень большую фору, а еще, как и везде, здесь помогало упорство, бешеное упорство, присущее любому из ценителей пещер. Знание окружающего мира, для большинства других казавшегося враждебной, непонятной стихией, помогало их клану наличием уверенности в своих силах. Да, когда-то они начинали это дело вместе. Самму Аргедас, будучи несколько старше, привлек его к делу освоения коры. Он утверждал, что колония выживет, только если освоит эту оболочку Гаруды. Почти никто тогда не верил Аргедасу, а Грегори поверил сразу.

Он не стал расспрашивать Аргедаса, зачем ему нужен этот землянин. Это было не его дело, да и давно они не были в панибратских отношениях, между ними стояло пять ступеней иерархии. Грегори знал, как кончили те, кто пытался держаться с диктатором по-приятельски или обсуждать его приказания. Казус заключался в том, что Грегори должен был найти того, кого сам притащил с поверхности Гаруды смеха ради, забавы для, случайно наткнувшись на него при первой и последней в истории Джунгарии наземной экспедиции, целью которой являлся осмотр местности в районах будущих ракетных стартов. Тогда у них был вездеход, а сейчас он взял с собой всего пятнадцать человек, зато самых подготовленных, трех специально выдрессированных собак и продуктов на восемь дней. Затем он погрузился в любимое царство мрака и сырости, разделив свой маленький отряд на три части.

* * *

Он не знал, сколько прошло времени, он уже не ведал, движется ли время или его вообще нет. Давно, очень давно у него кончилось все: вначале окончательно сел фонарь, потом кончилась вода, но ее он набрал, найдя по звуку, где она капает, потом, однажды как-то, но насовсем, он потерял сумку с продовольствием. Теперь у него оставался гравиметр, показания которого он не мог видеть; фонарь, могущий использоваться как молоток; веревка, метров двадцать, и собственная пропахшая потом и грязью одежда, правда, этой собственной вони он давным-давно не чувствовал. А вокруг была тьма, абсолютная, гораздо хуже космической, там ведь имелись звезды, черная-черная тьма. В этой тьме был он. И более не было ничего. Но он не был господом богом, и он не мог родить из ничего нечто.

Вначале само собой, потом с помощью сознания, затем как-то снова само собой окружающее несуществующее пространство заселилось. Он прекрасно знал, что такое галлюцинации, в свое время он проходил тренировки на длительность нахождения в одиночестве, в замкнутом помещении, без сигналов извне. Здесь было хуже. А очень скоро голод усилил эффект. Плотность населения кошмарами в этом маленьком участке Вселенной превысила допустимые пределы. Наверное, он не спал вовсе, а может, наоборот, все время спал? Память его выделывала с ним странные штуки. Иногда, выплывая в явь или пытаясь это делать, он старался загрузить мозг какой-нибудь работой. Он вспоминал секретные таблицы, многие из которых боевому пилоту надо было действительно знать наизусть. Порой он видел их перед собой как на ладони, но иногда – все пропадало, он сжимал голову, надеясь этим физическим усилием помочь – все было напрасно.

С некоторых пор он стал видеть силуэты. Порой они появлялись на грани видимости, в поле бокового зрения, но стоило повернуть голову, и в зрачках вспыхивали все те же несуществующие звездные вуали. После он начал видеть их прямо перед собой. Однажды он стал с ними говорить, он даже шагнул им навстречу. Тяжелый удар головой о скалу, со всего маху, опрокинул его вниз. Он не знал, сколько лежал без сознания.

Порой он шарил в остатках умершего материального мира Вселенной: он мацал стены вокруг, дотрагивался до капающей воды, взвешивал в руке тяжелый, такой нужный ранее прибор. Он вспомнил, как умудрился украсть его у этих туповатых подземных жителей, украсть из-под самого их носа и у них на глазах. Сейчас, судя по растущей массе гравитометра и собственного тела (он все с большим трудом мог приподняться или пошевелится), законы природы продолжали меняться. Раньше главенствующим был материальный мир, он даже освещался специальными приборами, порожденными бесконечным космосом, размеры коих были ему под стать. Назывались эти осветительные приборы – звезды. Когда-то две из них он видел довольно близко, он даже помнил, как они назывались: Солнце и Индра. Были ли ранее другие, он точно не знал, но, наверное, были. Потом сломался механизм, руководящий законами мира, наверное, таинственное слово – энтропия – победило наконец Метагалактику. Он помнил, когда это случилось, это произошло, когда последний раз потух фонарь. Хадас не знал, почему Ответственный за смену и подзарядку батареек в Метагалактике не выполнил свои обязанности, но так уж получилось. Теперь все пошло прахом. Материальный мир исчез, остался только этот маленький кусочек – уголок мироздания, и в нем он – Хадас Кьюм. Ему повезло – остальные вообще исчезли.