Текст книги "Идиот (адаптированный текст)"

Вопро́сы

1. Куда́ пришёл князь с вокза́ла?

2. Почему́ он пришёл в дом Епанчины́х?

3. Бога́т ли был генера́л Епанчи́н?

4. Ско́лько дочере́й бы́ло у генера́ла Епанчина́? Ско́лько им бы́ло лет? Как их зва́ли?

5. Как встре́тил кня́зя слуга́ генера́ла?

6. Почему́ слуга́ не хоте́л докла́дывать генера́лу о кня́зе Мы́шкине?

7. О чём рассказа́л Мы́шкин слуге́? Как его́ характеризу́ет разгово́р о сме́ртной ка́зни?

8. Почему́ слуга́ разреши́л кня́зю кури́ть?

9. Кто тако́й Гаври́ла Ардалио́нович?

10. Кто така́я Елизаве́та Проко́фьевна?

III

Генера́л Ива́н Фёдорович Епанчи́н стоя́л посреди́ своего́ кабине́та и с чрезвыча́йным любопы́тством смотре́л на входя́щего кня́зя. Князь подошёл и предста́вился.

– Так-с, – отвеча́л генера́л, – чем же могу́ служи́ть?

– Де́ла я никако́го не име́ю; цель моя́ была́ про́сто познако́миться с ва́ми. Не жела́л бы беспоко́ить… Но я то́лько что сам из ваго́на… прие́хал из Швейца́рии…

Генера́л чуть-чуть бы́ло усмехну́лся, но поду́мал и бы́стро указа́л ему́ стул. Га́ня сиде́л в углу́ кабине́та, у стола́, и разбира́л бума́ги.

– Для знако́мств вообще́ я ма́ло вре́мени име́ю, – сказа́л генера́л, – но так как вы, коне́чно, име́ете свою́ цель, то…

– Я так и предчу́вствовал, – переби́л князь, – что вы непреме́нно уви́дите в посеще́нии моём каку́ю-нибудь осо́бенную цель. Но ей-бо́гу, кро́ме удово́льствия познако́миться, у меня́ нет никако́й ча́стной це́ли.

– Удово́льствие, коне́чно, и для меня́ большо́е, но не всё же развлече́ния, иногда́, зна́ете, случа́ются и дела́…

– Причи́ны нет, бесспо́рно, и о́бщего, коне́чно, ма́ло. Потому́ что, е́сли я князь Мы́шкин и ва́ша супру́га из на́шего ро́да, то э́то, разуме́ется, не причи́на. Но, одна́ко ж, я хоте́л то́лько познако́миться.

– Позво́льте узна́ть, где останови́лись?

– Я ещё нигде́ не останови́лся.

– Су́дя по ва́шим слова́м, я бы́ло поду́мал, что вы уж так пря́мо ко мне.

– Э́то могло́ быть, но не ина́че, как по ва́шему приглаше́нию. Я же, призна́юсь, не оста́лся бы и по приглаше́нию.

– Ну, ста́ло быть, и кста́ти, что я вас не пригласи́л и не приглаша́ю. Так как мы сейча́с договори́лись, что насчёт ро́дственности ме́жду на́ми и сло́ва не мо́жет быть, то, ста́ло быть…

– То, ста́ло быть, встава́ть и уходи́ть? – приподня́лся князь, ка́к-то да́же ве́село рассмея́вшись. – Ну, проща́йте и извини́те, что побеспоко́ил.

Взгляд кня́зя был до того́ ла́сков в э́ту мину́ту, что генера́л вдруг останови́лся.

– А зна́ете, князь, – сказа́л он совсе́м други́м го́лосом, – ведь я вас всё-таки не зна́ю, да и Елизаве́та Проко́фьевна, мо́жет быть, захо́чет посмотре́ть на однофами́льца… Подожди́те, е́сли хоти́те, е́сли у вас есть вре́мя.

– О, у меня́ есть вре́мя.

– Вот что, князь, – сказа́л генера́л с весёлою улы́бкой, – е́сли вы в са́мом де́ле тако́й, каки́м ка́жетесь, то с ва́ми, пожа́луй, и прия́тно бу́дет познако́миться. А ско́лько вам лет, князь?

– Два́дцать шесть.

– Ух! А я ду́мал намно́го ме́ньше.

– Да, говоря́т, я мо́лодо вы́гляжу…

– Два сло́ва-с: име́ете вы хотя́ бы не́который капита́л? Извини́те, что я так…

– Я ваш вопро́с о́чень ценю́ и понима́ю. Никако́го капита́ла пока́ я не име́ю и никаки́х заня́тий то́же, а на́до бы-с. Де́ло у меня́, пра́вда, есть одно́, и я нужда́юсь в сове́те, но…

– Скажи́те, на что же вы собира́етесь пока́ жить и каки́е бы́ли ва́ши пла́ны? – переби́л генера́л.

– Труди́ться ка́к-нибудь хоте́л.

– О, да вы фило́соф; а впро́чем… зна́ете за собо́й тала́нты, спосо́бности, кото́рые хлеб даю́т?

– Нет-с, я ду́маю, что не име́ю ни тала́нтов, ни осо́бых спосо́бностей; да́же наоборо́т, потому́ что я больно́й челове́к и пра́вильно не учи́лся.

Генера́л стал расспра́шивать. Князь сно́ва рассказа́л всё, что бы́ло уже́ расска́зано. Оста́лся князь по́сле роди́телей ещё ма́лым ребёнком, всю жизнь жил и рос в дере́вне, так как и здоро́вье его́ тре́бовало дереве́нского во́здуха. Ча́стые припа́дки его́ боле́зни сде́лали из него́ почти́ идио́та (князь так и сказа́л: идио́та). Узна́ли, что не́кий профе́ссор Шне́йдер име́ет заведе́ние в Швейца́рии, ле́чит и от идиоти́зма, и от сумасше́ствия, при э́том обуча́ет и берётся вообще́ за духо́вное разви́тие. Шне́йдер его́ не вы́лечил, но о́чень мно́го помо́г; наконе́ц, по его́ со́бственному жела́нию и по одному́ обстоя́тельству, отпра́вил его́ тепе́рь в Росси́ю.

Генера́л о́чень удиви́лся.

– И у вас в Росси́и никого́? – спроси́л он.

– Тепе́рь никого́, но я наде́юсь… при том я получи́л письмо́…

– По кра́йней ме́ре, – переби́л генера́л, не расслы́шав о письме́, – вы чему́-нибудь обуча́лись, и ва́ша боле́знь не помеша́ет вам заня́ть како́е-нибудь нетру́дное ме́сто в како́й-нибудь слу́жбе?

– О, то́чно не помеша́ет. Учи́лся же я все четы́ре го́да постоя́нно, хотя́ и не совсе́м пра́вильно, и при э́том о́чень мно́го ру́сских книг удало́сь проче́сть.

– Ру́сских книг? Ста́ло быть, гра́моту зна́ете и писа́ть без оши́бок мо́жете?

– О, о́чень могу́.

– Прекра́сно-с; а по́черк?

– А по́черк превосхо́дный. Вот в э́том у меня́, пожа́луй, и тала́нт; в э́том я про́сто каллигра́ф. Да́йте мне, я вам сейча́с напишу́ что́-нибудь для про́бы, – ра́достно сказа́л князь.

– Пожа́луйста. Га́ня, да́йте кня́зю бума́гу. Что э́то? – обрати́лся генера́л к Га́не, кото́рый вы́нул из своего́ портфе́ля и по́дал ему́ фотографи́ческий портре́т большо́го форма́та: – Ба! Наста́сья Фили́пповна! Сама́ тебе́ присла́ла? – оживлённо спра́шивал он Га́ню.

– Сейча́с, когда́ я был с поздравле́нием, дала́. Вы, Ива́н Фёдорович, по́мните, коне́чно, про сего́дняшний ве́чер?

– По́мню, коне́чно, и бу́ду. Ещё бы, день рожде́ния, два́дцать пять лет! Гм… А зна́ешь, Га́ня, пригото́вься. Афана́сию Ива́новичу и мне она́ обеща́ла, что сего́дня у себя́ ве́чером ска́жет после́днее сло́во: быть и́ли не быть!

Га́ня вдруг побледне́л немно́го.

– Вспо́мните, Ива́н Фёдорович, – сказа́л Га́ня, – что ведь она́ дала́ мне по́лную свобо́ду реше́ния до тех са́мых пор, пока́ не реши́т сама́ де́ла…

– Так ра́зве ты… – испуга́лся вдруг генера́л.

– Я ведь не отка́зываюсь.

– Ещё бы ты-то отказа́лся! – недово́льно проговори́л генера́л. – Тут, брат, де́ло уж не в том, что ты не отка́зываешься, а де́ло в твое́й гото́вности, в удово́льствии, в ра́дости, с кото́рою при́мешь её слова́…

Князь слы́шал весь э́тот разгово́р. Он ко́нчил, подошёл к столу́ и по́дал свой листо́к.

– Так э́то Наста́сья Фили́пповна? – спроси́л он, внима́тельно и любопы́тно погляде́в на портре́т. – Удиви́тельно хороша́! – приба́вил он то́тчас же с жа́ром. На портре́те была́ изображена́ действи́тельно необыкнове́нной красоты́ же́нщина. Она́ была сфотографи́рована в просто́м чёрном шёлковом пла́тье; во́лосы бы́ли у́браны про́сто, по-дома́шнему; глаза́ тёмные, глубо́кие, лоб заду́мчивый; выраже́ние лица́ стра́стное и как бы высокоме́рное.

– Как Наста́сья Фили́пповна? Ра́зве вы уже́ зна́ете и Наста́сью Фили́пповну? – спроси́л генера́л.

– Да; всего́ то́лько су́тки в Росси́и, а уж таку́ю раскраса́вицу зна́ю, – отве́тил князь и тут же рассказа́л про свою́ встре́чу с Рого́жиным.

– Вот ещё но́вости! – опя́ть забеспоко́ился генера́л. – Тогда́ же, по́сле серёг, Наста́сья Фили́пповна всю исто́рию э́ту переска́зывала. Не вы́шло бы друго́й исто́рии како́й-нибудь! – заключи́л генера́л заду́мчиво.

– Как вам показа́лось, – спроси́л вдруг у кня́зя Га́ня, – Рого́жин серьёзный како́й-нибудь челове́к или то́лько так, шутни́к?

– Не зна́ю, как вам сказа́ть, – отве́тил князь, – то́лько мне показа́лось, что в нём мно́го како́й-то больно́й стра́сти. Да он и сам ещё как бу́дто больно́й.

– Послу́шай, Га́ня, – сказа́л опя́ть генера́л. – Ты, пожа́луйста, сего́дня ей мно́го не противоре́чь и постара́йся быть по душе́… Ты по́нял? Хо́чешь ты или не хо́чешь, в са́мом де́ле?

– Я хочу́, – вполго́лоса, но твёрдо отве́тил Га́ня, опусти́л глаза́ и замолча́л.

– Ого́! – вскрича́л генера́л, смотря́ на образе́ц каллигра́фии, предста́вленный кня́зем: – Да ведь это про́пись! Да и про́пись-то ре́дкая! Посмотри́-ка, Га́ня, како́в тала́нт!

На то́лстом листе́ князь написа́л средневеко́вым ру́сским шри́фтом фра́зу: «Смире́нный игуме́н Пафну́тий ру́ку приложи́л».

– Ого́! – смея́лся генера́л. – Да вы, ба́тюшка, не про́сто каллигра́ф, вы арти́ст, а? А ведь тут карье́ра. Вы зна́ете, князь, к како́му лицу́ мы тепе́рь вам бума́ги писа́ть дади́м? Да вам пря́мо мо́жно три́дцать пять рубле́й в ме́сяц положи́ть, с пе́рвого ша́гу. Одна́ко уж полови́на пе́рвого, – зако́нчил он, взгляну́в на часы́. – К де́лу, князь! Прися́дьте-ка на мину́тку; я вам уже́ говори́л, что принима́ть вас о́чень ча́сто не в состоя́нии; но помо́чь вам немно́го жела́ю. Месте́чко в канцеля́рии я вам найду́, оно́ потре́бует аккура́тности. В семе́йстве Гаври́лы Ардалио́ныча И́волгина, вот э́того са́мого молодо́го моего́ дру́га, с кото́рым прошу́ познако́миться, ма́менька его́ и сестри́ца освободи́ли в свое́й кварти́ре две-три меблиро́ванные ко́мнаты и отдаю́т их отли́чно рекомендо́ванным жильца́м, со столо́м и прислу́гой. Мою́ рекоменда́цию, я уве́рен, Ни́на Алекса́ндровна при́мет. Пла́та са́мая уме́ренная, и я наде́юсь, жа́лованье ва́ше ско́ро бу́дет доста́точным. Но так как тепе́рь у вас кошелёк совсе́м пуст, то снача́ла позво́льте вам предложи́ть вот э́ти два́дцать пять рубле́й. Ну, так как же вы, князь, дово́льны или нет?

– Благодарю́ вас, генера́л, вы поступи́ли со мной как чрезвыча́йно до́брый челове́к, тем бо́лее что я да́же и не проси́л. Е́сли уж вы так добры́, то вот у меня́ одно ́де́ло. Я получи́л уведомле́ние…

– Ну, извини́те, – переби́л генера́л, – тепе́рь ни мину́ты бо́лее не име́ю. Сейча́с я скажу́ о вас Лизаве́те Проко́фьевне: е́сли она́ захо́чет приня́ть вас тепе́рь же, то сове́тую воспо́льзоваться слу́чаем и понра́виться; вы же однофами́лец…

Генера́л вы́шел, и князь так и не успе́л рассказа́ть о своём де́ле, о кото́ром начина́л бы́ло чуть ли не в четвёртый раз. Га́ня закури́л папиро́су; Вдруг он подошёл к кня́зю; тот в э́ту мину́ту стоя́л опя́ть над портре́том Наста́сьи Фили́пповны.

– Так вам нра́вится така́я же́нщина, князь? – спроси́л он его́ вдруг.

– Удиви́тельное лицо́! – отве́тил князь, – и я уве́рен, что судьба́ её не из обыкнове́нных. Лицо́ весёлое, а она́ ведь ужа́сно страда́ла, а? Об э́том глаза́ говоря́т. Э́то го́рдое лицо́, ужа́сно го́рдое, и вот не зна́ю, добра́ ли она́?

– А жени́лись бы вы на тако́й же́нщине? – продолжа́л Га́ня.

– Я не могу́ жени́ться ни на ком, я нездоро́в, – сказа́л князь.

– А Рого́жин жени́лся бы? Как вы ду́маете?

– Да что же, жени́лся бы, а че́рез неде́лю, пожа́луй, и заре́зал бы её.

– Ва́ше сия́тельство! Его́превосходи́тельство про́сят вас пожа́ловать к её превосходи́тельству, – объяви́л слуга́, появля́ясь в дверя́х.

Коммента́рий

непреме́нно – обяза́тельно

ей-бо́гу – че́стное сло́во

я бы́ло поду́мал – я уже́ почти́ поду́мал

ста́ло быть = сле́довательно

припа́док – внеза́пно повторя́ющееся проявле́ние како́й-н. боле́зни (эпиле́псия)

по́черк – мане́ра писа́ть; хара́ктер начерта́ния букв в письме́

стра́стный – чу́вственный, о́чень эмоциона́льный

высокоме́рный – го́рдый

противоре́чить – не соглаша́ться с кем-н.

про́пись – образе́ц пра́вильного и краси́вого письма́

жа́лованье – за́работная пла́та

быть по душе́ (кому́) – понра́виться

каллигра́ф – челове́к, кото́рый име́ет о́чень краси́вый по́черк

уведомле́ние – сообще́ние

заре́зать – уби́ть ножо́м и т. п.

ва́ше сия́тельство – этике́тное обраще́ние к кня́зю

ва́ше превосходи́тельство – этике́тное обраще́ние к вы́сшим чино́вникам в ца́рской Росси́и; сейча́с – в дипломати́ческом этике́те обраще́ние к президе́нту, мини́стру, губерна́тору

Лизаве́та – разгово́рная фо́рма от по́лного и́мени Елизаве́та

Вопро́сы

1. Хоте́л ли генера́л знако́миться с кня́зем? Почему́?

2. Что удиви́ло генера́ла в поведе́нии Мы́шкина?

3. Что но́вого о кня́зе Мы́шкине вы узна́ли из его́ расска́за генера́лу?

4. Что ду́мал князь о Наста́сье Фили́пповне? Како́е впечатле́ние она́ произвела́ на него́?

5. Ско́лько лет исполня́лось Наста́сье Фили́пповне в э́тот ве́чер?

6. Почему́ генера́л и Га́ня жда́ли сего́дняшнего ве́чера?

7. Почему́ генера́л дал кня́зю де́нег?

8. Смог ли князь рассказа́ть генера́лу всё, что хоте́л?

9. О чём Га́ня расспра́шивал кня́зя, когда́ генера́л вы́шел?

10. Что сказа́л князь Га́не о любви́ Рого́жина к Наста́сье Фили́пповне?

11. Куда́ вы́шел генера́л?

IV

Все три деви́цы Епанчины́ бы́ли ба́рышни здоро́вые, цвету́щие, ро́слые, с удиви́тельными плеча́ми, с мо́щною гру́дью, с си́льными, почти́ как у мужчи́н, рука́ми, и люби́ли иногда́ хорошо́ поку́шать.

Генера́льша и сама́ не теря́ла аппети́та и обыкнове́нно в полови́не пе́рвого принима́ла уча́стие в оби́льном за́втраке, похо́жем почти́ на обе́д, вме́сте с дочерьми́. Кро́ме ча́я, ко́фе, сы́ра, мёда, ма́сла, осо́бых ола́дий, люби́мых само́й генера́льшей, котле́т и пр., подава́лся да́же кре́пкий горя́чий бульо́н.

Мы уже́ сказа́ли, что генера́л не торопи́л дочере́й свои́х за́муж. Но ста́ршей до́чери, Алекса́ндре, вдруг испо́лнилось два́дцать пять лет. Почти́ в то же са́мое вре́мя и Афана́сий Ива́нович То́цкий, челове́к вы́сшего све́та, с вы́сшими свя́зями и необыкнове́нного бога́тства, опя́ть захоте́л жени́ться. Ему́ хоте́лось жени́ться хорошо́; цени́тель красоты́ он был чрезвыча́йный. Так как с не́которого вре́мени он с генера́лом Епанчины́м был в дру́жбе, то и спроси́л его́, возмо́жно или нет предположе́ние о его́ бра́ке с одно́ю из его́ дочере́й? В отве́т на э́то услы́шал, что ста́ршая, Алекса́ндра, пожа́луй, и не отка́жется. Э́то была́ де́вушка, хотя́ и с твёрдым хара́ктером, но до́брая, разу́мная и чрезвыча́йно ужи́вчивая; И одна́ко бы́ло одно́ обстоя́тельство, из-за кото́рого всё де́ло могло́расстро́иться.

Э́тот «слу́чай» (как выража́лся сам То́цкий) начался́ лет восемна́дцать наза́д. Ря́дом с одни́м из богате́йших поме́стий То́цкого жил оди́н бе́дный поме́щик. Э́то был отставно́й офице́р хоро́шей дворя́нской фами́лии, не́кто Бара́шков. Когда́ его́ жена́ умерла́, он сошёл с ума́ и через ме́сяц то́же у́мер. Две ма́ленькие до́чки Бара́шкова, шести́ и семи́ лет, ста́ли воспи́тываться вме́сте с детьми́ управля́ющего То́цкого. Вско́ре оста́лась одна́ то́лько де́вочка, На́стя, а мла́дшая заболе́ла и умерла́. Лет через пять То́цкий прие́хал в своё поме́стье и вдруг заме́тил в дереве́нском своём до́ме де́вочку лет двена́дцати, весёлую, ми́лую, у́мненькую и обеща́вшую необыкнове́нную красоту́. Он пригласи́л к де́вочке о́пытную гуверна́нтку. Ро́вно через четы́ре го́да гуверна́нтка уе́хала, а за На́стей прие́хала сосе́дка То́цкого и взяла́ На́стю с собо́й. В её небольшо́м поме́стье стоя́л но́вый краси́вый деревя́нный дом. В до́ме нашли́сь музыка́льные инструме́нты, де́вичья библиоте́ка, карти́ны, карандаши́, ки́сти, кра́ски, удиви́тельная ма́ленькая соба́чка, а через две неде́ли прие́хал и сам Афана́сий Ива́нович… С тех пор он заезжа́л ка́ждое ле́то, и так прошло́ го́да четы́ре, споко́йно и сча́стливо, со вку́сом и краси́во.

Одна́жды дошёл ка́к-то слух до Наста́сьи Фили́пповны, что Афана́сий Ива́нович в Петербу́рге же́нится на краса́вице, на бога́той, на зна́тной. Она́ вдруг обнару́жила са́мый неожи́данный хара́ктер. Она́ бро́сила дереве́нский до́мик и вдруг яви́лась в Петербу́рг, пря́мо к То́цкому. Тот изуми́лся: перед ним была́ соверше́нно друга́я же́нщина, ниско́лько не похо́жая на ту, кото́рую он знал.

Э́та но́вая же́нщина, во-пе́рвых, необыкнове́нно мно́го зна́ла и понима́ла. Во-вторы́х, э́то был соверше́нно не тот хара́ктер, как пре́жде, не что́-то наи́вное, иногда́ гру́стное и заду́мчивое, иногда́ пла́чущее и беспоко́йное.

Нет: тут гро́мко смея́лось пред ним необыкнове́нное и неожи́данное существо́, пря́мо заяви́вшее ему́, что никогда́ оно́ не име́ло к нему́ в своём се́рдце ничего́, кро́ме глубоча́йшего презре́ния. Э́та но́вая же́нщина объявля́ла, что ей всё равно́ бу́дет, е́сли он сейча́с же и на ком уго́дно же́нится, но что она́ прие́хала не позво́лить ему́ э́тот брак и не позво́лить по зло́сти, про́сто потому́, что ей так хо́чется.

Афана́сий Ива́нович обду́мывал про себя́ э́то де́ло почти́ две неде́ли. Себя́, своё споко́йствие и комфо́рт он люби́л и цени́л бо́лее всего́ на све́те. Он реши́л бы́ло ещё про́шлой весно́й в ско́ром вре́мени отли́чно и с доста́тком вы́дать Наста́сью Фили́пповну за́муж. Но тепе́рь Афана́сий Ива́нович реши́л посели́ть Наста́сью Фили́пповну в Петербу́рге и окружи́ть комфо́ртом. Э́то принесло́ бы ему́ по́льзу.

Прошло́ уже́ пять лет петербу́ргской жи́зни. То́цкий по́нял, что е́сли бы да́же он и сде́лал предложе́ние Наста́сье Фили́пповне вы́йти за него́ за́муж, то его́ бы не при́няли. Жила́ она́ бо́льше уединённо, чита́ла, да́же учи́лась, люби́ла му́зыку. Знако́мств име́ла ма́ло. В после́днее вре́мя не без труда́ познако́мился с Наста́сьей Фили́пповной генера́л Епанчи́н. Познако́мился, наконе́ц, и Гаври́ла Ардалио́нович… Ту́т-то и начина́ется тот моме́нт, когда́ То́цкий реши́л жени́ться на до́чери генера́ла Епанчина́.

То́цкий и Епанчи́н прие́хали к Наста́сье Фили́пповне. То́цкий на́чал с того́, что обвини́л себя́ во всём; открове́нно сказа́л, что тепе́рь хо́чет жени́ться и что вся его́ судьба́ в её рука́х. Зате́м генера́л Епанчи́н говори́л, что судьба́ его́ до́чери, а мо́жет быть, и двух други́х дочере́й зави́сит тепе́рь от её же реше́ния. На вопро́с Наста́сьи Фили́пповны «Чего́ и́менно от неё хотя́т?» – То́цкий предложи́л ей вы́йти за́муж за Гаври́лу Ардалио́новича и су́мму в се́мьдесят пять ты́сяч рубле́й.

Отве́т Наста́сьи Фили́пповны удиви́л обо́их друзе́й. Она́ как бу́дто обра́довалась тому́, что мо́жет наконе́ц поговори́ть с ке́м-нибудь по-дру́жески. Она́ ничего́ не сказа́ла про́тив возмо́жности э́того бра́ка. Она́ понима́ет це́ну деньга́м и, коне́чно, их возьмёт.

Перегово́ры начали́сь. Вся семья́ Га́ни была́ про́тив э́того бра́ка. То́цкий отку́да-то узна́л, что когда́ о́ба дру́га реши́лись купи́ть Га́ню прода́жей ему́ Наста́сьи Фили́пповны в жёны, он возненави́дел её. Изве́стно бы́ло та́кже, что генера́л Епанчи́н пригото́вил ко дню рожде́ния Наста́сьи Фили́пповны от себя́ в пода́рок удиви́тельный дорого́й же́мчуг. Об э́том же́мчуге услы́шала генера́льша Епанчина́. Генера́лу ужа́сно не хоте́лось в то у́тро, с кото́рого мы на́чали расска́з, идти́ за́втракать со свое́й семьёй. И вдруг так кста́ти прие́хал князь.

Коммента́рий

деви́ца, ба́рышня – незаму́жняя де́вушка

ро́слый – высо́кого ро́ста

ла́дный – с хоро́шей фигу́рой

оби́льный – с больши́м коли́чеством блюд

ола́дьи – небольши́е бли́ны, жи́рное блю́до из муки́

де́ло могло́ расстро́иться – не осуществи́ться, не реализова́ться

поме́стье – земе́льное владе́ние поме́щика

отставно́й – уво́ленный с вое́нной слу́жбы

управля́ющий – лицо́, веду́щее дела́ како́го-н. хозя́йства

гуверна́нтка – же́нщина, кото́рая воспи́тывает чужи́х дете́й

обнару́жить – продемонстри́ровать; показа́ть

изуми́ться – си́льно удиви́ться

презре́ние – неуваже́ние

брак – жени́тьба, заму́жество

Вопро́сы

1. Кто тако́й Афана́сий Ива́нович То́цкий?

2. Почему́ То́цкий взял на воспита́ние Наста́сью Фили́пповну?

3. Почему́ Наста́сья Фили́пповна прие́хала в Петербу́рг?

4. На ком реши́л жени́ться Афана́сий Ива́нович То́цкий?

5. Почему́ То́цкий предложи́л Наста́сье Фили́пповне вы́йти за́муж за Гаври́лу Ардалио́новича?

6. Что отве́тила Наста́сья Фили́пповна То́цкому?

7. Люби́л ли Га́ня Наста́сью Фили́пповну?

8. Почему́ генера́л Епа́нчин не хоте́л идти́ за́втракать со свое́й семьёй?

V

Генера́льша была́ ревни́ва к своему́ происхожде́нию. Каково́ же ей бы́ло услы́шать, что после́дний в ро́де князь Мы́шкин не бо́льше как презре́нный идио́т и почти́ ни́щий.

– Приня́ть? Вы говори́те его́ приня́ть тепе́рь, сейча́с? – изуми́лась генера́льша.

– О, на э́тот раз мо́жно без вся́кой церемо́нии, – поспеши́л разъясни́ть генера́л. – Соверше́нный ребёнок и да́же тако́й жа́лкий; припа́дки у него́ каки́е-то боле́зненные; он то́лько что из Швейца́рии, оде́т стра́нно и де́нег ни копе́йки; чуть не пла́чет. Я ему́ два́дцать пять рубле́й подари́л и хочу́ ему́ в канцеля́рии пи́сарское месте́чко найти́. А вас, да́мы, прошу́ его́ угости́ть, потому́ что он, ка́жется, и го́лоден…

– Разуме́ется, ма́ма, е́сли с ним мо́жно без церемо́нии; к тому́ же он с доро́ги есть хо́чет, почему́ не накорми́ть? – сказа́ла ста́ршая Алекса́ндра. – С ним мо́жно ещё в каку́ю-нибудь игру́ поигра́ть.

Сре́дняя, Аделаи́да, не вы́держала и рассмея́лась.

– Позови́те его́, па́па, ма́ма позволя́ет, – реши́ла Агла́я.

Генера́л позвони́л и попроси́л позва́ть кня́зя.

– Но обяза́тельно подвяза́ть ему́ салфе́тку на ше́е, когда́ он ся́дет за стол, – реши́ла генера́льша. – Споко́ен ли он, по кра́йней ме́ре, в припа́дках?

– Наоборо́т, да́же о́чень ми́ло воспи́тан и с прекра́сными мане́рами. Немно́го простова́т иногда́… Да вот он и сам! Вот-с, рекоменду́ю, после́дний в ро́де князь Мы́шкин, однофами́лец и, мо́жет быть, да́же ро́дственник. Прими́те, обласка́йте. Сейча́с бу́дет за́втрак, князь. А я уж, извини́те, опозда́л, спешу́… Ну, до свида́ния.

Генера́л бы́стрыми шага́ми удали́лся. Лизаве́та Проко́фьевна недово́льно перевела́ глаза́ на кня́зя.

– Что это? – начала́ она́, что́-то вспомина́я. – Ах, да… Пойдёмте, князь; вы о́чень хоти́те ку́шать?

– Да, тепе́рь захоте́л о́чень и о́чень вам благода́рен.

– Сади́тесь вот здесь, напро́тив меня́, – сказа́ла она́, уса́живая кня́зя, когда́ пришли́ в столо́вую. – Я хочу́ на вас смотре́ть. Алекса́ндра, Аделаи́да, угоща́йте кня́зя. Не пра́вда ли, что он во́все не тако́й… больно́й? Вам, князь, подвя́зывали салфе́тку за ку́шаньем?

– Пре́жде, когда́ я лет семи́ был, ка́жется, подвя́зывали, а тепе́рь я обыкнове́нно к себе́ на коле́ни салфе́тку кладу́, когда́ ем.

– Так и на́до. А припа́дки?

– Припа́дки? – удиви́лся немно́го князь. – Припа́дки тепе́рь у меня́ дово́льно ре́дко быва́ют. Впро́чем, не зна́ю; говоря́т, зде́шний кли́мат мне бу́дет вре́ден.

– Он хорошо́ говори́т, – заме́тила генера́льша, обраща́ясь к дочеря́м, – я да́же не ожида́ла. Ста́ло быть, всё пустяки́ и непра́вда. Ку́шайте, князь, и расска́зывайте: где вы родили́сь, где воспи́тывались? Я хочу́ всё знать; вы о́чень меня́ интересу́ете.

Князь поблагодари́л и, ку́шая с больши́м аппети́том, стал сно́ва передава́ть всё то, о чём ему́ уже́ неоднокра́тно приходи́лось говори́ть в э́то у́тро.

– Пойдёмте все в на́шу гости́ную, – сказа́ла генера́льша, – и ко́фе туда́ принесу́т. Сади́тесь, князь, сюда́, к ками́ну, и расска́зывайте, как вам понра́вилась Швейца́рия, пе́рвое впечатле́ние.

– Пе́рвое впечатле́ние бы́ло о́чень си́льное. Когда́ меня́ увози́ли из Росси́и, я то́лько мо́лча смотре́л. Э́то бы́ло по́сле ря́да си́льных припа́дков мое́й боле́зни, а я всегда́, е́сли боле́знь уси́ливалась и припа́дки повторя́лись не́сколько раз, теря́л соверше́нно па́мять. Когда́ же припа́дки утиха́ли, я опя́ть станови́лся и здоро́в и силён, вот как тепе́рь. По́мню: грусть во мне была́ ужа́сная; мне да́же хоте́лось пла́кать. Но ве́чером в Базе́ле, при въе́зде в Швейца́рию, меня́ разбуди́л крик осла́ на городско́м ры́нке. Осёл ужа́сно порази́л меня́ и почему́-то мне понра́вился.

– Осёл? Э́то стра́нно, – заме́тила генера́льша. – А впро́чем, ничего́ нет стра́нного, ина́я из нас в осла́ ещё влю́бится, – заме́тила она́, зло посмотре́в на смея́вшихся деви́ц.

– С тех пор я ужа́сно люблю́ осло́в. Я стал о них расспра́шивать и то́тчас же сам убеди́лся, что э́то о́чень поле́зное живо́тное, си́льное, терпели́вое; и мне вдруг вся Швейца́рия ста́ла нра́виться, так что совсе́м прошла́ пре́жняя грусть.

– Об осле́ мо́жно и не говори́ть бо́льше; перейдёмте на другу́ю те́му. Чего́ ты всё смеёшься, Агла́я? И ты, Аделаи́да? Князь прекра́сно рассказа́л об осле́. Вы их извини́те, князь, они́ до́брые. Они́ ве́трены, легкомы́сленны, сумасше́дшие.

– Почему́ же? – смея́лся князь. – И я бы так сде́лал на их ме́сте в э́том слу́чае.

– А вы до́брый, князь? Я из любопы́тства спра́шиваю, – спроси́ла генера́льша.

Все опя́ть засмея́лись. И князь смея́лся не перестава́я.

– Э́то о́чень хорошо́, что вы смеётесь. Я ви́жу, что вы добре́йший молодо́й челове́к, – сказа́ла генера́льша.

– Иногда́ недо́брый, – отве́тил князь.

– Князь, продолжа́йте. Ну, что вы, кро́ме осла́, за грани́цей ви́дели?

– Да и об осле́ бы́ло умно́, – заме́тила Алекса́ндра: – князь рассказа́л о́чень интере́сно свой боле́зненный слу́чай. Мне всегда́ бы́ло интере́сно, как лю́ди схо́дят с ума́ и пото́м опя́ть выздора́вливают. Осо́бенно, е́сли э́то вдруг сде́лается.

– Не пра́вда ли? – спроси́ла генера́льша. – Вы останови́лись, ка́жется, на швейца́рской приро́де, князь, ну!

– Мы прие́хали в Люце́рн, и меня́ повезли́ по о́зеру. Я чу́вствовал, как оно́ хорошо́, но мне всегда́ тяжело́ и беспоко́йно смотре́ть на таку́ю приро́ду в пе́рвый раз; и хорошо́, и беспоко́йно.

– Я бы о́чень хоте́ла посмотре́ть, – сказа́ла Аделаи́да. – Я вот сюже́та для карти́ны два го́да найти́ не могу́. Найди́те мне, князь, сюже́т для карти́ны.

– Я в э́том ничего́ не понима́ю. Мне ка́жется: взгляну́ть и писа́ть.

– Взгляну́ть не уме́ю.

– Я там то́лько здоро́вье улучша́л; не зна́ю, научи́лся ли я гляде́ть. Я, впро́чем, почти́ всё вре́мя был о́чень сча́стлив.

– Сча́стлив! Вы уме́ете быть счастли́вым? – закрича́ла Агла́я. – Так как же вы говори́те, что не научи́лись гляде́ть? Ещё нас нау́чите.

– Научи́те, пожа́луйста, – смея́лась Аделаи́да.

– Ничему́ не могу́ научи́ть, – смея́лся и князь, – я всё почти́ вре́мя за грани́цей про́жил в швейца́рской дере́вне. Снача́ла мне бы́ло не ску́чно; я стал ско́ро выздора́вливать; пото́м мне ка́ждый день станови́лся до́рог, и чем да́льше, тем доро́же, так что я стал э́то замеча́ть. Ложи́лся спать я о́чень дово́льный, а встава́л ещё счастли́вее. А почему́ э́то всё – дово́льно тру́дно рассказа́ть.

Снача́ла я всё ду́мал, как бу́ду жить. Но я вам лу́чше расскажу́ про мою́ встре́чу про́шлого го́да с одни́м челове́ком. Э́тот челове́к был вме́сте с други́ми приговорён к сме́ртной ка́зни за полити́ческое преступле́ние. Мину́т че́рез два́дцать прочтено́ бы́ло и поми́лование, и назна́чена друга́я сте́пень наказа́ния; но интерва́л ме́жду двумя́ пригово́рами, два́дцать мину́т, он про́жил под твёрдым убежде́нием, что че́рез не́сколько мину́т умрёт. В це́нтре пло́щади стоя́ли три столба́. Их трои́х повели́ к столба́м, привяза́ли, наде́ли на них сме́ртный костю́м. Про́тив ка́ждого столба́ вы́строилась кома́нда из не́скольких солда́т. Свяще́нник обошёл всех с кресто́м. Выходи́ло, что остаётся жить мину́т пять, не бо́льше. Он говори́л, что э́ти пять мину́т каза́лись ему́ бесконе́чным сро́ком, огро́мным бога́тством; ему́ каза́лось, что в э́ти пять мину́т он проживёт сто́лько жи́зней, что ещё сейча́с не́чего и ду́мать о после́днем мгнове́нии. Он рассчита́л вре́мя, что́бы прости́ться с това́рищами, на э́то дал мину́ты две, пото́м две мину́ты еще́ оста́вил, что́бы поду́мать в после́дний раз про себя́, а пото́м что́бы в после́дний раз круго́м погляде́ть. Он умира́л двадцати́ семи́ лет, здоро́вый и си́льный; проща́ясь с това́рищами, он по́мнил, что одно́му из них за́дал вопро́с и да́же о́чень заинтересова́лся отве́том. Пото́м, когда́ он прости́лся с това́рищами, наста́ли те две мину́ты, кото́рые он отсчита́л, что́бы ду́мать про себя́; ему́ всё хоте́лось предста́вить себе́, что вот как же э́то так: он тепе́рь есть и живёт, а че́рез три мину́ты бу́дет уже́ не́что, кто́-то или что́-то, – так кто же? Где же? Всё э́то он ду́мал в э́ти две мину́ты реши́ть! Невдалеке́ была́ це́рковь, и верши́на собо́ра с позоло́ченной кры́шей сверка́ла на я́рком со́лнце. Ничего́ не́ было для него́ в э́то вре́мя тяжеле́е, как беспреры́вная мысль: «Что е́сли бы не умира́ть! Что е́сли бы верну́ть жизнь, – кака́я бесконе́чность! всё э́то бы́ло бы моё! Я бы тогда́ ка́ждую мину́ту в це́лый век преврати́л, ничего́ бы не потеря́л, ка́ждую бы мину́ту счита́л бы, уж ничего́ бы да́ром не истра́тил!»

Князь вдруг замолча́л; все жда́ли, что он бу́дет продолжа́ть и сде́лает заключе́ние.

– Вы ко́нчили? – спроси́ла Агла́я.

– Что? Ко́нчил, – сказа́л князь, выходя́ из мину́тной заду́мчивости.

– Да для чего́ же вы про э́то рассказа́ли?

– Так… мне вспо́мнилось… я к разгово́ру…

– Вы, князь, – заме́тила Алекса́ндра, – хоте́ли сказа́ть, что ни одного́ мгнове́ния на копе́йки цени́ть нельзя́, и иногда́ пять мину́т дороже́ сокро́вища. Всё э́то хорошо́, но как же э́тот прия́тель, кото́рый вам таки́е стра́сти расска́зывал… ведь ему́ перемени́ли же наказа́ние, ста́ло быть, подари́ли же э́ту «бесконе́чную жизнь». Ну, что же он с э́тим бога́тством сде́лал пото́м? Жил ли он, счита́я ка́ждую мину́ту?

– О, нет, во́все не так жил и мно́го, мно́го мину́т потеря́л.

– Ну, вот вам и о́пыт, и нельзя́ так жить, счита́я ка́ждую мину́ту.

– Да, мне самому́ э́то каза́лось… А всё-таки, как-то не ве́рится…

– То есть вы ду́маете, что умне́е всех проживёте? – сказа́ла Агла́я.

– Да, мне и э́то иногда́ ду́малось.

– И ду́мается?

– И ду́мается, – отвеча́л князь, по-пре́жнему с ти́хою улы́бкой; но то́тчас же рассмея́лся опя́ть и ве́село посмотре́л на Агла́ю.

– Скро́мно! – сказа́ла Агла́я почти́ зло.

– А каки́е, одна́ко же, вы сме́лые, вот вы смеётесь, а меня́ так всё э́то порази́ло в его́ расска́зе, что я пото́м во сне ви́дел, и́менно э́ти пять мину́т ви́дел…

Он внима́тельно и серьёзно ещё раз обвёл глаза́ми свои́х слу́шательниц.

– Вы не се́рдитесь на меня́ за что́-нибудь? – спроси́л он вдруг.

– За что? – закрича́ли все три деви́цы с удивле́нием.

– Да вот, что я всё как бу́дто учу́…

Все засмея́лись.

– Е́сли се́рдитесь, то не серди́тесь, – сказа́л он. – Я, мо́жет быть, иногда́ о́чень стра́нно говорю́…

И он засте́нчиво улыбну́лся.

– Е́сли говори́те, что бы́ли сча́стливы, зна́чит, жи́ли не ме́ньше, а бо́льше; заче́м же вы извиня́етесь? – стро́го начала́ Агла́я. – А жаль, князь, что вы сме́ртной ка́зни не ви́дели, я бы вас об одно́м спроси́ла.

– Я ви́дел сме́ртную казнь, – отвеча́л князь.

– Ви́дели? – вскрича́ла Агла́я. – Я бы должна́ была́ догада́ться! Е́сли ви́дели, как же вы говори́те, что всё вре́мя сча́стливо про́жили?

– А ра́зве в ва́шей дере́вне казня́т? – спроси́ла Аделаи́да.

– Я в Лио́не ви́дел. Как прие́хал, так и попа́л.

– Что же, вам о́чень понра́вилось? Мно́го поучи́тельного? Поле́зного? – спра́шивала Агла́я.

– Мне э́то во́все не понра́вилось, и я по́сле того́ немно́го бо́лен был, но призна́юсь, что глаз оторва́ть не мог.

– Я бы то́же глаз оторва́ть не могла́, – сказа́ла Агла́я.

– Расскажи́те про сме́ртную казнь, – переби́ла Аделаи́да.

– Мне бы о́чень не хоте́лось тепе́рь… – смути́лся князь.

– Вам то́чно жа́лко нам расска́зывать, – сказа́ла Агла́я.

– Нет, я потому́, что я уже́ про э́ту са́мую сме́ртную казнь ра́ньше расска́зывал.

– Кому́ расска́зывали?