Текст книги "Идиот (адаптированный текст)"

– Ва́шему слуге́, когда́ дожида́лся…

– Како́му слуге́? – раздало́сь со всех сторо́н.

– А вот что в пере́дней сиди́т.

– Князь – демокра́т, – сказала Аглая. – Ну, е́сли Алексе́ю расска́зывали, нам уж не мо́жете отказа́ть.

– Я обяза́тельно хочу́ слы́шать, – повтори́ла Аделаи́да.

– Ра́ньше, действи́тельно, – обрати́лся к ней князь, – у меня́ мысль была́, когда́ вы у меня́ сюже́т для карти́ны спра́шивали, дать вам сюже́т: нарисова́ть лицо́ приговорённого за мину́ту до сме́рти.

– Как же э́то лицо́ нарисова́ть? Како́е же э́то лицо́?

– Э́то ро́вно за мину́ту до сме́рти, – с по́лною гото́вностью на́чал князь, – тот са́мый моме́нт, когда́ он подня́лся на ле́сенку. Тут он взгляну́л в мою́ сто́рону; я погляде́л на его́ лицо́ и всё по́нял… Зна́ете, тут ну́жно всё предста́вить, что бы́ло до того́, всё, всё. Он жил в тюрьме́ и ждал ка́зни, – по кра́йней ме́ре ещё че́рез неде́лю. А тут вдруг по како́му-то слу́чаю де́ло бы́ло сокращено́. В пять часо́в утра́ он спал. Э́то бы́ло в конце́ октября́; в пять часо́в ещё хо́лодно и темно́. Вошёл тюре́мщик тихо́нько и осторо́жно тро́нул его́ за плечо́: «В деся́том часу́ сме́ртная казнь». Он со сна не пове́рил, но когда́ совсе́м очну́лся, сказа́л: «Всё-таки тяжело́ так вдруг…» Мне ка́жется, он ду́мал доро́гой: «Ещё до́лго, ещё жить три у́лицы остаётся!» Круго́м наро́д, крик, шум, – всё э́то на́до перенести́, а гла́вное, мысль: «Вот их де́сять ты́сяч, а их никого́ не казня́т, а меня́-то казня́т!» К ме́сту ка́зни ведёт ле́сенка; тут он пе́ред ле́сенкой вдруг запла́кал, а э́то был си́льный и му́жественный челове́к, большо́й злоде́й, говоря́т, был. Наконе́ц стал всходи́ть на ле́сенку; но́ги перевя́заны и потому́ дви́жутся шага́ми ме́лкими. Внизу́ ле́сенки он был о́чень бле́ден, а как подня́лся, стал вдруг бе́лый как бума́га. Вот тут-то свяще́нник поскоре́й ему́ крест к са́мым губа́м стал подставля́ть, ма́ленький тако́й крест, сере́бряный, четырёхконе́чный, – ча́сто подставля́л, помину́тно. В э́ти са́мые после́дние секу́нды голова́ интенси́вно рабо́тает до са́мой после́дней че́тверти се́кунды, когда́ уже́ голова́ лежи́т и ждёт над собо́й звон желе́за. Я бы, е́сли бы лежа́л, наро́чно слу́шал и услы́шал! Нарису́йте так, что́бы видна́ была́ одна́ то́лько после́дняя ступе́нь ле́сенки; престу́пник встал на неё: голова́, лицо́ бле́дное как бума́га, свяще́нник протя́гивает крест, тот с жа́дностью протя́гивает свои́ си́ние гу́бы и гляди́т, и – всё зна́ет. Крест и голова́, вот карти́на, лицо́ свяще́нника, палача́, его́ двух помо́щников и не́сколько голо́в и глаз сни́зу, – всё э́то мо́жно нарисова́ть как бы на тре́тьем пла́не, в тума́не, для дета́ли… Вот кака́я карти́на.

Князь замолча́л и погляде́л на всех.

– Ну, тепе́рь расскажи́те, как вы бы́ли влюблены́, – сказа́ла Аделаи́да.

Князь с удивле́нием посмотре́л на неё.

– Вы как начнёте расска́зывать, перестаёте быть фило́софом. Расска́зывайте же.

– Я не был влюблён, – отвеча́л князь так же ти́хо и серьёзно, – я… был сча́стлив ина́че.

– Как же, чем же?

– Хорошо́, я вам расскажу́, – проговори́л князь как бы в глубо́ком разду́мье.

ревни́вый – здесь: о́чень внима́тельный

без вся́кой церемо́нии – про́сто

разуме́ется – коне́чно

подвя́зывать – завя́зывать на ше́е

ве́треный – легкомы́сленный

взгляну́ть – посмотре́ть

поми́лование – реше́ние об отме́не наказа́ния

сокро́вище – та́йное бога́тство

приговорённый – престу́пник, кото́рый получи́л пригово́р, реше́ние суда́ о наказа́нии

пала́ч – челове́к, кото́рый соверша́ет казнь

1. Была́ ли генера́льша ра́да визи́ту ро́дственника?

2. Измени́лось ли мне́ние генера́льши о кня́зе по́сле разгово́ра с ним?

3. Что рассказа́л князь о свое́й жи́зни за грани́цей?

4. Каку́ю карти́ну князь предложи́л написа́ть Аделаи́де?

5. Что рассказа́л князь о свое́й встре́че с одни́м челове́ком?

6. Когда́ лю́ди начина́ют цени́ть ка́ждую мину́ту свое́й жи́зни?

7. Почему́ на кня́зя тако́е си́льное впечатле́ние произвела́ сме́ртная казнь?

8. О чём ду́мал приговорённый к сме́ртной ка́зни за мину́ту до сме́рти?

VI

– Я всё вре́мя был там с одни́ми детьми́. Э́то бы́ли де́ти той дере́вни, кото́рые учи́лись в шко́ле. Все мои́ четы́ре го́да так и прошли́. Я им всё говори́л, ничего́ от них не скрыва́л. От дете́й ничего́ не на́до скрыва́ть под предло́гом, что они́ ма́ленькие и что им ра́но знать. Че́рез дете́й душа́ ле́чится…

Де́ти снача́ла меня́ не полюби́ли. Я был тако́й большо́й, я всегда́ тако́й мешкова́тый; я зна́ю, что я и собо́й дурён… наконе́ц и то, что я был иностра́нец. Де́ти надо мной снача́ла смея́лись, пото́м по́сле одно́й исто́рии мы подружи́лись. А пото́м па́стор и шко́льный учи́тель запрети́ли де́тям да́же встреча́ться со мной, а до́ктор Шне́йдер обяза́лся смотре́ть за э́тим. Впосле́дствии всё э́то ула́дилось, но тогда́ бы́ло о́чень хорошо́: я да́же ещё бли́же сошёлся с детьми́ и́з-за э́того. А Шне́йдер мно́го мне говори́л и спо́рил со мной о мое́й вре́дной «систе́ме» с детьми́. Кака́я у меня́ систе́ма! Наконе́ц, Шне́йдер мне вы́сказал одну́ о́чень стра́нную свою́ мысль, – э́то уж бы́ло пе́ред са́мым мои́м отъе́здом, – он сказа́л мне, что он вполне́ убеди́лся, что я сам соверше́нный ребёнок, что я то́лько ро́стом и лицо́м похо́ж на взро́слого, но что разви́тием, душо́й, хара́ктером и, мо́жет быть, да́же умо́м я не взро́слый, и так и оста́нусь, хотя́ бы я до шести́десяти лет про́жил. Я о́чень смея́лся: он, коне́чно, непра́в, потому́ что како́й же я ма́ленький? Но одно́ то́лько пра́вда: я и в са́мом де́ле не люблю́ быть со взро́слыми, с людьми́, с больши́ми, – и э́то я давно́ заме́тил, – не люблю́, потому́ что не уме́ю. Что бы они́ ни говори́ли со мной, как бы добры́ ко мне ни́ были, всё-таки с ни́ми мне всегда́ тяжело́ почему́-то, и я ужа́сно рад, когда́ могу́ уйти́ поскоре́е к това́рищам, а това́рищи мои́ всегда́ бы́ли де́ти, но не потому́ что я сам был ребёнок, а потому́ что меня́ про́сто тяну́ло к де́тям. Когда́ я, ещё в нача́ле мое́й жи́зни в дере́вне, – вот когда́ я уходи́л тоскова́ть оди́н в го́ры, – их выпуска́ли из шко́лы, всю э́ту толпу́ шу́мную, бегу́щую с их узелка́ми, с кри́ком, со сме́хом, с и́грами, то вся душа́ моя́ начина́ла вдруг стреми́ться к ним. Не зна́ю, но я стал ощуща́ть како́е-то чрезвыча́йно си́льное и счастли́вое ощуще́ние при ка́ждой встре́че с ни́ми. Я остана́вливался и смея́лся от сча́стья, гля́дя на их ма́ленькие, ве́чно бегу́щие но́жки, на ма́льчиков и де́вочек, бегу́щих вме́сте, на смех и слёзы, и я забыва́л тогда́ всю мою́ тоску́.

Когда́ я уже́ отправля́лся в доро́гу сюда́, они́ все, все́й толпо́й, провожа́ли меня́ до ста́нции. А когда́ я в Берли́не получи́л отту́да не́сколько ма́леньких пи́сем, кото́рые де́ти уже́ успе́ли мне написа́ть, то тут то́лько я и по́нял, как их люби́л. Послу́шайте, когда́ я вошёл сюда́ и посмотре́л на ва́ши ми́лые ли́ца, – я тепе́рь о́чень всма́триваюсь в ли́ца, – и услы́шал ва́ши пе́рвые слова́, то у меня́, в пе́рвый раз с того́ вре́мени, ста́ло на душе́ легко́.

Что я заме́тил в ва́ших ли́цах? Я вам с больши́м удово́льствием э́то скажу́. У вас, Аделаи́да Ива́новна, счастли́вое лицо́, из всех трёх лиц са́мое симпати́чное. Кро́ме того́, что вы о́чень хороши́ собо́й, на вас смо́тришь и говори́шь: «У неё лицо́, как у до́брой сестры́». У вас, Алекса́ндра Ива́новна, лицо́ то́же прекра́сное и о́чень ми́лое, но, мо́жет быть, у вас есть кака́я-нибудь та́йная грусть. Но про ва́ше лицо, Лизаве́та Проко́фьевна, – обрати́лся он вдруг к генера́льше, – про ва́ше лицо́ уж мне не то́лько ка́жется, а я про́сто уве́рен, что вы соверше́нный ребёнок, во всём хоро́шем и во всём дурно́м, несмотря́ на то, что вы в таки́х лета́х. Вы ведь на меня́ не се́рдитесь?

Когда́ князь замолча́л, все на него́ смотре́ли ве́село, да́же и Агла́я, но осо́бенно Лизаве́та Проко́фьевна.

– Вот и проэкзаменова́ли! – закрича́ла она́. – Но то́лько что ж вы, князь, про Агла́ю ничего́ не сказа́ли?

– Я ничего́ не могу́ сейча́с сказа́ть; я скажу́ пото́м.

– Почему́? Ка́жется, заме́тна?

– О да, вы чрезвыча́йная краса́вица, Агла́я Ива́новна. Вы так хороши́, что на вас бои́шься смотре́ть. Красоту́ тру́дно суди́ть; я ещё не пригото́вился. Красота́ – зага́дка.

– Э́то зна́чит, что вы Агла́е загада́ли зага́дку, – сказа́ла Аделаи́да. – Разгада́й-ка, Агла́я. А хороша́ она́, князь, хороша́?

– Чрезвыча́йно! – с жа́ром отве́тил князь. – Почти́ как Наста́сья Фили́пповна, хотя́ лицо́ совсе́м друго́е!..

Все перегляну́лись в удивле́нии.

– Как кто-о-о? – протяну́ла генера́льша. – Как Наста́сья Фили́пповна? Где вы ви́дели Наста́сью Фили́пповну? Кака́я Наста́сья Фили́пповна?

– Гаври́ла Ардалио́нович Ива́ну Фёдоровичу портре́т пока́зывал. Наста́сья Фили́пповна подари́ла сего́дня Гаври́ле Ардалио́новичу свой портре́т, а тот принёс показа́ть.

– Я хочу́ ви́деть! – закрича́ла генера́льша. – Пожа́луйста, князь, сходи́те в кабине́т, возьми́те у него́ портре́т и принеси́те сюда́. Скажи́те, что посмотре́ть. Пожа́луйста.

Князь попроси́л у Га́ни портре́т и вы́шел из кабине́та, пото́м вдруг останови́лся, подошёл к окну́ и стал гляде́ть на портре́т Наста́сьи Фили́пповны.

Э́то необыкнове́нное по свое́й красоте́ и ещё по чему́-то лицо́ ещё сильне́е порази́ло его́ тепе́рь. Как бу́дто го́рдость и презре́ние, почти́ не́нависть, бы́ли в э́том лице́, и в то же са́мое вре́мя что́-то дове́рчивое, что́-то удиви́тельно простоду́шное; э́ти два контра́ста вызыва́ли да́же како́е-то сострада́ние. Князь смотре́л с мину́ту, огляде́лся круго́м, поспе́шно прибли́зил портре́т к губа́м и поцелова́л его́. Когда́ че́рез мину́ту он вошёл в гости́ную, лицо́ его́ бы́ло соверше́нно споко́йно.

Генера́льша мо́лча рассма́тривала портре́т Наста́сьи Фили́пповны.

– Да, хороша́, – проговори́ла она́ наконе́ц, – о́чень да́же. Так вы таку́ю-то красоту́ це́ните? – обрати́лась она́ вдруг к кня́зю.

– Да… таку́ю… – отвеча́л князь с уси́лием.

– За что?

– В э́том лице́… страда́ния мно́го…

– Вам, мо́жет быть, так ка́жется, – реши́ла генера́льша. Алекса́ндра взяла́ портре́т, к ней подошла́ Аделаи́да.

– Э́такая си́ла! – горячо́ сказа́ла Аделаи́да. – С тако́й красото́й мо́жно мир измени́ть!

Агла́я взгляну́ла на портре́т то́лько ме́льком.

Генера́льша позвони́ла.

– Позва́ть сюда́ Гаври́лу Ардалио́новича, – приказа́ла она́ воше́дшему слуге́. Она́ была́ раздражена́.

– А!.. – сказа́ла она́, уви́дев входя́щего Га́ню. – Здра́вствуйте! Вы вступа́ете в брак?

– В брак?.. В како́й брак?.. – спроси́л испу́ганный Гаври́ла Ардалио́нович. – Н-нет… я… н-нет. – Агла́я хо́лодно смотре́ла на него́.

– Нет? Вы сказа́ли: нет? – насто́йчиво допра́шивала Лизаве́та Проко́фьевна. – Дово́льно, я бу́ду по́мнить. Проща́йте, у вас мно́го заня́тий, а мне пора́ е́хать. До свида́ния, князь-голу́бчик! Заходи́ поча́ще. Алекса́ндра, зайди́ ко мне.

Генера́льша вы́шла. Га́ня зло́бно взял со стола́ портре́т.

– Князь, я сейча́с домо́й. Е́сли вы не измени́ли жела́ние жить у нас, то я вас доведу́, а то вы и а́дреса не зна́ете.

– Посто́йте, князь, – сказа́ла Агла́я, – вы мне ещё в альбо́ме напи́шете. Па́па сказа́л, что вы каллигра́ф. Я вам сейча́с принесу́…

И она́ вы́шла.

– Э́то вы разболта́ли им, что я женю́сь? – кри́кнул Га́ня.

– Уверя́ю вас, что вы ошиба́етесь, – споко́йно и ве́жливо отвеча́л князь, – я и не знал, что вы же́нитесь.

– Вы слы́шали ра́ньше, как Ива́н Фёдорович говори́л, что сего́дня ве́чером всё реши́тся у Наста́сьи Фили́пповны, вы э́то и пе́редали! Кто же мог им переда́ть, кро́ме вас?

– Вам лу́чше знать, кто пе́редал, я ни сло́ва про э́то не говори́л.

Пришла́ Агла́я.

– Вот, князь, – сказа́ла Агла́я, положи́в на сто́лик свой альбо́м, – вы́берите страни́цу и напиши́те мне что́-нибудь.

– Что же мне написа́ть? – спроси́л князь.

– А я вам сейча́с продикту́ю, – сказа́ла Агла́я. – Пиши́те же: «Я в торги́не вступа́ю». Покажи́те. Превосхо́дно! Благодарю́ вас. До свида́ния, князь…

– Я сейча́с, то́лько мой узело́к возьму́, – сказа́л князь Га́не, – и мы вы́йдем.

Наконе́ц о́ба вы́шли на у́лицу.

под предло́гом – предлага́я приду́манную причи́ну вме́сто настоя́щей

мешкова́тый – с неспорти́вной фигу́рой

дурён собо́й – некраси́в

скрыва́ть – пря́тать

ме́льком – о́чень бы́стро, не остана́вливая взгляд

сострада́ние – жа́лость, сочу́вствие к друго́му челове́ку

голу́бчик – ла́сковое обраще́ние

разболта́ть – грубо: проговори́ться, вы́дать та́йну

в торги́ не вступа́ю – не торгу́юсь, не обсужда́ю це́ну

1. Когда́ князь быва́л сча́стлив?

2. Почему́ де́ти люби́ли кня́зя?

3. Что сказа́л князь о дочеря́х генера́ла Епанчина́?

4. Что ду́мает князь о Лизаве́те Проко́фьевне?

5. Что порази́ло кня́зя в портре́те Наста́сьи Фили́пповны?

6. Что ду́мает князь Мы́шкин о красоте́?

7. Како́е впечатле́ние оста́вил на вас князь Мы́шкин по́сле расска́зов за за́втраком?

8. Что написа́л князь в альбо́ме Агла́и?

9. Что сказа́л Га́ня кня́зю?

10. Куда́ князь и Га́ня пошли́ по́сле за́втрака с семьёй Епанчины́х?

11. Красота́ – зага́дка. с тако́й красото́й мо́жно мир измени́ть… Кто э́то сказа́л? Согла́сны ли вы с э́тими слова́ми?

VII

Га́нечкина кварти́ра находи́лась на тре́тьем этаже́, предназнача́лась для сда́чи внаём и занята́ была́ Га́ней и его́ семе́йством не бо́лее двух ме́сяцев тому́ наза́д.

Кварти́ру разделя́л коридо́р. С одно́й стороны́ коридо́ра находи́лись три ко́мнаты, кото́рые сдава́лись жильца́м; в са́мом конце́ его́, у ку́хни, находи́лась четвёртая ко́мнатка, кото́рую занима́ли отставно́й генера́л И́волгин, оте́ц семе́йства, и тринадцатиле́тний брат Гаври́лы Ардалио́новича, гимнази́ст Ко́ля. Кня́зю да́ли сре́днюю из трёх ко́мнат.

Вдруг в ко́мнату вошёл сам генера́л.

– Он! – проговори́л он ти́хо, но торже́ственно. – Как живо́й! Слы́шу, повторя́ют знако́мое и дорого́е и́мя, и вспо́мнил уше́дшее про́шлое… Князь Мы́шкин?

– То́чно так-с.

– Генера́л И́волгин, отставно́й и несча́стный. Ва́ше и́мя и о́тчество, сме́ю спроси́ть?

– Лев Никола́евич.

– Так, так! Сын моего́ дру́га, мо́жно сказа́ть, това́рища де́тства, Никола́я Петро́вича?

– Моего́ отца́ зва́ли Никола́ем Льво́вичем.

– Льво́вич, – попра́вился генера́л. – Я вас на рука́х носи́л.

– Неуже́ли? – спроси́л князь. – Мой оте́ц уж два́дцать лет как у́мер.

– Да; два́дцать лет; два́дцать лет и три ме́сяца. Вме́сте учи́лись; я пря́мо в вое́нные…

– Да и оте́ц был вое́нным.

– Ва́ша ма́тушка…

Генера́л приостанови́лся как бы от гру́стного воспомина́ния.

– Да и она́ то́же полго́да спустя́ пото́м умерла́ от просту́ды, – сказа́л князь.

– Не от просту́ды, пове́рьте старику́. Я тут был, я и её хорони́л. С го́ря по своему́ кня́зю, а не от просту́ды. Да-с, по́мню я и княги́ню! Мо́лодость! И́з-за неё мы с кня́зем чуть не уби́ли друг дру́га.

Князь начина́л слу́шать с не́которой недове́рчивостью.

– Я стра́стно влюблён был в ва́шу ма́тушку, ещё когда́ она́ в неве́стах была́, – неве́стой дру́га моего́. Князь заме́тил. Прихо́дит ко мне у́тром в седьмо́м часу́, бу́дит. Одева́юсь с изумле́нием; молча́ние с обе́их сторо́н; я всё по́нял. Вынима́ет из карма́на два пистоле́та. Без свиде́телей. Заряди́ли, приложи́ли пистоле́ты одновре́менно к сердца́м и гляди́м друг дру́гу в лицо́. Вдруг слёзы у обо́их из глаз, дро́гнули ру́ки. Князь кричи́т: твоя́, я кричу́: твоя́! Одни́м сло́вом… одни́м сло́вом… вы к нам… жить?

– Да, на не́которое вре́мя, быть мо́жет, – проговори́л князь.

– Князь, мама́ша вас к себе́ про́сит, – кри́кнул загляну́вший в дверь ма́льчик. Князь привста́л бы́ло идти́, но генера́л положи́л ладо́нь на его́ плечо́.

– Как настоя́щий друг отца́ ва́шего, жела́ю предупреди́ть, – сказа́л генера́л, – я, вы ви́дите са́ми, пострада́л по траги́ческой катастро́фе. По обстоя́тельствам сдаём кварти́ру. Мне, кото́рому на́до бы́ло быть генера́л-губерна́тором!.. Но вам мы ра́ды всегда́. А ме́жду тем у меня́ в до́ме траге́дия!

Князь смотре́л вопроси́тельно и с больши́м любопы́тством.

– Гото́вится брак двусмы́сленной же́нщины и молодо́го челове́ка, кото́рый мог бы быть при дворе́. Э́ту же́нщину введу́т в дом, где моя́ дочь и где моя́ жена́! Но пока́ я дышу́, она́ не войдёт!

– Князь, пожа́луйста, зайди́те ко мне в гости́ную, – позвала́ Ни́на Алекса́ндровна, сама́ уже́ появи́вшаяся у двере́й.

– Поду́май, друг мой, – закрича́л генера́л, – ока́зывается, я́-то носи́л кня́зя на рука́х мои́х!

Ни́на Алекса́ндровна укори́тельно гля́нула на генера́ла и с любопы́тством на кня́зя, но не сказа́ла ни сло́ва. Князь пошёл за не́й; но то́лько они́ пришли́ и се́ли, как генера́л вдруг вошёл сам в гости́ную.

– Сын моего́ дру́га! – закрича́л он, обраща́ясь к Ни́не Алекса́ндровне. – Но, друг мой, неуже́ли ты не по́мнишь поко́йного Никола́я Льво́вича?

– Папа́ша, вам обе́дать пригото́вили, – сказа́ла Варва́ра Ардалио́новна, входя́ в ко́мнату.

– А, э́то прекра́сно! Я таки́ проголода́лся… Но слу́чай, мо́жно сказа́ть, да́же психологи́ческий…

– Суп опя́ть осты́нет, – с нетерпе́нием сказа́ла Ва́ря.

– Сейча́с, сейча́с, – бормота́л генера́л, выходя́ из ко́мнаты.

– Вы должны́ мно́гое извини́ть Ардалио́ну Алекса́ндровичу, – сказа́ла Ни́на Алекса́ндровна кня́зю. – Согласи́тесь са́ми, у вся́кого есть свои́ недоста́тки и свои́… осо́бенные черты́. Об одно́м бу́ду проси́ть: е́сли мой муж обрати́тся к вам по по́воду упла́ты за кварти́ру, скажи́те ему́, что о́тдали мне… Что э́то, Ва́ря?

Ва́ря верну́лась в ко́мнату и мо́лча подала́ ма́тери портре́т Наста́сьи Фили́пповны. Ни́на Алекса́ндровна вздро́гнула и снача́ла как бы с испу́гом, а пото́м с го́рьким ощуще́нием рассма́тривала его́. Наконе́ц, вопроси́тельно погляде́ла на Ва́рю.

– Ему́ сего́дня пода́рок от неё само́й, – сказа́ла Ва́ря, – а ве́чером у них всё реша́ется.

– Сего́дня ве́чером! – в отча́янии повтори́ла вполго́лоса Ни́на Алекса́ндровна. – Тут сомне́ний уж нет никаки́х, и наде́жд то́же не остаётся.

Вошёл Га́ня, Ни́на Алекса́ндровна то́тчас замолча́ла. Портре́т Наста́сьи Фили́пповны лежа́л на са́мом ви́дном ме́сте. Га́ня, уви́дев его́, взял и бро́сил на свой пи́сьменный стол.

– Сего́дня, Га́ня? – спроси́ла вдруг Ни́на Алекса́ндровна.

– Что сего́дня? – спроси́л бы́ло Га́ня и вдруг посмотре́л на кня́зя. – А, понима́ю, вы уж и тут!.. Да что у вас, наконе́ц, боле́знь э́то, что ли, кака́я?

– Е́сли всё ко́нчено, – сказа́ла Ни́на Алекса́ндровна, – не злись, пожа́луйста, Га́ня, я вполне́ смири́лась.

Га́ня был удивлён, но осторо́жно молча́л. Ни́на Алекса́ндровна с гру́стной улы́бкой приба́вила:

– Ты всё ещё сомнева́ешься и не ве́ришь мне; не беспоко́йся, не бу́дет ни слёз, ни просьб. Всё моё жела́ние в том, что́бы ты был сча́стлив. Коне́чно, я отвеча́ю то́лько за себя́; ты не мо́жешь того́ же тре́бовать от сестры́…

– Я сказа́ла, что е́сли она́ сюда́ войдёт, то я отсю́да уйду́, и то́же сло́во сдержу́, – сказа́ла Ва́ря.

– Из упря́мства! – закрича́л Га́ня. – Из упря́мства и за́муж не выхо́дишь! Хоть сейча́с исполня́йте ва́ше наме́рение. Надое́ли вы мне уж о́чень. Как! вы реша́етесь, наконе́ц, нас оста́вить, князь! – воскли́кнул он кня́зю, увида́в, что тот встаёт с ме́ста.

Князь вы́шел мо́лча. Вдруг он услы́шал за дверьми́ стук. Князь откры́л дверь и – останови́лся в изумле́нии, весь да́же вздро́гнул: пред ним стоя́ла Наста́сья Фили́пповна. Она́ бы́стро прошла́ в прихо́жую, толкнула его́ с доро́ги плечо́м, и зло сказа́ла:

– Е́сли лень колоко́льчик попра́вить, так в прихо́жей бы сиде́л, когда́ стуча́тся. Ну, вот тепе́рь шу́бу урони́л!

Шу́ба действи́тельно лежа́ла на полу́; Наста́сья Фили́пповна сбро́сила её сама́ не гля́дя, но князь не успе́л приня́ть.

– Иди́, доложи́.

Князь хоте́л бы́ло что́-то сказа́ть, но до того́ растеря́лся, что с шу́бой пошёл в гости́ную.

– Ну, вот тепе́рь с шу́бой идёт! Шу́бу-то заче́м несёшь? Ха, ха, ха! Да ты сумасше́дший, что ли? Ну, куда́ ты идёшь? Ну, кого́ ты бу́дешь докла́дывать?

– Наста́сью Фили́пповну, – пробормота́л князь.

– Отку́да ты меня́ зна́ешь? – бы́стро спроси́ла она́ его́. – Я тебя́ никогда́ не вида́ла! Иди́, докла́дывай… Что там за крик?

– Браня́тся, – отве́тил князь и пошёл в гости́ную. Он вошёл и объяви́л:

– Наста́сья Фили́пповна!

заряди́ть – вложи́ть патро́н во что-н. (напр., в пистоле́т)

укори́тельно – с осужде́нием, уко́ром, неодобри́тельно

отча́яние – безнадёжность

брани́ться – руга́ться

мама́ша, папа́ша – обраще́ние к роди́телям (устар.)

при дворе́ – во дворце́ импера́тора

доложи́ть – официа́льно сообщи́ть занима́ющему бо́лее высо́кое положе́ние

1. Из кого́ состоя́ла семья́ И́волгиных?

2. Что рассказа́л кня́зю генера́л И́волгин?

3. Был ли И́волгин на са́мом де́ле дру́гом Никола́я Льво́вича Мы́шкина?

4. О чём попроси́ла кня́зя Ни́на Алекса́ндровна? Как вы ду́маете, почему́?

5. Как в семье́ Га́ни относи́лись к его́ жени́тьбе на Наста́сье Фили́пповне (оте́ц, мать, сестра́)?

6. Кто пришёл к И́волгиным в дом?

7. Почему́ Наста́сья Фили́пповна обраща́лась к кня́зю на «ты»?