Текст книги "Почему не гаснут советские «звезды»"

Спрятанная правда
«узбекского дела»

В одном из номеров «Советской России» была опубликована статья Н. Кравчука «Сможет ли «Джорджия» стать Грузией?». Разделяя мнение автора почти по всем позициям, хочу внести лишь одно, но существенное уточнение в его утверждение о том, что в советские годы «Грузия послужила «маяком» в строительстве криминального капитализма с нечеловеческим лицом не только для Кавказа, но и для Средней Азии». Грузия и в самом деле была «маяком», однако капитализация эта в Средней Азии была не естественной, а скорее насильственной, для чего и было рождено на свет так называемое «узбекское дело», которому, кстати, в этом апреле исполняется ровно 25 лет.

Известно, что подробности этого «дела» были широко растиражированы в годы горбачевской «гласности», которая, как теперь уже ясно, была одним из главных звеньев спецоперации под названием «ликвидация СССР». Поэтому, обращаясь сегодня к этим подробностям, следует иметь в виду, что львиная доля их была ловко подтасована и скомпонована в угоду тем, кто хотел представить советскую власть в Средней Азии (а через нее и во всем СССР) как одну сплошную коррупцию. Между тем последняя там и в самом деле имела место быть, только вот, к примеру, в закавказских республиках она была не меньшей по масштабам, однако в тех местах никаких широкомасштабных антикоррупционных дел никто не затевал. Случайно ли это? Вот об этом мне и хотелось бы сегодня поразмышлять.

Начнем с того, что инициатором «узбекского дела» был Юрий Андропов, которого либеральная историография до сих пор превозносит как одного из самых выдающихся советских реформаторов. Согласно ее выводам, Андропов, придя к власти в ноябре 1982 года, был обуреваем желанием модернизировать советскую систему и спасти ее от развала. Судя по всему, такие цели Андропов и в самом деле перед собой ставил, однако его модернизация в итоге удивительным образом совпала с тем планом, который разработали западные глобалисты с целью развалить Советский Союз. Первым этапом этого плана было расширение капитализации СССР, вторым – использование клановых противоречий в советской элите, по-разному относившейся к этой капитализации, и замена одних кланов (неудобных) на другие (удобные).

Начальная фаза капитализации СССР началась еще при Хрущеве, который провозгласил лозунг «Догоним и перегоним Америку!», после чего потребительская мораль в советском обществе постепенно стала доминирующей. Брежнев этот процесс углубил, затеяв сначала «косыгинскую реформу», а после нефтяного кризиса 1973 года наладив поставки сырой нефти на Запад, открыв тем самым процесс реинтеграции советской экономики в западную. В итоге к моменту воцарения в Кремле Андропова советская система была уже по многим направлениям не противником, а союзником Запада: как экономическим (включившись в капиталистическое разделение труда), так и политическим (поддерживая и насаждая реформизм в коммунистических партиях). Ситуацию еще можно было изменить, если бы к власти в Кремле после Брежнева пришел, к примеру, технократ-державник, однако случилось иное – в кресло генсека сел интеллектуал-западник Юрий Андропов, который, возомнив себя советским Дэн Сяопином, начал готовить плацдарм для окончательной победы в СССР «социализма с капиталистическим лицом». Первым этапом этого плана и стало пресловутое «узбекское дело».

Узбекистан начал стремительно превращаться в мощного регионального лидера Центральной Азии в начале 50-х. Этот процесс не остался без внимания западных спецслужб, которые именно тогда стали уделять этой республике повышенное внимание, рассчитывая рано или поздно взорвать ее, чтобы вызвать цепную реакцию по всему СССР. Однако поняли это и в Кремле, после чего в марте 1959 года к руководству республикой был приведен один из самых ярких лидеров узбекских интернационалистов – выходец из самаркандского клана Шараф Рашидов. Именно он, сумев объединить под своими знаменами представителей разных узбекских кланов, почти на четверть века превратил Узбекистан в один из самых лояльных Центру и спокойных в национальном отношении регионов СССР. Достаточно сказать, что на его территории проживали более 100 наций и народностей и никаких межэтнических столкновений между ними практически не возникало.

Отметим, что в Узбекистане проживало и значительное число представителей «нации-цемента» – русских. И это было не случайно. Как верно пишет В. Казначеев: «Русская национальная психология, пожалуй, единственная, которая не только не исключает братства народов, но и подразумевает его. Только русские со своей врожденной толерантностью смогли скрепить гигантское евразийское пространство, не дать поглотить его активной капиталистической среде, постоянно требующей захвата новых колоний, получения дешевой рабочей силы и новых рынков сбыта».

В 1939–1979 годах численность русских в СССР выросла со 100 миллионов 391,5 тысячи до 137 миллионов 397 тысяч – то есть на 37 %. В это же время в Узбекистане численность русских увеличилась с 727 331 человека до 1 миллиона 666 тысяч – то есть на 129 %. Таким образом рост опережал общесоюзные темпы примерно в 3 раза. Подобного никогда бы не удалось достичь, если бы в Узбекистане был распространен национализм, какой был присущ, к примеру, прибалтийским республикам или ряду закавказских. Среди последних таковыми были Грузия и Армения. У последней даже герб был с определенным подтекстом (кстати, единственный подобный в СССР): на нем, помимо обязательных серпа и молота, было изображение Большого и Малого Арарата, которые находились… на территории другого государства – в Турции (Арарат только виден с территории Армении). Сами турки называли подобное изображение «символической экспансией». Однако на все упреки по этому поводу армяне отвечали весьма оригинально: дескать, у самих турок на их гербе изображен полумесяц, хотя Луна тоже не является турецкой территорией.

Национализм был по-настоящему козырной картой в руках закавказских элит. Ловко манипулируя этой проблемой, они держали Москву «на крючке», выбивая тем самым из нее всевозможные преференции – как политические, так и экономические. В Кремле ведь как рассуждали: кавказцы – люди горячие и обидчивые, поэтому лучше их не злить и выполнять любые их просьбы. Например, «глазами и ушами» Москвы в республиках всегда были вторые секретари ЦК и председатели КГБ, назначаемые в основном из славян. Так было во всех республиках, кроме трех прибалтийских и двух закавказских: Армении и Грузии.

Первой, к примеру, дозволялось иметь в качестве вторых секретарей не варягов, а собственные кадры – из армян. То же самое касалось и председателей КГБ – они тоже были местные: в 1954–1972 годах (почти 20 лет!) это был Г. Бадамянц, в 1978–1988 (10 лет) – М. Юзбашян. Отметим, что рекорд Бадамянца побил только один человек, причем тоже кавказец – грузин А. Инаури, который просидел в кресле шефа КГБ Грузии рекордное для страны время – 34 (!) года (1954–1988). В то же время в Узбекистане за период правления Рашидова (24 года) сменилось 6 главных чекистов, причем только один, последний, был из местных, но опять же не узбек, а… армянин.

Между тем не было в СССР более диссидентского КГБ, чем армянский. Как пишет историк А. Давтян: «Где в СССР можно было свободно посмотреть запрещенные к прокату по идеологическим мотивам фильмы? Представьте себе – в клубе Комитета госбезопасности Армянской ССР, прямо в здании КГБ на углу Налбандяна и Ханджяна… Практически полный спектр фильмов, демонстрировавшихся на закрытых просмотрах Московского Дома кино и ВГИКа (большинство действительно хороших фильмов, не попадавших в советский прокат), независимо от их идеологической направленности, можно было посмотреть в Клубе КГБ: будь то американские вестерны, итальянский неореализм, отечественные фильмы, легшие «на полку» по цензурным соображениям, эротика, фильмы ужасов или концерты западных рок-групп…»

Отметим, что подобных вольностей (КГБ в роли проводника западной идеологии!) не было ни в одной советской республике, даже в прибалтийских. Что касается Узбекистана, то там не только в местном КГБ, но даже в широком прокате были запрещены к показу многие фильмы капиталистических стран (из США, Англии, Франции, Италии). Это было связано не только с местными традициями, осуждающими свободу нравов по-капиталистически, но и с нежеланием местной партийной элиты распространять в республике западную идеологию. По сути, высшая узбекская элита (в отличие от армянской) в этом вопросе солидаризировалась с теми восточноевропейскими коммунистами, которые давно подозревали кремлевское руководство в ползучей реставрации капитализма. Как было написано в 1972 году в издании западногерманских коммунистов «Revolutionarer Weg»: «Империализм США очень хорошо знает, что капиталистическая реставрация в ревизионистских странах не может продвигаться только экономическими средствами. Должно последовать проникновение буржуазной идеологии, первоначально через культурные связи».

Вот почему в Узбекистане были немыслимы прецеденты, которые происходили в Армении. Так, в 1977 году именно в Ереване сожгли огромный портрет Брежнева, висящий в центре города, и именно оттуда в Москву в том же году приехали террористы, взорвавшие здесь три бомбы и убившие почти три десятка ни в чем не повинных москвичей.

Не меньшие вольности были присущи и Грузии. Перед ней Центр стелился даже сильнее, чем перед Арменией. Особенно сильным этот процесс стал после того, как к власти там в 1972 году был приведен Эдуард Шеварднадзе. Его приход был неслучайным, впрочем, как все смены властей в закавказских республиках, которые произошли в первые же годы после воцарения в КГБ Юрия Андропова (в 1969–1974 годах). Эти замены были непосредственно связаны с курсом на дальнейшую капитализацию этих республик. Так, бывший чекист Гейдар Алиев возглавил Азербайджан в 1969 году, сразу после того, как нефть стала мировой валютой (вместо угля) и Кремлю понадобилось, чтобы контроль за ее добычей оказался в руках людей, во-первых, связанных со спецслужбами, во-вторых – более коммерчески активных.

Шеварднадзе тоже принадлежал к спецслужбам (только к МВД), и тоже был более прозападно настроен, чем его предшественник – Василий Мжаванадзе, который считался в республике «осколком прошлого»: он был представителем поколения фронтовиков (дослужился до генерала), да еще долгое время жил вне пределов республики (даже по-грузински говорил плохо). В Армении к руководству также пришел коммерсант-хозяйственник: вместо партаппаратчика А. Кочиняна им стал бывший «красный директор» Карен Демирчян.

Итак, при Шеварднадзе Грузия стала Москве еще ближе и дороже. До этого Центр уже вкачал в эту закавказскую республику 14 миллиардов рублей, а после воцарения там Шеварднадзе субсидии потекли еще обильнее. Грузинскую экономику стали дотировать на 60 %, в то время как, например, узбекистанскую вдвое (!) меньше. В грузинскую социальную сферу вкачивалось в 15 раз больше средств, чем даже в «социалку» Российской Федерации! В результате уровень жизни в Грузии превышал средний показатель по стране втрое! Поэтому не случайно, что эту республику граждане СССР за глаза называли «родиной миллионеров» (при этом доля рабочего класса там составляла всего лишь 2 %).

Послабления со стороны Центра грузины воспринимали как само собой разумеющееся, поскольку всегда претендовали на главенство среди советских республик, мотивируя это тем, что многие их земляки долгие годы определяли высшую политику страны (Сталин, Орджоникидзе, Берия и др.). При Шеварднадзе эти процессы усилились, приобретя весьма замысловатые формы. Например, грузины отказались отправлять в московский ВГИК своих студентов, мотивируя это тем, что там их испортят – привьют им имперские замашки. В итоге Москва разрешила (!) грузинским студентам учиться в Тбилиси, где был открыт филиал ВГИКа (при театральном институте).

Еще более снисходительно Центр отнесся и к другому тамошнему инциденту, куда более серьезному: к волнениям в Тбилиси весной 78-го, когда грузины потребовали убрать из Конституции утверждение русского языка в качестве государственного (по мнению митингующих им должен был оставаться только грузинский). Это был уже серьезный повод для Кремля задуматься – куда идет эта республика. Но Кремль не только не задумался, а совершил и вовсе запредельное действо: осенью того же года сделал Шеварднадзе… кандидатом в члены Политбюро. Говорят, по прямой протекции все того же Андропова. Все это, конечно, было не случайно и ясно указывало на то, что «кремлевские глобалисты» тихой сапой наращивают свой человеческий потенциал в верхах, готовясь в скором времени полностью захватить власть в стране (отметим, что вместе с Шеварднадзе на том Пленуме 78-го года секретарем ЦК КПСС стал еще один андроповский выдвиженец и будущий погубитель СССР – Михаил Горбачев).

По мере капитализации прибалтийских и закавказских республик рос и тамошний национализм. Это было связано со все более растущим стремлением элит контролировать ресурсы своих территорий без участия союзных органов власти. В итоге за два последних десятилетия (1960–1980) развитие товарно-денежных отношений в республиках Прибалтики и Закавказья привело к появлению полулегального слоя коммерсантов, стремившихся найти поддержку со стороны властей республик. И они эту поддержку нашли, в результате чего в этих регионах сложился альянс части партийно-хозяйственной элиты, националистически настроенной интеллигенции и нарождающегося класса предпринимателей. Как пишет публицист Г. Нижарадзе, «через два-три года после прихода к власти Шеварднадзе номенклатурно-теневая система быстро оправилась и расцвела пышным цветом… Нельзя сказать, что шеварднадзевский режим уж очень сильно отличался от общесоюзного, но в Грузии альянс правящей номенклатуры с теневиками был более рельефным и прямо-таки бросался в глаза…».

Читатель вправе спросить: а разве в том же Узбекистане не было подобного? Конечно, было. Но это, повторюсь, не сопровождалось всплеском оголтелого национализма и сепаратизма, когда республиканские власти где исподволь, а где и в открытую настраивали жителей своих республик против Центра, называя его оккупантом (как в Прибалтике) или кровососом (как в Закавказье). В Узбекистане ничего подобного не было – тамошняя высшая элита в большинстве своем была лояльна Центру, хотя в душе, конечно, могла его и не любить. В той же Грузии все было иначе. Как напишет уже в наши дни журналист В. Марьян:

«Национализм стал в Грузии всеохватным явлением. При внешнем флере интернационализма. А в реальности приоритет одной нации над остальными стал доминировать буквально во всем. В культуре, в образовании, при приеме на работу и продвижении по службе. К примеру, к 70-м годам в аппарате ЦК КП Грузии, где за два десятилетия до того работало немало русских, армян и представителей других национальностей, даже в машбюро их не стало. Чувство превосходства над другими стало внушаться грузинским детям с раннего детства. В передачах грузинского радио, в детских книжках их убеждали в том, что грузинская нация самая великая, самая героическая, самая красивая, самая талантливая и т. д. и т. п. В быту шовинизм стал проявляться в унизительных прозвищах инородцев…»

Кавказские республики всегда имели мощное лобби в кремлевской (и около нее) власти, что и объясняло привилегированное положение этих республик по сравнению с остальными. Кавказцы в разные периоды не только входили в высший кремлевский ареопаг – в Политбюро, но и возглавляли многие учреждения, играющие определяющую роль в советской внешней и внутренней политике. Например, такие «мозговые центры», как Всесоюзный институт системных исследований Государственного комитета по науке и технике при АН СССР (ВИСИ) и Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Первым руководил грузин Джермен Гвишиани – выдвиженец Л. Берии и супруг единственной дочери советского премьера Алексея Косыгина, вторым – армянин А. Арзуманян, который был женат на сестре жены другого влиятельного советского политика – Анастаса Микояна.

Отметим, что в ВИСИ в течение нескольких лет работал Егор Гайдар, который уже после развала СССР возглавит ельцинское правительство «шоковых реформ». Как верно напишет историк А. Шевякин, касаясь работы этих институтов, «эти и многие другие, интересующие заокеанскую сторону учреждения в конечном итоге попали под западное влияние и стали выразителями воли Америки. Еще в застойные годы они прошли длительную эволюцию и в конце концов превратились в продолжение информационно-аналитических подразделений транснациональных корпораций».

И вот на этом фоне Узбекистан времен Рашидова выглядел одним из самых лояльных Центру и спокойных в национальном отношении регионом, где в мире и согласии жили и трудились более сотни различных наций и народностей. Причем нельзя сказать, что Рашидов был откровенно промосковским правителем, нет, он тоже во главу угла ставил прежде всего приоритеты своей нации. Но он избрал разумный компромисс в отношениях с Центром и проводил такую политику, которая позволяла жителям его республики спокойно жить и трудиться, а не забивать свою голову разного рода шовинистическими идеями.

Между тем трагедия среднеазиатских республик заключалась в том, что, даже несмотря на лояльность и большой людской потенциал (а это почти 40 миллионов жителей), их руководителей Центр чаще всего держал на почтительном расстоянии от принятия важнейших государственных решений, предпочитая прислушиваться к мнению руководителей из Прибалтики и Закавказья. Их Центр считал более «цивилизованными» и более способными к тому, чтобы вести диалог с Западом. Чем завершился этот диалог, мы теперь хорошо знаем: именно прибалты и кавказцы взорвали окраины страны, после чего СССР развалился. Они же затем первыми прокляли «братскую советскую дружбу» и переметнулись на сторону недавнего стратегического врага, став его самыми верноподданными служками.

Перелом в отношениях Центра и советских мусульманских республик мог наступить в конце эры Брежнева. Буквально накануне своей смерти (если точно – то за семь с половиной месяцев) генсек внезапно отправился в Узбекистан, где собрал всех руководителей Среднеазиатского региона. А буквально за полтора месяца до своего ухода в мир иной Брежнев посетил еще одну мусульманскую республику – Азербайджан. Учитывая, что лидер страны в то время уже буквально дышал на ладан и каждая такая поездка стоила ему большого напряжения сил, зададимся вопросом: чем были вызваны эти вояжи (последние в жизни генсека)? Не было ли это связано с желанием Брежнева и его сторонников наконец опереться на мусульманский центр силы вместо прежнего – кавказско-еврейского (глобалистского)? Не понял ли престарелый генсек на закате своей жизни, что именно мусульманство может стать одной из главных державных скреп для Советского государства? Ведь еще Александр Невский произнес по этому поводу крылатую фразу: «Крепить оборону на Западе, а друзей искать на Востоке». Были и другие высказывания на этот счет. Например, архиепископ Дмитрий (Абашидзе), одно время возглавлявший Туркестанскую епархию, отмечал: «Мусульмане всегда были верными подданными Российской державы». Увы, но это прекрасно понимали и враги советского проекта как внутри страны, так и за ее пределами (главным образом в США и Израиле). После смерти Брежнева к власти пришел Андропов, который спустя пять месяцев после своего воцарения в Кремле отправил в Узбекистан первую группу следователей из так называемого «андроповского десанта».

Судя по всему, посредством «узбекского дела» глобалисты из Кремля преследовали цель подчинить себе и расчистить плацдарм для капитализации Узбекистана, а через него и всей Средней Азии. Они не ставили целью подчинить себе, к примеру, не менее коррумпированные республики Закавказья, поскольку те уже давно были капитализированы и выступали союзниками «кремлевских глобалистов». Жертвой должен был стать Узбекистан, который долгие десятилетия был не только одним из центров мусульманского населения СССР (более 90 % жителей там составляли мусульмане), но и одним из региональных лидеров Азиатского региона. «Кремлевские глобалисты» собирались не только произвести смену элит: поменять интернационалистов на капиталистов (замена из разряда тех, которые произошли десятилетие назад в Закавказье), но и привести мусульманский регион (один из самых густонаселенных и трудоспособных) в такое состояние, которое позволило бы эксплуатировать его население, что называется, «по-черному» (то бишь по-капиталистически). Примешивался сюда и внешнеполитический фактор: желание подыграть мировым глобалистам, которые оказались напуганы радикализацией исламского мира после революции в Иране в 1979 году. Кстати, этот «подыгрыш» начался незадолго до прихода Андропова к власти, но тоже при его активном участии – когда советские войска вошли в Афганистан.

Рашидов давно раздражал «кремлевских глобалистов», и было несколько попыток сместить его с поста. Однако каждый раз за него заступался Брежнев, который практически с самого начала своего правления избрал тактику сохранения паритета между державниками и западниками. Но с момента начала войны в Афганистане раздражение к Рашидову со стороны его противников стало стремительно нарастать, поскольку он все настойчивее стал высказывать свои сомнения в продолжении этой войны, которая становилась серьезной проблемой для среднеазиатских республик. Рашидов оказался в стане тех людей, кто все чаще ставил перед кремлевскими руководителями вопрос: доколе? Ответа на этот вопрос не было вплоть до момента, пока Андропов не пришел к власти. После чего в Узбекистан был послан «андроповский десант».

Воцарившись в Кремле, Андропов стал еще более укреплять позиции кавказцев в высших эшелонах власти. Так, азербайджанца Гейдара Алиева он сделал членом Политбюро и первым заместителем председателя союзного Совмина в расчете на то, что уже в скором времени тот сменит на посту премьера престарелого брежневца Н. Тихонова. Учитывая, что Алиев был мусульманином, можно легко предположить, какую реакцию это возвышение вызвало в стане других кавказцев, давних соперников Алиева – грузин и армян (ведь от первых в состав Политбюро был делегирован Эдуард Шеварднадзе, но только в качестве кандидата, а от вторых вообще никто, причем длилось это уже достаточно долго – с марта 1966 года, когда из Политбюро был выведен армянин Анастас Микоян). Однако Андропов был прекрасно осведомлен, что те же армяне и грузины достаточно активно проникали и закреплялись в других высших органах государственной власти: в отделах ЦК КПСС, министерствах, главках и т. д. То есть лобби у них в Москве было достаточно внушительное. С азербайджанцами (как и с другими мусульманами) все обстояло иначе – их позиции во властных верхах были значительно слабее. Видимо, чтобы несколько уравновесить эту ситуацию, Андропов и ввел Алиева в состав Политбюро.

Однако параллельно с этим шло усиление позиций и других кавказских кланов. Так, грузин Тенгиз Ментешашвили (сподвижник Шеварднадзе и бывший первый секретарь Тбилисского горкома) был назначен секретарем Президиума Верховного Совета СССР (вместо умершего, и опять же грузина (!), М. Георгадзе, который просидел на этом посту ни много ни мало 25 лет!). Кроме этого, одним из ближайших помощников Андропова был карабахский армянин Георгий Шахназаров, с которым они были знакомы более 20 лет – с тех пор как Шахназаров пришел работать в Международный отдел ЦК КПСС, который возглавлял Андропов (знаменательный факт – чуть позже Шахназаров станет помощником М. Горбачева).

Короче, несмотря на то что руководящие элиты Грузии и Армении являлись наиболее националистически и сепаратистски настроенными, однако во многом именно на кавказские кадры Андропов сделал ставку в своих реформах. Не потому ли, что они были более капитализированы и потому более готовы к будущей смене общественного строя, чем узбекские интернационалисты?

Отметим следующий парадокс: несмотря на то что Грузия считалась одной из самых националистических советских республик, однако она же была и наиболее «коммунистической» нацией: в 1982 году из 10 тысяч грузин 826 являлись счастливыми обладателями партийных билетов, опережая по этому показателю русских с белорусами (774 и 706) и оставляя далеко позади туркмен, молдаван и таджиков (320, 316 и 268). Объяснялся сей парадокс достаточно просто. Во всех советских республиках к тому времени членство в КПСС становилось товаром, пользовавшимся спросом на рынке. Но именно в Грузии этот спрос был наиболее высоким, поэтому и уровень коррупции в партийной среде там был соответствующим – одним из самых высоких в стране. Думаете, Андропов этого не знал? Естественно, знал, но предпочел грузин не трогать.

Судя по всему, атака на Узбекистан готовилась не один месяц в недрах союзного КГБ и ЦК КПСС. Естественно, полной правды об этой спецоперации мы никогда не узнаем, поскольку документы об этом вряд ли сохранились, а большинство участников ее либо уже умерли, либо вместо правды предпочитают рассказывать общественности мифологизированную историю о том, как «в насквозь коррумпированный Узбекистан были отправлены честные следователи, чтобы разворошить преступное гнездо». Следователи в большинстве своем и в самом деле были честными, однако использовали их отнюдь не для того, чтобы восторжествовала справедливость.

Затевая «узбекское дело», Андропов исходил исключительно из клановых интересов. Начав чистки в Узбекистане, он в то же время стал усиливать позиции кавказцев, что было нонсенсом: нельзя бороться с коррупцией и одновременно поощрять сепаратизм. В Узбекистане была коррупция, но не было сепаратизма, в Закавказье было и то, и другое. Вопрос на засыпку: где надо было прежде всего наводить порядок, чтобы спасти государство? Ответ, думаю, очевиден. Андропов же поступил вопреки всякой очевидности.

Отдадим ему должное: он весьма умело воспользовался определенной разобщенностью узбекской элиты, а также использовал «втемную» группировки, которые существовали в Центре. Например, удар по «среднеазиатскому клану» был с большим воодушевлением поддержан державниками (русскими патриотами), которые давно считали, что «нацмены сидят на шее у России». Центр и в самом деле в значительной мере субсидировал почти все союзные республики, однако здесь было одно «но»: какова была отдача этих республик в обмен на эти субсидии.

Например, если взять тот же Узбекистан, то его отчисления в союзную копилку были весьма существенными: тут и «белое золото» – хлопок (его государство покупало у республики за копейки, а продавало за валюту в 34 государства), и настоящее золото (республика занимала 2-е место по золотодобыче в стране; только предприятие в Мурунтау – единственное в мире как по мощности, так и по технологии, выпускающей слитки высокой чистоты, – имело мощность 18 миллионов тонн руды в год, из которых получалось 50 тонн золота), а также уголь, медь, нефть и т. д. (ежегодный национальный доход республики в начале 80-х составлял 20–21 миллиард рублей).

Кроме этого, как уже отмечалось выше, весьма значительным был вклад Узбекистана в так называемой неконвертируемой валюте – то есть в духовной сфере. Эта республика, которую населяли более 100 наций и народностей, являлась своего рода регионом, цементирующим братскую дружбу народов СССР. Именно там русские люди чувствовали себя наиболее комфортно, о чем свидетельствовали факты, упоминаемые выше, – темпы прироста русскоязычного населения, которые обгоняли общесоюзные в три раза! Похожая ситуация сложилась и в других республиках Средней Азии, чего нельзя было сказать о закавказских и прибалтийских республиках, где русские с недавних пор стали жить, что называется, на пороховой бочке.

Между тем ни о каком «сидении на шее у Центра» в отношении Узбекистана говорить было нельзя. Если, к примеру, в начале 80-х месячный заработок сельских жителей там составил 59,4 рубля, то по стране он равнялся 91,5 рубля (и это при том, что минимальная заработная плата официально составляла 75 рублей). Объем торговли на душу населения в Узбекистане был в 1,5 раза меньше, чем по Союзу, и он занимал следующие места среди 15 республик по оказанию услуг населению: по связи (почта, телеграф, телефон) – 15-е место, по культурному обслуживанию – 14-е, по жилью, транспорту – 13-е. Потребление на душу населения продуктов животноводства (мясо, молоко, масло, яйца), фруктов, овощей оказалось в 2 раза меньше против общесоюзного уровня.

Вина Центра в сложившейся ситуации была очевидной, поскольку он субсидировал республики неодинаково, выделяя прежде всего «любимчиков». Среди последних были те же Грузия, Армения, а также прибалтийские республики, которые вносили во всесоюзную копилку значительно меньше средств, чем Узбекистан, однако требовали себе значительно больших привилегий. И получали их, поскольку имели в союзной столице мощное лобби (например, первым заместителем министра финансов СССР был армянин). Однако в обмен на эти привилегии Кавказ и Прибалтика платили Москве… ростом национализма и сепаратизма.

Одним из руководителей «андроповского десанта», посланного в Узбекистан, был близкий соратник Андропова, новый председатель КГБ СССР (с декабря 1982 года) Виктор Чебриков. Отметим весьма показательный факт: в декабре 1983 года, спустя два месяца после смерти Рашидова, именно Чебриков придет на его место в Политбюро – будет избран на Пленуме ЦК кандидатом в этот высший кремлевский ареопаг. Судя по всему, это было платой ему за его деятельное участие в «андроповском десанте», отправленном в Узбекистан.

«Узбекское дело» началось в Бухаре с арестов в органах МВД. Это было не случайно, а явилось целенаправленным ударом по вотчине Николая Щелокова, которое андроповцы уже назначили «главным коррупционным ведомством страны».

Согласно официальной версии, растиражированной в годы горбачевской перестройки во всех советских СМИ, чистки в Узбекистане начались после заявления некой женщины, обвинившей руководство бухарского УВД во взяточничестве. На самом деле, конечно же, все было куда более серьезно. «Отмашку» этой операции дали в Москве, а узбекистанский КГБ тут же взял под козырек. Отметим, что возглавлял его… армянин Левон Мелкумов (Мелкумян). Судя по всему, он действовал заодно с Москвой, поскольку давно находился в оппозиции к Рашидову и его сторонникам. Его симпатии были на стороне ферганского клана, на который сделала свою ставку и Москва. Поэтому Мелкумов был посвящен во многие детали разработанной в союзной столице спецоперации, хотя наверняка и не во все. И посвятили его в эти детали не случайно.