Текст книги "Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека»"

По команде вождя 28 января 1949 года в газете «Правда» была опубликована статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», которая была оперативно перепечатана всеми ведущими республиканскими органами печати, в том числе и в Узбекистане. В этой статье целая группа театральных критиков (А. Гурвич, И. Юзовский, А. Борщаговский, Я. Варшавский, А. Малюгин, Г. Бояджиев, Е. Холодов) были обвинены в том, что они «утратили свою ответственность перед народом» и «являются носителями глубоко отвратительного для советского человека, враждебного ему безродного космополитизма».

Между тем кампания, начатая в Москве, автоматически перекинулась и в республики, что вполне естественно, поскольку Центр был заинтересован в том, чтобы приструнить окраины, где высшая элита, имевшая несомненные заслуги в общем разгроме фашизма, могла захотеть обрести большую самостоятельность, чем того хотелось Центру. Поэтому в большинстве республик борьба велась не только с космополитами, но и с националистами. Например, в Узбекистане тогда существовали три группы деятелей литературы и искусства, которые стояли на разных идейных позициях.

Представители первой группы («космополиты») критически оценивали все, что было сделано не только в советский период, но и на протяжении всей многовековой истории Узбекистана. Даже великие творения национальной музыки, песни, поэзию, национальные музыкальные инструменты и многое другое они объявляли архаичным, устаревшим, ратовали за то, чтобы, как они выражались, перейти к новому, современному и внедрить в республике «новые жанры искусства – балет, оперу, симфонию и др.». Только тогда, утверждали они, узбекская культура сможет обогатиться и подняться на мировой уровень.

Представители второй группы («националисты») отстаивали самобытность узбекского искусства, доказывая, что именно своими национальными корнями – пением, музыкальным исполнением, оно обогатит мировую культуру и займет в ней достойное место.

Наконец, в третью группу («центристы-государственники») входили те, кто выступал за развитие узбекских литературы и искусства в тесном контакте с русским искусством. Они отстаивали необходимость сочетания различных жанров, всемерного развития и широкого внедрения тех же балета, оперы, симфонии и других общеизвестных в мире жанров, но без выпячивания их западных корней.

Отметим, что борьба с национализмом в том же Узбекистане велась практически не прекращаясь на протяжении всего периода существования там Советской власти. Другое дело, что масштабы ее и интенсивность в разные периоды были разными: она то вспыхивала, то затухала. Однако именно после войны «угли» этой борьбы стали усиленно раздуваться. Еще в августе 1946 года на XIV Пленуме ЦК КП Узбекистана отмечалось, что «в ряде научных и художественных произведений имели место ошибки националистического толка. Со стороны отдельных исследователей и историков делались плохо прикрытые попытки идеализации феодального прошлого, слюнявого умиления перед этим прошлым…».

Гораздо интенсивней огонь этой борьбы запылал в конце 1940-х, когда Центр объявил «борьбу с космополитизмом». «Бригаде Игнатьева», которая, как мы помним, именно тогда начала свою деятельность в Узбекистане, было дано указание подготовить списки тех деятелей узбекской литературы и искусства, кто в своих воззрениях стоял на позициях космополитизма и национализма. В итоге такой список был составлен – в него вошли около 60 видных деятелей узбекской литературы и искусства.

Надо отдать должное тогдашней узбекской власти, которая не стала слепо следовать всем указаниям Москвы. В мемуарах Н. Мухитдинова (а он тогда был главным идеологом в республике) можно найти рассказ о том, как он вместе со своими соратниками по Бюро ЦК КП Узбекистана сопротивлялись реализации репрессий против заявленных в упомянутом списке людей. В итоге жертв гонений оказалось значительно меньше, чем предполагалось ранее.

Как уже говорилось, не мог остаться в стороне от этой борьбы и Шараф Рашидов. Причем на него удары наносились сразу с двух сторон: из писательской среды (за его дружбу с Александром Фадеевым), и из партийной (за его прекрасные перспективы, которые сулили ему продолжение карьерного роста уже в ближайшем будущем). Все это и стало поводом к тому, чтобы в самом начале марта 1949 года на 10-м съезде КП Узбекистана недоброжелатели решили поднять вопрос о смещении Рашидова с поста редактора влиятельной газеты.

С разгромной речью против Рашидова на партийном форуме выступили сразу двое ораторов, которые прямо обвинили его в идеологических ошибках. Понимая, откуда дует ветер и что нападки на этом не прекратятся, Рашидов в перерыве между заседаниями подошел к 1-му секретарю ЦК КП Узбекистана Усману Юсупову, который всегда относился к нему с уважением. Поделившись с ним своими подозрениями, Рашидов прямо спросил у Юсупова: не подать ли ему в отставку? Хотя тот явно сам был в растерянности от случившегося (после приезда в Ташкент «бригады Игнатьева», кресло под ним уже закачалось), однако пообещал Рашидову свою полную поддержку. В результате сразу после перерыва он предоставил ему слово в прениях и во время этой речи репликами всячески его поддержал. Для инициаторов антирашидовской кампании это стало сигналом к отступлению (но они не сложили оружия).

Между тем уйти в отставку с редакторского поста Рашидову все равно пришлось: в июле 1949 года он возглавил Союз писателей Узбекистана. Судя по всему, это произошло при прямом вмешательстве Москвы, а если конкретно – с помощью Александра Фадеева, который не забыл позиции Рашидова во время кампании «по борьбе с космополитизмом». Поэтому, когда в том же году Рашидов приехал в столицу, чтобы участвовать в Первой Всесоюзной конференции сторонников мира, именно Фадеев провозгласил тост за главу делегации Узбекистана: «Горжусь своим братом Рашидовым, партийным работником, талантливым художником слова».

Вечером того же дня Фадеев и его заместитель в СП СССР Константин Симонов пришли в номер гостиницы, где жил Рашидов, и проговорили с ним до утра. Фадеев тогда выступил в роли провидца, сказав хозяину номера следующие слова: «Знаю, что тебя ждет большая партийная, государственная деятельность, и как родной брат советую – никогда не оставляй творчество».

Отметим, что в годы горбачевской перестройки, когда к власти в стране будут рваться именно космополиты, ими на страницах печати будут вылиты тонны грязи в адрес Рашидова. Припомнят они ему и его дружбу с А. Фадеевым, и его позицию в кампании «по борьбе с космополитизмом». Вот как, к примеру, в журнале «Огонек» (главном тогдашнем рупоре либерал-перестройщиков) на этот счет выскажется писатель Тимур Пулатов:

«Писатель М. Исмаили, работавший в конце сороковых годов вместе с Рашидовым в редакции газеты «Кызыл Узбекистон», рассказывал, как будущий руководитель республики восторгался Сталиным, его разоблачениями «врагов народа». Занимавший одно время должность председателя Союза писателей Узбекистана, Рашидов принимал деятельное участие в сменявших друг друга кампаниях «борьбы против космополитизма» и «против национализма» в среде писателей…».

Глава 6
Президент

На посту «главного писателя» Узбекистана Рашидову суждено было пробыть недолго – чуть больше одного года. Летом 1950 года в Узбекистане начинаются очередные пертурбации во властных структурах, которые затронули и Рашидова. Отметим, что затеяны они были не самими узбеками, а Москвой, которая, наконец приняла окончательное решение о замене республиканского руководства.

Напомним, что долгие годы при Юсупове (а он руководил республикой 12 лет) Узбекистан был на хорошем счету у Центра. Особенно большую лепту республиканская организация внесла в общесоюзную копилку в годы войны став, по сути, главным промышленным регионом для воюющей страны. Сталин не забыл Юсупову этой помощи и когда в 1946 году затеял смену руководящих элит в Средней Азии (в Казахстане и Таджикистане), Узбекистан он не тронул. Однако спустя четыре года доверие вождя к Юсупову иссякло, поскольку тот явно не справлялся с проведением кампании по борьбе с космополитизмом и национализмом в республике. В итоге в августе 1950 года Юсупов был снят со своего поста.

Тогда же заменили и руководство Киргизии, причем поводом к этому стало все то же – недовольство Москвы проведением идеологической кампании. Вот как об этом пишет историк Л. Левитин:

«Ход борьбы с кыргызским эпосом «Манас» носил по тем временам весьма специфический характер. Неожиданно для Москвы кыргызы, в том числе их политическая элита, мужественно и открыто выступили в защиту своего великого культурного наследства. И уж совсем необычным стало то, что статьи в защиту «Манаса» публиковала издававшаяся на киргизском языке газета «Кызыл Кыргызстан», орган ЦК компартии Киргизии.

В Москве забеспокоились. Под эгидой центра в столице Киргизии была проведена весьма представительная научная конференция, в которой приняли участие известные российские ученые и представители других союзных республик. Однако и эта конференция, с ее многодневными спорами и борьбой взаимоисключающих мнений, не дала, в сущности, никаких результатов. Стороны остались на своих позициях. Защитники «Манаса» не согнули головы перед Москвой. Естественно, после этого последовали политические, точнее кадровые решения, главные протагонисты разыгравшейся драмы из местной политической элиты лишились своих постов…».

К власти в Киргизии пришел Исхак Раззаков, который считался представителем южного клана, однако фактически был компромиссной фигурой (он родился в Ташкенте и долгое время жил вне Киргизии, поэтому был приведен к власти как альтернативный кандидат, удовлетворяющий оба клана – северный и южный).

Однако вернемся к Узбекистану. Там сняли не только Усмана Юсупова и 2-го секретаря ЦК Константина Ефимова (первый был назначен министром хлопководства СССР, а второй его помощником), но и ряд других высокопоставленных деятелей. Одновременно с этим упразднили институт Уполномоченного ЦК ВКП(б) по Узбекистану, который, по мнению Москвы, выполнил свою функцию. Однако если С. Игнатьева отозвали в Москву (его сначала назначат заведующим отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК, а через год посадят в кресло председателя союзного МГБ), то большинство его сотрудников оставили в Узбекистане и назначили на ответственные должности в партийных и государственных органах.

Сменщиком Юсупова стал его же земляк из ферганского клана Амин Ниязов, который в 1947–1950 годах занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета республики. «Глазами и ушами» Москвы (то есть 2-м секретарем ЦК КП Узбекистана) стал Роман Мельников. Остальные высшие посты в Узбекистане были поделены между представителями двух других кланов: ташкентского и самаркандского. Так, Председателем Совета Министров стал «ташкентец» Абдураззак Мавлянов (он сменил своего же «ташкентца» Абдужабара Абдурахманова, который занимал этот пост с 1938 года!), а в кресло Председателя Президиума Верховного Совета Узбекистана сел наш герой – «самаркандец» Шараф Рашидов.

Отметим, что протеже Рашидова выступил сам Юсупов, который, как мы помним, неоднократно покровительствовал ему и раньше. В апреле 1950-го именно Юсупов на Пленуме ЦК КП Узбекистана внес предложение избрать Рашидова членом Бюро ЦК, после чего рекомендовал его на пост Председателя Президиума Верховного Совета республики (фактически – президент). Августовская сессия утвердила Рашидова в этой должности. Все это ясно указывало на то, что «ферганцы» по-прежнему удерживают в своих руках высшую власть (партийную), уступая представителям других кланов власть второстепенную, поскольку пост президента был из разряда символических – этакий «свадебный генерал», который подписывает указы, награждает республиканских знаменитостей, встречает глав зарубежных делегаций, ездит с ними по республике и т. д.

Несмотря на то, что по Конституции Верховный Совет (парламент) должен был играть главную роль в советской государственной системе (принимать законы), по сути, все законы в стране принимала партийная власть (Политбюро ЦК КПСС), а депутаты ВС их только утверждали (штамповали). Поэтому в номенклатурной иерархии высшие чины Верховного Совета шли последними. Вот как это описывает один из сотрудников Президиума ВС СССР Ю. Королев:

«Когда в 1936 году ЦИК и Совнарком разделились (на новый Верховный Совет и Совнарком), то поделили между ними и так называемую материальную базу. О том, кого в государстве считали главным, а кого – второстепенным, свидетельствуют результаты раздела. В основном почти все досталось Совнаркому, то есть правительству, которое, как известно, и формируется парламентом (в нашем случае – Верховным Советом), и подотчетно ему. В распоряжение Совнаркома перешли дома отдыха, столовые, специальные базы, закрытые ателье, такие же закрытые для простых смертных больницы и поликлиники. Лишь высшее руководство Верховного Совета (а это несколько человек) имело право на привилегированное обслуживание. Зато работники Совнаркома (не только высшие, но даже и рядовые) получили все остальное.

Говорю это не из запоздалой зависти, я ведь тоже пользовался привилегиями, пусть не такими, как работники правительственного аппарата, но о которых миллионы советских людей и мечтать не могли. Говорю об этом, чтобы лишний раз показать запланированно приниженную роль парламента страны, а значит, и ее президентов. И зарплата в Президиуме была на треть меньше, и столовые похуже (хотя, повторяю, с общедоступными равнять нельзя), и путевки в дома отдыха более скромные, чем для работников Совнаркома. Сделано это было для того, чтобы законодатели знали свой «шесток» и не особенно мнили о себе. От них требовалась скромность…».

Провозгласив лозунг «Вся власть Советам!», большевики в итоге опустили Советы на самый низ управленческой системы. Нищие Советы на местах были подмяты партийной (секретарями обкомов) и хозяйственной (председатели колхозов) властями, а также правоохранительной системой (органами МГБ). Именно поэтому во властной иерархии работники Верховных Советов располагались на низших ступенях, демонстрируя по сути потешность советской демократии. Правда, подобный расклад не мешал (а даже помогал) СССР иметь достаточно сильную и устойчивую власть, которая прошла не только испытание временем, но и огнем (в горниле Великой Отечественной войны). Поэтому все упреки по поводу искусственности советской демократии можно смело адресовать и всем остальным мировым демократиям – там ситуация с этим делом тоже была не лучше. Ведь если в СССР традиционная власть управляла народом через принуждение и убеждение, то в западных демократиях – через манипуляцию сознанием и соблазнение. Как написано в исследовательском труде «Проект Россия»:

«Ни в одной стране мира нет демократии в заявленном виде. Все европейские страны, уже не первый век пытающиеся культивировать эту модель на себя, давно понимают ее ущербность. Но сделать ничего не могут, и потому создают видимость демократии… США просуществовали более двух веков только потому, что никогда не имели той демократии, о которой говорят. У них всегда была постоянная власть. Менялась только крошечная верхушка айсберга. Подводная часть оставалась неизменной. СССР просуществовал 70 лет благодаря потешной демократии. Реально это была постоянная власть, диктатура КПСС. Начни Советы устраивать выборы, России не стало бы уже к 1930 году…».

А вот еще одно мнение на этот счет – историка С. Кара-Мурзы:

«Зададимся вопросом: что такое демократия? Точка зрения обывателя тут крайне проста: демократия это как на Западе. А поскольку в СССР не было парламента с враждующими фракциями, многопартийной системы, желтой прессы, пошлых избирательных шоу, то и делается вывод: СССР был недемократическим государством. Эту точку зрения опровергнуть легче всего: перед нами классическая логическая ошибка – то, что в СССР не было демократии, а была лишь на Западе, доказывается тем, что за образец демократии берется сам Запад. То есть тезис, который требуется доказать, берут за основу доказательства. Более эрудированный оппонент процитирует: демократия есть форма государственного устройства, основанная на признании народа источником власти, на принципах равенства и свободы. Различают непосредственную демократию, при которой основные решения принимаются всеми гражданами, имеющими право голоса, и представительную демократию, при которой решения принимаются выборными учреждениями. Но с этой точки зрения, вообще-то Советский Союз был тоже демократическим государством, только в нем наличествовали институты не представительной демократии, как на Западе (парламент, партии и т. д.), а прямой демократии (Советы депутатов разного уровня). Правда, указанный эрудит не преминет добавить, что система Советов на деле в СССР была задавлена партийной вертикалью. В действительности, все было гораздо сложнее.

Реальная демократия отличается от недемократии другим – высокой социальной мобильностью. То есть демократия позволяет инициативным, активным людям перемещаться с социального низа на социальный верх. Противостоит же «демократии» общество сословного, аристократического типа, где социальный статус человека определяется его происхождением. Если человек родился крестьянином, то и сам он и его дети останутся таковыми, а исключения крайне редки. В этом смысле СССР был именно демократическим обществом и государством. Вспомним, что все его политическое руководство было выходцами из крестьян и рабочих (разрушителем СССР стал тот, кого Советская власть вознесла от комбайнера до секретаря ЦК), каждый гражданин имел возможность бесплатно получить образование, включая высшее, заниматься наукой, административной, хозяйственной работой и т. д. На Западе такая мобильность достигается умением нажиться, сколотить состояние, поэтому западную демократию следует охарактеризовать как плутократическую, а в СССР человек поднимался по социальной лестнице в случае его верности идее, коллективу, общему делу, своей Родине и государству, и советскую демократию следует назвать идеократической…»

Но вернемся к Шарафу Рашидову.

Несмотря на то, что его протеже выступал сам Усманов, однако это не помешало недоброжелателям нового Председателя Президиума ВС УзССР фактически сразу объявить ему войну. Ситуацию им облегчало и то, что Усманов, назначенный министром хлопководства СССР, вынужден был покинуть республику и уехать к месту назначения – в Москву. Судя по всему, эта война была спровоцирована серьезными опасениями недоброжелателей Рашидова, что даже на чисто символическом посту он сумеет укрепить свой авторитет не только у населения республики, но также и в Москве (а председатели Президиумов ВС в республиках автоматически становились заместителями председателя Президиума ВС СССР, то есть – президента страны), и за границей (как уже говорилось, по статусу президенту полагалось выезжать за рубеж, а также встречаться и сопровождать иностранные делегации в самой республике). В итоге уже спустя полгода после избрания Рашидова (в начале 1951 года) была предпринята попытка сместить его с президентской должности. Причем сделано это было весьма хитро.

На очередном заседании Бюро ЦК КП Узбекистана был поднят вопрос об укреплении идеологической работы в республике. Со своего поста был снят прежний секретарь ЦК, ведавший этим направлением, и вместо него был назначен Рашидов. А на его место в Верховном Совете был рекомендован известный академик-математик 35-летний Ташмухаммад Сарымсаков, который в то время был президентом (с 1946 года) Физической академии. Казалось, что недоброжелатели Рашидова могли торжествовать победу. Однако…

Несмотря на то, что решение о новом назначении было принято на Бюро ЦК (то есть в высшем властном республиканском органе) и два месяца спустя утверждено на Пленуме, Рашидов и не думал покидать своего поста в Верховном Совете, поскольку прекрасно знал, что за его спиной стоят не менее влиятельные люди. По сути, эта коллизия должна была в очередной раз выявить, что время безраздельного господства ферганского клана уходит в прошлое. В итоге после почти полугодового противостояния Бюро ЦК КП Узбекистана вынуждено было отменить свое постановление по Рашидову и тот продолжил свою работу на посту Председателя Президиума Верховного Совета УзССР. Случай поистине уникальный и беспрецедентный в политической истории не только Узбекистана, но и всей страны.

Победа Рашидова почти совпала с новой кампанией по борьбе с национализмом, которая развернулась в среднеазиатских республиках в 1951 году. Тогда репрессиям были подвергнуты несколько известных узбекских литераторов (Шукрулло Юсупов, Шухрат, Хамид Сулейман, Мирзакалон Исмаили – это на его слова будут опираться в конце 80-х перестройщики, разоблачающие Рашидова), а также под огнем ожесточенной критики оказались такие тюркские героические эпосы, как «Дастан» и «Алпамыш», которые были объявлены «националистической пропагандой».

Тем временем в марте 1953 года в Москве умирает И. Сталин. К власти приходят его соратники: Никита Хрущев становится 1-м секретарем ЦК КПСС, Георгий Маленков – Председателем Совета Министров СССР, Вячеслав Молотов – 1-м заместителем Председателя Совета Министров СССР, министром иностранных дел СССР, Климент Ворошилов – Председателем Президиума Верховного Совета СССР, Лаврентий Берия – 1-й заместитель Председателя Совета Министров СССР и министр внутренних дел.

Несмотря на внешнюю сплоченность, которую являли миру сталинские соратники, на самом деле каждый из них тянул одеяло на себя, пытаясь в итоге стать единоличным правителем. Особенно старался Берия, который заключил союз с Маленковым и добился включения в число кандидатов в члены Президиума ЦК КПСС своего человека: 1-го секретаря ЦК КП Азербайджана Мир-Джафара Багирова. Отметим, что это был первый случай принятия в высший партийный ареопаг мусульманина. Правда, принадлежал он к кавказцам, что вытекало из той политики, который придерживался еще Сталин – допускать к вершинам власти исключительно представителей кавказских народностей (грузин, армян и азербайджанцев). Что касается лидеров из Средней Азии, то их к кормилу власти не допускали.

Кроме этого, Берия провел ряд реформ, которые должны были возбудить к нему симпатии широких слоев населения как внутри страны, так и за ее пределами. Так, он закрыл «дело врачей», выпустив из заключения всех арестованных по нему людей, а также провел в стране амнистию, после которой из неволи вышли десятки тысяч осужденных (в том числе и уголовники). В конце апреля 1953 года Берия затеял еще одну реформу: разослал во все союзные республики записку, где предлагал обсудить вопрос о том, чтобы национальные кадры работали исключительно в местах своего рождения.

Когда эта записка обсуждалась в Узбекистане, против высказался тамошний премьер-министр Нуритдин Мухитдинов. Естественно, доброжелатели тут же донесли об этом Берии. И тот приказал узбекскому руководству освободить Мухитдинова от должности премьера. Вместо него этот пост занял Усман Юсупов, который, как мы помним, в 1937–1950 годах был 1-м секретарем ЦК КП Узбекистана, а затем уехал в Москву, где возглавил Министерство хлопководства. Однако вскоре после смерти Сталина это министерство было упразднено, и Юсупова вернули на родину, назначив его председателем Совета Министров вместо Мухитдинова (его назначили министром иностранных дел Узбекистана). Сменилось и руководство МВД Узбекистана: из Москвы был прислан руководить чекист с 32-летним стажем Алексей Бызов, который в течение пяти лет (1946–1951) возглавлял МГБ Казахстана, а последние два года трудился в должности начальника 1-го управления МГБ СССР (внешняя контрразведка). Отметим, что спустя год Бызов станет председателем КГБ Узбекистана, а в кресло министра внутренних дел сядет начальник Ферганского УКГБ Юлдаш Бабажанов.

Тем временем в Президиуме ЦК КПСС не все были согласны с инициативами Берии. Так, против смещения Мухитдинова высказались Хрущев, Молотов, Косыгин и Булганин, которые прекрасно понимали, что таким образом Берия укрепляет свои позиции, давая сигнал национальным элитам, кто истинный хозяин в Москве. И Берия в самом деле тогда был на коне, поскольку легко смог сломить сопротивление даже столь многочисленной группы и провести свои решения в жизнь. Однако торжествовал он недолго.

26 июня 1953 года Хрущев и его сторонники в Президиуме, заручившись поддержкой военных (Г. Жукова и других) арестовали Берию прямо во время заседания в Кремле и спустя полгода (23 декабря) расстреляли (Багирова арестуют тогда же, однако расстреляют спустя три года). С этого момента центр силы в Президиуме переместился к Хрущеву. И он, вооружившись «метлой», принялся наводить порядок в республиках, прекрасно понимая, что со сталинскими кадрами ему долго в кресле «первого» не усидеть – сбросят.

В южном регионе Хрущев первым делом избавился от хозяина Казахстана, любимчика Сталина Жумабая Шаяхметова, который фактически руководил республикой 15 лет (с 1939 по 1946 годы, когда был 2-м секретарем, и с 1946 по 1954 год, когда был 1-м секретарем). В феврале 1954 года Шаяхметова отправили в отставку, обвинив в сопротивлении освоению целинных земель, которые затеяла Москва. После этого к руководству Казахстаном пришли «варяги»: славяне Пантелеймон Пономаренко (1-й секретарь) и Леонид Брежнев (2-й секретарь; через год он сменит Пономаренко в кресле «первого»).

В 1956 году Хрущев сменил руководство Таджикистана: со своего поста был снят представитель ленинабадского клана Бободжан Гафуров, который продержался на своем посту 10 лет. Правда, ему на смену местные элиты привели опять же ленинабадца – Турсуна Ульджабаева.

В 1958 году дошла очередь и до Туркмении, где, как мы помним, первые лица республики были выходцами из разных кланов и по очереди сменяли друг друга. В итоге на место Сухана Бабаева (алилинец; правил с 1951 года) пришел Джума Дурды Караев (марыйский текинец).

Единственной среднеазиатской республикой, руководство которой в 50-е годы миновала пертурбация, была Киргизия. Там с 1950 года правил Исхак Раззаков, который, как мы помним, хотя и считался представителем южного клана, однако фактически был компромиссной фигурой, удовлетворяющей оба клана – северный и южный.

Что касается Узбекистана, то там за первое послесталинское пятилетие произошло больше всего изменений в верхах. Первым пал председатель Совета Министров Усман Юсупов, который, как мы помним, был возвращен в республику волевым решением Москвы. Юсупов перестал устраивать Хрущева как по причине своего прошлого (выдвиженец и любимец Сталина), так и по своим взглядам на развитие экономики Узбекистана. Хрущев находился под большим впечатлением от успехов хлопкоробов Таджикистана, которые внедряли у себя квадратно-гнездовой посев и двухстороннюю обработку, а Юсупов его восторг не разделял. В итоге Хрущев решил его сместить, тем более, что и в самой узбекской элите многие были настроены против Юсупова, имея на него зуб еще со сталинских времен, когда он был безраздельным хозяином республики.

Смещение Юсупова произошло в декабре 1954 года. Причем недоброжелатели отыгрались на нем, что называется, по полной программе: его отправили руководить… самым отстающим колхозом в Узбекистане «Баяут-4», который был расположен в Голодной степи.

На посту главы правительства Юсупова сменил все тот же «ташкентец» Нуритдин Мухитдинов, которого он вытеснил с поста в 1953-м. Этот человек давно пришелся по душе Хрущеву, в результате чего уже спустя год, в декабре 1955-го, Мухитдинов из кресла премьер-министра переместился в кресло 1-го секретаря ЦК КП Узбекистана, сменив в нем «ферганца» Амина Ниязова, руководившего Узбекистаном последние пять лет. Как вспоминает сам Мухитдинов, он и в мыслях не думал занимать столь высокий пост, однако, если Москва приказала… Много лет спустя в своих мемуарах он опишет случившееся следующим образом:

«В те декабрьские дни в связи с простудой я находился в больнице. Оттуда приехал в аэропорт встречать делегацию из Индии, присутствовал на митинге, а, прибыв с гостями на дачу, сообщил, что завтра выступаю с докладом, и, извинившись, не остался на ужин. 20-го, после республиканского совещания, снова поехал в больницу. 21-го, проводив делегацию в Москву, намеревался опять вернуться туда, но попросили ненадолго собраться в ЦК.

Когда подъехали члены Бюро, Р. Е. Мельников (2-й секретарь ЦК. – Ф. Р.) вдруг сообщил, обращаясь ко мне: «Недавно, когда Вы находились в больнице, состоялось заседание, где обсудили положение в Бюро и Секретариате, признали их работу неудовлетворительной. Открыто говорили о серьезных ошибках и искривлениях, допущенных А. И. Ниязовым. Пришли к выводу, что он не справляется с делом.

После обстоятельного разговора А. И. Ниязов признал, что квалифицированное руководство такой крупной партийной организацией (на тот момент узбекская компартия насчитывала в своих рядах почти 135 тысяч человек. – Ф. Р.) ему не по плечу, просил освободить его от занимаемой должности, предоставить другую работу, более близкую по образованию и опыту. Теперь просим Вас возглавить работу ЦК Компартии Узбекистана. Пленум решили провести завтра в 10 часов утра».

Со мной раньше на этот счет никто не разговаривал. Начали обсуждать разные стороны данного предложения, а я высказал сомнения в целесообразности таких решений в тот момент. Мне ответили: «Предварительный разговор с руководством ЦК КПСС показал, что оно поддерживает освобождение т. Ниязова от обязанностей первого секретаря ЦК и избрание Вас на этот пост. Заседание было коротким. Договорились, что о заявлении т. Ниязова сообщит т. Абдуразаков, а Вашу кандидатуру от имени Бюро внесет т. Рашидов».

Все разъехались, а я отправился в больницу. Вечером туда позвонил мне Амин Ирматович (Ниязов. – Ф. Р.) и изъявил желание встретиться. Сказал, что могу подъехать к нему, но он возразил: «Нет, я сам хочу навестить Вас».

Приехал, долго и откровенно беседовали. Он рассказал, как проходило заседание Бюро, какие ему предъявили обвинения, что считает правильным и с чем не согласен. Дал личную оценку ситуации и своей работе. В завершении беседы сказал: «Мне пора уходить из Бюро, да и в Секретариате у нас не все гладко, но по всем вопросам, особенно крупным, принципиальным, как Вы знаете, бывает единство взглядов. Поэтому я на этом заседании официально поставил вопрос о своем освобождении. Спасибо Вам за совместную работу, я искренне поддержал Вашу кандидатуру. Такое же заявление сделаю и на Пленуме».