Текст книги "Ефремовы. Без ретуши"

Кстати, Лев Дуров пришел в ЦДТ в том же 54-м. Вот как об этом вспоминает все тот же Г. Печников:

«Вот поступил в труппу Лев Дуров. Сначала пытался втиснуться в нашу с Олегом пару, потом отошел. А годами позже признался: «Вы с Олегом так дружили, что я из зависти пытался вас поссорить! Но не вышло». Надо отдать должное, поссориться с Олегом было не так просто. Он был необидчив, совершенно немнителен. Ну а мне для него ничего было не жалко, из-за чего же ссориться? Помню, мы с ним по очереди играли рабочего Николая в пьесе «Романтики». Но роль эта так подходила Олегу, что я ему ее совсем отдал. А себе попросил у режиссера бессловесную роль вахтера. Надел фуражку, приклеил усы – все как у дяди Мити из нашего подъезда. В итоге мой маленький выход стал неожиданно срывать аплодисменты. От ревнивого к успеху Олега это не укрылось, и он говорит: «Давай по очереди: то ты вахтера играешь, а я Николая, то наоборот».

Ну да, Олег был тщеславен, конечно, как и любой актер. Помню, уже много лет спустя мы ехали в машине втроем со Смоктуновским. И тот говорил Ефремову: «Ты, Олег, – лучший артист России!» Ефремов насторожился: «А как же ты, Кеша?» Смоктуновский развел руками: «Ну, я… Я – это вообще уже космос!» Вот тогда, помню, Ефремов разозлился, аж желваки заиграли. Так было всегда, когда он приходил в ярость. Помню, когда в Центральном детском театре его вводили в спектакль «Горе от ума» на роль Молчалина. И режиссер, Мария Кнебель, деликатно, немного краснея, говорила ему на репетиции: «Понимаете, Олег… Вот эта сцена с Лизой… Понимаете, вам тут немного… немного не хватает мужского начала». Он покраснел от злости да как жахнет кулаком по столу: «Зато есть конец!» Режиссер сразу смутилась: «Дальше, дальше!»

Вообще, шутки у Олега были смелые, порой – просто мальчишеские выходки. Однажды придумал себе в штаны положить спринцовку с водой. И вот сидим в гостях, чинно, благородно, и вдруг Олег: «Ой, я так хочу в туалет, уже нет сил терпеть!» И прыснул водой. Гости в шоке! В другой раз он пустил в ход свою спринцовку, встретив в туалете одного актера, который вечно с ним ругался. Слово за слово, стали препираться, ну Олег его и обдал струей. Того актера не сразу удалось успокоить и убедить, что это была вода…»

А вот что вспоминает о тех годах другой приятель Ефремова – друг его детства Н. Якушин: «По выходным Олег приходил ко мне – я уже жил отдельно от родителей. У меня он мог расслабиться, отдохнуть от театральных разговоров. Мы играли в шахматы, а то и в карты. Когда не было денег, на кон ставилась какая-нибудь книга. Олег садился играть, считая, что ни в коем случае не проиграет. А когда это все-таки случалось, он страшно огорчался. Один раз в сердцах оставил такую надпись на проигранном томике (это был сборник американских новелл): «Чтоб ты подавился этой книгой!» Ну а когда деньги у нас появлялись, мы с Олегом шли в Сандуны, стоившие аж шесть рублей за посещение. Там были хорошие банщики. Уже тогда Олег следил за собой, как и положено артисту: делал не только маникюр, но и педикюр. Иногда мы могли зайти и в пивную, выпить по сто граммов. Там встречалась интереснейшая публика, фронтовики, и Олег любил расспрашивать их о жизни. Этот опыт позже помогал ему правдоподобнее играть свои роли…»

Женщины Олега
Жена – Лилия Толмачева

В процессе учебы в Школе-студии Ефремов пережил несколько любовных романов. Так, одно время он был увлечен одной из самых красивых студенток студии Ириной Скобцевой, но, когда она предпочла ему Алексея Аджубея (чуть позже она станет женой Федора Бондарчука), Ефремов женился на другой однокурснице – Лилии Толмачевой.

Толмачева родилась 6 июня 1932 года в городке Руднево Нижне-Волжского края (по другим данным – в Саратове). В 1946 году поступила в Школу-студию МХАТа. А уже спустя три года у нее случился роман с Ефремовым, который спустя год привел их к свадьбе. Ефремов тогда уже работал в ЦДТ, а Толмачева, окончив студию, постоянного места работы не имела. Молодые жили с родителями Ефремова в одной комнате, перегороженной шкафом. Виделись они только ночью, а днем у каждого были свои дела. По словам Л. Толмачевой:

«Не хочется говорить об этом подробно, но наше отношение к семье, к дому было абсолютно разным. Я слишком устала от его пьянства. Кто я была? Несмышленая девчонка, приехавшая из Саратова… Конечно, Олег был по-настоящему болен алкоголизмом, и я не могла видеть, как из тонкого, застенчивого (Олег тогда писал стихи) и интеллигентнейшего человека мой муж превращается в нечто совершенно ужасное. Я не понимала, как в нем уживались два таких разных человека. У нас был слишком короткий брак (всего полгода), чтобы Олег успел мне изменить. Хотя Олегу женщины были, как и алкоголь, нужны, чтобы поддерживать себя в творческом накале…

Кажется, была очередная ссора, и я решила уехать, к тому же мама в Саратове тяжело заболела. Я спросила Олега: «Ты меня любишь?» – «Ну! – ответил Олег и добавил: Я хочу быть с тобой». – «Ты меня любишь, как Ромео Джульетту?» – не унималась я. «Ну и дура ты, – сказал Олег, – и погибнешь оттого, что дура». Кстати, эту фразу он говорил чуть ли не при каждой нашей встрече до конца своей жизни…»

Формально этот брак продлился всего лишь два года – до 1952-го, хотя жили молодые друг с другом всего лишь полгода. А развестись тогда было не просто. Нужно было или обвинить супруга в чем-то серьезном, или долго жить порознь. В итоге Толмачева решила уехать из Москвы в Саратов, к маме, где поступила в тамошний ТЮЗ. В 1955 году она вернулась в Москву и выиграла конкурс на роль в престижном Театре имени Моссовета. Тогда же она развелась и с Ефремовым. По словам Л. Толмачевой: «Когда я решила уйти от него, он сказал: «Учти, я всем буду говорить, что это я тебя бросил». Спустя много лет Олег мне признался: «Зря ты ушла, это самая большая твоя ошибка, должна была терпеть, мы с тобой тогда до сих пор были бы вместе…» Но я ни о чем не жалею: после Олега я встретила человека, с которым тридцать пять лет была по-настоящему счастлива…» (Вторым супругом актрисы стал главный редактор отдела поэзии издательства «Советский писатель» Виктор Фогельсон.)

Самое интересное, но, когда Ефремов в 1956 году возглавит театр «Современник», он пригласит в него и свою бывшую первую жену. Толмачева сыграет в этом театре множество ролей, в их числе скопидомку Леночку и преуспевающую Агнию Шабину в спектаклях по пьесам Розова «В поисках радости» и «Традиционный сбор», Тамару в «Пяти вечерах» и Надю в «Старшей сестре» А. Володина, Женщину, которую любил Он (эту роль, кстати, исполнял Ефремов) в «Четвертом» К. Симонова. Среди лучших ролей актрисы – Елизавета Александровна в «Обыкновенной истории» И. Гончарова и Милда в «Крутом маршруте» Е. Гинзбург.

В кино самой известной ролью Толмачевой станет женщина-прорва Леночка в фильме «Шумный день».

В 1968 году ей присвоили звание заслуженной артистки РСФСР, в 1981-м – народной.

С конца 1970-х Толмачева вплотную занялась режиссурой, как и ряд других ведущих артистов театра. В 1977 году, по поручению Галины Волчек, она поставила спектакль «Фантазии Фарятьева» Аллы Соколовой со Станиславом Садальским в главной роли, в 1978-м – «Генриха IV» Луиджи Пиранделло, а в 1980 году, по приглашению Олега Ефремова, – «Все кончено» Эдварда Олби во МХАТе с Марией Бабановой (спектакль был записан для телевидения).

Умерла Лилия Толмачева в Москве ночью 25 августа 2013 года после продолжительной болезни. Похоронили актрису на Ваганьковском кладбище.

Женщины Олега
Все примы ЦДТ

Столь короткий брак Ефремова и Толмачевой объяснялся несколькими причинами. И одна из них – нашему герою было мало одной женщины, поэтому он позволял себе романы на стороне, в частности в стенах ЦДТ. В начале 50-х там работало больше трех десятков актрис разных возрастов. Среди них: Клавдия Коренева, Антонина Елисеева, Людмила Чернышева, Татьяна Булкина, Татьяна Струкова, Софья Волховская, Валентина Сперантова, Галина Новожилова, Галина Иванова, Галина Степанова, Валерия Меньковская, Ольга Фрид, Надежда Румянцева, Татьяна Гулевич, Анна Некрасова, Нинель Шефер, Маргарита Куприянова, Ольга Пыжова, Нинель Терновская, Валентина Бруснигина, Магдалена Лукашевич, Антонина Дмитриева, Татьяна Надеждина и др.

У Ефремова случились романы (или были попытки таковых) с тремя из этих актрис: с Маргаритой Куприяновой, Антониной Елисеевой и Галиной Новожиловой. Расскажем о каждой из них.

М. Куприянова родилась 24 ноября 1924 года в Москве. В 1948-м окончила Студию при Центральном детском театре (ныне РАМТ), на сцене которого начала играть еще студенткой. Как написано о ней на сайте kino-teatr.ru: «Обладая внешними данными актрисы-травести, на протяжении нескольких десятилетий Куприянова играла роли мальчиков, но параллельно с этим (что большая редкость для актрисы этого амплуа) создала значительные женские образы в пьесах В. С. Розова «В поисках радости» (Лена) и «В добрый час!» (Катя). В. А. Сперантова отмечала уже в ранних работах Куприяновой «огромную и легко возбудимую эмоциональность… внутренний артистизм», продолжая свою мысль: искусству Куприяновой свойственно «редкое сочетание абсолютной психологической правды с острой характерностью». Широкая палитра помогала Куприяновой в создании образов мальчишек, где лирика и гротесковая заостренность не противоречили друг другу, а причудливо соединялись в характере подростка, осознающего жизнь. Незаурядные пластические данные актрисы позволили ей, в отличие от многих травести, перейти со временем на роли не возрастные, а женские, лирико-драматические».

С Ефремовым Куприянова играла в нескольких спектаклях: «Ее друзья» (1949; Светлана), «Настоящий друг» (1950; Рита Вольская), «Два капитана» (1951; Катя), «Конек-Горбунок» (1952; Царь-девица), «Волынщик из Стракониц» (1952; Зулика), «Страница жизни» (1953; Наташа), «В добрый час!» (1954; Катя). Причем в некоторых из этих постановок Ефремов и Куприянова играли любовь – как, например, в «Двух капитанах», где он был Саней Григорьевым, а она Катей Татариновой. А в 1955 году Ефремов впервые дебютировал на сцене как режиссер, поставив спектакль «Димка-невидимка» по В. Коростылеву и М. Львовскому, где роль Димки исполнила Куприянова. Как напишут потом критики:

«В роли Димки сыграла актриса-травести Маргарита Куприянова. Именно мальчики стали наиболее запоминающимися ее ролями. Притом что, в отличие, например, от Сперантовой, которая была в них настолько органична, что не всегда можно было и разобраться, кто именно играет, мальчик или девочка, женственность Куприяновой всегда была очевидной. Но в каждой роли она была настолько внутренне искренна и правдива, что созданию мальчишеских персонажей это совершенно не вредило и, можно сказать, не имело решающего значения».

Не одно поколение детей выросло на «Димке-невидимке». Ее лучшие образы – открытые, непосредственные, щедрые натуры, мечтатели. Вот маленький фантазер Димка (четвероклассник, которого решили разыграть, убедив, что он может стать невидимым) был ролью, от которой Куприянова собиралась отказываться, а в результате стал всеобщим любимцем – в первую очередь ее собственным. В этом спектакле, режиссерском дебюте Олега Ефремова, она чувствовала себя очень свободно, могла делать что хочет…

Художественный руководитель РАМТа Алексей Бородин вспоминает, что «первый спектакль ЦДТ – «Димку-невидимку» молодого режиссера Ефремова увидел по телевизору и сразу побежал в театр». Эта была такая яркая трактовка пьесы, что она надолго стала эмблемой театра и несколько десятилетий шла с непременным аншлагом.

Армен Медведев, восхищаясь Ефремовым, описал действие «Димки-невидимки»: «Помню и первый режиссерский спектакль Олега Ефремова в ЦДТ – «Димка-невидимка». В нем волшебство театра представало во всю мощь. Превращения на сцене происходили самым необычайным образом. Когда составленные столы, стулья и швабра, воткнутая на вершину этой мебельной пирамиды, вдруг, иначе освещенные, превращались в корабль, это завораживало. И Геннадий Печников, и Олег Анофриев, и Рита Куприянова играли озорно, фарсово. Странно и удивительно, почему Ефремов больше никогда не возвращался к этому жанру игры. Как режиссер он оказался в этом жанре не менее могучим, чем впоследствии как актер в фильме Ролана Быкова «Айболит-66». Это была его стихия – перевоплощение…»

Говорят, что Куприянова была так сильно влюблена в Ефремова, что мечтала выйти за него замуж. Но он этого не хотел, предпочитая жить с ней без штампа в паспорте. К тому же это положение не связывало ему руки и позволяло «крутить любовь» с другими актрисами ЦДТ.

Куприянова была широко известна в СССР, но не благодаря своему лицу (в кино она не снималась), а из-за голоса – она озвучивала радиоспектакли и мульфильмы. Самые известные ее роли: Маугли (р/сп, 1955) и Чиполлино (м/ф, 1961).

В 1962 году она стала заслуженной артисткой РСФСР, в 1992-м – народной.

Ушла из жизни М. Куприянова в феврале 2005 года, пережив Ефремова почти на пять лет.

Еще одна пассия нашего героя из ЦДТ – Антонина Елисеева. С ней он пересекался в спектаклях: «Настоящий друг» (1950; Таня Карташева), «Недоросль» (1950; госпожа Простакова), «Город мастеров» (1950; Вероника), «Романтики» (1950; Нина Еремина, сверловщица), «Волынщик из Стракониц» (1952; Лесана), «Гельголанд зовет!» (1953; Герда), «В добрый час!» (1954; Маша Полякова), «Оливер Твист» (1956; Нэнси).

Елисеева была старше Ефремова на десять лет (пришла в ЦДТ в 1939 году) и была замужем за известным актером Алексеем Консовским, прославившимся ролью Принца в фильме «Золушка». Но Ефремова эти обстоятельства нисколько не смущали – он любил преодолевать препятствия, они его только подхлестывали.

Наконец, после Елисеевой Ефремова увлекла актриса Галина Новожилова, которая тоже была старше его, но всего лишь на пять лет. Она училась в Театральном училище имени Б. Щукина, затем перевелась в МГТУ. В 1945 году пришла в Центральный детский театр. С Ефремовым она играла в спектаклях: «Ее друзья» (1949; Светлана Бутова), «Драгоценное зерно» (1950; Маша Ракитина), «Волынщик из Стракониц» (1952; Доротка), «В добрый час!» (1954; Галя).

Однако в этом случае Ефремова постигла неудача – Новожилова ему отказала во взаимности, поскольку увлеклась… его другом и партнером по сцене Геннадием Печниковым. Но тот к тому времени был уже несвободен. Видимо, в отместку за это Ефремов чуть позже решит… соблазнить жену самого Печникова. Вот как тот вспоминает об этом: «Что касается того, что Олегу не отказала ни одна женщина… Как минимум одна – точно отказала, и я эту женщину знаю. Она моя жена. Я ведь, как и Олег, создал семью после 30 лет[3]3
  Актер родился 8 сентября 1926 года


[Закрыть], и мы с Валерией прожили всю жизнь вместе. Конечно, она знала Олега, он ведь бывал у нас в гостях. Но однажды Ефремов пришел к нам, зная, что меня дома нет. Немного удивившись, жена пригласила его пообедать. Какое-то время Олег сидел спокойно, а потом вдруг «пошел в атаку», попытавшись натиском покорить ее. Он всегда так делал… Но Валерия неожиданно оказала сопротивление и со словами «Олег, да ты что, с ума сошел!» решительно его оттолкнула. Когда она рассказала мне об этом, я спросил: «А почему ты ему отказала-то?» До того я уже привык, что в Олега все влюбляются и никто ему не отказывает. Но тут уж удивилась моя жена. Говорит: «А что в нем такого особенного-то, чтобы замужняя женщина перед ним не устояла? Долговязый, некрасивый». Так что были все же женщины, которым Ефремов не нравился. Хотя большинство по одному его слову, вопреки здравому смыслу, готовы были идти за ним на край света… Я не стал ничего говорить Олегу. Не вызвал на разговор, не сказал: «Ты теперь мне не друг». Я его простил. Просто потому, что слишком хорошо его знал. Тем более что и раньше у нас с ним были ситуации, когда нравилась одна женщина…»

Олег
Перед «Современником»

В последние два года своего пребывания в ЦДТ Ефремов сыграл четыре новые роли: Саню Григорьева в «Двух капитанах» В. Каверина (1955), Кочергина в «Дочке» В. Каверина (1956), Монкса в «Оливере Твисте» Ч. Диккенса (1956) и Самозванца в «Борисе Годунове» А. С. Пушкина. Последний спектакль поставил Анатолий Эфрос, и о нем много писала тогдашняя пресса. Например, в «Московском комсомольце» К. Щербаков поделился следующими впечатлениями от игры Ефремова: «…Не может полностью удовлетворить и исполнение роли Дмитрия Самозванца О. Ефремовым. Некоторые сцены, такие как «Келья в Чудовом монастыре» и «Корчма на литовской границе», сыграны темпераментно, на самом высоком уровне. Но интересно, четко намеченный образ в дальнейшем мельчает, расплывается. В спектакле исчезли или прозвучали очень приглушенно такие характерные для Самозванца черты, как удаль, отвага, беспечность, та пылкость и неуравновешенность, которые в сочетании с трезвым расчетом создавали характер самобытный, неповторимый. Вместо этого появился совершенно чуждый пушкинскому образу элемент комизма, в конце сцены у фонтана до такой степени переносится Ефремовым в бытовой план, что становится просто досадно…»

Вообще этот спектакль появился на свет не случайно. В последний раз в московских театрах ставили пушкинского «Бориса Годунова» в 1937 году, когда в СССР отмечали 100-летие со дня гибели А. С. Пушкина. После чего на это произведение был наложен негласный запрет. Но в марте 1953 года из жизни ушел И. Сталин и начался процесс переосмысления времени его правления. Причем переосмысление это было по большей мере критическое, а задал этот дискурс в феврале 1956 года XX съезд КПСС, на котором Н. Хрущев выступил с докладом «О культе личности И. Сталина». С этого момента на покойного «вождя народов» стали вешать всех собак, тем самым расколов общество и все мировое коммунистическое движение в целом. Зачем это было сделано? Во-первых, Хрущеву для укрепления своей власти было нужно дискредитировать верных соратников Сталина и убрать их со своего пути, во-вторых, того требовал Запад, с определенной частью элиты которого Хрущев собирался «мирно сосуществовать» (об этом было заявлено на том же XX съезде). Ведь можно было при желании разоблачить некие деяния времен правления Сталина без большого шума, не вынося этого на суд широкой общественности. При таком раскладе общество не оказалось бы расколотым, из-за чего удалось бы избежать многих потрясений. Но раскол, судя по всему, был нужен новой власти, которая решила пойти по римскому пути «разделяй и властвуй». Власть (центр) пыталась лавировать между «правыми» (консерваторы) и «левыми» (либералы), надеясь сохранить баланс и не свалиться в пропасть. А в качестве сакральной жертвы был выбран Сталин, которого намеренно измазали грязью, начисто забыв, что пресловутую «оттепель» замыслил именно он еще в 1952 году. Для чего на XIX съезде КПСС был существенно обновлен высший партийный ареопаг – Президиум ЦК (он был расширен с 12 человек до 25), что ясно указывало на то, что Сталин собирается делать ставку на молодых выдвиженцев. Одновременно готовились реформы в области идеологии и экономики, которые должны были расширить демократические рамки советской системы.

Однако в марте 53-го Сталин внезапно скончался (скажем прямо, при подозрительных обстоятельствах, наталкивающих на мысль об его убийстве), после чего «старая гвардия» тут же «задвинула» молодую (сталинские выдвиженцы были раскиданы по стране, отосланные подальше от Москвы), а демократические процессы, задуманные Сталиным, стали ассоциироваться исключительно с именем Хрущева. В итоге тот очень скоро вошел во вкус и спустя три года после смерти вождя всех народов повел атаку на тех партийных деятелей, кто мог помешать ему стать единоличным правителем страны. Так на свет появился упомянутый выше доклад «О культе личности И. Сталина», и началась широкая кампания по реабилитации людей, осужденных в годы правления «вождя народов». Последние должны были стать социальной опорой Хрущева в его наполеоновских планах по переустройству страны. Вот почему многих пострадавших (как реально, так и мнимо) в годы правления Сталина стали тянуть наверх, предоставляя им командные посты в разных сферах общественной жизни. Например, среди творческой интеллигенции таких людей были сотни. Назову лишь некоторых – тех, кто стал пострадавшим через своих родителей и достаточно высоко поднялся в одной только Москве или Ленинграде (их отцы, занимавшие при Сталине высокие партийные посты, были репрессированы): Булат Окуджава, Лев Кулиджанов, Марлен Хуциев, Георгий Товстоногов, Марк Захаров и др. А ведь были еще и такие деятели, кто пострадал лично, а также те, у кого в числе репрессированных значились братья, сестры или, например, родня со стороны жены. И всех этих людей тянули наверх, множа ряды антисталинистов во властных структурах – в политике, экономике, идеологии. Чуть позже эти люди составят тот самый легион, который поможет М. Горбачеву развалить СССР. Кстати, сам будущий генсек (как и его супруга) тоже из «этих». Читаем в Википедии: «Дед М. Горбачева по матери, Пантелей Ефимович Гопкало (1894–1953), происходил из крестьян Черниговской губернии, был старшим из пяти детей, в 13 лет потерял отца, позднее переселился в Ставрополье. Стал председателем колхоза, в 1937 году был арестован по обвинению в троцкизме. Находясь под следствием, провел в тюрьме 14 месяцев, вынес пытки и издевательства. От расстрела Пантелея Ефимовича спасло изменение «линии партии», февральский пленум 1938 года, посвященный «борьбе с перегибами». В итоге в сентябре 1938 года начальник ГПУ Красногвардейского района застрелился, а Пантелей Ефимович был оправдан и освобожден. Уже после отставки и крушения СССР Михаил Горбачев заявлял, что рассказы деда послужили одним из факторов, склонивших его к неприятию советского режима…»

А вот что написано про родню Раисы Максимовны Горбачевой: «Дед по отцу Андрей Филиппович Титаренко переехал из села в Чернигов, был беспартийным, четыре года провел в тюрьме, работал железнодорожником… Дед по материнской линии Петр Степанович Парада (1890–1937) был богатым крестьянином, расстрелян как троцкист, так как выступал против коллективизации и стахановского движения, посмертно реабилитирован в 1988 году…»

Но вернемся к Олегу Ефремову.

Он проходил по другой категории. Его отец, как мы помним, не был пострадавшим от сталинской власти, но зато служил в системе ГУЛАГа. Здесь могла прослеживаться иная связь – по линии спецслужб, которые имели обширную сеть агентуры (как штатной, так и агентуры влияния) в разных слоях общества и были заинтересованы в том, чтобы эта агентура (или ее родственники) продолжала свою работу и в новых реалиях постсталинского времени. Поэтому к детям энкавэдэшников или гулаговцев, даже несмотря на громкое «дело Берии», в хрущевские годы относились более чем хорошо. Взять того же Олега Ефремова или кого-то другого: например, Элема Климова (его отец работал в прокуратуре и занимался делами репрессированных), Марка Розовского (еще один отпрыск человека, работавшего в системе ГУЛАГа), Леонида Броневого (его отец работал в НКВД, потом был репрессирован) и т. д. Все эти люди начали свое восхождение в профессии в конце 50-х – начале 60-х и занимали антисталинские позиции. И еще – многие из них были евреями, имевшими к Сталину особые счеты. Безусловно, что одним из главных мотивов их продвижениях наверх был природный талант. Но последний без поддержки извне очень часто не имеет возможности раскрыться. А вот если его поддерживают заинтересованные силы, тогда путь наверх становится гораздо легче. Не случайно в те годы и термин такой родился – «дети XX съезда». Это те самые дети (как в прямом смысле, так и в фигуральном), которые сделали себе карьеру на антисталинской почве. И Олег Ефремов был именно таким «дитем».

Но вернемся к спектаклю ЦДТ «Борис Годунов» в постановке Анатолия Эфроса. Это был спектакль с антисталинским подтекстом. Впрямую говорить об этом тогда было еще нельзя (это произойдет чуть позже), поэтому в рецензиях вещи назывались не впрямую. Например, так: «В спектакле осмысливались вечные вопросы человека и власти. Ответственности за принятые решения не только перед собой и своими близкими, но и перед народом и государством. Ответственность за пролитую кровь, смерти сотен людей. Цена, оплаченная за жажду власти, корыстолюбие и жестокость…»

Роль Самозванца в «Борисе Годунове» оказалась последней ролью Ефремова в ЦДТ. Еще в период репетиций наш герой задумал создать свой собственный театр, где он был бы полновластным хозяином, как в творческом плане (как главный режиссер), так и в личном (как тот петух в курятнике). Всего лишь несколько лет назад о таком развитии событий можно было только мечтать. Но тогда, в 56-м, сразу после XX съезда КПСС, таким людям, как Олег Ефремов, судьба явно благоволила. Причем по разным причинам – как явным, так и тайным, о чем речь уже шла чуть выше. Хотя за плечами Ефремова была всего лишь одна режиссерская работа – «Димка-невидимка». Плюс к тому же он преподавал в Школе-студии МХАТа. Именно там, собственно, он и решил набрать костяк своего будущего театра, который назвали «Современником». Хотя началось все (в теории) чуть раньше – с поездки Ефремова на Волгу в 1952 году. Во всяком случае, так об этом думает Геннадий Печников, который составил герою нашего рассказа компанию в той поездке. Вот как он сам вспоминает об этом:

«У меня родилась неожиданная идея – поехать вместе в путешествие по Волге. В 1951 году я прочитал рассказы Горького и сразу подумал, что он так правдиво пишет, потому что видел все сам. А мы? Что мы видели, московские мальчики? Ведь, как ни крути, и у Олега, и у меня – дом, мама-папа, обеды-ужины. И я сказал Ефремову: «Нам надо набираться жизненного опыта!» Он загорелся: «Конечно!» И был очень огорчен, когда я попросил отложить поездку из-за съемок в фильме. Взял с меня обещание: «Ну только чтоб в следующем году – точно!» И вот весной 1952 года мы оформились в Туристическом клубе и составили маршрут на 42 дня вниз по Волге… Раздобыли одну палатку на двоих, один рюкзак, даже приличная шляпа была одна – для переговоров с председателями колхозов. Мы рассуждали так: денег у нас нет, значит, их нужно зарабатывать в дороге! Поэтому взяли с собой реквизит для представлений. Перед выездом договорились: в дороге не ныть, не ссориться! Все делать сообща. Олег уточнял: «А если я, например, выпить захочу?» Говорю: «Я против!» И, надо отдать ему должное, он выполнил это условие.

Лишь только тронулись из Москвы на поезде до Ярославля – произошло ЧП, у нас украли сумку с продуктами. Как Олег бесился! Стучал кулаком по столу: «Ну, раз у нас украли, и мы будем воровать!» Но это, конечно, он так, сгоряча. В общем, в Ярославль мы приехали голодными. Пошли в местный театр, попросили у главного режиссера рекомендацию, чтобы в области нас принимали как серьезных артистов. Ну а дальше – городки, деревеньки, маленькие совхозы… Иногда ночевали у местных жителей, иногда просто ставили палатку посреди поля… Приходишь к председателю колхоза – в той самой шляпе, говоришь: «Мы туристы, но мы и артисты! Можем дать у вас спектакль». Собираются колхозники. Мы им читали стихи Маяковского, Твардовского. Особым успехом у крестьян пользовалась басня Сергея Михалкова «Как старик корову продавал». Еще разыгрывали маленькие рассказы Чехова. Несмотря на то что выступали перед простой публикой, готовились серьезно.

Но, даже несмотря на эти заработки, денег было в обрез. Поэтому один раз, видя, что на пароходе никто не проверяет билеты, мы их не стали покупать. А потом выяснилось, что контролер стоит на выходе. Что делать? Тут пошел страшный ливень. И Олег разыграл целое представление: картинно упал в лужу, я – на него… Еще кого-то задели, началась свалка… И контролер сказал: «Да проходите уже, ребята! Устроили тут столпотворение!» Несмотря на все трудности, мы с Олегом были по-настоящему счастливы в эти дни. И ничего не боялись. Хотя ведь могли сойти за шпионов. В одном селении бдительные колхозники даже доставили нас к председателю, чтобы проверить наши личности. Тогда ведь, начитавшись газет, все граждане «ловили шпионов». Вот на такой-то случай и пригодились маршрутные книжки из Туристического клуба. Без преувеличения можно сказать, что в Москву мы вернулись повзрослевшими.

Позже Олег говорил мне: «Если бы не та наша поездка, «Современника» бы не было. Он родился там, из нашего «передвижного театра». Но еще до «Современника» Олег попробовал себя в качестве режиссера в нашем Центральном детском. Поставил пьесу «Димка-невидимка» – блистательный водевиль с куплетами, танцами, шутками. Олег на репетициях воодушевленно творил. Ему кто-то говорит: «Я танцевать не умею». А он: «Танцуй, как умеешь!» Я ему жалуюсь: «Не могу я петь, слуха нет…» – «Можешь! Не слышишь музыку? Хрен с ней! Давай!»

Практически сразу Олега, вчерашнего студента, позвали преподавать в Школу-студию МХАТа, где он сразу нашел общий язык со студентами. Его советы студентам были четкими, ясными, конкретными. Не случайно именно среди некоторых своих учеников он нашел актеров для «Современника» – Ефремов ко всем присматривался уже тогда. Повсюду видел и «вербовал» единомышленников. Например, рассказывали, что Лилю Толмачеву – свою первую жену – он переманил в «Современник» из Театра имени Моссовета, где та репетировала Нину в «Маскараде». Он ее встретил на улице и заявил: «Твоя Нинка никому не нужна! Это прошлый век! Давай сейчас же к нам. Во всяком случае, попробуешь». – «Так когда же мне пробовать? Я целый день в театре». – «Балда, да мы сами все где-то работаем и днем заняты. У нас репетиции в полночь только начинаются!» Это было еще до того, как «Современник» получил имя и дом, – актеры действительно вели двойную жизнь. И ночью приходили репетировать к Ефремову.

А когда «Современник» был собран, Олег ушел из Детского театра. Он и меня приглашал с собой. Но я ответил «нет», и Олег кивнул: «Понимаю». Он видел, что я нашел себя в Детском театре, а репертуар «Современника» был мне не близок. Как друг Ефремов понял меня, и больше к этой теме мы не возвращались. И главное – наша дружба не прервалась. Это же редко бывает, что такой человек, как Олег – прирожденный лидер, находит в себе силы думать не только о том, что ему нужно от друзей, но и о том, что нужно самим друзьям…»