Текст книги "Святое русское воинство"

Глава VII. Кампания 1789 года

Во вторую войну с Турцией, в царствование Екатерины Великой, переменилось поприще, на котором действовали главные морские силы России. План войны во многих отношениях предположен был одинаковый с предшествовавшим, и Греческий Архипелаг должен был снова увидеть сильный флот, которому содействовали бы христианские народы, призванные Россией к оружию против Порты.

Но дела на севере изменили эти намерения, и флот, под начальством адмирала Грейга, готовый выступить из балтийских портов в Средиземное море, был удержан для отражения шведского короля Густава III, который, пользуясь несогласиями России с Портой, так же вероломно нарушил договоры вечного мира, в Нейштадте и Абове заключенные, как Диван отверг обязательства Белградского и Кайнарджийского, вследствие чего объявлен был 1 июля 1788 года высочайший манифест о войне со Швецией.

Итак, главный театр морских действий перешел на Черное море, где флот наш, немногочисленный еще, но предводимый храбрыми и искусными начальниками, заменил Чесменский и Патрасский пожары четырехкратными пожарами на лимане Днепровском и разбитиями турецкого флота в открытом море. Однако жители Греции и Архипелага были также призваны к участию в этой новой борьбе. На генерал-поручика Заборовского возложено было произвести восстание, и, подобно графу Орлову, он избрал Флоренцию главным местом тайных сношений своих, поручив ближайшее управление делами в Архипелаге генералу Псаро и генерал-майору князю Мещерскому.

Кроме того, деятельными агентами правительства нашего были: в Ливорно генерал-майор В. С. Томара и русский генеральный консул Каламай; в Триесте – генеральный консул наш, полковник граф Иван Войнович; в Корфу – консул Бинаки, и в Превезе – вице-консул Дмитрий Ламбро. В Триесте и Сиракузах снаряжены были две корсерские эскадры под русским военным флагом и за счет правительства нашего; они назывались Российскими императорскими флотилиями в Архипелаге.

Командиры судов этих приняли присягу в верности императрице, получили военные чины и право носить русский морской мундир. Флотилия, изготовленная в Триесте, состояла из десяти судов, под начальством храброго греческого капитана Ламбро Качони, служившего корсером при флоте Спиридова в прошлую войну и награжденного тогда чином майора; самые суда принадлежали ему и другим грекам, но снабжены и вооружены были всем нужным к мореплаванию из казенных сумм, находившихся в распоряжении генерала Заборовского.

Качони имел поручение раздавать воззвания к жителям Греции, приготовленные в значительном числе экземпляров, требовать от них преданности и верности к государыне и пособия всем нужным для успеха оружия, поднятого на их собственную пользу и защиту; он был также уполномочен набирать людей в службу и выдавать свидетельства лицам, ему содействовавшим, при чем положено было награждать: прапорщичьими чинами тех, кто поставит более 30 и до 50 человек; поручичьими – от 60 до 90; капитанскими – от 100 до 150; майорскими – от 200 до 300, и премьер-майорскими – свыше 300.

Чины эти должны были утверждаться Государственной военной коллегией, по представлениям Заборовского; и равным образом соответственное вознаграждение обещано всем тем, которые усилят флотилию судами своими и прочими принадлежностями, относящимися к военным действиям.

Флотилиям поставлялось в непременную обязанность строгое и неупустительное наблюдение высочайше утвержденного установления о корсерах и воспрещались всякие грабежи и насилия в местах народов, преданных России; все же неприятельские суда, турецкие и шведские, составляли ее полную добычу. В исходе марта 1789 года Качони впервые вышел из Триеста и занял линию от Дарданелл к Афонской горе, Лемносу, Тенедосу и пр., дабы пресечь на этом пути привоз съестных припасов в Константинополь из Египта, Анатолии, Архипелага и Румелии; тревожить неприятеля в заливе Валлоны и других местах, посещаемых дульцуниотскими судами, и уничтожить намерения жителей острова Идра (идриотов), готовивших множество судов для плаваний на Черном море.

Генерал-майору Гиббсу поручено было с такой же целью снарядить несколько казенных судов в Сиракузах и под своим председательством учредить там комиссию для заведования призами; впоследствии управление этими снаряжениями передано генерал-майору Томаре. Начальство над флотилией, состоявшей из двух фрегатов и трех корветов, вверено было Гвильйомо Лоренцо[28]28
  Гвильйомо Лоренцо был до того времени мальтийским корсаром в течение четырех-пяти лет и известен как непримиримый враг турок и греков, которых всегда считал собаками. Ненависть его к грекам простиралась до того, что в прошлую войну, по приказанию графа Орлова, он был пойман и содержался в цепях за пиратство на греческих водах. (Прим. автора)


[Закрыть], старому мальтийскому капитану, принятому тогда на русскую службу с чином капитана 2 ранга.

В апреле 1789 года Лоренцо вышел из Сиракуз с судами своими[29]29
  Лоренцо командовал фрегатом «La Fama», а один из корветов, «La parfaite Alliance», был под командой графа Георгия Войновича, родного брата графа Марка Войновича. (Прим. автора)


[Закрыть] к Дарданеллам, чтобы соединиться с флотилией Ламбро Качони, и, не подчиняясь один другому, действовать, однако, соединенными силами для наибольшего нанесения вреда неприятелю. В продолжение всей войны обе флотилии преимущественно заняты были пресечением подвоза продовольствия в Константинополь и неоднократно заставляли столицу Оттоманской империи испытывать голод; они завладели множеством призов, истребили несколько военных судов и вообще тревожили турецкие владения с той стороны; но мы не станем более упоминать о действиях архипелагских корсаров и обратимся к главным событиям, происходившим на Черном море.

Покорение Очакова служило поводом к новым усилиям турок для вознаграждения потерянного, и непреклонный враг России султан Селим III, наследовавший в начале 1789 года престол отчий своего султана Абдул-Хамида, повелел верховному визирю действовать наступательно.

Все старания приложены были к пополнению убыли судов, потерянных в кампанию прошедшего года, для чего приглашены кораблестроители из Франции; и недовольная многочисленными военными неудачами капудан-паши, храброго Эски-Гассана, Порта вручила ему начальство над сухопутными войсками, с возведением в звание сераскира, и возложила на него непременное возвращение Очакова; начальником же оттоманского флота назначен был константинопольский лиман-рейза (капитан над портом), молодой и неопытный Гуссейн, недавно оставивший сераль, где он воспитывался вместе с Селимом III, с которым был одних лет и с детства находился при нем в услужении. Взаимная дружба тесно связывала их между собой, и, став султаном, Селим назначил Гуссейна капудан-пашой, а потом выдал за него замуж сестру свою.

В марте 1789 года турецкий флот вышел в море, и одна эскадра из шести фрегатов отправилась к Синопу, чтобы предупредить потери, понесенные в прошлом году от эскадры Сенявина, а другая такая же эскадра отделилась к Варне, для обеспечения румельских берегов.

Однако крейсерские отряды наши, из 18 легких судов, под начальством лейтенантов Бардаки и Глези, вышедшие из Севастополя 17 апреля, истребили несколько неприятельских купеческих судов у устьев Дуная и произвели большое опустошение у Кюстенджи, высадив близ мыса Кара-Ирмака 600 солдат под начальством майора Чапони.

На сухом пути военные действия начались также с апреля, и 1 числа восьмитысячный турецкий корпус разбит был при Берладе. В половине того же месяца граф Войнович, бывший, как упомянуто выше, с исхода 1788 года временным главным командиром Черноморского флота и портов вместо контр-адмирала Мордвинова, уволенного в отпуск, и поэтому находившийся в Херсоне, вышел в Лиман и расположился на Очаковском фарватере, имея повеление по возможности усиливать судами эскадру свою и принять начальство в предстоявших действиях на лимане Днепровском, куда ожидали прибытия турецкого флота для покушения на Очаков.

Он поднял флаг свой на корабле «Иосиф II» и имел у себя корабли 66-пушечные: «Мария Магдалина» и «Мученик Леонтий»; фрегаты: 50-пушечный «Александр Невский», 40-пушечный «Бористень», «Скорый», 32-пушечный «Макроплия Марк Евангелист»[30]30
  Переделанный в Херсоне из пленной турецкой галеры, взятой флотилией на Лимане 1 июля 1788 г. (Прим. автора)


[Закрыть], и несколько транспортов. Гребная флотилия находилась под начальством капитана Ахматова и стояла под очаковским берегом.

Корабельный флот, над которым принял начальство контр-адмирал Ушаков на время отсутствия Войновича в Херсон, также был в готовности выйти на Севастопольский рейд по первому востребованию, и для крейсерства выслан был отряд из двух фрегатов и десяти мелких судов, под начальством капитана бригадирского ранга П. В. Пустошкина, который плавал до поздней осени между Таганрогом и южными берегами Крыма.

В исходе мая Потемкин прибыл в Ольвиополь и принял начальство над Екатеринославской и Украинской армиями, названными Южной; однако ничего важного не располагал он предпринять в эту кампанию, проведя много времени в приготовлениях, и предоставил одному Очаковскому гарнизону вместе с Лиманской эскадрой отражать нападения неприятеля на эту крепость. Поэтому, ожидая прибытия многочисленного турецкого флота к Лиману, Войнович предписал Ушакову (от 14 июня) выйти на рейд и быть «в ожидании, что, может быть, понадобится действовать единовременно со здешними (т. е. находившимися в Лимане) силами».

К 22-му числу весь флот был на рейде и Ушаков поднял флаг свой на корабле «Св. Павел»; в начале же июля турецкий флот пришел на вид Георгиевского монастыря, близ Севастополя, но вскоре скрылся, и 12 июля прибыл к Очакову. Он расположился между Кинбурном и Гаджибеем, и состоял из 17 кораблей, 10 фрегатов и 13 мелких судов; кроме того, у гаджибейского берега стояли на якоре 33 лансона, две шебеки и пять кирлангичей.

Видя, что флотилия наша, в соединении с кинбурнскими и очаковскими батареями, почти неприступно защищала Очаковский фарватер, и имея еще в свежей памяти поражения, понесенные в прошлом году на водах этих, турецкий адмирал ни на что не отваживался, и, конечно, возвращение Очакова представляло для него тогда слишком мало возможности. Поэтому Потемкин, невзирая на присутствие столь сильного неприятеля, предписал генерал-поручику Гудовичу покорить Гаджибей, откуда турки вывозили значительное количество хлеба в Константинополь, и вместе с тем приказал Войновичу сделать нападение на неприятельские суда и заставить их удалиться.

Гаджибей, лежавший на месте теперешней Одессы, был тогда небольшим и бедным селением с редутом, дурно устроенным, в котором находилось 12 пушек и 300 солдат; но турецкая флотилия стояла под самым берегом и, защищая его своими выстрелами, значительно затрудняла завладение. Генерал Гудович, занимавший Очаковскую крепость, решился не ожидать более удаления турецкого флота и 3 сентября выступил с частью гарнизона к Гаджибею, употребив на небольшой переход этот десять суток.

Войска наши шли только ночью и скрывались днем в камыши, чтобы не обнаружить движений своих неприятелю, сухопутная сила которого у Гаджибея была им неизвестна. Рибас начальствовал над передовым отделением и, не дождавшись остальной части отряда, 1 сентября на рассвете пошел на приступ.

Казаки через короткое время завладели укреплением, потеряв 50 убитыми и 130 ранеными; для действия же по турецким судам, Рибас устроил батарею из 16 разной величины пушек, которая наносила большой вред и до того повредила два лансона, что они вынуждены были сесть на берег и сдаться. Через несколько дней после покорения Гаджибея подошел к нему весь турецкий флот и открыл сильную пальбу, но на дальнем расстоянии и потому без всякого вреда, после чего отошел в море.

В завладении этим пунктом должен был принять участие и флот, как выше упомянуто. От 2 августа Войнович доносил Потемкину, что готовится напасть, «согласившись с генерал-майором де Рибасом и генералом Гудовичем», потому что «располагаем сделать атаку в одно время на море и на земле». Однако с его стороны ничего предпринято не было против неприятеля; равномерно и корабельный флот, находившийся в его распоряжении, оставлен им был в бездействии во все лето на Севастопольском рейде, между тем как, подойдя к Очакову, он мог бы, вместе с Лиманской эскадрой, заставить турецкого адмирала удалиться и даже понести поражение. Только в начале сентября (11-го числа) Войнович предписал Ф. Ф. Ушакову выйти для этого из Севастополя.

Ушаков вышел 21 сентября; 28-го подошел к турецкому флоту и появлением своим заставил неприятеля немедленно сняться с якоря и удалиться. У турок было тогда более 40 судов, из коих 15 кораблей; проводив их еще на 70 миль в море от Гаджибея, русская эскадра возвратилась в Севастополь.

18 сентября Войнович вышел из Лимана с парусной эскадрой, в которой были четыре новых корабля (80-пушечный «Рождество Христово», 66-пушечный «Мария Магдалина», «Иосиф II» и «Мученик Леонтий»), десять фрегатов (50-пушечный «Александр Невский», 46-пушечные «Петр Апостол» и «Иоанн Богослов», 40-пушечные «Скорый» и «Бористень», 32-пушечный «Макроплия Св. Марк Евангелист», 24-пушечные «Антоний» и «Феодосий», 20-пушечные «Федот Мученик» и «Василий Великий»), одно бомбардирское судно и несколько малых.

Претерпев жестокую бурю, он, однако, благополучно прибыл в Севастополь; 1 октября по повелению Потемкина опять вышел в крейсерство с десятью кораблями, пятью фрегатами и двумя мелкими судами, причем авангардом командовал Ф. Ф. Ушаков, а арьергардом бригадир-капитан Голенкин. Дойдя до Фидониси и не встретив нигде неприятеля, флот возвратился в Севастополь 26 октября, и 3 ноября все суда вошли в гавань и разоружились. В исходе сентября пришли в Севастополь два новых корабля из Таганрога, под начальством капитана Пустошкина.

Но если флоту нашему не случилось ознаменовать особыми подвигами 1789 год, то на сухом пути поражения турок были значительны и многочисленны. 21 июля Суворов вместе с начальствовавшим австрийскими войсками принцем Саксен-Корбурским разбил при Фокшанах 30-тысячный турецкий корпус; 7 сентября нанес им новое поражение на реке Рымнике, и того же числа Репнин разбил их при реке Сальче.

Сам Потемкин с армией своей занял Кишинев и 30 сентября – Аккерман. Для облегчения покорения этих крепостей отряжена была в Дунай часть Лиманской флотилии под начальством капитана Ахматова. Со взятием Бендер, 3 ноября, окончилась сухопутная кампания этого года, после чего вся флотилия расположилась на зимовку в Херсоне и на реке Буг.

К событиям 1789 года, важным для Черноморского флота, принадлежит основание города Николаева с верфью[31]31
  На учреждении в Николаеве адмиралтейства и верфи последовало высочайшее соизволение в следующем 1790 году, и тогда же учрежден в нем уезд и присутственные места. Вскоре после того поблизости города, в Витовке и Богоявленске, открыта Земледельческая школа под управлением профессора Леванова. (Прим. автора)


[Закрыть], при слиянии реки Буга с рекой Ингулом.

Потемкин дал городу это имя в воспоминание взятия Очакова, 6 декабря, в день чудотворца Николая, и первый в том же году заложенный на новой верфи 46-пушечный фрегат назвал «Святой Николай».[32]32
  Потемкин в особенности чтил имя угодника, в день которого покорен был Очаков, и потому вблизи Николаева он основал монастырь, назвав его Спасо-Николаевским; в Очакове замок Гассан-паши переименовал в Николаевский, и вновь сформированному полку в своей армии дал название «Свято-Николаевского». (Прим. автора)


[Закрыть]

Он неутомимо заботился о скорейшей постройке нового города и успешном судостроении в нем.

Невыполнение желания Потемкина относительно нападения на турецкий флот у Очакова и Гаджибея имело неблагоприятные последствия для графа Войновича, и представленные им оправдания не только не были приняты князем, но вскоре после того назначен он в Каспийское море для командования незначительной тамошней флотилией; главное же начальство над Черноморским корабельным флотом в 1790 г. поручено Ушакову, произведенному в том же году, сорока пяти лет от роду, в контр-адмиралы, до того прослужившему в чине бригадира около трех лет.

Невзирая на многие заслуги Войновича по устройству Черноморского флота и управлению, Потемкин, вероятно, не мог извинить ему той медленности и нерешительности, с какими предпринимал он свои крейсерства и нападения на неприятеля. В одном из писем к М. Л. Фалееву, в Николаев, писанных вскоре после поражения турецкого флота Ушаковым, близ острова Тендры 29 августа 1790 года, Потемкин пишет: «Наши, благодаря Бога, такого перцу Туркам задали, что любо. Спасибо Федору Федоровичу! Коли бы трус Воинович был, то бы он с…. у Тарханова Кута, либо в гавани»[33]33
  В архиве Николаевского порта хранится собрание подлинных писем Князя Потемкина к строителю этого города статскому советнику Михаилу Леонтьевичу Фалееву, из которых заимствуем эти строки.


[Закрыть].

Глава VIII. Кампания 1790 года

Один из достопамятнейших годов в летописях русского флота есть 1790-й. Оружие Екатерины Великой снова торжествовало, но теперь на противоположных пределах ее империи, и почти в то самое время как адмирал Чичагов наносил шведскому флоту одно поражение за другим на Балтийском море, истребляя и рассеивая гораздо многочисленнейшие силы неприятеля, адмирал Ушаков не давал отдыха туркам и повсюду громил флот их на море Черном.

Турция не склонялась к миру, в намерении возвратить себе Крымский полуостров. По-прежнему внушаемая некоторыми европейскими дворами, недоверчиво смотревшими на завоевания России и распространение ее пределов, она готовила силы свои к продолжению войны.

Султанские гатишерифы призывали всех правоверных вступать в ряды войск; сокровища султанских дворцов обращены были на приготовление многочисленного флота; и верховный визирь, потерявший сражение при Рымнике, был сменен. Место его заступил известный Гассан Эски-паша. Расположение наших армий, вынужденное обстоятельствами, было только оборонительное в отношении Турции. Война со Швецией, намерение Пруссии соединиться с Польшей против России, и возмущения в Бельгии и Венгрии, отвлекавшие силы австрийцев от вспомоществования нам, заставляли на первое время ограничиться одной защитой пределов государства.

Поэтому главная часть Екатеринославской армии, под командой князя Репнина, назначена была наблюдать за Польшей; корпус графа Суворова-Рымникского остановился за Прутом, близ Берлада, чтобы иметь возможность подать помощь австрийским войскам в Валахии; корпус барона Меллера-Закомельского, при содействии гребной флотилии, должен был наблюдать за Измаилом и Килией, в которых находились сильные гарнизоны; легкий корпус генерал-поручика Потемкина наблюдал за неприятелем у Дуная; генерал-майор граф де Кастро Ласерда с небольшим корпусом охранял Очаков и Кинбурн; в Крыму оставался корпус генерал-аншефа Каховского; генерал-поручик Розен командовал войсками, расположенными на Кубани, и генерал-поручик Бибиков – на Кавказе.

Невзирая на большие приготовления Турции, военные действия между сухопутными армиями начались не прежде половины этого года, и верховный визирь, не желавший продления войны, не решался возобновить ее первым. Но не таковы были намерения капудан-паши, двадцатидвухлетнего Гуссейна.

Пользуясь особенным доверием султана, он не вполне подчинял себя власти верховного визиря и готовился выйти с многочисленным и сильным флотом к берегам Крыма, обещая правительству своему возвратить этот полуостров и заставить Россию к миру. Черноморскому флоту предстояло разрушить замыслы эти, и, кроме того, получены еще были известия, что у анатолийских берегов находится в готовности множество транспортных судов для перевоза собранных там войск и хлебных запасов в Анапу, Константинополь и Румелию.

В течение зимы Севастопольский флот усилен был несколькими новыми судами и снабжен лучшими запасами. Он готовился к выходу в море по миновании равноденственных мартовских бурь, и Ушаков, возвратившись в апреле из Ясс, куда он ездил для совещаний с князем Потемкиным, приготовлялся открыть кампанию нападениями на берега Анатолии. Для этого составлена была эскадра из трех малых 50-пушечных кораблей («Св. Александр Невский», «Св. Андрей» и «Св. Георгий Победоносец»), четырех 44-пушечных фрегатов («Иероним», «Амвросий Медиоланский», «Иоанн Воинственник» и «Нестор Преподобный»), одного репетичного[34]34
  Репетичное судно – судно, состоящее при флоте или эскадре для репетования, т. е. повторения, сигналов вслед за флагманским кораблем во время боя. Для этого репетичное судно держалось вне линии кораблей, на виду у всех. Обычно репетичное судно было достаточно крупным, с хорошей мореходностью и достаточно высоким рангоутом. Типичный репетичный корабль XVIII в. – русский «Полоцк».


[Закрыть] и одиннадцати крейсерских судов. 16 мая Ушаков вышел из Севастополя, имея флаг на корабле «Св. Александр» (капитан 2 ранга Языков), и первое плавание его было к Синопу.

21-го числа эскадра подошла на вид синопских берегов; тогда крейсерские суда, разделенные на три отряда, посланы были вперед для поисков и к вечеру того же дня успели захватить под берегом два судна; крепость и батареи, защищавшие вход в бухту, открыли по ним жестокий огонь, но не нанесли никакого вреда.

Между тем адмирал спешил войти на рейд, желая застать в беспорядке находившиеся там военные суда, из числа коих явственно можно было распознать два фрегата; однако, застигнутый ночной темнотой, он вынужден был с кораблями и фрегатами своими расположиться перед входом в бухту, чтобы воспрепятствовать всякому покушению неприятеля к бегству, и провел всю ночь под парусами, лавируя или лежа в дрейфе, а «для обеспокоивания жителей и наведения на них страха» жег на всех судах своих огни и делал многие силы пушечными выстрелами, фонарями, фальшфейерами и ракетами.

Действия эти произвели заметную тревогу в городе, по берегам и на судах, которая доказывалась беспорядочною пушечною и ружейною пальбой неприятеля, продолжавшеюся до рассвета. 22 мая, рано утром, эскадра вошла в середину Синопской бухты и нашла стоящие на якоре под крепостью два фрегата, одну шхуну, один кирлангич, одну полугалеру, три лансона, одну чектырму, да на эллинге строящиеся: один корабль и две шантии.

«Я намерен был, – доносил адмирал, – в то же самое время их атаковать, но тихость восточного ветра воспрепятствовала, и при том оказалось, что должно, проходя батареи бухтою к судам, идти немалое расстояние прямо носом против всех их бортов и крепостных пушек; посему в предосторожность, дабы не случилось повреждения мачт, почел оную атаку бесполезной, ибо намерен искать впредь дел важнейших.

Вместо ж того, разными движениями эскадры и перепалкой с кораблей, всем синопским жителям и судам, там находящимся, наносил беспрестанно великий страх и беспокойство. Суда в такой были робости, что против крепости придвинулись вплоть к самой мелкости и беспрестанно места свои переменяли. Я с эскадрой проходя близ оных (в одиннадцатом часу утра), сделал по ним и по береговым батареям довольный огонь и потом лег на якорь, а корабль «Св. Георгий» (капитан 2 ранга Поскочин) послал ближе еще вперед пройти и нанести им более страху».

Эскадра производила сильную канонаду по городу и предместьям; ядра разрушали стены крепости и брандскугели неоднократно причиняли пожар. Буксируясь гребными судами с эскадры, «Св. Георгий» успел пройти далее в бухту и открыл удачную пальбу по крепости и фрегатам; сам же он не понес никакого повреждения и имел только двух матросов, раненных щепою от марсового поручня, разбитого ядром.

Во весь тот день, в продолжение всей ночи и до полудня следующего дня, берега усеяны были многочисленными толпами народа и производилась беспорядочная пушечная и ружейная пальба из города, батарей и судов. В течение этого времени крейсерские суда, под прикрытием двух фрегатов («Иоанн Воинственник» и «Нестор Преподобный») и репетичного судна «Полоцк», делали успешные поиски у соседних берегов: они взяли в плен восемь судов и загнали на берег и потопили четыре, шедших от анатолийских берегов в Константинополь.

Турки старались на баркасах спастись на берег, но многие из них были перестреляны или потоплены; взято же в плен 80 турок, 14 турчанок, 51 грек, 3 армянина, 14 невольников-черкес[35]35
  Черкесами в XVIII – начале XIX в. называли жителей Украины.


[Закрыть], везенных в Константинополь для продажи, 27 взрослых черкесских девушек и 12 наших солдат разных полков, бывших в плену и везенных для продажи: всего 201 человек. Взятые суда нагружены были пшеницей, и так как два из них оказались неблагонадежны к плаванию, то адмирал приказал пшеницу сгрузить на эскадру, а суда подвести к городу и сжечь «перед глазами всех жителей, собравшихся на стенах в величайшем ужасе от столь нечаянного поражения».

24-го числа эскадра оставила Синопскую бухту и следовала вдоль берега к Самсуну, истребив на этом пути два небольших турецкие судна. 25-го числа крейсерские суда получили приказание войти в самую средину Самсунской бухты, и произвели там жестокую пальбу; эскадра последовала за ними, но адмирал, не найдя ни одного военного судна и довольствуясь распространением страха в городе и его окрестности, оставался на рейде не более, сколько надобно было для подробного осмотра местности и снятия плана крепости, после чего, пользуясь крепким восточным ветром, направил путь свой к Анапе, где находились линейный неприятельский корабль и фрегат, о чем узнал он от пленных.

Однако, задерживаемый вскоре наступившими маловетриями и туманами, Ушаков только 29 мая мог подойти на вид анапских берегов.

За восемь недель до прибытия эскадры к Анапе отошел от нее генерал Бибиков, главнокомандующий на Кавказе, после безуспешной осады. Восьмитысячный его корпус, назначенный для покорения крепости, должен был сделать самый утомительный переход через горы при февральских непогодах и холоде; значительные потери людей и недостаток фашин и других принадлежностей для штурмования заставили Бибикова снять осаду, и он возвратился за Кубань, едва имея три тысячи человек в отряде.

Увидев русскую эскадру, турки ожидали нового нападения и увеличили средства своей защиты. На рейде стояли: линейный корабль, фрегат, две вооруженные шантии и пять купеческих судов, но все они подтянулись на мелководье, под самые стены крепости, причем корабль и фрегат для облегчения себя свезли на берег груз и часть орудий, из которых устроены были сильные береговые батареи, защищавшие с обеих сторон вход на рейд; самые же суда на шпрингах обратились бортами ко входу.

29 мая эскадра, имея тихий ветер и противное течение, вынуждена была лечь на якорь в 9 часов вечера, не в дальнем расстоянии от Анапской бухты; на другой день, по прочищении густого тумана, продолжавшегося до 10 часов утра, суда наши снова старались приблизиться к неприятелю при тихом NNO ветре, но к 7 часам вечера опять вынуждены были бросить якорь, ничего почти не выиграв вперед. 31-го числа около первого часу пополудни ветер задул от NWtN тихий и изменчивый; эскадра не замедлила, однако, воспользоваться им и лавировала до 6 часов вечера; флагманский корабль более прочих успел приблизиться к крепости, и в ответ на ядро, пущенное по нему, сделал пробный выстрел бомбой, что послужило поводом к открытию жестокой пальбы по эскадре, со всех неприятельских судов и укреплений, но ядра их не достигали до нас.

В это самое время турецкие корабль и фрегат спешили еще более подвинуться под самые стены крепости. Видя безуспешность лавирования, адмирал приказал эскадре, в 8 часу вечера, бросить якорь на глубине 9 саженей и послать гребные суда для промера. Неприятельский кирлангич старался выстрелами своими не допустить их до этого, но вынужден был удалиться; сделанный же промер удостоверил, что мелководье простиралось на большее расстояние от анапского берега в море.

Затрудняемая таким образом местностью, маловетриями и течениями, эскадра начала тянуться завозами и к полуночи придвинулась на возможно близкое расстояние к крепости и судам, открыв по ним сильную пальбу ядрами, бомбами и брандскугелями и продолжая ее до рассвета 1 июня, после чего оттянулась далее, на прежнее место.

Турецкие батареи отвечали с большой живостью, но не делали вреда; корабль же их и фрегат, для укрытия себя в темноте, вовсе не палили. Брандскугели и бомбы, бросаемые с судов наших, разрываясь на батареях, делали большее опустошение, и пожары, показавшиеся в нескольких местах, доказывали, что ночное нападение это произведено было не без успеха; смятение и тревога в городе были общие и повсеместные. Не видя, однако, возможности нанести неприятельским судам решительного поражения, потому что «к истреблению оных недоставало одного или двух бомбардирских судов, брандеров и надобились также два или три гребные судна с большими пушками», адмирал вынужден был 1 июня оставить Анапский рейд и, согласно с данным ему повелением, 5-го числа благополучно возвратился в Севастополь для соединения с остальной частью флота, находившейся в готовности.

Итак, в продолжение этого трехнедельного плавания, эскадра «обошла всю восточную сторону Анатолии и берега абхазские, от Синопа до Анапы, господствуя сильной рукою при оных», распространила страх и смятение между всеми прибрежными жителями, доставила в Севастополь восемь транспортных судов с пшеницей и сожгла или затопила двенадцать.

Известие об этом нападении заставило турецкий флот поспешить с выходом в море. Потемкин приказал Ушакову немедленно идти навстречу неприятелю: «Возложите твердое упование на Бога, – писал он, – и при случае сразитесь с неприятелем; старайтесь скорее кончить ваше плавание и прийти на показанное место, где я вас осмотрю и усилю судами. Христос с вами! Я молю Его благость, да ниспошлет на вас милость и увенчает успехами». Через несколько дней он опять писал Ушакову: «Молитесь Богу! Он нам поможет; положитесь на Него; ободрите команду и произведите в ней желание к сражению. Милость Божия с вами!»

Ушаков на корабле «Рождество Христово» вышел из Севастополя 2 июля, с флотом из десяти кораблей (пять больших и пять малых), шести фрегатов, одного бомбардирского судна, одного репетичного, 13 крейсерских и двух брандеров; всего 33 судна. Имея все причины ожидать появления турецкого флота со стороны Анапы, он пошел к Еникальскому проливу и расположился на якоре у мыса Таклы, чтобы заградить Азовское море и сопредельные берега Крыма. Предположение это сбылось, и 8 июля, в половине девятого часа поутру, при мрачной погоде и брамсельном ветре от OZO, показался неприятель, идущий под всеми парусами от Анапского берега прямо к русскому флоту.

Он имел десять линейных кораблей (в том числе четыре флагманских и четыре «отменной величины»), восемь фрегатов и 36 разных судов, как то: бомбардирских кораблей, шебек, бригантин, шайтанов, лансонов и кирлангичей, под начальством капудан-паши Гуссейна. Флот наш немедленно снялся с якоря и, построившись в линию баталии левого галса, лег на румб ZOtZ, при ветре, сделавшемся от ОNO. Суда его находились в следующем порядке:

2) Корабль 66-пушечный «Мария Магдалина», бригадир-капитан Голенкин.

5) Корабль 66-пушечный «Св. Владимир», капитан Обольянинов.

11) Фрегат 44-пушечный «Св. Иероним», капитан Алексиано.

10) Корабль 46-пушечный[36]36
  46-пушечные корабли были с большими орудиями. (Прим. автора)


[Закрыть] «Иоанн Богослов», капитан 1 ранга Кумани.

12) Фрегат 44-пушечный «Покров Св. Богородицы», капитан Ознобишин.

4) Корабль 66-пушечный «Преображение Господне», капитан 2 ранга Саблин.

1) Корабль 84-пушечный «Рождество Христово», под флагом контр-адмирала Ушакова; капитан 2 ранга Ельчанинов.

8) Корабль 50-пушечный[37]37
  50-пушечные корабли построены были на вид фрегатов. (Прим. автора)


[Закрыть] «Св. Георгий Победоносец», капитан 2 ранга Поскочин.

13) Фрегат 44-пушечный «Кирилл Белозерский», капитан Сарандинаки.

9) Корабль 46-пушечный «Св. Петр Апостол», капитан 2 ранга Заостровский.

7) Корабль 50-пушечный «Св. Александр Невский», капитан 2 ранга Языков.

15) Фрегат 44-пушечный «Амвросий Медиоланский», капитан Нелединский.

3) Корабль 66-пушечный «Св. Павел», капитан 1 ранга Шапилов.

14) Фрегат 44-пушечный «Св. Нестор Преподобный», капитан Шишмарев.

16) Фрегат 44-пушечный «Иоанн Воинственник», капитан Баранов.

6) Корабль 50-пушечный «Св. Андрей Первозванный», капитан 1 ранга Вильсон (задним).

В резерве, для подкрепления середины флота, находились мелкие суда и бомбардирский корабль.