Текст книги "Святое русское воинство"

Император Павел предложил тогда помощь свою Англии, Австрии и Пруссии: «Оставшиеся еще вне заразы государства, ничем столь сильнее не могут обуздать буйство сея нации, – писал он министрам своим при Венском и Берлинском дворах, – как доказательством тесной между ними связи и готовностью один другого охранять честь, целость и независимость».

В 1797 году государь дал убежище в Митаве Людовику XVIII и принял в службу пятитысячный корпус принца Конде, находившийся до того в Австрии и состоявший из эмигрантов лучшего дворянства французского. Этим сделан был открытый вызов Республике; и, опираясь на помощь России, Австрия могла смело приступить к нарушению тягостных для нее условий Кампо-Формийского мира, о чем помышляла она еще при самом заключении его.

В начале 1798 года французские войска заняли Пьемонт до самой цитадели туринской, Швейцарию и Папскую область, увезши самого Папу во Францию. Оба владения эти обращены ими были в республики: Гельветическую и Римскую. Кроме того, Директория тайно изготовляла в Тулоне сильную морскую экспедицию, цели которой никто проникнуть не мог, и новые ее полчища готовились для новых завоеваний на суше и море.

Снаряжение тулонского флота очень тревожило Англию, и потому, вследствие союза, заключенного с ней императором Павлом, русская эскадра, под начальством вице-адмирала Макарова, 30 мая вышла из Ревеля к берегам Великобритании; вскоре к ней присоединились две другие эскадры под флагом вице-адмирала Тета и контр-адмирала Карцова, составившие флот из 15 кораблей и четырех фрегатов, который занят был блокадой голландских берегов, у Тексела и Зюйдерзее, вместе с английским флотом адмирала лорда Дункана и вице-адмирала Уинслоу.

Для охранения же Балтийского моря и недопущения никаких чужеземных судов, согласно договоров о вооруженном нейтралитете, выслан был флот адмирала Круза из 16 кораблей и четырех фрегатов, и у берегов финляндских расположилась гребная флотилия, три фрегата и 46 канонерских судов, под начальством вице-адмирала маркиза де Траверзе.

Приготовления на юге России были не менее деятельны и соразмерялись с осторожностью, какую внушали обстоятельства. Турция, в течение нескольких предшествовавших лет подававшая сомнения за прочность мира с ней, не выказывала, впрочем, прямого повода к опасениям этим, и даже, когда в 1796 году транспортный фрегат наш «Царь Константин», под начальством капитан-лейтенанта Лелли, вынужден был укрыться от зимних бурь в Буюк-Дере, правительство турецкое приняло его с таким вниманием, какое можно только оказать флагу самой дружественной нации; все исправления и снабжения судна сделаны были немедленно и безвозмездно, все надобности предупреждены, и капудан-паша старался выражать самое искреннее расположение; командир, офицеры и нижние чины получили от него богатые подарки, ценность которых простиралась до 4000 левков[62]62
  Фрегат «Царь Константин» возвратился в Севастополь в апреле 1797 г. (Прим. автора)


[Закрыть].

Однако Порта постоянно пребывала в близких отношениях с Францией и даже некоторые из сильных вассалов ее, каков Али-паша Янинский, считались преданными орудиями Республики. В продолжение последних лет и почти до половины 1798 года французские офицеры находились в турецком флоте и армии, обучая войско пушечной и ружейной экзерциции; французские корабельные инженеры занимались постройкой кораблей на турецких верфях, и множество других подобных лиц и работников наблюдали за устройством доков в Константинопольском адмиралтействе, литьем пушек и деланием ружей на ружейных заводах.

Такие сближения не могли не подчинять Турцию внушениям Французской республики, влияние которой должно было еще более увеличиться с того времени, когда флаг ее начал развеваться на Ионических островах и крепостях противоположного албанского берега, покоренных в начале 1797 года. Поэтому теперь, как и прежде, возможно было ожидать, что, уступая проискам французской дипломатии, Порта решится неожиданно выслать флот свой – тогда уже многочисленный, хотя по-прежнему беспорядочный – к крымским берегам для высадки войск и взволнования татар, не свыкшихся еще с зависимостью от России.

Такое предприятие, казалось, не требовало ни много времени, ни представляло особых затруднений; но, как мы видели, русское правительство, зная изменчивость политики Дивана, постоянно готово было к встрече всяких случайностей и приняло все меры предосторожности против многочисленных турецких войск, собираемых на Дунае, и появления неприятеля на Черном море, хотя цель этих снаряжений, по уверению Порты, состояла в усмирении бунтовавшего виддинского паши Пассвана-оглу.

Еще в начале 1797 года Ушакову высочайше повелено, наравне с прочими пограничными начальниками[63]63
  Высочайшим повелением от 11 апреля 1797 г. запрещено было всем пограничным начальникам дозволять иностранцам въезд в Россию без особого высочайшего разрешения. (Прим. автора)


[Закрыть], усилить строгое наблюдение за перепискою частных лиц, и за приезжающими из Константинополя в черноморские порты и отъезжающими, в особенности же за французскими подданными; собирать известия от путешественников и купеческих судов, приходящих в Ахтиар из турецких владений, и сообщать все такие сведения графу Каховскому, тогда генерал-аншефу и Таврическому и Новороссийскому генерал-губернатору. Практическая эскадра, плававшая под его флагом в течение того лета, хотя не имела прямого военного назначения, послужила, однако, для выказания силы на Черном море; в то же время два отдельных фрегата крейсировали у Керченского пролива и крымских берегов.

В октябре того года высочайшим рескриптом секретно предписано было Ушакову снова снарядить корабельную эскадру и быть в ожидании каких-либо неприязненных покушений со стороны Турции; а от 4 февраля 1798 года последовали высочайшие указы вице-адмиралам Мордвинову и Ушакову об изготовлении флота из двенадцати кораблей, под начальством последнего, и о приведении черноморских берегов и портов в оборонительное положение.

Спустя два месяца, когда разнеслись слухи, подтвержденные известиями от посланника нашего в Вене, что французский флот, готовящийся в Тулоне, имеет назначение идти в Архипелаг или везти войско на помощь Пассвану-оглу, чтобы потом сделать нападение на западные пределы России, начались передвижения сухопутных армий наших, для сосредоточения их вблизи мест, могущих подвергнуться вторжению неприятеля; и в то же время Ушаков получил следующий высочайший рескрипт от 9 апреля 1798 года: «По дошедшим до нас сведениям, французы вводят эскадру в Белое (Эгейское) море, и как прямого их намерения еще неизвестно, того ради повелеваем вам с вооруженною ныне эскадрой выйти в море и крейсировать между Севастополем и Одессой, прикрывая берега сии со всевозможною предосторожностью и не допуская французскую эскадру войти в Черное море, буде бы оная на то покусилась. При том должны вы быть всегда в таком положении, чтобы от бурь могли иметь убежище в своих портах и не подвергнуть эскадру опасности, разве в таком случае, когда услышите, что французы вошли в Черное море, или узнаете каковое-либо на берега наши от них покушение».

От 23 апреля последовал второй рескрипт на имя Ушакова, в котором сказано: «Старайтесь наблюдать все движения как со стороны Порты, так и французов, буде бы они покусились войти в Черное море или наклонить Порту к какому-либо покушению. Обо всех таких движениях, ежели вы что узнаете от приходящих из Константинополя судов или откроете сами каковые движения, то извещайте с нарочными генерал-лейтенанта князя Дашкова, в Киеве или Вознесенске, где он будет находиться, также доносите и нам».

Инспектор же Украинской дивизии, князь Дашков, имел тогда повеление, в случае вступления французского флота в Черное море, собрать два кавалерийских и четыре пехотных полка и занять линию от Одессы до Очакова. В третьем высочайшем рескрипте Ушакову, от 13 мая, из Москвы, изображено: «Как скоро получите известие, что французская военная эскадра покусилась войти в Черное море, то, немедленно сыскав оную, дать решительное сражение, и мы надеемся на ваше мужество, храбрость и искусство, что честь нашего флага будет соблюдена, разве оная эскадра будет гораздо превосходнее нашей. В таком случае делать вам все то, чего требуют долг и обязанность, дабы всеми случаями мы могли воспользоваться к нанесению вреда неприятелям нашим. Пребываем к вам благосклонный, Павел».

Приготавливаясь оставить Севастополь при обстоятельствах столь сомнительных, Ушаков предлагал Мордвинову на время отсутствия эскадры усилить сухопутную защиту этого порта, и в особенности обеспечить целость провиантских магазинов, удаленных от города, и пороховых погребов в Инкермане, на случай высадки турецких войск и возмущения крымских татар, хотя, впрочем, последние не подавали тогда никакого повода к подозрению в измене.

Относительно же снаряжения эскадры, он представил государю императору о необходимости увеличения числа нижних чинов, как флотских, так и солдатских команд, в особенности на 50-пушечных фрегатах, соответственно артиллерии, полученной судами по новым штатам и имевшей гораздо большие калибры и тяжесть. На это вскоре последовало высочайшее разрешение.

Сдав контр-адмиралу Вильсону начальство над Севастопольским портом[64]64
  Вскоре место Вильсона занял контр-адмирал Кумани. (Прим. автора)


[Закрыть] и оставшимися там судами, Ушаков 25 апреля вышел на рейд и 5 мая отправился с эскадрой своей в море, имея провизии на четыре месяца. Кроме того, два фрегата назначены были для крейсерства у Еникальского пролива и крымских берегов, и тогда же по высочайшему повелению «учреждены форпосты и знаки на всем протяжении берега, через которые от одного места к другому могли передаваться известия обо всех видимостях в море, дабы вскорости таковые сведения могли доходить до Ахтиара».

До августа эскадра крейсировала на указанном пространстве, обучалась эволюциям и действию орудиями, и заходила несколько раз в Севастополь для исправлений, налития водой и пр. Крепкие ветры дули довольно часто, и вообще плавание это сопровождалось разными неблагоприятными случайностями. 9 мая, во время густого тумана корабль «Св. Владимир» сошелся с фрегатом «Св. Александр», бушпритом своим сломил ему бизань-мачту и испортил бизань-руслень; сам же корабль потерял утлегарь и несколько повредил княвдигед.

Нечаянность эта не осталась, однако, без наказания: Адмиралтейская коллегия, по высочайшему повелению, сделала Ушакову выговор «за неимение во время тумана порядочных сигналов и предписанных Уставом осторожностей»[65]65
  Сигналы, «сочиненные» Ушаковым для эскадры своей на предстоящую кампанию, равно и «сигналы для опознания», препровождены были предварительно на рассмотрение адмирала Мордвинова и им вполне одобрены. (Прим. автора)


[Закрыть]; капитанов корабля «Св. Владимир» Перского и фрегата «Св. Александр» Селиванова повелено было сменить, судить на флоте военным судом, и, доколе суд продолжаться будет, состоять им на тех же судах под вахтами у лейтенантов, исправляя должность подвахтенных офицеров; на место первого назначен был командиром капитан 2 ранга Башуцкий, а на место второго – капитан-лейтенант Константинов.

На кораблях «Св. Троица» и «Богоявление Господне» ослабли рули, и на первом из них значительно повредился шпиль; на корабле «Св. Владимир» и фрегате «Св. Александр» оказалась большая гнилость в грот-мачтах, на многих судах открылась течь в баргоутной обшивке; на корабле «Св. Петр» (капитан Сенявин) громовым ударом убило трех человек, оглушило и обожгло десять, раздробило фор-стеньгу и значительно повредило саму мачту; 16 июля, при сильном порыве ветра потонул в море кирлангич «Ахилл» со всеми на нем бывшими офицерами и командой.

По известиям от купеческих судов, в Константинополе все было спокойно до июля; в начале же этого месяца Ушаков узнал о внезапных деятельных приготовлениях Порты к войне с Францией, по поводу известий о появлении многочисленного республиканского флота, шедшего на завоевание Египта. Слухи эти заставили адмирала увеличить осторожность; но вскоре все недоумения разрешились.

Постоянно стремясь наносить новые удары гордому могуществу всегдашней соперницы своей Англии, Французская республика обратила виды свои на Восток и Индию. Комиссары ее успели уже возбудить султана Типо к войне с Ост-Индской компанией; опытные французские офицеры управляли войсками султана, приучая их к дисциплине и европейской тактике; отряд регулярных французских войск и множество волонтеров поступили к нему в службу, и в марте 1798 года Типо со значительной армией и многочисленной артиллерией выступил против англичан.

Однако меры эти не вполне удовлетворяли Директорию, и она избрала Египет поприщем для предприятий более смелых и решительных. В Тулоне, Марселе, Чивита-Веккии, Генуе и Бастии делались огромные приготовления; но, невзирая на это, Директория умела скрыть настоящую цель экспедиции, деятельно поддерживала тесную дружбу с Оттоманской Портой и усыпляла осторожность Дивана. Ее подозревали в намерении устремиться к Португалии, Неаполю, Сицилии, Морее или проникнуть в Черное море, и все европейские дворы находились в одинаковом неведении.

Поэтому Нельсон, в июне 1798 года, получил приказание всюду отыскивать французский флот, даже следовать за ним в Черное море, если это будет нужно; но в числе мест предполагаемого вторжения французов, на которые английское Адмиралтейство обращало внимание главнокомандующего своего на Средиземном море, об одном Египте не было ничего упомянуто. Между тем флот под начальством адмирала Брюи, из 300 транспортных судов и 72 военных, в числе коих было 13 кораблей, 11 фрегатов, бомбардирских и пр., выступил из Тулона 19 мая, с сорокатысячной армией генерала Бонапарта, и через сорок дней благополучного, ничем непрепятствуемого плавания бросил якорь на Александрийском рейде 1 июля, покоривши на пути своем, 12 июня, остров Мальту, состоявший уже тогда под покровительством императора Павла.

Получив известие о намерении французов сделать нападение на английские владения в Индии через турецкие земли, Порта в самом начале приняла меры предосторожности, предписав привести в оборонительное состояние острова Кандия, Кипр и Дарданеллы, приступить к вооружению флота, набрать 20 тысяч войска в Египте и находиться в готовности всем начальникам в Сирии и Малой Азии; но распоряжения эти делались медленно, приводились в исполнение еще медленнее.

Казалось, в Константинополе все еще преобладало доверие к действиям Франции и сношения с посланником ее не изменялись; поэтому, когда правительство русское, в ожидании появления неприятельского флота в Архипелаге или на Черном море, предполагало выслать в крейсерство эскадру Ушакова и в апреле через посланника своего известило о том Порту, предлагая ей, в случае надобности, содействие этой эскадрой, Порта, не предвидя еще тогда для себя прямой опасности, ограничилась в ответе своем одними изъявлениями признательности и благодарности.

Вскоре, однако, настоящая цель французского флота была узнана; Турция встревожилась известиями, которые доставили ей жители острова Кандия, о появлении многочисленных сил неприятеля, направившихся к Египту, и, будучи застигнута этим нашествием, прежде чем успела привести к окончанию военные приготовления свои, обратилась в половине июля за помощью к России, решившись вскоре за тем объявить войну Франции.

Готовность государя к участию в этой войне имела тогда новый повод, по случаю завладения французами островом Мальтой и особенной вражды, выказанной при этом генералом Бонапартом, который запретил, под смертной казнью, жителям Мальты, Гозо, Итаки, Корфу и островов Эгейского моря иметь какие-либо сношения с Россией и судам их носить русский флаг.

Итак, невзирая на существовавшее еще сомнение в искренности Турции, она немедленно получила просимую помощь, и даже прежде, нежели предварительные условия о том были с ней заключены, русской эскадре дано было приказание об оказании содействия.

Поэтому Ушаков получил 4 августа следующий высочайший рескрипт (от 25 июля): «Господин вице-адмирал Ушаков! По получении сего имеете вы, со вверенною вам эскадрой, отправиться немедленно в крейсерство к Константинопольскому проливу, куда прибыв, пошлите предварительно одно из легких судов к министру нашему в Константинополь, господину тайному советнику Томаре, известив его, что вы имеете повеление от нас, буде Порта потребует помощи, где бы то ни было, всею вашею эскадрой содействовать с ними; и буде от министра нашего получите уведомление о требовании от Блистательной Порты вашей помощи, то имеете тотчас следовать и содействовать с турецким флотом против французов, хотя бы то и далее Константинополя случилось».

Повеление это получено было в море. Ушаков зашел на десять дней в Севастополь, чтобы исправить некоторые суда эскадры, взять благонадежные вместо старых (вместо корабля «Св. Владимир» и фрегата «Св. Александр Невский»), дополнить их людьми и запастись провизией на четыре месяца, по 1 декабря. Он получил единовременно три тысячи рублей и по 300 рублей столовых в месяц, со дня отбытия из своих портов до возвращения; командирам судов и всем прочим штаб– и обер-офицерам выдано было третное жалованье.

Итак, 1798 год снова привел адмирала Ушакова на широкий путь военной деятельности, которую ознаменовал он такими же достохвальными подвигами, доставившими много блистательных страниц истории Черноморского флота, какими отличалась служба его в Турецкую войну.

Глава XII. Отплытие русской эскадры из Севастополя в Константинополь в 1798 году и пребывание ее там

13 августа 1798 года вице-адмирал Ушаков оставил Севастопольский рейд и направился к Константинополю, послав туда предварительно лейтенанта Тизенгаузена на авизо «Панагия Апотуменгана», под почтовым флагом, для предуведомления русского посланника господина Томары, согласно с высочайшим повелением и секретными наставлениями, полученными от графа Кушелева.

Флотских штаб– и обер-офицеров находилось 1364; гардемарин из Николаевского флотского училища – 35. В числе команд состояло 1700 солдат Черноморских батальонов, полковников Скипора, Бреммера и Боаселя[66]66
  Указом 31 октября 1798 г. повелено было все армейские гарнизонные полки и батальоны именовать фамилиями их шефов. (Прим. автора)


[Закрыть]. Относительно снаряжения и качества самих судов Ушаков и на этот раз не был счастливее, чем в предшествовавшую Турецкую войну: они были большей частью старые и неспособные для зимнего плавания, до того слабые, что ни один крепкий ветер не проходил без повреждений; были дурные ходоки, не обшитые медью и требовавшие частых килеваний.

«Долгом поставляю к сведению вашему донести, – писал Ушаков графу Кушелеву, – что корабли и фрегаты в прошлую войну строились с великой поспешностью – только чтобы поспевали на военное дело, и от такого поспешного построения не так крепки, а часто и многие гнилости уже в членах показываются. Артиллерия на всей эскадре весьма тяжелая, посему всегда, когда хожу я на море, стараюсь, для сохранения судов, избегать крепких ветров и уходить в закрытие к берегам».

Перед отправлением эскадры в эту продолжительную кампанию она провела в крейсерстве около трех месяцев, часто подвергаясь бурным погодам; поэтому, снаряженная почти наскоро для заграничного плавания, имела во многом недостаток.

В состав ее назначены еще были два новых 74-пушечных корабля, не совсем тогда готовые, под начальством контр-адмирала Пустошкина, имевшего повеление поспешить соединением своим с главнокомандующим; и сверх того, особая резервная эскадра из четырех фрегатов, под начальством контр-адмирала Овцына, должна была крейсировать у крымских берегов и находиться в готовности выйти из Черного моря для подкрепления Ушакова, если надобность потребует.

На третий день после выхода в море задул крепкий, риф-марсельный ветер от SSW, с большим волнением, и на всех почти судах открылась сильная течь; на корабле «Св. Троице» и на фрегате «Св. Николае» повредились рули. Когда стихло, адмирал приказал всей эскадре стать на якорь у Тарханкутского маяка, для осмотра повреждений[67]67
  Назначенная комиссия донесла, что корабль «Св. Петр», построенный три года тому назад, хотя и требует килевания, но еще в поход идти может; прочие же все суда могут быть починены своими средствами. (Прим. автора)


[Закрыть], которые на корабле «Св. Троице» (под флагом контр-адмирала Овцына, пересевшего при этом на другой корабль) и авизе «Св. Ирина» требовали исправлений в порту, посему суда эти были отправлены в Севастополь 18-го числа; остальные же пошли к Константинопольскому проливу в трех колоннах.

Два дня эскадра держалась у входа в ожидании уведомления от посланника, и 25-го, обменявшись салютами с крепостями, стала на якорь в Буюк-Дере, в линии и вдоль берега, при многочисленном стечении народа, покрывавшего европейский и азиатский берега.

Порта с большим нетерпением ожидала этой помощи и, узнав о скором прибытии эскадры, немедленно (22 августа) объявила войну Франции, заключив посланника ее Рюфена в Семибашенный замок; раздраженная чернь столицы сожгла тогда его дом[68]68
  В доме его найдено было несколько полевых орудий и до 7000 ружей, сабли и пр. (Прим. автора)


[Закрыть] и схватила всех французов. Известия об успехах французской армии в Египте, полученные незадолго до того времени, еще более послужили к радостной и почетной встрече адмирала Ушакова.

Победитель турок, за шесть лет перед тем наводивший ужас на самый Царьград, теперь, по воле монарха своего, подавал руку помощи давнишним и упорным врагам России. В самый день его прибытия драгоман верховного визиря поднес ему, по восточному обычаю, плоды и цветы, в знак самого дружеского приветствия, и к вечеру того же дня султан, переодетый в боснийское платье, чтобы не быть узнанным, ездил в каике вокруг эскадры, желая собственными глазами удостовериться в числе и могуществе полученной им морской защиты, которая служила также залогом нового союза его с русским императором.

На другой день, 26 августа, первый драгоман Порты, князь Ипсиланти, при встрече с адмиралом в доме русского посольства вручил ему от имени султана золотую табакерку, богато украшенную бриллиантами, за скорый приход с флотом, и две тысячи турецких червонцев (6 тысяч рублей) для раздачи нижним чинам.

Тогда же предъявлена ему была декларация, подписанная за несколько дней перед тем в Буюк-Дере, по предложению русского посланника – покуда окончательный договор между обеими державами не будет постановлен. Условия эти состояли в том, что эскадре Ушакова предоставлялось беспрепятственное возвращение в свои порты по первому требованию двора своего, в случае, если бы договор между Россией и Портой не состоялся; также всем русским эскадрам, военным судам и транспортам дозволялось свободное плавание из Черного моря в Средиземное и обратно, во все время военных действий против французов.

Положено было немедленно выдавать беглых с русской эскадры, и равным образом всех турецких подданных, укрывшихся на русских судах. Начальники турецких портов, арсеналов и прочих военных и гражданских ведомств получили приказание принимать все распоряжения русского адмирала относительно избранных им предосторожностей от чумы и других заразительных болезней и оказывать судам его всякую помощь и уважение.

Вместе с тем турецкое правительство предписало тогда всем пашам, в том числе Али Янинскому и Мустафе Скутарскому, исполнять без отлагательства все требования русского начальника, содействовать ему сухопутными войсками и в Морее заготовлять провиант для его флота. Шесть пунктов этой декларации, утвержденной потом государем, помещены были также в союзный договор, вскоре после того окончательно заключенный (23 декабря 1798 года) на восемь лет, и по которому Турция обязалась, на время настоящей войны, не пропускать в Черное море судов никаких наций без исключения, кроме русских, и довольствовать русскую эскадру на свой счет; Россия же обещала помогать ей флотом и 80 тысячами сухопутного войска, на иждивении Турции, для действий против Франции или подавления возмущений в собственных владениях султана.

Хотя адмирал Ушаков имел уже повеление действовать согласно указаний господина Томары, но через три дня по прибытии в Константинополь получил высочайший рескрипт, от 7 августа, в котором было сказано: «Буде нужда потребует, можете действовать соединенно с турецким флотом как у дарданелльских крепостей, в Мраморном море, так и в самом Архипелаге.

Равномерно, имея мы союз и с Великобританией и одну цель с ней: благосостояние соседних держав, дозволяем вам, когда обстоятельства потребуют, действовать соединенно с английской эскадрой, находящейся в Средиземном море и делающей поиски над хищным французским флотом… Пределы, до которых плавание ваше быть должно в Средиземном море, имеют распространиться не далее Египта, Кандии, Мореи и Венецианского залива, смотря по нужде и обстоятельствам.

Проходить же каналы не прежде, пока получите на беспрепятственное возвращение назад в Черное море от стороны Порты через министра нашего удостоверение… Впрочем, надеемся мы на вашу благоусмотрительность, осторожность, храбрость и усердие к службе нашей».

На третий день по прибытии эскадры начались совещания об общем плане военных действий. Истребление французской эскадры адмирала Брюи при Абукире, 1 августа, представляло самую благоприятную возможность к нанесению дальнейших поражений Франции, и на первой конференции, происходившей 28 августа в Терапии, на которой присутствовали русский посланник, английский уполномоченный господин Спенсер Смит, адмирал Ушаков, турецкие министр иностранных дел Рейс-эфенди и генерал-интендант Терцана Эмине, принято предложение русского адмирала: приступить немедленно к освобождению Ионических островов и недопущению французов усиливать гарнизоны свои на албанском берегу присылкою войск из Анконы.

Предложение это принято было Портой тем с большей готовностью, что она с некоторое уже время с беспокойством смотрела на замыслы неприятеля в тех местах; поэтому положено было к русской эскадре присоединить такую же турецкую и вручить русскому адмиралу главное начальство над соединенным флотом, который разделить на три части, отправив одну часть к Родосу и для прикрытия Архипелага и Кандии, а две части употребить на завладение Ионическими островами.

Для возбуждения же островов этих к восстанию и содействию союзникам посланы были, по особому желанию Порты, пастырские увещания от константинопольского патриарха Григория, к духовенству и жителям, обещавшие предоставить им независимое народное правление; и так как Россия также желала видеть Ионические острова свободными, то учреждение на них нового правления возлагалось на адмирала Ушакова.

Во второй конференции, в султанском увеселительном дворце Бебек, принято предложение русского главнокомандующего: не слишком обессиливать соединенный флот и потому послать к Родосу не третью часть, но только два русские и два турецкие фрегата и десять канонерских лодок в помощь английскому отряду капитана Худа, который блокировал тогда Александрийский порт и нуждался в больших гребных судах для истребления французских судов, укрывшихся в гавани после Нильского сражения.

Намерения союзного флота подробно изложены были в письме Ушакова к начальнику английской эскадры в тех водах лорду Нельсону, и предложена ему помощь, если он в ней нуждается, для воспрепятствования неприятельскому флоту, готовившемуся в Тулоне и Бресте, достигнуть Египта и перевезти войско генерала Бонапарта, лишенное тогда средств к возвращению во Францию. Кроме того, он препроводил к Нельсону тайные свои сигналы, для опознания встречающихся военных судов, и предлагал, для лучшего согласования действий, установить взаимную между ними переписку.

Все распоряжения Ушакова одобрены были государем, и в рескрипте от 15 сентября сказано: «Распоряжениями вашими и соглашениями с турецкими чиновниками в рассуждении военного действия были довольны, за что изъявляем вам наше благоволение».

Морские вооружения Турции в то время состояли из готовых 7 кораблей, 9 фрегатов, 6 корветов, 40 канонирских лодок, 4 фелюг и кирлангичей, и 25 судов различной величины, снаряженных главнейшими сановниками Порты; из этого числа 15 лодок и кирлангичей находились в Дунае, у блокады Виддина, занятого бунтовавшим пашой Пассваном-оглу. Кроме того, изготавливались еще 11 кораблей, 15 фрегатов, 2 корвета, 2 бомбардирские судна и 20 канонирских лодок.

По особому желанию султана, русский адмирал осматривал турецкую эскадру, стоявшую на якоре близ летнего султанского дворца Бешикташ[69]69
  Другая часть турецкой эскадры, назначенной для соединения с русской, находилась у Дарданелл еще до прибытия последней в Константинополь. (Прим. автора)


[Закрыть], арсенал, адмиралтейство и вообще все морские и сухопутные снаряжения; и если еще в прошлую войну Ушаков находил важные преимущества турецких судов перед нашими в постройке и вооружении артиллерией – видел, как они, избитые и беспорядочно управляемые, могли, однако, ускользать от его преследований и плена, будучи обязаны легкости своего хода и другим морским качествам, – то в продолжение последующих за тем семи лет, проведенных в постоянных преобразованиях бывшим противником его капудан-пашой Кучук-Гуссейном, кораблестроение в Турции еще более опередило верфи Херсона и Николаева.

Неутомимый Гуссейн, тот самый, которому суждено было, наравне с предшественником своим, Гассан-пашой, испытать непобедимость русского флага в Керченском проливе, у Тендры и мыса Калиакрия, вступив в управление морскими силами Порты, не переставал приглашать многих инженеров и кораблестроителей из Швеции и Франции, учредил правильную вырубку лесов на горах Тебриза, привел в порядок разработки медных руд Токата для обшивки судов медью и других потребностей флота, преобразовал математическую школу, приготовлявшую флотских офицеров и инженеров, и закончил устройство доков и бассейнов.

Об улучшениях этих Ушаков говорит в донесении государю императору от 6 сентября 1798 года: «Осматривал я во всех подробностях 120-пушечный корабль, построенный на манер французских кораблей, в совершенстве, только показался мне в рассуждении длины несколько узок; артиллерия приготовлена для него бесподобно большая и весьма хорошая. Я видел еще вновь строящийся док для одного большого корабля и нахожу, что дело сие производится в хорошем состоянии и две трети бассейна чистой и прочной работой, черным крепким диким камнем отделаны, а также и место, где быть двоим воротам. Все корабли и фрегаты обшиты медью, и нынешнее состояние их нахожу хотя не совсем совершенно против европейских флотов, но против прежнего несравненно лучше, а частью и в настоящем порядке».

В то время самый важный недостаток Оттоманского флота заключался в беспорядочности и незнании судовых команд. Турки приняли названия и некоторые правила, употреблявшиеся во французском флоте; несколько кадр морских солдат и матросов обучались пальбе, правильной службе и дисциплине, но таких имелось весьма немного; вообще же, офицеры были малосведущи в своем деле, и турецкие матросы, или галонджи, поступавшие на корабли нередко за несколько дней до отправления в море, представляли собой самый пестрый сброд, буйную толпу, которую трудно было содержать в должном повиновении, как увидим впоследствии.

На некоторых кораблях в присутствии русского адмирала было произведено пушечное учение, и он, согласуясь с тамошними обычаями, роздал несколько наград офицерам и матросам за хорошее их действие орудиями. По его совету, артиллерийские снаряды, ядра и книппели на флоте заменены были лучшими[70]70
  Относительно снабжения Турции ядрами из России, в высочайшем рескрипте от 25 сентября 1798 г. на имя господина Томары сказано: «Что же касается до ядер, требуемых от меня в образе покупки, повеления мои даны, о коих канцлер мой граф Безбородко вас известит». (Прим. автора)


[Закрыть].