Текст книги "Третий фланг. Фронтовики из будущего"

Ника

«Москва. Как много в этом звуке…» Ага, много… звуков. А толку? Кто бы что ни говорил, а по своей воле я в Москву ни за какие коврижки не поехала бы. Не люблю я ее. Сто раз была, и каждый раз в какие-то неприятности попадала. Вот и теперь тоже. Нас хочет видеть САМ. А я хочу его видеть? У мужиков глаза горят, верят, что можно все изменить, все сделать, переделать, а у меня мурашки по коже…

С утра принесли форму. Мне, как и ожидалось, юбку. Фасон еще дурацкий – бочонок, а что ожидать? Моду, что ли, им перекроить? Тоже шитье, но заклепочное. А тут – увеличить только вытачки, изменить немного крой и вот уже – совсем другое дело… Но это потом, когда руки дойдут после войны.

Стою перед зеркалом, как идиотка: туфли – страх божий, юбка – я уже повозмущалась… И вообще, вот возьму психану и никуда не пойду! Ни в какой Кремль!

Вышли в холл. И тут навстречу – Соджет! Ах ты, падла! Это из-за тебя нас самолетами! В общем, в коленку я его все-таки стукнула, пока меня свои же не оттянули… Ничего, я тебя еще достану! Вот только юбку сниму… хотя было желание снять ее прямо здесь, в холле… или разорвать к чертовой матери!

Не знаю, кто чего ждал от встречи в верхах, а я туда ехала как на эшафот.

Степан

Олег вернулся. Без шума и пыли, просто в один прекрасный день наш куратор приволок этого… орла. Ника его чуть не убила. И правильно сделала, в смысле, что не убила. Дальше все было как положено – встреча старых приятелей. Ну а что тут скажешь? Действительно, старые приятели.

Крепкое рукопожатие. Молча. Здравствуй, Олег. Нет, не так! Здорово! Здорово, и спасибо, что дошел живым…

Саня Букварь

А потом был Кремль. То, что мы видели в своей допопаданческой жизни по телевизору, не шло ни в какое сравнение с реальностью. Чтобы описать красоту и богатство того, что предстало перед нами внутри, у меня просто не хватало слов. Нас провели в Георгиевский зал. Там уже собралась изрядная толпа народа. Что характерно, гражданских из них – человек двадцать, а военных около сотни. Стульев и тому подобных излишеств не было. Только вдоль стены стоял ряд столов с красными коробочками. Видимо, мы прибыли одними из последних. Совсем тихо к нам подошел Карбышев. Открылась дверь, противоположная той, через которую мы вошли в зал. И тут у меня, что называется, сердце ушло в пятки. Ровным шагом в зал прошел человек, которого мы знали по кадрам хроники и художественным фильмам. Все присутствовавшие моментально затихли. Следом за Иосифом Виссарионовичем, словно тень, проскользнул круглолицый человек в пенсне. Присутствовавшие в зале, попадая под взгляд круглолицего, ощутимо съеживались. Следом вошли еще несколько человек, но их я достоверно не узнал, хотя все лица были знакомы. Всесоюзный староста присутствовал в зале и ранее, просто я со своего места его не заметил. Руководство страны остановилось около первого из столов и что-то тихо обсуждало.

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 ноября 1941 года, генерал-лейтенанту Карбышеву Дмитрию Ивановичу за заслуги по созданию укреплений, успешные боевые действия в приграничной полосе, прорыв мотомеханизированной группы из окружения, успешные контратакующие действия в районе Смоленска, личную отвагу и мужество, обеспечение учебно-боевой подготовки во вверенном соединении присваивается очередное звание генерал-полковник. Генерал-полковнику Карбышеву по итогам перечисленной деятельности, присваивается звание Героя Советского Союза, с награждением орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда», а также орденом Боевого Красного Знамени за прорыв группы, и орденом Боевого Красного Знамени за действия при обороне Смоленска.

Наш генерал вышел строгим строевым шагом. Калинин вручил ему ордена в коробочках, пожал руку, а Звезду лично приколол на китель.

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 ноября 1941 года майору Шестакову Льву Львовичу за девятнадцать лично сбитых самолетов противника, успешные действия по обеспечению безопасности воздушного моста, успешное руководство истребительным авиаполком особого назначения, высококлассное воспитание подчиненных и обеспечение боевой подготовки присвоить звание подполковника. Подполковнику Шестакову Льву Львовичу присвоить звание Героя Советского Союза, с награждением орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда».

Ангел-хранитель с голубыми петлицами вышел явно прихрамывая. История повторилась – орден в коробочке, Звезду на грудь, рукопожатие. Новоявленный подполковник только собрался возвратиться в ряды зрителей, как круглолицый в пенсне взял слово.

– А что это вы, товарищ Шестаков, вводите в заблуждение верховное командование? Потери занижаете?

Толпа напряглась. Лаврентий Павлович достал из кармана бумагу и начал читать.

– По донесению командира разведывательно-диверсионного отряда, около шести часов утра одиннадцатого сентября, в районе западнее Смоленска зафиксировано падение пяти самолетов типа «Мессершмитт-109» и одного ЛаГГ-3. По журналу боевых действий ВВС фронта, в это время и в этом месте могли находиться только майор Шестаков и младший лейтенант Аленикин. О гибели Аленикина вы доложили. О бое тоже, а о его результатах, видимо, забыли? Кстати, лейтенант Аленикин выжил и сейчас в госпитале. Значит, судя по вашему рапорту, стрелки ТБ сбили один самолет, а вы там просто так рядом болтались? – Берия уже не скрывал улыбки. – Кстати, один из сбитых – известный немецкий летчик. Ему приписывают много сбитых наших самолетов.

– Что же мы будем делать с таким человеком, который вводит в заблуждение командование? – вдруг негромко сказал сам Сталин. – Я так думаю, поставим его во главе авиабригады специального назначение под ваш контроль. Чтоб обманывать неповадно было. А за этого крестоносца отдельно накажем.

Все облегченно заулыбались. А награждение пошло дальше своим чередом.

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 ноября 1941 года полковник Преображенский Евгений Николаевич награждается орденом Ленина за организацию бомбардировочных налетов на нефтепромыслы в районе Плоешти, повлекших прекращение активной нефтедобычи в регионе, орденом Боевого Красного Знамени за двадцать три лично совершенных вылета на бомбардировку нефтепромыслов и уничтожение аэродрома ПВО противника.

Получать награду вышел парень чуть за тридцать, в форме морского летчика. На его груди уже блестела Золотая Звезда Героя. Другие награды я толком разглядеть со своего места не мог, но их количество внушало уважение. Вдруг слово опять взял Берия.

– Скажите присутствующим, товарищ Преображенский, вы, видимо, сильно не любите малоразмерные суда? Объясните, как случилось, что во время одного из ваших вылетов на рекогносцировку в доблестном флоте Румынии пропал паровой катер с единственным действующим адмиралом? По данным разведки, выжившие румынские матросы докладывали о большом советском самолете со стеклянным носом, который утопил их корыто одними пулеметами? Вы знаете, как это называется? По-моему, воздушное хулиганство. Мы это запомним на будущее.

Да уж, чувство юмора здесь своеобразное, подумал я.

А потом пошло награждение и остальных прямо или косвенно участвовавших и у нас в группе, и в Смоленском сражении, и в налетах на Плоешти. Попаданцев пока не вызывали. И вдруг, словно гром среди ясного неба:

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 ноября 1941 года гражданину Медведь Олегу Евгеньевичу в связи с поступлением на действительную военную службу в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии присваивается звание военного инженера второго ранга. Военинженеру второго ранга Медведь Олегу Евгеньевичу присваивается звание Героя Советского Союза с награждением орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда», за успешную контрартиллерийскую деятельность в приграничной полосе. Военинженер второго ранга Медведь также награждается орденом Боевого Красного Знамени, за успешные разведывательно-диверсионные действия, орденом Красной Звезды за прорыв малой моторизированной группы, орденом Красной Звезды за противодействие авиации противника, званием Почетный железнодорожник СССР.

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 ноября 1941 года гражданину Бондаренко Александру Александровичу в связи с поступлением на действительную военную службу в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии присваивается звание военного инженера третьего ранга. Военинженеру третьего ранга Бондаренко Александру Александровичу присваивается звание Героя Советского Союза с награждением орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда», за успешные действия в составе моторизированной группы в тылу противника, а также уничтожение аэродромов противника. Военинженер третьего ранга Бондаренко также награждается орденом Красного Знамени за уничтожение командующего второй танковой группой вермахта, орденом Боевого Красного Знамени за уничтожение Кобринского железнодорожного узла вместе с танковым батальоном противника, медалью «За боевые заслуги», за участие в воздушном бою с превосходящими силами противника, званием Почетный железнодорожник СССР.

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 ноября 1941 года гражданке Ивановой Нике Алексеевне в связи с поступлением на действительную военную службу в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии присваивается звание старший политрук. Старшему политруку Ивановой Нике Алексеевне присваивается звание Героя Советского Союза с награждением орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда» за беспримерный героизм при организации уничтожения вражеского командного состава, высокие результаты подготовки спецподразделений, идеологическое воспитание подчиненных.

Наша Ника только хлопала глазами и беззвучно открывала рот. Выйти к всесоюзному старосте ей едва заметным толчком помог Ярошенко. Стоя рядом, мы услышали его ехидный шепот:

– Допрыгалась.

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 ноября 1941 года гражданину Сергееву Степану Алексеевичу в связи с поступлением на действительную военную службу в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии присваивается звание капитана. Капитану Сергееву Степану Алексеевичу присваивается звание Героя Советского Союза с награждением орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда» за успешные действия в составе моторизированной группы в тылу противника, организацию боевой деятельности по переходу группы по тылам противника, личный героизм и отвагу. За организацию уничтожения карательного батальона и батальона связи с подразделениями охраны и обеспечения капитан Сергеев Степан Алексеевич, награждается орденом Красной Звезды.

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 ноября 1941 года гражданину Кокорину Сергею Юрьевичу в связи с поступлением на действительную военную службу в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии присваивается звание капитана. Капитану Кокорину Сергею Юрьевичу присваивается звание Героя Советского Союза с награждением орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда» за успешные действия в составе моторизированной группы в тылу противника, разведывательно-диверсионную деятельность, личный героизм и отвагу. За успешный поиск базы моторизированной группы и координационного партизанского центра капитан Кокорин Сергей Юрьевич, награждается орденом Красной Звезды.

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 ноября 1941 года гражданину Перельману Олегу Владимировичу в связи с поступлением на действительную военную службу в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии присваивается звание военного инженера третьего ранга. Военному инженеру третьего ранга Перельману Олегу Владимировичу присваивается звание Героя Советского Союза с награждением орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда», за успешные действия в составе моторизированной группы в тылу противника, освобождение советских военнопленных из фашистского лагеря. Военный инженер третьего ранга Перельман Олег Владимирович награждается орденом Красной Звезды за обеспечение прорыва через границу механизированного отряда, выполнявшего рейд по сопредельной территории, медалью «За боевые заслуги», за неоценимую помощь в медицинском направлении в составе механизированной группы.

Ника

– Допрыгалась!

Ага, долеталась-догулялась-дотрынделась. Ласковые они, мужики мои. Стоят за спиной и тащатся, как кот по стекловате. Узнаю, кто сказал такое в спину, – убью на фиг!

За такими мыслями сразу и не поняла, что мне дали… Звезду, еще одну, а эту за что? Еще обозвали так – политрук! Это типа нашего замполита? Что я им плохого сделала?

На банкете было все чинно… слишком чинно. Правда, в сугубо мужской компании моя женская… хм-м, фигура выделялась уж не знаю чем, что все пытались познакомиться и сказать парочку бестолковых комплиментов. Отличался от всех только Берия, который показался мне «человеком сам в себе». И еще он ждал… Рано или поздно, но познакомиться с ним придется – это понимали мы оба… поэтому не спешили.

Пить я много не рискнула, хотя был повод, но в такой «доверительной» компании лишние сто граммов могут оказаться ох какими лишними!

В номерах – продолжили! Но не так браво, как хотелось. По кабакам нас не пустили трезвые и гордые подчиненные Ярошенко. А когда я попыталась все-таки добиться объяснений, мой милый Алексей Владимирович попросил:

– Не надо, я прошу вас, Ника Алексеевна…

– Что не надо? – зацепилась я.

– Ну, этого не надо…

– Так! Товарищ Ярошенко, я вас не понимаю. Пошли, объяснишь мне наедине, что значит «этого». А то я на редкость сегодня тупа и неликвидна. Пошли!

А ты, значит, краснеть умеешь, дорогой мой красавчик! Что, тяжело объяснять пьяной женщине, почему ей нельзя выпить еще… Особенно если есть выпивке альтернатива…

Олег Соджет

Услышав, что на меня навесить решили, я охренел. Не, я, конечно, понимаю и что немцам гадостей наделал, и что Родине нужны герои, но, что из меня новогоднюю елку сделают, не ждал. Одно радовало – не меня одного так обвешали. Даже мысль мелькнула, что еще пару раз так же наградят, и можно без бронежилета обходиться – медали защитят не хуже. В момент, когда сначала меня, а потом и Саню железнодорожниками обозвали, да еще и почетными, я еле сдержался, чтоб не заржать как конь, и только засипел слегка, но, судя по тому, что Мындро мне украдкой кулак показал, это таки услышали. По крайней мере, некоторые из присутствующих. Потом, когда всех наградили, был банкет. Ну, пока все сидели и выпивали, я тоже не рыпался. А вот когда народ по кучкам расползся, я пошел искать кого-нибудь, с кем можно поговорить о технике, точнее, о ее усовершенствовании и запуске в серию новых образцов бронежилетов, разгрузок, «лохматок» для снайперов и прочих полезных мелочах.

Саня Букварь

К нам подошел сам нарком Малышев и осторожно предложил хорошо закусывать. На недоуменный взгляд Соджета и Степана он пояснил:

– После прибытия первых вагонов с оборудованием для строящегося моторного завода на СТЗ из Штатов обком партии Сталинградской области организовал совместный банкет для руководства области, города и причастных заводов. Туда же попали некоторые конструкторы. В общем, Сергеев с Баррикад, Сапожников с СТЗ и ваш Бондаренко сидели рядом. Конечно, ничем хорошим это не могло кончиться. В общем, поскольку СТЗ перегружен, результаты их совместного распивания слабых алкогольных напитков пришлось осваивать в Ленинграде, на базе Т-100. Микулинское КБ, посмотрев на «Горыныча», сделало вариант, который обозвали ТАМ-34, его туда и воткнули. В общем, в Кубинку к завтрашнему вечеру должны доехать два варианта САУ-203. Кто из вас принимать будет? Госиспытаний еще не было. Войсковых тоже. Вот и совместите.

Когда нарком отошел, Олег набросился на меня с вопросами про эти САУ.

– Как выглядит? Броня? Пушка? Мотор?

– Подробностей не знаю, но в задумке на базе СМК или Т-100. Лоб – наклонный глухой. Люк мехвода с перископами в крыше. Поднимающееся сиденье, чтоб на марше можно было башкой наружу торчать. За люком уже отличия. Два варианта рубки. Потом МТО. Задумывали пока с М-17, а вышло, оказывается, вон как. Пушка в обеих – моя любимая.

– Б-4? – закашлялся Степан.

– Конечно! Досылатель, механизированый лоток, еще мелочовка – не знаю, что пошло, что нет.

– А рубка какая? – не отставал Олег.

– Одна полностью закрытая. Лоб – семьдесят пять, борт и корма – пятьдесят, крыша – тридцать. Другая – полуоткрытая, без крыши. Лоб – полсотни, борт и корма – тридцать, зато угол возвышения нормальный. Подробности пока не знаю…

Олег Соджет

Мое высматривание кого-нибудь из инженеров-разработчиков брони принесло некоторые плоды – я на Астрова наткнулся. Вот уж не ожидал… все-таки шасси для «Шилки» он разработал. Не сам, конечно, и несколько попозже, но… В общем, я утерпеть не смог – благо он один стоял и можно было с ним поговорить попробовать.

– Здравствуйте Николай Александрович, – поздоровался я.

– Здравствуйте. – Астров слегка замялся. – Я, конечно, знаю, кто вы. Все-таки имена награжденных слышал, но откуда вы меня знаете-то?

– Ну, как же? Как я могу не знать того, кто машину сделал, которой я управлял…

– Это какую же? – поинтересовался он.

– Э… – слегка замялся я, а потом плюнул: все равно если с ним работать, то он все узнает. – Вы ее не всю создали, а только шасси. Точнее – еще не создали, но, надеюсь, создадите…

В общем, после получасового разговора мне удалось убедить конструктора, что я не псих и что ему б не помешало встретиться со мной еще раз, когда у меня чертежи с собой будут. Ибо хоть идеи «Шилки» и Т-55 он и понял, как и то, что мне не нравилось в имеющихся танках, типа курсача и люка мехвода в лобовой броне, но без чертежей я не мог объяснить, что именно я прошу сделать и как оно должно выглядеть. А вот имея чертежи под носом, Астров пообещал постараться придумать, как это можно сделать в ближайшем будущем. Хотя и я, и он понимали, что многое придется убрать, упростить или переделать, ибо тот же радар в саму зенитку в обозримом будущем фиг затолкаешь. Договорившись, что, как смогу, я приеду в Горький, мы расстались, довольные разговором.

Саня Букварь

Воспользовавшись образовавшейся паузой, я решил рассмотреть внимательнее Преображенского и, найдя взглядом, направился к нему. Евгений Николаевич беседовал о чем-то с человеком в гражданском костюме. Часть разговора долетела и до моих ушей.

– В распоряжении института есть рекордный самолет «Родина», я думаю, он подойдет для задуманного вами дела, – говорил гражданский. – Поставим туда новые высотные модификации «Микулина» с наддувом, в первый отсек – М-11 с компрессором, как на «семерках», кислород нового образца, отопление. Я думаю, до тринадцати подниметесь с пятисоткой.

– Маловато…

– А больше пока не можем… Гермокостюмы экспериментальные, еще проверить надо. Да и не уверен я в моторах…

– Но хоть пятьсот-то точно потянет? – спросил летчик.

– Надеюсь, но обещать не могу.

– Ниже идти – не долетим, меньше тянуть – смысла нет.

– Постараемся. Разрешите, я покину вас.

Собеседники разошлись, а пообщаться с Преображенским у меня не получилось – к нему подошел человек в форме НКВД и шепнул что-то. Евгений Николаевич очень быстро покинул зал.

Степан

Москва, Кремль… Еще несколько месяцев назад прыгал бы от радости, наверное. Ну, еще бы… А сейчас – скорее недоумение, – за что? За угробленную рейдовую группу? За собрание слухов из будущего? Неясно… И хрен с ним. Наградили и наградили, делу не во вред.

Потом был банкет. Ребята треплются по делу и не очень. И правильно, почему бы и не расслабиться? Фронт-то стабилизировался там, где у нас он был в конце сентября, и даже чуть дальше – Смоленск немцы взять не смогли. И Киев тоже. Но вот что странно – наши долбят Румынию без передыха, там, говорят, сплошной ад, а попыток немцев выбить нас с «непотопляемого авианосца Крым» пока не предпринималось. Почему? Все настолько хреново у немцев? Сомнительно. Убоялись распутицы? Три ха-ха. В реальной истории они в этот период действовали весьма активно, а тут – тишина. Ох, не к добру все это. Что-то будет впереди.

Саня Букварь

На следующий день после кремлевских событий троим из нас, имевших наибольшее отношение к танкам, Ярошенко передал приказ явиться в Наркомат танковой промышленности. Московское управление НКВД предоставило для поездки один из «Кадиллаков», которые занесло в СССР не без нашего участия. Кроме водителя и охранника на переднем сиденье с нами всегда был один сопровождающий. Водитель ехал по оживленным улицам. Мы с интересом рассматривали окружающий нас город. Но вот машина свернула на неширокую улицу, даже скорее проезд между домами. Скорость снизилась почти до пешеходной. Вдруг один из штабелей ящиков, стоявший вдоль глухой стены здания, с грохотом повалился и перекрыл нам дорогу. Тут же раздались одиночные выстрелы, разбившие лобовое стекло. Водитель и охранник на передних сиденьях сникли. Мы буквально вывалились из машины и спрятались за ней. Сопровождающий достал «наган».

– Это все, что у нас есть? – удивился я.

– Еще у водителя был. И у охранника ППД.

– Прикрывай! – крикнул я и, не дожидаясь его реакции, бросился к передней двери «Кадиллака». Открылась она легко. Схватив с коленей мертвого охранника автомат, я откатился за ближайшие ящики. По стене рядом почти одновременно щелкнули две пули. Наш энкавэдэшник тоже начал стрелять. С той стороны ящиков кто-то тонко вскрикнул. Теперь отвечал только один пистолет. Я осторожно выглянул: из-за угла ниши в стене выглядывал кусок рукава пальто. Я прицелился. На месте рукава появился стрелок и выпустил несколько пуль в сторону «Кадиллака». Эти выстрелы стали последними в его жизни. С пятнадцати метров нельзя промахнуться даже из ППД. Разобравшись, что здесь больше никого нет, мы осмотрели место происшествия. Двое наших, сидевших в машине, были мертвы. Один из нападавших тоже. А второй еще подавал признаки жизни. Мы погрузили всех в задний салон, я сел за руль, а энкавэдэшник – рядом, показывать дорогу; и рванули прямиком на Лубянку. Автомобиль, конечно, оказался легче «эмки» в управлении, но жутко неповоротливым. Правда, на прямых участках ускорялся очень ощутимо, но тормоза вызывали ужас, как и крены в поворотах. Хотя, это дело привычки, но «Мерседес», который мы на базе в тылу немцев подарили Нике, мне нравился намного больше. Через разбитую лобовуху очень сильно продувало морозным ветром.

– Никогда у меня не будет американской легковой машины! Ни за что не куплю! А если подарят – продам на фиг!

– Ты чего кипятишься? – спросил Соджет.

– Да на этой штуковине только по прямой ездить, и неторопливо! Тормоза, как у грузового «ЗИСа», в моторе дури, как у «Гиганта», а радиус поворота, как у «Ямато»! И кренится, как самолет на поворотах. Ну да ладно, не до этого сейчас. Как думаете, кто нас положить хотел?

– Немцы? Наглы? Амеры? Свои?

– Ну, на горячую голову следующие мысли. Немцы – вряд ли. Во-первых, это означает глубоко внедренного на самый верх шпиона. Во-вторых, я думаю, подготовились бы лучше. По англам и амерам то же самое, плюс риск недовольства по поводу союзников. Хотя на наглов все же есть подозрение – может, хотели кусочек ленд-лиза побольше урвать.

Через полчаса мы были на месте и сидели в кабинете наркомата, а в коридоре громогласно рычал срочно прибывший по телефонному звонку Старчук:

– Олени непарнокопытные! Какого черта вы до сих пор молчали! Кактусы перекрестноопыляемые! Что значит, только узнали? Вы понимаете, что ставили под удар моральное состояние группы? Немедленно доложить Ярошенко! И машину подготовить на аэродром! Нет, две, чтоб охраны больше было! Наркому я сам доложу! Бегом, лейтенант!

Открылась дверь, и в кабинет вошел сам «злой» следователь:

– Добрый день, товарищи командиры. Значит, так, есть две новости – хорошая и плохая. Плохая – стрелявший в вас помер, не приходя в сознание. А хорошая ждет вас на аэродроме. Работа в наркомате на сегодня отменяется, – сказал он уже спокойным голосом.

– Летим куда-то? – поинтересовался я.

– Нет, встречаем. Нескольких человек из мехгруппы, считавшихся пропавшими и погибшими. Старинов и компания зачищали следы после прорыва Соджета и нашли кое-кого. Потом поедете в гостиницу. А летать – на вас у немцев истребителей не хватит.

– А кто там?

– Вот и опознаете, чтоб не было подлога и засланных агентов. И протоколы опознания подпишете, если все нормально.

Ехали мы в этот раз под усиленной охраной.

Кряхтя и скрипя всеми частями, на стоянку зарулил ТБ-1. Тут же открылась дверь в борту, и оттуда начали появляться лица, которых мы считали погибшими. Сначала Освальд, один из снайперов Ники, затем один из погранцов, ходивших с Доком смотреть на деревню с хорватами и узлом связи, потом еще четверо бойцов, которых мы знали в лицо, но, к сожалению, не помнили имен. А потом те, кого уж совсем не ожидали увидеть, – Александра и Екатерина Ивановы! Девчонок мы забрали в легковушку, идущую следом за автобусом с бойцами в Кубинку. По дороге девочки только отогревались и почти ничего не рассказали о себе.