Текст книги "Герои особого назначения. Спецназ Великой Отечественной"

В трудную зиму 1941/42 г

К исходу третьего месяца Великой Отечественной войны положение на фронте оставалось крайне сложным и опасным. Гитлеровское руководство считало, что в конце лета наступило время для нанесения последнего удара по нашим войскам с целью окончательного разгрома Советского Союза. Главным препятствием для осуществления целей фашизма оставалась Москва – важнейший политический, экономический и культурный центр страны. Захват Москвы должен был устрашить весь мир, показать якобы имеющееся превосходство фашизма, его организации, политики и идеологии над советским общественным и государственным строем и демократией, продемонстрировать триумф стратегии «молниеносной войны».

Насколько тщательно и упорно готовилась «Московская операция» (операция «Тайфун»), видно хотя бы из следующих данных: на 1 октября группа гитлеровских армий «Центр» имела в своем составе 1 млн. 800 тыс. человек, свыше 14 тыс. орудий и минометов, 1700 танков. Это составляло 42 % людей, 33 % орудий и минометов, 75 % танков от общего их количества на советско-германском фронте. Добавим к этому: для поддержки наступления на Москву выделялось 1390 самолетов {21}.

Напомним о наших силах, противостоявших врагу. В составе трех фронтов, в той или другой мере прикрывавших столицу, насчитывалось около 1 млн. 250 тыс. человек, 7600 орудий и минометов, 990 танков, 667 самолетов. Если эти данные сравнить с силой врага, то соотношение выглядит так: превосходство войск противника в живой силе в 1,4 раза, в артиллерии – в 1,8, в танках – в 1,7, в самолетах – в 2 раза. Чтобы картина была еще полнее, нельзя не сказать, что большинство наших танков были легкими, с невысокими боевыми возможностями, а на вооружении авиации лишь 20 % самолетов новых типов {22}. Ощущалась острая нехватка боеприпасов, горючего, автотранспортных средств.

Для понимания задач ОМСБОНа в защите Москвы приведем такой факт: на Московском направлении гитлеровцы сосредоточили большую часть своих разведывательно-подрывных органов. С передовыми частями 4-й армии неуклонно следовала специально созданная команда полиции, гестапо и СД «Москва» с задачей ворваться с наступающими войсками в столицу, захватить здания руководящих партийных и советских органов, арестовать видных деятелей Коммунистической партии и Советского государства, учинить расправу над партийным и советским активом, над трудящимися города {23}. Готовилась тотальная операция под кодовым названием «Кремль».

В эти дни у одного пленного офицера было обнаружено такое обращение немецкого командования: «Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Вам осталась Москва… Пройдитесь по ее площадям. Москва – это конец войны. Москва – это отдых. Вперед!» {24}

Уже 5 октября Государственный комитет обороны (ГКО) принял специальное решение о защите столицы, а 12 октября в связи с еще большим приближением фронта к Москве он принял постановление о строительстве на ближайших подступах и непосредственно в столице Московской зоны обороны (МЗО). Она включала полосу обеспечения и два оборонительных рубежа. Основной рубеж проходил по линии Хлебниково, Сходня, Звенигород, Кубинка, Наро-Фоминск и далее по левому берегу Пахры до ее впадения в Москву-реку. Городской рубеж проходил по окраинам столицы. К обороне был подготовлен и сам город, к северу и югу от Москвы оборудовались позиции флангового обеспечения {25}.

Тяжелой для Москвы оказалась середина октября, когда враг рвался к городу по кратчайшему пути. Столица уже тогда стала прифронтовым городом. Фашистское командование намеревалось взять Москву в гигантские клещи: с севера – через Клин, Рогачёво и с юга – через Тулу и Каширу. Началось генеральное наступление против главных сил Западного фронта.

Всей стране стал памятен день 19 октября, когда было обнародовано постановление Государственного комитета обороны о введении с 20 октября в городе и прилегающих к нему районах осадного положения. Особо отметим, что в постановлении намечались меры по укреплению тыла войск и пресечению подрывной деятельности вражеской агентуры. И еще об одном относящемся к ОМСБОНу: охрана общественного порядка в Москве возлагалась на внутренние войска.

«Не бывать фашистам в Москве» – таков был главный и решающий лозунг для всех ее защитников, для всех воинов.

Осенью и зимой 1941/42 г. омсбоновцы вместе и во взаимодействии с инженерными и другими частями Красной Армии в непосредственной близости от врага и преимущественно под его огнем создавали на подмосковных рубежах линию минных заграждений и минных полей, ставили противотанковые и противопехотные фугасы, готовили к взрыву мосты, путепроводы.

Чем была вызвана эта боевая деятельность, почему к ней были привлечены именно омсбоновцы и как она оценена командованием Красной Армии? Вот несколько важных вопросов, на которые необходимо прежде всего ответить.

Известно, что когда в середине сентября на Московском направлении наступило временное затишье, Советское командование сознавало, что это ненадолго, что враг готовится к новому крупному наступлению. Для его успешного отражения совершенствовалась и развивалась организация обороны дальних и ближних подступов к Москве.

10 сентября 1941 г. Ставка направила директиву Западному фронту: перейти к обороне, жестокой и упорной. Однако, к сожалению, одновременно проводилось на дальних участках и наступление, что привело к раздвоению в действиях и отрицательно сказалось на дальнейших событиях.

В конце сентября, как уже отмечалось, окончилось и затишье. Враг, его армейская группировка «Центр» по плану «Тайфун», названному «решающим сражением года», была готова к броску на Москву.

Он начинается 30 сентября 1941 г., первоначально в полосе Брянского фронта, а 2 октября – против Западного и Резервного фронтов. Прорывается Вяземская линия обороны, которая к тому времени не была завершена строительством.

Несколько раз в октябрьские и ноябрьские дни гитлеровцы сообщали о сроках взятия столицы. Несколько раз в газетах Германии оставлялись места для публикации чрезвычайного сообщения.

Развивая наступление, гитлеровские войска двинулись к Можайской линии обороны, готовность которой составляла 40 %. Бои разгорелись в 80 – 100 км от Москвы {26}.

Необходимо было создать новые оборонительные рубежи вокруг столицы. «Главной задачей тех дней… – писал в книге «Беспримерный подвиг» маршал Советского Союза Г. К. Жуков, – был выигрыш времени для создания непреодолимой линии обороны» {27}. И она создается.

В военно-исторической литературе, в многочисленных мемуарах тяжесть этих дней описана довольно подробно {28}. Поэтому отметим лишь несколько моментов, важных для понимания роли ОМСБОНа в развитии событий, неумолимо нараставших и грозивших существованию нашей Родины.

Фашистские войска двигались к столице огромной дугой с юго-запада, запада и северо-запада на Тульском, Малоярославецком, Можайском и Волоколамском направлениях. Красная Армия отступала с боями. Как сейчас установлено в советской историографии, судьбу Москвы во многом определяли и наши войска, попавшие в малые и большие «котлы» под Вязьмой и в других местах, но героически сражавшиеся до последней капли крови.

И еще обстоятельство: «юнкерсы», «мессершмиты» день и ночь кружились в воздушных просторах Подмосковья. Объектом нападений были не только военные укрепления, заводы, железные дороги, мосты, шоссе. С каким-то особенным, садистским наслаждением фашистские летчики направляли пулеметы против женщин и детей.

Воздушные пираты прорывались и в небо столицы. И часто вечером мы наблюдали, как женщины, старики и дети, взвалив на плечи небольшой багаж, направлялись к спасительным станциям метро.

После того как оборонительный рубеж Волоколамск – Можайск – Малоярославец – Серпухов местами был захвачен врагом, Военный совет Западного фронта основным рубежом обороны избрал новую линию: Ново-Заводский – Клин – Истринское водохранилище – Истра – Красная Пахра – Серпухов – Алексин {29}.

Непосредственные фронтовые действия воинов ОМСБОНа начались во время вражеской операции под кодовым наименованием «Волжское водохранилище» и попытки охвата Москвы с севера. Здесь действовали 3-я и 4-я немецкие танковые группы в составе семи танковых, трех моторизованных и четырех пехотных дивизий. Всего непосредственно для захвата Москвы немецкое командование выделило 51 дивизию, в том числе 13 танковых и 7 моторизованных {30}.

Тяжелое положение в связи с этим сложилось в середине ноября в полосе действий 30-й и 16-й армий (командующие Д. Д. Лелюшенко и К. К. Рокоссовский). Здесь врагу удалось устремиться по Ленинградскому шоссе к Клину, а отсюда до Солнечногорска и вдоль Волоколамского шоссе до Истры. Не случайно поэтому в литературе эти дни называются «днями наивысшей опасности для столицы» {31}.

Названия этих городов и населенных пунктов прочно вошли в летопись Московской битвы и в героическую историю ОМСБОНа. Так было суждено, что его солдаты, командиры и политработники оказались на острие удара главных сил гитлеровцев, рвавшихся к Москве. Стойкость и мужество воинов-омсбоновцев, умение точно и профессионально выполнять боевые приказы должны были влиться могучей струей в общий поток героизма защитников Родины.

И еще об одном моменте, если можно так сказать, личностного характера. С этого времени начинается крепкая боевая дружба омсбоновцев с Константином Константиновичем Рокоссовским – выдающимся полководцем Великой Отечественной войны. Если под Москвой отряды ОМСБОНа помогали солдатам армии, которой он тогда командовал, то в дальнейшем, в 1942 г., 16-я армия, освободив окончательно древний русский город Сухиничи, выполнила огромную работу по созданию условий для переброски через свой передний край обороны отрядов особого назначения в тыл врага. Эта дружба, скрепленная в совместной борьбе, продолжалась, когда Рокоссовский стоял во главе фронта в 1943 г. в битве под Курском и Орлом и во главе 1-го Белорусского фронта в 1944 г. Многие омсбоновцы гордятся тем, что наряду со знаком «Ветеран ОМСБОНа» они награждены памятным знаком «Ветеран 16-й (11-й гвардейской) армии».

Вернемся к событиям на фронте. Командование Красной Армии должно было в обстановке, о которой уже говорилось, немедленно создать прикрытие Москвы со стороны Волжского водохранилища, уже скованного льдом.

Выполнение этой задачи осложнялось во многом тем, что во вновь сформированных бригадах и дивизиях, особенно ополченческих, саперных частей было крайне недостаточно. К этому добавим: они не были еще достаточно укомплектованы подрывными средствами и вооружением.

В этих критических условиях Главное военно-инженерное управление Красной Армии (ГВИУ) и командование Западного фронта возложило большие надежды на ОМСБОН. И эти надежды полностью оправдались.

Командир бригады М. Ф. Орлов уже в сентябре был вызван к начальнику Главного военно-инженерного управления генералу Л. З. Котляру и получил задание: готовить бригаду к принятию участия в прикрытии важнейших стратегических подступов к Москве. По воспоминаниям М. Ф. Орлова, эту же задачу тогда же подтвердил и уточнил начальник Генерального штаба Красной Армии Борис Михайлович Шапошников {32}.

В первых числах октября 1941 г. из штаба Московской зоны обороны (МЗО) и ГВИУ в ОМСБОНе был получен приказ: приступить к выполнению поставленной задачи.

24 октября (по другим данным – 23-го) 1941 г. Военный совет Московской зоны обороны (частный приказ № 014) предложил приступить к устройству на подмосковных рубежах сплошной зоны заграждений {33}, чтобы не допустить фашистов к столице или, скажем скромнее, всячески замедлить их продвижение к центру нашей Родины.

Как же выполнялась эта задача? И как в ее выполнении участвовали омсбоновцы? Сразу же отметим, что воины ОМСБОНа это боевое задание осуществляли и в 20-х числах октября, и в ноябре {34}.

Одной из главных магистралей, по которой тогда, в октябре – ноябре 1941 г., наступали фашисты, было Ленинградское шоссе на участках Завидово – Ямуга – Солнечногорск.

Сюда направляется для руководства работами по созданию заграждений начальник военно-инженерной кафедры академии им. М. В. Фрунзе, тогда полковник Евгений Варфоломеевич Леошеня. Вскоре по решению Ставки Верховного Главнокомандования от 17 ноября создаются три оперативно-инженерные группы (ОИГ). Начальником ОИГ-2 назначается генерал И. П. Галицкий, а начальником штаба – Е. В. Леошеня. Именно ему подчиняется сводный отряд ОМСБОНа под общим командованием бригадного инженера, тогда майора (позже генерал-майор в отставке) Михаила Никифоровича Шперова.

Михаил Никифорович к этому времени, несмотря на свои тридцать лет от роду, имел уже интересную и богатую биографию. Несколько лет он прослужил на Дальнем Востоке начальником инженерной службы полка. В 1936 г. он зачисляется в Военно-инженерную академию им. В. В. Куйбышева, однако зимой 1939 г. учеба прерывается – М. Н. Шперов участвует в войне с Финляндией. Здесь, на знаменитой «линии Маннергейма», он приобретает первый боевой опыт, занимаясь разминированием военных объектов, наведением переправ. Военный инженер с таким богатым опытом встал во главе инженерной службы бригады.

Его помощником был опытный специалист и организатор капитан Иван Иванович Гомберг.

В холодных, почти нетопленых казармах в доме около Белорусского вокзала, где в это время располагались части бригады, штаб и политотдел, рано утром 16 ноября была объявлена боевая тревога. В этот день 30-я и особенно 16-я армии вели кровопролитные бои против 4-й немецкой танковой группы (против 16-й армии повели наступление не менее 400 танков) {35}. Два мотострелковых батальона под командованием капитанов М. С. Прудникова и П. А. Коровина, саперная рота и два отдельных саперных взвода были сведены в 11 отрядов заграждения (около 800 человек) {36}.

…Боевая тревога! К этому часу мы были давно готовы, готовы с 22 июня 1941 г., когда большинство из нас записались добровольцами в Красную Армию, готовы с того дня, когда были направлены в ОМСБОН.

– Куда? – вопрос, который можно было прочесть в глазах зачисленных в списки первой готовности. Ответ на него в общих чертах был ясен: на фронт, на оборону Москвы.

Выражая чувства своих товарищей, сержант Николай Лукашенко, вчерашний аспирант МИФЛИ, писал в газете «Победа за нами»: «Я клянусь драться с врагом, защищая родную Москву, мужественно и умело» {37}. Молодой коммунист сдержал свою клятву: в 1942 г. под Москвой, действуя в тылу врага, он попал в засаду и сражался с врагами до последнего патрона.

Вот как описан выезд омсбоновцев на фронт:

«Где-то в небе гудели самолеты. Часто хлопали зенитки, установленные на крышах московских домов. Лучи прожекторов метались по непроглядному ночному небу. Гремели глухие взрывы, от которых вздрагивала земля. Небо светилось отблесками близкого пожара…

Полуторки двигались по затемненным улицам. Выбравшись из города, грузовики прибавили скорость и помчались по Ленинградскому шоссе… где отряду предстояло строить оборонительные сооружения. Мимо проплывали, словно вымершие, без единого огонька, подмосковные деревни и поселки. Тянулись перелески, заснеженные поля. Жгучий ветер сек обветренные, хмурые лица минеров, зло рвал с них плащ-палатки.

– Эй, ребята, заснули, что ли?.. А ну, запевай!.. – послышался голос Владимира Крылова.

– «Прощай, любимый город, уходим завтра в море!» – запел сержант Владимир Милутка.

Несколько человек подхватили куплет. Песня зазвенела в морозном воздухе, донеслась до задних грузовиков. Сразу стало как-то веселее…

Фронт неумолимо приближался. По шоссе шли измотанные длительными боями красноармейцы, группы беженцев с детскими санками, нагруженными узлами, чемоданами. Ребятишек несли на себе, вели за руки. В сторону Москвы мчались грузовики с ранеными. Навстречу им двигались автоколонны с войсками, боеприпасами» {38}.

Все это в какой-то мере тормозило продвижение вперед наших машин. Им приходилось также по нескольку раз прерывать путь из-за налета вражеской авиации.

Отряды ОМСБОНа сосредоточились в районе Ямуги, в 5 км севернее Клина. Была поставлена задача по устройству заграждений с целью предотвратить возможность выхода противника на восточный и юго-восточный берега Волжского водохранилища и на левый берег Волги на участке Видогощ – Горки, было приказано также взорвать лед вдоль берега, мосты на шоссе севернее Безбородова и железнодорожный мост у Селиверстова {39}.

В дальнейшем эта общая задача конкретизировалась и уточнялась. В частности, минировалось не только Ленинградское шоссе на участке Завидово – Ямуга – Солнечногорск – Яхрома {40}, но также шоссе в районах Рогачёва, Дмитрова, Истры[5]5
  До этого и в эти же дни минирование проводилось на подступах к столице в районе Можайска, Подольска, Каширы и других подмосковных городов. Под руководством капитана И. И. Гомберга отряд в составе 200 человек с 28 ноября по 20 декабря 1941 г. ставил мины близ г. Лобня (см.: ЦМ войск МВД СССР, архив, оп. 4, д. 18а, п. 28. Из воспоминаний полковника С. В. Иванова). Но об этих фактах, к сожалению, сохранилось мало данных. Имеется лишь свидетельство генерал-лейтенанта П. А. Белова о том, что, ведя наступление в сторону Каширы, немцы подорвали колонну своих танков на минах, расставленных саперами бригады. Предстоит в будущем прояснить эту страницу в истории бригады.


[Закрыть].

Слово «заграждения» – очень емкое для памяти фронтовика. Если сказать, что оно включало в себя только сооружение противотанковых и противопехотных препятствий, то это не объяснит всю ту сложную и многогранную работу, которую в эти дни вели омсбоновцы. «Заграждения» должны были любыми инженерными и другими средствами перекрыть дорогу на Москву. Особое значение имело минирование дорог, полей, зданий, сооружение завалов, засек, рвов, ложных препятствий и т. п.

Приводить все эти сооружения в действие можно было по приказу штаба фронта.

Необходимо было создать глубокоэшелонированный фронт обороны, который бы стал неуязвимым для врага. Как он создавался?

Все необходимое для минирования было получено по разнарядке Главного военно-инженерного управления Красной Армии с промышленных предприятий. По данным М. Ф. Орлова, бригаде был предъявлен счет в 9 млн руб. {41}. Это свидетельствует не только о количестве снаряжения, но и о размахе задач, поставленных перед ОМСБОНом.

По приказанию капитанов М. Прудникова и П. Коровина бойцы были сгруппированы попарно или по три-четыре-пять человек. Назначался старший группы и «наблюдатель» за воздухом и окружающей обстановкой. Через несколько сот метров опять такая же группа. Каждая из них должна была почти примитивными средствами – саперной лопатой и ломом – в смерзшейся земле вырыть шурф и заложить в него взрывчатку, которую несли в основном на своем хребте. И прав был один из участников операции, задав в своем дневнике вопрос: «Как этот хребет не сломался от многих тонн фугасов?» {42} Не сломался, ибо сознание чрезвычайной ответственности удесятеряло силы.

Они были особенно нужны на морозе, когда руки коченели, а малейшая неточность движений вела к «незапланированному» взрыву, а значит, и к гибели. Но должен был найтись смекалистый изобретатель, который придумал бы выход. И он нашелся – бывший инженер, предложивший особый предохранитель, спасший жизнь многим и многим защитникам Москвы.

И еще один пример солдатской смекалки. Довольно часто непослушные на морозе пальцы не могли вставить в фугасы, в тол взрыватель. А без этого – каждый сапер знает – подготовленный для немцев «подарок» мертв. Тогда по чьей-то команде, возможно Шперова, заряжать мины стали в крестьянских избах, а затем они переносились к готовым лункам. Так бывало часто. Те, кто в хате отогрелся, шел опять к фугасу. Уносили готовые мины наиболее выносливые бойцы, бывшие спортсмены. Пример показывал Шавла Челидзе.

Бойцы начали привыкать к постоянным бомбежкам. Часто пытались огнем своих винтовок отразить налеты фашистских самолетов {43}.

Вот несколько эпизодов из боевой жизни. Командиром одного из отделений был известный спортсмен по прыжкам в воду, призер Спартакиады 1928 г. Георгий Мазуров. Как только отряд прибыл на место, минеры тотчас приступили к делу. Кирками и ломами долбили схваченную морозом землю, копали двухметровые ямы-шурфы для закладки мощных фугасов на обочинах Ленинградского шоссе. Минировали мосты через реки, водопропускники под насыпями дорог и шоссе. Устраивали минные поля. И все это – под непрерывной бомбежкой и обстрелом вражеских самолетов {44}.

О последнем в этих же воспоминаниях написано так:

«– Самолет! – послышался голос дежурного бойца.

– Воздух! – тут же закричал Крылов, увидев черные фашистские кресты на самолете. Он схватил командира за руку и стащил в яму.

И в этот момент самолет с гулом спикировал на шоссе, пронесся над ними, строча из пулемета. Выскочив из ямы, Крылов схватил винтовку, его примеру последовали другие. Вернувшегося стервятника минеры встретили дружным огнем из винтовок. Самолет круто взмыл вверх, развернулся и скрылся за линией фронта. Опустив винтовку, Крылов выругался, потом вдруг громко рассмеялся.

– Послушай, командир, что это у тебя?

Мазуров повернулся к нему спиной. Из его продырявленного вражескими пулями вещевого мешка высыпались остатки пшена от каши-концентрата.

– Вот, гад, оставил-таки нас с тобой голодными! – сказал Крылов. Потом нахмурился, похлопал по плечу, серьезно добавил: – Хорошо, что в кашу долбанул, а то бы… Будь жив, командир» {45}.

К этому добавим: велся по нашим позициям и артиллерийский обстрел.

Одновременно с минированием Ленинградского шоссе отряды омсбоновцев проводили такую же работу на Дмитровском, Рогачёвском, Наро-Фоминском, Осташевском, Пятницком, Подольском, Каширском и Можайском шоссе, на грунтовых дорогах и других танкоопасных направлениях. К взрывам готовились мосты, трубы, путепроводы, железнодорожное полотно. И здесь, как и на Ленинградском шоссе, велась та же опасная для жизни, но важная для защиты Москвы работа. Мало кто знает, что омсбоновцы заминировали подступы к Химкам и речному порту, обе стороны большого моста с памятной многим довоенным москвичам узорчатой аркой близ самых окраин Москвы, а теперь в ее нынешних границах.

Одновременно с минированием велась и разведка. Она преследовала двойную задачу: во-первых, выяснить оперативную обстановку в районе ведущихся минных работ; во-вторых, оказать помощь сражающимся частям в выяснении намерений противника и в целом боевой обстановки.

Помнится, как ночами, сдав комиссару партийные и комсомольские билеты, а старшине другие документы, став на лыжи, мы уходили к передовой линии, к фашистским окопам, к деревням, занятым ими, и к утру приносили добытые данные о расположении врага, его передвижениях, а если удавалось, то добывали и «языка», и документы, и оперативные карты. По неполным данным, с октября 1941-го по февраль 1942 г. было выполнено 179 выходов с разведывательными заданиями {46}.

О разведывательной работе многотиражка «Победа за нами» писала:

«В выполнении почетной задачи по охране подступов к столице блестящие примеры показывают бойцы, командиры и политработники нашего соединения. Товарищи Бреусов, Рындин, Барсуков, Грехнев проявили немало мужества, отваги, смекалки, пробрались в тыл врага и доставили командованию ценные сведения об одном важном участке. Под ураганным огнем противника успешно выполняли специальные задания командования красноармейцы Лягушев, Худолеев, Дешин и многие другие» {47}.

Редактор газеты Е. Шистер писал:

«Это стало как бы прологом, словно лучом прожектора, высветившим дорогу к подвигу. Спустя немногим более месяца Лягушев, Худолеев, Дешин и другие бойцы отряда Кирилла Лазнюка вступили в неравный бой с батальоном фашистов в деревне Хлуднево Калужской области» {48}.

Иван Карсали – тогда один из младших командиров (впоследствии погиб в тылу врага в районе Запорожья) – с первых дней пребывания в ОМСБОНе вел дневник[6]6
  Перед вылетом в тыл врага дневник был оставлен у друзей.


[Закрыть]. На титульном листе – заголовок: «Отечественная война. 1941 год, 22 июня» {49} – и далее слова А. С. Пушкина:

 
Не вдруг увянет наша младость,
Не вдруг восторги бросят нас,
И неожиданную радость
Еще обнимем мы не раз.
 

«Младость» Ивана Карсали и его однополчан пришлась на самые тяжелые дни, переживаемые Родиной, и их радости были связаны с победой над врагом, с той первой победой, которая была одержана под Москвой.

В день, когда были убиты и ранены его боевые товарищи, он писал:

«Я поклялся еще раз – отомстить за раны и смерть товарищей. В мире идет битва; не время думать о своем личном Я» {50}. И там же: «У нас одна цель… одна! – уничтожить коричневую чуму, где бы она ни появилась» {51}. Он также записал в своем дневнике: «В одном из населенных пунктов нам довелось найти много листовок, сброшенных с самолетов этих черных собак. Они думают, что у нас непрочный тыл – поднимется мятеж. Нет, фашистская сволочь!» {52}

В дневнике есть еще по крайней мере две удивительные записи, которые характеризовали настроение всех участников операции: «…только борьбой можно преодолеть трудности» {53} и «Только одно желание, одно лекарство, которое меня излечит, – бой. Я рвусь в бой» {54}. Так думали и могли сказать о себе все защитники Москвы.

Одновременно с минированием омсбоновцам пришлось вести и боевые действия с внезапно прорвавшимся на том или другом участке противником.

Пример мужества показал командир 1-й роты 2-го полка старший лейтенант Алексей Мальцев. Его рота работала на относительно большом участке. Он всегда был с бойцами, показывая пример отваги, не уходя с позиций во время бомбежки. При одной из них он не успел лечь в кювет, взрывная волна подняла его вверх и бросила на землю. Алексей Мальцев первым из омсбоновцев погиб на работах по минированию, защищая Москву. Это было в середине ноября 1941 г.

24 ноября на другом участке был убит командир 2-й роты лейтенант Сергей Золин. Так как один из авторов был свидетелем этих трагических событий, есть возможность об этом рассказать подробнее.

Наш взвод (командир лейтенант-пограничник П. Исаков), где в это время находился командир роты, располагался на еще не заминированном участке шоссе, и его внезапно атаковали прорвавшиеся немецкие танки. Было видно, как вслед за движущимися и стрелявшими танками идут рослые и уверенные в себе солдаты в черных мундирах (возможно, эсэсовцы). В перерывах между взрывами было слышно, как солдаты-фашисты горланят фашистскую песенку с припевом: «Deutschland, Deutschland ьber alles»[7]7
  «Германия, Германия превыше всего».


[Закрыть].

Командир роты приказал залечь в придорожном ельнике и открыть огонь, что и было сделано. Двум бойцам он сказал: «Выдвинуться вперед, приготовить бутылки с горючей смесью, подпустить танки на близкое расстояние и поджечь их». В это мгновение из одного танка раздалась пулеметная очередь. Командир замертво упал. Был ранен и его заместитель А. П. Михайлов. Его вынес из боя через заснеженное поле Шавла Челидзе. Один танк был подбит, а пехота, отрезанная от танкового прикрытия, повернула назад. Это была одна из первых больших схваток омсбоновцев с фашистами под Москвой[8]8
  Из материалов личного архива А. И. Зевелева.


[Закрыть].

События 22 ноября под Клином, когда сюда прорвались немцы и необходимо было взорвать заминированные поля, подробно описаны И. Давыдовым. Он особенно выделяет мужество, проявленное здесь А. П. Шестаковым, Шаровым, парторгом батальона Гудковым, младшим лейтенантом Слауцким, замполитрука Юдичевым и др. Задача была выполнена. «…Красноармейцы, – пишет автор, – подбегали к шоссе и отскакивали назад. По снегу ползли струйки дыма. И как-то внезапно десятки взрывов, слившись в один, раскололи воздух. Образовалось густое черное облако. А люди, не ожидая, когда осядут комья и пыль, бежали к другим фугасам. И новые десятки взрывов сотрясали землю. Самолеты противника, прошивая очередную густую пыль, пытались отогнать батальон от дороги. Но тщетно» {55}.

Танковую атаку отразили и другие подразделения. Особенно ожесточенными они были против роты под командованием старшего лейтенанта К. Лазнюка. Здесь отличились отделения Круглякова и Худолеева. Был убит на боевом посту Пантелеймон Лепешинский, комсомолец, племянник соратника В. И. Ленина Пантелеймона Николаевича Лепешинского. Общее руководство боями осуществляли командиры батальонов М. С. Прудников и П. А. Коровин, комиссар П. П. Шаров и начальник штаба А. П. Шестаков.

В воспоминаниях А. Авдеева об этом же говорится: «Когда на шоссе между немцами и батальоном не осталось советских войск, поступил приказ немедленно взорвать шоссе. Вслед за командованием батальона поднялась рота во главе с Кириллом Лазнюком, а за ними и другие подразделения. Они поджигали бикфордовы шнуры, подведенные к заложенным минам.

Затем волна бойцов быстро отхлынула от шоссе, залегла, ожидая, когда тонкая струйка огня добежит до фугаса. И тут раздались мощные взрывы, разворотившие шоссе; в воздух взлетели куски камней и мерзлой земли. На месте взрыва еще стояло густое облако, а воины уже бежали к новым фугасам и поджигали их. Так, отходя в сторону Солнечногорска, омсбоновцы на протяжении двадцати километров взорвали шоссе, отбиваясь огнем стрелкового оружия и гранатами от наседавших автоматчиков» {56}.

Героизм проявили мотоциклисты бригады и особенно бесстрашный сержант 1-го батальона Эдуард Соломон (Э. Колошин), бывший испытатель мотоциклов. Достоянием всей бригады стал такой эпизод. На мотоцикле он влетел в Ямугу, где несколько часов назад была наша часть. Но Ямугу только что взяли немцы. Быстро оценив обстановку, Эдуард бросил в их сторону всегда припасенные в мотоцикле гранаты и, развернувшись на бешеном ходу, умчался {57}.

М. Ф. Орлов характеризовал его как человека, не знавшего страха, а его мотоцикл называл то разъяренным зверем, то кроткой овечкой, но всегда послушным хозяину {58}.

Отличился и другой мотоспортсмен – неоднократный призер соревнований на первенство СССР Равиль Губайдулин. Еще в боях с белофиннами он был награжден медалью «За боевые заслуги».

Когда на одном из участков шоссе под Клином минерам срочно потребовались детонаторы, Равиль, сделав на телогрейке надрезы, вставил в них детонаторы, надел сверху полушубок и, рискуя ежеминутно взорваться, доставил опасный груз по назначению {59}.

Хорошо показали себя и другие мотоциклисты: Юрий Король – связной при М. Шперове, Василий Лебедев, Виктор Сафронов, Георгий Брягин, Виктор Дробицкий, Хосе Гросс и др.

Связь между подразделениями поддерживалась и посредством радио. В распоряжение М. Шперова начальник службы связи майор А. Л. Ломоносов выделил специально группу во главе с воентехником 2-го ранга А. Гусевым. В нее вошли испанец-интернационалист Адольфо Мартинес, а также механик-водитель М. Орлов и другие бойцы.

Одно из подразделений работало около Солнечногорска. Этот город представлял собой в ноябре 1941 г. важный стратегический пункт, где проходило северо-западное острие «клещей», которыми немцы пытались охватить Москву с севера и юга. Поэтому вывод из строя нескольких километров такого шоссе, как Ленинградское, в этом месте в значительной степени способствовал срыву планов врага.

Как это произошло, подробно отражено в мемуарах командира саперной роты М. И. Загородникова {60}. Ее бойцам и командирам из 40 человек было поручено подготовить к электрическому взрыву участок Ленинградского шоссе. За короткое время вручную были вырыты в твердом грунте 80 шурфов двухметровой глубины, заложено в них по 100 кг взрывчатки и по 400-граммовой толовой шашке с электродетонатором. Каждая пара шурфов подсоединялась параллельно к главной электромагистрали, проложенной вдоль шоссе от взрывной машины до самой дальней пары шурфов.