Текст книги "Нелегкий флирт с удачей"

Глава 7

– Ну что, Сергей Иванович, настало время вправлять тебе мозги, – лысый был босиком, в камуфляжном прикиде и чем-то напоминал вывалявшегося в грязи гнома, – а то в серьезной схватке их сразу вышибут.

– И размажут, – быкообразный Дима заржал и зачем-то показал себе на голову, – скребком не отскоблишь.

Он был с голым торсом, и поперек его жилистого тела шла штопаная строчка побелевших шрамов – стреляли длинной очередью. Дело происходило в просторном, обшитом вагонкой зале, занимались в котором явно не аэробикой. Вдоль стен стояли тренажеры в виде манекенов самых различных конструкций, в центре находился ринг, а под потолком в направляющих висели деревянные щиты, украшенные мужскими силуэтами.

– Но вначале немного рекламы. – Лысый вдруг оскалился и, непонятно откуда достав нож, показал его Прохорову: – Знакомая штука?

– Смахивает на козуку. – Тот прищурился и пожал плечами: – Что-то похожее самураи для метания использовали. Им можно еще и резать…

– Бросать его действительно удобно. – Лысый перестал улыбаться и подошел к Тормозу поближе. – Что, Сергей Иванович, сможешь увернуться с пяти шагов?

А чтобы вопрос встал ребром, мастерски, «из-под юбки», метнул козуку в ближайший деревянный щит. Шагов за пятнадцать. Продошел к мишени, покачав, вытащил нож и, повернувшись, глянул на Серегу:

– Ну?

– Ладно, если что, присыпать будете сами. – Тормоз, сглотнув, справился с мандражом и сделал непроницаемое лицо. – Попробую.

– Ну и дурак. – Лысый глянул на него с отвращением и снял со стены большой деревянный щит. – Есть смелость, а есть глупость. Смерти не бойся, но и жизнь цени, другой не будет.

Снарядил Прохорова и, подождав, пока тот закроется, отсчитал пять шагов:

– Лови.

Свистнув, нож промелькнул подобно молнии и, как ни старался Тормоз увернуться, твердо вонзился в край щита. Попробовали еще раз, еще – эффект тот же самый, если бы не буковые доски, пробирающий до нутра.

– С реакцией у тебя хорошо, почти получилось. – Лысый одобрительно хмыкнул и вопросительно глянул на амбала: – Ну что, товарищ капитан, покажешь класс?

– Легко, – согласился тот, прищурился, мотнул башкой, и тут же с ним что-то произошло. Что именно, Прохоров не понял, только ощутил на уровне подсознания, что Димон стал смертельно опасен – как эфа или раненый лев. Теперь он был больше зверь, чем человек. А тот, встав в «разговорную» стойку[12]12
  Сленг разведчиков-полевиков: естественное, не вызывающее никакой настороженности положение тела.


[Закрыть], расслабился и, едва лысый послал нож, сделал неуловимо быстрое, рефлекторное движение, словно судорога прошла по его телу. Мгновение, и козука оказалась у него в руке, только свистнул рассекаемый воздух да кровь побежала из порезанного мизинца тонкой струйкой к запястью.

– Малехо не вышло, – расстроился амбал, угрюмо пососал ранку и с мрачным видом вернул нож метателю, – старею наверное, теряю форму.

– Йодом помажь, – лысый вытер лезвие о камуфляжный рукав и мгновенным движением убрал козуку, – а лучше поссы, приятное с полезным. – . Усмехнулся и глянул на Тормоза: – Ну что, Сергей Иванович, завидно?

«Ни хрена себе, заловить перо с пяти шагов!» Прохоров, чувствуя себя дерьмом, неуклюжим недоумком, малахольным начинающим, тяжело вздохнул и насупился:

– Не завидно – непонятно. Чудеса какие-то.

– Так вот, объясняю, непонятливый ты наш. – Лысый по-турецки уселся на пол и знаком показал Сереге сделать то же самое. – Все дело в психике. Она, как и тело, также нуждается в тренировке. Человека ведь всему учить нужно – от рождения он умеет только срать под себя да сосать материнское вымя. И основная цель психической подготовки – это преодоление страха. Вот взять хотя бы тебя. – Голос лысого звучал равнодушно, словно речь шла не о Прохорове, а о чем-то постороннем, малозначимом. – В глубине души ты боишься ножа, значит, неровно дышишь, напряжен и недостаточно быстр – и, как следствие, умрешь от него. А вот он не ссыт, – лысый указал на амбала, увлеченно молотившего манекены, – и потому останется жив. Вся разница между вами в том, что ты боишься смерти, а ему на нее насрать. Он воин, а ты физкультурник, спортсмен.

Совсем не обидно сказал, даже с горечью какой-то, ненадолго замолчал и добавил:

– Правда, спортсмен с задатками. Только в настоящем бою все равно погибнешь – выживать надо учиться, упорно… Вот этим и займемся.

Он легко поднялся и подошел к тренажеру в виде манекена, который полагалось бить по ногам.

– Что такое человек? По большому счету, это кукла, у которой есть тело и психика, состоящая из сознательного и бессознательного. Каждое мгновение через органы чувств, а также изнутри организма в его мозг поступает и перерабатывается информация. Это мышление. Причем, в отличие от сознания, оно имеется у животных и у дебилов. – Он усмехнулся и посмотрел на слушателя: – Кстати, тебе все понятно, Сергей Иванович? Может, повторить?

– Ну зачем же напрягаться, серое вещество пока справляется. – Прохоров отозвался в тон, и лысый ухмыляться перестал.

– Мои поздравления. Так вот, в результате обработки информации нервная система выдает импульсы, управляющие всеми нашими движениями, действиями, поступками. Причем существует три вида мышления. Первое – это наглядно-действенное, основанное на манипулировании собственным телом, а также окружающими предметами. Затем идет наглядно-образное, зависящее от эмоционально-чувственного восприятия явлений «вне» и «внутри» организма, и, наконец, третье – абстрактно-логическое, основанное на отображении причинно-следственных связей. Понятно, что в бою пользы от него никакой: задумаешься в драке о последствиях – мигом получишь по голове.

Амбал тем временем оторвался от манекенов и принялся катать по полу здоровенный, как в боулинге, деревянный шар. Причем не просто катать, а еще и попадать в него ножом-бабочкой. Когда отточенная сталь втыкалась в пол, он переживал и виновато оглядывался. Словно нашкодивший школяр…

– Теперь слушай внимательно. – Лысый проследил за полетом «бабочки» и укоризненно вздохнул. – Ты, может, даже сам видел – мозг состоит из двух полушарий. Функция правого – оперирование образами, координация движений, распознавание цвета, формы, то есть оно отвечает за первые два вида мышления. При этом оно обрабатывает информацию в режиме текущего времени и отражает все свойства объектов восприятия в их целостности. Левое же полушарие отвечает за абстрактно-логическое мышление и работает в прерывистом поэтапном режиме. Понятно хоть, зачем я все это рассказываю?

Он с надеждой посмотрел на Прохорова, и тот надежде пропасть не дал:

– Наверное, левое полушарие в бою не нужно.

– Верно. – Лысый кивнул. – И существует эффективная методика по торможению деятельности левого полушария и усилению функций правого. Это дает бойцу огромные возможности – рамки ощущения времени как бы раздвигаются, и внешне это выражается в ускорении ответных реакций тела, снижается болевой порог, появляется удивительное бесстрашие. Однако этого мало, в бою еще требуется автоматизм движений. Человек ведь биоробот, и память тела запускает только те двигательные схемы, которые заложены в подсознании. А чтобы загнать их туда, требуется многократное повторение каждого приема. То есть автоматизм в бою требует наработки определенных матриц движения. Правда, с этим у тебя все в порядке. Важно также поместить в подсознание чувство безразличия к смерти, готовность к встрече с ней, чтобы стать полностью независимым от инстинкта самосохранения. Если этого нет, начнешь цепляться за жизнь и погибнешь.

Складно вещал лысый, видно, говаривал все это не впервой. Казалось, на плечах у него серебрятся три большие звезды, а дело происходит в балашихинской школе КГБ: «Товарищи курсанты, тема нашего занятия…»

Однако ничего особо нового для себя Прохоров не извлек. В свое время он наслушался всякого – начиная со сказок о кодексе чести, являвшем собой основу «пути воина», и кончая байками о бородатых старперах, при посредстве энергии «ци» якобы ломавших тигриные спины. Ах, энергия «ци»! Энергия «ци»! Прохоров когда-то пробовал гонять ее по «малому кругу» – толку никакого, только получил эффект «пылающей головы», вроде отходняка после нокаута. А что касаемо всяких там теорий, он даже слышал такую фигню, что у крутых бойцов в минуты опасности головной мозг отключается и всю информацию воспринимает спинной, эволюционно более древний. При этом скорость ее обработки существенно увеличивается, соответственно, увеличиваются шансы на выживание. А мозжечок при переключении мозгов служит чем-то вроде рубильника. Интересно, почему не жопа?..

Скоро Тормозу стало не до критических оценок. Вначале лысый загнал его на тренажеры – отбарабанить десять раундов, затем взял в оборот амбал и, спаррингуя, надавал по шее, а потом просто стало интересно. Начались разговоры об эмпатии – методе ролевого поведения. С древнейших времен существуют психотехники, помогающие воинам впадать в боевой транс и благодаря единству духа и тела выживать и побеждать в кровопролитных битвах. Примеров тому в истории не счесть – берсерки, ниндзя, самураи, рыцари, адепты звериных стилей у-шу. Казалось бы, все очень просто – надо выбрать образ для подражания и, воплотившись, вести сражение как бы от его лица. Это может быть великий мастер, мифический герой или хищный зверь, главное, чтобы меч поострей, зубы подлинней и никаких компромиссов – кровь рекой, пленных не берем. Благодаря вхождению в такое состояние становится возможным анализировать ход боя, оценивать происходящее, управлять своими действиями как бы со стороны. То есть можно на какое-то время стать психически тем, чью роль играешь. В результате экран сознания меркнет и поведением начинает управлять подсознание – помещенный туда в качестве эталона образ идеального бойца.

– То есть представь, Сергей Иванович, – лысый, похоже, оседлал любимого конька, – у тебя нет никаких эмоций, ни страха, ни сомнений, ни мыслей. Ты бьешься на автопилоте, психологически и поведенчески ты другое существо, и единственное чувство в твоей душе – это ярость, холодная, всесокрушающая, не знающая удержу и пощады. Как хорошо поэт сказал – «есть упоение в бою, у мрачной бездны на краю»! – Глаза у него блестели, щеки раскраснелись, и всем своим видом он выражал зловещий восторг. – Ты счастлив и свободен, ты держишь в руках жизнь врага! Можешь вонзить ему в горло нож и, глядя в глаза, развернуть сталь в ране. Можешь раздавить ему пах, вырвать трахею или раздробить висок, так, что острый осколок кости перережет мозговую артерию… Можешь….

«Маньяк, блин, натуральный маньяк». Прохоров вдруг понял, что замочить человека лысому как два пальца обоссать, – «настоящий полковник». И почему-то совсем не испугался…

– Нет, кругом одно жулье. – Вздохнув, Подполковник насупился, горестно качнул головой и, отрезав от души «телячьей», положил на четвертушку пиццы. – А ведь на коробке написано «с ветчиной». – Он осторожно вгрызся в кулинарный экспромт, хмыкнул оценивающе и принялся яростно жевать. – А где она, ветчина-то? Одно сухое пресное тесто, походная лепешка римских легионеров.

Он решил было сделать сюрприз – побаловать коллег свежайшей «пармезанской пиццей» – и теперь, давясь ею, явственно понимал, что всякая инициатива наказуема.

Майор Блондинка грызла морковку – сегодня у нее был разгрузочный день, майор Брюнетка смотрела на ее губы, Полковник же просто пил кофе и думал о своем. Он только что вернулся от начальства, где его угостили стандартным чекистским обедом – салат, борщ, битки с пюре и переслащенный компот из сухофруктов. Под неприятный разговор о делах, дурно влияющий на процесс пищеварения.

– Может, лучше кабсдохов осчастливишь? – Полковник наконец поставил чашку и соболезнующе глянул на Зама. – Как говаривал поэт, не люби, друг мой, кого попало, и не ешь эту пиццу. Отдай ее собакам, а лучше врагам. Отечества…

Чувствовалось, что настроение у него было так себе. На то имелись причины. Веские. Начальство выразило ему свое неудовольствие по поводу пока что еще здравствующего господина Морозова. Под конец показало рукой на небо и сказало:

– Не тяни кота за хвост, а то оторвут яйца. Не ему оторвут, тебе и мне.

Видимо, здорово кому-то там наверху Морозов встал поперек горла. Скорее всего, забыл поделиться, жаба задушила…

– Значится, так, коллеги. – Полковник мрачно нацедил себе сока, с достоинством отпил и посмотрел на Брюнетку. – Вернее, дражайшая коллега. Необходимо экстренно форсировать активные мероприятия по объекту «М». Промедление смерти подобно. Не сделаем – разгонят, а потом… Тра-та-та, – необыкновенно фальшиво напел он мелодию похоронного марша. – Мы живы, пока мы нужны.

– Спасибо, что напомнили, товарищ полковник. А так мы не знали. – Брюнетка невозмутимо плеснула себе «швепса», с чувством отпила и промокнула губы кружевным платком. – А что касаемо объекта «М», есть одна мысль. Двадцать третьего в двадцать два ноль-ноль в клубе «Занзибар» состоится «праздник тела». – Она строго глянула на воодушевившегося Подполковника и, элегантно привстав, потянулась к лежавшей на диване папке. – Так, читаю. «Внимание, дамы и господа!» Так, это мы уже знаем, «состоится супершоу „Праздник тела", включающий состязания по борьбе без правил и эротический конкурс „У моей девочки есть одна маленькая штучка". Приглашаем к участию силачей и красавиц, отборные туры с пятнадцатого сентября по вечерам в клубе „Занзибар". Относительно условий и призов звоните, звоните, звоните». Ну, мы не гордые, позвонили. – Брюнетка снова приложилась к «швепсу», чмокнула губами. – Для участия в отборочных состязаниях с красавиц дерут по сто баксов, с силачей по двести. Главные призы «тойота» и «форд», не считая всяких там «индезитов», «панасоников» и «шарпов». Желающих наверняка будет достаточно.

– Эга, есть, понял. – Полковник встрепенулся, поставил бокал и крайне уважительно воззрился на Брюнетку. – А на конкурсе красоты председателем жюри будет, конечно, объект «М». Интересно, очень интересно… Ну-с, кого из барышень обяжем?

Чего-чего, а барышень в его подчинении хватало. Всяких разных. Летех, стар леек, капитанш. Поимистых, хорошо натасканных, отлично стреляющих, владеющих приемами. Когда надо – гранитно неприступных, когда надо – податливых, как шлюхи. Волевых, целеустремленных, остро чувствующих свое превосходство…

– Здесь, товарищ полковник, не Англия, так что не стоит пропускать дам вперед. – Брюнетка усмехнулась, едва заметно и презрительно. – Пусть уж наши орлы себя покажут, спецназ как-никак. Вон капитан Злобин, к примеру, находится в отличной форме, тренируется каждый божий день в зале кикбоксинга. Да еще в служебное время… Ему и карты в руки.

Мысль о стриптизе, исполняемом на потребу грязным самцам, ей была до омерзения неприятна…

– А что, неплохо задумано, – негромко одобрил Подполковник. – Легенду ему придумать, к примеру, уголовную, татуировку изобразить, секунданта подобрать. Повнушительнее…

– Ага, к примеру, Небабу. – Блондинка сразу оторвалась от морковки и непроизвольно хмыкнула. – Во-во, его, родимого…

Двухметрового, весящего под полтора центнера дуболома, пребывающего, уж верно до пенсии, в звании старшего прапорщика. Бессменного правофлангового, знаменосца Управления. Толку от него никакого ни в снайперской стрельбе, ни в подрывном деле, ни в рукопашной схватке. Только-то и умеет, что сутками качать мышцу да топотать строевым под национальным триколором. А вот с виду – Геракл, кремень, надежа и опора. Даром что мудак.

– Ладно, добро. – Полковник махнул рукой, сделался серьезен и посмотрел на Брюнетку. – Значит, так и запишем. Злобин, блатные татуировки и Небаба. Приступайте.

В глубине души он был доволен. Конкурс, игрища, ристалища – это всегда хорошо. Раз есть соревнующиеся, значит, всегда найдется место для друзей, тренеров, болельщиков. А раз так, то вполне возможно проведение многоуровневой широкомасштабной операции, предусматривающей несколько вариантов. Не пройдет один, значит, получится другой. Чтобы все было как в песне. Чтобы не долго мучилась старушка в бандита опытных руках…

Глава 8

Сентябрьский вечер был тих и приятен. В небе повисли низкие звезды, ветерок шелестел пожелтевшей листвой, и астры у входа в «Занзибар» трепетно дрожали лепестками. Только очарование вечера почтеннейшей публике было по барабану. Из-за дверей заведения, перекрывая звуки музыки, раздавались крики, смех и пронзительное улюлюканье – уже неделю в «Занзибаре» протирали подиум самые лихие красавицы и бились самые могучие самцы. Блистали бедра и плечи, трещали ребра и ключицы, публика вставала на уши и громким матом кричала «браво».

Около одиннадцати со стороны помойки послышался рев мотора, и прямо через поребрик на газон вырулил «студебеккер», огромный, ржавый, несомненно видавший еще салют сорок пятого. Примерно на таком коварный бандюга Фокс рвал когти от доблестного капитана Жеглова. В вечернем воздухе сразу густо запахло дерьмом – не иначе автомобильный раритет служил для перевозки навоза. Рокот мотора смолк, громко, так что всполошились окрестные вороны, хлопнули дверцы кабины, и к «Занзибару» направились двое. Впереди шел крепкий парень в ватнике и армейских хэбэ, заправленных в юфтевые, задубевшие от навоза сапоги. Охраннику на входе его скуластое, с перебитым носом лицо чем-то не понравилось, и, хотя и так все было ясно, страж порядка насупился:

– Куда?

– Туда.

Следом за парнем в ватнике появился его спутник, и дальнейшие вопросы стали совершенно неуместны. Он был двухметрового роста и весил никак не менее полутора центнеров. При этом ни капли жира, только кости, связки и упругие мышцы – куда там Лунгрену со Шварценеггером. На великане была необъятных размеров футболка с надписью «Лучше отойди», чекистские галифе со вставками фасона «летучая мышь» и хорошие хромовые сапоги со скрипом.

– Ну? – Он ласково глянул на охранника добрыми, словно у младенца, глазами, и тот, съежившись, врос в стенку:

– М-м-м-мы…

– Пошли, Евлампий. – Великан тронул спутника за плечо, тот сплюнул, и они окунулись в залитое яркими огнями великолепие «Занзибара».

Процесс естественного отбора был организован грамотно, на широкую ногу. Соискатели подходили к столу, за которым восседал лысый крепыш, платили по таксе и заносились в пухлую, уже наполовину исписанную бухгалтерскую книгу. Недолго томились в ожидании и выпускались на сцену – десятками. Красоткам надлежало изобразить под музыку стриптиз. Причем границы обнаженности не оговаривались, и так было ясно, что за шикарную «тойоту» можно запросто вылезти из собственной кожи. Процессом раздевания руководила моложавая, крашенная под блондинку дама с бриллиантовыми семафорами в ушах.

– На сцену, ласточки, на сцену. – Она профессионально хлопала в ладоши и махала ручкой, чтобы включили фонограмму. – Ну-ка, опаньки!

Лилась песня, и конкурсантки начинали корежиться. Победительнице доставалась надежда, а кое-кому из неудачниц – приз зрительских симпатий в виде аплодисментов и нескромных предложений.

Бойцам снимать трусы было не нужно. Они раздевались только до пояса и в таком виде устраивали групповое побоище по принципу «каждый за себя». Побеждал последний оставшийся на ногах. Организаторы процесса были на высоте. За стриптизом непременно следовала драка, крики ярости вновь сменяли звуки нежной музыки, а аромат парфюма плавно смешивался с запахом крови.

– Ишь, накурили-то, ироды. – Двое из «студебеккера» глянули по сторонам и, шаркая сапожищами по изысканной мозаике пола, направились к столику устроителей. При их появлении бойцы как-то сразу поутихли, сделались ниже ростом и серьезно задумались о судьбе своих кровных баксов.

– Вы, что ли, драку заказывали? – Великан сурово посмотрел на лысого кассира и, не дожидаясь ответа, шмякнул на стол увесистый мешок, напоминающий инкассаторскую сумку. – Считать будете али на веру?

– Что это? – Лысый дернулся, словно в приступе зубной боли, и в его бешеных глазах отразилась мука.

– Как это что? – Великан извлек из кармана галифе смятую в комок газету, бережно расправил и стукнул по ней огромной, сплошь в наколках, пятерней. – Агриппина моя баба глазастая, вот, в сельсоветовском сортире из очка выудила. Насчет махаловки объява ваша? Так что прошу принять по курсу – двести доллариев за мово младшого брата Евлампия. Ну так как, вываливать монету?

– Не надо, верю. – Лысый со звоном сбросил мешок себе под ноги и обреченно взялся за ручку. – Фамилия?

– Ты, мил человек, мово младшенького-то не забижай. – Великан повел широченным плечом, и мышцы под его футболкой вздулись буграми. – С отчеством нас пиши. Евлампий Дормидонтов Скуратов-Бельский, Пскопской уезд, деревня Лаврики. С поселения мы. Я его старшой брат, Корней Дормидонтыч, знакомы будем. – Он выкатил грудь колесом и, заметив, что младшой брательник уставился на сцену с голыми, как в бане, соискательницами, сурово прикрикнул: – Хорош на охальниц пялиться, экая похабель. Давай-ка, «ломай веселого», собирайся на сшибку.

Дисциплина в семействе Скуратовых-Бельских была образцовая.

– Слухаю. – Младшой живо скинул с плеч ватник, взъерошил волосы и, гикнув, принялся плясать с виду простенький, незатейливый танец. Он молниеносно поводил плечами, тряс стриженой башкой и высоко поднимал колени, совсем как древние славяне-кривичи, готовясь к бою не на жизнь, а на смерть. Крепкие руки и мускулистый, прикрытый лишь тельняшечной майкой торс Евлампия отливали синевой татуировок – сразу чувствовалось, что с Корнеем Дормидонтовичем они были родные братья… Бойцы-соискатели перешептывались, нервно косились на танцора, настроение их стремительно портилось – ишь, как корежит-то его, расписного! Не иначе припадочный. Такой изувечит и глазом не моргнет. А старший и вовсе бычара – терминатора ушатает. Во, бля, семейка!

Переживали они не напрасно. Когда смолкли звуки «ламбады» и красавицы стали подбирать с пола свое бельишко, великан схватил Евлампия за плечи и зарычал:

– Слышь, яра давай, чтоб знали наших. Не посрами фамилию!

– Слухаю. – Вскочив на сцену, тот рванул на груди тельняшку и, едва раздался гонг, вырубил «брыком» [13]13
  Ножная техника, характерная для новгородской школы.


[Закрыть] ближайшего поединщика, крепкого парня с повадками кикбоксера. Увернулся от удара, от души дал сдачи и что было сил въехал «раскачником» [14]14
  Один из самых распространенных ударов, русского кулачного боя.


[Закрыть] нападающему в нюх – отдыхай. Под восторженный рев толпы он вертелся волчком, щедро раздавал «распалины» [15]15
  Амплитудный удар рукой.


[Закрыть], «подкруты в подвяз» [16]16
  Ножная техника, биомеханика которой зашифрована в «Комаринской».


[Закрыть] и «косые подсеки» [17]17
  Элементы техники русского боя.


[Закрыть], словно в свалке-сцеплялке, групповом побоище где-нибудь за околицей. Наконец он один остался на ногах, но все никак не мог уняться – плечи так и ходили ходуном.

– Ну все, будя. – Великан поманил его со сцены и сурово притопнул ножищей: – Будя, сигай сюды. Охолонись малость. – Он повернулся к лысому организатору: – Вдругорядь надо будет, свистнешь. А мы пока пойдем махнем по чекушке. Там, глядишь, может, и я разойдусь, тряхну стариной.

Очередь начала потихоньку таять.

– Хорош молодец. – Полковник глянул на подсиненное лицо капитана Злобина, и в голосе его

note_1кользнула озабоченность. – Только мозги-то тебе не вышибут до финала? Не тяжело?

– Легко, товарищ полковник, только девок щупать. – Тот молодецки притопнул «говнодавом», лихо подбоченился и, спохватившись, виновато покосился на Майора Брюнетку. – Мы, пскопские, будем еще на «фордах» ездить!

– Ладно, иди отдыхай, пскопской. – Полковник по-отечески потрепал его по плечу, и Злобин выкатился из кабинета – вразвалочку, поигрывая на ходу бицепсами.

Крепко вошел в роль.

– Артист! – Брюнетка эффектно закинула ногу на ногу и пробежалась пальцами по клавиатуре компьютера. – Я тут поинтересовалась персоналиями – компания в «Занзибаре» подобралась славная. Мордобоем командует некто Степан Владимирович Калмыков, подполковник в отставке, в свое время вел спецкурс по рукопашке в Краснознаменном институте имени товарища Андропова. Очень, очень серьезный господин. В помощниках у него бывший капитан ГБ Дмитрий Александрович Бабкин, специалист по скоротечным огневым контактам и холодному оружию. Был жестоко обижен отечеством, потом взят под крыло и обласкан господином Морозовым. А по женской части, – Брюнетка ухмыльнулась и выразительно взглянула на Полковника, – верховодит особа, примечательная во всех отношениях. Некто Инга Павловна Зайковская, девичья фамилия Дзерве, в узких кругах более известна под прозвищем Кобылятница. Дама сия начинала путаной, потом держала сеть массажных салонов с девочками, занималась сводничеством и растлением малолетних. С господином же Морозовым знакома давно, до сих пор поставляет ему «недозрелую клубничку». Официально числится директором модельного агентства «Три звезды», по сути дела являющегося своднической конторой. К мужчинам индифферентна, одно время имела репутацию активной лесбиянки, теперь увлекается компьютерным сексом – интерактивное порно, V-шлемы, специальные установки для мастурбации. В общем, идет в ногу со временем. – Она ткнула пальцем в клавишу, и принтер выдал красочное, словно рекламный постер, изображение блондинки, одетой лишь в черные чулки. – Это Инга Павловна в молодые годы, любительский снимок. —Брюнетка, наслаждаясь эффектом, продемонстрировала госпожу Зайковскую присутствующим, элегантно поднялась и остановила взгляд на старшем прапорщике Небабе.

– Ну, а у вас какие-нибудь мысли имеются? Может быть, пожелания какие, предложения? – С непроницаемым лицом она включила кофеварку и неожиданно криво усмехнулась про себя – до чего же все-таки Небаба напоминает Илью Муромца, такой же безразмерный! Только тот, помнится, отечество от Соловья-Разбойника избавил. А этот… Видимо, перевелись богатыри на Руси… Остались только мудаки…

– Очень даже имеются, товарищ майор. – Небаба вдруг замолк на полуслове, потупился, его могучая шея и уши покрылись пунцовыми разводами. – То есть, я хотел сказать, без хитрости тут не обойтись. Никак. По мне, лучше всего катит вариант с дракой. Шум, гам, визг, девки голые по сцене скачут. – Он вскочил, показал, как обычно скачут по сцене голые девки, сел. – Главное, свет не забыть вырубить. Пока местная секьюрити глаза протрет, можно много чего успеть. Но подстраховаться, конечно, надо, взять все входы-выходы под контроль. Ежели не задастся с дракой и телохранители начнут кантовать клиента наружу, надо, чтоб снайперы не сплоховали… Промаху не дали… А дали бы жару… Вот так, в таком разрезе. Ну а уж драку мы устроим, будьте уверены.

Он потряс огромным, кувалдообразным кулаком и вдруг сделался необыкновенно серьезен:

– Товарищ майор, разрешите вопрос? Что это за установка такая для мастурбации?