Текст книги "Тайна черного кэба"

Глава 7
Овечий король

Старинная греческая легенда о Мидасе, превращавшем в золото все, до чего дотрагивался, более правдива, чем многие думают. Средневековые предрассудки заменили человека, обладающего подобной силой, на философский камень, и множество алхимиков тщетно искали таковой в темные века. Но в девятнадцатом веке мы вернули в человеческие руки дар превращения.

Мы не ссылаемся более ни на греческих богов, ни на средневековые предрассудки. Мы называем это удачей. Тот, кто обладает удачей, всегда будет счастлив – по крайней мере, должен быть. Несомненно, найдутся умники, что вспомнят поговорку «Богатство счастья не приносит». Но удача имеет большее значение, чем богатство, – она означает счастье во всех делах, которые ее везучий обладатель решит начать. Решит он заняться спекуляцией на бирже – значит, достигнет в этом успеха, решит жениться – жена превзойдет все ожидания, стоит ему захотеть достичь высокого положения, политического или общественного, – и он не только получит желаемое, но и не приложит к этому особых усилий. Неслыханное богатство, семейное счастье, высокий статус – все это есть у того, кому сопутствует удача.

Марк Фретлби был одним из таких счастливых людей, и слух о его удаче разлетелся по всей Австралии. Если Фретлби решал пойти на какую-то сделку, остальные следовали его примеру, и каждый раз дело оборачивалось удачно, а часто даже успешнее, чем того ожидали. Он начал в колониях с небольшим количеством денег, но его непоколебимое упорство и неизменная удача вскоре превратили сотни в тысячи, а теперь, в возрасте пятидесяти пяти, он даже сам не знал точной суммы своего дохода. Он владел большими овцеводческими хозяйствами, разбросанными по всей Виктории и приносившими завидные барыши, очаровательным загородным домом, где в подходящее ему время одарял гостеприимством своих друзей, и великолепным современным особняком в Сент-Килда, который вполне смотрелся бы даже в центре Лондона.

В семейных делах он был не менее счастливым – у него была очаровательная жена, одна из самых известных и популярных дам в Мельбурне, и столь же очаровательная дочь, которая, будучи невероятно привлекательной девушкой и к тому же богатой наследницей, привлекала толпы ухажеров. Но Мадж Фретлби была очень капризна и отклоняла бесчисленные предложения. Она была крайне независимой юной леди, себе на уме, и решила ни с кем не связывать свою судьбу, поскольку еще не встретила человека, которого могла бы полюбить. Они с матерью вдвоем поддерживали гостеприимную репутацию сент-килдской резиденции. Но сказочный принц рано или поздно приходит к каждой девушке, и в этом случае он появился как раз вовремя: в лице Брайана Фицджеральда, высокого, красивого, светловолосого молодого человека родом из Ирландии. Он оставил в своей родной стране разрушенный замок и несколько акров неплодородной земли, населенной недовольными съемщиками, отказывающимися платить ренту. В расплывчатых фразах он рассказывал о Земельной лиге[8]8
  Ирландская национальная земельная лига – организация, занимавшаяся защитой прав фермеров перед крупными землевладельцами.


[Закрыть] и прочих приятных вещах. Не получая ренты и не имея перспектив в будущем, Брайан предоставил замок своих предков крысам и призракам прошлого и приехал в Австралию, чтобы сколотить состояние. Он привез рекомендательное письмо к Марку Фретлби, и этот джентльмен, которому он сразу понравился, стал помогать ему чем мог. По совету Фретлби молодой человек купил овечье хозяйство и, к своему удивлению, через несколько лет обнаружил, что богатеет. Семья Фицджеральдов всегда была больше известна своими тратами, чем заработками, и для ее последних представителей стало приятным сюрпризом обнаружить, что деньги копятся, а не уплывают. Брайан начал строить воздушные замки по поводу своего настоящего ирландского замка, окруженного худородными землями и недовольными арендаторами. Он уже представил, как наследие предков восстает из пепла во всей красе, он видел худородные земли хорошо обработанными, а арендаторов довольными и счастливыми – хотя насчет последнего Фицджеральд порой сомневался. И все же, переполненный непоколебимой самоуверенностью всех своих двадцати восьми лет, он был настроен сделать все возможное и даже больше. Когда замок в его чаяниях уже был восстановлен и обставлен, Брайан, естественно, подумал о необходимости снабдить его хозяйкой, и на этот раз мечта тут же материализовалась.

Он влюбился в Мадж Фретлби и, решив, что лишь она, и никто другой, достойна осветить залы восстановленного замка, выждал положенное время и заявил о своем намерении. Мадж, как и любая девушка, кокетничала с ним какое-то время, но в конце концов не устояла перед пылкостью ирландского возлюбленного и призналась тихим томным голосом и с милой улыбкой на лице, что не может жить без него. Засим… в общем, поскольку возлюбленные были весьма консервативны и знакомы лишь с традиционными формами ухаживания, результат был вполне очевиден. Брайан обегал все ювелирные магазины в Мельбурне с рвением, подобающим рыцарю, и, заполучив кольцо, украшенное бирюзой цвета своих глаз, надел его на тоненький пальчик девушки, после чего наконец почувствовал, что его помолвка свершилась. Он собирался прийти к отцу возлюбленной, но не успел набраться мужества, как случилось нечто ужасное и отложило его разговор на неопределенный срок. Миссис Фретлби уехала по делам, и лошади испугались чего-то и понесли. Кучер и конюх успели спрыгнуть и остались невредимы, но мать Мадж выбросило наружу, и она скончалась мгновенно.

Это было первым по-настоящему трагическим событием, которое обрушилось на Марка Фретлби, и оно, кажется, потрясло его до глубины души. Запершись в своей комнате, он отказывался кого-либо видеть – даже собственную дочь. На похоронах он стоял с белым осунувшимся лицом, и это потрясло всех присутствующих. Когда все закончилось, когда тело покойной миссис Фретлби было предано земле со всем великолепием и роскошью, которые только можно купить за деньги, одинокий муж вернулся домой и продолжил жить своей жизнью. Но он никогда уже не был прежним. Он редко улыбался, а когда такое случалось, то была холодная механическая улыбка. Весь его интерес в жизни теперь был сосредоточен на дочери. Она стала единственной хозяйкой особняка в Сент-Килда, отец обожествлял ее. Было очевидно, что Мадж была тем единственным, что еще доставляло ему радость. По правде говоря, если бы не ее постоянное присутствие, Марк Фретлби уже бы лежал рядом со своей женой на тихом кладбище.

Некоторое время спустя Брайан снова решился попросить Фретлби руки его дочери. Но и во второй раз вмешалась судьба. Появился соперник, и вспыльчивый ирландский темперамент Фицджеральда разбушевался.

Мистер Оливер Уайт прибыл из Англии несколько месяцев назад, привезя с собой рекомендательное письмо мистеру Фретлби, который, по своей привычке, гостеприимно принял его у себя. Воспользовавшись ситуацией, Уайт не стал терять время и сразу же почувствовал себя как дома в доме в Сент-Килда.

С самого начала Брайан невзлюбил новичка. Он гордился своей способностью читать характеры людей, и его мнение об Оливере Уайте было далеко не лестным. Более того, Мадж разделила его отвращение к новому знакомому.

В свою очередь, Уайт был весьма и весьма дипломатичен. Он старался не замечать, как холодно девушка принимает его. Напротив, он, к негодованию Брайана, начал оказывать ей знаки внимания. В конце концов он попросил ее стать его женой и, несмотря на безоговорочный отказ, поговорил с ее отцом. К большому удивлению дочери, Фретлби не только одобрил внимание, оказываемое ей Уайтом, но и ясно дал понять юной леди, что желает, чтобы она тщательно обдумала предложение руки и сердца. Несмотря на все протесты Мадж, отец отказывался менять свое решение, и Оливер Уайт, чувствуя себя в безопасности, начал относиться к Брайану с надменностью, которая крайне раздражала гордого Фицджеральда. Он пришел в комнаты к Уайту и после громкой ссоры покинул дом с криками и угрозами убить его, если он женится на Мадж Фретлби.

В ту же ночь Фицджеральд поговорил с мистером Фретлби. Он признался, что любит Мадж и что его любовь взаимна. А когда Мадж поддержала просьбу Брайана, Марк не смог устоять перед такой мольбой и дал согласие на их помолвку. Уайт был за городом следующие несколько дней после разговора с Брайаном и только по возвращении узнал, что Мадж помолвлена с врагом. Он увиделся с Фретлби и, узнав от него лично, что это правда, сразу же покинул дом и поклялся, что никогда больше не войдет туда. Оливер и не догадывался, какими пророческими оказались его слова, ведь в ту же самую ночь он встретил свою смерть в двуколке. Он исчез из жизни обоих влюбленных, и они, радуясь, что он больше их не беспокоил, даже не подозревали, что тело неизвестного мужчины, обнаруженное в экипаже Ройстона, оказалось телом Оливера Уайта.

Через две примерно недели после исчезновения Уайта Фретлби устроил званый ужин в честь дня рождения дочери. Это был замечательный вечер, и широкие панорамные окна, ведущие на веранду, были открыты, впуская легкий океанский бриз. Снаружи было что-то вроде стены из тропических растений, и гости могли разглядеть сквозь ветви воду залива, переливающуюся в бледном лунном свете. Брайан сидел напротив Мадж и то и дело украдкой ловил из-за фруктов и цветов, поставленных вдоль середины стола, ее радостные взгляды. Марк Фретлби сидел во главе и пребывал в очень хорошем настроении. Его напряженное лицо было расслаблено, он пил больше вина, чем обычно.

Суп только что унесли, когда кто-то опоздавший вошел с извинениями и занял свое место. Этим опоздавшим был Феликс Роллестон, один из самых известных молодых людей в Мельбурне. У него был свой доход, он пописывал что-то для газет, его можно было встретить в любом богатом доме Мельбурна, и он всегда был весел, счастлив и полон новостей. Если кому-то было необходимо узнать детали любого скандала, он мог смело обратиться к Феликсу. Этот человек знал все, что происходило и в стране, и за границей. Его знания были, может, и не всегда точны, но очень обширны, а разговоры всегда пикантны и временами даже остроумны. Калтон, один из ведущих адвокатов города, заметил, что Роллестон напоминал ему одного из персонажей Биконсфильда, о котором тот отзывался следующим образом: «Он не блистает интеллектом, но его карманы всегда полны монетами». В угоду Феликсу надо заметить, что монет у него было предостаточно.

Разговор, который начал было увядать перед его приходом, снова разгорелся.

– Прошу меня простить, так неловко, – сказал Феликс, сев рядом с Мадж, – но такому человеку, как я, надо быть осторожным со временем – столько претендентов на него.

– Не особенно вас это и заботит, – заметила мисс Мадж с язвительной улыбкой. – Признайтесь, вы только что из гостей.

– Да, – согласился Роллестон, – в этом недостаток большого числа знакомых. Они дают вам слабый чай и тонкий кусочек хлеба с маслом, тогда как…

– …вам бы хотелось пряных почек, – закончил его мысль Брайан.

Все посмеялись над этим замечанием, но Феликс не счел нужным обращать внимание на то, что его прервали.

– Единственное преимущество пятичасового чая заключается в том, – продолжил он, – что эта традиция собирает людей вместе, и можно послушать, что происходит вокруг.

– Ах да, Роллестон, – сказал Фретлби, глядя на запоздавшего гостя с заинтересованной улыбкой. – Какие у вас есть новости?

– Хорошие новости, плохие новости и такие, о которых вы еще не слышали, – заявил тот мрачно. – Да, у меня есть кое-что – разве вы еще не осведомлены?

Феликс почувствовал, что в его власти сообщить сенсацию. Ничто не могло доставить ему большего удовольствия.

– Знаете ли вы, – начал он, мрачно поправляя пенсне, – что выяснилось имя того бедняги, убитого в двуколке?

– Не может быть! – вскрикнули все в один голос.

– Да, – продолжил Роллестон, – и более того, вам всем оно известно.

– Только не Уайт! – сказал Брайан, ужаснувшись.

– Постойте, откуда вы знаете? – спросил Феликс, раздраженный тем, что его опередили. – Я сам только что это услышал от полиции в Сент-Килда.

– Это очевидно, – сказал Фицджеральд смущенно. – Я виделся с ним постоянно, и поскольку я не видел его вот уже две недели, я предположил, что он мог оказаться жертвой.

– Как они это выяснили? – спросил Фретлби, разглядывая свой бокал вина.

– Это все благодаря детективу, – ответил Роллестон. – Такие все знают.

– Очень печально слышать это, – заметил Марк по поводу смерти Уайта. – Я видел его рекомендательное письмо, и он показался мне очень умным и перспективным молодым человеком.

– Проклятая двуколка! – пробормотал Феликс, и Брайан был склонен согласиться с ним. Весь оставшийся вечер никто не говорил ни о чем другом, кроме убийства и тайны, которой оно окружено. Когда дамы удалились в гостиную, они продолжили эту тему и там, но в итоге перешли к более приятным разговорам. Мужчины же, когда скатерть была убрана, наполнили бокалы и продолжили обсуждение с неослабевающим пылом. Один лишь Фицджеральд не принимал участия в разговоре. Он сидел поникший, в глубоком раздумье, не пригубив вина.

– Чего я никак не могу понять, – заметил Роллестон, который развлекал себя, раскалывая орехи, – это почему раньше не выяснилось, кто он.

– Это несложно объяснить, – сказал Фретлби, наполняя бокал. – Его здесь мало знали, ведь он приехал из Англии недавно, и, я полагаю, наш дом был единственным, где его принимали.

– Ну подумайте сами, Роллестон, – сказал сидящий рядом с ним Калтон, – если бы вы нашли в двуколке убитого мужчину в вечернем костюме – который носят по вечерам девять из десяти мужчин – без карточек в карманах, без имени на подкладке, я полагаю, вам было бы сложно выяснить, кто он. Я считаю, надо отдать должное полиции, что они так быстро выяснили это.

– Сразу вспоминается «Дело Ливенворта»[9]9
  Первый и самый знаменитый роман (1878) Анны Кэтрин Грин (1846–1935) – американской писательницы, которую часто называют «матерью детективного романа».


[Закрыть] и все подобное, – сказал Феликс, чья начитанность была под сомнением. – Ужасно увлекательно, словно решаешь ребус. Ха, да я и сам не прочь бы стать детективом!

– Боюсь, в таком случае, – сказал Марк, усмехаясь, – преступники могли бы спать спокойно.

– Да, я не очень разбираюсь в этом, – проницательно заметил Фицджеральд. – Некоторые люди, как бисквиты с кремом, – легонькие на первый взгляд, но густые и насыщенные внутри.

– Какое странное высказывание, – заметил Калтон, попивая вино, – но я боюсь, что полиции придется намного труднее с поисками того, кто совершил преступление. Я считаю, он чертовски умный человек.

– Значит, думаете, его не найдут? – спросил Брайан, очнувшись от своих раздумий.

– Ну, я не берусь это утверждать, – продолжил адвокат, – но он точно не оставил никаких следов после себя, а даже индейцам, в которых высоко развит инстинкт выслеживания, необходима какая-то зацепка, чтобы выследить врага. Так что, – продолжил Калтон, разговорившись, – человек, убивший Уайта, – перед нами не обычный преступник. Место, которое он выбрал для преступления, очень удобное.

– Вы считаете? – спросил Роллестон. – Почему же? Я бы подумал, что двуколка на открытой улице – это крайне безрассудно.

– Именно поэтому оно и удобное, – ответил мистер Калтон загадочно. – Почитайте Томаса Де Квинси[10]10
  Томас Де Квинси (1785–1859) – английский писатель, автор сатирического эссе «Убийство как одно из изящных искусств».


[Закрыть], и вы поймете, что чем более место публично, тем меньше риск, что вас там заметят. В том человеке в светлом пальто не было ничего, что могло бы вызвать подозрения у Ройстона. Он сел в экипаж с Уайтом, никакого шума, ничто не привлекало внимания, и потом он вышел. Естественно, Ройстон поехал до Сент-Килда и даже не подозревал, что Уайт был мертв все это время, пока не заглянул внутрь и не дотронулся до него. Что же касается мужчины в светлом пальто, то он живет не на Паулет-стрит, да и вообще не в Восточном Мельбурне.

– Почему же? – спросил Фретлби.

– Потому что он не мог оказаться таким глупцом, чтобы оставить след до своего дома. Он делал то, что обычно делают лисы, – путал след. Мне кажется, что он отправился прямо через Восточный Мельбурн в Фицрой или обратно через Фицрой-Гарденс в город. В это время ночи никого вокруг не было, и он мог вернуться в свои комнаты, отель или куда бы то ни было незамеченным. Конечно, это просто теория, которая может оказаться неправильной, но, исходя из опыта, который дала мне моя профессия, я считаю, что мои мысли верны.

Все присутствующие согласились с идеями Калтона, поскольку они действительно казались самыми правильными. Что еще мог сделать человек, желающий сбежать незамеченным?

– Знаете что, – сказал Феликс Брайану, когда они шли в гостиную, – если человек, совершивший убийство, будет найден, видит бог, он должен нанять Калтона защищать его.

Глава 8
Брайан направляется домой

Когда джентльмены вошли в гостиную, юная леди играла одну из тех ужасных салонных пьес, которые начинаются вполне безобидно, но дальше накладывается столько различных вариаций, что становится абсолютно невозможно различить мелодию среди бесконечной суматохи восьмых и тридцать вторых долей. В этот раз исполнялась «По ту сторону изгороди» с вариациями синьора Тумпанини: юная леди за пианино брала уроки у этого известного итальянского музыканта. Когда мужчины вошли, мелодия была почти уже задавлена очень низкими и очень громкими тонами – правая педаль была нажата до упора – и оглушена непрекращающимся звоном высоких нот.

– Боже мой! Похоже, по ту сторону изгороди разыгралась буря, – сказал Феликс, подойдя к пианино. Он заметил, за клавишами сидит Дора Фезервейт, богатая наследница, которой он оказывал внимание в надежде, что она захочет взять фамилию Роллестон. Поэтому, когда добросовестная Дора парализовала слушателей последним ударом по клавишам, издав такой звук, будто джентльмен, перелезающий через изгородь, рухнул в парник с огурцами, Феликс очень громко выразил свое восхищение.

– Такое мощное произведение, мисс Фезервейт! – сказал он, опускаясь в кресло и мысленно удивляясь, как какая-нибудь струна не порвалась при этом последнем ударе. – Вы вложили душу в эту мелодию!

«И всю мускульную силу, видит бог», – добавил он мысленно.

– Это лишь дело практики, – ответила Дора со скромным румянцем. – Я играю на пианино по четыре часа каждый день.

«Боже мой! – подумал Роллестон. – Как же нелегко приходится ее семье!» Но эту мысль он оставил при себе и, переместив монокль на левый глаз, просто произнес:

– Как повезло вашему пианино…

Мисс Фезервейт, не способная подобрать ответ на такое замечание, опустила взгляд и загорелась румянцем, в то время как хитроумный Феликс поднял взгляд и вздохнул.

Мадж и Брайан в это время сидели в углу комнаты, обсуждая смерть Уайта.

– Мне он никогда не нравился, – сказала девушка, – но это ужасно, что он вот так погиб.

– Не знаю, – ответил ее возлюбленный мрачно, – судя по тому, что я слышал, смерть от хлороформа сравнительно легкая.

– Смерть не может быть легкой, – возразила Мадж. – Особенно для молодого человека, полного здоровья и сильного духом, каким был Уайт.

– Кажется, ты жалеешь его, – заметил молодой человек с ревностью.

– А ты нет? – спросила его невеста с некоторым удивлением.

– De mortuis nil nisi bonum[11]11
  О мертвых или хорошо, или ничего (лат.).


[Закрыть], – процитировал Фицджеральд. – Но поскольку при жизни я его ненавидел, вряд ли теперь от меня можно ожидать сожалений.

Мадж не ответила, а лишь быстро взглянула на его лицо и впервые заметила, что он выглядел нездоровым.

– Что с тобой, дорогой? – спросила она, положив руку ему на плечо. – Ты неважно выглядишь.

– Ничего-ничего, – ответил Брайан поспешно. – Я немного переволновался из-за работы… Но пойдем же, – сказал он, вставая, – пойдем на улицу, а то твой отец уже попросил паровой свисток что-то спеть.

Паровым свистком была Джулия Фезервейт, сестра возлюбленной Роллестона, и Мадж еле сдержала смешок, направившись на веранду с Фицджеральдом.

– Как тебе не стыдно, – сказала она, разразившись смехом, когда они вышли, – ее учили лучшие учителя.

– Как я им сочувствую, – ответил Брайан мрачно, услышав, как Джулия начала исполнять своим пронзительным голосом песню «Еще одна встреча». – Я лучше послушаю завывания призрака в замке, чем встречусь с ней снова, одной встречи более чем достаточно.

Мадж ничего не ответила. Облокотившись на ограду веранды, она любовалась лунной ночью. На лужайке в саду гуляли люди, некоторые из них останавливались и прислушивались к пронзительному голосу Джулии. Один мужчина казался особенно заинтересованным музыкой, поскольку не отводил взгляда от ограды дома. Брайан и Мадж говорили на разные темы, но каждый раз, когда девушка поднимала голову, она видела того мужчину, смотрящего на дом.

– Что ему надо, Брайан? – спросила она.

– Кому? – не понял ее жених. – А, – он увидел, как мужчина подошел к тропинке, продолжая смотреть на дом, – он очарован музыкой, полагаю, вот и все.

Мисс Фретлби промолчала, однако она не могла избавиться от мысли, что что-то не так, и дело вовсе не в музыке. А потом Джулия прекратила петь, и Мадж предложила вернуться внутрь.

– Зачем? – спросил Брайан, полулежа в удобном кресле и куря сигарету. – Здесь очень хорошо.

– Мне следует уделить внимание гостям, – ответила девушка, вставая. – Останься здесь и докури, – добавила она и с веселой улыбкой впорхнула в дом.

Некоторое время Фицджеральд сидел и курил, глядя на луну. Да, тот мужчина действительно следил за домом – он сел на один из стульев и не сводил взгляда с окон. Брайан выбросил сигарету и вздрогнул.

– Неужели меня кто-то видел? – пробормотал он, вставая. – Пф! Конечно, нет, и возница ни за что не узнает меня. Будь проклят этот Уайт! Лучше бы я никогда не встречал его.

Молодой человек в последний раз взглянул на темную фигуру возле тропинки и зашел в теплую, ярко освещенную комнату.

Что-то беспокоило его, и он обеспокоился бы еще больше, если бы знал, что мужчина на улице был одним из самых умных детективов Мельбурна.

Горби наблюдал за домом Фретлби весь вечер и был уже весьма раздражен. Морланд не знал, где живет Фицджеральд, а поскольку это было одним из главных фактов, который хотел выяснить сыщик, он решил проследить за Брайаном до самого дома.

– Если это возлюбленный той милой девушки, я дождусь, пока он не покинет дом, – убеждал Сэмюэль сам себя, заняв место на лужайке. – Он держится рядом с ней, а когда уйдет, мне не составит труда выследить, где он живет.

Когда ранним вечером Брайан появился на дороге, ведущей к дому Марка Фретлби, на нем был вечерний костюм, легкое пальто и мягкая шляпа.

– Проклятье! – вырвалось у Горби, когда он увидел, что Фицджеральд исчез. – Не может же он быть таким глупцом, чтобы разгуливать в той же одежде, в которой убрал Уайта, и думать, что его не узнают! Мельбурн – не Париж и не Лондон, нельзя же быть таким беспечным… И как же он удивится, когда я надену на него наручники. Ну что ж, – продолжил он, зажигая трубку и садясь на лужайке, – полагаю, мне придется подождать его здесь.

Терпение следователя подверглось испытанию – час проходил за часом, но никто не появлялся. Он выкурил несколько трубок и наблюдал за людьми, прогуливающимися при свете луны. Несколько девушек гуляли, обнимая друг друга за талию и хохоча. А затем из дома вышли молодой человек с женщиной, очевидно, влюбленные. Они прошли мимо Горби, сели рядом с ним и стали пристально смотреть на него, намекая, что ему следует уйти. Но детектив не обращал на них никакого внимания и неотрывно следил за домом напротив. В конце концов влюбленные с негодованием покинули свое место.

Затем Горби увидел, как Мадж и Брайан вышли на веранду, и услышал в ночной тишине странный нечеловеческий звук. Это было пение мисс Фезервейт. Он увидел, что Мадж зашла обратно в дом, и вскоре Фицджеральд последовал за ней. Уходя, он обернулся и внимательно посмотрел на детектива.

– Ага, – заметил Горби и снова зажег свою трубку. – Мучает совесть, не так ли? Подождите немного, мой дорогой друг, и я посажу вас за решетку.

Затем гости вышли из дома, и их темные фигуры стали расходиться по одному, пожимая руки и желая друг другу спокойной ночи. Вскоре Брайан вышел на тропинку с Марком Фретлби и Мадж, которая держала отца за руку. Хозяин дома открыл ворота и протянул руку.

– Спокойной ночи, Фицджеральд, – сказал он сердечно, – мы всегда вам рады.

– Спокойной ночи, Брайан, дорогой, – проговорила Мадж, поцеловав любимого. – Не забудь о завтрашнем дне.

Затем отец и дочь закрыли ворота, оставив молодого ирландца снаружи, и пошли обратно в дом.

– О! – проговорил Горби. – Если бы вы только знали то, что знаю я, вы бы не были так бесконечно добры к нему.

Брайан прогулялся по лужайке и, пройдя мимо сыщика, дошел до отеля «Эспланада». Там он облокотился на ограду и, сняв шляпу, наслаждался спокойствием и красотой позднего часа.

– Какой красивый парень! – пробормотал Горби с сожалением. – Сложно поверить, но доказательства слишком явные.

Ночь была очень тихой. Ни дуновения ветра, даже морской бриз стих. Брайан смотрел на рябь на воде и на маленькие волны, набегавшие на песок. Узкий длинный пирс, как черная нить, врезался в полотно переливающегося серебра воды, и вдали, словно сказочные фонарики, мерцали огни Уильямстауна. Над этим умиротворяющим пейзажем раскинулось небо, которое понравилось бы Доре[12]12
  Поль Гюстав Доре (1832–1883) – знаменитый французский художник, прежде всего известный как гравер, создатель экспрессивных, насыщенных иллюстраций к Библии, «Гаргантюа и Пантагрюэлю», «Дон Кихоту», «Божественной комедии» и т. д.


[Закрыть], – тяжелые кучевые облака навалились друг на друга, как скалы, нагроможденные титанами в надежде взобраться на Олимп. Потом в белых клубах появился просвет, и можно было увидеть сверкающий звездами кусочек темно-синего неба, а в самой глубине скользила луна, проливая свет на облачный край и как бы даря надежду.

К раздражению Сэмюэля, который не особо интересовался пейзажами, Брайан разглядывал небо несколько минут, восхищаясь удивительной красотой и грацией света и тени. Наконец он зажег сигарету и пошел по пирсу.

– Хм, самоубийство? – пробормотал Горби. – Только не в моем присутствии. – Сыщик прикурил трубку и последовал за молодым человеком.

Он нашел его облокотившимся на парапет в конце пирса и смотрящим на бурлящее внизу море, волны которого вздымались и опускались в чарующем ритме, успокаивающем и завораживающем слух.

– Бедняжка! Бедняжка! – разобрал детектив, подойдя поближе. – Если бы она все знала! Если бы…

В этот момент Брайан услышал приближающиеся шаги и резко обернулся. Следователь увидел, что лицо его мертвенно-бледно в лунном свете, а брови сдвинулись, выражая гнев.

– Какого черта вам надо?! – выкрикнул он, когда ирландец остановился. – Зачем вы следуете за мной повсюду?

«Увидел, как я следил за домом», – сделал вывод Сэмюэль.

– Я не слежу за вами, сэр, – сказал он вслух. – Я полагаю, пирс не частная собственность. Я пришел сюда подышать свежим воздухом.

Фицджеральд не ответил, а резко обернулся и быстро пошел по пирсу, оставив Горби смотреть ему вслед.

– Он начинает бояться, – сказал себе детектив, прогуливаясь вдоль берега и не отводя взгляда от темной фигуры впереди. – Мне придется присмотреть за ним, иначе улизнет из Виктории.

Брайан быстрым шагом направлялся к вокзалу Сент-Килда, поскольку, посмотрев на часы, он понял, что еле успевает на последний поезд. Он пришел за несколько минут до отправления и, сев в последний вагон для курящих, зажег сигарету, откинулся на спинку сиденья и стал наблюдать за другими едва не опоздавшими пассажирами. Как только прозвенел последний звонок, Фицджеральд увидел спешащего мужчину. Это был тот же мужчина, что следил за ним весь вечер и, Брайан был в том уверен, преследовал его. Ирландец постарался успокоить себя мыслью, что настойчивый незнакомец может и не успеть, и поскольку сидел в последнем вагоне, он наблюдал за платформой, ожидая увидеть своего преследователя разочарованным. Но не увидел и снова, откинувшись на сиденье, принялся клясть судьбу за то, что ему не удалось избавиться от назойливого соглядатая.

– Будь он проклят! – тихо пробормотал молодой человек. – Думаю, он последует за мной до Восточного Мельбурна, чтобы понять, где я живу. Но я не позволю.

В вагоне Брайан был один, и это было как раз кстати, поскольку он был не в настроении слушать чью-либо болтовню.

– Убит в экипаже, – сказал он, зажигая новую сигарету и выпуская клуб дыма. – Детективный роман, воплощенный в жизнь. В одном я уверен: он больше никогда не встанет между мной и Мадж. Бедная Мадж! – Фицджеральд горько вздохнул. – Если бы она все узнала, мы бы ни за что не поженились. Но она никогда не узнает, и, полагаю, никто не узнает.

Вдруг что-то пришло ему в голову, и он встал, прошел в другой конец вагона и опустился на сиденье там, точно стараясь сбежать от самого себя.

– На каких основаниях тот человек подозревает меня? – продолжил он рассуждать вслух. – Никто не знает, что я был с Уайтом в тот вечер, и полиция не может выдвинуть никаких доказательств моего нахождения рядом с ним. Пф! – продолжил ирландец, нервно застегивая пальто. – Я как ребенок, испугавшийся собственной тени, – парень на пирсе просто вышел подышать воздухом, как он сам и сказал. Я в безопасности.

В то же время он совсем не чувствовал себя в безопасности и, выйдя на платформу в Мельбурне, нерешительно посмотрел по сторонам, как бы ожидая почувствовать руку детектива у себя на плече. Но Фицджеральд не увидел никого похожего на мужчину с пирса и со вздохом облегчения покинул вокзал. Горби тем не менее был поблизости. Он следовал на безопасном расстоянии.

Брайан медленно прогуливался по Флиндерс-стрит, пребывая в раздумьях. Он повернул на Рассел-стрит и продолжал идти, пока не дошел до памятника Уиллсу и Берку – до того самого места, где остановилась двуколка в ночь убийства.

«Вот оно что! – подумал сыщик, стоя в тени на противоположной стороне улицы. – Хотите взглянуть на памятник? Я бы на вашем месте этого не делал – чревато».

Фицджеральд постоял несколько минут на углу и пошел по Коллинз-стрит. Добрался до стоянки кэбов напротив Мельбурнского клуба, все еще уверенный, что за ним следят. Нанял экипаж и поехал в направлении Спринг-стрит. Горби был сбит с толку столь неожиданным шагом, но, не теряя времени, нанял другую двуколку и приказал вознице следовать за первой, пока та не остановится.

– Давайте сыграем в игру, – сказал он, устраиваясь на сиденье в экипаже, – и я добьюсь от вас всего, что мне необходимо, каким бы умным вы ни были. А вы умны, – продолжил он, оглядывая роскошный кэб, – выбрать такое удобное место для убийства. Никто не беспокоит, и полно времени, чтобы сбежать, когда закончите. Как же увлекательно следить за таким человеком вместо всяких ненормальных, которые совершают убийства, даже не позаботившись о том, чтобы их не поймали!

Пока детектив разговаривал сам с собой, его транспорт, следуя за первым, повернул на Спринг-стрит и теперь ехал по Веллингтон-Пэрейд в направлении Восточного Мельбурна. Затем он повернул на Паулет-стрит, чему Сэмюэль очень обрадовался.