Текст книги "Тайна черного кэба"

Глава 10
Именем королевы

Был ужасно жаркий день – один из тех безоблачных дней, когда пылающее солнце выжигает сухие улицы, отбрасывая темные четкие тени. Декабрьский день, по ошибке помещенный небесной канцелярией в середину августа. Но он был радостно принят, тем более что предыдущая неделя выдалась холодноватой.

Стояло субботнее утро, и весь фешенебельный Мельбурн прогуливался на свежем воздухе. Коллинз-стрит в такие дни – то же, что Бродвей в Нью-Йорке, Риджент-стрит и Роттен-роу в Лондоне и бульвары Парижа. Люди здесь показывают свои новые наряды, видятся с друзьями, отворачиваются от врагов и занимаются светской болтовней. Без сомнения, так бывало и на Аппиевой дороге, знаменитой улице Римской империи, где Катулл весело тараторил в уши Лесбии, а Гораций принимал поздравления от друзей по поводу новых стихов, обреченных стать хрестоматийными. История повторяется, и в каждом городе обязательно должна быть улица, где могли бы собираться модники.

Коллинз-стрит, конечно, не такая грандиозная, как упомянутые улицы других городов, но люди, гуляющие по ней, имеют не менее очаровательные наряды, чем у тамошних жителей. Солнце заставляет цветы раскрываться, а жаркая погода манит на улицу дам в платьях всевозможных расцветок, отчего улица становится похожей на радугу.

Кэбы неспешно проезжают по улице, пассажиры улыбаются и кивают своим друзьям. Адвокаты, закончив недельные труды, не торопясь прогуливаются с черными портфелями в руках, тучные торговцы, забыв о счетах и продажах, идут под руку со своими симпатичными дочерьми, представители светского общества проходят в своих привычных широкополых шляпах, высоких воротничках и безупречных костюмах. Все это вместе составляет приятную оживленную сцену, которая может поднять настроение любому, кроме унылых людей и влюбленных – унылые люди и влюбленные (безответно, конечно) склонны смотреть на мир цинично.

Мадж Фретлби была поглощена занятием, столь милым для всех дам, – ходила по магазинам. Она заходила в «Мубрей», «Роуэн», «Хикс», просматривая все ленточки и кружева, пока верный Брайан ждал ее снаружи, развлекаясь наблюдением за потоком людей, проходящих мимо. Ему не нравились магазины, как и большинству представителей сильного пола, и хотя, будучи влюбленным, молодой человек чувствовал некую неприязнь к подобным мыслям, он не мог избавиться от желания находиться в своем клубе, где у него была бы возможность почитать, покурить и даже, может быть, что-нибудь выпить.

Как бы там ни было, после того как девушка купила больше дюжины вещиц, которые ей, по сути, были не нужны, она вспомнила, что Брайан ждет снаружи, и поспешила к двери.

– Я ведь совсем недолго, дорогой, правда? – сказала она, нежно прикоснувшись к его руке.

– Нет, дорогая, – ответил ее жених, взглянув на часы, – всего лишь полчаса; пустяки, учитывая важность нового наряда.

– Я думала, прошло больше времени, – удивилась Мадж, и ее волнения рассеялись, – хотя, я уверена, ты все равно чувствуешь себя мучеником.

– Вовсе нет, – ответил Фицджеральд, помогая ей сесть в кэб, – я неплохо провел время.

– Неправда, – засмеялась она, когда Брайан сел рядом с ней, – так всегда говорят из чувства долга. Боюсь, я заставила тебя долго ждать, хотя, в конце концов, – продолжила она, по-женски оценивая течение времени, – меня не было всего пару минут.

– Пару десятков минут, – посмеялся над ней ирландец, глядя на ее милое лицо с очаровательным румянцем под белой шляпкой.

Мисс Фретлби не обратила внимания на это замечание.

– Джеймс, – крикнула она кэбмену, – отвези нас в Мельбурнский клуб! Знаешь, папа сегодня там, – сказала она Брайану, – и мы возьмем его с собой на чашечку чая.

– Но ведь еще только час дня, – заметил Фицджеральд, взглянув на часы Таун Холла. – Миссис Сэмпсон не будет готова так рано.

– Не надо ничего готовить, – ответила Мадж, – чашечку чая и хлеб с маслом – это не так долго. Я совсем не голодна, папа очень мало ест днем, а ты…

– А я всегда ем много, – закончил Брайан, смеясь.

Девушка продолжила о чем-то оживленно болтать, а ее спутник с радостью слушал ее. Веселая болтовня помогла развеять гнетущее ощущение, которое преследовало его последние три недели. Но внезапно, когда они проезжали памятник Уиллсу и Берку, Мадж сказала фразу, которая очень удивила его.

– Не то ли это место, где мистер Уайт сел в кэб? – спросила она, глядя на угол Шотландской церкви, где бродяга с некоторыми музыкальными навыками играл невероятно мрачную версию песни «И перед битвой, мама»[15]15
  Американская песня времен Гражданской войны в США 1861–1865 гг.


[Закрыть] на старой побитой гармонике.

– Так пишут газеты, – ответил ее возлюбленный вяло, не поворачивая головы.

– Интересно, кто тот джентльмен в светлом пальто? – сказала мисс Фретлби, отвернувшись от окна.

– Кажется, этого никто не знает, – ответил молодой человек уклончиво.

– Да, но у них есть улики, – сказала его невеста. – Знаешь, Брайан, – продолжила она, – он был одет точно как ты, в светлое пальто и мягкую шляпу.

– Невероятно, – сказал Фицджеральд слегка саркастично и, насколько мог, спокойно. – Он был одет так же, как и девять из десяти молодых мужчин в Мельбурне.

Мадж посмотрела на него, удивленная тоном, который сильно отличался от его обычного небрежного голоса. Она уже собиралась что-то ответить, но кэб остановился у дверей Мельбурнского клуба. Брайан, изо всех сил стараясь избежать дальнейших расспросов по поводу убийства, выпрыгнул из кэба и подбежал к входу. Мистер Фретлби сидел внутри, курил и читал «Век»[16]16
  Англ. («The Age») – мельбурнская газета.


[Закрыть]. Когда молодой человек вошел, он поднял взгляд, опустил газету и протянул руку поздороваться.

– А! Фицджеральд, – сказал он, – вы оставили прекрасные окрестности Коллинз-стрит ради еще более прекрасного клуба?

– Нет, – объяснил Брайан. – Я приехал отвезти вас на чай со мной и Мадж.

– Не возражаю, – ответил Марк Фретлби, вставая, – но не кажется ли вам послеобеденный чай в полвторого дня несколько странным?

– Какая разница, как он называется? – рассеянно отмахнулся Фицджеральд, выходя из комнаты вместе с отцом Мадж. – Чем вы занимались сегодня утром?

– Последние полчаса я читал в клубе, – ответил его собеседник.

– Читали о торговле шерстью, полагаю?

– Нет, об убийстве в кэбе.

– О… об этом! – еле сдержался Брайан. Затем, увидев удивленный взгляд своего спутника, он извинился. – Просто дело в том, – продолжил он, – что я до смерти устал от расспросов об Уайте, как будто я все о нем знаю, когда на самом деле мне почти ничего не известно.

– Может, это и к лучшему, – ответил Фретлби, когда они спускались на улицу. – Он был не самым приятным компаньоном.

Брайан уже собирался было сказать «и тем не менее вы хотели, чтобы он женился на вашей дочери», но мудро промолчал, и они дошли до кэба молча.

– Рассказывай, папа, – начала Мадж, когда все сели в экипаж и направились в Восточный Мельбурн, – чем ты занимался сегодня?

– Отдыхал, – ответил ее отец, – пока не приехали вы с Брайаном и не вытащили меня прямо на палящее солнце.

– Понимаешь, Брайан такой милый, – сказала мисс Фретлби, – и я не могла не порадовать его, а ведь я знаю, что ничто не обрадует его так сильно, как прием гостей.

– Конечно, – вступил в разговор Фицджеральд, очнувшись от своих раздумий, – особенно когда гости такие очаровательные.

Мадж рассмеялась, глядя на возлюбленного.

– Если твой чай будет таким же превосходным, как комплименты, то я уверена, папа не будет сердиться на то, что мы вытащили его из клуба.

– Папа ни на что не будет сердиться, – пробормотал Фретлби, надвинув шляпу на глаза, – если только его уберут подальше от солнца.

– Ну-ну, папа сам себе хозяин, – задорно сказала девушка, когда кэб уже подъезжал к двери миссис Сэмпсон.

– Нет, ты не права, – возразил Брайан, выйдя из экипажа и помогая выйти своей спутнице, – сегодня он не хозяин, а гость.

– Если я что-то и ненавижу, – заметила мисс Фретлби спокойным тоном, – так это каламбуры, особенно плохие.

Миссис Сэмпсон была удивлена ранним прибытием ее жильца с гостями и выразила удивление своим пронзительным голосом.

– Застали меня врасплох, – сказала она, как бы извиняясь, – не могу удивить вас ничем особенным по части блюд, ведь огонь погас, его не поддерживали, на улице же такая жара, какой никогда не было, хотя, если быть точной, я помню, как в моем детстве как-то стояло похожее пекло, а тетя моей сестры любила тогда подкоптить на солнце ребрышки.

Закончив свой рассказ и оставив гостей в непонимании, имеются в виду ребрышки скотины или самой тети, Сэмпсон поковыляла внутрь, чтобы приготовить все для гостей.

– Какая же удивительная у тебя домовладелица, Брайан! – сказала Мадж, погрузившись в огромное кресло. – Мне кажется, она похожа на кузнечика из сада Фицрой-Гарденс.

– Нет-нет, она самая обычная женщина, – цинично ответил Марк. – Это сразу видно по тому, сколько она говорит.

– Всеобщее заблуждение, папа! – возмутилась дочь. – Я знаю огромное количество мужчин, что говорят намного больше любой женщины.

– Тогда, надеюсь, никогда их не встретить, – сказал Фретлби, – поскольку если встречу, то я буду склонен согласиться с Томасом Де Квинси.

Брайан содрогнулся и выжидающе посмотрел на Мадж, но с облегчением заметил, что она не обращала никакого внимания на своего отца, а внимательно прислушивалась к шагам за дверью.

– Она идет, – сказала девушка, когда до них донесся шорох, известивший о прибытии миссис Сэмпсон с подносом. – Интересно, Брайан, не кажется ли тебе временами, что в доме пожар, она ведь так громко скрипит – так и просит масла!

– Именно что не просит, – засмеялся Фицджеральд. Тем временем вошла хозяйка, которая поставила свою ношу на стол.

– Пирога нет, – сказала она, – что неудивительно, ведь я не могла предугадать время вашего приезда… Хотя вообще меня редко застают врасплох, не считая, конечно, головных болей, которые бывают у каждого человека. И у меня нет ничего, кроме хлеба с маслом, хотя чего еще можно желать? А ведь бакалейщик считает, что денег у меня так много, что я храню их в банке, как в Аладдиновой пещере, прямо как я читала в «Тысяче и одной ночи», которую получила в качестве приза, когда была еще совсем девочкой, и все считали меня умной и думали, что я получу стипендию.

Извинения миссис Сэмпсон за отсутствие пирога были полностью озвучены, и она удалилась из комнаты, а Мадж заварила чай. Пили из китайского сервиза, который Брайан сам приобрел в одной из поездок. Глядя на мисс Фретлби, он не мог не думать, как хорошо она выглядит. Ее руки быстро мелькали между чашечками и блюдцами, выглядевшими крайне необычно из-за желто-зеленых драконов. Молодой человек улыбнулся про себя и подумал: «Интересно, сидели бы они со мной так беззаботно, если бы все знали?»

Фретлби, глядя на свою дочь, вздохнул про себя и вспомнил жену.

– Что ж, – сказала Мадж, передав чай и намазав хлеб маслом, – вы, джентльмены, составляете такую прекрасную компанию – папа вздыхает, как на похоронах, а Брайан уставился на меня глазами с блюдца. Вам, как самому унынью, место прямо на похоронах!

– Как самому унынью? В каком это смысле? – лениво осведомился ее возлюбленный.

– Сдается мне, мистер Фицджеральд, – юная леди сверкнула черными глазами, – не знаете вы «Сна в летнюю ночь»[17]17
  «Унынью место на похоронах», – говорит герцог афинский Тезей в первой сцене первого акта этой шекспировской пьесы. Пер. М. Лозинского.


[Закрыть].

– Так и есть, – ответил ее жених, – летние ночи у нас такие жаркие, что спать просто невозможно, и, соответственно, никаких снов мы не знаем. Поэтому, если четверо влюбленных, с которыми Пак[18]18
  Персонаж пьесы «Сон в летнюю ночь».


[Закрыть] так плохо поступил, жили бы в Австралии, они не смогли бы спать из-за комаров.

– Какую ерунду вы оба говорите, – сказал Марк, улыбаясь и помешивая чай.

– Dulce est desipere in loco[19]19
  «Сладко мудрость забыть порой» (лат.). Гораций, «Оды», кн. 4, 12. Пер. Н. Гинцбурга.


[Закрыть], – заметил Брайан. – Тому недоступна эта мудрость, кто не мыкался без сна.

– Мне не нравится латынь, – сказала мисс Фретлби. – Я согласна с Гейне, что римляне не успели бы завоевать мир, если бы им пришлось сначала учить латинский язык.

– Завоевывать мир – намного более приятное задание, – заметил Брайан.

– И выгодное, – закончил мистер Фретлби.

Разговор продолжался в том же духе еще какое-то время, а затем все решили пойти посмотреть на фейерверки. Мадж надевала перчатки, когда они вдруг услышали звонок в дверь и повышенный голос миссис Сэмпсон.

– Я же сказала, вы не можете войти! – донеслись ее пронзительные слова. – Это так некрасиво с вашей стороны, ведь дом – это крепость, а вы нарушаете этот закон, да к тому же еще и пачкаете ковры, которые только недавно были положены.

Последовал неразборчивый ответ, а затем дверь в комнату Брайана открылась, и вошел Горби вместе с еще одним мужчиной. Фицджеральд побелел, почувствовав, что пришли за ним. Тем не менее, взяв себя в руки, он твердым голосом спросил, почему они вторглись в чужой дом.

Следователь подошел прямо к нему и положил руку на плечо.

– Брайан Фицджеральд, – сказал он спокойным голосом, – именем королевы вы арестованы.

– За что? – спокойно спросил молодой человек.

– За убийство Оливера Уайта.

Мадж не сдержала крика.

– Это неправда! – неистово закричала она. – Боже мой, это неправда!!!

Брайан не ответил. Бледный как смерть, он протянул сыщику руки. Горби надел наручники ему на запястья с чувством сожаления, хотя и был рад арестовать этого человека, после чего Фицджеральд повернулся к девушке, бледной и неподвижной, похожей на статую.

– Мадж, – сказал он чистым, низким голосом, – я попаду в тюрьму, и, возможно, меня приговорят к смертной казни, но я клянусь тебе всем, что у меня есть, что я невиновен в этом убийстве.

– Мой дорогой! – Мисс Фретлби сделала шаг вперед, но отец загородил ей путь.

– Не подходи, – сказал он суровым голосом, – между тобой и этим человеком отныне ничего нет.

Мадж повернулась, и лицо ее стало пепельного цвета, хотя сохраняло гордый вид.

– Неправда твоя, – ответила она с ноткой презрения. – Я люблю его, как никогда. – И затем, прежде чем отец смог ее остановить, она обняла возлюбленного за шею и поцеловала. – Мой дорогой, – повторила она со слезами в глазах, – что бы люди ни говорили, ты всегда для меня самый лучший.

Брайан поцеловал ее в ответ, и его вывели. Мадж упала в обморок у ног своего отца.

Глава 11
Адвокат для подследственного

Брайана Фицджеральда арестовали около трех часов, и к пяти по всему Мельбурну уже разлетелась новость о том, что преступник всем известного убийства в кэбе наконец пойман. Вечерние выпуски газет пестрели известием о случившемся, а газета «Геральд» даже увеличила обычное количество экземпляров, когда весь ее тираж был раскуплен досрочно. Таких преступлений в Мельбурне не случалось со времен Грира в Опера Хаус[20]20
  В июле 1880 г. Дж. Дж. МакГрегор Грир стрелял в опере в свою жену и ее любовника, а затем в себя.


[Закрыть], и чем больше тайн окутывало его, тем сенсационнее оно было. Само по себе убийство в таком людном месте, как кэб, уже вызывало немало удивлений, но тот факт, что, как выяснилось, убийцей является один из самых известных мужчин Мельбурна, поразил всех. Брайан Фицджеральд был широко известен в обществе как зажиточный овцевод и будущий муж одной из самых богатых и красивых девушек Виктории, поэтому неудивительно, что его арест вызвал настоящую сенсацию. Газета «Геральд», которой посчастливилось первой завладеть информацией об аресте, воспользовалась этим и опубликовала дерзкую статью, заголовок которой выглядел примерно так: «ТРАГЕДИЯ В КЭБЕ. АРЕСТОВАН ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. ПОРАЗИТЕЛЬНЫЕ ПОДРОБНОСТИ ЖИЗНИ ВЫСШЕГО ОБЩЕСТВА».

Не стоит упоминать, что журналисты не беспокоились о точности информации, а публика была готова поверить всему, что напечатано в газетах.

На следующий день после ареста Брайана у Фретлби состоялся долгий разговор с дочерью, на протяжении которого он пытался убедить ее уехать из города, пока все не уляжется. Но Мадж наотрез отказывалась.

– Я не брошу его, когда я ему так нужна, – решительно заявила она. – Все отвернулись от него, даже не вникнув в суть дела. Он говорит, что невиновен, и я верю ему.

– Тогда пусть он докажет свою невиновность, – сказал ее отец, беспокойно шагая из стороны в сторону. – Если он не садился в кэб вместе с Уайтом, значит, он должен был быть где-то еще, то есть у него должно быть алиби.

– Он легко докажет это, – сказала Мадж, и луч надежды озарил ее грустное лицо, – он был здесь до одиннадцати часов в четверг.

– Пусть так, – продолжил Марк, – но где он был в час ночи в пятницу?

– Между прочим, мистер Уайт ушел из дома задолго до Брайана, – быстро продолжила девушка. – Ты должен помнить, это было в тот раз, когда ты поссорился с мистером Уайтом.

– Моя дорогая Мадж, – сказал Фретлби, остановившись перед ней с недовольным видом, – ты не права – мы с Уайтом не ссорились. Он спросил, правда ли, что вы с Фицджеральдом были помолвлены, и я ответил, что это правда. Вот и все, затем он ушел.

– Да, а Брайан не уходил еще два часа, – с победным видом заявила мисс Фретлби. – Он не виделся с мистером Уайтом всю ночь.

– Так он говорит, – многозначительно возразил Марк.

– Больше всех на свете я верю Брайану, – ответила его дочь. Щеки ее покраснели, а глаза загорелись.

– Да? А поверят ли присяжные? – не уступал отец.

– Ты отвернулся от него, как и все! – возмутилась Мадж, и глаза ее наполнились слезами. – Ты веришь, что он виновен…

– Я не готов пока ни опровергать, ни подтверждать его виновность, – сказал Фретлби спокойно. – Я сделал, что мог – я нанял Калтона защищать его в суде, и если красноречие и навыки помогут спасти его, ты можешь не беспокоиться о нем.

– Мой дорогой отец, – сказала девушка, обняв Марка за шею, – я знала, что ты не оставишь его ради меня!

– Моя дорогая, – ответил тот, поцеловав ее, – я сделаю все что угодно ради тебя.

В это время Брайан сидел за решеткой в Мельбурнской тюрьме, размышляя о своем положении. Он видел только один шанс сбежать, но не мог им воспользоваться.

– Это убьет ее, это убьет ее, – лихорадочно повторял он, шагая из угла в угол. – Лучше последний из Фицджеральдов будет известен как обычный вор, чем она узнает горькую правду. Если я найму адвоката, – продолжил он размышлять, – то первое, что он спросит, где я был в ту ночь, и если я скажу правду, то все раскроется, и тогда… нет, нет, нет, я не могу так поступить, это убьет ее… моя дорогая… – Рухнув на койку, он закрыл лицо руками.

Вдруг дверь его камеры открылась, и он увидел, что вошел Калтон. Этот адвокат был хорошим другом Фицджеральда, и Брайан был искренне тронут его добротой и желанием навестить его.

У Дункана Калтона было доброе сердце, и он очень хотел помочь своему другу, но это было еще и выгодным делом для него. Он получил записку от мистера Фретлби с просьбой защищать Фицджеральда, на что согласился, поскольку предвидел, что это дело может помочь ему прославить свое имя по всей Австралии. Конечно, он уже был знаменитым адвокатом, но его известность распространялась лишь на один город, а поскольку было очевидно, что дело Фицджеральда вызовет настоящую сенсацию на материке и в Новой Зеландии, он решил воспользоваться такой возможностью и перейти на новую ступень своей карьеры на пути к славе, состоянию и положению. Так что этот высокий внимательный мужчина с чисто выбритым лицом и выразительными губами зашел в камеру и взял Брайана за руку.

– Очень мило с твоей стороны прийти ко мне, – сказал Фицджеральд. – Именно в такой ситуации понимаешь, кто твой настоящий друг.

– Да, конечно, – ответил адвокат, внимательно глядя на изможденное лицо своего собеседника, как будто ему были известны его самые сокровенные мысли. – Я приехал по собственному решению, но еще и потому, что мистер Фретлби попросил меня увидеться с тобой и обсудить твою защиту.

– Мистер Фретлби? – удивился заключенный. – Он очень добр. Мне казалось, он считает меня виновным.

– Никто не считается виновным, пока это не доказано судом, – уклончиво ответил Калтон.

Брайан заметил, каким осторожным был его ответ, и нетерпеливо вздохнул.

– А мисс Фретлби? – спросил он аккуратно.

В этот раз ответ был конкретным:

– Она отказывается верить, что ты виновен, и не желает слышать ни слова против тебя.

– Благослови ее бог! – выдохнул ирландец. – Она настоящая женщина. Полагаю, я в безысходной ситуации? – горько спросил он.

– Ничего еще не обсуждалось, – успокоил его Дункан. – Твой арест отвлек внимание людей от театров, матчей и балов, и в настоящий момент тебя обсуждают днем и ночью в клубах и гостиных.

Фицджеральд съежился. Он был очень горд по натуре, и столь дурная слава была для него невыразимо унизительна.

– Но все это пустая болтовня, – заверил его Калтон, присев. – Давай перейдем к делу. Конечно, ты согласен, чтобы я был твоим адвокатом.

– Не думаю, что из этого что-то получится, у меня на шее уже затянута петля, – угрюмо возразил Брайан.

– Ерунда, – бодро отмахнулся юрист. – Ни у кого на шее нет петли, пока он не окажется на эшафоте. Тебе ничего не надо говорить, – продолжил он, подняв руку, чтобы друг его не перебивал, – я буду защищать тебя в суде, нравится тебе это или нет. Я не знаю никаких фактов, кроме тех, что были упомянуты в газетах, а те настолько преувеличивают, что на них невозможно положиться. Что бы ни говорили, я искренне верю, что ты невиновен, и ты выйдешь из тюрьмы свободным человеком, хотя бы ради той девушки, которая любит тебя.

Брайан не ответил, а просто протянул руку, и его друг пожал ее.

– Не буду отрицать, – продолжил Калтон, – что это дело интересует меня и с профессиональной точки зрения. Оно такое необычное, что я просто не мог упустить возможность разрешить эту загадку. Меня не интересуют твои банальные жульничества в покере, а вот этот случай очень интересен. Когда ты будешь в безопасности, мы вместе отыщем настоящего преступника, и удовольствие от поисков будет не меньше, чем радость, когда мы найдем его.

– Я полностью согласен с тобой, – сказал Фицджеральд спокойно, – но я не могу защитить себя.

– Не можешь? Ты же не хочешь сказать, что это ты убил его?

– Нет! – возмутился арестованный. – Но есть некоторые обстоятельства, которые не позволяют мне защищать себя.

– Что за бред? – не понял его Дункан. – Как будто что-то может помешать человеку спасти себя от смерти! Не беспокойся, мне нравятся трудности. Они раззадоривают меня, но результат того стоит. А теперь я хочу, чтобы ты ответил мне на несколько вопросов.

– Не обещаю.

– Что ж, посмотрим, – с энтузиазмом сказал адвокат, достав свой блокнот и положив его на колени. – Во-первых, где ты был в четверг вечером до убийства?

– Не могу сказать.

– Нет, мой друг, можешь, еще как можешь. Ты покинул Сент-Килда и отправился в город около одиннадцати часов на поезде.

– В одиннадцать двадцать, – поправил Брайан.

Калтон улыбнулся и записал эту информацию. «Немного дипломатии – это все, что нужно», – подумал он.

– И куда ты направился потом? – сказал он уже вслух.

– Я встретил Роллестона в поезде, и мы взяли кэб с Финдерс-стрит до клуба.

– Какого клуба?

– Мельбурнского.

– И?

– Роллестон направился домой, а я зашел в клуб и какое-то время играл в карты.

– Когда ты вышел из клуба?

– Около часа ночи.

– А потом, видимо, поехал домой?

– Нет.

– А куда?

– Пошел по улице.

– Очень расплывчато. Я полагаю, ты имеешь в виду Коллинз-стрит?

– Да.

– Значит, ты собирался с кем-то встретиться?

– Я такого не говорил.

– Может, и нет, но молодые люди не таскаются по улицам ночью без цели.

– Мне было неспокойно, и я хотел прогуляться.

– Правда? Интересно, что ты выбрал пыльный центр города вместо того, чтобы пройтись по Фицрой-Гарденс, который находится на пути домой! Так не пойдет, у тебя была назначена встреча с кем-то.

– Ну… да.

– Так я и думал. С мужчиной или женщиной?

– Не могу сказать.

– Значит, я сам это выясню.

– Не получится.

– Да? Почему же?

– Ты не знаешь, где ее искать.

– Ее! – воскликнул Калтон, обрадовавшись такому неожиданному успеху. – Я знал, что дело в женщине.

Брайан не ответил. Он сидел и кусал губы от волнения.

– Ну, кто эта женщина? – настаивал его защитник.

Молчание.

– Ну же, Фицджеральд, мужчина есть мужчина, и, конечно, тебе не нравится говорить об этом, но в данном случае стоит пожертвовать своей репутацией ради своей жизни. Как ее зовут?

– Не могу сказать.

– Ага, значит, ты знаешь ее имя?

– Ну да.

– И ты мне не скажешь?

– Нет!

Калтон тем не менее выяснил уже две вещи, что не могло его не радовать. Во-первых, тот факт, что у Фицджеральда была встреча, во-вторых, что встреча была с женщиной. Он продолжил расспросы в другом направлении:

– Когда ты последний раз видел Уайта?

Брайан ответил с неохотой:

– Я видел его пьяного у Шотландской церкви.

– Что? Так это ты остановил тот кэб?

– Да, – признался ирландец немного погодя, – это был я!

В голове у Дункана промелькнула мысль о том, действительно ли человек, сидящий перед ним, был невиновен, и он не мог не признать, что это дело все больше усугублялось.

– Значит, то, что написано в газетах, – правда? – уточнил юрист.

– Частично.

– Так! – Калтон сделал глубокий вздох – перед ним промелькнул луч надежды. – Ты не знал, что это был Уайт, когда ты нашел его пьяным возле церкви?

– Нет, не знал. Если бы я знал, я бы не стал помогать ему.

– Ну да, конечно. Но потом ты узнал его?

– Да. И, как и говорили газеты, я бросил его и ушел.

– Почему ты так резко бросил его?

Брайан удивленно посмотрел на адвоката.

– Потому что я ненавидел его, – коротко ответил он.

– А почему ты его ненавидел?

Молчание.

– Это потому, что он был влюблен в мисс Фретлби и, судя по всему, собирался жениться на ней? – допытывался Дункан.

– Да, – угрюмо признался его подзащитный.

– Итак, – сказал Калтон, – теперь самый главный момент, вокруг которого все закручено. Зачем ты сел в кэб вместе с ним?

– Я не садился в кэб.

– Но кэбмен говорит, что ты сел.

– Он врет. Я не вернулся туда, когда узнал Уайта.

– Тогда кто же тот мужчина, который сел в кэб с Уайтом?

– Я не знаю.

– И у тебя даже нет предположений?

– Никаких.

– Уверен?

– Да, абсолютно.

– Говорят, что он был одет точно как ты.

– Видимо. Я мог бы назвать дюжину знакомых, которые носят светлое пальто поверх вечернего костюма и шляпу с мягкими полями.

– Были ли у Уайта враги?

– Не знаю, я ничего о нем не знаю, кроме того, что он приехал из Англии не так давно с рекомендательным письмом для мистера Фретлби и имел наглость просить руки Мадж.

– Где Уайт жил?

– В Сент-Килда, в конце Грей-роуд.

– Откуда ты знаешь?

– Это было в газетах, и… и… – Фицджеральд засомневался, но все-таки закончил фразу: – Я приходил к нему.

– Зачем?

– Хотел заставить его прекратить оказывать внимание Мадж и сказать ему, что мы помолвлены.

– И что он сказал на это?

– Посмеялся надо мной. Будь он проклят!

– Вы ругались?

Брайан горько усмехнулся:

– Да.

– Кто-то слышал вас?

– Думаю, хозяйка комнат. Я видел ее в коридоре, когда выходил.

– Обвинение выдвинет ее в качестве свидетельницы.

– Скорее всего, – безразлично подтвердил заключенный.

– Ты сказал что-нибудь провокационное?

Фицджеральд отвернулся.

– Да, – тихо ответил он, – я был очень зол и сам не понимал, что говорю.

– Ты угрожал ему?

– Да. Я сказал, что убью его, если он продолжит настаивать на женитьбе.

– Ага! Если хозяйка сможет поклясться, что слышала эти слова, это будет веским доказательством против тебя. Насколько я понимаю, есть только один выход, и очень простой – ты должен предоставить алиби.

Молчание.

– Ты сказал, что не вернулся к кэбу и не садился в него? – спросил Калтон, внимательно глядя своему другу в лицо.

– Нет, это был кто-то другой, одетый, как я.

– И ты не имеешь понятия, кто это был?

– Нет.

– Итак, после того как ты оставил Уайта и пошел по Рассел-стрит, куда ты направился?

– Не могу сказать.

– Ты был пьян?

– Нет! – возмутился Брайан.

– Значит, ты помнишь, куда пошел?

– Я не могу сказать этого.

– Ты отказываешься?

– Да.

– Не торопись, поразмышляй. Возможно, тебе придется дорого заплатить за свой отказ.

– Если надо, пусть так и будет.

– И ты не скажешь мне, где ты был?

– Нет.

Калтон начал чувствовать раздражение.

– Ты глуп, – сказал он. – Жертвовать своей жизнью ради фальшивой благопристойности! Ты должен обеспечить себя алиби.

Молчание.

– Во сколько ты пришел домой? – не сдавался Дункан.

– Около двух часов ночи.

– Ты шел пешком?

– Да, через Фицрой-Гарденс.

– Ты видел кого-нибудь по дороге домой?

– Не знаю. Я не обращал внимания.

– Кто-нибудь видел тебя?

– Я не заметил.

– Значит, ты не скажешь мне, где ты был между часом и двумя часами ночи в пятницу?

– Ни за что!

Калтон задумался, что делать дальше.

– Ты знал, что у Уайта с собой были ценные бумаги? – задал он новый вопрос.

Фицджеральд замешкался и побледнел.

– Нет, я не знал! – упрямо заявил он.

Адвокат решил схитрить:

– Да? Зачем тогда ты забрал их у него?

– Что? Разве они были у него при себе?

Юрист воспользовался моментом:

– Да, с собой. Зачем ты взял их?

– Я не брал ничего. Я даже не знал, что они у него были.

– Правда? Не будешь ли ты так добр и не скажешь ли мне, что за бумаги? – гнул свою линию Дункан, и Брайан понял, в какую ловушку попал.

– Нет! Не скажу! – уверенно ответил он.

– Может, драгоценности?

– Нет!

– Важные документы?

– Я не знаю.

– Ага! Значит, все-таки бумаги. У тебя на лице написано. И эти бумаги были важны тебе?

– К чему этот вопрос?

Калтон внимательно посмотрел на своего подопечного.

– Потому, – медленно объяснил он, – что человек, которому эти бумаги были нужны, и убил Уайта.

Фицджеральд был поражен: он побледнел как смерть.

– Боже мой! – чуть ли не вскрикнул он. – Все-таки это правда. – И молодой человек упал в обморок на холодный пол.

Обеспокоенный Калтон позвал сторожа, и вместе они подняли его на кровать и плеснули немного воды ему на лицо. Он пришел в себя и застонал. Адвокат, видя, что его подзащитный не способен больше разговаривать, покинул тюрьму. Выходя, он остановился на мгновение и обернулся посмотреть на серые угрюмые стены.

– Брайан Фицджеральд, – сказал он себе под нос, – ты не убивал его, но ты знаешь, кто это сделал.