Текст книги "На территории Мильтона-Ламки"

5

Утомившись донельзя, они накинули халаты и уселись на заднем крыльце, в темном и прохладном ночном воздухе. Их овевал ветер, заставлявший кусты и деревья в саду клониться то в одну, то в другую сторону. Они слышали, как он шумит листвой больших, невидимых деревьев, росших в каком-то другом дворе.

В этом было что-то всемирное.

Никто их них не сказал ни слова. Сьюзан натянула шерстяные носки, большие лыжные носки, доходившие ей до икр. На нем была пара носков, вязанных «ромбиком», но даже при этом он мелко трясся, а иногда даже его всего передергивало, и он никак не мог уняться. Это было почти механическим содроганием. Вероятно, решил он, это связано с мышечным истощением. Усталость чувствовалась в каждой клетке тела, но он не хотел копаться в себе дальше. Он с удовольствием слушал шум ветра, зарывавшегося в деревья, которых они не видели.

– Страшно, – прошептала Сьюзан.

– Не согласен, – отозвался Брюс. Он улавливал запах цветов. Как-то раз мимо пролетел мотылек, наткнулся на сетчатую дверь и исчез. Возможно, он влетел в дом: дверь они оставили открытой, чтобы не оказаться отсеченными от внутреннего пространства.

Схватив его за руку, Сьюзан стиснула ее, а потом ударила его в грудь своей твердой головой.

– Ты ведь не был женат, правда? – спросила она.

– Нет, – сказал он.

– Но сексом ты занимался и раньше. Или же читал о нем необычайно хорошую книгу. Ты не вел себя как неумеха. Впрочем, другого я и не ожидала. Хочу, чтобы ты хорошенько подумал вот о чем. Я развелась с Уолтом. Для женщины, которая дважды была замужем, начать подумывать о третьем браке – очень большой шаг. Но браки заключаются и разрушаются. Лучше попытать счастья и ошибиться, чем… – Она задумалась. – Страх – это не то, чем следует руководствоваться. Воздерживаться из-за боязни совершить ошибку… Или это все тебе кажется смешным?

– Нет, – сказал он. – Не кажется. – Хотя на самом деле так оно и было. Теперь ему хотелось одного – вернуться в дом, лечь и уснуть. – Пойдем-ка в дом.

– Хорошо, – сказала Сьюзан, когда он закрывал сетчатую дверь на задвижку. – Ты пойдешь к себе в комнату, а я вернусь в свою. У миссис Поппинджей есть ключ, и, хотя она вряд ли придет раньше девяти часов, мы можем проспать.

– Хорошо, – сказал он, куда больше заинтересованный в сне, нежели в чем-то еще. Времени было половина пятого, и его усталость обратилась в боль.

Направляясь к своей комнате, она приостановилась, чтобы послать ему воздушный поцелуй. Доброй ночи, беззвучно произнесли ее губы, а потом, когда каждый из них открыл свою дверь, она наконец пропала из виду.

Что за ночь, думал он, забираясь во все еще влажно-теплую, смятую и чудно пахнущую постель.

Брак, подумал он.

И все же такая мысль ничуть его не встревожила. В браке присутствовала естественность и обыденность.

Полагаю, Тэффи станет моей падчерицей, подумал он. А как насчет офиса, «Копировальных услуг», моей работы там? Достанется ли мне часть этого бизнеса… стану ли я совладельцем?

Все это звучало для него очень приятно. Уснул он довольным, всеми помыслами устремляясь в завтрашний день.

На следующее утро, в половине одиннадцатого, они с Сьюзан вместе поехали на его «Меркурии» в центр, к офису.

Когда они парковались на другой стороне улицы, за пределами двухчасовой зоны, Сьюзан сказала:

– Слушай, мне надо пройти немного вниз и прикупить кое-какой материал для платья. А ты ступай внутрь, увидимся через полчасика. – Она поднесла ладонь козырьком ко лбу и пригляделась. – Дверь отперта. Зоя должна быть там. Если она слишком уж на тебя напустится, просто выйди и посиди здесь, в машине, или где сам захочешь. Но я не думаю, чтобы она так себя повела. Скорее всего, она тебе мало что скажет, наверное, займет себя работой.

– Не хочешь ли, чтобы я ей что-нибудь сказал? – спросил он, испытывая смутное раздражение.

– Нет, – сказала она, стоя на тротуаре и захлопывая дверцу со своей стороны. В костюме она выглядела очень ухоженной и элегантной. – Конечно, – добавила она, наклоняясь к окну, – не упоминай о том, что живешь у меня, или о том, что было прошлой ночью.

Сьюзан быстро зашагала прочь. Он запер машину, перешел улицу и, поеживаясь от неловкости, зашел в офис.

Как и предсказывала Сьюзан, Зоя не обратила на него внимания. За одним из столов в глубине помещения она сосредоточенно работала на старинной, массивной пишущей машинке, вынимая из нее страницу за страницей. Какое-то время он переминался с ноги на ногу в передней части офиса, где, очевидно, полагалось находиться клиентам, а потом решил взять быка за рога и прошел за прилавок и мимо нескольких столов.

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе утро, – отозвалась Зоя.

– Я буду здесь работать, – сообщил он.

– А, – сказала она веселым, оживленным голосом. – Мне Сьюзан так и говорила. – Мельком глянув на него, добавила: – Для меня это, конечно, мало что значит, потому что я отсюда ухожу.

– Ясно, – сказал он, кивая так, словно это для него было новостью.

– Наверное, через несколько дней. Я мечтаю выбраться из этого тупика уже год, самое меньшее.

Она перестала печатать и повернула стул, чтобы смотреть ему в лицо. Медленнее и отчетливее произнесла:

– Мы постоянно несем убытки, как вам, вероятно, известно. Сьюзан, полагаю, вам это изложила. Она так же мало верит в этот бизнес, как и я. Не знаю, почему она хочет барахтаться дальше. Здесь через дорогу есть дешевый магазин, где продают бумагу, ленту и копирку; мы не можем конкурировать с ними, потому что они закупают сразу помногу. А в большой аптеке на углу торгуют портативными пишущими машинками. Это не оставляет нам ничего, кроме сдачи машинок в аренду, печатания рукописей и копирования на мимеографе, а на таких вещах много не заработаешь. Даже если бы у нее были деньги на инвестицию, ничего хорошего не получилось бы, если только она не собирается перебраться в какое-нибудь другое место. А если она решится на это, то потеряет почти все, что мы вложили в обустройство этого заведения.

Он ничего не сказал. Услышанное его несколько озадачило.

– Для какой именно работы она вас наняла? – спросила Зоя. – Просто заниматься здесь обычной текучкой? Вы умеете печатать? Она, конечно, не собирается перепечатывать рукописи и заполнять стандартные формы сама… В основном заниматься этим приходится мне. – На ее морщинистом пожилом лице отразился утонченный триумф. Не было у нее жалости ни к нему, ни к Сьюзан: теперь, узнав о своем уходе, она сделалась бессердечной.

– Чем вы собираетесь заняться, когда уйдете? – спросил он.

– О, я думаю открыть небольшое заведение неподалеку от Далласа. Там живут мои друзья.

– Что ж, я желаю вам удачи, – сказал он.

– Я тоже желаю вам удачи в работе с Сьюзан, – твердым голосом заявила Зоя. – Вы давно с ней знакомы? Если вам удастся сделать это заведение преуспевающим, то это будет ваша заслуга, а не ее, – у нее абсолютно нет ни способностей, ни усердия. Она просто хочет вытягивать отсюда столько денег, сколько ей хватало бы для удовлетворения своих потребностей.

Она резко оборвала разговор и вернулась к своей работе. Прошло какое-то время, и она спросила:

– У вас есть опыт работы в розничной торговле?

Вопрос был задан с такой интонацией, словно ее ничуть не удивило бы, что у него такого опыта целые годы и что Сьюзан заманила к себе кого-то, кто сможет взять на себя руководство и управлять этим заведением с максимальной эффективностью. Несмотря на неприязнь, она явно питала к нему уважение, чуть ли не благоговение. Как будто, заменяя ее, он уже тем самым доказал, что лучше пригоден для этой работы. И, конечно, он был мужчиной. Наблюдая за ней и изучая ее, он чувствовал, что она автоматически уступает первенство мужчинам. В этом, должно быть, крылась ее слабость. И это было одним из обстоятельств, что препятствовали им в налаживании бизнеса, в ведении дел с оптовиками и клиентами.

Две женщины, пытающиеся заниматься бизнесом. Да, ситуация неблагоприятная.

– Я хотел бы посмотреть ваши счета-фактуры за последние несколько месяцев, – сказал он.

– Они в скоросшивателе, в картотечном шкафу. По алфавиту.

Усевшись за свободный стол, он принялся изучать счета-фактуры, чтобы разобраться, каким образом шли прахом все их затраты.

– Изучаете, какие у нас были доходы? – как-то невзначай спросила Зоя.

Почти сразу же он заметил, что Сьюзан и Зоя производили закупки наихудшим способом: понемногу каждый месяц и по самой высокой цене за единицу товара. Увидел он и то, что они никогда не забирали свои закупки сами – им их всегда доставляли.

– Как у вас насчет возвратов? – спросил он у Зои. – Насчет бракованной продукции, которая возвращается поставщикам?

– Об этом вам надо спросить у Сьюзан, – сказала Зоя.

Возможно, они упускали возможность обновлять свои припасы с помощью периодических рекламаций. Он расхаживал по офису, заглядывая в шкафы с товарами, на полки со стопами печатной бумаги, коробками с машинописными лентами, плоскими пакетами копирки и износившимися старыми пишущими машинками, которые сдавались в аренду по цене пять долларов в месяц и ниже. С первого взгляда он понял, что эти древние машинки занимают большую часть пространства хранения; ими были полностью заставлены две стены, от пола до потолка. На большинстве из них лежал толстый слой пыли. Витринное пространство тоже занималось машинками на продажу, и все были подержанными, ни одной новой. Как в лавке старьевщика, мрачно подумал он. Его опыт восставал против подержанной техники, он испытывал тошноту даже при мысли дотронуться до пыльных, неопрятных предметов в магазинах старых товаров. Ему нравились вещи новые, в гигиенических целлофановых упаковках. Представь себе покупку подержанной зубной щетки, подумал он. Господи…

Закурив сигарету и размышляя, он начал подумывать о льготах на поставку. Если новые пишущие машинки продаются поблизости, то производители могут быть против открытия новых торговых точек. Но… возможность заполучить технику есть всегда. Она никуда не денется, если у покупателя имеются наличные и, желательно, средства немедленной транспортировки.

Собственные замыслы начали его волновать. Преобразовать это заведение…

– Думаю, что смогу сделать здесь много чего хорошего, – сказал он.

Зоя не ответила.

В полдень в офис влетела Сьюзан с целой охапкой пакетов. Она остановилась возле Зои и принялась показывать ей всякую всячину. Брюс, осознавая ее присутствие, продолжал работать. Наконец она подошла к нему.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – отозвался он. – А я тут кое-что уже нарыл.

Он обнаружил папку со счетами дебиторов и занимался сведением в таблицу всех неоплаченных долгов.

– У тебя такой занятой вид, – заметила Сьюзан.

Из-за своего стола подала голос Зоя:

– Если никто не возражает, то я, пожалуй, выйду перекусить.

Она уже зачехлила машинку и убрала свой рабочий халат.

– Ступай, конечно, – озабоченным голосом сказала Сьюзан.

Как только Зоя вышла из офиса, Сьюзан уселась напротив него.

– Как все прошло? – нетерпеливо спросила она. – Много она говорила?

– Очень мало, – сказал Брюс. Он чувствовал к ней некоторую прохладу из-за того, что ему пришлось войти в офис одному; ему казалось, что ей следовало бы составить ему компанию.

– Вот и хорошо, – сказала она с облегчением. – Понимает, что должна смириться с твоим присутствием.

Сьюзан наклонилась к нему.

– Она рассказывала, что мы пытались получить льготу на поставку у фирмы «Ундервуд», а они нам отказали? – Она встревоженно изучала его взглядом.

– Нет, – сказал он. – Но я как раз думал о возможности таких льгот.

– Если бы мы смогли сколотить достаточно денег, чтобы вложить их в действительно большую начальную закупку, нам бы ее предоставили. Согласен? Ты ведь все о таких делах знаешь.

– Посмотрим, – сказал он.

– Я рассчитываю на тебя в закупках товаров, которые мы будем продавать.

– Знаю, что рассчитываешь, – сказал он. – Но денег я найти не могу.

– Зато ты можешь заключать договора о поставках, которые не обойдутся нам слишком уж дорого. И ты можешь получать товары на консигнацию. Разве нет?

– Зависит от обстоятельств, – сказал он.

– А что ты думаешь о прилавках? Если мы раздобудем новые портативные машинки, нам понадобится место, чтобы их выставить.

Он сказал:

– Если уж мы заговорили о деньгах, то вот вопрос: я на тебя официально работаю?

– Как… Я имею в виду, – сказала она, выпрямляясь на стуле и хмурясь на лихорадочный, беспокойный манер, – да, конечно, ты начал работать этим утром, как только сюда вошел. Я считаю тебя официальным участником фирмы.

С величайшей осторожностью и тактом он спросил:

– Как ты собираешься организовать мою оплату?

– Тебе придется брать деньги из прибыли, так же как и нам. Временно, конечно. И мы всегда это фиксируем: у нас есть постоянная форма, вроде квитанции, которую мы обе подписываем.

– Но сколько именно?

– Сколько… сколько, по-твоему, тебе надо?

В этом пункте он, разговаривая с нею, оказался перед глухой стеной.

– Вопрос не в этом. Вопрос в том, чтобы привести все в порядок, чтобы мы видели реальное положение дел.

Это тотчас встревожило ее и смутило.

– Решай сам, – порывисто сказала она. – Я приму все, что ты скажешь. Особенно, если… – Она осеклась и оглянулась. – Если мы последуем нашим планам, на что я очень надеюсь. – Она понизила голос. – Брюс, я хочу, чтобы ты был свободен решать, сколько тебе надо. Я дам тебе бухгалтерские книги, и ты увидишь, какие суммы брали мы с Зоей.

После того как она показала ему бухгалтерские книги и они обстоятельно все обсудили, было решено, что он может снять со счета до трехсот пятидесяти на период в тридцать дней.

– Я тебя не граблю? – обеспокоенно спросила она.

– Нет, – сказал он, довольный, что этот вопрос улажен.

– Я хочу платить тебе больше. Ты достоин большего. Может быть, позже, когда у нас будет что-нибудь на продажу. – Сжав кулаки, она воскликнула: – Черт, нам позарез надо что-нибудь на продажу!

Вошел какой-то клиент, и Сьюзан встала, чтобы его обслужить.

Позже тем же днем он оправился в дешевую лавку на другой стороне улицы, чтобы самолично посмотреть, что у них продается, а что нет.

Прилавок, на котором была выложена бумага и принадлежности к пишущим машинкам, тянулся вдоль одной стороны лавки и с улицы был невидим; с другого прилавка продавали бижутерию и пуговицы, так что лавка вроде бы уделяла равное внимание печатным аксессуарам и пуговицам. Ленты у них были уложены в две аккуратные горки. Каждая из лент продавалась по цене 89 центов, их бренд был ему незнаком, и он распознал в них низкокачественные укороченные ленты, пригодные лишь для печатания писем и совершенно не подходящие для офисных работ. Кроме того, он заметил, что в лавке не было запаса лент для всех моделей пишущих машин. Их машинописная бумага шла по цене от 10 до 25 центов за пакет, пачками ее не продавали. Это тоже был дешевый второсортный товар, а не лоскутная или льняная бумага с водяными знаками, на которой машинистки предпочитают печатать первые экземпляры. Это его приободрило. А что до копирки, то она у них была синей.

Он прошел дальше, к аптеке.

Как и следовало ожидать, в аптеке имелось четыре бренда доступных по цене портативных пишущих машинок, и каждый из них был хорошо выставлен: машинки помещались в конце прилавка с фотоаппаратами и сопутствующими товарами, рядом с камерами и недорогими магнитофонами. Он отметил, что в аптеке представлены только самые дешевые портативные машинки каждой линии, а офисных моделей нет вообще.

Когда рядом с ним замаячила девушка, готовая его обслужить, он поинтересовался, какая у портативных машинок гарантия. Ровно девяносто дней, ответила она.

– И ее надо будет везти сюда, – спросил он, – если что-то сломается?

– Нет, – беззаботно сказала она. – Вам придется доставить ее в ремонтную мастерскую… – Она нагнулась, исчезнув за прилавком, и появилась снова, держа в руках измочаленную папку. – В городе ремонтной службы нет. Она на шоссе в Покателло.

– Не знаете ли, – спросил он, – есть ли здесь поблизости контора, где мне могли бы кое-что профессионально напечатать?

– По-моему, такой офис находится ниже по этой улице, – сообщила девушка.

Поблагодарив ее, он покинул аптеку.

Они явно не занимались пишущими машинками всерьез. Ориентировались в основном на школьников и бизнесменов, которым нужна дома какая-нибудь машинка, чтобы время от времени что-то напечатать. Он порылся в своих знаниях о системе льготных поставок и вспомнил, что дилерам часто предоставляют льготу, которая позволяет им продавать только самые дешевые товары в линии, а не все, что в ней имеются. Он легко мог бы выяснить, есть ли у этой аптеки льгота на поставку машинок большего размера, если бы таковые потребовались. Скорее всего, не было.

Он снова перешел улицу и вернулся в офис.

Посреди офиса по ту сторону прилавка стоял низкорослый и смуглый тип с округлыми плечами, одетый в элегантный серый однобортный костюм и при галстуке-бабочке. Облако сигаретного дыма окружало его после каждой затяжки. Заметив Брюса, он сощурился на него через очки роговой оправы, сделал гримасу, сплюнул клочок сигаретной бумаги и сказал хриплым, но дружелюбным голосом:

– Обслужить вас не могу. Я здесь не работаю.

У его ног Брюс заметил кожаный портфель, сумку с ручками. Этот тип, очевидно, был коммивояжером от какого-то производителя. Он наблюдал за Брюсом с ироничной бесцеремонностью, как будто хотел его обслужить, но считал себя недостаточно компетентным, а к тому же и посторонним. Находясь за прилавком, но здесь не работая, он словно бы плыл под чужим флагом. У него был извиняющийся вид.

– Все в порядке, – сказал Брюс, проходя мимо него.

У того широко открылись глаза.

– Вот как, – проворчал он. – Раб, значит.

– Верно, – сказал Брюс. Нигде не было видно ни Сьюзан, ни даже Зои. – А где они? – спросил он у предполагаемого коммивояжера.

Тот пожал плечами:

– Зоя в туалете. Сьюзан нет. Меня зовут Мильт Ламки.

Он протянул ладонь, и Брюс увидел, что руки и ноги у него короткие, а кисть широкая и плоская, узловатая, но опрятная, с профессиональным маникюром. Лицо покрывали оспины, но за зубами он ухаживал хорошо. Ботинки, черные и вроде как импортные, были потерты, но тщательно начищены.

– Кого вы представляете? – спросил Брюс, пожимая ему руку.

– «Бренди братьев во Христе», – сказал Ламки своим грубым, как гравий, голосом. А потом наклонил голову, скорчил гримасу и пробормотал: – Ну не тупость ли так говорить? Сегодня у меня один из свободных дней. Захожу сюда и никого не застаю на месте. Чего же удивляться рецессии? Я из «Бумажных поставок Уолена». Но представьте себе, ликеро-водочная компания под названием «Братья по Христе»! Все равно что оружейный завод имени Иисуса. Я заметил их рекламу в винной лавке через дорогу. Никогда раньше на глаза не попадалась.

Брюс сказал Ламки, как его зовут.

– Давно здесь работаете? – поинтересовался Ламки. – Я захожу сюда не чаще, чем раз в два месяца.

Брюс объяснил, что только-только.

– Собираетесь управлять этим заведением? – доброжелательно спросил Ламки. – Вот этого им и недостает, человека, который явился бы сюда и все взял в свои руки. А так они ничего не решают. Все идет юзом. Где вы были до этого?

Брюс сказал, что работал в БПЗ.

– Вот за это я бы засветил вам в промежность, – сказал Ламки.

– Вы не одобряете дисконтные дома?

– Ежели они торгуют прогорклыми конфетами – нет, не одобряю.

Подобного аргумента он еще не слыхивал. Это показалось ему невероятно смешным, и он захохотал, полагая, что Ламки шутит. Но тот, напустив на себя надменный и решительный вид, поспешил убедить его в обратном.

– Как-то раз купил коробку «Маундз» в одном дисконтном доме в Окленде, что в Калифорнии… – Ламки закашлялся, поперхнувшись сигаретным дымом, уж так ему не терпелось доказать свою точку зрения. Помахал рукой, разгоняя дым. – На вкус они были как мыло. Должно быть, раздобыли какие-то остатки в гарнизонных лавках времен Второй мировой.

– Не все же дома одинаковы, – сказал Брюс.

– Ваше слово против моего, – отрезал Ламки. Вынув изо рта сигарету, он достал пачку «Парламента» и предложил Брюсу угощаться. – Думаю, у вас, приверженцев дисконта, все пойдет прахом, потому что торговля для вас не работа. Это какое-то безумие, как домашние морозилки. Вам бы людьми торговать.

Он говорил об этом с угрюмым видом, как о некоем факте, который он не одобрял, но все же принимал. Руки у него, когда он прикуривал новую сигарету, дрожали, кончик ее вихлял, уклоняясь от язычка пламени, вырывавшегося из зажигалки «Ронсон» в кожаном футлярчике, и ему пришлось большим пальцем двигать сигарету.

– Но вы все равно стоите на своем, – процедил он углом рта. Дым попал ему в левый глаз, и тот покраснел и заслезился. Он криво улыбнулся Брюсу.

– О, Мильт! Здравствуй. – В офис вошла Сьюзан.

Мильт Ламки убрал зажигалку в карман пиджака, отчего тот выпятился, нарушая правильность линий его костюма.

– Где ты была? Я поживился деньгами из твоей кассы, просто чтобы тебя проучить.

– А что, разве Зои нет?

– Сидит на горшке, – ответствовал Ламки. – Хочешь, пойдем выпьем кофе?

– Я только что ела – вот где я была, – сказала Сьюзан. – Не думаю, чтобы нам сейчас захотелось что-то у тебя покупать. Ты уж прости. Если только ты не хочешь показать нам что-то новенькое.

– Как насчет линейки дешевых арифмометров?

– Никак, – сказала она.

– Цифровых компьютеров?

– То же самое.

– «Униваки» домашней модели за 17 долларов 95 центов. Твоя цена. В розницу рекомендуется, кажется, 49.95. Ничего выгода, а? Лучший подарок на Пасху.

Сьюзан обвила его рукой за шею и похлопала по спине.

– Нет, – сказала она. – Как-нибудь в другой раз. Сейчас нам надо решить много реорганизационных вопросов. У нас столько планов!

Повернувшись к Брюсу, Ламки сказал:

– А как насчет нас? Выпьете со мной чашку кофе?

– Хорошая мысль, – сказала Сьюзан. – Мильт, это Брюс Стивенс. Он будет заниматься закупками. – Она понизила голос. – Зоя уходит.

– Пойдем, – Ламки кивнул в сторону двери, призывая за собой Брюса. – Этого мерзавца я оставлю здесь, – сказал он, имея в виду свой кожаный портфель. – Если тебе нравится быть инфантильной, можешь в нем порыться.

Вскоре они с Брюсом уселись за стойку в кофейне неподалеку.

– Значит, Зоя де Лима уходит, – сказал Ламки, прикуривая третью сигарету, водружая локти на стойку и держа руки возле своего носа, а большие пальцы – в ноздрях. – Сьюзан поступает умно. Ей следовало бы выбраться из-под этого завала еще два года назад. Сьюзан – сумасбродка, а Зоя – просто цыпленок, во всех отношениях.

Им подали кофе.

– С Сьюзан, по крайней мере, можно о чем-то договориться, – сказал Мильт. – Но вот Зою ничем не прошибешь. Она прогнила насквозь, как старая сосновая доска. Все, что нужно Сьюзан, – чтобы кто-то говорил ей, что делать. – Кое-как сунув за ворот салфетку, он отхлебнул кофе.

– Место хорошее, – заметил Брюс, слегка ошарашенный Мильтом Ламки и его откровенностью. Ему больше были привычны восторженные, якобы искренние торговцы, никогда не говорившие правды.

– Я знаю Сьюзан не один год, – угрюмо сказал Мильт. – Хорошая женщина. Хотя я всегда удивлялся, почему она терпит неудачу в бизнесе. – Нахмурившись, он потрогал какой-то из своих зубов. – Слушайте, – продолжал он. – Вы не находите, что она чертовски привлекательна?

– Спору нет, – несколько уклончиво отозвался Брюс.

– Где-то на задворках сознания у меня всегда крутилась мыслишка попытаться пригласить ее куда-нибудь вечером. На ужин или куда-нибудь еще. И попробовать пробиться сквозь ее умелое притворство, распознать, кто она такая на самом деле. Вы можете себе представить, что она когда-то была учительницей в школе? Все равно что обнаружить, что парень, который доставляет тебе уголь, – это Альберт Эйнштейн, занимающийся тем, что ему больше всего по нраву. Эйнштейн, конечно, умер. Я читаю «Тайм», так что все такое знаю. Полезно быть в курсе мировых событий. Вы так не думаете? Это иногда может помочь заключить большую сделку.

– Вы живете неподалеку? – спросил Брюс.

– Да, черт бы его побрал. Моя территория включает в себя всю северо-западную часть Тихоокеанского побережья, хотите – верьте, хотите – нет. Раньше я жил в Орегоне, но приходилось слишком много ездить. Так что теперь я здесь, в Айдахо. Вроде как посередке. Я разъезжаю повсюду, от Портленда на севере до Кламат-Фолса на юге, а на восток – вплоть до Покателло. Жалкое, конечно, это местечко, чтобы здесь жить.

Ламки погрузился в молчание.

– Я здесь все просто ненавижу, – сказал он наконец. – Айдахо меня подавляет. Особенно дорога отсюда в Покателло. Вы когда-нибудь видели такую убогую дорогу, сплошь разбитую, дерьмовую донельзя? В любом другом штате это было бы окружным проселком для фермеров с телегами арбузов. А здесь это – на тебе! – федеральная магистраль. А эти мушки, что вьются вокруг Монтарио? Эти дьявольские мушки – желто-прозрачные, неслышно порхающие и жалящие все подряд… вы когда-нибудь поднимали такую мушку, дохлую, чтобы рассмотреть ее вблизи? Эта чертова тварь ухмыляется. Как может ухмыляться насекомое, не имея ни зубов, ни десен, ни губ, – этого я не знаю.

– В Монтарио я родился, – сообщил Брюс.

– На вашем месте я бы об этом помалкивал, – сказал Ламки.

– Если бы у вас был выбор, – спросил Брюс, – где бы вам хотелось жить?

Ламки фыркнул:

– В Лос-Анджелесе.

– Почему?

– Потому что когда заезжаешь в автолавку, чтобы купить солодового молочка, то у девицы, которая его тебе приносит, задница точь-в-точь как у Мэрилин Монро.

Это был хороший ответ.

– Не подумайте, что я сижу здесь и размышляю о женских задницах, – продолжал гудеть Ламки своим грубым голосом. – На самом деле я об этом уже год как не думаю. Вот что вытворяет с человеком жизнь в Айдахо. И здесь нечем заняться, нечего читать, нечего смотреть. Есть пара баров, грязных, заплеванных и темных, но это почти и все. Может, я из-за ковбойских шляп так раздражаюсь? Никогда не верил тем, на ком ковбойская шляпа. По-моему, они все психи. Я не приспособлен, чтобы торговать машинописной бумагой. Вы понимаете? Разве это не очевидно? Не забудьте об этом в следующий раз, когда я заеду к вам со специальными летними предложениями. Просто скажите мне «нет», и я укачу. Мне наплевать, купите вы что-нибудь или нет. По правде говоря, надеюсь, что не купите. А не то мне придется заполнять заказ. Я даже не знаю, при мне ли еще моя ручка. – Он пошарил во внутренних карманах своего пиджака. – Вы только посмотрите, – сказал он. – Эта чертова штука вся протекает. Что за гадость. – Он с мрачным видом снова застегнул пиджак.

– Вам бы понравилось в Рино, – сказал Брюс.

– Может быть. Когда-нибудь мне придется поехать туда и посмотреть. Что вы намерены сделать, работая у Сьюзан?

– Раздобыть что-нибудь на продажу. Избавиться от подержанного хлама.

– Правильно, – сказал Мильт.

– Я бы хотел закупить новые портативные машинки, но в аптеке поблизости об этом уже побеспокоились.

– Я скажу вам, чем вам следует заняться всерьез, – сказал Мильт. – И поскольку сам я этим не занимаюсь, то, как понимаете, вовсе не пытаюсь соблазнить вас какой-то сделкой.

– Не томите, излагайте, – сказал Брюс.

– Займитесь импортными портативными машинками, – провозгласил Мильт.

– Итальянскими? «Оливетти»?

– На рынок сейчас выходит японская машинка. Электрическая. Первая в мире, какую я только знаю.

– «Смит-Корона» выпускает электрическую портативную машинку, – возразил Брюс.

Мильт улыбнулся:

– Да, но там ручной возврат каретки. А в японской машинке все на электричестве.

– И сколько стоит?

– В том-то и дело. Они собирались обзавестись дилерами и продавать их напрямую. Импортировать без посредников. Но парочка крупных американских производителей пишущих машинок перепугалась и затеяла переговоры. А машинки тем временем на рынок так и не попали. Они придерживают их, пока не будет выработана основа для льготных поставок. Полагаю, что где-то здесь поблизости имеется, по крайней мере, один склад, забитый ими под завязку.

– Никогда не слыхал ни о чем подобном, – сказал Брюс, чувствуя прилив торгового энтузиазма.

Какое-то время они обсуждали эту тему, потом покончили с кофе и пошли обратно в «Копировальные услуги».

У обочины Брюс увидел незнакомый автомобиль, светло-серый седан со старомодной, но в высшей мере классической решеткой радиатора. Автомобиль выглядел несколько архаично, но его чистые линии перекликались с новейшими концепциями в дизайне. Оставив Мильта, он подошел к машине, чтобы как следует ее осмотреть. Его внимание привлек значок в виде трехконечной звезды. Это был «Мерседес-Бенц». Первый, который ему довелось увидеть.

– Вот машина, от которой я бы не отказался, – сказал он, упиваясь ее видом. – Пожалуй, это единственная иностранная машина, которую я не прочь видеть. Посмотрите на эту кожу внутри. – Сиденья, обтянутые толстой кожей, представлялись ему последним словом в элегантности.

– Это моя машина, – сказал Мильт.

– Правда? – Он не поверил. Этот низкорослый и растрепанный бумажный коммивояжер, конечно же, снова его дурачил.

Вытащив необычного вида ключ, Мильт отпер переднюю правую дверцу «Мерседеса». На заднее сиденье машины были уложены пачки образцов бумаги, некоторые из них соскользнули на пол.

– Я намотал на ней тридцать тысяч миль, – сообщил Мильт. – Гонял ее по всем четырнадцати западным штатам и никогда не знал с ней никакого горя.

– Это «восьмерка»?

– Нет-нет, – резко сказал Мильт. – «Шестерка». По-настоящему устойчивая машина. У нее сзади качающиеся оси. И синхронизатор низко расположен. Новыми они стоят около тридцати четырех сотен.

Брюс открыл и закрыл дверь.

– Как будто сейф закрываешь, – сказал он. Дверца была пригнана идеально.

Когда Мильт снова запер машину, они прошли в офис.

– Я думал, что если заимею такую машину, – говорил Мильт, – то вся езда, которой мне приходится заниматься, будет сплошным удовольствием. Но особой разницы нет. Так, незначительная. В чем я по-настоящему нуждаюсь, так это в другой работе.

– Так ты хочешь работать здесь? – сказала Сьюзан, невольно подслушав последнюю фразу.

– Это единственная работа, которая еще хуже моей, – отрезал Мильт. – Розничная торговля гаже всех остальных унизительных занятий в мире.

Она обратила на него тусклый, серьезный взгляд.

– Ты так считаешь? Жаль, что я этого не знала. И что же, по-твоему, такая работа делает с человеком, развращает?

– Нет, – сказал он. – Она просто разъедает самоуважение. Начинаешь смотреть на себя сверху вниз.

– Я не считаю, что занимаюсь розничной продажей, – сказала Сьюзан.

– Конечно, занимаешься. Чем же еще, как не этим?