Текст книги "Око небесное"

6

– Этот человек говорит, что знаком с тобой, – объяснила девушка Хэмилтону.

– Так и есть, – подтвердил Хэмилтон. – Бери табурет и присаживайся. – Он спокойно посмотрел на Лоуса. – Ну и как, ты за этот день разобрался, что происходит с физикой?

– Черт с ней, с физикой, – хмуро сказал Лоус. – С ней покончено, считай, что я ее перерос.

– Сходи построй резервуар, – посоветовал ему Хэмилтон. – Перестань читать так много книжек. Выйди на свежий воздух.

Лоус положил свою тонкую руку на плечи блондинке.

– Познакомься, это Грейс, Благодать. Полный резервуар. По самые жабры.

– Приятно познакомиться, – сказал Хэмилтон.

Девушка неуверенно улыбнулась.

– Но меня зовут не Грейс. Меня зовут…

Лоус оттолкнул ее и склонился к Хэмилтону.

– Это очень хорошо, что ты упомянул термин «резервуар».

– Почему?

– Потому, – сообщил ему Лоус, – что в этом мире таких вещей не существует.

– Но должны же быть.

– Пойдем-ка. – Ухватив Хэмилтона за галстук, Лоус оттащил его от барной стойки. – Покажу тебе кое-что. Величайшее изобретение в мире после подушевого налога.

Осторожно пробираясь между посетителями, он привел Хэмилтона к стоящему в углу автомату по продаже сигарет. Хлопнув по автомату ладонью, Лоус триумфально объявил:

– Ну? Что ты думаешь об этом?

Хэмилтон внимательно осмотрел аппарат. Ничего необычного: высокий металлический ящик, зеркало с голубоватым отливом внутри, прорезь для монет справа вверху, ряды небольших стеклянных окошек, за каждым из которых ожидал покупки свой сорт сигарет, ряд рычагов и окно выдачи.

– Выглядит нормально, – заключил он.

– Ничего такого не заметил?

– Нет, ничего конкретного.

Лоус огляделся по сторонам, но никто их не подслушивал. Он притянул Хэмилтона поближе к себе.

– Я наблюдал, как работает эта машина, – зашептал он хрипло. – И кое-что понял. Попытайся это представить себе. Попытайся принять это. В этой машине нет сигарет.

Хэмилтон задумался.

– Совсем нет?

Присев на корточки, Лоус указал на ряды сигаретных пачек в витрине автомата.

– Вот только эти. По одной штуке каждого вида. Резервуара нет. Но вот смотри. – Он забросил четверть доллара в прорезь, выбрал рычаг «Кэмела» и твердо нажал на него. Выпала пачка «Кэмела», и Лоус подхватил ее.

– Видал?

– Что-то я не понял, – признался Хэмилтон.

– И автомат по продаже сладостей точно такой же. – Лоус подвел его к соседнему аппарату. – Конфеты падают – но внутри их нет. Только те, что на витрине. Понимаешь? Доходит?

– Нет.

– Ты читал когда-нибудь о чудесах? В пустыне это были вода и пища, там это было главным. Хлеб, рыбы и вино.

– А, – сказал Хэмилтон. – Точно.

– Эти машины работают так же. Умножение при помощи чуда. – Из кармана Лоус извлек отвертку; присев на корточки, он начал откручивать панель автомата с шоколадками. – Я тебе точно говорю, Джек, это величайшее открытие, совершенное человеком. Это перевернет всю современную промышленность. Вся концепция машинного производства, вся технология сборочных линий… – Лоус сделал жест рукой. – Долой. Капут. Сырье больше не нужно. Угнетаемая рабочая сила больше не нужна. Никаких больше грязных грохочущих фабрик. В этом металлическом ящике скрывается огромная тайна.

– Вон как. – Хэмилтон заинтересовался. – Похоже, ты и впрямь нащупал что-то важное.

– Это можно использовать. – Лоус увлеченно откручивал заднюю панель машины. – Помоги-ка мне. Давай замок отожмем.

Замок поддался. Вдвоем они вытащили заднюю панель конфетного автомата и прислонили ее к стене. Как Лоус и говорил, вертикальные столбики, что составляли резервуары машины, оказались совершенно пусты.

– Достань-ка десятицентовик, – велел Лоус. Он умело раскрутил внутренний механизм, и теперь конфеты на витрине стали видны сзади. Справа от них была труба выдачи, а в ее начале гнездилась сложная система рычагов, колесиков и передач. Лоус начал отслеживать физическую цепочку вверх, до места появления товара.

– Похоже, что шоколадка появляется вот здесь, – предположил Хэмилтон. Заглядывая через плечо Лоуса, он указал на плоскую полочку. – Монета задевает переключатель и перебрасывает вот этот поршень. Он сообщает шоколадке толчок и заставляет ее двигаться к окну выдачи. Остальное происходит под действием силы тяжести.

– Забрось монетку, – сказал Лоус нетерпеливо. – Я хочу посмотреть, откуда же берется эта чертова шоколадка.

Хэмилтон вставил монетку и потянул случайно выбранный поршень. Колесики и рычажки пришли в движение. Из центра работающего механизма выскочил шоколадный батончик, скользнул по трубе выдачи и остановился в окошке получения.

– Он просто возник из ничего, – благоговейно прошептал Лоус.

– Но в совершенно конкретном месте. Похоже на то, что он касался образца своего вида. Это заставляет предположить, что перед нами процесс бинарного деления. Товар-образец делится на две целые шоколадки.

– Забрось еще дайм. Джек, я тебе говорю – это оно.

Материализовалась еще одна шоколадка и точно так же, подчиняясь хитроумной механике, вылетела наружу. Мужчины восхищенно наблюдали за процессом.

– Замечательный аппарат, – признал Лоус. – Разработка и исполнение просто прелесть. Блестящее использование принципа чудес.

– Но мелкомасштабное использование. – Хэмилтон указал на надпись: – Для сладостей, безалкогольных напитков и сигарет. Не использовать ни для чего важного.

– И вот тут появляемся мы. – Лоус осторожно закинул кусочек фольги на пустую полочку за образцом шоколадки «Херши». Фольга не встретила сопротивления. – Да, там действительно пусто. Если я сейчас вытащу этот образец и положу на его место что-то другое…

Хэмилтон вытащил образец «Херши» и вложил на его место на витрине крышку от бутылки. Потянув рычаг, они получили в окне выдачи точно такую же крышку, прошуршавшую туда по трубе аппарата.

– Да, это надежное доказательство, – согласился Лоус. – Аппарат удваивает что угодно, лишь бы оно касалось образца. Мы можем копировать все, что захотим. – Он вытащил несколько серебряных монет. – Что ж, приступим к делу.

– А как тебе такая идея? – сказал Хэмилтон. – Старый принцип электроники, обратная связь. Часть выдачи мы возвращаем обратно на стадию исходной модели. И накапливаем, все больше увеличиваем образец – чем больше нам выдается, тем больше мы вставляем обратно и удваиваем.

– Лучше всего была бы жидкость, – прикинул Лоус. – Только где бы взять стеклянных трубок, чтобы вкачивать ее обратно?

Оглядевшись, Хэмилтон содрал со стены неоновую рекламную трубку. Лоус тем временем отправился в бар, чтобы заказать напиток. Пока Хэмилтон устанавливал трубку, Лоус вернулся с крохотной рюмочкой янтарного цвета жидкости.

– Бренди, – объяснил он. – Настоящий французский коньяк – лучший из того, что у них есть.

Хэмилтон вставил рюмку на копировальную полочку, туда, где раньше лежала шоколадка «Херши». Стеклянная трубка, лишившаяся своего неона, шла из зоны копирования в двух направлениях. Один конец вел обратно к рюмке, второй же выходил к окну выдачи.

– Будет четыре к одному, – сообщил Хэмилтон. – Четыре пятых пойдут на выдачу готового продукта, а одна пятая вернется на старт. Теоретически мы получим самоускоряющийся процесс. Предел отсутствует, максимальный объем бесконечен.

Ловким движением Лоус заклинил в рабочем положении рычаг, что приводил механизм в действие. После небольшой паузы коньяк закапал из окошка выдачи на пол перед машиной. Поднявшись на ноги, Лоус подхватил снятую часть аппарата; вдвоем они вставили ее на место и защелкнули замок. Шоколадный автомат начал источать медленно, но неуклонно растущий ручеек отборного коньяка.

– Ну вот и все, – довольно сказал Хэмилтон. – Напитки бесплатно, становитесь в очередь.

Потянулись первые заинтересованные посетители. Очень быстро собралась толпа.

– Мы использовали машину, – медленно произнес Лоус, наблюдая за тем, как к бывшему шоколадному автомату растет очередь. – Но мы не выяснили базовый принцип. Мы знаем, что она делает и каким образом, механически. Но не знаем почему.

– А может, – выдвинул гипотезу Хэмилтон, – никакого принципа и нет. Разве «чудо» не означает именно это? Никакого управляющего закона – просто случайное событие, без причины, неповторяющееся. Оно просто происходит, и ты не можешь предсказать его или отследить источник.

– Но мы видим тут воспроизводимость, – возразил Лоус, указывая на аппарат. – Когда ты забрасываешь монетку, появляется шоколадка, а не бейсбольный мячик или жаба. А это и есть закон природы, просто описание того, что неизбежно происходит. Описание воспроизводимых результатов. И здесь нет никакой причинности – мы просто говорим, что если сложить А и Б, то получится В, а не Г.

– Но всегда ли мы получим В?

– Может, да, а может, и нет. Пока что мы получаем, шоколадки вылетают. Да и сейчас машина выдает коньяк, а не спрей от комаров. У нас есть воспроизводимость, регулярность, система. Нам всего лишь надо выяснить, какие элементы необходимы в этой системе.

Хэмилтон воодушевился:

– Если мы сможем обнаружить, что должно присутствовать для копирования исходного объекта…

– Точно. Что-то весьма конкретное заставляет стартовать этот процесс. Нам даже не нужно понимать, как оно это делает, достаточно знать, что это такое. Необязательно знать, как из угля, серы и селитры получается порох и даже почему. Все, что нам нужно, так это знать, что, смешанные в определенных пропорциях, они его образуют.

Они вернулись в бар, оставив за спиной толпу охотников до бесплатного коньяка.

– Ну значит, у этого мира тоже есть законы, – сказал Хэмилтон. – Как и у нашего. В том смысле, что законы как раз не как у нашего – но они есть, и это законы.

– Да, все верно. – Тень огорчения появилась на лице Лоуса, энтузиазм вдруг покинул его. – Я совсем забыл.

– Что не так?

– В нашем мире это не сработает. Только здесь.

– Ох, – сказал Хэмилтон. – И правда.

– Мы лишь зря тратим время.

– А может, мы и не хотим возвращаться.

Лоус уселся на табурет у барной стойки и подхватил свою стопку. Сгорбившись над ней и нахмурившись, он пробормотал:

– Может, так оно будет и лучше. Остаться здесь.

– Вот-вот, – ласково сказал подслушавший их Макфайф. – Оставайтесь тут. Не глупите… уходите непобежденными.

Лоус искоса глянул на Хэмилтона.

– Ты хочешь тут оставаться? Тебе тут нравится?

– Нет, – сказал Хэмилтон.

– Вот и я так же. Но, возможно, у нас нет выбора. Пока что мы ведь даже не знаем, куда именно мы попали. А уж о том, как отсюда выбраться…

– Да это совсем неплохое место, – возмутилась девушка. – Я тут постоянно, и мне очень нравится.

– Мы не о баре сейчас, – сказал Хэмилтон.

Крепко сжимая в руках свою стопку, Лоус сказал:

– Нам надо вернуться. Как угодно, нам надо найти способ отсюда выбраться.

– Я понимаю, – сказал Хэмилтон.

– Знаешь, что тут продают в супермаркетах? – с горечью спросил Лоус. – Консервированные приношения для священного огня.

– А в хозяйственном знаешь, что продается? Весы для взвешивания на них твоей души.

– Что за глупости? – обиделась блондинка. – Душа ничего не весит.

– Тогда, значит, – задумчиво ответил Хэмилтон, – ее можно послать по почте без оплаты.

– Интересно, сколько душ, – иронически прикинул Лоус, – влезет в один конверт с маркой? Новый религиозный конфликт, однако. Священная война, человечество расколото пополам, кровь льется потоками.

– Десять, – предположил Хэмилтон.

– Четырнадцать, – возразил Лоус.

– Еретик. Чудовище и убийца детей.

– Зверь, пьющий нечистую кровь.

– Проклятое порождение питающегося грязью зла.

Лоус задумался.

– А знаешь, что ты увидишь на своем телеэкране воскресным утром? Я тебе не скажу, сам посмотри. – Бережно держа свою стопку, он внезапно соскользнул с табурета и исчез в толпе.

– Эй, – удивленно сказал Хэмилтон. – Куда это он?

– Да он чокнутый, – со знанием дела сказала шлюшка.

На мгновение они вновь увидели силуэт Лоуса. Темное лицо его посерело от тоски. Обращаясь к Хэмилтону сквозь гогочущую и бормочущую толпу клиентов бара, он прокричал:

– Джек, знаешь что?

– Что? – беспокойно отозвался Хэмилтон.

Лицо чернокожего свело спазмом острого и бессильного несчастья.

– В этом мире… – слезы блеснули в его глазах, – в этом чертовом месте я начал говорить с рабским акцентом.

И он исчез, оставив Хэмилтона в тягостном раздумье.

– А что он имел в виду? – спросила девушка с интересом. – Арабский акцент?

– Рабский, – задумчиво пояснил Хэмилтон.

– Вот все они так, – прокомментировал Макфайф.

Заняв освободившийся табурет Лоуса, шлюшка начала планомерную осаду Хэмилтона.

– Купи мне выпить, малыш, – с надеждой предложила она.

– Я не могу.

– Почему нет? По возрасту не можешь?

Хэмилтон обшарил свои пустые карманы.

– Денег нет. Все спустил в шоколадном автомате.

– Молись, – посоветовал Макфайф. – Чертовски усердно молись.

– Дорогой Господь, – сказал ядовито Хэмилтон. – Пошли Твоему недостойному эксперту по электронике стакан подкрашенной воды для этой порочной юной неприятности. – Подумав, он старательно добавил: – Аминь.

Стакан с подкрашенной водой появился на стойке близ его локтя. Девушка с улыбкой приняла его.

– Ты милый. Как тебя зовут?

– Джек.

– Как твое полное имя?

Он вздохнул.

– Джек Хэмилтон.

– Меня зовут Силки. – Она игриво потеребила его воротничок. – Это твой «Форд-купе» на улице?

– Угу, – ответил он безрадостно.

– Поехали куда-нибудь. Ненавижу это место. Я…

– Но почему? – Хэмилтон взорвался. – Почему, черт побери, Господь ответил на эту молитву? Почему не на какие-то другие? Почему не ответил Биллу Лоусу?

– Господь одобрил твою молитву, – сказала Силки. – В конце концов, все зависит от Него – это Он выбирает, как отнестись к молитве.

– Но это же ужасно.

– Возможно. – Силки пожала плечами.

– Как вы живете со всем этим? Вы никогда не знаете заранее, что произойдет, ни порядка, ни логики. – Его бесило то, что она не против, что такой порядок вещей нормален для нее. – Мы беспомощны, вынуждены зависеть от каприза. И это не дает нам быть людьми – мы как животные, ожидающие кормежки. Похвалы или наказания.

Силки взглянула на него пристальней.

– А ты смешной мальчик.

– Мне тридцать два года, я давно не мальчик. И я женат.

Девушка нежно потянула его за руку, почти стянув с хлипкого табурета.

– Пойдем, малыш. Поедем туда, где мы сможем помолиться уединенно. Я знаю несколько ритуалов, которые могут тебе понравиться.

– Я за это отправлюсь в Ад?

– Нет, если ты знаешь правильных людей.

– У моего нового босса есть канал прямой связи с Небесами. Это сойдет?

Силки по-прежнему пыталась стащить его с табурета.

– Мы потом об этом поговорим. Пошли, пока эта ирландская обезьяна не заметила.

Макфайф поднял голову и взглянул на Хэмилтона. Напряженным, колеблющимся голосом он спросил:

– Ты… ты уходишь?

– Ага, – ответил тот, нетвердо поднимаясь.

– Подожди. – Макфайф пошел за ним следом. – Не уходи.

– Беспокойся о своей собственной душе, – сказал Хэмилтон. И тут заметил на лице Макфайфа печать какой-то тотальной неуверенности. – В чем дело? – спросил он, сразу протрезвев.

Макфайф сказал:

– Хочу тебе кое-что показать.

– Что именно?

Прошагав мимо Хэмилтона и Силки, Макфайф подхватил свой гигантский черный зонт и обернулся к ним в ожидании. Хэмилтон двинулся вперед, Силки потащилась за ним. Распахнув дверь, Макфайф заботливо укрыл их зонтом, размерами без малого с палатку. Легкая морось успела превратиться в ливень, холодный осенний дождь барабанил по блестящим тротуарам, по молчаливым магазинам и улицам.

Силки поежилась.

– Жуткая погода. Куда мы собираемся?

Отыскивая в сумраке хэмилтоновский «форд», Макфайф пробубнил себе под нос:

– Она должна все еще существовать.

Когда автомобиль устремился вперед по бесконечному мокрому шоссе, Хэмилтон спросил:

– Как думаешь, почему Лоус начал говорить с акцентом? Раньше он так не говорил.

Макфайф вел машину расслабленно, словно находясь в полусне.

– Я ж сказал, – пробормотал он, чуть оживляясь. – Все они такие.

– И все же это должно что-то значить, – настаивал Хэмилтон. Тихий посвист дворников на ветровом стекле убаюкивал; он сонно привалился к Силки и закрыл глаза. От девушки слегка пахло сигаретным дымом и духами. Приятный запах, ему нравилось. Ее волосы у его щеки были сухими, легкими, чуть колючими. Словно стебли каких-то трав.

Макфайф спросил:

– Ты же знаком с этим бредом про Второго Баба? – Голос его окреп, стал жестким и отчаянным. – Это бред, просто воздух. Культ сумасшедших, одни чокнутые. Кучка арабов, заявившихся сюда со своими идеями. Ведь так же?

Хэмилтон и Силки промолчали.

– Долго он не протянет, – сказал Макфайф.

– Я хочу знать, куда мы едем, – сварливо сказала Силки. Прижимаясь ближе к Хэмилтону, она переспросила его: – Ты и вправду женат?

Не обращая на нее внимания, Хэмилтон обратился к Макфайфу:

– Я знаю, чего ты боишься.

– Я ничего не боюсь, – возразил тот.

– Да точно боишься, – повторил Хэмилтон. Но и ему было не по себе, несмотря на браваду.

Сан-Франциско перед ними все рос и все приближался, пока наконец машина не покатилась по улицам, меж домов. Не было ни единого признака жизни: ни движения, ни звука, ни огонька. Судя по всему, Макфайф точно знал, куда едет, – он поворачивал раз за разом, и вот уже автомобиль пробирался узкими переулками. Внезапно Макфайф затормозил и, приподнявшись с сиденья, начал вглядываться во что-то сквозь ветровое стекло. Лицо его застыло в тревоге.

– Ужас какой-то, – захныкала Силки, спрятав лицо в хэмилтоновском пальто. – Что это за трущоба? Я не понимаю.

Макфайф остановил машину, распахнул дверь и вышел на безлюдную улицу. Хэмилтон вышел за ним; они стояли рядом. Силки осталась в машине, слушая по радио какую-то дрянную музыку. Тихий, чуть металлический отзвук вылетал из машины во тьму, а там смешивался с туманом, что дрейфовал меж закрытых магазинов и огромных неопрятных зданий.

– Это она и есть? – спросил Хэмилтон наконец.

– Ага, – кивнул Макфайф. Теперь лицом к лицу с реальностью он уже не проявлял эмоций.

Они стояли перед грязным, пришедшим в упадок зданием. Желтая краска клочьями слезала с давно не знавшей ремонта щитовой его структуры, обнажая пропитанную дождем древесину под ней. Груды мусора и бумажного хлама валялись у входа. При свете уличного фонаря Хэмилтон разглядел наклеенные на окна афиши. Чем-то измазанные, засиженные мухами и пожелтевшие от времени брошюры вразброс валялись внутри. Дальше виднелся грязный занавес, а за ним ряды уродливых металлических кресел. За креслами в помещении царила непроглядная тьма. Высоко над входом в здание висело написанное от руки объявление, такое же старое и драное. Оно гласило:

НЕБАБИИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ВСЕМ

Со сдавленным стоном Макфайф собрался с силами и двинулся к тротуару.

– Брось, не стоит, – сказал Хэмилтон, однако пошел следом.

– Нет. – Макфайф покачал головой. – Я пойду внутрь. – Подняв свой черный зонт, он поднялся по ступеням ко входной двери; через мгновение он уже ритмично молотил в нее рукояткой зонта. Звук несся во все стороны по пустынной улице – гулкий, пустой звук. Где-то в переулке какое-то животное испуганно шарахнулось среди мусорных баков.

Человек, что в конце концов приоткрыл-таки дверь, выглядел маленьким и сгорбленным чудаком, робко взирающим на мир из-под очков в стальной оправе. Манжеты его были потрепанными и нечистыми, желтоватые слезящиеся глаза настороженно рыскали вокруг. Его заметно потряхивало; на Макфайфа он уставился, явно того не узнавая.

– Что вам надо? – спросил он высоким дрожащим голосом.

– Разве вы не узнаете меня? – ответил Макфайф. – Что случилось, святой отец? Где церковь?

Бормоча неразборчиво что-то гневное, высохший старикашка попытался захлопнуть дверь.

– Валите отсюда. Пара никчемных алкоголиков. Убирайтесь, или я вызову полицию.

Дверь уже почти захлопнулась, но Макфайф успел вставить в нее свой зонт.

– Святой отец, – настоятельно сказал он, – это ужасно. Я не могу понять этого. Они украли вашу церковь. И вы сами такой маленький. Этого не может быть. – Его голос сорвался, горло перехватило от неверия в происходящее. – Вы же были таким… – Он беспомощно обернулся к Хэмилтону. – Святой отец всегда был большим. Больше меня.

– Проваливайте, – продолжало тревожно жужжать маленькое существо.

– Разве мы не можем войти? – Макфайф продолжал блокировать дверь зонтом. – Пожалуйста, впустите нас. Куда же нам еще пойти? Со мной тут один еретик… он желает принять веру.

Карлик заколебался. Тревожно гримасничая, он уставился на Хэмилтона.

– Вы? А в чем дело? Можете прийти завтра? Первый час ночи, я давно спал. – Отпустив дверь наконец, он шагнул назад.

– Это все, что осталось, – сказал Макфайф Хэмилтону, когда они вошли внутрь. – Ты когда-нибудь видел ее раньше? Она была из камня, огромная, как… – Он беспомощно взмахнул рукой. – Самая большая из всех.

– С вас десять долларов, – сказал карлик. Согнувшись, он вытащил из-под прилавка глиняный сосуд. На прилавке валялись кучи брошюрок и листовок, несколько из них слетели на пол, но священник не обратил внимания. – Деньги вперед, – добавил он.

Копаясь в карманах, Макфайф удивленно взглянул на него.

– А где орган? А свечи? Неужели даже свечей нет?

– Нет денег на все это, – сказал священник, ковыляя обратно. – Ну, так чего вы от меня хотите? Желаете, чтобы я обратил этого еретика? – Он поймал руку Хэмилтона и пристально всмотрелся в него. – Я отец О'Фаррел. Вам нужно встать на колени, молодой человек. И склонить голову.

Хэмилтон спросил:

– Это всегда так было?

Мгновенно застыв, отец О'Фаррел переспросил:

– Как – так? Что вы имеете в виду?

Волна сочувствия накрыла Хэмилтона.

– Не обращайте внимания, – сказал он.

– Наша организация весьма древняя, – колеблясь, сообщил ему отец О'Фаррел. – Вы это имеете в виду? Ей сотни и сотни лет. – Его голос дрогнул. – Она возникла даже до Первого Баба. Я не уверен в точной дате ее возникновения. Говорят, что… – Он запнулся. – У нас совсем немного авторитета. Первый Баб, конечно, создал свою в 1844-м. Но еще даже до этого…

– Я хочу поговорить с Господом, – сказал Хэмилтон.

– Да-да, – согласился отец О'Фаррел. – И я тоже, молодой человек. – Он погладил руку Хэмилтона; прикосновение было легким, почти невесомым. – И все хотят.

– Не могли бы вы помочь мне?

– Это очень трудно, – ответил священник. Он прошаркал в дальнюю комнатку, беспорядочный склад. Чихая и покашливая, он вынес оттуда плетеную корзинку разнокалиберных костей, кусочков сушеной кожи и волос.

– Это все, что у нас есть, – выдохнул священник, ставя корзинку. – Может быть, что-то из этого вам поможет. Не стесняйтесь, выбирайте сами.

Хэмилтон осторожно вынул несколько кусочков, но Макфайф произнес за спиной надломленным голосом:

– Только глянь на все это. Подделки. Мусорные артефакты.

– Это все, что в наших силах. – Отец О'Фаррел сложил ладони вместе.

– Но есть ли какой-то способ достучаться до Небес? – в отчаянии спросил Хэмилтон.

Впервые отец О'Фаррел улыбнулся.

– Для этого придется умереть, молодой человек.

Подхватив свой зонт, Макфайф шагнул к двери.

– Пойдем, – мрачно сказал он Хэмилтону. – Пойдем отсюда, я больше не могу.

– Обожди, – сказал Хэмилтон.

Макфайф остановился.

– Зачем ты хочешь поговорить с Господом? Что тебе это даст? Ты же видишь ситуацию, просто взгляни вокруг.

Хэмилтон ответил:

– Он единственный, кто может рассказать нам, что произошло.

Макфайф помолчал, а потом сказал:

– Мне все равно, что произошло. Я ухожу.

Быстрыми движениями Хэмилтон выложил круг из костей и зубов, кольцо мощей.

– Помоги-ка мне, – сказал он Макфайфу. – Ты тоже участвуешь в этом.

– Ты хочешь чуда, – сказал Макфайф.

– Я знаю, – ответил Хэмилтон.

Макфайф вернулся.

– Ничего не выйдет. Это безнадежно.

Он стоял, вцепившись в свой огромный черный зонт. Отец О'Фаррел беспокойно переминался с ноги на ногу, пораженный происходящим.

– Я хочу знать, как начался весь этот балаган, – сказал Хэмилтон. – Второй Баб этот, вся эта фигня. И если я там этого не узнаю… – Он выхватил у Макфайфа его черный зонт, а затем, глубоко вдохнув, раскрыл его. Как крылья гигантского кожистого стервятника, ткань и спицы зонта развернулись над ним, вниз упали несколько капель влаги.

– Что это? – потребовал объяснений Макфайф, вступив в круг мощей, чтобы схватиться за свой зонт.

– Держись за него. – Крепко ухватившись за ручку зонта, Хэмилтон спросил священника: – В этом сосуде вода есть?

– Д-да, – ответил отец О'Фаррел, заглянув в глиняный сосуд. – Немного, на самом дне.

– Когда вы будете разбрызгивать воду, – сказал Хэмилтон, – читайте тот возносящий отрывок.

– Возносящий? – В недоумении отец О'Фаррел попятился. – Я…

– Et resurrexit. Вы его помните.

– О, – сказал отец О'Фаррел. – Да. Конечно. – Кивнув, он с сомнением погрузил ладонь в сосуд со святой водой и начал кропить ею зонт. – Но я, честно, сомневаюсь, что это сработает.

– Читайте! – приказал Хэмилтон.

Отец О'Фаррел неуверенно забормотал:

– Et resurrexit tertia die secundum scripturas, et ascendit in coelum, sedet ad dexteram partis, et iterum venurus est cum gloria judicare vivos et mortuos, cujas regni non erit finis…

Зонт в руках Хэмилтона задрожал. Медленно, с трудом он начал подниматься. Макфайф издал перепуганный всхлип и вцепился в рукоять изо всех сил. Через мгновение кончик зонта уже стучался в низкий потолок помещения; Хэмилтон и Макфайф по-дурацки висели под ним, а ноги их болтались в пыльных тенях.

– Световой люк, – выдохнул Хэмилтон. – Открывайте его.

Бросившись за шестом, отец О'Фаррел засуетился, словно вспугнутая мышь. Световой люк был наконец откинут; внутрь ворвался влажный ночной воздух, вытесняя многолетнюю затхлость. Получив свободу, зонт рванулся вверх; полуразвалившийся деревянный домик исчез внизу. Хэмилтона и Макфайфа обдало холодным туманом, они поднимались все выше и выше. Вот они уже были вровень с Твин-Пикс, вот они уже были над огромным городом Сан-Франциско, висящие на ручке зонта над россыпью мерцающих желтых огней.

– Что, – прокричал Макфайф, – если мы не удержимся?

– Молись о силе! – выкрикнул в ответ Хэмилтон, закрывая глаза и бешено цепляясь за стержень зонта. А тот мчался выше и выше, набирая скорость с каждым мгновением. На краткий миг Хэмилтон осмелился открыть глаза и взглянуть вверх.

Над ними развернулась безграничная равнина зловещих темных облаков. Что скрывалось за ней? Ждал ли их Он?

Зонт поднимался выше и выше, в темную ночь. И уже было не повернуть назад.