Текст книги "Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга"

При всем при этом он производил приятное впечатление, как партнер по свиданию вслепую.

– Добро пожаловать! – произнес он, буквально лучась гостеприимством и радушием.

– Доктор Мофейслоп, я не ошибся? – спросил Саймон.

– О, нет, да благослови Бог ваше сердце, – ответил старик, – я всего лишь его секретарь и домашний слуга. Мое имя Одиомзвак.

«Не иначе, как родители ненавидели его», – подумал Саймон, проникаясь к старику сочувствием и симпатией. Он на собственной шкуре знал, что такое иметь родителей, которые на дух не переносят собственного ребенка.

– Входите, входите, – сказал Одиомзвак. – Все трое.

Он протянул руку, чтобы погладить Анубиса. Тот высунул язык и зажмурился, как будто и впрямь хотел, чтобы его погладили. Саймон решил, что его опасения были напрасны. Собаки легко угадывают, какой человек перед ними, хороший или дурной.

Взяв из подставки рядом с дверью пылающий факел, Одиомзвак повел их по длинному узкому коридору. Вскоре они пришли в огромную комнату с черными гранитными стенами и мозаичным полом. На другом конце комнаты, как и предполагал Саймон, располагался огромный очаг. Никакой свиной туши на вертеле там не оказалось, а вот котел с дымящимся супом был. Рядом стоял высокий худой человек, носатый, с высоким лбом, и грел у огня руки и хвост. На нем были меховые домашние тапки, штаны из медвежьей шкуры и длинная, ниспадающая складками мантия, которую украшали изображения циркулей, компасов, подзорных труб, микроскопов, хирургических скальпелей, пробирок и вопросительных знаков. Разумеется, последние выглядели иначе, нежели на Земле. На Докале это была картинка стрелы, готовой в любой момент вылететь из лука.

– Добро пожаловать, добро пожаловать! – произнес высокий мужчина и, вытянув руки и растопырив пальцы, шагнул навстречу Саймону. – Я рад тебе, как голодный – пище!

– Кстати говоря о пище, я умираю с голода, – признался Саймон.

– Ничего удивительного, – ответил Мофейслоп. – Я наблюдал в подзорную трубу за тем, как ты медленно поднимался вверх по склону. Скажу честно, в иные моменты мне казалось, что ты не дойдешь.

«Тогда какого дьявола ты не выслал мне навстречу отряд спасателей», – подумал Саймон. Впрочем, вслух он этого не сказал. Разве можно ждать от философов, чтобы они вели себя как обычные люди?

Саймон сел на скамью за длинный и узкий сосновый стол. Одиомзвак засуетился, готовя для гостей трапезу. Он даже поставил на пол две миски для питомцев Саймона. Пища был простая и состояла из ломтей свежеиспеченного хлеба, козьего – судя по ядреному запаху – сыра и супа. В суп, похоже, были добавлены какие-то травы и бобы, а также плавали куски мяса. Последнее на вкус напоминало свинину с табачным душком.

Саймон ел до тех пор, пока его брюхо не запросило пощады. Одиомзвак принес бутылку луковой водки, хотя, если честно, Саймон не слишком жаловал этот напиток. Однако он пригубил его из вежливости, после чего по просьбе любопытного мудреца исполнил несколько песен на банджо. При звуках сего инструмента Анубис и Афина поспешили удалиться в дальний конец комнаты, а вот Мофейслопу и Одиомзваку музыка, похоже, доставила удовольствие.

– Мне особенно понравилась последняя вещь, – сказал Мофейслоп. – Но меня заинтересовал в первую очередь текст. Ты не мог бы перевести его для меня?

– Я только что собирался это сделать, – ответил Саймон. – Его написал древний поэт по имени Бруга, мой любимый автор. К сожалению, – хотя, кто знает, может, оно даже к счастью, – у вас на Докле нет телевидения. Поэтому я должен объяснить, что это такое, и что такое ток-шоу и рекламные паузы. А также про трех гостей, участников шоу, кто они и откуда.

Один швейцарский аристократ, барон Виктор Франкенштейн, сделал из кусков плоти, которые он откопал на кладбище, человека. Никто не знает, каким образом ему удалось вдохнуть в этого лоскутного монстра жизнь, хотя в фильме показывали, что он сделал это с помощью удара молнии. Монстр сбежал и, съехав с катушек, убил нескольких человек. Барон попытался выследить его и в какой-то момент гнался за ним по арктическим льдам, хотя в фильме не было никаких саней и собачьей упряжки.

Лазарь – это молодой человек, умерший давным-давно в стране, которая называлась тогда Палестиной. Некий человек по имени Иисус Христос воскресил его, вернув к жизни. Позднее Иисус был убит, однако воскресил самого себя. Но перед тем, как ему быть убитым, судивший его Понтий Пилат спросил у него: «Что есть Истина?». Иисус ничего не ответил, то ли потому, что не знал ответа, то ли потому, что Пилат не стал дожидаться и ушел. После этого Иисуса возвели в ранг божества, и самая важная религия на Земле получила его имя. По идее, ему полагалось знать, бессмертен человек или нет. По крайней мере, поэт Бруга исходит из того, что он это знал.

 
Внимание, только на нашем канале!
Ответ на вопрос, что вы все задавали!
Сегодня вам ответят с экрана
Те, кто там побывали, – без лжи и обмана!
Грим, софиты, фанфары, камеры…
Зрители в предвкушении замерли.
Аплодируйте Джонни, сегодня он с нами.
Джонни сейчас нам гостей представит,
И после реприз и рекламного ролика
Вас ждут байки из склепа – и не только!
Но монстр Франкеншейна – «для вас я Фред» —
Уже сказал свое твердое «нет».
Он помнит, как сани ползли еле-еле,
Как собаки и сердце от крови алели…
«Виктор, скотина, меня чуть не жахнул,
Мол, я его телку до свадьбы трахнул.
Нашел кому верить! Полумертвой телке!
Впрочем, теперь мне уже без толку».
А теперь, друзья, что нам Лазарь скажет?
«Что? Если честно, не знаю даже.
Помню, что околел, как бобик.
Мне б горяую бабу в холодный гробик!
Согревшись, я точно восстал бы сразу.
А на пару с костлявой не до экстазу».
Но ведущий – он у нас парень строгий.
Секс? И где? Посреди надгробий?
Спонсоров наших смущать вы бросьте!
А теперь слово последнему гостю!
Скажи, Иисус, что такое Слово?
«А что непонятного здесь такого?
Истина это». (Возмущение в зале).
Мол, нас не за этим сюда позвали.
Но тут подоспело время рекламы.
До скорого в студии, господа и дамы!
 

– И когда ты мне это пел, ты пытался что-то до меня донести, я верно понял? – спросил мудрец. – Ты надеялся, что то, что я скажу тебе, не будет нести на себе печать коммерциализма и банальности?

– Верно.

– Тогда ты пришел туда, куда нужно. Мне единственному на всем Докале, а может, и во всей вселенной, известна Истина. После того, как ты ее познаешь, твой квест завершится.

– Я весь внимание, – произнес Саймон, откладывая банджо.

– О, в тебе есть и многое другое, – ответил мудрец. Они с Одиомзваком переглянулись и внезапно расхохотались. Саймон покраснел, но промолчал. Как известно, мудрецам свойственно смеяться над тем, чего не видит глаз обыкновенных людей.

– Впрочем, не сегодня, – сказал Мофейслоп. – Ты слишком устал и слишком тощ, чтобы познать Истину. Перед тем, как услышать, что я тебе скажу, ты должен отдохнуть, набраться сил и нарастить мяса на костях. Будь несколько дней моим гостем, держи в узде свое нетерпение, и я отвечу тебе на вопрос, на который у твоего Иисуса не нашлось ответа.

– Так и быть, хорошо – ответил Саймон и отправился спать. Впрочем, ничего хорошего не было. Хотя он и валился с ног от усталости, но долго не мог уснуть. Мудрец сказал, что перед тем, как узнать истину, он должен набраться сил. Из чего следовало, что Истина – испытание не для слабаков. Что тотчас заставило его насторожиться. Какова бы она ни была, это вряд ли что-то приятное.

Наконец, напомнив себе, что, чем бы она ни была, он сам просил о ней, Саймон задремал. Увы, остаток ночи обернулся сплошным кошмаром. Вновь лица родителей подбирались все ближе и ближе к нему, а сзади на них напирали толпы народа – умоляя, угрожая, рыдая, хохоча, злобно оскаливаясь, улыбаясь. В самом последнем сне к нему обратился сам старый римлянин, Понтий Пилат.

– Послушай, приятель, – сказал он. – Этот вопрос задавать опасно. Вспомни, что случилось с последним, кто его задал. Я имею в виду себя. Я запятнал себя позором.

– Меня всегда расстраивало, что вопрос не был риторическим, – заметил Саймон. – Почему же тогда он на него не ответил?

– Потому что у него не было ответа, вот почему, – ответил Пилат. – Только дурак станет утверждать, что он бог. До того момента я хотел сказать евреям, чтобы они угомонились и отпустили его. Но как только он это заявил, я понял: в моей власти оказался самый опасный тип во всей Римской империи. Вот почему я позволил его распять. Впрочем, с тех пор у меня была масса свободного времени, чтобы обдумать, что тогда произошло, и теперь мне понятно, что я совершил непростительную ошибку. Нет более надежного способа распространить религию, нежели создав мучеников. Люди начали думать, что если человек был готов умереть за свою веру, значит, у него было нечто такое, за что не жаль расстаться с жизнью. И им тоже захотелось это получить. Не говоря уже о том, что мученичество всегда обеспечит вам имя в учебниках истории.

– Вы страшный циник, – сказал Саймон.

– Я был политиком, – ответил Пилат. – Мальчик на побегушках разбирается в людях лучше, чем любой психолог с его десятком научных степеней и неограниченными фондами научных исследований.

С этими словами Пилат растворился в воздухе, и лишь его улыбка, словно улыбка Чеширского кота, еще минуту висела перед Саймоном.

15. Кто дергает за ниточки?

Первые три дня Саймон отдыхал и отъедался. Мофейслоп настоял на том, чтобы он каждое утро становился на весы.

– Набирая вес, ты приближаешься к Истине, – заявил он.

– Ты хочешь сказать, что между массой тела и знанием существует некая связь? Корреляция?

– Безусловно, – ответил Мофейслоп. – В этом мире все связано между собой тончайшими нитями, которые в состоянии узреть лишь мудрец. Взрыв звезды способен положить начало новой религии или же сотрясти фондовый рынок или планету, отстоящую на десятки тысяч лет во времени и миллионы миль в пространстве. Сила тяжести на конкретной планете определяет моральные принципы ее обитателей.

Эмоциональные состояния также были частью общей конфигурации. Точно так же, как сила тяжести Земли, пусть даже едва ощутимая в далеком космосе, влияла на всех, так и гнев, страх, любовь, ненависть, радость и печаль иррадиировали во все концы вселенной.

Когда-то Бруга написал белым стихом эпическую поэму «Эдип 1 – Сфинс 0». В ней были две строчки, содержавшие в себе квинтэссенцию этих тонких и сложных случайностей:

 
Треснут ли идолы и рухнут ли стены Илиона,
Когда в Геркулесовом брюхе кишок раздастся урчанье?
 

Эти две строчки говорили больше, чем весь Платон или труды Грубвица. Кстати, Платон хотел изгнать поэтов из описанной им Утопии на том основании, что все они – лжецы. Правда же состояла в том, что Платон знал: философам не по плечу тягаться с поэтами.

Джонатан Свифт Сомерс-Третий однажды посвятил этой идее целый роман, хотя и отразил ее гораздо глубже, нежели Мофейслоп и Бруга. Роман назывался «Не отличу верх от низа», и главным его героем был кумир Сомерса, знаменитый баскетболист Джон Клейтер. Все герои Сомерса, за исключением Ральфа фон Вау-Вау, были по-своему ущербны. Это потому, что сам Сомерс фактически лишился обеих ног.

Клейтер жил в скафандре. Тот был снабжен огромным количеством протезов, которыми он управлял с помощью языка. Когда Клейтеру требовалось одновременно что-то сказать языком и произвести с его помощью какое-то действие, он прибегал ко второму контрольному устройству. Расположенное в нижней части скафандра, оно реагировало на давление его пениса. В такой ответственный момент этот орган должен был пребывать в эрегированном состоянии, чтобы давить на стенки мягкого цилиндра, в котором он находился. Он также должен был уметь своевременно сокращаться в размерах. А все потому, что Клейтон не мог пошевелить телом, чтобы пошевелить пенисом. Степень увеличения или уменьшения эрекции контролировал цифровой компьютер, который брал на себя в такие моменты управление скафандром. Чтобы поднять или опустить пенис, Клейтон прижимался головой к специальной кнопке, которая отвечала за впрыск в его кровеносную систему того или иного количества гормонов-афродизиаков.

Клейтеру ни разу не пришло в голову, что он легко мог обойтись без гормонов и напрямую пользоваться собственной головой. Если эта идея и возникала в его бессознательном, она тотчас подавлялась сознательной частью его мозга. Или же все было с точностью до наоборот. Так это или нет, но Клейтер обожал управлять кнопкой с помощью пениса и не собирался расставаться с этой опцией.

Он постоянно приземлялся на каких-то планетах и решал тамошние проблемы. В романе «Не отличу верх от низа» Клейтер посещает планету Шагринн. Такой сложной проблемы, как у этой злосчастной планеты, нет больше нигде. Время от времени звезда, вокруг которой вращается Шагринн, выбрасывает мощные протуберанцы. Во время такой солнечной бури электромагнитное поле Шагринн выходит из-под контроля, что в свою очередь вызывает у тамошних обитателей странный гормональный сбой. Женщины буквально лезут на стену от похоти, в то время как у мужчин возникают проблемы с эрекцией.

Хотя это состояние и причиняет немало неудобств, оно временное. Солнечные бури длятся не больше месяца, максимум – двух. Да и общий эффект скорее положительный. Это помогает сдерживать рост населения, и уберегает планету от загрязнения.

Увы, когда там приземляется Клейтер, солнечная буря длится уже пять месяцев – и ни малейшего намека на то, что в скором времени она стихнет. Да и сам Клейтер при решении столь щекотливой проблемы не в состоянии сохранять объективность.

Он сам угодил в ловушку, и если только не придумает, как из нее выбраться, то застрянет здесь навсегда, до самой смерти! Кнопка языкового управления барахлит. Собственно, именно по этой причине Клейтер и приземлился на ближайшей к нему планете. Он надеется, что шагринниане отремонтируют проклятую кнопку.

Они же не в состоянии этого сделать, поскольку их уровень техники – это примерно Европа XV века. Что еще хуже, они даже не могут извлечь его из скафандра. На его счастье, забрало его шлема можно слегка приподнять и просунуть в отверстие пищу. Увы, это приводит к еще одной проблеме.

Как заметил один наблюдательный шагриннианин, всякий раз, когда задняя нижняя часть скафандра открывается, тот в течение минут десяти начинает вращаться, как безумный. Туземец не знает почему, но причина заключается в том, что забарахлил еще один элемент системы контроля. Задняя часть скафандра открывается всякий раз, когда приемник каловых масс внутри него полон и его нужно опорожнить. Увы, его провода перепутались с другими, контролирующими работу небольших дюз, благодаря которым костюм поддерживает вертикальное положение. Как только калоприемник открывается, автоматически на несколько минут приводится в действие дюза. Клейтер начинает беспомощно крутиться на месте и не падает лишь благодаря встроенному в скафандр гироскопу.

У шагриннианина есть поблизости мельница, огромные жернова которой вращают четыре вола. Смекалистый туземец выгодно продает волов, и веревкой присоединяет к мельничному колесу скафандр. Тот, вращаясь, крутит мельничное колесо, которое затем передает свою энергию жерновам. Увы, скафандр вращается лишь ограниченное количество раз в сутки, отчего в работе мельницы возникают перебои. Хозяин мельницы насильно кормит Клейтера, чтобы задняя секция скафандра открывалась с меньшими промежутками времени, а значит, тот вращался бы чаще, и мельница работала бы стабильнее.

Для пущего эффекта он заливает в глотку Клейтера слабительное. Клейтер должен в срочном порядке решить свою проблему. Даже несмотря на понос, он катастрофически быстро набирает вес. Не пройдет и месяца, как он разжиреет так, что скафандр сдавит его до смерти. Увы, у него так сильно кружится голова, что он не в состоянии думать.

Его единственная надежда – это поскорее выучить местный язык и уговорить служанку, которая его кормит, чтобы та ему помогла. В промежутках между набитым ртом и сумасшедшим вращением он овладевает азами языка и умоляет служанку о помощи. От нее он также узнает о свалившейся на шагринниан беде.

Клейтер просит служанку опустить провод на передней части скафандра и подсоединить его к нижнему цилиндру. Она выполняет его просьбу и пытается вставить в цилиндр провод с петлей на конце. Клейтер надеется, что она вытащит его половой член, после чего при помощи провода сможет создать в нем давление. Если ей это удастся, он улетит назад на корабль, который находится на орбите за пределами атмосферы планеты. Конечно, в течение нескольких минут, пока будет происходить подъем из воздушного пространства в безвоздушное, ему придется сдерживать дыхание. Но риск того стоит.

К сожалению, а может, к счастью, учитывая риски в случае, если бы ей это удалось, служанке не удается создать нужное давление. Провод доставляет Клейтеру такую боль, что он вынужден попросить ее прекратить это занятие.

На следующее утро, еще во сне, по причине переизбытка мочи у него возникает эрекция. Технически это не эрекция в полном смысле слова. Но это единственный вид эрекции, какой бывает у мужчин в период солнечных бурь. Увы, радость Клейтера была недолгой. Неконтролируемое расширение внутри трубки активирует работу дюз. Клейтер резко взлетает вверх под углом, в результате чего приземляется головой вниз в сельском дворе за двадцать миль от мельницы. Мельничное колесо, которое он утащил за собой, падает в дюйме от него. Голова Клейтера зарылась в навозную кучу, а остальное тело нелепо торчит кверху ногами, словно диковинный овощ. Теперь у него новая проблема. Если он не примет нормальное положение, то прилив крови в голове убьет его.

Увы, из-за падения хлипкое соединение между калоприемником и дюзами-стабилизаторами нарушено. Он больше не вращается. Более того, в результате удара раскрылась передняя нижняя секция скафандра, которая теперь является передней верхней. И это еще не все! Его пенис выскочил из цилиндра.

Клейтер видит перед собой глаз теленка и думает:

– Только не это!

Спустя несколько минут фермерская дочка отгоняет теленка. Мучимая похотью, как и все другие женщины планеты, она решает воспользоваться даром небес. Правда, потом она при помощи блока, лебедки и двух мулов все же ставит Клейтера головой вверх. Клейтер пытается объяснить ей, как воспользоваться нижним цилиндром управления. Она может нажать кнопку при помощи пальца, и тогда скафандр вернет его на корабль, который находится на орбите выше атмосферы. Как только он окажется там, он даст бортовому компьютеру команду увезти его туда, где не бывает столь диковинных солнечных бурь.

Но фермерская дочка не выполняет его инструкции. Каждое утро до рассвета она тайком выскальзывает из дома и ждет, когда все пиво, которым она накануне напоила Клейтера, возымеет действие. Однажды утром, проснувшись раньше обычного, жена фермера видит дочку с Клейтером. После чего они по очереди наслаждаются «даром небес». Кто рано встает…

Однажды утром, проснувшись раньше обычного, уже фермер застает жену с Клейтером. Разъяренный супруг лупит по шлему дубинкой. Голова Клейтера гудит, как медный котел. Он знает: вскоре фермер начнет тыкать в шлем вилами или, что еще хуже, откроет нижнюю секцию скафандра. Понимая всю тщетность своих попыток, Клейтер в отчаянии жмет языком на верхнюю кнопку управления. К его собственному удивлению – не говоря уже про фермера – он взмывает ввысь.

Клейтер приходит к выводу, что от удара головой при падении – или же от удара фермерской дубинки – сети скафандра заработали снова. Уговорив деревенского кузнеца, чтобы тот залатал ему нижнюю часть скафандра, он возвращается на корабль. Через несколько месяцев он находит планету, где ему могут отремонтировать скафандр. К тому же, он так настрадался во время своего пребывания на Шагринне, что почти передумал помочь ее жителям с решением их проблемы. Но сердце Клейтера большое и доброе. А еще он хочет пристыдить их за свинское к нему отношение.

Он возвращается на Шагринн и созывает тамошних вождей на конференцию.

– Все дело вот в чем, – заявляет он. – Причина ваших бед заключена в неправильном взгляде на мир.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросили его.

– Изучив вашу историю, я узнал, что основатель вашей религии сделал две тысячи лет назад предсказание. Он сказал, что настанет день, когда вы дорого заплатите за все ваши грехи. Верно я говорю?

– Верно.

– Он говорил весьма конкретно, во всяком случае, в той степени, какая типична для пророков. Он заявил, что однажды солнце начнет выбрасывать большие протуберанцы, и когда настанет этот злосчастный день, сексуальный аппетит женщин возрастет четырехкратно. Зато у мужчин перестанет вставать. Верно я говорю?

– Верно! Он был истинный пророк. Ведь такое и впрямь случилось!

– А теперь, до того как ваше солнце выбросило свой первый большой протуберанец, ответьте, вы наблюдали время от времени мелкие?

– Наблюдали!

– Тогда скажите, когда на вашем солнце начались бури?

– Триста лет назад, мистер Клейтер. До того момента у нас были лишь слова пророка о бурях на солнце. Но когда триста лет назад был изобретен телескоп, мы сумели разглядеть небольшие бури. А где-то через десять лет случилась первая большая буря.

– И тогда у вас начались проблемы?

– Еще какие!

– Скажите, ваши мужчины утратили потенцию, а женщин, наоборот, одолел сексуальный зуд в тот момент, когда буря достигла своего пика? Или же когда это все еще была небольшая буря, но казалось, что она вот-вот перерастет в большую?

– Когда это все еще была слабая буря, но казалось, что она вот-вот перерастет в большую.

– Что и следовало доказать, – заявил Клейтер. – У вас все задом наперед.

Лидеры озадаченно переглянулись.

– Это как понимать?

– Допустим, у вас есть кусок веревки, каждый конец которой держит какой-то человек, – произнес Клейтер. – Когда один из них тянет веревку на себя, она движется к нему. Когда тянет другой – то к нему. Вы и ваши солнечные бури связаны веревкой. Но вы перепутали, кто и куда ее тянет.

– Что за чушь ты несешь! – возмутились вожди.

– Буря на солнце усилилась не по вине самого солнца, – ответил Джон Клейтер.

– Тогда по чьей же?

– Ваши предки увидели небольшое усиление бури, и предсказанная реакция не заставила себя ждать.

– Все равно ничего не понимаем, – заявили шагринниане, теряя терпение.

– По всей видимости, та буря была лишь ненамного сильнее обычной. Но вы приняли ее за обещанную большую.

– Неужели?

– Как я уже сказал, – произнес Клейтер, – ваши предки поняли все задом наперед. И все последующие поколения повторяли ту же ошибку. Дело в том, что причина ваших вялых членов и зудящих женских промежностей вовсе не в гигантских солнечных бурях. Все обстоит с точностью до наоборот.