Текст книги "Подавляй и властвуй. Как люди теряют человечность?"

Эта серия включала в себя четыре экспериментальные ситуации, отличающиеся друг от друга степенью психологической дистанцированности испытуемого от жертвы, которую он подвергает наказанию электрическим током.

В первом случае в ситуации слабой обратной связи ученик находился в другой комнате и испытуемый не мог видеть или слышать его. Лишь после наказания разрядом мощностью в 300 вольт ученик начинал стучать в стену. После применения 315 вольт он совсем замолкал и уже не подавал признаков жизни.

Вторая ситуация (голосовая обратная связь) в целом была идентична первой, только теперь испытуемый мог слышать протесты жертвы. Как и прежде, жертва и испытуемый находились в смежных комнатах, но дверь была оставлена приоткрытой, и учитель отчетливо слышал жалобы и протесты ученика.

Нелегко описать все особенности голосовых реакций жертвы, – у нас просто нет адекватной системы для словесного обозначения интенсивности голоса, его модуляций и тембра. А между тем эти характеристики играют решающую роль в создании эффекта интенсификации реакции по мере нарастания мощности электрического разряда (Полное представление о реакциях жертвы можно получить, только прослушав их в записи.) Если все же попытаться описать эти реакции словами, можно сказать следующее. Вначале ученик не проявляет признаков дискомфорта, и только после применения удара в 75 вольт испытуемый впервые слышит недовольное ворчание жертвы. Такая же реакция следует за ударами в 90 и 105 вольт, а после разряда в 120 вольт ученик кричит экспериментатору, что ему больно. После применения тока в 135 вольт до испытуемого доносятся стоны ученика, а после 150 вольт ученик кричит: «Эй! Выпустите меня отсюда! Я больше не хочу участвовать в вашем опыте!» Эти крики звучат после каждого последующего удара, становясь все более громкими и требовательными. Получив удар в 180 вольт, ученик кричит: «Мне больно! Я больше не вынесу!», а удар в 270 вольт вызывает настоящий вопль. Все это время ученик требует, чтобы его отпустили, повторяя, что он не желает участвовать в эксперименте. После 300 вольт он в отчаянии кричит, что больше не будет отвечать учителю, а после 315 вольт, издав пронзительный вопль, вновь повторяет свой отказ. Начиная с этого момента он уже не отвечает по своему тесту и только издает истошные вопли в ответ на каждый следующий разряд И так продолжается до удара в 450 вольт, хотя, разумеется, многие испытуемые решительно отказывались от дальнейшего участия и покидали лабораторию раньше.

Мы описали реакции жертвы в ситуации, когда она находилась в одной комнате с испытуемым. Для других ситуаций был разработан иной набор голосовых реакций, более интенсивных и требовательных. Естественно, для сопоставления результатов, полученных в разных экспериментальных ситуациях, потребовалось установить новые критерии соотнесения характера реакции с интенсивностью удара. У нас есть все основания полагать, что подавляющее большинство испытуемых, как послушных, так и непокорных, не усомнились в подлинности реакций жертвы. Доказательством тому служат: а) напряженное состояние испытуемых (см. раздел «Состояние испытуемых»); б) результаты заполненной испытуемыми «Шкалы болевых ощущений» (сразу после эксперимента испытуемых просили оценить, насколько сильную боль, по их мнению, испытывала жертва); в) субъективные отчеты о чувствах и переживаниях, полученные от испытуемых после эксперимента; г) ответы испытуемых на вопросник, разосланный им через несколько месяцев после их участия в эксперименте (ответы поддаются количественному анализу). Этот вопрос будет подробно освещен в моей монографии.

Третья экспериментальная ситуация (тесная пространственная близость) была аналогична второй, но с той разницей, что теперь жертва и испытуемый находились уже в одной комнате и сидели на расстоянии всего полуметра друг от друга. Таким образом, испытуемый имел возможность не только слышать, но и воочию наблюдать реакции своей жертвы.

Четвертая и последняя стадия этой экспериментальной серии, моделирующая ситуацию прямого физического контакта, была идентична третьей – за тем исключением, что для получения электрического удара ученик должен был положить руку на прибор. Когда после разряда в 150 вольт ученик отказывался делать это, экспериментатор приказывал испытуемому, чтобы он самолично положил руку провинившегося ученика на прибор. Таким образом, подчинение приказу экспериментатора в данной ситуации требовало от испытуемого вступить в физический контакт со своей жертвой.

В каждой экспериментальной ситуации принимало участие сорок взрослых испытуемых. Полученные результаты показали существенное снижение тенденции подчинения авторитету экспериментатора по мере сокращения дистанции между испытуемым и жертвой. Средние показатели критической интенсивности электрического удара, после применения которого испытуемые отказывались от продолжения эксперимента.

Если говорить о процентном соотношении покорных и непокорных испытуемых в каждой экспериментальной ситуации, то здесь мы имеем следующие результаты: в первой ситуации отказались подчиниться экспериментатору 34 % испытуемых, во второй – 37,5 %, в третьей – 60 %, в четвертой – 70 %.

Как объяснить этот результат? Можно предположить, что по мере физического «сближения» с жертвой испытуемый все больше осознает тяжесть ее страданий и в соответствии с этим регулирует свое поведение. Такое истолкование не лишено смысла, но наши данные не подтверждают его правомерности. Завершив эксперимент, мы просили каждого испытуемого оценить по 14-балльной шкале тяжесть страданий жертвы и не обнаружили по данному параметру сколько-нибудь существенных различий между четырьмя экспериментальными ситуациями. Поэтому можно предположить, что здесь задействованы иные поведенческие механизмы.

Провоцирование эмпатических реакций. Не только в тех случаях, когда испытуемый не получает обратной связи с жертвой, но даже и тогда, когда он слышит, но не видит свою жертву, он отчужден от ее страданий и мыслит их как нечто далекое и абстрактное. Умозрительно он понимает, что своими действиями причиняет другому человеку боль, однако этот факт лишь осознан, но не прочувствован им. Это довольно распространенное явление. Вспомним хотя бы события военного времени. Летчик, сбрасывающий бомбу, естественно, представляет себе, что он несет людям боль и смерть, но в этом знании нет аффективного компонента и потому человеческие страдания, ставшие результатом его действий, не пробуждают в нем эмоционального отклика. Вполне возможно, что визуальные сигналы, ассоциированные со страданиями жертвы, служат своего рода триггером эмпатических реакций, которые, в свою очередь, позволяют испытуемому более глубоко ощутить внутреннее состояние жертвы. Можно также предположить, что эмпатические реакции могут побуждать и, порождая чувство дискомфорта, заставлять испытуемого искать выхода из ситуации, вызывающей эти реакции. Если это так, то последовательное снижение тенденции к подчинению в четырех экспериментальных ситуациях связано с последовательным увеличением разнообразия эмпатических сигналов.

Сужение когнитивного поля и защитный механизм отрицания. В ситуации, когда испытуемый дистанцирован от жертвы, возможно сужение когнитивного поля: жертва как бы выпадает из сознания испытуемого, акт нажатия на тумблер не ассоциируется с ее страданиями, и потому испытуемый не оценивает свой поступок в моральном плане. Когда жертва находится рядом, испытуемому гораздо труднее исключить ее из своего сознания. Она неизбежно вторгается в него, потому что находится в поле зрения испытуемого. В ситуации дистанцирования жертва напоминает испытуемому о своем существовании и дает ему знать о своих страданиях только после удара в 300 вольт. Однако эта обратная связь носит спорадический характер и к тому же быстро прерывается. В ситуации тесной пространственной близости, когда испытуемый имеет возможность видеть жертву, она становится постоянным элементом когнитивного поля, и здесь уже не может быть задействован механизм отрицания. Один из испытуемых – участников первой экспериментальной ситуации сказал: «Забавно, но, фактически, как-то даже забываешь о том, что за стеной сидит человек, хотя и слышишь его. Какое-то время, причем довольно продолжительное, я только и делал, что читал надписи да щелкал тумблерами».

Реципрокные поля. В ситуации тесной пространственной близости не только испытуемый имеет возможность видеть жертву, но и ученик – наблюдать за своим учителем. Теперь уже и действия испытуемого становятся объектом наблюдения жертвы. Наверное, легче чинить неприятности другому человеку, когда он не видит тебя, нежели в том случае, когда он наблюдает за тобой. Если жертва следит за направленными против нее действиями, это может вызвать у исполнителя чувство стыда или вины, которые, в свою очередь, могут остановить его. В языке есть множество выражений, описывающих это чувство дискомфорта, а также подразумевающих недопустимость прямой конфронтации с другим человеком. Так, например, мы говорим, что гадость легче сказать «за спиной», чем «в лицо». Если мы лжем человеку, нам трудно бывает «смотреть ему в глаза». Мы «смотрим в пол», испытывая чувство стыда, и «отворачиваемся в смущении», стараясь избавиться от дискомфорта. Человеку, приговоренному к расстрелу, завязывают глаза, и смысл этого ритуала не только в том, чтобы уменьшить страдания жертвы, но и в том, чтобы избавить от стресса исполнителя приговора. Одним словом, когда испытуемый оказывается рядом со своей жертвой, он, несомненно, чувствует, что он более полно представлен в поле ее восприятия, и это может вызывать у него чувство неловкости, смущение и в конечном счете способно даже побудить его отказаться от применения наказания.

Феноменальное единство действия. В ситуации слабой обратной связи испытуемому трудно прочувствовать взаимосвязь между собственными действиями и последствиями этих действий для жертвы. Поведенческий акт и его последствия отделены друг от друга и физически и пространственно. Испытуемый производит свои манипуляции в одной комнате, а протесты и жалобы жертвы звучат в другой. Объективно эти два события коррелируют друг с другом, но субъективно они не складываются в неразрывное целое, образующее причинно-следственную связь. Осознание поступка, смысл которого можно выразить словами «Я причиняю боль человеку», затрудняется уже в силу пространственных параметров спланированной ситуации. В какой-то степени это схоже с исчезновением фи-феноменов, когда мигающие световые пятна слишком удаляются друг от дурга.

В условиях третьей экспериментальной ситуации поступок приобретает уже несколько большую взвешенность, поскольку решение причинить человеку боль принимается и осуществляется в непосредственной близости от него. И наконец, лишь в ситуации, предполагающей возможность физического контакта, можно говорить о всесторонней взвешенности поступка.

Возникновение группы. То, что Жертва находится в другом помещении, имеет своим следствием не только ее отдаление от испытуемого, но и сближение испытуемого с экспериментатором. Мы имеем здесь дело с возникновением групповой структуры, включающей в себя двух человек – испытуемого и экспериментатора, тогда как жертва заведомо исключена из этой группы. Стена, за которой оказывается ученик, лишает его чувства контакта, которое доступно и испытуемому, и экспериментатору. В первой экспериментальной ситуации ученик, в сущности, выступает в роли изгоя, – он одинок и физически, и психологически.

В тех же ситуациях, когда жертва оказывается в той же комнате, что и испытуемый, у них появляется возможность объединиться против экспериментатора. Испытуемому уже не приходится в одиночку противостоять давлению экспериментатора – рядом с ним потенциальный союзник, который поддержит его, если он взбунтуется против приказов экспериментатора. Таким образом, изменение пространственного размещения участников опыта в различных ситуациях может повлечь за собой также изменение состава участников складывающихся альянсов.

Приобретение поведенческих диспозиций. Замечено, что белые мыши редко нападают на своих маленьких собратьев. Скотт (Scott, 1958) объясняет это обстоятельство механизмом пассивного торможения. Он пишет: «Будучи помещено в ситуацию, в которой отсутствуют условия или необходимость совершать определенные действия, оно [животное] научается не совершать эти действия. Это можно назвать пассивным торможением. Данный принцип имеет огромное значение для воспитания миролюбия, ибо он означает, что человек может научиться не воевать, просто не воюя».

Точно так же человек может научиться не причинять вреда другим людям, просто за счет исключения из его опыта условий для причинения вреда. Однако такое научение происходит только тогда, когда человек находится среди других людей, – оно невозможно в ситуации, при которой человек физически исключен из социума. Можно также предположить, что в подобного рода научении немаловажную роль играет негативный опыт агрессии. Агрессия по отношению к тому, кто находится рядом с тобой, может вызвать ответную агрессию, и это негативное последствие может стать тормозом для агрессивного поведения.

Иначе говоря, человек понимает, что гораздо безопаснее проявлять агрессию «на расстоянии», когда ты недосягаем для жертвы и она не может отомстить тебе. В результате соответствующего опыта поощрений и наказаний человек научается последовательно избегать ситуации «ближнего боя», что, однако, не мешает ему проявлять агрессию тогда, когда он физически недосягаем для жертвы и не рискует своим здоровьем и благополучием. Возможно, этим механизмом объясняются различия в поведении испытуемых при разных условиях эксперимента.

Фактор пространственной близости, как одна из возможных переменных психологического исследования, до сих пор не изучен должным образом. Если бы люди, как полипы, все время оставались на одном и том же месте, то это невнимание было бы объяснимо. Но мы находимся в постоянном движении, конфигурация наших пространственных отношений меняется от одной ситуации к другой, и факт близости или удаленности от другого человека может оказать мощное влияние на психологические процессы, которые опосредуют человеческое поведение1. Наше исследование показало, что по мере того как жертва оказывалась все ближе к испытуемому, который по требованию экспериментатора подвергал ее наказанию посредством электротока, все большее количество испытуемых отказывались подчиниться эксперименту.

Разумеется, говоря о близости, соседстве, соприсутствии жертвы/экспериментатора или о том, что наличие жертвы становится все более ощутимым для испытуемого, мы используем эти понятия в широком смысле, да и сами эксперименты дают пример достаточно вольного обращения с изучаемой переменной. Для того чтобы точнее определить эту переменную, нужно провести эксперименты, в которых по отдельности исследовалась бы роль столь разных факторов, как пространственная близость, степень видимости, степень слышимости, наличие физической преграды между участниками и т. п Физическое – зримое и осязаемое – присутствие жертвы становится мощным противовесом давлению экспериментатора, толкающим испытуемого на акт неповиновения.

Если степень подчинения зависит от пространственной соотнесенности испытуемого и жертвы, будет ли она изменяться с изменением пространственных отношений между испытуемым и экспериментатором?

У нас есть основания считать, что, участвуя в опыте, испытуемый в своем поведении ориентируется прежде всего на экспериментатора, а не на другого участника. Испытуемый приходит в лабораторию, чтобы стать элементом структуры, разработанной экспериментатором. Он приходит не столько для того, чтобы понять свое поведение, сколько для того, чтобы сделать его объектом изучения компетентного специалиста, ученого, и он готов проявить себя так, как требует от него ученый. Большинству испытуемых явно не безразлично, какое впечатление они произведут на экспериментатора еще до начала опыта, и именно эта их общая озабоченность, вызванная новизной и непривычностью обстановки, мешает испытуемым почувствовать характер запланированной ситуации. Иначе говоря, испытуемый настолько поглощен стремлением произвести хорошее впечатление на экспериментатора, что влияния, исходящие из других участков возникшего поля взаимодействия, остаются незамеченными или попросту игнорируются им. Эта безоговорочная ориентированность на экспериментатора, которую мы наблюдали у большинства испытуемых, как нам кажется, может отчасти объяснить их равнодушие к своей жертве. Это же наблюдение заставило нас предположить, что изменения в отношениях испытуемого и экспериментатора могут вызвать существенные изменения показателя степени подчинения.

Мы провели серию экспериментов, в которых варьировали фактор физической близости экспериментатора к испытуемому и степень его надзора за последним. В одной ситуации экспериментатор постоянно сидел рядом с испытуемым, в другой, проинструктировав испытуемого, он уходил из лаборатории и затем отдавал приказы уже по телефону. В третьей ситуации экспериментатор ни разу не появлялся перед испытуемым, – все инструкции были записаны на магнитофон, который включали в тот момент, когда испытуемый входил в лабораторию.

Удаление экспериментатора из помещения привело к резкому сокращению показателя подчинения. Количество послушных испытуемых в первой ситуации, когда экспериментатор не отлучался из лаборатории, почти в три раза превысило аналогичный показатель опытов, типичных для второй ситуации, когда он отдавал приказы по телефону.

Только в двух экспериментальных ситуациях (в ситуации непосредственного соседства жертвы и испытуемого, а также при возможности физического контакта) мы не могли использовать аудиозапись реакций жертвы. Однако актер, игравший роль жертвы, демонстрировал те же реакции, что и в эксперименте 2 (где использовалась аудиозапись). Здесь есть о чем подумать: при соответствующем техническом обеспечении процедуры вся эта серия экспериментов, вероятно, могла бы быть проведена с использованием аудиозаписи.

Если в первой ситуации 26 испытуемых прибегли в качестве наказания к самому мощному из возможных воздействий, то во второй ситуации таких испытуемых оказалось только девять. (Хи-квадрат. Статистический метод сравнения наблюдаемых и гипотетических значений / числа послушных и непослушных в двух экспериментальных ситуациях: df = 14,7; р < 0,001). Разговаривая с экспериментатором по телефону, испытуемые проявляли большее упорство, нежели в прямом общении, в то время как удаление экспериментатора из лаборатории резко ослабило его власть над испытуемым.

Нужно также отметить, что в ситуации отсутствия экспериментатора испытуемые продемонстрировали любопытную форму поведения, с которой мы не сталкивались в первой ситуации. Некоторые испытуемые, хотя и не отказались от продолжения эксперимента, наказывали ученика более слабыми ударами, чем оговаривалось в инструкции, не сообщая при этом экспериментатору о нарушении процедуры. (Испытуемые не подозревали, что мощность каждого разряда автоматически регистрируется особым прибором (Esterline-Angus event recorder), подсоединенным к генератору тока, благодаря чему мы получили объективную запись действий испытуемых). Более того, некоторые из них, разговаривая с экспериментатором по телефону, считали необходимым заверить его в том, что они все время наращивают мощность удара, как того требует инструкция, тогда как на самом деле неизменно применяли самый слабый из возможных ударов. Эта форма поведения кажется нам особенно интересной, поскольку испытуемые не могли не понимать, что их действия идут вразрез с заявленными целями эксперимента, но тем не менее предпочли разрешить конфликт именно так, не вступая в открытую конфронтацию с человеком, наделенным властными полномочиями.

В другой ситуации этой же серии опытов экспериментатор также общался с испытуемым по телефону, но возвращался в лабораторию, когда испытуемый решительно отказывался применить более сильный удар. Несмотря на то что возможность убедить испытуемого по телефону, казалось, была исчерпана, экспериментатор, самолично появившись в лаборатории, все-таки нередко добивался подчинения.

Данная серия экспериментов показывает, что физическое присутствие авторитетного лица может оказывать существенное влияние на степень подчинения испытуемого. Учитывая также результаты первой серии экспериментов, в которой варьировался фактор местонахождения жертвы, мы можем предположить, что поведение испытуемого в значительной степени контролируется своего рода силовыми полями, причем мощность влияния этих полей снижается по мере психологического отдаления испытуемого от их источника. Чем ближе оказывается испытуемый к жертве, тем труднее ему становится подвергать ее ударам тока. Взяв за константу взаимное положение испытуемого и жертвы и отдаляя экспериментатора от испытуемого, мы обнаружили, что испытуемому становится легче прервать эксперимент. Хотя на поведении испытуемого сказываются оба фактора, манипуляция с пространственным положением экспериментатора дала все же более яркие результаты. Степень подчинения деструктивным приказам изменяется в зависимости от пространственных отношений между авторитетным лицом и исполнителем.