Текст книги "Письма к сыну. Максимы. Характеры"

XXVI

Лондон, 16 октября ст. ст. 1747 г.

Милый мой мальчик,

Каждому человеку совершенно необходимо уметь нравиться, но искусством этим овладеть нелегко. Вряд ли его можно свести к определенным правилам, и твой собственный здравый смысл и наблюдательность подскажут тебе больше, нежели все мои советы.

Относись к другим так, как тебе хотелось бы, чтобы они относились к тебе, – вот самый верный способ нравиться людям, какой я только знаю. Внимательно подмечай, какие черты тебе нравятся в людях, и очень может быть, что то же самое в тебе понравится другим. Если тебе приятно, когда люди внимательны и чутки к твоему настроению, вкусам и слабостям, можешь быть уверен, что внимательность и чуткость, которые ты в подобных же случаях выкажешь другим, будут им так же приятны. Сообразуйся с тоном, господствующим в обществе, в которое ты попал, и не старайся задать ему свой; будь серьезен, весел и даже легкомыслен, шути – в зависимости от того, какое будет в эту минуту настроение у всей компании; именно так каждый отдельный человек должен вести себя по отношению к обществу в целом. Не надо докучать собравшимся, рассказывая какие-нибудь истории, это самое нудное и неприятное, что только может быть. Если ты случайно знаешь какой-нибудь очень коротенький рассказ, имеющий прямое отношение к предмету, о котором в данную минуту идет разговор, расскажи его как можно короче, но даже и тогда заметь, что, вообще-то говоря, ты не любишь рассказывать истории и в данном случае прельстила тебя только краткость.

Прежде всего избавься от привычки говорить о себе и не вздумай занимать своих собеседников собственными волнениями или какими-либо личными делами; как они ни интересны тебе, всем остальным слушать о них утомительно и скучно. Кроме того, надо уметь молчать вообще обо всем, что имеет значение лишь для тебя одного. Какого бы ты сам ни был мнения о своих достоинствах, не выставляй их напоказ в обществе, не следуй примеру тех хвастливых людей, которые стараются повернуть разговор именно так, чтобы представилась возможность их выказать. Если это подлинные достоинства, люди о них неминуемо узнают и без тебя и тебе же это будет гораздо выгоднее. Никогда не доказывай своего мнения громко и с жаром, даже если в душе ты убежден в своей правоте и твердо знаешь, что иначе и быть не может, – выскажи его скромно и спокойно, ибо это единственный способ убедить; если же тебе не удается это сделать, попытайся попросту перевести разговор на другую тему и весело скажи: «Вряд ли нам удастся переубедить друг друга, да в этом и нет необходимости, поэтому давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом».

Помни, что у каждой компании есть свои привычки и склонности и то, что как нельзя лучше подходит для одной, может очень часто оказаться совершенно неприемлемо в другом месте.

Шутки, разного рода bons mots,[27]27
  остроты (франц.).


[Закрыть] забавные случаи из жизни, которые придутся очень кстати в одной компании, если их рассказать в другой, покажутся плоскими и скучными. Какие-то особенности характеров, привычки, условный язык, принятые в той или иной компании, могут придать определенное значение слову или жесту, которые не имели бы его вовсе, не будь этих привходящих обстоятельств. Люди здесь очень часто совершают ошибку: пристрастившись к чему-то, что забавляло их в определенном кругу и при определенных условиях, они настойчиво повторяют это в другом кругу, при других обстоятельствах, где то же самое становится либо неинтересным, либо, может быть, даже оскорбительным, из-за того что употреблено не к месту или не ко времени.

Часто они даже начинают с глупого предисловия, вроде: «Сейчас я расскажу вам замечательную историю» или «Я расскажу вам нечто необычайно интересное». Они вселяют в своих слушателей надежды, и когда надежды эти ни в какой мере не сбываются, незадачливый рассказчик «замечательной истории» оказывается в дурацком положении, которое он, надо сказать, вполне заслужил.

Если тебе особенно хочется завоевать расположение и дружбу определенных людей, будь то мужчины или женщины, постарайся распознать их самое большое достоинство, если таковое имеется, и их самую большую слабость, которая непременно есть у каждого, и воздай должное первому, а второй – даже нечто большее. Есть немало областей, в которых люди хотят всех превзойти или по меньшей мере хотят, чтобы другие думали, что они всех превзошли. И хотя они любят, чтобы им воздавали по достоинству там, где они знают, что действительно достигли чего-то значительного, им больше всего и вернее всего льстит похвала в том, в чем они хотят преуспеть и, однако, не совсем уверены, удается им это или нет. Так, например, тщеславию кардинала Ришелье,¹ который был, несомненно, самым выдающимся государственным деятелем своего времени, да и не только своего, особенно льстило, когда его считали также и лучшим из поэтов, он завидовал славе великого Корнеля и отдал распоряжение раскритиковать «Сида».² Поэтому самые искусные из льстецов старались поменьше говорить ему о его уменье управлять или говорили об этом только en passant [28]28
  вскользь (франц.).


[Закрыть] и лишь тогда, когда представлялся какой-нибудь случай. Но фимиамом, который они курили ему, было превознесение его как bel esprit [29]29
  острослова (франц.).


[Закрыть] и как поэта, и они были уверены, что аромат этого фимиама привлечет к ним и его внимание. Почему? Да потому что в первом своем качестве он твердо был убежден, а в отношении второго в душе все-таки сомневался.

Ты легко сможешь распознать в каждом человеке предмет его тщеславия, приметив, о чем он особенно любит говорить, ибо каждому человеку свойственно больше всего говорить о том, в чем ему больше всего хочется добиться всеобщего признания. Коснись именно этого, и ты заденешь его за живое. Покойный сэр Роберт Уолпол,³ который, вне всякого сомнения, был человеком незаурядным, не очень прислушивался к похвалам его таланту, но его самой большой слабостью было желание, чтобы его считали человеком благовоспитанным и галантным кавалером, то есть тем, чем он ни в какой степени не был; это было излюбленным и самым частым предметом его разговора, и людям проницательным становилось ясно, что это – его самое уязвимое место. И они с успехом использовали его слабость в своих целях.

У женщин таким предметом чаще всего является их красота. Как только разговор заходит о ней, никакая лесть им не кажется грубой. Природа, должно быть, не создавала еще женщины, настолько уродливой, чтобы она могла остаться совершенно равнодушной к похвале, воздаваемой ее наружности. Если лицо ее настолько безобразно, что она не может не знать об этом, ей кажется, что фигура ее и весь ее облик с лихвой восполняют этот недостаток. Окажись у нее некрасивая фигура, она думает, что все уравновешивается красотою лица. Если же безобразны и лицо, и фигура, то она успокаивает себя тем, что ей присуще некоторое очарование, уменье как-то особенно себя держать, некое je ne sais quoi,[30]30
  не знаю что (франц.).


[Закрыть] еще более располагающее к себе, чем сама красота. Мысль эту можно доказать тем, что самая некрасивая женщина на свете тщательно обдумывает, как ей получше одеться. Настоящая бесспорная красавица, сознающая, что она хороша собой, изо всех женщин менее всего поддается такого рода лести: она знает, что этим ей только воздается должное, и не чувствует себя никому за нее обязанной. Надо похвалить ее ум – хоть сама она, может быть, и не сомневается в нем, она может думать, что мужчины держатся на этот счет иного мнения

Не пойми меня неверно и не подумай, что я рекомендую тебе низкую и преступную лесть. Нет, не вздумай хвалить ничьих пороков, ничьих преступлений; напротив, умей ненавидеть их и отвращать от них людей. Но на свете нельзя жить без любезной снисходительности к человеческим слабостям и чужому тщеславию, в сущности невинному, хоть, может быть, порой и смешному. Если мужчине хочется, чтобы его считали умнее, чем он есть на самом деле, а женщине – чтобы ее считали красивее, заблуждение это благотворно для них обоих и безобидно для окружающих. И я предпочел бы сделать этих людей своими друзьями, потакая им, нежели своими врагами, стараясь (и притом напрасно) вывести их из этого заблуждения.

Существуют также небольшие знаки внимания, чрезвычайно приятные людям и заметным образом воздействующие на ту степень гордости и самолюбия, которые неотделимы от человеческой природы. Эти знаки внимания – верное свидетельство нашей предупредительности и нашего уважения к тем, кому мы их оказываем. Можно, например, приметить маленькие привычки, пристрастия, антипатии и вкусы людей, которых нам хотелось бы расположить к себе, и тогда постараться чему-то потакать и от чего-то уберечь их, при этом деликатно дав им понять, что ты заметил, что им нравится такое-то блюдо или такая-то комната, и поэтому приготовил для них то или другое, или же, напротив, что от тебя не укрылось их отвращение к такому-то блюду и неприязнь к такому-то лицу, и ты постарался, чтобы за столом не было этого блюда, а среди гостей не появилось это лицо. Внимание к подобным пустякам льстит самолюбию гораздо больше, нежели вещи более значительные, ибо люди начинают думать, что чуть ли не все мысли твои и заботы направлены на то, чтобы сделать им приятное.

Вот кое-какие секреты, которые тебе необходимо знать, для того чтобы войти в высший свет. Хорошо было бы, если бы в твоем возрасте я знал их лучше сам. Я заплатил за эти знания пятьюдесятью тремя годами жизни и ничего не имел бы против, если бы ты уже сейчас мог воспользоваться теми преимуществами, которые можно извлечь из моего неплохого опыта. Прощай.

XXVII

Лондон, 11 декабря ст. ст. 1747 г.

Милый мой мальчик,

Мне больше всего хочется, чтобы ты знал одну вещь, которую очень мало кто знает, а именно – какая великая драгоценность – время и как необходимо его разумно использовать. Истина эта известна многим, но мало кто умеет жить в соответствии с нею. Любой дурак, растрачивающий свое время на пустяки, повторяет меж тем какое-нибудь избитое, всем известное изречение, – а таких существует великое множество, – в доказательство ценности и вместе с тем быстротечности времени. Точно так же по всей Европе разного рода остроумные надписи на солнечных часах напоминают о том же. Таким образом, все те, кто проматывают свое время, ежедневно видят и слышат, как важно для человека проводить его с пользой и как оно невозвратимо, когда его теряют. Но все эти увещевания напрасны, если у человека нет некой твердой основы: здравого смысла и ума, которые сами подсказали бы ему эти истины, избавив его от необходимости принимать их на веру. Судя по тому, как ты описываешь свои дни, я смею думать, что эта основа у тебя есть: она-то и принесет тебе настоящее богатство. Поэтому я не собираюсь писать сейчас критический трактат об употреблении времени и злоупотреблении им. Я позволю себе только подсказать тебе кое-что в отношении того, как использовать один определенный период того долгого времени, которое, надеюсь, тебе еще придется прожить: я имею в виду два ближайших года.

Запомни же, что, коль скоро ты не заложишь фундамента тех знаний, которые тебе хочется приобрести, до восемнадцати лет, ты никогда потом за всю жизнь этими знаниями не овладеешь. Знания – это убежище и приют, удобные и необходимые нам в преклонные годы, и если мы не посадим дерева пока мы молоды, то, когда мы состаримся, у нас не будет тени, чтобы укрыться от солнца. Я не требую и не жду от тебя большого усердия в науках после того, как ты вступишь в большой свет. Я понимаю, что это будет невозможно, а в некоторых случаях, может быть, даже и неуместно; поэтому помни, что именно сейчас у тебя есть время для занятий, которые не будут для тебя утомительны и от которых тебя ничто не сможет отвлечь. Такая возможность тебе больше никогда уже в жизни не представится. Если науки, которые ты будешь изучать, порою и покажутся тебе несколько трудными, помни, что труд – неизбежный спутник твой в том путешествии, которого избежать нельзя. Чем больше часов в день ты будешь в пути, тем скорее ты приблизишься к концу путешествия. Чем скорее ты будешь готов к свободе, тем скорее она придет, и твое освобождение из рабства будет целиком зависеть от того, как ты употребишь предоставленное тебе время. Мне кажется, что я предлагаю тебе очень выгодную сделку: даю тебе слово чести, что если ты выполнишь все, что я от тебя хочу, до восемнадцати лет, то после этого, в течение всей моей жизни, я, в свою очередь, сделаю для тебя все, что ты захочешь.

Я знал одного человека, который был так бережен к своему времени, что не хотел терять даже тех коротких минут, которые ему приходилось проводить за отправлением естественных потребностей: в эти минуты он одного за другим успел перечитать всех латинских поэтов. Он покупал какое-нибудь дешевое издание Горация, вырывал из него страницы две и уносил их с собою в нужник, где сначала читал их, а потом уже приносил в жертву Клоацине: ¹ этим он сберег немало времени, и я рекомендую тебе последовать его примеру. Лучше поступать так, нежели заниматься в эти минуты исключительно тем, чего ты все равно не можешь не делать, и знай, что любая книга, которую ты таким образом прочтешь, очень отчетливо запечатлеется в памяти. Что касается книг научных и сочинений серьезного характера, то их, разумеется, надо читать не отрываясь, но ведь существует великое множество книг и, кстати говоря, весьма полезных, которые отлично можно читать урывками и от случая к случаю. Это относится ко всем хорошим латинским поэтам, за исключением Вергилия с его «Энеидой», и к большинству современных поэтов – у них много хороших стихотворений, чтение которых займет самое большее минут семь-восемь. Словари Бейля, Морери ² и другие – подходящее чтение для коротких промежутков праздного (при других обстоятельствах) времени, которое есть у каждого человека в течение дня – между занятиями или между развлечениями. Спокойной ночи.

XXVIII

2 января ст. ст. 1748 г.

Милый мой мальчик,

Я восхищен тем, как ты распределил время, проведенное в Лейпциге: ты так разумно использовал его с утра и до вечера, что даже и дураку станет ясно, что для себя у тебя ничего не осталось. Вместе с тем я уверен, у тебя достаточно ума, чтобы понять, что так правильно употребить свое время – значит сберечь его для себя. Больше того, тем самым ты кладешь его в рост под огромные проценты, и через несколько лет оно превратится в солиднейший капитал.

Хотя двенадцать из твоих четырнадцати commensaux,[31]31
  сотрапезников (франц.).


[Закрыть] может быть, и не самые интересные люди на свете, и, может быть, им не хватает (как я легко могу предположить) le ton de la bonne compagnie, et les graces,[32]32
  уменья держать себя в хорошем обществе и манер (франц.).


[Закрыть] которых я хочу для тебя, пожалуйста, постарайся не выказывать им презрения и не выставлять их в смешном свете – могу тебя заверить, что этим ты погрешишь не только против правил хорошего тона, но и против здравого смысла. Постарайся лучше извлечь из встреч с ними наибольшую пользу и помни, что общение с каждым человеком всегда может быть в том или ином отношении полезным. Во всяком случае они помогут тебе лучше овладеть немецким языком, а так как они съехались из различных мест, ты можешь навести разговор на предметы, относительно которых они будут в состоянии дать тебе кое-какие полезные сведения. Пусть даже сами они, вообще-то говоря, люди скучные или малоприятные, кое-что они все же знают – о законах, обычаях, о своем правительстве, о самых знатных домах своей страны – все это полезно знать, и поэтому есть смысл обо всем этом расспросить. Нет ведь, пожалуй, человека, который был бы во всех отношениях хорош, и вряд ли можно найти такого, который был бы совсем ни на что не годен. Хороший химик из любого вещества сможет извлечь ту или иную эссенцию; так и человек способный ловкостью своей и уменьем может извлечь нечто для себя интересное из каждого, с кем он вступит в общение.

Коль скоро тебя представили герцогине Курляндской, прошу тебя, бывай у нее так часто, как тебе это позволят другие более необходимые дела. Мне говорили, что это женщина в высшей степени воспитанная и даровитая. Хоть я и не стал бы советовать тебе посещать женское общество для того, чтобы искать там основательных познаний или ума, посещение его полезно в других отношениях: пребывание в нем безусловно шлифует манеры и придает обходительность, очень нужную в свете и которой англичане наделены меньше, чем какая-либо другая нация.

Не могу сказать, чтобы твои ужины отличались роскошью, но, согласись, они совершенно сытны: после кварты супа и двух фунтов картофеля ты можешь спать спокойно и без особого нетерпения дожидаться утреннего завтрака. Одна из частей твоего ужина (картофель) – это обычная пища моих старых друзей и земляков – ирландцев, а это самые сильные и здоровые люди, каких я знаю в Европе.

Так как, по-видимому, многие мои письма к тебе и м-ру Харту пропали, а равно и кое-какие твои и его – ко мне, в частности одно его письмо из Лейпцига, на которое он ссылается в следующем и которое я так и не получил, – попрошу тебя на будущее сообщать мне даты писем, которые вы оба получите от меня; я, со своей стороны, буду делать так же.

Письмо, которое я получил от тебя с последней почтой, помечено 25 ноября н. ст.; с предыдущей почтой я получил еще одно, не помню уж от какого числа, но в него было вложено второе – к леди Честерфилд; ¹ в ближайшие дни она тебе ответит, а пока благодарит за то, что ты ей написал.

Болезнь моя оказалась всего-навсего сильной простудой, сейчас я уже совсем поправился. Тебе не придется жаловаться на отсутствие известий от м-ра Гревенкопа, – он будет часто писать тебе о том, что происходит у нас, по-немецки и притом готическим шрифтом: для тебя это будет упражнением и в том, и в другом. Прощай.

XXIX

Лондон, 15 января ст. ст. 1748 г.

Милый мой мальчик,

Я охотно принимаю тот подарок, который ты обещаешь мне к будущему новому году, и чем драгоценнее он станет, тем благодарнее я буду за него. Все это зависит исключительно от тебя, и я надеюсь, что ты каждый год будешь дарить мне новое издание себя самого, исправленное по сравнению с предыдущим и коль скоро ты не склонен стать податным чиновником государственного казначейства и хочешь получить место в Англии, не сделаться ли тебе профессором греческого языка в одном из наших университетов? Это отличная синекура, и для этого достаточно хотя бы немного знать язык (значительно меньше, чем ты, по-моему, уже знаешь). Если тебе это не по душе, то я просто не знаю, что тебе еще предложить. Мне хотелось бы слышать от тебя самого, чем ты собираешься стать, потому что пора уже сделать выбор и соответственным образом подготовиться. М-р Харт пишет мне, что ты решил стать государственным мужем – если это действительно так, то ты, должно быть, хочешь сделаться моим преемником. Ну что же, я охотно передам тебе все мои полномочия, как только ты меня об этом попросишь. Если же ты собираешься стать политиком или советником, то помни, что есть некоторые мелочи, с которыми нельзя будет не посчитаться. Первое, это надо быть человеком, пригодным для этой должности, а для того чтобы стать им, основательно изучить древнюю и новую истории и овладеть языками. Надо в совершенстве знать государственное устройство различных стран и существующие в них формы правления, расцвет и упадок империй древнего и нового мира, проследить причины того и другого и подумать над ними. Надо также знать, каковы мощь каждой страны, ее богатство и торговля. Все эти обстоятельства на первый взгляд могут показаться не очень значительными, но политическому деятелю совершенно необходимо их знать, и поэтому я надеюсь, что ты снизойдешь до того, чтобы заняться их изучением.

Есть также и еще кое-какие качества, которые необходимо выработать в себе, для того чтобы справиться с практической стороной дела, и, как мне кажется, они заслуживают того, чтобы ты посвятил им минуты досуга. Это – полное владение собой: чтобы никакое чувство ни при каких обстоятельствах не могло вывести из себя. Терпение – для того чтобы выслушивать суждения легкомысленные, безосновательные и даже наглые. Такт – чтобы уметь отвергнуть их и вместе с тем никого не обидеть, а если ты с чем-то соглашаешься, то сделать это в такой манере, чтобы человек почувствовал себя вдвойне тебе обязанным. Гибкость – чтобы уметь скрыть правду и при этом не прибегать ко лжи. Проницательность – чтобы читать написанное на лицах других. Спокойствие – чтобы, взглянув на тебя, никто не мог прочесть твоих мыслей. Уменье казаться человеком откровенным и в то же время скрывать свои мысли. Вот те основные качества, которые должны быть у каждого политического деятеля. А учит им свет, он для тебя все равно что грамматика.

Из Голландии должны еще прибыть три почты, потому-то твоих писем пока еще нет. Кончаю писать и уповаю на покровительство твое и помощь, когда ты сменишь меня на моем посту. Твой.