Книга: Первый глоток пива... - Филипп Делерм

Это пишет Наталья Мавлевич, переводчик, я с ней согласен абсолютно. Книга состоит из таких микрорассказов, в каждом из которых автор запечатлевает какую-то яркую картинку из своей жизни. Это может быть теплый круассан, ингалятор из детства, велосипедная прогулка, сбор последней в сезоне ежевики или первый глоток пива, вынесенный в название...

Но первый глоток! Глоток? Все начинается еще не доходя до горла. Сначала золотые пузырики, вспененная прохлада на губах, потом медленная, щекочущая горчинкой ласка наполняет нёбо. Первый глоток кажется таким долгим! Впиваешь его с наигранно-инстинктивной жадностью. На самом деле все предопределено: и количество – не слишком много, не слишком мало, ровно столько, сколько нужно для хорошего почина; и непременное блаженство, обозначаемое вздохом, причмокиванием или не менее выразительной паузой

Это так талантливо и душевно описано, что тут же хочется повторить. Делерм с таким чувством и вкусом излагает свои воспоминания, с такой душой описывает мелкие, казалось бы, совсем незначительные эпизоды и события, что хочется точно так же, навыдергав из давнего прошлого или вчерашнего, издревле, давеча или ныне, остановить волшебные мгновения уже из собственной жизни и посмаковать их, остановиться и насладиться ими - запахом, вкусом, ощущениями или переживаниями. Такое ощущение, что прошлое, каким бы давним оно не было, это такая кладовочка, в которую можно нырнуть и достать лакомое воспоминание - вкус ежевики или свежего багета, аромат портвейна или осеннего леса, тактильные ощущения при лущении горошка или в момент складывания старого "Опинеля". Каждое воспоминание - подарок, наслаждение и возможность. Читал я этот сборничек продолжительное время, по нескольку рассказиков за раз, уж очень жалко было закакнчивать эту прелесть. И точно знаю, что вернусь к отдельным вещицам из книги еще не раз...

Первый глоток пива. Только самый первый! Остальные – хоть и отхлебываешь каждый раз все больше, уже не то – ничего не дают, только разливается ватный дурман да распирает сытость. Разве что в последнем, с его безнадежностью конца, тоже что-то есть…

Вторая часть сборника - «Загубленная сиеста» - несколько пожёстче. На смену нежным акварелям приходят наброски углем: резкие, кубичные, порою немного абстрактные, но очень точные и узнаваемые: одинокие старушки, проповедники какой-то секты, дантисты с бормашинами, просто мелкие жизненные неприятности вроде чернильного пятна на пиджаке. Но долго останавливаться на неприятностях Автор не в силах. Он принадлежит к тем счастливым людям, которые всегда способны найти маленькие и светлые радости в серых буднях. И вот уже резкие угольные наброски сменяются более плавными и размытыми акватинтами. И ты вместе с Автором собираешь грибы в рыжем осеннем лесу, купаешься в прохладном бассейне в жаркий июньский день, бродишь по старинному замку, готовишь артишоки. И всё это тихо и неторопливо, наслаждаясь каждым запахом, каждым звуком, каждым движением…

Впрочем, возможно, из-за того, что я никогда не была склонна жить прошлым, для меня чувства и впечатления, которые хочет передать Делерм, оказались не слишком-то яркими, сочными или насыщенными — что противоречит началу этого текста. Сам писатель наверняка так не считает, но это и понятно: он — автор, сам себе царь, бог и вместилище воспоминаний. Поэтому если он хочет называть себя писателем-импрессионистом, пусть оно так и будет. Потому что моменты, которые ему удаётся запечатлеть, действительно мимолётны и подвижны, как полотна Моне, Моризо, Ренуара, Сислея, Сезанна, даже жанрово можно определять их как картины — пейзаж, натюрморт, портрет.

Пейзаж…

Шагаешь, заложив руки в карманы, а-ля Керуак, ты всё и всех опередил, и что ни шаг — то радость. Ловишь себя на том, что идёшь по кромке тротуара, как в детстве, когда интереснее всего всегда на краю. Пока все спят, ты втихомолку отхватил у дня порцию чистого времени. Тёплый круассан на улице

На тарелке у тебя хоть и изобильная, но вполне нормальная еда. Такова реальность. Важно, что происходит в твоей голове. А там, прорвав все плотины, бушует со страшной силой холестерин. Бьется о твердь черепной кости с сардоническим хохотом. Каждый звук — провокация. Каждый звук сулит удовлетворение. Лионское бистро

Но о чем же с ними разговаривать-то? И тут на помощь приходит спасительное лицемерие, накопленное за годы жизни в обществе. Да-да, та самая годная на все случаи жизни непринужденность, которая хоть и не дает забыть о подростковой робости, но сменяет ее, обозначая непоправимый переход к зрелости, это она, непринужденность на все случаи жизни, и плюс к ней дурацкая, но в высшей степени удобная самоуверенность дают нам возможность со слегка непристойной естественностью вступить в разговор. Встреча за границей

"Первый глоток пива..." - сборник миниатюрных рассказов, в которых Делерм пишет о радости бытия и о разных мелочах жизни, на которые далеко не все обращают внимание. "Буквально в каждом рассказике чувствуется приятная нотка Франции, которая позволяет мысленно перенестись куда-нибудь в Париж и ощутить все эти прелести, о которых рассказывает нам Филипп, на себе." - всё это я прочла в большом количестве восхищённых рецензий, поэтому ожидала от книги какого-то "Вау", которого, увы, так и не было. Мне было настолько скучно и неинтересно читать, что я еле-еле бралась за "Первый глоток пива" вновь, а уже через некоторое время опять откладывала. Не скажу, что мне не было приятно читать "Яблочный дух", "Тёплый круассан на улице", "Почти что лето - можно бы поесть в саду" или "Пора созревания плодов", но удовольствия я от этого не получила...

Должно быть я слишком поздно узнала о том, что лучше принимать по несколько рассказов в день, как витаминки, и поэтому у меня случилась так называемая "передозировка" или же просто малая проза это, как говорится, не моё...

Сейчас, просматривая помеченные в книге места, еще больше убеждаюсь, как Делерм порой буквально создает (дзэновский) ритуал из якобы обыденных действий:

"... обязательно сам! – готовишь себе соус. Для него нужно взять немножко прованского масла, чуть-чуть винного уксуса, капельку горчицы и смешать все это до состояния, когда по желтоватому озерку поплывут бархатистые коричнево-желтые островки. Кроме того, следует заранее поставить рядом с собой пустую миску или тарелку для обгрызенных листьев. И вот теперь можно начинать есть. Есть? Разве назовешь примитивным словом «есть» этот процесс ..."

Эти рассказы пронизаны неспешностью - пристальным вниманием к мелочам - обыденным предметам, их запаху, цвету.

Пока все спят, ты втихомолку отхватил у дня порцию чистого времени.

Насладиться цветом – горького меда, холодного солнца.

Еще парочка цитат себе на память:

А потом сковородка томится на медленном огне, тихонько шипит масло, в воздухе витают запахи чеснока и петрушки, но их перекрывает аромат леса, превращая кухню в лабораторию алхимика, где перегоняется дух подлеска, чтобы расползтись по стенам плотными, сытными, но уже вполне абстрактными испарениями.

Мнимая скромность отречения. Ты удовольствовался бы сторожкой вовсе не потому, что согласен на меньшее, наоборот – чтобы получить большее. Сполна наслаждаться мгновением, упиваться аллеями, представлять себе деревянные панели гостиных. Владельцам достаются только заботы. И потом, они не так часто приезжают сюда. Париж их не отпускает. Груз наследства, приближение старости непременно должны умерить способность радоваться жизни. Что касается настоящего сторожа, вполне возможно, это тупой мужлан, который без малейших сожалений променял бы всю эту красоту на безликую трехкомнатную квартиру в центре города.