Текст книги "Валет червей"

– Зачем их поместили здесь? – спросила я. – Они портят красоту собора.

Однако я не могла оторвать взгляд от их отвратительных лиц… мрачных… злых, но более всего меня поразило, что они, похоже, насмехались надо мной – Над чем они насмехаются? – спросила я.

– Над глупостью человеческой натуры, так мне всегда казалось, – ответил граф.

Должно быть, он заметил, какое впечатление произвели на меня химеры, но считал нужным показать мне все без исключения. Мы осмотрели и тюрьмы. Мне запомнились две из них – Консьержери на Набережной Часов, чьи круглые башни можно было видеть с мостов и набережной реки, и Бастилия у ворот Сент-Антуан, ощетинившаяся угрюмыми бастионами и башнями Из бойниц торчали пушки. Бастилия повергла меня в ужас.

Сюда попадают не только преступники, объяснил граф. – Некоторые просто жертвы своих врагов люди, пострадавшие по политическим мотивам… или ставшие слишком опасными в результате придворных интриг.

И тогда он рассказал мне о пресловутых lett res de cachet санкционированных королем Франции. И хотя на них стояла подпись министра, все знали, что издавались они королем.

В этом случае спасения нет, сказал граф. Любому может быть выписан ордер на арест, и он никогда не узнает, за что его посадили, поскольку, уж оказавшись в Бастилии, он, скорее всего, никогда из нее не выберется.

Глядя на эти мрачные стены, я пыталась представить себе людей, живших за ними.

Но это же нечестно несправедливо! – воскликнула я Жизнь часто поступает так с людьми, сказал граф. – Нужно быть очень осторожным и следить за тем, чтобы не сделать ложного шага, который может кончиться катастрофой.

Но как можно быть в этом уверенным? Никак. Нужно просто соблюдать осторожность, а этому человек обучается с возрастом Это в молодости люди любят резкие движения.

Он не хотел, чтобы я оставалась подавленной, и в тот же вечер мы с ним отправились на спектакль. Как мне нравилось рассматривать элегантно одетых людей, великолепные женские прически, смеющуюся, переговаривающуюся толпу зрителей.

С нами была Софи. Ей нравилось в театре, и когда мы вернулись в отель, я зашла к ней в комнату и мы обсудили пьесу и посмеялись над событиями этого вечера. Мне показалось, что я все лучше узнаю Софи и начинаю понимать, что она чувствует себя очень одинокой и на самом деле искренне рада появлению сестры, с которой можно доверительно поболтать.

«Мы будем настоящими друзьями», – сказала я себе Но тут же вспомнила о том, что вскоре возвращаюсь в Англию, и задумалась над тем, когда же мы сможем встретиться. Когда она выйдет замуж, решила я, нанесу ей визит, а потом она приедет в гости ко мне.

И вот наступило главное событие – наше посещение Версаля. Как ни странно, после Парижа он не произвел на меня особого впечатления Возможно, меня уже пресытил вид роскоши и богатства Конечно, дворец был чудесный, а его сады превосходны, террасы, статуи, бронзовые скульптурные группы, украшенные орнаментом бассейны, из которых били фонтаны, все это казалось сказочной страной; оранжерея была построена самим Мансаром, как сказал мне граф, и считалась самым блестящим образцом архитектуры во всем Версале, с чем я готова была согласиться; и, уж конечно, не могла не произвести впечатления огромная центральная терраса с газоном Но что мне больше всего запомнилось в Версале это переполненная приемная, с большим овальным окном; здесь мы с Софи и графом ждали появления короля из его апартаментов.

Все были очень изысканно одеты, а граф, думаю, потому, что занимал важный пост при дворе, стоял несколько особняком возле двери, а мы с Софи рядом с ним.

В воздухе ощущалось напряжение, и на всех лицах было выражение готовности. Придворные были очень озабочены тем, чтобы проходящий король заметил их. Я же размышляла об узниках Бастилии, не знающих, за что они туда попали, находящихся там лишь потому, что не понравились тем, кто имел власть заточить их в тюрьме. Но разве граф не сказал, что lettres de cachet выдает сам король?

Внезапно в приемную вошел человек и воцарилось молчание, Король Франции! Его сопровождали приближенные, но я смотрела лишь на короля. Мне кажется, я опознала бы в нем короля при любых обстоятельствах. У него было какое-то особое чувство собственного достоинства, которое можно было бы определить, пожалуй, как отстраненность. Его лицо, на котором, разумеется, распутство оставило свои следы, все еще оставалось красивым. Его движения не были лишены грации, к тому же он был великолепно одет; костюм был украшен бриллиантами. Я не могла оторвать от него глаз.

Он был совсем близко от нас, и граф встретился с ним взглядом. Я как можно ниже присела в реверансе. Софи сделала то же самое, а граф низко поклонился.

– А, Обинье, – произнес король низким мелодичным голосом.

– Позвольте представить вам моих дочерей, сир, – сказал граф.

Я почувствовала на себе утомленный взгляд. Потом на лице короля появилась очаровательная улыбка, и несколько секунд он внимательно смотрел на меня.

– У вас очень милая дочь, граф, – сказал он.

– Она приехала погостить из Англии, сир. Вскоре она возвращается домой к матери.

– Надеюсь, до отъезда мы успеем увидеть ее при дворе.

Король прошел дальше. Кто-то услужливо кланялся ему.

Граф был очень доволен. По пути в Париж в карете он сказал:

– Это огромный успех. Король действительно обратил на тебя внимание. Вот почему я сообщил ему, что ты здесь всего лишь с визитом. Ты ему понравилась. Это было ясно. Ты польщена этим?

– Я слышала, что ему вообще нравятся молоденькие девушки.

– Не все, – сказал граф, рассмеявшись, и я заметила, что Софи забилась в самый угол кареты. Мне стало жалко ее, ведь король едва взглянул на нее.

Когда мы приехали в Париж, граф заявил, что хочет поговорить со мной и просит меня прийти в маленькую гостинную, где он будет меня ждать.

Я переоделась в платье попроще и спустилась в комнату, где он ждал меня.

– Ах, Лотти, – сказал он, – ты прямо расцвела от успеха.

– Это был краткий миг славы, – напомнила я ему.

– А чего ты ожидала? Приглашения поужинать вместе с ним? Боже сохрани нас от этого. Я не взял бы тебя с собой, если бы это было возможно.

– Я ничего не ожидала. Меня просто удивило то, что он смотрел на меня… сколько? – две секунды?

– Ты очень красивая девушка, Лотти. Ты выделяешься из толпы. Это значит, что теперь, когда король обратился к тебе… или заметил твое присутствие… ты можешь при первом удобном случае появиться при дворе. Очень удобно занимать такое положение.

– Ну что ж, так или иначе, вскоре я возвращаюсь домой, и думаю, что мне уже пора подумывать о возвращении. Ведь я приехала всего лишь с кратким визитом, не так ли?

– И этот визит доставил тебе удовольствие?

– Он был чудесным, волнующим и так отличался от всего, что я до сих пор видела!

– Теперь, когда я обрел тебя, знаешь ли, я не собираются терять тебя вновь.

– Надеюсь, что это так.

Он пристально взглянул на меня.

– Я думаю, Лотти, мы с тобой прекрасно понимаем друг друга. Мы оба легко вписались в роли отца и дочери.

– Видимо, да.

– Я собираюсь сообщить тебе кое-что важное. Я написал твоей матери письмо, в котором просил ее выйти за меня замуж. Она согласилась.

Я изумленно уставилась на него.

– Но… – я запнулась, – ее… ее дом находится в Эверсли.

– Когда женщина выходит замуж, она оставляет свой дом и отправляется в дом мужа.

– Вы имеете в виду, что она собирается жить здесь?

Он кивнул.

– Это и твой дом, – добавил он.

Это меня ошеломило. Сначала появился мой отец, затем все эти впечатления последних недель, а теперь… моя мать собирается выходить замуж за графа.

– Но… – начала я, запинаясь, рассчитывая на ходу успеть собрать свои мысли, – вы… ведь… вы не видели друг друга долгие годы до вашего приезда в Англию.

– Когда-то мы любили друг друга.

– Но потом… ничего не было.

– Ничего не было! Родилась ты! Более того, теперь мы оба свободны. Тогда у нас обоих не было этой свободы.

– Для меня все это очень неожиданно.

– Иногда такие вещи происходят мгновенно. Как у нас. Похоже, ты не слишком этому рада. Ты размышляешь о том, что будет с тобой? Лотти, и я, и твоя мать искренне желаем, чтобы ты жила вместе с нами. Теперь твой дом здесь.

– Нет… мой дом в Англии. Вы знаете о Диконе.

– Моя дорогая, ты еще так молода. Ты же знаешь, что не может быть и речи о замужестве.

– Но я знаю, что люблю Дикона, а он любит меня.

– Ну что ж, ведь мы решили, что тебе следует немного подрасти, не так ли? Почему бы тебе не подрастать здесь?

У меня не было никакого ответа на его слова. Мне хотелось побыть одной и обдумать этот новый поворот дел, задав себе вопрос, какое влияние это все окажет на мою жизнь.

Вновь заговорил граф:

– Твоя мать уже готовится к переезду во Францию.

– Она не может покинуть Эверсли.

– И все же ей надо готовиться. Она уже занимается этим не первый день. Мы достигли согласия две недели назад. Мы оба решили, что, найдя друг друга, не следует рисковать возможностью вновь потеряться. Лотти, я просто не могу высказать, какую радость мне доставило то, что я нашел тебя… и твою мать. Я думал о ней все эти годы, а она, кажется, тоже думала обо мне. Случившееся с нами бывает с людьми редко, Я кивнула, а он улыбнулся мне в ответ, понимая, что сейчас я думаю о Диконе. Хотя ему казалось, что я неспособна понять происходящее, он не высказал этого вслух.

– Теперь, после долгой разлуки, у нас появилась возможность воссоединиться. Мы оба сознаем это.

Ничто не стоит у нас на пути. Вскоре сюда приедет твоя мать. И тогда мы поженимся. И я хотел, чтобы ты узнала об этом от меня. Твоя мать, когда приедет, расскажет, как она уладила все дела. А пока мы должны готовиться к свадьбе.

Он обнял меня, привлек к себе и поцеловал. Я прижалась к нему. Я очень любила его и гордилась тем, что он мой отец. Но когда я попыталась заглянуть в будущее, оно показалось мне весьма туманным.

Новость о том, что мой отец собирается жениться, была, по-моему, воспринята в доме с некоторым замешательством, хотя со мной разговоры об этом почти не велись. Арман пожал плечами и несколько цинично развеселился, поскольку новобрачная была моей матерью, а романтичные планы были явно последствиями старинной любовной интриги.

– Итак, мы получили сестрицу и красавицу мать одним махом, – заявил он, и я была уверена, что он покатывается со смеху вместе со своими приятелями, такими же бездельниками, как и он.

Софи, кажется, напротив, была довольна.

– Он будет настолько занят своим собственным браком, что перестанет беспокоиться, как бы устроить мой брак, – доверительно сообщила она мне.

– Ты напрасно беспокоишься, если ты не пожелаешь выйти замуж за человека, которого он для тебя подберет, то тебе достаточно просто сказать об этом. Будь пожестче. Они не потащат тебя, визжащую, к алтарю.

В ответ она рассмеялась, и мне показалось, что наши отношения стали еще ближе.

Лизетта очень оживилась, услышав весть о Предстоящей свадьбе.

– Он, наверное, по-настоящему влюблен, – сказала она. – Ведь у него нет никакой нужды в наследниках.

– Будь уверена, это не единственная причина, по которой люди женятся, – ответила я.

– Во Франции обычно именно это и бывает главной причиной. Иначе мужчины никогда не женились бы. Они предпочли бы иметь любовниц.

– Ты очень цинична! Неужели ты не веришь в любовь?

– Любовь – это прекрасно, если дать ей расцветать в подходящих условиях. Думаю, так считает большинство людей. Я привыкла смотреть фактам в лицо, и мне кажется, что в данном случае твой отец по-настоящему влюблен.

– И это тебя изумляет?

– Я полагаю, такие вещи могут случиться с кем угодно – даже с такими людьми, как граф.

Сказав это, она пожала плечами и рассмеялась.

Я с радостью встретила приехавшую мать. Казалось, она помолодела на несколько лет. Я почувствовала по отношению к ней нежность, прекрасно понимая, что жизнь ее складывалась нелегко. Правда, она любила графа и изменила своему мужу, но в этом поступке она раскаивалась годами. Те, кто знал ее характер, мог быть уверен, что все эти годы она глубоко страдала по поводу совершенного ею, как она сама считала, греха. Теперь она расцвела, ее глаза сияли, а на щеках появился румянец. Она действительно помолодела. Она выглядит, подумала я, как человек, с плеч которого сняли бремя Она была похожа на влюбленную девочку.

Граф тоже изменился Я была изумлена тем, что два престарелых человека мне они, во всяком слу чае, казались престарелыми, – могут вести себя как пара влюбленных. Но ведь они любили друг друга, а любовь, похоже, оказывает одно и то же действие и на подростков, и на людей, которым за сорок.

Мама обняла меня, потом меня обнял граф, и все мы без конца обнимались. В холле толпились слуги, явившиеся поприветствовать новую хозяйку. Они низко кланялись, улыбались, перешептывались, а граф стоял рядом с ней как добрый Бог, улыбаясь при виде сотворенного им всеобщего довольства.

Ее приветствовали Арман и Софи, каждый по-своему: Арман, улыбаясь чуть снисходительно, как улыбаются детям, требующим особого отношения, а Софи – нервно, как бы заранее предполагая, что мачеха обязательно отыщет в ней недостатки, и это несмотря на то, что я заранее уверила ее в бесконечной доброте и благожелательности своей матери.

Они должны были пожениться на следующей неделе, церемония бракосочетания должна была состояться в церкви замка. Мне хотелось поскорее расспросить о том, что происходило в Эверсли, но возможность поговорить с матерью предоставилась лишь вечером.

Мы ужинали в столовой, и я заметила, что замок произвел на мать то же впечатление, что и на меня, – она была потрясена и очарована им. Когда мы встали из-за стола, она попросила меня зайти в комнату, заранее приготовленную для нее.

– С момента моего приезда мы едва успели переброситься парой слов, – сказала она.

Когда мы наконец остались вдвоем и мама закрыла дверь, я заметила, что с ее лица исчезло выражение радости. У меня появились дурные предчувствия, видимо, не все было так хорошо, как могло показаться.

Я сказала:

– Мне предстоит узнать очень многое. Как дела в Эверсли? Что ты собираешься с ним делать?

– Именно это я и хотела бы объяснить тебе. О нем позаботятся…

Она вновь заколебалась.

– Что-нибудь случилось? – спросила я.

– Нет, нет. Все прекрасно уладилось. Лотти, я передала права на Эверсли Дикону.

– 01 – я улыбнулась. – Именно этого он и хотел, само собой разумеется, это наилучшее решение проблемы.

– Да, – повторила она следом за мной. – Именно этого он и хотел, и это лучшее решение проблемы.

– Значит… у него будет Эверсли и остается Клаверинг. Я думаю, большую часть времени он будет проводить в Эверсли. Он любит его, к тому же Дикон – один из членов семьи. Если бы дядя Карл не был столь эксцентричен, он сам передал бы наследство Дикону.

– Ну что ж, так в конце концов и получилось, а у меня, Лотти, есть для тебя письмо.

– Письмо!

Она долго копалась, доставая письмо, а затем протянула его мне с таким видом, словно это было опасное оружие.

– Это от Дикона! – воскликнула я.

– Да, – ответила она, – оно все объяснит. Я обняла ее и расцеловала. Мне хотелось поскорее прочитать письмо, но я не собиралась браться за него до тех пор, пока не останусь одна, а раз мать просила поговорить с ней, я не могла покинуть ее немедленно.

– Ты просто чудная! – воскликнула я. – Все получили то, что хотели! А ты ведь счастлива, правда, мама? Ведь ты действительно любишь его?

– Я всегда любила Жерара.

– Все это так романтично… как в сказке: «И после этого они жили долго и счастливо». Очень приятно узнать, что время от времени такое все же случается.

– Мы собираемся жить счастливо… После всех этих лет. И этот дом, Лотти, будет и твоим домом Ты знаешь об этом.

Я нахмурилась:

– Ну, видимо, так. Но я собираюсь посетить своих родственников в Англии. Полагаю, бабушка будет жить в Эверсли вместе с матерью Дикона.

– Конечно, они не смогут жить без него, а Эверсли достаточно большой дом. Они не будут путаться у него под ногами.

Я улыбалась. До чего же все удачно сложилось. Я отправлюсь в Эверсли, и там меня будет ждать он. Я сжимала в руке письмо и изо всех сил сдерживалась, чтобы тут же не вскрыть его.

Видимо, мама понимала мое состояние, потому что сказала:

– Ну что ж, это все, что я собиралась тебе рассказать.

– Мамочка, – ответила я, – я так рада видеть тебя здесь. Это самое интересное и красивое место, какое только можно себе представить. Я просто влюблена в него. И как чудесно, что вы с графом, наконец, обрели счастье.

– Он очень тебя любит. Ты очаровала его с первого взгляда.

– Мне он тоже нравится. Спокойной ночи, мама. Увидимся утром. Нам нужно еще о многом поговорить.

– Спокойной ночи, дитя мое, – сказала она, – и всегда помни, что все, что я делала, я делала ради твоего блага.

– Я знаю об этом. Спокойной ночи. И я вышла.

Оказавшись в своей комнате, я тут же вскрыла конверт.

«Моя милая, славная Лотти,

Когда ты будешь читать это письмо, Эверсли уже будет принадлежать мне. Это было похоже на чудо. Из ниоткуда явился сказочный принц, унес твою мать в свой романтический замок, а она оставила мне Эверсли.

Разве это может не волновать? Я часто вспоминаю тебя и наш маленький роман. Он доставил тебе удовольствие, не так ли? Это наша маленькая игра? Мы делали вид, будто не помним о том, что ты всего лишь дитя, и, следует признать, иногда ты выглядела, взрослее своего возраста. Но факты – упрямая вещь. Теперь ты будешь жить во Франции. Ты будешь встречаться с интересными людьми, поскольку, как я полагаю, граф живет весьма яркой жизнью. Я очень рад тому, что тебе предстоит пережить еще немало интересного.

Вскоре мы обустроимся в Эверсли вместе с моей матерью и твоей бабушкой. Ведь это наше родовое гнездо, не так ли? Здесь жили многие поколения рода Эверсли… так что даже когда я женюсь, они останутся здесь. Видимо, это произойдет довольно скоро. Я действительно гораздо старше тебя, Лотти, и мне уже пора остепениться, особенно теперь, когда у меня есть Эверсли и связанные с этим обязанности.

Благословляю тебя, дорогая Лотти. Надеюсь, ты не забудешь, как мило мы проводили когда-то время.

Дикон»

Я вновь и вновь перечитывала письмо. Что он имел в виду? В моей голове постоянно вертелись три факта. Теперь Эверсли принадлежит ему. Я еще ребенок. Вскоре он собирается жениться.

Все было кончено. Дикон больше не любит меня, я ему не нужна. Он писал мне так, будто все происходившее между нами было лишь забавной игрой.

Теперь мне стало все ясно. Ему нужен был именно Эверсли. И когда он получил его, в его будущем для меня не было места.

За всю свою жизнь я никогда не чувствовала себя такой жалкой. Я бросилась на кровать и уставилась в потолок.

Все кончено. Теперь у Дикона не было необходимости жениться на мне, чтобы получить желаемое.

Значит… он обманул меня.

СВОДНИЦА

В связи со свадьбой в королевском доме в столице, да и по всей стране, царило оживление. Казалось, люди забыли о своих горестях и радовались предстоящим празднествам и развлечениям, которыми должна была сопровождаться эта торжественная церемония. Погода стояла великолепная, разгар мая – самое подходящее время для праздников.

Прошло уже три года с момента замужества моей матери, но до сих пор меня изумляло то, насколько счастливо они жили с отцом. Мне кажется, я стала несколько циничной. Предательство Дикона мгновенно заставило меня повзрослеть. Я продолжала думать о нем; я хранила его образ в своем сердце – образ идеального возлюбленного, – и никакие сплетни о нем не меняли моих чувств к нему. Я часто рассказывала о нем Лизетте и Софи, я рисовала в воображении сцены, которые всегда имели один конец: произошла ужасная ошибка; Дикон не писал мне письма с признанием в обмане и не женился; все это время он тосковал обо мне, получив мое полное лжи необдуманное письмо.

Мне становилось легче от таких мыслей, хотя они, конечно, были смехотворными, поскольку и бабушка, и Сабрина регулярно писали нам письма, в которых рассказывали, как чудесно живет Дикон, как он счастлив со своей любимой женой Изабел, принесшей ему приличное приданое и придавшей его жизни новый интерес.

Мать передавала мне эти письма с некоторым смущением и опаской, однако я научилась скрывать свои чувства. Я быстро пробегала их, а затем уходила, убеждая себя не верить в них ни единому слову.

«Тесть Дикона – очень влиятельный человек, – писала Сабрина. – Он банкир, и у него высокая должность при дворе. Свои дела он держит в тайне, и мы не вполне уверены в том, чем именно он занимается. Похоже, он пытается усидеть сразу на нескольких стульях… а значит, что и Дикон тоже. Можешь быть уверена, что он берется за все, что идет к нему в руки…

Как-то раз бабушка и Сабрина приехали к нам в гости. Они желали собственными глазами убедиться в том, что и мама, и я действительно счастливы.

Дикон с ними не приехал.

– Полагаю, он не может выйти из игры, – злорадно заметила я.

Они рассмеялись и ответили, что Дикон действительно очень занят. Ему приходится часто бывать в Лондоне и в то же время управлять Эверсли. Он окружил себя хорошими людьми… нужными людьми.

– Он часто вспоминает тебя, Лотти, – сказала бабушка. – Он был очень мил с тобой, когда ты приезжала к нам, не так ли? Немногие молодые люди стали бы уделять такое внимание ребенку В разговор довольно резко вмешалась мать:

– Он уделял большое внимание Эверсли, а в то время в это понятие включалась и Лотти.

Бабушка не обратила внимания на это замечание и продолжала:

– Это был очаровательный жест – принимать такое участие в маленькой девочке, и он старался сделать все, чтобы Лотти чувствовала себя счастливой.

« Да, – подумала я. – Он целовал меня так, что я до сих пор не могу забыть об этом. Он говорил о том, что хочет жениться на мне… и о том, как счастливы мы будем вместе. Он заставил меня полюбить его. Он обвел меня вокруг пальца, и, когда получил Эверсли, бросил меня «.

Теперь я понимала, что моя мать заранее предвидела все это. Она сумела связаться с моим отцом, который приехал и все изменил. Потом она отказалась от Эверсли в пользу Дикона, решив, что он оставит меня в покое.

И как она оказалась права! Видимо, мне следовало чувствовать благодарность к ней, но ее не было. Меня не волновало, по какой именно причине я нужна была Дикону. Возможно, я искусственно поддерживала свои воспоминания о нем; возможно, мне нравилась сама идея потерянного любимого, дававшая мне основание считать, что моя жизнь, пусть и трагичная, весьма интересна. Возможно, причина была именно такова, но фактом оставалось то, что Дикон постоянно присутствовал в моих мыслях, а вместе с воспоминаниями появилась и тоска по потерянной любви.

– В их жизни всего лишь одна ложка дегтя, – сказала Сабрина, – у них нет детей.

– Бедная Изабел, она так мечтает родить ребенка, – добавила бабушка. – У нее было уже два выкидыша. Похоже, ее преследует невезение. Дикон очень этим огорчен.

– Это единственное, чего он не смог добиться, – таков был мой комментарий.

И бабушка, и Сабрина просто не могли почувствовать иронию, если дело касалось Дикона.

– Увы, это так, моя дорогая, – печально сказала Сабрина.

Так или иначе, близилось время свадьбы в королевском доме. Маленькая австриячка примерно моего возраста приезжала во Францию, чтобы выйти замуж за дофина, который сам был немногим старше ее. Графу было положено находиться при дворе, и я полагала, что мы тоже будем приглашены на некоторые праздники. Предстояли балы, балетные представления; возможно, нам представится случай увидеть» знаменитую женщину – мадам Дюбарри, постоянно находившуюся в центре любовных скандалов. Я слышала, что она была вульгарной и потрясающе красивой, а король души в ней не чаял. Многие пытались лишить ее влияния, но король продолжал поддаваться ее чарам.

Все время ходили слухи о каких-нибудь интригах, жизнь была полна событий, развлечений и неуверенности, поскольку время от времени до нас доходили слухи о растущем в народе недовольстве. То говорили о каких-то погромах в небольших городках, то о сожженных у фермеров запасах сена, то о разгромленных продовольственных лавках… Мелкие неприятности в отдаленных местах. Мы не слишком обращали на это внимание. И, уж конечно, не в эти радостные дни перед церемонией бракосочетания.

Замок действительно стал моим домом, но по-настоящему я в нем так и не прижилась. Он так и не стал для меня домом в том смысле, в каком им были Клаверинг и Эверсли. Там я находилась в родовом гнезде своих предков. То же самое, казалось, можно было сказать и об этом замке, но он оставался для меня чужим. Казалось, он наполнен отголосками событий прошлого – я никак не могла забыть о подземной темнице, которую показывал мне граф.

Зато мать легко прижилась здесь и приняла на себя роль графини без всяких видимых усилий. Видимо, это произошло так, потому что она и в самом деле была счастлива. Я и не предполагала, что она, жившая весьма уединенной жизнью, способна вдруг стать светской дамой, сохранив при этом налет наивности, делающий ее очень привлекательной. В ней была какая-то тайна. Она выглядела невинной, хотя всем было известно, что она родила ребенка от графа – меня, когда была женой другого человека, зная, что у графа есть жена и семья Что же касается графа, то он превратился в верного и преданного мужа, чего, наверняка, от него никто не ожидал. Это было чудом. Чудом истинной любви. Вот так, говорила я себе, сложились бы отношения у нас с Диконом, если бы нам позволили пожениться.

Я училась вместе с Софи на французский манер, то есть, скорее, умению вести себя в обществе, чем неким академическим премудростям. Делался упор на литературу, как, впрочем, и на иные формы искусства, на плавность речи, на умение вести светские беседы остроумно и с обаянием. Мы были обязаны в совершенстве владеть такими важными предметами, как танцы, пение и игра на музыкальных инструментах, – для всех этих предметов имелись особые учителя. Я считала все эти предметы достаточно интересными, гораздо более интересными, чем те, что я изучала со своей английской гувернанткой. Вместе с нами училась и Лизетта.

Лизетта была достаточно сообразительной и с жаром отдавалась учению, видимо, решив превзойти нас в этом, что ей почти удавалось. Софи отставала от нас. Не раз я пыталась убедить ее, что главное не в том, что она соображает медленнее, чем мы, а в том, что постоянно вбивает себе в голову именно это.

В ответ она обычно недоверчиво качала головой, а Лизетта заявляла, что Софи никогда не избавится от этого, пока не выйдет замуж и не обзаведется обожающими ее детишками.

– А это, – добавляла Лизетта, многозначительно поглядывая на Софи, – никогда не случится, поскольку если это даже и произойдет, она все равно не поверит.

Мы с Лизеттой отличались задорным нравом. Если нам что-то запрещали, мы искали способы обойти запрет. Мы постоянно нарушали запреты учителей, а Однажды, будучи в Париже, выскользнули из дома после наступления темноты и решили прогуляться по улицам, что было достаточно дерзким поступком. За нами увязались два хлыща, и мы по-настоящему испугались, когда они схватили нас за руки и не желали отпускать. Лизетта завизжала и этим привлекла внимание прохожих, которые, к счастью, решили остановиться. Лизетта крикнула, что нас удерживают вопреки нашей воле. Мужчины отпустили нас, мы пустились наутек и благополучно добрались до отеля. Таких попыток мы больше не делали, однако нам удалось пережить потрясающее приключение, и Лизетта заявила, что таким образом мы приобрели жизненный опыт.

Софи была совсем другой – тихой, сдержанной. Нам с большим трудом удавалось хоть иногда убедить ее совершить какой-нибудь запрещенный поступок.

В общем мы с Лизеттой стали подругами, в то время как Софи продолжала держаться в сторонке.

– Как будто именно мы с тобой сестры, – говорила мне Лизетта, радостно улыбаясь.

Лизетта боялась одного-единственного человека, и этим человеком была ее тетя Берта. Но к этой достойной даме весь дом относился с благоговейным почтением.

Софи постоянно угнетало предчувствие того, что ей наконец найдут мужа. Она боялась этого и уже решила, кем бы ни был этот избранник, он невзлюбит ее за то, что ему придется на ней жениться.

Лизетта сказала:

– Есть единственное утешение в положении племянницы экономки. Очень вероятно, что ей позволят самой выбирать себе мужа;

– Меня не удивит, если тетя Берта выберет вместо тебя, – заметила я.

– Дорогая моя Лотти, – возразила она, – никто, даже тетя Берта, не заставит меня выйти замуж, если я не захочу этого.

– И меня тоже, – добавила я. Софи слушала нас с округлившимися от изумления глазами, не веря своим ушам..

– А что же вы сделаете? – потребовала она ответа.

– Убежим, – выпалила я.

Лизетта пожала плечами, как бы желая сказать:

– Куда?

Но я полагала, что если мое решение будет твердым, мама не станет принуждать меня и сумеет убедить графа тоже воздержаться от принуждения… так что я чувствовала себя в сравнительной безопасности.

Вот так обстояли дела, когда однажды, должно быть, недель за шесть до королевской свадьбы, моя мать сообщила о том, что они с графом собираются посетить своих друзей, живущих севернее Ангулема, и возьмут с собой Софи.

Сообщение привело Софи в ужас, ибо означать оно могло только одно. Это было как-то связано с предстоящей помолвкой, поскольку граф не слишком любил общество Софи, и если бы речь шла о развлекательной поездке, я уверена, они взяли бы с собой меня.

Когда мы услышали о том, что они собираются посетить замок де Турвиль, где жила семья Турвилей, у которых был двадцатилетний холостой сын, мы решили, что страхи Софи вполне обоснованы.

Я попрощалась с родителями и бедняжкой Софи, а затем побежала к Лизетте, и мы вместе поднялись на вершину башни и смотрели вслед кавалькаде до тех пор, пока она не скрылась из виду.

– Бедняжка Софи, – сказала Лизетта. – Шарль де Турвиль – изрядный повеса.

– А откуда ты знаешь?

– Одним из преимуществ моего положения племянницы экономки является то, что я могу находиться одновременно в обоих лагерях. Слуги многое знают о господах, поскольку видят их вблизи и время от времени общаются друг с другом. Меня, конечно, слуги кое в чем подозревают. Образованная юная дама, которая на дружеской ноге с дочерьми хозяина дома! Ну ничего, я не придаю этому никакого значения. Софи никто и в грош не ставит, а ты, Лотти, в конце концов являешься незаконным отпрыском, и то, что твои родители решили придать своим отношениям законность, не меняет сути дела.

Меня всегда забавляли эти подкалывания Лизетты, Временами казалось, что она презирает хозяев, но училась она с таким рвением, что было ясно – она старается казаться нам ровней. Если я мечтала о том, что Дикон в один прекрасный день вернется ко мне со всеми своими объяснениями и раскаяниями, то она мечтала выйти замуж за герцога, отправиться ко двору и, если удастся, понравиться королю и стать таким же влиятельным лицом, каким ныне являлась мадам Дюбарри.