Текст книги "Море воспоминаний"

Месье Мартэ тихонько цокнул языком, но выражение его лица было трудно назвать неодобрительным. Он улыбался своей жене, и выражение его глаз красноречиво говорило, что он любит ее душой и телом.

* * *

Она решила, что Париж немного похож на сантимы[56]56
  Cантим – разменная монета во Франции.


[Закрыть], звеневшие в ее кошельке, которые были гораздо легче, чем тяжелые трехпенсовики и пенни в Шотландии. Город, как и монета, имел две стороны. Одна сторона – ожидаемая: элегантный, культурный, гламурный Париж, знакомый по фотографиям и статьям в журналах Picture Post и National Geographic. Она и теперь продолжала активно знакомиться с ней – посещала магазины и галереи вместе с Каролин и Марион, пила крепкий черный кофе из маленьких чашечек, как требовала последняя французская мода, – она уже смело заказывала его всякий раз, когда они останавливались в кафе, чтобы восстановить силы. Она побывала с Каролин в Лувре, проведя несколько часов в лабиринте галерей музея, при этом узнав об искусстве больше, чем когда-либо узнавала на уроках в школе. Кристоф присоединялся после работы, и все трое прогуливались вдоль Сены, наблюдая за лодками на реке, любовались работами художников, которые, установив свои мольберты напротив собора Парижской Богоматери, пытались запечатлеть величественные формы собора на фоне неба и их колеблющиеся отражения в воде. Она наслаждалась каждым мгновением, но особенно этими вечерними прогулками, когда, держа Кристофа за руку, весело смеялась над его рассказами об очередных неприятностях, в которые он попал в банке. Иногда Каролин находила предлог, чтобы оставить их вдвоем, и они уединялись на берегу реки и целовались, к явному одобрению проходивших мимо лодочников, под пыльными листьями платанов, которые росли над ними вдоль набережной.

Но ведь у города была и другая сторона. Среди всеобщего веселья и роскоши по улицам Парижа ковыляли сбитые с толку, растерянные беженцы с серыми лицами, потрясенные тем, что оказались на чужбине, выброшенные из своих городов, как мусор, лишенные домов и имущества. Они привезли с собой вместе с потрепанными чемоданами и раздутыми саквояжами напоминание об угрозе, которая продолжала набирать силу за восточными границами Франции.

И Элла, уже привыкающая к нюансам парижской жизни, явственно ощущала, что город чем-то озабочен. Его жители занимались повседневными делами, как и всегда, но с каким-то смутно-рассеянным видом, напряженно прислушиваясь к последним новостям о маневрах немцев. Обыденность и ожидание надвигающейся бури соседствовали в Париже тем летом: две стороны одной медали.

Целый день Элла помогала мадам Мартэ стирать и перешивать старую одежду Кристофа и Каролин.

– Кузина Агнес не смогла взять с собой много вещей, когда они уезжали из Австрии, так что это может пригодиться ее детям.

– А сколько им лет? – спросила Элла, разглядывая изрядно поношенную юбку Каролин.

– Альберту двенадцать, а Беатрис десять. Очень милые дети. Он – трудолюбив и серьезен и, кажется, читает все, всегда и везде. Его сестра гораздо более общительна, по-настоящему жизнерадостная маленькая девочка, с такими же вьющимися волосами, как у Каролин. Я думаю, они тебе понравятся. Ты скоро познакомишься с ними, мы пригласим их на обед в одно из воскресений, когда вы, молодежь, вернетесь с острова, – с этими словами Марион немного грустно вздохнула и замолчала. А после продолжила говорить о том, что она тоже хотела бы поехать с ними, но этим летом слишком занята и не попадет на остров. Поэтому ей остается только радоваться, что хотя бы они отправятся туда, пусть даже только на неделю. Помолчав, Марион отложила ножницы, которыми обрезала нитку, и положила ладонь на локоть Эллы: – Ты ведь для нас как член семьи, дорогая. Мы очень рады, что ты здесь, с нами. Ты делаешь моего сына абсолютно счастливым, и это наполняет мое сердце радостью.

Щеки Эллы вспыхнули, и она, пытаясь скрыть смущение, склонилась над шитьем, а затем подняла блестящие глаза на Марион:

– Кристоф тоже делает меня очень счастливой.

И она увидела, что Марион поняла все, что нужно было понять, и что мадам Мартэ тоже, как Элла и Кристоф, надеется, что в один прекрасный день они будут вместе.

Марион кивнула, улыбаясь. Затем, потянувшись за рубашкой Кристофа, сказала:

– А теперь давай посмотрим, можно ли перелицевать этот воротничок, чтобы он стал как новенький…

Внезапно входная дверь распахнулась с таким грохотом, что они обе подскочили. Марион бросила рубашку обратно в корзину для штопки и поспешила к двери. Было слышно, как Каролин кричит, взбегая наверх:

– Maman! Элла! Где вы?

Когда она влетела в гостиную, ее локоны были растрепаны.

– У меня важные новости! Я работала над специальным проектом – боюсь, совершенно секретным, поэтому не могу сообщить вам конкретных деталей. Но мы отправляем некоторые произведения искусства из музея в другие области Франции, где они будут в безопасности на тот случай, если немцам взбредет в голову бомбить нас, или попытаться вторгнуться, или совершить еще что-нибудь абсолютно безумное.

– Боже мой, Каролин, в самом деле?! Я уверена, что до этого не дойдет! – воскликнула мать, хотя Элла заметила, что она непроизвольно подняла руку к груди, словно пытаясь успокоить панический стук сердца. – Вы же знаете, Адольф Гитлер теперь сменил пластинку, об этом пишут во всех газетах.

– Прости, Maman, но это на тот случай, если слова месье Гитлера окажутся не стоящими той бумаги, на которой они написаны. Я знаю, что это немного чересчур, но месье директор говорит, что лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Он считает, это сродни строительству Ноева ковчега – ведь нужно было успеть до того, как пойдет дождь, хотя никто не верил, что это понадобится. И, надеюсь, в данном случае действительно ничего не произойдет.

Она повернулась к Элле:

– Но мне понадобится помощь от тебя и Кристофа. Мы должны все это делать в обстановке строгой секретности, чтобы лишь немногие люди знали, где спрятаны отдельные произведения искусства. Никому не должно быть известно, что мы перевозим картины в дальние регионы страны. Я помогала упаковывать некоторые картины, и тут меня осенило. Одна из них должна быть доставлена в Château de Chambord [57]57
  Château de Chambord (фр.) – за́мок Шамбо́р, или Шамбо́рский замок, один из замков Луары, построен по приказу Франциска I.


[Закрыть], который находится на нашем пути в Ла Паллис, где мы обычно пересаживаемся на паром до острова. Так что мы возьмем картину с собой и передадим ее в замок в понедельник, как если бы мы остановились, чтобы осмотреть достопримечательности по пути на побережье. С нами, конечно, будет охранник из музея. Мы же не можем вот так запросто поехать с произведением искусства в багажнике. Зато вполне естественным будет выглядеть, что мы отправились в отпуск вчетвером, как если бы были двумя парами, и остановились ради посещения любимого туристами замка. Мы подвезем охранника на станцию сразу после замка, чтобы он успел на поезд до Парижа, а потом, как и планировалось, поедем в Ла Паллис. Это идеальное прикрытие.

Марион покачала головой.

– Кэролин, эта идея звучит абсурдно. Я думаю, директор музея поддался панике. Что в этой вашей картине такого ценного, что могло бы оправдать столь причудливый план? В музее, должно быть, сотни предметов искусства, которые нуждаются в спасении. Вы собираетесь создать команды молодых людей, которые будут ездить по всей стране? Не кажется ли тебе этот способ очень неэффективным?

– Нет, Maman, когда возникнет необходимость в перевозке, большинство работ отправят, вероятно, в грузовиках. И только очень немногие избранные произведения вывозятся сейчас, потому что они слишком ценны, чтобы рисковать ими. Я знаю, это звучит немного странно, но вы должны признать, что и живем мы в необычное время!

Марион всплеснула руками, и они беспомощно опустились на корзину для штопки, стоявшую у нее на коленях. Наконец она улыбнулась, хотя и с оттенком грусти, как показалось Элле.

– Ну и кто я такая, чтобы мешать делу государственной важности? Да, я полагаю, что вы должны это сделать. Но, пожалуйста, ведите машину осторожно. И позвоните мне с острова, чтобы сообщить, что вы благополучно добрались туда, хорошо?

Каролин обняла мать и поцеловала ее.

– Ну конечно же! А теперь, Элла, мне кажется, я слышу, что Кристоф вернулся с работы, давай пойдем и расскажем ему…

* * *

В воскресенье вечером они собрали вещи.

– Возьмите только самое необходимое, в багажнике будет мало места, – настаивала Каролин. – Упаковка довольно громоздкая. На острове нам все равно много не понадобится. Элла, ты сможешь воспользоваться моими летними вещами, которые лежат там с прошлого года.

На следующий день рано утром, еще до того, как город окончательно проснулся, Кристоф подъехал на сверкающем «Пежо» – недавнем дорогом приобретении месье Мартэ – к фасаду дома. Они положили свои сумки в багажник, а затем осторожно проехали по пустым улицам и остановились у бокового входа в Лувр. Каролин спешно проскользнула внутрь и через несколько минут вернулась с двумя мужчинами, которые несли громоздкий деревянный ящик. Они осторожно погрузили его в багажник, переставив сумки вокруг него так, чтобы он был надежно закреплен на месте. Каролин пожала руку одному из мужчин, внимательно слушая и кивая, пока он давал ей последние указания, а затем подошла к водительской двери.

– Извини, Кристоф, но по распоряжению директора за руль сядет охранник музея. Это Грегуар. Ты ведь не возражаешь, правда? Вы вместе с Эллой можете сесть сзади.

Кристоф вылез из машины, пожал руку охраннику и уступил ему водительское место. Каролин устроилась рядом с Грегуаром, и машина медленно выехала на улицы Парижа, направляясь сначала на юг, а затем на запад. Кристоф наклонился вперед и похлопал сестру по плечу.

– Хорошо, теперь ты можешь рассказать нам. Что там в упаковке?

Каролин покачала головой, взглянув на Грегуара, который не сводил глаз с дороги, осторожно ведя «Пежо» во все более оживленном потоке автомобилей.

– Тебе это знать не обязательно. И это лучше для тебя же. Извини, – сказала она, оглядываясь через плечо с дразнящей улыбкой. – Помните, что вы двое здесь только для маскировки. У вас нет соответствующего допуска к секретной информации!

– Да ладно тебе, Каролин! Вы можете рассказать нам, тем более что мы так любезно согласились помочь в вашей сверхсекретной операции.

Она сжала губы и решительно покачала головой:

– Non. Это больше, чем стоит моя работа. А теперь перестань задавать вопросы и позволь Грегуару сосредоточиться на дороге. Меньше всего мы хотим, чтобы кто-то в нас врезался!

Наконец они оставили позади пригороды Парижа и выехали на широкую дорогу, ведущую к Луаре.

«Я вполне довольна», – думала Элла, сидя на заднем сиденье машины рядом с Кристофом и наблюдая за разворачивающимися пейзажами, в то время как Каролин и Грегуар обсуждали музейные дела. Она с нетерпением ждала встречи с Долиной Луары и доставки ценной посылки в замок Шамбор, который было бы неплохо осмотреть. А потом, к вечеру, они уже будут на пароме, направляющемся на Ре. Она прислонилась щекой к стеклу машины и смотрела, как мелькает вереница платанов, посаженных по приказу императора Наполеона более ста лет назад, чтобы их кроны создавали тень для его армии, шагающей на войну и обратно. Она надеялась, что под ними больше никогда не будут маршировать армии и деревья будут укрывать своей тенью только мирных путешественников.

Элла чувствовала, что Кристоф то и дело поглядывает на нее, словно запечатлевая в памяти ее профиль, наблюдая, как солнечные зайчики мечутся по ее лицу, очерчивая скулы, губы, ресницы…

Ее размышления внезапно прервал громкий лязг и ритмичный стук; машина резко потеряла скорость. Грегуару удалось съехать на обочину, и мужчины вышли из «Пежо». Открыв капот, охранник заглянул в двигатель и тихо выругался. Выпрямившись, он сказал Каролин:

– Похоже, проблема с коробкой передач. Нашла время ломаться!

– Oh, mon Dieu![58]58
  Oh, mon Dieu! (фр.) – О, боже мой!


[Закрыть] – Элла услышала панику в голосе Каролин. – Что же нам теперь делать? Если что-нибудь случится с картиной…

Грегуар оставался спокойным.

– Не волнуйся, мы все исправим. До следующей деревни всего километр, – ткнул он пальцем в сторону указателя на обочине дороги прямо перед ними. – Мы спросим там, может быть, удастся раздобыть кое-какие инструменты или кто-нибудь сможет помочь нам починить автомобиль. Я сам немного разбираюсь в механике – у моего двоюродного брата есть автомастерская в Севре, и я работал там до того, как устроился в музей. – Он вытер руки носовым платком. – Придется толкать… Мадемуазель Мартэ, вы сможете сесть за руль? Allons-y!

Пока они с Кристофом снимали куртки, Элла выбралась из машины.

– Мадемуазель Леннокс, вы можете остаться внутри, если хотите.

– Non, merci![59]59
  Non, merci (фр.) – Нет, спасибо.


[Закрыть] Я помогу толкать. Может быть, я и не очень сильна, но без меня машина точно станет легче.

Кристоф одобрительно улыбнулся ей, прежде чем нажать плечом на борт «Пежо» сзади. Грегуар занял свое место с другой стороны, и машина медленно выкатилась на дорогу.

– Хорошо хоть не в гору! – запыхавшись, сказал Грегуар, когда они добрались до деревни и остановились перед трактиром, который, если не считать булочной, был, по-видимому, единственным торговым заведением в деревне.

– Я зайду сюда и наведу кое-какие справки, мадемуазель Мартэ, а вы оставайтесь в машине.

Он появился через несколько минут в сопровождении хозяина трактира, который нес ящик с инструментами. Двое мужчин склонились над мотором, и в течение нескольких минут из-под капота доносились приглушенные удары, позвякивания и скрежет, изредка сопровождаемые едва слышными ругательствами.

Затем Грегуар появился из-под капота, качая головой.

– Ну что ж, мы нашли проблему. Шестеренки, как я и думал. Часть маховика сразу же срезалась, повредив механизм. Нужно заменить одну деталь. Я позвоню своему двоюродному брату. Возможно, он сумеет раздобыть то, что нам нужно. Я могу на поезде уехать обратно в Париж и вернуться с деталью как можно быстрее. Не волнуйтесь, мадемуазель Мартэ, еще не все потеряно. Было бы желание, а возможность отыщется!

Каролин в смятении расхаживала взад-вперед по улице:

– Я не могу поверить, что это происходит. Oh, mon Dieu!

Кристоф ободряюще взял ее за плечи.

– Успокойся, Каролин. Похоже, у Грегуара все под контролем. Он, кажется, довольно шустрый малый. Не волнуйся, он разберется с машиной. В худшем случае мы доставим вашу посылку в Шамбор только завтра и пропустим один день на острове Ре. C’est pas grave![60]60
  C’est pas grave! (фр.) – Это не важно.


[Закрыть]

Наконец Грегуар поговорил по телефону и позвал Каролин отойти к живой изгороди на другой стороне улицы. Они долго и оживленно шептались, в итоге она кивнула, а молодой человек вернулся в трактир, чтобы окончательно договориться с братом.

– Теперь все улажено? – Кристоф потянулся, чтобы открыть багажник и вытащить оттуда коробку с картиной.

– Нет! – Каролин схватила его за руку.

– Да чего ты так распсиховалась?! Это совсем на тебя не похоже. Видимо, то, что здесь находится, действительно является чем-то особенным, – в сердцах произнес он и вдруг остановился, покосился на неподдельно встревоженную Каролин, и лицо его вытянулось от посетившей догадки. – Ты же не хочешь сказать, что это…

Каролин печально кивнула, пошатнулась и одними губами закончила фразу:

– «Мона Лиза».

Элла шагнула вперед, чтобы обнять ее, и чудовищность ситуации внезапно ошеломила обеих девушек. Каролин стояла, подавляя рыдания, а Элла вообще не понимала, как ей реагировать.

Грегуар тем временем вышел из трактира вместе с хозяином.

– Ну вот, теперь все организовано. Мой кузен сможет раздобыть деталь, которая нам нужна. Этот добрый джентльмен отвезет меня на Орлеанский вокзал. Я вернусь завтра утром, мой кузен подвезет меня и поможет починить машину – и мы сможем продолжить наш путь. Наш отпуск будет отложен только на полдня, – объяснил он и бросил предупреждающий взгляд на всех троих, давая понять, что они должны поддерживать эту легенду.

– Кристоф, не мог бы ты помочь нам оттолкать машину за трактир, чтобы она ночью не стояла у всех на виду?

– К счастью, у нас есть для вас номера, – сияя, произнес хозяин трактира. – Для юных леди есть отличная двухместная комната. Но боюсь, что молодому джентльмену придется довольствоваться мансардой, потому что все остальное занято. Последняя неделя августа – это всегда аншлаг, все возвращаются в Париж из своих отпусков. Тем не менее поскольку у вас чрезвычайная ситуация, да и проведете вы здесь только одну ночь…

– Это прекрасно, спасибо. Мы так признательны вам за помощь! – сказала Каролин, взяв себя в руки.

– Могу я помочь вам занести багаж? – Хозяин трактира сделал шаг к багажнику машины.

– Спасибо, но не нужно; я думаю, мы справимся, – остановил его Кристоф. – Давайте оттолкаем машину на задний двор, а потом мы с Грегуаром кое-что оттуда выгрузим.

Молодые люди осторожно отнесли деревянный ящик наверх.

– Поставим его в мансарде, – шепотом предложил Кристоф. – Я буду охранять его ценой своей жизни! Там будет безопаснее и подальше от любопытных глаз.

Каролин неохотно согласилась, затем они проводили Грегуара на железнодорожную станцию.

* * *

В тот вечер за ужином Каролин рассеянно ковырялась в тарелке, будто играла с едой, стоявшей перед ней.

– Успокойся, ma soeur[61]61
  ma soeur (фр.) – моя сестра.


[Закрыть], – сказал Кристоф, наливая ей еще стаканчик красного vin de pays[62]62
  vin de pays (фр.) – местное вино.


[Закрыть] из стеклянного кувшина. – Грегуар скоро вернется. Самое лучшее, что ты можешь сделать сегодня вечером, это хорошенько выспаться, чтобы завтра быть готовой к дальнейшим приключениям! А теперь выпей это, и мы пойдем спать. Я уверен, все устали после сегодняшних треволнений.

В наступившей темноте Элла, лежа в постели, прислушивалась к ровному, глубокому дыханию засыпающей Каролин. Все звуки смолкли, когда постояльцы гостиницы наконец угомонились. Взошла луна, и мягкий свет проник в комнату сквозь щели ставен. Элла ворочалась с боку на бок, не в силах заснуть.

Наконец она встала, бесшумно прокралась по коридору и поднялась по узкой лестнице, ведущей на мансарду. Она попыталась открыть дверь, но та была заперта. С колотящимся сердцем она тихонько постучала в дверь. И тут же раздался шепот:

– Элла, это ты?

– Да.

Ключ тихо повернулся в замке, Кристоф посторонился, пропуская Эллу внутрь, и сразу же запер за ней дверь. Приложив палец к губам, он беззвучно указал на каминную полку в углу крошечной мансарды, затем открыл ставни. Лунный свет хлынул внутрь, освещая картину, которая стояла там.

Элла задохнулась, не в силах поверить своим глазам.

Кристоф прижал палец к ее губам, чтобы она ненароком не выдала своего волнения. Они сели на тонкий, бугристый матрас на кровати со ржавой спинкой и так и сидели молча, бок о бок, прислонившись к плотно набитой подушке, и завороженно смотрели на самую знаменитую картину в мире, освещенную лунным светом. Казалось, что от нее самой исходит глубокое таинственное мерцание.

Элла повернулась к Кристофу с неуверенной улыбкой, пораженная присутствием такой красоты в бедной, убогой комнатушке. Она только что сделала самое настоящее открытие: иногда антураж не имеет значения, и с этого момента она будет твердо знать – нечто прекрасное поджидает тебя в самых невероятных местах.

Затем Кристоф обнял ее, и они поплыли сквозь ночь на плоту, в залитом лунным светом океане, вдали от забот реального мира, и сама загадочная Джоконда улыбалась им в безмолвном благословении.

* * *

Элла проснулась в тот момент, когда рассвет начал мягко, но настойчиво проникать в маленькую мансарду. Она разбудила Кристофа поцелуем. Он притянул ее к себе, улыбаясь спросонья и убирая волосы с ее лица, прижал к груди так сильно и нежно, что ей захотелось, чтобы эти объятия никогда не кончались.

– Кристоф, мне пора идти, – прошептала она, счастливо улыбаясь в ответ. – Я должна вернуться до того, как Каролин проснется. А ты должен осторожно упаковать ее, – она указала на картину на каминной полке, – прежде чем кто-нибудь узнает, где именно и как она провела ночь.

Он кивнул:

– Не волнуйся, я точно запомнил, как она была упакована, каждый слой. И я снова скручу ящик так, что никто ничего не заметит. Но у нас есть немного времени. Побудь еще чуть-чуть, всего несколько минут…

Наконец она вырвалась из его сладкого плена и тихонько прокралась обратно в спальню, где Каролин все еще спала глубоким сном. Элла юркнула в кровать. Наблюдая, как солнечные лучи пробираются в комнату между щелями в ставнях и пляшущими в них пылинками, она вспоминала волшебную ночь, проведенную с Кристофом. Воспоминания были похожи на сон, и Элла понимала, что они вместе, вдвоем стали обладателями бесценного дара, для которого невозможно найти подходящие слова.

Элла посмотрела на Каролин. Проснувшись, та пошевелилась, вздохнула, с минуту лежала тихо, а потом, поняв, где находится, резко села. Элла улыбнулась:

– Доброе утро. Хорошо ли ты спала?

– Думаю, скорее да. – Каролин потянулась и зевнула. – Хотя мне снились очень странные сны. А ты?

Элла кивнула:

– Мне тоже приснился очень странный сон. Но сейчас я готова плотно позавтракать в ожидании Грегуара. Ну что, пойдем посмотрим, что нам предлагают?

Умывшись и одевшись, они направились в столовую.

– Как ты думаешь, может быть, нам стоит посмотреть, проснулся ли Кристоф? – Каролин помедлила на лестничной площадке, собираясь подняться на мансарду.

Элла взяла ее за руку:

– Нет, пусть спит. Мы можем сходить за ним после завтрака, если он все еще не появится.

Меньше всего ей хотелось, чтобы Каролин вошла и увидела, как он упаковывает картину. Хозяин трактира принес кувшины с ароматным кофе и теплым молоком и корзинку с хлебом и круассанами.

– Другой молодой человек уже вернулся. Должно быть, он очень рано встал. Сейчас он со своим кузеном на улице, ремонтируют машину. Не удивлюсь, если они скоро закончат.

Каролин улыбнулась с облегчением и потянулась за куском багета с золотистой корочкой.

– Надеюсь, вы оставили мне немного? – Вошедший Кристоф взъерошил сестренке волосы и придвинул стул. – Грегуар говорит, уже почти готово. Они сделали все возможное в данных условиях, чтобы мы доехали в Ла Паллис и обратно. Но «Пежо» обязательно нужно будет отогнать в автомастерскую и тщательно проверить, когда вернемся в Париж. Брат Грегуара пообещал хорошую скидку, если мы будем ремонтировать у него.

После завтрака Грегуар и Кристоф принесли ящик из мансарды и аккуратно поставили его в багажник. Затем, помахав рукой хозяину трактира, они направились в Шамбор.

Два часа спустя Элла прилипла к окну автомобиля: они ехали по тенистой аллее, ведущей к замку. Он был прямо перед ними – огромный, с причудливыми башенками. Здесь, на зеленой равнине, у реки, он казался сказочным. Грегуар предъявил охраннику на воротах какие-то документы, и тот велел подъехать к боковому входу, расположенному достаточно далеко от центрального входа для туристов.

Там их ждал другой служащий, который вместе с Грегуаром занес ящик из машины в боковую дверь замка. Они пожали друг другу руки, и служащий повернулся к Каролин:

– Теперь мы позаботимся о ней вместо вас, мадемуазель. И пожалуйста, передайте месье директору, что мы готовы принять и другие посылки, если так сложатся обстоятельства.

Грегуар взглянул на часы:

– Вы действительно хотите осмотреть замок или мы уезжаем? В полдень есть скорый поезд из Тура обратно в Париж – я могу успеть на него, если буду уверен, что вы благополучно продолжили свой путь.

Элла неохотно оторвалась от призывно дразнящей взгляд ажурной каменной кладки; там, внутри, залы были увешаны прекрасными картинами…

– Да, давайте уже пойдем, – согласился Кристоф. – Нам предстоит долгий путь, и мы должны быть уверены, что доберемся в Ла Паллис вовремя, до отправления последнего парома. Иначе мы рискуем потратить вне острова еще одну ночь нашего отпуска!

* * *

Они подъехали к дому у дюн, когда солнце уже скрылось за горизонтом, погрузившись в океан и окрасив небо в багровый цвет постепенно гаснущими лучами. Выбравшись из машины, Элла сделала глубокий вдох, ощутив соленый запах и прислушиваясь к плеску волн на пляже.

Сандрин оставила для них на террасе ужин; Каролин разлила по глиняным мискам гарбюр – густой куриный суп с овощами с огорода Сандрин. Кристоф наполнил бокалы вином, и Элла улыбнулась, радуясь, что они проведут эти несколько драгоценных дней на острове.

Они втроем сидели до поздней ночи, наблюдая, как загорается целый миллион звезд, потягивая остатки вина и вдыхая сладкий аромат жасмина и жимолости. Элла снова заговорила о своих планах переехать во Францию, как только убедит в этом родителей, и о необходимости разузнать о подходящей работе в Париже, прежде чем она отправится обратно в Эдинбург. Кристоф говорил о повышении в банке, которое, как он надеялся, позволит ему накопить достаточно денег, чтобы стать независимым от родителей. И Элла задалась вопросом, имеют ли право на существование другие, пока еще невысказанные планы на совместное будущее, которые могли бы включать брак, детей и каникулы на Ре, наполненном солнечным светом, морским воздухом и любовью.

* * *

По молчаливому согласию все трое на этой неделе отгородились от новостей из внешнего мира, предпочитая не думать о беспорядках и раздорах в континентальной Европе, о маячащей на горизонте войне, надеясь, что дипломатия каким-то образом сработает. Вместо этого они каждый день занимались тем, что любили больше всего: катались на велосипедах по острову на пикники на своих любимых пляжах; нежились в золотистой дымке поздних августовских дней; девушки читали на террасе, пока Кристоф рисовал в своем альбоме; собирали в саду созревшие фрукты – мягкий инжир и ароматные белые персики, пока Анаис с удовольствием щипала выгоревшую траву поблизости; сидели допоздна теплыми ночами, обсуждая свои планы и предаваясь воспоминаниям; двойняшки смешили Эллу рассказами о каникулах, которые они провели на острове в детстве, и, конечно, ходили на «Бижу» по аквамариновым просторам океана. Парусник, казалось, радостно пританцовывал на волнах, увлекаемый ветром. Когда он накренялся, его корпус поднимался над водой так, словно, подбадриваемый криками морских птиц, он тоже мог расправить крылья и взлететь.

Было воскресенье, сентябрь только начался. За неделю свет стал заметно мягче и стелился золотистой дымкой по скошенным кукурузным полям, где возвышались аккуратно сложенные тюки сена среди пенящихся «кружев королевы Анны», которые неожиданно появились после сенокоса. Пирамидки выбеленной на солнце соли, выгребаемой из неглубоких прудов на северо-западном берегу острова, слепили глаза, как сугробы свежевыпавшего снега. Элла, Кристоф и Каролин вернулись с велосипедной прогулки по пустынным вечерним улочкам Сен-Мартена, где низкие лучи солнца просвечивали сквозь пергаментные лепестки мальв, заставляя их сиять яркими красками.

Они сидели на террасе и потягивали прохладную воду, когда Кристоф лениво взглянул на свои наручные часы, заслышав церковный колокол.

– Странно, что звонят к вечерне, – заметил он. – Сейчас только пять.

Еще секунду они продолжали пить, затем переглянулись и один за другим поставили бокалы на стол, а колокол все продолжал звонить, будто собирался делать это вечно.

Глаза Каролин испуганно расширились.

– Кристоф?

Они вскочили одновременно и бросились в гостиную, чтобы включить радио. Они застали самый конец сообщения и едва ли были в состоянии понять слова, которые мгновенно заполнили мирную комнату, отражаясь от стен, увешанных акварелями с пейзажами ушедшего лета.

Сегодня утром Франция вместе со своим союзником Великобританией выдвинула ультиматум германскому лидеру, требуя вывода войск из Польши. Крайний срок истек, и поэтому, к глубокому сожалению руководства наших стран, и Франция, и Англия сейчас находятся в состоянии войны с Германией…

Оцепенев и не желая верить услышанному, Элла смотрела в открытое окно, обрамленное развевающимися занавесками из белого муслина, на виноградники, туда, где шпиль церкви Святой Марии поднимался над болотами прямо к небу, пока ужасная новость распространялась от деревни к деревне по всему острову. Стая голубей, потревоженная протяжным звоном колоколов, взмыла ввысь, а затем рассеялась и словно упала на землю, пытаясь укрыться от грозы.

В тот вечер ни у кого не было аппетита, и Каролин, извинившись, пораньше отправилась убираться в доме. Разговаривать не хотелось. Каждый просто поднялся наверх из гостиной, чтобы собрать свои вещи и подготовиться к возвращению в Париж следующим утром. Инстинктивно они понимали, что им нужно вернуться туда. А уже там решать, что делать дальше. Элла почувствовала, как заныло под ложечкой, и ощутила внезапное детское желание увидеть своих родителей, услышать их голоса, убеждающие, чтобы она не волновалась, что все будет хорошо.

Кристоф взял ее за руку и, захватив плед, висевший на спинке одного из стульев на террасе, молча повел через песчаные дюны к пляжу. Они сидели там вдвоем, пока солнце не скрылось далеко за океаном и не наступила темнота. Повеяло прохладой, и он притянул девушку к себе, укутав одним на двоих пледом.

Они смотрели, как одна за другой появляются звезды и их свет отражается в чернильно-черном океане; слушали волны, которые сегодня ночью не приносили никакого утешения: казалось, они, вздыхая и скорбя, шепотом предупреждали о скрытой угрозе – о военных кораблях и подводных лодках.

Элла повернулась и поцеловала Кристофа, ощутив соленый вкус его губ.

– Ты же знаешь, что мы будем вместе, несмотря ни на что, – сказала она ему.

В его мерцающих глазах промелькнула печаль, глубокая, как сам океан.

– Я не хочу, чтобы ты оставалась в Париже, моя прекрасная Элла. Пожалуйста, ради меня, возвращайся в Шотландию как можно скорее. Во всяком случае, думаю, что твои родители этого захотят. И там ты наверняка будешь в большей безопасности. Для меня это очень важно – твоя безопасность. А когда эта война закончится, ты вернешься ко мне.

– Но…

– Тсс… – Он поднес палец к ее губам, чтобы предупредить возражения. – Пожалуйста, Элла.

Он снова поцеловал ее, и она прижалась к нему, страстно желая дать ему все, что он попросит, и даже больше.

А потом они заснули, обняв друг друга, их дыхание успокоилось и слилось с тихими вздохами моря.

* * *

Дорога домой прошла как в тумане. Все случилось так быстро, что Элла была немного ошеломлена, обнаружив себя стоящей на платформе в Лондоне в ожидании посадки в спальный вагон поезда до Эдинбурга. На пароходе она ощущала себя почти изгнанницей, вынужденной двигаться на север, опережая поток беженцев и войск, которые теперь заполонили Париж.

Когда они вернулись в дом Мартэ в Париже, ее уже ждала телеграмма из Эдинбурга. «Возвращайся домой. Деньги на билет выслали. Ждем подтверждения».