Текст книги "На бензоколонке только девушки"

Фэнни Флэгг
На бензоколонке только девушки

Fannie Flagg

The All-Girl Filling station's Last Reunion

Книга издана при содействии William Morris Endeavor Entertainment и Литературного агентства Эндрю Нюрнберга

Copyright © 2013 by Willina Lane Productions, Inc.

© Шаши Мартынова, перевод, 2014

© Фантом Пресс, оформление, издание, 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * * 

Сэму Воэну

Пуласки, Висконсин

28 июня 2010 года

Скажи мне кто-нибудь пару лет назад, что я окажусь на этой сходке, ни за что бы не поверила…

Но вот поди ж ты!

Миссис Эрл Пул-мл.

Пролог

Начало

Львов, Польша

1 АПРЕЛЯ 1909 ГОДА

Год 1908-й. Станислав Людвик Юрдабралински, высокий костлявый мальчик четырнадцати лет, смотрел в будущее нерешительно. Жизнь в Польше под русским владычеством была беспросветна и опасна. Польских мужчин и юношей забривали в царскую армию, а католиков и их священников сажали в тюрьму за антироссийские настроения, пытаясь таким манером подорвать польское единство. Костелы позакрывали, а отца и троих дядьев Станислава отправили на каторгу за говорливость.

Но старший брат Венцент, сбежавший из Польши пятью годами раньше, поддержал Станислава, и тот добрался до Нью-Йорка – совершенно ни с чем, если не считать скверно скроенного шерстяного костюма, фотографии матери с сестрами и обещанной работы. Ему удалось сесть в товарняк – помог один польский портовый грузчик, с которым они подружились на корабле.

Через пять дней Станислав прибыл к братнину порогу в Чикаго, восторженный и готовый начать новую жизнь. Ему рассказывали, что в Америке, если много трудиться, получится все, что хочешь.

Необычайная неделя

Пойнт-Клиэр, Алабама

Понедельник, 6 июня 2005 года

76 °F, солнечно

Миссис Эрл Пул-мл., среди друзей и родственников более известная как Сьюки, ехала домой из магазина «ПтицыНам», что на трассе 98, с одним десятифунтовым мешком подсолнечных семечек и одним десятифунтовым – семян для диких птиц, а также с необычным для ее еженедельных закупок последние пятнадцать лет двадцатифунтовым мешком «Смеси подсолнечника и семян для диких птиц “Симпатяга”». С мистером Нэдлшафтом она поделилась беспокойством: ей кажется, что мелкие птицы по-прежнему недоедают. Последнее время каждое утро, стоило ей наполнить кормушки, как большие, воинственные синие сойки налетали сразу и распугивали малышей.

Она заметила, что синие сойки сначала всегда выклевывают подсолнечник, и потому назавтра решила засыпать в кормушки на заднем дворе только его, и, пока синие сойки будут им заняты, она пулей обежит дом и наполнит кормушки перед крыльцом смесью. Тогда бедняжкам вьюркам и синицам уже наконец достанется хоть что-то.

Проезжая по мосту через бухту Мобил, она глянула на белые пухлые облака, увидала длинную вереницу летевших над водой пеликанов. Залив сиял под ярким солнцем, его уже испещрили вышедшие в море красные, белые и синие яхты. Несколько рыбаков на мосту помахали ей, она улыбнулась и помахала в ответ. Почти добравшись до съезда с моста, она вдруг почувствовала некую смутную и необычную радость бытия. И на то были причины.

Несмотря ни на что, она пережила последнюю из трех свадеб своих дочерей – Ди Ди, Си Си и Ли Ли. Не вступил в брак только двадцатипятилетний сын Картер, обитавший в Атланте. Это радостное событие будет планировать другая несчастная (господи, помоги ей) загнанная мать невесты. От них с Эрлом потребуется только явиться на торжество и улыбаться. А сегодня, кроме краткого заезда в банк и покупки пары свиных отбивных к ужину, ей не надо было делать совсем ничего. От облегчения едва не кружилась голова.

Разумеется, Сьюки совершенно боготворила и обожала своих девчонок, но спланировать три масштабные свадьбы за без малого два года – изнурительная, нескончаемая, круглосуточная работа: девичники, подбор фасонов, магазины, примерки, приглашения, встречи с поварами и официантами, рассадка за столы, заказ цветов и т. д. А в промежутке надо успеть разобраться с иногородними гостями и новоиспеченными родственниками, понять, где всех разместить, а сверх того – новобрачные истерики в последний момент, и вот к этому часу она уже была попросту в лоскуты от всех этих свадеб.

Что неудивительно. Если считать последнюю свадьбу Ди Ди, вообще-то масштабных свадеб было четыре, а это означало, что за два года потребовалось покупать и подгонять четыре наряда матери невесты (в одном и том же два раза нельзя).

Ди Ди вышла замуж и стремительно развелась. Но после того, как они потратили несколько недель на возврат свадебных подарков, невеста опомнилась и вышла заново – за того же мужа. Ее вторая свадьба получилась не такой дорогой, как первая, но ничуть не менее хлопотной.

Их с Эрлом свадьба в 1968 году – обыкновенное церковное мероприятие: белое свадебное платье, подружки невесты в одинаковых пастельных нарядах и туфлях, кольценосец, свидетель жениха, банкет – и вся недолга. А теперь всем подавай свадьбу с какой-нибудь темой.

Ди Ди настаивала на подлинной свадьбе в стиле Старого Юга и «Унесенных ветром» – платье, как у Скарлетт О’Хара, с пышным кринолином и всем прочим, а к церкви ее следовало привезти в последнюю минуту, и чтобы она ехала стоя в небольшом мебельном фургоне.

Ли Ли и ее жених пожелали свадьбу целиком в бело-красных тонах, включая приглашения, еду, напитки и весь декор, – в честь футбольной команды университета Алабамы.

Си Си, близняшка Ли Ли, выходила замуж последней и несла в руках вместо свадебного букета свою десятифунтовую кошку-перса по кличке Ку-ку, а немецкая овчарка жениха, облаченная в смокинг, была его свидетелем. И это еще полбеды: кольца подавала чья-то черепашка. Изнурительная канитель вышла. Черепаху не поторопишь.

Вспоминая все это, Сьюки подумала, что, когда Си Си с Джеймсом пригласили на банкет всех друзей вместе с их домашними питомцами, ей и впрямь надо было упереться, но она свято поклялась никогда не подавлять своих детей. И все-таки полная замена всех ковров в банкетном зале «Гранд-отеля» влетит им в целое состояние. Ну и ладно. Что уж теперь. К счастью, все позади – и очень вовремя.

Два дня назад, когда Си Си отбыла в свадебное путешествие, Сьюки вдруг разразилась безутешными рыданиями. И сама не понимала, что это: синдром пустого гнезда или попросту утомление. Ясное дело, она устала. На банкете представила какого-то гостя его жене. Дважды.

Но, если честно, как бы ни было ей грустно провожать Си Си и Джеймса, она втихаря мечтала вернуться домой, раздеться и залечь в постель лет на пять, – но и с этим пришлось погодить. В последнюю минуту родители Джеймса, его сестра и ее муж решили остаться еще на одну ночь, и ей пришлось по-быстрому что-то придумать им к «прощальному» обеду.

Хорошо еще, что скромно: кокосовые «Маргариты» Эрла, ассорти из печенья, сливочный сыр и перцовый мармелад, креветки с дробленкой, крабовые пирожки с капустным салатом и заливные помидоры на гарнир. И все-таки пришлось поднатужиться.

Добравшись до городка Пойнт-Клиэр и миновав книжную лавку «Страница и палитра», Сьюки подумала, что, может, завтра она сюда заедет и купит хорошую книжку. Читать она успевала только свой гороскоп на каждый день, бюллетень «Каппы»[1]1
  Одна из «организаций греческих букв» – североамериканских студенческих союзов. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть], иногда – журнал «Птицы и цветы». Мы, может, уже воюем с кем-нибудь, а она ни сном ни духом. Но теперь, похоже, опять доберется до чтения целых книг.

Ей вдруг захотелось вжарить твист, прямо за рулем, и она вспомнила, как давно им с Эрлом не удавалось разучить новый танец. Она уж, наверное, забыла, как танцевать хоки-поки[2]2
  Групповой танец, хорошо известный в англоязычных странах.


[Закрыть].

Возиться ей теперь осталось лишь со своей восьмидесятивосьмилетней матерью, грозной миссис Ленор Симмонз Крэкенберри, которая категорически отказывалась переезжать в совершенно чарующее заведение для престарелых всего лишь на другом конце города. А согласись она – как бы всем полегчало. Один только уход за материным садом выходил страшно дорого, не говоря уже о годовой страховке. После урагана страховки на дома в бухте Мобил подорожали до небес. Но Ленор была неумолима: никаких переездов из дома! И объявила она об этом драматически: «Пока меня не вынесут вперед ногами».

Сьюки и представить не могла, как ее мать уходит ногами вперед куда бы то ни было. Сколько помнили они с братом Баком, Ленор, крупная властная женщина, вся в декоративных булавках и длинных, плещущих шарфах, с седыми волосами, начесанными и уложенными во флип завитками назад, вечно влетала в комнату как вихрь. Как-то Бак сказал, что она смахивает на фигуру, которой место на капоте, и с тех пор они между собой называли ее Крылатой Никой. И покидала комнату Крылатая Ника не попросту: она уносилась с шиком, оставляя за собой шлейф дорогих духов. Тихой женщиной она не была ни в каком смысле слова: в точности как выставочную лошадь на Параде Роз[3]3
  Ежегодный новогодний парад в Пасадине, Калифорния, проводится с 1890 года.


[Закрыть], ее саму было слышно за милю – столько Ленор носила браслетов, подвесок и бус. И говорить она принималась задолго до того, как возникала в поле зрения. У Ленор был громкий зычный голос, и, посещая женский колледж Джадсон, она изучала «экспрессию»; к вечному прискорбию семьи, наставник ее в этом поощрял.

Ныне же, из-за кое-каких недавних событий, включая поджог собственной кухни, который она же и устроила, пришлось нанять для Ленор круглосуточную сиделку. Эрл был преуспевающим стоматологом с крепкой практикой, но богатыми их уж никак не сочтешь – тем более после всех трат на колледжи и свадьбы для детей, закладных за дом Ленор, а теперь еще и на сиделку. Бедному Эрлу не уйти на пенсию лет до девяноста, однако без сиделки больше определенно не обойтись.

Ленор, мало того что шумная, но еще и со своим мнением обо всем на свете, не только доносила его до всех в радиусе слышимости, но и взяла нынче моду телефонировать чужим людям в другие города. В прошлом году она пыталась дозвониться до Папы Римского, и один тот звонок обошелся им в триста с лишним долларов. Когда ей показали счет, Ленор возмутилась и заявила, что с нее не имеют права стребовать ни дайма, потому что все время продержали в режиме ожидания. Ага, расскажите это телефонной компании. И ведь никак ее не урезонишь. Сьюки спросила, зачем Ленор звонила Папе – принимая в расчет, что она была махровейшей методисткой в шестом поколении; та задумалась на миг и ответила:

– Ну… потолковать.

– Потолковать?

– Да. Нельзя быть такой зашоренной, Сьюки. С католиками вполне можно разговаривать. Жениться не стоит, но поговорить по душам не повредит.

Случалось и всякое другое. На встрече в Торговой палате Ленор обозвала мэра не в меру умным «саквояжником»[4]4
  Презрительное именование южанами переехавших на Юг северян в период с 1865 по 1877 год.


[Закрыть] и конокрадом, за что ей вчинили иск за очернение репутации. Сьюки вся испереживалась, зато Ленор хранила невозмутимость:

– Им еще придется доказать, что я сказала неправду, и никакие присяжные в своем уме не рискнут признать меня виновной!

Кончилось тем, что дело закрыли, но все равно было очень неловко. Весь прошлый год Сьюки старательно избегала встреч с мэром и его женой, но куда там – город-то маленький. Всюду они.

После того разбирательства у Ленор сменилось три сиделки. Две уволились, одна сбежала посреди ночи, прихватив с собой парадные кольца хозяйки и замороженную индейку. Но недавно, потратив на поиски несколько месяцев, Сьюки, похоже, нашла наконец идеальную няньку, пожилую душку-филиппинку по имени Энджел, терпеливую и милую – невзирая на то, что Ленор все время называла ее Кончитой, потому что, с ее слов, та выглядела в точности как мексиканка, работавшая у нее в Техасе в сороковых, когда туда перевели отца Сьюки.

Радость же состояла вот в чем: у Ленор теперь была Энджел, и Сьюки могла наконец попасть на встречу выпускников «Каппы» в Далласе, а ее соседка по общежитию Дена Нордстром обещала ее там ждать. Они регулярно разговаривали по телефону, однако много лет не виделись, и Сьюки этой встречи очень ждала.

На перекрестке, ожидая зеленого, Сьюки потянула вниз козырек с зеркальцем – посмотреть на себя. О господи, это она зря. Ей казалось, после пятидесяти никто уж на ярком солнце хорошо не смотрится, но все-таки она себя запустила не на шутку. К окулисту не наведывалась года три, не меньше, а ей явно нужны новые очки.

Месяц назад она опозорилась вусмерть. Правильная цитата была: «Я чаша любви Божией», а Сьюки прочла громко, перед всей паствой: «Я бяша любви Божией». Эрл сказал, что никто не заметил, но это уж точно неправда.

Сьюки глянула на себя еще разок. Боже ты мой, неудивительно, что она так жутко выглядит. Выскочила за порог нынче утром без капли косметики на лице. Теперь придется возвращаться домой и хоть как-то краситься. Она всегда старалась выглядеть более-менее презентабельно. Хорошо хоть, что она не такая суетная, как мать, иначе не выбраться ей из дома. Внешний вид значил для Ленор все. В особенности она гордилась «симмонзовскими ступнями» и своим маленьким, чуть вздернутым носиком. Сьюки достался длинный нос отца, а Бак, ясное дело, уродился с симпатичным. Ну да ладно. У Сьюки зато хоть ступни симмонзовские.

Светофор переключился на зеленый, и тут мимо Сьюки просвистела ее ближайшая соседка Нетта Верп на своем «форде-фэрлейне» 1989 года, может, в «Костко», и погудела ей в клаксон. Сьюки гуднула в ответ. Нетта ей нравилась. Золотая старуха. И они с Неттой обе – Львы по гороскопу.

Дом Нетты стоял между домами Сьюки и Ленор. Бедняжка. С одной стороны детки Пулов и их звери, с другой – Ленор звонит ей с утра до ночи, но Нетта никогда не жаловалась. Приговаривала: «Черт бы драл, я вдова. Чем мне еще развлекаться?»

Сьюки, в общем, нечему было удивляться, когда Си Си объявила тему свадьбы: «Звери – тоже люди». Было время, когда в доме Пулов обитало одиннадцать животных, в том числе аллигатор, выбравшийся из бухты к ним на заднее крыльцо, а также три кошки и четыре собаки, включая любимца Эрла – немецкого дога по кличке Малютка, размером с небольшую лошадь.

Собаки, кошки и хомяки, а сверх того слепой енот – еще ладно, однако с аллигатором Сьюки пришлось настоять: этот пусть живет в подвале. Зверей она любила, но когда боишься ночью идти в туалет, пора топнуть ногой – и желательно не по такому, что может ее начисто оттяпать.

Самое трудное в содержании животных – их терять. Два года назад Мистер Генри, их восемнадцатилетний кот, помер, и она до сих пор при виде рыжих кошек не могла удержаться и ревела в три ручья. После смерти Мистера Генри она сказала Эрлу, что зверей с нее хватит. Сердце не выдержит.

Сьюки проехала через весь город, помахала Дорис, торговке помидорами на углу, после чего покатилась с холма, к их дому на берегу бухты.

Вдоль старой живописной дороги выстроились громадные дубы, посаженные еще до Гражданской войны. По правую руку, ближе к воде, тянулись на много миль старые деревянные дома, в основном дачи обитателей Мобила. Сьюки прикинула, что если б ей все прожитые годы за каждую поездку по этой дороге платили по пенни, она бы уже стала миллионершей.

Когда отец привез сюда семью из Селмы на лето, ей было восемь. Они прибыли в Пойнт-Клиэр теплым душистым вечером – воздух был пропитан ароматом жимолости и глицинии.

Она все еще помнила, как они спустились по склону и увидели огни Мобила, сиявшие и мерцавшие на воде, как драгоценное ожерелье. Будто в сказочную страну попали. Испанский мох свисал с деревьев и в лунном свете отливал серебром, а тени от него плясали вдоль всей дороги. Лодки ловцов креветок мигали крошечными зелеными огоньками и Сьюки показались совершенно рождественскими. В Пойнт-Клиэр ей – и тогда, и теперь – чудилось волшебство.

Примерно через милю после «Гранд-отеля» Сьюки повернула на длинную подъездную аллею их двора, усыпанную битыми ракушками, и вкатилась в гараж. Дом Нетты был почти такой же, как у них, но сад она содержала гораздо лучше. Вот отдохнет Сьюки как следует и первым делом все подстрижет. Кусты азалии – позорище, а ее знаменитые гортензии совершенно одичали.

У Пулов, как и почти у всех вдоль этой живописной дороги, был просторный белый деревянный дом с темно-зелеными ставнями. Большинство домов у залива построили задолго до изобретения кондиционеров, в каждом была главная зала, открывавшаяся на обширную крытую веранду с видом на бухту И, как у их соседей, у Пулов был длинный серый деревянный пирс, а на самом конце его – маленькая беседка с жестяной крышей. Когда дети были намного младше, они с Эрлом сиживали там почти каждый вечер, смотрели на закат и слушали церковные колокола, звонившие по всей бухте. Уж сколько лет такого не случалось. И как же хотелось ей вновь остаться с Эрлом наедине.

Сьюки забрала два мешка семян из машины и пристроила их в маленькой оранжерее, которую ей построил Эрл, – там она хранила птичьи припасы. Через несколько минут она уже вошла в дом – и тут вдруг заметила, как в нем тихо. Аж жуть. Доносилось лишь тиканье кухонных часов да крик чаек над бухтой. И так странно было не слышать хлопанья дверей или топота вверх или вниз по лестнице. Так приятно оказаться в тишине и покое, когда из комнат не ревет музыка. До того приятно вообще-то, что уж не налить ли ей чаю, не присесть да не расслабиться ненадолго, а уж потом опять браться за дела.

Но едва она потянулась к чайному пакетику, в кухне зазвонил телефон. В пустом доме телефонный звонок верещал, как пожарная сигнализация. Она глянула на номер абонента. Звонили издалека, но код она не опознала и потому решила – пусть себе звонит. Хватит с нее разговоров, особенно без нужды. За последние дни ей пришлось столько улыбаться и разговаривать, что лицо ломило до сих пор.

Сьюки поставила чашку с водой в микроволновку, прихватила пакетик и отправилась наслаждаться на веранду. Устроилась в большом белом плетеном кресле. Бухта была гладкой как стекло, ни единой волны.

Она приметила, что гардении еще цветут: надо бы срезать несколько и сложить в тарелку с водой в гостиной, пусть плавают. От них в доме всегда так сладко пахнет. Сьюки глубоко вдохнула свежего воздуха и уже собралась отхлебнуть чаю, и тут телефон зазвонил опять. Господи ты боже мой, ведь наверняка кто-нибудь ошибся номером или коммивояжер хочет ей что-то продать, но если не ответить, телефон будет сводить ее с ума весь остаток дня. Она вернулась на кухню, сняла трубку. Звонила мама.

– Сьюки, зайди ко мне сейчас же.

– Мама, что случилось?

– Мне надо обсудить с тобой кое-что крайне важное.

– Ой, мама, а попозже можно? Я только что вошла.

– Нет, нельзя!

– Ну… ладно. Постараюсь поскорее.

Нахмурившись, Сьюки повесила трубку. Этот вот материн тон ее слегка обеспокоил. Уж не вызнала ли мама, что Сьюки разговаривала с женщиной из дома престарелых «Вестминстерская деревня»? Она просто интересовалась стоимостью – всего один короткий телефонный разговор. Но если кто-то донес Ленор, та будет в бешенстве.

Несколько минут спустя Сьюки уже была у Ленор; сиделка, срезавшая перед крыльцом свежие цветы, глянула на нее и сказала:

– О, доброе утро, миссис Пул. – И добавила с сочувственной улыбкой: – Господи благослови вас.

– Спасибо, Энджел, – ответила Сьюки.

Да… все, видимо, еще хуже, чем она думала. Сьюки вошла в дом и позвала:

– Мама?

– Я здесь.

– Где – «здесь»?

– В гостиной, Сьюки.

Сьюки заглянула в гостиную. Мать сидела за большим георгианским обеденным столом, окруженным двенадцатью стульями в стиле королевы Анны. На столе перед ней стоял поместительный кожаный сундук, отделанный изнутри бордовым бархатом; в сундуке хранился набор столового серебра «Франциск Первый». Рядом покоилась массивная Библия семейства Симмонз.

– Мама, что происходит?

– Сядь.

Сьюки села и изготовилась ко всему. Ленор возвела на нее очи и произнесла:

– Сьюки, я позвала тебя сюда, потому что не вполне уверена, что ты до конца понимаешь, какое наследство получишь после моей кончины. Как единственная дочь ты унаследуешь все симмонзовское фамильное серебро… но, прежде чем умереть с миром, я хочу, чтобы ты поклялась на этой Библии, что никогда, ни при каких обстоятельствах не допустишь разбазаривания этого набора.

Сьюки сразу полегчало, что разговор не о звонке в «Вестминстерскую деревню», и она ответила:

– Ой, мама… Я очень ценю… но, вот честно, отчего ты не оставишь это все Банни? У них с Баком жизнь куда более светская, чем у меня.

– Что? – Ленор задохнулась и схватилась за свои жемчуга. – Банни? Оставить Банни? Ох, Сьюки… – И она глянула уязвленно. – Ты хоть представляешь себе, чем пришлось пожертвовать, чтобы сохранить это в семье? (Сьюки вздохнула. Она слышала эту историю тысячу раз, но Ленор обожала ее пересказывать – не без широких театральных жестов.) Бабушка Симмонз сказала, что во время войны между семьей и повальным голодом осталось только прабабушкино серебро. И что она, как ты думаешь, сделала?

– Не знаю, мама. Что же?

– Она решила голодать, вот что! Она говорила, что бывали дни, когда из еды им перепадало по жалкой горстке пеканов. А серебро приходилось каждый вечер перепрятывать, чтобы солдаты-янки не нашли, но она его сберегла! А ты говоришь: «Ой, отдай его Банни»? Которая не только не Симмонз – она даже не из Алабамы? Лучше б уж сразу мне сердце вырезала да и выкинула его на двор.

– О боже. Хорошо… Извини, мама. Просто… в общем, если хочешь оставить его мне, спасибо.

Сьюки, конечно же, не хотела ранить материных чувств к этому серебру, но ей оно и вправду было ни к чему. Она не знала ни одного человека, кто все еще пользовался бы вилкой для солений или ложкой для грейпфрута, и в посудомоечную машину настоящее серебро класть нельзя. Каждый предмет нужно мыть вручную. А драить его целый день уж точно не хотелось. Орнамент «Франциска Первого» – двадцать восемь выточенных фруктов на одной только ручке ножа, не говоря уже о чайном наборе, кофейном наборе и двух наборах канделябров для торжественных случаев.

Сьюки подумалось, что ей стоит больше печься об этом серебре. Как-никак приехало из самой Англии и хранилось в семье столько поколений. Но ей недоставало материной помпезности. Крылатая Ника преставилась бы от эпилепсии, узнай она, что ее дочь по временам пользуется бумажными тарелками и пластиковыми приборами и терпеть не может чистить серебро.

А вот Ленор серебро драить обожала – раз в месяц усаживалась в гостиной в белых нитяных перчатках и раскладывала все это богатство перед собой.

– Ничто так не успокаивает, как чистка своего серебра.

Ну и ладно. Теперь-то уж что. Никуда Сьюки от него не деться. Она поклялась на Библии, что не только никогда не отдаст ни одного прибора, но и лично будет все их регулярно полировать.

– Никогда не позволяй окиси тебя опередить, – наставляла Ленор.

Что тут поделаешь? Родившись дочерью Ленор, Сьюки пришла в мир с предписанными обязанностями. Во-первых, гордо продолжать линию Симмонзов, которую, по словам Ленор, можно было отследить аж до Англии XV века. Во-вторых, беречь фамильное серебро.

Стоял такой прекрасный теплый день, что Сьюки, выбравшись от матери, разулась и отправилась домой вдоль бухты босиком. Шагая по песку, она вдруг подумала, сколько же раз за эти годы они с детьми проделывали этот путь от их дома к Ленор и назад. Еще вчера, казалось, дети весь день бегали между двумя домами.

Странная штука – время. Когда дети были младше, она, помнится, любовалась их маленькими следами на песке, но те дни давно минули. Дети выросли… и, благослови их господи, ни у одного не оказалось симмонзовских ступней, зато у троих были пуловские уши. Но то – совсем другая история.

Через несколько минут, соорудив кое-какой макияж, Сьюки выкатилась обратно в город и теперь стояла в очереди к автоокошку банка – внести денег на очередные непредвиденные расходы Ленор. Лет десять назад та вдруг начала возвращать счета направо и налево и, похоже, нисколько об этом не беспокоилась.

– Ненавижу возиться с цифрами, – объяснила она.

С тех пор вся ее почта приходила Сьюки, включая все счета. Разбор одних лишь писем Ленор – работа на полную ставку. Она без конца строчила статьи в газету. В последней эпистоле мать предлагала отнять право голоса у людей моложе пятидесяти пяти, и на нее одну пришло более сотни писем-откликов, отвечать на которые пришлось Сьюки. Ленор на свою почту и взгляда не бросала.

– Ты расскажи мне главное, – говорила она.

Ленор заказывала практически все, что видела по телевизору, а Сьюки должна была отправлять приобретения обратно. Зачем восьмидесяти-с-лишним-летнему человеку тренажер «БедроМастер»?

Ленор – ее мать, и Сьюки любила ее, но боже мой, сколько же с ней хлопот. Когда Эрл купил свою первую практику и они перебрались в Пойнт-Клиэр, Ленор настояла: прежде чем она переедет вместе с семьей из Селмы, прадеда Симмонза нужно перевезти с кладбища Селмы на солдатское в Пойнт-Клиэр.

– Я просто помру, если не смогу воздавать дедушке Симмонзу почестей. Он был генералом, Сьюки!

Разумеется, возиться с бесконечной бюрократией пришлось Сьюки. Несколько недель она провела в дрязгах с кладбищенскими работниками, подписывая одну бумажку за другой, умоляя их выкопать и прислать кого угодно – пса, кошку, лошадь. К тому времени она уже так устала, что ей было все равно.

Машина впереди сдвинулась на одно место ближе к кассовому окошку, Сьюки подтянулась следом. Вновь посмотрела на себя в зеркальце. Теперь, накрашенная, она выглядела получше, но, конечно, серьги вдеть забыла. Вот честно: со всеми свадьбами и ее матерью чудо еще, что она в своем уме.

Нервы у нее всегда были хрупкие, и в напряженных обстоятельствах Сьюки могла упасть в обморок. А никогда не знать, что мама выкинет в следующий раз, – большое напряжение. Ленор явилась на свадьбу Си Си в огромной желтой шляпе, на которой высилась клетка с двумя живыми неразлучниками. Одному богу известно, где она это раздобыла.

Слава небесам, все отпрыски Пул были славными детьми. Пока они росли, она позволяла им делать почти все что заблагорассудится. Она хотела им беззаботного детства. Ее таким уж точно не было – Ленор ее ко всему принуждала. Сьюки всегда была, в общем, застенчивой. Ее никогда не тянуло попасть ни в ряды «Магнолийных Девиц»[5]5
  В Мобиле, Алабама, существует группа «Девицы Аллеи Азалий» – пятьдесят старшеклассниц, ежегодно выбираемых «официальными представительницами» города; облаченные в наряды времен до Гражданской войны, девушки присутствуют на официальных городских торжествах и встречают иногородних и иностранных почетных гостей Мобила.


[Закрыть], ни в группу поддержки, ни в какую-либо студенческую организацию. Но выбора у нее не было.

Ленор правила железной рукой. «Фамилия Симмонз обязывает тебя быть заводилой, Сьюки!» – говорила она.

Что ж… из этого определенно ничего не вышло. Она знала, что разочаровывает мать, но что ей оставалось делать? Она не понимала почему, но в школе, как ни старалась, никогда выше тройки в среднем ничего не получала, а вот у Бака были сплошные «А». Балетные же классы, в которые ее запихнула Ленор, вообще обернулись полной катастрофой.

Сьюки наконец очутилась перед окошком кассирши, отдала ей депозит и вдруг заметила, что у нее правый глаз странно дергается, – наверное, остатки стресса после свадебной нервотрепки. Спасибо Эрлу – он под конец взял черепашку на руки и вручил ее Джеймсу, иначе они бы, возможно, все еще сидели на церемонии. Девушка в окне толкнула на нее ящик с квитанцией и сказала в микрофон:

– Спасибо, миссис Пул, хорошего дня.

– Ой, спасибо, Сюзи. И тебе тоже.

– Маме привет передавайте.

– Передам.

После банка Сьюки отправилась в магазин, приобрела свиные отбивные и, поразмыслив, еще и банку ананасных ломтиков. Эрл сказал, что у него для Сьюки припасен на вечер большой сюрприз, и она решила, что ананасы котлетам не повредят.

Сьюки стояла в очереди на кассу для тех, у кого «меньше шести покупок», и тут услышала, как кто-то окликнул ее по имени. Оказалось – Дженис, симпатичная молоденькая блондинка, из свадебных подружек Си Си; та бросилась к ней из овощного отдела с кочаном латука в руках. Обнялись.

– Ой, миссис Пул, я так рада вас видеть! Как вы? Должно быть, выбились из сил со всеми этими треволнениями… но очень уж хотелось сказать, что редко мне доводилось бывать на свадьбе приятнее. И так здорово все вышло! Си Си и Ку-ку в церкви были такие славные, а еще всегда чудо видеть вашу драгоценную маму. Клянусь, она вообще не меняется. Такая красотка до сих пор… и такая забавная. Жалко, что вы не за нашим столом сидели, она смешила нас до визга. А шляпа с птицами! Как она это выдумывает?

– Понятия не имею, – ответила Сьюки.

– Такая оригиналка! И такая милая – привела с собой эту маленькую мексиканочку, свою сиделку. – Очередь к кассе сократилась на одного покупателя, Дженис двинулась за Сьюки. – А, вот еще что, миссис Пул, – я собиралась писать вам записку, извиниться за ужасное поведение Динь-Диня на банкете. Не знаю, что на него нашло. Он обычно обожает котов до полусмерти.

Сьюки ответила:

– Да вы не волнуйтесь, милая… В конце концов, собаки есть собаки.

Дженис секунду обдумывала сказанное и отозвалась:

– Да, пожалуй, вы правы. Ничего не могут с собой поделать, верно? – Затем состроила печальное лицо. – Вы как, держитесь? Вам, должно быть, так грустно, что Картер и все девочки разъехались, – но, слава богу, у вас есть мама, не так скучно… я уверена, она развлекает вас круглосуточно, да?

– О да, еще как, – вымолвила Сьюки.

Тут подошла ее очередь, и Дженис сказала:

– Ну, я побегу. Пока, миссис Пул, рада была увидеться. Непременно передавайте маме привет.

– Передам, передам, милая.

Выйдя из магазина, она увидела стол – дамы из Ложи Лосей[6]6
  Милосердный и покровительствующий Орден Лосей – престижное братство и клуб американских бизнесменов с филиалами в разных городах США; основан в 1868 году в Нью-Йорке.


[Закрыть] устроили кондитерскую распродажу – и подошла посмотреть, чем торгуют. За столом дежурила Дот Йейгер.

– Все хороши, правда? – спросила она.

– Это точно.

– Твоя мама чудо как прелестна была вчера в церкви – ярко-синее платье, седые волосы. Я бы мечтала носить такой оттенок, но он меня бледнит до невозможности. У меня с цветами все определено – осень, а вот Ленор – она весна, верно?

– Да, я думаю.

Сьюки пыталась выбрать между лимонным десертом и пирогом с пеканом, а тут у стола очень кстати появилась ее подруга Марвэлин.

– О, привет, Марвэлин. Как думаешь, что лучше пойдет со свиными котлетами? Пекан или лимонный десерт?

– Я бы на твоем месте брала пирог с лаймом, но я вообще его обожаю.

Сьюки такой и взяла.

Встрече с Марвэлин она обрадовалась. Та, похоже, вполне успокоилась. У Марвэлин недавно случился развод, и какое-то время ей было довольно трудно. Она даже встречалась в Мобиле с тренером личностного роста по имени Эдна Йорба Зорбра, и при каждой встрече Марвэлин хотелось лишь во всех подробностях излагать, что именно ей недавно сказала эта самая Эдна.

Несколько месяцев назад Сьюки заскочила в магазин в страшной спешке и попыталась спрятаться, но Марвэлин ее заметила и загнала в отдел замороженных продуктов.