Текст книги "Исчезнувший"

Он взглянул на меня, словно я мог отпустить ему этот грех. Потом криво усмехнулся.

– И конечно, нельзя забывать, что Ингрема поддерживают в сенате и в прессе. Эту птичку не так легко загнать в клетку… Сейчас нам нужна убедительная, чистая победа на ноябрьских выборах с подавляющим большинством голосов. А там посмотрим. – Он умолк на минуту. – Проследите за этим делом, Джин. Не спускайте с ЦРУ глаз. Запишите все, что я говорил. Когда-нибудь, когда придет время, страна должна узнать обо всем, что произошло.

Он подровнял стопку писем и отложил на край стола в знак того, что с этим вопросом покончено.

– Вернемся к Стиву. О чем спрашивали газетчики?

Я коротко рассказал о пресс-конференции, но, пока говорил, меня не оставляла мысль: смог ли бы я спокойно рассуждать о делах ЦРУ, отложив напоследок вопрос о том, как реагирует печать на исчезновение моего близкого друга? Правда, мы говорили о деле, касающемся сына влиятельного политического союзника. По-видимому, сообразил я, любой президент должен думать и принимать решения о делах в соответствии со степенью их важности, по порядку. И не обязательно начинать с тех, которые его больше всего волнуют.

В дверь постучали. Подтянутая седая секретарша президента Грейс Лаллей заглянула в комнату.

– Я думаю, вы захотите ответить сами, господин президент, – сказала она. – Звонит начальник полиции Уилсон насчет мистера Грира.

Президент взял трубку. Разговор был коротким. Закончив его, президент сказал:

– Десятилетний мальчик, который живет на Вердетт-роуд, говорит, что видел вчера около восьми вечера, как в машину возле ограды «Неопалимой купины» подсаживали какого-то человека. Мальчик не уверен, садился он в машину по собственной воле или по принуждению. Ему кажется, что всего в машине было трое. Место, где это произошло, недалеко от четвертой площадки.

– Четвертая площадка – это та, где нашли сумку Стива?

Президент кивнул.

– Наверное, теперь этим займется ФБР, – сказал я.

Роудбуш быстро взглянул на меня. По-видимому, он не сразу осознал значение свидетельства мальчишки.

– Вы думаете, это похищение? – Роудбуш нахмурился. – Что ж, возможно. Пожалуй, стоит связаться с Десковичем.

Я встал.

– Если ФБР вступит в игру, пожалуйста, сообщите мне. Такую новость я все равно не смогу скрыть от моих ребят.

– Разумеется, – согласился он. – Я позвоню вам через несколько минут.

– Да, вот еще что! – сказал я, вспомнив свое обещание на пресс-конференции. – Меня спросили, о чем вы говорили с Гриром во время последней встречи во вторник. Что мне ответить прессе?

Роудбуш задумался, сдвинув брови.

– Мы засиделись допоздна, было уже за полночь… – начал он неуверенно. – Нет, Джин, сообщить не о чем. Разговор шел обо всем понемногу: о политике, о личных делах.

– Меня непременно спросят, не заметили ли вы каких-нибудь признаков, хотя бы намека… что Стив был чем-то встревожен?

Президент снова задумался.

– Нет, он был совершенно спокоен. Как всегда, полон разных планов и сарказма. Все тот же старина Стив!.. Можете сказать об этом, если хотите.

– Благодарю.

Когда я вернулся в свой кабинет, Джилл протянула мне желтую полоску телетайпной ленты ЮПИ:

«ЮПИ—184. (Грир – Финансы)

Загадочное исчезновение Стивена Б.Грира, близкого друга президента Роудбуша, вызвало резкое падение акций на нью-йоркской бирже. Понижение курса за последние два часа достигло максимума и приостановилось только в связи с закрытием биржи.

На нью-йоркской бирже стоимость акций в среднем упала на 1 доллар 37 центов – самое большое понижение со времен забастовки на авиалиниях в прошлом году. Акции Доу-Джонс котировались перед закрытием намного ниже.

Операции на Американской бирже и в ее отделениях по всей стране показали: количество проданных акций удвоилось. На западном побережье, где биржа была еще открыта, стоимость предлагаемых акций понизилась особенно резко.

Массовую продажу акций и падение курса биржевые маклеры приписывают «тревожным сведениям из Вашингтона о деле Грира». Однако большинство из них предсказывают стабилизацию курса в понедельник, поскольку экономика страны на подъеме и биржевики будут играть на повышение».

– Хорошенькое дело! – сказал я, мысленно ругая себя за то, что упустил из виду возможную реакцию биржи. Следовало хотя бы спросить президента, стоит ли касаться на пресс-конференции этой темы.

Обещанный звонок от президента раздался только через час. Положив трубку, я повернулся к машинке, отбарабанил двумя пальцами текст и попросил Джилл снова впустить газетную братию. На сей раз она вышла в вестибюль западного крыла.

– Мистер Каллиган просит вас!

Голос ее мелодично разнесся над рядами кожаных кресел. Казалось, она объявляет коронный номер программы.

Лишь слегка поредевшая толпа журналистов ворвалась в помещение, заполнив мой кабинет и часть приемной.

– Всех прошу войти! – приказала Джилл со своего поста у двери.

Дэйв Полик встал напротив моего стола.

– На бирже «грировская распродажа», – сказал он.

– Знаю, – ответил я. – О положении на Уолл-стрит комментариев не будет. Я прочту вам только следующее. Записывайте за мной.

«Президент Роудбуш поручил Федеральному бюро расследований принять участие в поисках Стивена Б.Грира. Президент отдал этот приказ после того, как получил от начальника столичной полиции Тэда Уилсона сообщение о том, что в четверг вечером на Бердетт-роуд близ „Неопалимой купины“ были замечены двое мужчин, подсаживавших третьего в автомашину. Это произошло недалеко от площадки, где была найдена сумка с клюшками мистера Грира. Директор ФБР Питер Дескович выделил специальную группу агентов, которые будут вести расследование на основании федерального закона о киднэпинге. Это не означает, однако, что мы уверены, будто мистер Грир похищен. Но, поскольку такая возможность существует, она должна быть изучена. Президент призывает все силы охраны порядка к максимальному сотрудничеству с ФБР».

– Сколько выделено агентов, Джин?

– Пока не знаю. Наверное, достаточно.

– Кто возглавляет группу?

– Постараюсь сообщить вам завтра.

– Вы обещали узнать, о чем говорил президент с Гриром во вторник ночью. Удалось?

– Это была частная беседа, и я не знаю о чем, – ответил я. – Однако что касается поведения Грира, то президент сказал: Грир не был ни угнетен, ни встревожен. Он был в обычном добродушном настроении и, как всегда, высказывал интересные мысли. Одним словом, вел себя совершенно нормально.

– Ожидает ли президент сегодня вечером доклада от Уилсона?

– Да, если выяснится что-либо новое. То же самое и в отношении Десковича.

– Это все, Джин?

– Все, до половины десятого завтра утром. Если будут изменения, мы успеем предупредить всех по списку.

Джилл открыла дверь и прижалась к стене, пропуская возбужденную толпу газетчиков. На этот раз всего один человек задержался на миг, чтобы посоветовать ей постричься покороче. Обычно таких советов бывало куда больше.

Только Дэйв Полик все еще упрямо стоял у моего стола.

– Хочу предупредить, – сказал он, – отныне я занимаюсь только делом Грира. С вами я откровенен.

– Желаю удачи, – сказал я. – Если узнаете что-нибудь, не подходящее для печати, сообщите мне.

– Я уже многое знаю об одном ирландце и о девушке, которая у него работает, – сказал Полик. – Мог бы напечатать кое-что, но я этого не делаю, Из глубокого уважения к моим друзьям.

– Вы хотите сказать, из глубокого уважения к законам о печати? – Я изобразил на лице улыбку. – Ладно, специалист по Гриру, звоните мне в любое время. Только не позже часа ночи и не раньше семи сорока пяти утра.

– Я ничего не обещаю.

– И не надо обещать.

Он повернулся, собираясь уходить, но на полдороге обернулся и уставился на меня, качая головой.

– Я не понимаю вас, Джин. Вы ведете себя так, будто это всего лишь очередная банальная история. Думаю, вы тут не правы. Я думаю, что это самое крупное дело со дня моего появления в вашем крысином городе.

– Откровенно говоря, Дэйв, я не успел составить об этом собственного мнения.

– Ну-ну! – пробормотал он и вышел из кабинета, не поверив ни одному моему слову.

Но я сказал правду. И теперь, освободившись наконец от всех, кроме Джилл, снова склонившейся над телефоном, я повернулся в кресле к окну; солнце садилось, и тень от большого вяза уже наполовину закрывала газон. Стивен Грир исчез, растворился в ночи на поле для гольфа. Это было нелепо, невероятно. Я ворошил в памяти все, что знал о Грире, начиная с нашей первой встречи во время избирательной кампании и кончая последней, вчерашней, когда он так нервничал и без конца смотрел на часы. Я просидел так, наверно, с полчаса, пока не обнаружил с удивлением, что почти ничего не знаю ни о самом Грире, ни о его исчезновении. Впервые с тех пор, как я появился в Белом доме, важное государственное событие прошло мимо меня как в какой-то далекой туманной дали. У меня не было фактов, не было источников информации, не было даже предположений. Чувствовал я себя препогано.

– Джин, – нежно окликнула меня Джилл, – пора уходить. Скоро стемнеет.

Тень от большого вяза целиком покрывала газон, когда мы закрыли лавочку и отправились домой.

4

Стэнли Уолкотт поднял высокий бокал – джин со льдом и лимонным соком – и покачал, льдинки звякнули о стекло. Он сидел в широком кожаном кресле в кабинете своего губернаторского дома в Иллинойсе. Кондиционированный воздух был прохладен и мягок, но дышалось тяжело. Новая роль душила его как слишком тесный воротник.

С тех пор как его выдвинули на конференции в Хьюстоне кандидатом на пост президента и он стал противником Роудбуша, надеявшегося на переизбрание, все окружающие, даже старые друзья, относились к нему по-новому: с почтительной сдержанностью. Почтительность эта нелепа, думал он, чувствуя себя, как водопроводчик, которого прочат на должность инженера-сантехника. Потому что он был заранее обречен, он был «кандидат-жертва». Его шансы победить Роудбуша котировались от минимальных до нуля. Первые предвыборные опросы Галлапа и Гарриса в общем подтверждали это. В середине августа Галлап предсказывал ему 38% голосов на ноябрьских выборах, анкеты Гарриса давали 36,7%. Уолкотт не впал в отчаяние. Он этого ожидал. Он был готов до конца служить партии по мере своих сил. И гордился, что был реалистом.

Таким же реалистом считал себя и Мэтью Силкуорт, его главный распорядитель в предвыборной кампании, который сейчас сидел напротив него с бокалом виски с содовой. Силкуорт был приземистый толстяк с жесткими черными волосами и синеватыми тенями на щеках. Он провозглашал себя пессимистом, но это опровергала его бьющая через край энергия. Любой человек, находящийся в постоянном движении, бессознательный оптимист. Разум взывает к осторожности, а тело требует действий, действия же зачастую влияют на характер. Уолкотту нравилась жестокая откровенность Силкуорта. Но, вскрывая слабости их позиций, Мэтью в то же время напоминал кандидату, что предвыборную кампанию придется довести до конца.

– Я слушал в шесть часов последние известия, – сказал Уолкотт. – Мне кажется, здесь все же замешана женщина.

– Ни в чем нельзя быть уверенным, губернатор, – возразил Силкуорт; при любых обстоятельствах он не терял привычной собранности и настороженности.

– Мэтью, в последний раз, перестань называть меня «губернатором». Мое имя Стэн. С-Т-Э-Н!

– Хорошо, Стэн, но первые сведения из Вашингтона не радуют. Этот Грир – холодный, настойчивый, преуспевающий делец. Если бы он завел роман, он был бы предельно осторожен. Еще бы – ему есть что терять! Имя его постоянно встречается в газетах рядом с именем Роудбуша, и это одно увеличивает его гонорары на триста-четыреста тысяч в год.

– Значит, ты думаешь, это киднэпинг? – спросил Уолкотт.

Силкуорт задумчиво покачал головой.

– Возможно, но мы пока ничего не знаем, кроме того, что рассказал мальчишка-фантазер, который что-то там увидел в полутьме. Если это киднэпинг, почему на земле возле ограды и на четвертой площадке не осталось следов борьбы? И потом только психопат решится похитить лучшего друга президента.

– У нас достаточно психопатов, Мэтью.

– Конечно, но, если это киднэпинг, все выяснится достаточно быстро, – сказал Силкуорт. – Людей похищают ради денег, ради сомнительной славы или из мести. В любом случае, захватив Грира, похитители должны вскоре сообщить о своих требованиях.

Силкуорт подумал немного, затем нагнулся вперед и потряс указательным пальцем перед лицом кандидата.

– А знаете, что, Стэн? Нам надо молить бога, чтобы это не было похищением. Потому что киднэпинг поможет Роудбушу. Похищенный Грир, мертвый или живой, вызовет сочувствие к его семье и его друзьям, в том числе и к боссу из Белого дома.

– Я не думал о политических последствиях, Мэтью.

Силкуорт бросил на губернатора недоверчивый взгляд. Неужели он это серьезно? Мэтью никогда не знал, чего ждать от этого человека, даже после стольких лет совместной работы. Эти великие политики так заботятся с судьбах человечества, что порой забывают о собственной выгоде.

– Неважно, что думаете вы или я, – сказал он. – Важно, что история с Гриром может спутать все карты в этой избирательной кампании и помочь нам. Задумайтесь на минуту, Стэн? С чего бы это один из столпов общества вдруг испарился? Может быть, он за границей? Если Грир удрал с женщиной, это политический шаг. На каждую домохозяйку, которая отшатнется от президента, потому что его друг не способен управлять своими инстинктами, найдется другой избиратель, который посочувствует Роудбушу. Все эти истории с женщинами еще никогда не вредили кандидатам. Вспомните!.. Но если человек исчез по другой причине? Предположим, что он… того! – Силкуорт выразительно покрутил пальцем у виска.

– Я бы не пожелал этого ни миссис Грир, ни Роудбушу, – пробормотал Уолкотт, поеживаясь.

– Однако любой намек на умственное расстройство Грира для нас плюс, – сказал Силкуорт. – Всякие психозы настораживают избирателей. Они начнут спрашивать, почему Роудбуш сам не заметил опасных симптомов и по каким это сверхважным делам он советовался с ненормальным юристом. – Он отхлебнул виски и закурил сигарету. – А может быть, Грир бежал от какой-нибудь финансовой катастрофы, которая грозила его разорить и повредить его другу президенту? Для нас это тоже крупный козырь. Газеты проглотят любую чушь. Роудбуш запутается в опровержениях, объяснениях и всяческих алиби. Он сядет в лужу и не выберется из нее до конца избирательной кампании.

– Ты порядочная скотина, Мэтью, – сказал Уолкотт.

– Я реалист, – возразил Силкуорт. – Настоящий, не то что вы, хотя вы и считаете себя реалистом… О, у нас есть масса вариантов! Скажем, Грир страдает временной потерей памяти. Или – он вел двойную жизнь, и это обнаружилось. Или – он коммунист и сбежал в Россию. – Силкуорт отхлебнул еще глоток. – Может быть, он заядлый шутник и решил одурачить всю страну. Может быть, он тайно связался с «Черными мусульманами», чтобы устроить вооруженный бунт. А может, он ненароком завернул к какому-нибудь приятелю и налакался там до полного обалдения. Черт побери, выбор у нас богатый!

– Разумеется, – усмехнулся Уолкотт. – Но вероятнее всего другое. У Грира стало плохо с сердцем, он выбрался на дорогу, и там его подобрали. Может, ограбили, а может, даже и убили.

– Допустимо, – согласился Силкуорт. – В таком случае дня через два все выплывет наружу. Но вряд ли это так. Вспомните уличные туфли, которые он не сменил для гольфа, сумку с клюшками, оставленную на виду, ключи в автомашине, чтобы кто-нибудь мог отогнать ее домой. Все говорит о том, что он заранее готовился исчезнуть.

– Да, это я упустил, – сказал Уолкотт. – Это ведь улики, не правда ли?

Силкуорт кивнул.

– Все доказывает, что он или был не в себе, или бежал из-за женщины. Или из-за денежных затруднений. Лично я считаю, что это связано с деньгами. Надо бы раздобыть список его клиентов… и узнать, что именно он для них делал.

Уолкотт улыбнулся.

– Принимаешь желаемое за действительное? По-моему, ты преувеличиваешь.

– Может, преувеличиваю. А может, и нет. – Силкуорт допил свое виски. – Посмотрите, что делается на бирже! Это может иметь серьезные последствия, очень серьезные. Это наша первая удача в предвыборной кампании, и, видит бог, она нам как нельзя более кстати!

– С этим кощунственным замечанием я согласен.

– Ладно, я бегу! – Силкуорт бросил сигарету и встал. – Придется позвонить кое-кому в Вашингтоне. За этим делом надо следить в оба.

Уолкотт поднялся и положил руку на плечо Силкуорта.

– Смотрите, Мэтью, от нас не должно исходить никаких дутых сенсаций. Пока нет фактов, нужна предельная осторожность.

На бритом лице Силкуорта мелькнула улыбка.

– Не беспокойтесь! Пока я только собираю сведения, чтобы подготовить почву.

Они пожали друг другу руки, Силкуорт ушел, а губернатор Уолкотт переключил телевизор на восьмичасовую программу новостей. Ему не терпелось услышать последние сообщения о Грире. Потому что, говоря по совести, он знал, что, если исчезновение Грира объяснится простым и естественным способом, ему, губернатору Уолкотту, конец. И, подумав об этом, он возблагодарил бога за то, что Мэтью не умеет читать его мысли.

Питер Дескович сидел в своем кабинете в новом здании ФБР на Пенсильвания-авеню. Комната была небольшой. Между столом и стеной слева едва оставалось место для развернутого американского флага. С другой стороны достаточно близко стоял книжный шкаф. На подоконнике за его правым плечом красовалась увеличенная печать ФБР – щит с весами правосудия под девизом: «Преданность, Отвага, Неподкупность». Дескович чувствовал бы себя потерянным в средневековых апартаментах старого здания, которое досталось его предшественнику от Эдгара Гувера. Пит Дескович любил уют, любил, чтобы книги были всегда под рукой, а посетители сидели прямо напротив.

Сейчас таким посетителем был агент особого назначения Клайд Мурхэд.

– Здесь собрано все, – сказал он, похлопывая по толстой папке у себя на коленях. – На Грира было заведено подробное досье три года назад.

Дескович полистал свою копию досье. Он был болезненно тучен и осмотрителен; врожденная осторожность не раз помогала ему обходить опасные бюрократические рифы. Он посвятил свою жизнь этой работе еще до того, как Роудбуш назначил его директором ФБР. У него не было нюха и зачастую не хватало воображения, но зато он не упускал ни малейших подробностей, и коллеги считали его самым настойчивым и дотошным следователем ФБР.

– Я просматривал это целый час, – сказал Дескович. – Но толку немного… Мы все проверили?

– Да, – ответил Мурхэд, могучий здоровяк, бывший защитник бейсбольной команды Висконсинского университета, бухгалтер и юрист. Хотя он сам подшучивал над своей работой и высмеивал других агентов, его ценили как знающего и надежного агента. – Все отделения поставлены на ноги, и я уже отобрал двадцать пять ребят для специального расследования.

Дескович откинулся на спинку кресла.

– Клайд, вы знаете, какое это щекотливое дело. Президентские выборы на носу, и люди Уолкотта землю роют, стараясь откопать хоть что-нибудь, что может повредить Роудбушу… Все это мне не нравится. Мы влипли в хорошенькую историю.

– Ясно, о чем вы думаете, – сказал Мурхэд. – В этих политических делах никогда не знаешь, где сядешь.

– Поэтому я требую особой осторожности. Первое: обо всем докладывать лично мне, а не по инстанциям.

– Вы хотите сказать, минуя Фреда?

Мурхэд был удивлен. Особо важные дела всегда проходили через помощника Десковича, который считался его правой рукой.

– Да, минуя. Я предупредил Фреда, и он меня понял. Я не люблю нарушать порядок, однако… – он пожал плечами, – чем меньше народа будет заниматься делом Грира, тем спокойнее будет президенту… Поэтому я хочу также, чтобы все предварительные сведения поступали непосредственно к вам. Никаких обменов докладами между агентами и никаких перепроверок.

– Но послушайте, Пит! – запротестовал Мурхэд. – Вы мне связываете руки. Мы всегда сопоставляли все донесения. Собственно говоря, я уже собирался назначить координатора для обобщения данных по мере их поступления. Это наш обычный метод.

– Знаю, – угрюмо сказал Дескович. – Мне самому не хотелось бы ничего менять, но это особый случай. Каждый агент должен докладывать лично вам. Вы и будете сами все координировать. И только вам дается право проверять их сведения.

– Но это займет в пять раз больше времени, – в голосе Мурхэда прозвучал упрек. – И это плохо отразится на моральном состоянии людей. Они почувствуют, что им не доверяют.

– Ничего не могу поделать. – Дескович был явно расстроен. – Вините во всем Белый дом. На этот раз я не волен решать. Впрочем, и раньше так было…

– Прекрасно! – С деланным энтузиазмом воскликнул Мурхэд, стараясь рассеять мрачное настроение шефа. – Как насчет того, чтобы раздобыть налоговую карту Грира? Я всегда предпочитаю начинать с основного – с женщин и денег. Я не могу влезть в личную жизнь Грира, но мне нужно знать все о его денежных делах.

– Гм, – хмыкнул Дескович и сделал пометку в блокноте. – Об этом надо сначала договориться с боссом. – Подумав немного, он сделал еще одну пометку. – Давайте назовем эту операцию «Аякс».

Мурхэд встал.

– Пожалуй, пора приниматься за дело, – сказал он и язвительно добавил: – Если мы хотим разделаться с этим «Аяксом» до рождества.

– Я не хочу вас связывать, – сказал Дескович, – но не забывайте: это очень щекотливое дело. Очень.

Мурхэд усмехнулся.

– Не забуду. А вы не забудьте причислить меня к лику святых, если я сотворю чудо.

Директор проводил молодого агента до двери.

– Я жду первых результатов завтра, святой Клайд.

Хилстраттер включил мягкий рассеянный свет. Совещание с Томлином и Де Лукой в обшитом деревянными панелями кабинете Хилстраттера затянулось. Отсутствовал только один из членов фирмы – Стивен Б.Грир.

– Итак, перед нами три проблемы, – сказал Хилстраттер. Он подошел к окну и выглянул наружу. Внизу, на маленькой треугольной площади, образованной скрещением Коннектикут-авеню, 18-й стрит и М-стрит, стояла статуя Лонгфелло. Уличные фонари только что Зажглись.

– ФБР должно получить доступ ко всей необходимой им документации в кабинете Стива, – сказал Де Лука. Его смуглое лицо почти не отличалось по цвету от темных дубовых панелей.

– За исключением картотеки, – поправил Хилстраттер. – У Стива хранятся все налоговые бумаги корпорации «Учебные микрофильмы». Достаточно одного взгляда на них, чтобы убедиться, что они недоплачивают подоходные налоги. Правительство тотчас прижмет Барни Лумиса. Это может погубить нашего клиента.

Де Лука покачал головой.

– ФБР так не действует, Билл. Если их агент обещает не обращать внимания на то, что не имеет прямого отношения к расследованию, он держит свое слово.

Де Лука, сам бывший агент ФБР, обычно имел решающее слово во всем, что касалось его прежней работы.

Хилстраттер, костлявый и долговязый, распахнул пошире воротник сорочки.

– Я верю вам, Де Лука, но агент с хорошей памятью, просмотрев эту картотеку, может держать нас в руках еще года два, не меньше.

– Что еще в его картотеке? – спросил Томлин. – Кто-нибудь знает?

Никто не ответил, и Хилстраттер потянулся к телефону.

– Я позвоню Элен, – сказал он.

Компаньоны ждали, пока он переговорит с секретаршей Грира.

– Посторонним нечего совать нос в его картотеку, – сказал он наконец, повесив трубку. – Элен говорит, что там нет никаких личных бумаг. Только документы фирмы. Кроме дел корпорации Лумиса, там еще бумаги Леннокс Кемикл и тот чертов контракт с ВВС. Еще раз повторяю: я категорически против того, чтобы кто-то рылся в картотеке.

– Хорошо, пусть будет так.

Де Лука сдался. В отсутствие Грира окончательные решения принимал Хилстраттер.

– Итак, картотеку мы исключили, – сказал Томлин. – А где его личные бумаги?

– Элен говорит, что почти все лежит в ящиках его стола, – ответил Хилстраттер. – Но кое-что он хранит в маленьком сейфе. Шифр знает только Грир и его дочь Гретхен.

– А что в этом сейфе? – спросил Де Лука. В нем сразу пробудилось любопытство бывшего агента.

– Его собственные деловые контракты и особые документы, – ответил Хилстраттер и, помолчав немного, смущенно добавил: – И деньги.

– Деньги? – удивленно повторил Де Лука. – Господи, и много?

Хилстраттер покачал головой.

– Элен не знает.

– Почему вас это так волнует, Де Лука? – спросил Томлин. – Что он, не может держать деньги в своем сейфе?

– Большая сумма наличными всегда вызывает у людей подозрения, – ответил Де Лука. – Особенно у такого кредитоспособного человека со счетом в банке, как Стив… Я никогда не знал, что он хранит деньги в своем служебном сейфе. А вы?

Оба покачали головами. Воцарилось неловкое молчание. Завеса медленно поднималась над человеком, которого они, казалось бы, прекрасно знали и вдруг – заскок, – или, может быть, порок?

– Не нравится мне это, – сказал Де Лука, главный специалист фирмы по рекламе и прессе. – Я так и вижу заголовок; «50 тысяч в служебном сейфе Грира!» Мы будем выглядеть как главари какой-то шайки.

Снова наступило молчание. Наконец Хилстраттер прервал его:

– Полагаю, решать должна Гретхен. Ни слова репортерам и полиции, но, если ФБР будет настаивать на вскрытии сейфа, пусть обращаются к ней. В конечном счете, кроме Стива, только она знает комбинацию.

– Все равно мне это не по душе, – проворчал Де Лука.

– И мне тоже, – сказал Томлин. – Но Билл прав. Пусть Гретхен сама разбирается с ФБР, это ее дело.

– Как быть с полицией? – спросил Хилстраттер. – Детектив, который разговаривал с нами сегодня, завтра захочет осмотреть кабинет Стива. Мне вовсе не улыбается, если обе команды – ФБР и полиция – приземлятся у нас в конторе.

– Однако не стоит ссориться с шефом полиции Уилсоном, – заметил Томлин.

– А почему бы вам не попросить шефа о личном одолжении, чтобы он предоставил осмотр кабинета Стива агентам ФБР? – обратился Де Лука к Хилстраттеру.

– Хорошая мысль, – сказал Хилстраттер. – Но, если он заупрямится, на нас насядут оба эскадрона, и ФБР и полиция, и тут уж ничего не поделаешь… Ладно, а как быть с прессой?

– Сегодня мне звонили раз тридцать, не меньше, – сказал Де Лука. – Телевизионщики уже собираются послать своих людей, чтобы заснять рабочие комнаты Стива.

– Ни в коем случае! – сказал Хилстраттер. – Здесь юридическая контора, а не телевизионная студия.

– Кое-кто из младших партнеров полагает, что это будет неплохой рекламой, – заметил Томлин.

– Такая реклама нам не нужна, – отрезал Хилстраттер. – О нашей фирме пишут во всех газетах и говорят по радио на всех волнах, одного этого уже более чем достаточно. Клиенты, с которыми мы имеем дело, могут встревожиться. По-моему, сюда нельзя допускать ни теле-, ни фоторепортеров. Здание снаружи, холл пусть снимают, тут мы бессильны. А здесь – нет. Договорились?

Оба компаньона кивнули.

– А теперь, – продолжал Хилстраттер, – относительно заявления для печати. От лица фирмы будет говорить Де Лука.

– Как быть с интервью? – спросил Де Лука. – Если эта история с Гриром затянется, газетчики постараются опросить здесь всех. А у нас, вместе с секретаршами, пятьдесят два человека.

– Мы обещали дать интервью и не можем теперь отказаться, – сказал Хилстраттер. – И никаких ограничений. Иначе они такое напридумывают!..

– Согласен, – сказал Томлин.

– Но все-таки предупредите завтра людей, Де Лука, – продолжал Хилстраттер, – чтобы они, разговаривая с репортерами или с кем бы то ни было, не распространялись о Грире. Скажите, что мы их вознаградим.

Он встал, потянулся и начал завязывать галстук. Де Лука и Томлин тоже собрались уходить.

– Что вы все-таки думаете о Стиве, Билл? – спросил Де Лука.

Хилстраттер ничего не ответил, пока не снял с вешалки плащ и не вдел свои длинные руки в рукава. Тогда он сказал:

– Честное слово, не понимаю, что с ним случилось. Мне казалось, я его знал как родного брата. А теперь – теперь я не понимаю ничего.

Томлин и Де Лука зашли к себе в кабинеты и вскоре встретились у лифта.

– Что вы об этом скажете? – спросил Де Лука.

– Я, как Билл, просто ничего не понимаю. По всем уликам, он заранее собирался исчезнуть. Но то, как он оставил дела здесь, говорит об обратном. Возьмите хотя бы календарь Стива. В нем помечены деловые свидания на сегодня и на всю неделю вперед, и все записано его рукой.

– Видел. Да, все это непонятно.

– Эти деньги в сейфе беспокоят меня, – сказал Билл. – А что, если у него там сто тысяч?

– Ну тогда газеты подымут такой шум, что чертям станет тошно. Тогда Гретхен останется только забрать свои деньги и поставить тысячу долларов за то, что в ноябре победит Уолкотт.

В тот вечер по всей стране во многих домах рассматривали переданные по телевидению и напечатанные на первых страницах всех газет фотографии Стивена Грира. Особой популярностью пользовался один снимок, потому что на нем исчезнувший юрист был изображен в наиболее подходящей к данному случаю обстановке. На этой фотографии Грир завершал свой удар на первом поле «Неопалимой купины». Клюшка № 1 была поднята над его левым плечом, и он улыбался, прослеживая взглядом длинный прямой полет мяча. Однако все игроки в гольф отметили, что поза у него неустойчивая. Видимо, сейчас он потеряет равновесие, предполагали они, и сразу перестанет улыбаться. Женщины, в свою очередь, обратили внимание на его высокий лоб с залысинами, решительный взгляд, немного чувственный рот и решили, что он симпатичный парень. Мужчины, не вдаваясь в подробности, пришли к выводу, что этому человеку можно верить.

В маленьком каменном доме провинциального стиля на Бэттл-роуд в Принстоне, штат Нью-Джерси, Дебора Киссич показывала фотографию своему мужу Феликсу. Золотые тени мягко стелились по газону, и большие дубы и сикоморы уже начали сливаться с ночным сумраком. Феликс Киссич в тот вечер работал дольше обычного в лаборатории и теперь с наслаждением потягивал эль, погрузившись в свое любимое кресло, огромное сооружение из простеганной кожи.

Дебора сложила вечернюю газету так, чтобы фотография Грира на три колонки оказалась посередине, подала ее мужу и встала за спинкой старого кресла.

– По-моему, это тот самый человек, который был у нас прошлой осенью, – сказала она.

Киссич поправил свои очки в стальной оправе и вгляделся в лицо веселого игрока в гольф.

– Я бы не сказал, что он особенно похож.

Он все еще говорил с заметным венгерским акцентом. За долгие годы, проведенные в Соединенных Штатах, он так и не смог от него избавиться.

– Нет, это не он. Посмотри, – он показал на снимок, – глаза совсем другие. У этого расставлены широко. А у нашего гостя глаза были посажены очень близко. И подбородок выдавался больше… Впрочем, они довольно похожи. Легко спутать.