Текст книги "Пленники Цирцеи"

Фобос Глюк
Пленники Цирцеи

© Фобос Глюк

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2020

* * *

Посвящается Эдуарду Вагановичу Васкерчяну, Элизе Константиновне Елтанской, Варваре Георгиевне Зурнаджиевой и Майе Ивановне Полябиной, учителям, научившим меня думать.

Начало излома

Эта невероятно запутанная история берёт своё начало не от моего рождения и не от вялого краха отчего ветхого Мира, а от плоской шутки в дождливый будний день.

– Фобос, вы всё убедительней похожи на своё прозвище. – Безмерно чуткий шеф вынырнул из-за моей спины, приложил тыльную сторону ладони к границе моего нимба, ведомой только ему одному и, побледнев, продолжил. – Жду вас на работе завтра в восемь со свежими и позитивными мыслями. Для чувства юмора одного чувства недостаточно. Требуются ещё ум и вдохновение. Страх от головокружительного предчувствия восхождения, взлёта должен быть сладким. Сущая победа должна пробуждать сладкий страх невероятности. Мне пригодится алмаз, а не размазня…

– Я знаю, какой парень принесёт успех компании. К рассвету я его добуду, – посулил так, будто за подобные обещания и выдавали регулярные щедрые жалования.

Неврастеничкой судьбой дарованы почти целые сутки. Снял отпечатки времени с экрана мобильного телефона. Двадцать три часа двадцать три минуты в запасе. Удосужусь без суеты и спешки горы свернуть, да ещё чёртову дюжину чашек кофе осушу, с сигаретой нацелуюсь и предаться мечтам успею. Но первым делом выброшу вздор и панику, очищу просветлённую, просвещённую голову и великодушное, ранимое сердце от драгоценного мусора до стерильного вакуума. Утешено и безоглядно вывалившись за порог, я мгновенно промок, продрог и потерял ориентиры. Помнил, что ближайшее укрытие примерно в двух кварталах. Как о нём отзывались коллеги – маленькое кафе с замашками большого ресторана. Загадочно-чудное для большинства обывателей название «Анатаз» выдавливало ироническую улыбку. Кажется, у древних греков сие слово обозначало удивление, а у геологов – камень, медово-жёлтый с алмазным блеском. Явный, неприкрытый рекламный трюк. Как говаривал старина Бисмарк: «Чем больше замысловатых непонятностей, тем сильней народ к тебе тянется». Бисмарком мы дразнили шефа, крошащего неистощимый переизбыток невнятной мудрости духовно оголодавшим согражданам, точно сдобную булку уличным голубям. В данном случае, когда всё было ясно, кроме того самого божьего дня, он бы изрёк: «Ведаешь, что нельзя, а идёшь, следовательно, мы, Николай Второй, а не Фобос Глюк. И то, что для иных – проклятие, для тебя – судьба!» Предчувствие не то чтобы не подвело, однако вряд ли оправдалось. Оно сбылось, поскольку помешать, переиначить, скорректировать я не горел, не тлел и не отбрасывал тени. Безнадёжная примитивность – тщедушно довериться мутному течению, наречь чёрствой судьбой и виновником бед заодно.

– Похоже, вас к нам пока не заносило ни лихим ветром, ни ливнем безысходности.

– Похоже на то. Коварное утро! К вам зашвыривает либо разгул стихии, либо шальных денег. У скромных тружеников в мирное время крыша едет в другую сторону. Не до шику. – Язык – враг. Договорюсь незамедлительно, точно прогонят.

– Добро пожаловать! Согреетесь. Просушите одежду. А мы от чашечки кофе не обеднеем. По восточноевропейским слухам, в этакое ненастье хороший хозяин собаку на улицу не прогонит. – Я бережно втянут под навес. – Притча есть. Схватился тонущий утюг за бесплатную соломинку. И всё ровно пошёл ко дну. Понял, что жизнь дороже. Деньги и рыбу в лодке считать не принято. Сочтёмся.

– Ну, за порцию согревающей бодрости я и сам готов отдать полцарства, особенно когда не все дома, без царя в голове. – Шутки не склеивались, но для творческой разминки всецело годились.

Дождь принял в мокрое братство. В подтверждение стекал ключами, ручьями и водопадами. Он на три четверти состоял из меня, а не наоборот. Я медлил, не лить же лужи в заведении. Зазывала что-то напряжённо обдумывал.

– Так и быть, приглашение принято всерьёз и надолго. – Если понравится, использую для деловых встреч. Окатило пряным кофейно-десертным теплом. Звуки, похищенные у райских птиц, свивались в экзотические мотивы, подсознательно принуждая следовать за продолжением. Психическая гравитация.

– Превосходно! Двойной заказ. Первая чашка за наш счёт. Вторая порция оплачивается гостем. Интересно, что окажется вкуснее. Поделитесь наблюдением.

– А уксус у вас не подают? – И только тут я разглядел вышедшего мне на встречу официанта. Миниатюрный азиат, скорее всего вьетнамец, широко и искренне мне улыбался. Его мимика дезориентировала, но незначительно. За яркой лицевой вывеской: «Рад по-человечески» маячил огонёк: «Ты-то, дружок, мне и нужен».

– У нас всё возможно. Столик вон в том углу отныне ваш. – Он предупредительно забрал плащ, предварительно напомнив изъять из собственных карманов всё необходимое для приятного отдыха. Я вольготно угнездился лицом к прозрачной стене, за которой по-прежнему суровое ненастье бесцеремонно помыкало миром людей. И вдруг пейзаж сменился. Ленивое чужое море переставляло друг через друга тяжёлые рассыпчатые волны, таинственно подбираясь к зеленоватому песку. Я вздрогнул от неожиданности. Несколько раз моргнул. Но так и не смог согнать морок. Более того, видение прояснялось. Через несколько мгновений на горизонте нарисовалась голова стремительно выгребающей к берегу девушки. Завораживающий эффект её движений объяснялся не только неизвестным мне стилем плаванья, но и шестирукостью неземного, без сомнения, прекраснейшего создания. Иссиня-чёрный шторм белозубо скалился пенными гребешками, глотая, закручивая и вышвыривая упрямую спорщицу. Она же откровенно наслаждалась.

– Видеопанно что надо! Способствует обретению утончённой свежести эмоций! – выпалил я вслух, так как сдерживаться больше был не в состоянии. Заметно потеплело. Даже в пот бросило. Азарт болельщика, или солёные брызги оросили?

– Данное зрелище доступно не всем. Посетители за вашей спиной не уловили перемен. – Я обернулся. Мой гостеприимный спаситель мягко переступал с ноги на ногу, словно вальсируя с подносом. Кроме обещанного ароматного питья, прибыли вазочки и блюдца с десертами. Посуда из тончайшего фарфора источала мягкое внутреннее свечение. Содержимое своенравно подчиняло рецепторы, повергая меня в нечеловеческий голод. Я слышал почти ангельское пение и музыку блюд. Обоняние перевоплотилось в осязание, зрение и слух. Или мне так только грезилось? Неужели галлюциноген? Если на протяжении двух недель смиряться с диетой студента, обваливаются неприятности и гораздо хуже ложного восприятия.

– Так вы на полноценный обед раскрутите, – я не удержался от ядовитой колкости. – Одна беда – бегаю не лучше, чем оплачиваю. Догоните – не переживу.

– Да, было бы неплохо начать с чего-нибудь более серьёзного. Но не в вашем случае. – Он не придал значения моей ироничной интонации. А пожилая парочка за соседним столиком противно захихикала. Пришлось снова повернуться лицом к потустороннему, не нашему пейзажу. Плавица уже сидела на берегу, улыбчиво терзала меня сумеречно фиолетовым взглядом, размашисто приветствуя верхними и средними конечностями. Капельки чужого моря, сильно отставшие от общей группы, тусклыми метеоритами с зеленовато-золотистых волос внедрялись в перекрасившийся в бронзовые тона искристый песочек. Излишне покорные звуки.

– Так что это? Имитация? Согласитесь, море, капли, птицы похожи на наши, но другие, сомнительные, недоработанные, что ли? Даже цветовая гамма у них какая-то непостоянная, неустойчивая. А девица так вообще из легенды, – не унимался я.

– Для вас и меня – смотровая витрина в другой Мир. А для форточника – просторное окно в эту реальность. – Официант кому-то приветливо кивнул как старому приятелю и многозначительно улыбнулся. Он безукоризненно перевоплотился: костюм, бабочка, белоснежная сорочка не подчёркивали в нём гарсона, а обаятельно, с тонким, таинственным шармом оттеняли лукавого бизнесмена, юриста, дипломата. Многогранная, наделённая талантами неординарная личность, гибкая, скользкая тень, оборотень, заблаговременно усвоивший клиента досконально и неприметно.

– У вас не занято? Позволите присесть за ваш столик? – Новый собеседник проявился, сгустился из воздуха, насыщенного парами и таинствами, незримо и бесшумно, но как будто вполне ожидаемо. Случайное попадание претендовало на нелепо замаскированные переговоры, невесть с кем и на какую тему. А плевать.

– Да, безусловно. Как раз такая компания мне необходима. Вы и есть тот самый форточник? Неужели прививка против коралловой лихорадки подействовала? – вспомнил я недавно прочитанный рассказ о ныряльщике, навсегда потерявшем берег. И усомнился, поймёт ли шутку? Испытываю неловкость, когда смеюсь один.

– И без неё не обошлось. Она ослабила сопротивляемость барьерным состояниям. Простите, Вам данные термины ни о чём не говорят. Хотя про ныряльщика вы уже знаете. Наша фантастика старая, как ваш Мир. Не подвергайте сомнению, книги – непревзойдённые, ловкие и пронырливые форточники. Крадут и мысли и души. Я Чжуоу. Бог. – Он мгновенно отредактировал черты лица, фигуру, одежду и голос. Детали затуманивались и затем плавно проявлялись иначе. Другие фрагменты внешности перерождались на глазах, мерцая и извиваясь. Но мне, увы, не вспомнить и логически не воссоздать природу его гуманоидных, антропоморфных трансформаций. Задача элементарная и удобопонятная – дезинформировать, сбить с толку. Впрочем, и я не нацеливался обогащать оригинальным типажом его личный банк друзей, приятелей, востребованных компаньонов и неслучайных знакомцев. Минимум половина из них утратила актуальность и значимость. В светлой голове, доставшейся тёмному примату, намечалась генеральная чистка обжитого и пропитанного пылью главного архива.

– Фобос Глюк, тоже Бог в каком-то смысле, в общих чертах.

Мы дружно рассмеялись, точно знакомы были давно и понимали друг друга лучше, чем самих себя.

– Я не рвусь в гости в иную вселенную, созданную лично Чжуоу. Но жажда убеждений требует реального на вкус и на ощупь сверхчеловеческого чуда. Ложные образы, ощущения и прочий морок не в счёт. Условились?

– Не позволю являть фокусы. Хотя овладеть двумя-тремя стоящими трюками неистово хотелось.

– Что ж извольте! – Две пары рук встряхнули воздух. Похоже, он соплеменник заслоняемой им теперь красавицы. Да, вот ещё две конечности извлекли из-за его головы небольшую резную шкатулку оранжевато-кремового дерева. – Коснитесь кончиками пальцев крышки. Прикройте веки. Представьте что-нибудь съедобное. Почувствуйте запах, вкус, цвет продукта. Я тоже большой почитатель Макса Фрая. Нет никакой щели между мирами. Есть материализация вещей из памяти и воображения. Дефекты предмета, который вы достанете через несколько минут, неизбежны. Они отразят погрешности вашего представления о пространстве, Мирах и природе вещей. Теперь о вкусах можно поспорить. Угостите, и я почувствую то же, что и вы. Кстати, всё одушевлённое воспроизводится легче, ведь вы вкладываете свою душу. Но, к величайшему сожалению, живые и мыслящие искажения нам всегда дороже обходятся. Душа человека бессмертна и почти всегда бесплодна. Боги же зачастую теряют её в родовых муках. Ну, про спекуляции в данном сегменте рынка я поведаю в другой раз. А сейчас сосредоточьтесь.

Он надолго умолк. Когда я окончательно сформировал мысленную модель вкусняшки и поднял крышку, стыд и удивление затуманили мой разум. Сладкий страх рассеялся, и моему взору предстала глупая сценка: по миниатюрному помещению из угла в угол, будто заключённый по тюремной камере, ползала неаппетитная паукообразная букашка. Я осторожно наклонил радующее пальцы вместилище творений, и на моей ладони, значительно прибавив в размерах, оказался бесформенный колючий хомяк с выгнутыми вперёд рожками.

– Вот чёрт, обломался. – Окаменевшими созвучиями выпало у меня.

Как я был раздосадован! Приходящие на ум поговорки ехидно грохотали в голове адскими насмешками. При чём тут первый блин, который всегда комом? Назвался Богом, полезай в шкатулку. И каждый твой блин – первый в значении лучший. Едва удержался от детоубийства.

– Я и не предполагал, что он так выглядит, – ободряюще расхохотался мой наставник. – У каждого свой чёрт. Но, уверяю вас, это – не он. Воображение тоже нуждается в систематических тренировках, – откашливаясь, сквозь смех прохрипел чужой Бог. – Тяжелы руки и помыслы молодого творца. В его голове заточены мысли. Джин в тесной лампе отвыкает от тонкой работы. Чудотворную шкатулку пока придётся дразнить табакеркой.

– Неподражаемые идиоты! Сотворили хрен знает что, а теперь прикалываются. – Приподнявшись на задние лапки, вознегодовал зверёк. Но вместо того, чтобы убежать, разлёгся между кофейными чашечками. Экзотический бифштекс не иначе.

– Вам потеха да забава, ну а мне – дурная слава, – продекламировал продукт праздного легкомыслия. Выдержал театральную паузу и, приподнявшись на локтях, добавил, – Не сбежать душе от нрава ни налево, ни направо. Худо, бедно, скучно, бледно, но над пропастью победно. Есть одна у нас стезя – там нельзя и тут нельзя. Гениальность перекрывает неполноценность. Прирождённый поэт. А вы, шуты гороховые! Мне смерть на дуэли, вам – вечный позор. – Он наконец унялся.

– Считаем плюсы и минусы. Живой, разумный, прикольный литератор, неспособный обитать ни в одном из уже существующих Миров, кроме этой коробки. Впускай его обратно, пока не зачах, но прежде дай имя. Загоришься пообщаться – окликнешь. Второй минус – мы без подписей и страшных клятв несём ответственность за одушевлённые творения. А сколько сил уходит? Теперь к делу.

– Я буду откликаться на имя Чёрт, – встрял смешной комочек, нырнул в убежище и бесследно растворился в чернеющей пустоте.

Чжуоу установил шкатулку донышком на стол, быстро прикрыл, коснулся кончиками пальцев крышки, и одно за другим перед нами высыпали, столпились неведомые земным гурманам блюда.

– Потренируетесь на досуге, если примете моё предложение. – Он многозначительно заглянул мне в глаза и продолжил. – Вы совсем не цените своё время. Транжирите, коротаете и просто убиваете его. А между тем, для нас, бессмертных, оно бесценно, равно как для вас – эта волшебная вещица. Оно – энергия с обратным вектором, которая позволяет вернуться и вернуть… – Он на мгновение призадумался. – Буду проще, дарите один день из вашей жизни. Любой из прожитых отрезков, кроме рождения, хотя при определённом раскладе тоже подойдёт, поскольку наша встреча предрешена и неизбежна. За это я наделяю сверхъестественной способностью, одной реальной на выбор. Летать, проходить сквозь стены, исцелять, воскрешать, не бояться ядов, производить их из чего угодно и где удобно, даже в собственном организме. Любой талант устрою мигом.

– А если я пожертвую день смерти? – На мой привередливый вкус острота удалась. Получить вечность и океан штучных сюрпризов в придачу. Что может быть круче?

– И сами не ведаете, какой щедрый вы авантюрист. Для вас, мой друг, барышня с косой – судьба, жребий, неизбежность. Она очень ответственный исполнитель, следовательно, назойлива и неотступна. Поцеловавшись раз с надёжно запертой дверью, она придёт ещё и ещё, чтоб поискать окно, форточку, лаз. Попытки взломов, подкопов, подрывов почти бесконечны, пока не исчезните или не станете Богом. А посему вместо одного дня Фобос Глюк мне предлагает полноценный абонемент на подзарядку. Тот, от кого зависят Боги, волей-неволей стремится вознестись над ними. В нарастающих желаниях трудно не скатиться до Люцифера. Вам это имя знакомо? Несущий свет ослепнет духом и в одно ярчайшее время всерьёз и на веки веков провозгласит персональный мрак светом истинным. А судьба не дозволит ни насладиться бытием, ни расквитаться с ним. И не потому, что переврана многократно, мстительна. Ох, злодейка не извиняет того, кто её изменяет. Неужели согласитесь на столь неподъёмную ношу? По плечуновейший крест? Золото – металл дорогой, но тяжёлый. Наш договор обратной силы не имеет.

– Если смерть – барышня, пусть побегает, пострадает, налепит из горючих слёз красивых стихов да песен. Уж как сестрицы её надо мной тешились! Пора отыграться.

Я беззаботно подцепил на вилку ярко-зелёный ломтик с нотками полыни, арбуза и морского ветра. Проглотил не разжёвывая, лакомство быстрее сахара растворялось во рту. Как послевкусие пробил озноб, волнение и горечь преломились во мне и заиграли тончайшим лезвием радуги.

«Выходит, я – магический кристалл, а это яство – свет звезды далёкой? Пока твой друг жевать не перестал, не лебези, не хлопочи, не окай».

Сочинил экспромт, а вслух спросил:

– Чжуоу, будьте любезны, откройте непостижимую тайну блюда диковинного. И начните с его имени, – просительно потряс освободившимся столовым прибором.

– «Искушение Богов». Способствует творческому всплеску. При регулярном употреблении развивается в гениальность. Неотвратимо вызывает привыкание, переходящее в зависимость. Побочные действия: успех, слава, зазнайство, грехопадение. Противопоказано кормящим матерям. Отпрыски толстеют, наглеют.

– Я целиком и полностью союзен. Просто прописная истина. Пальчики оближешь!

– Тогда Чёрт объяснит систему более щедрой оплаты за столь романтическое бескорыстие. Что ж, по рукам! – Мягко обволакивающее рукопожатие.

Чжуоу на ходу протянул официанту чек, торопливо пояснив:

– Сдачу ему, – кивок в мою сторону. – Мне пора. Да и с деньгами я не дружу. Они предатели, секстою, провокаторы, монстры, притворяющиеся бумажками.

И тут же исчез, будто и не появлялся. Обстановка и настроение восстанавливались в банально прозаичные тона. Вернулся маленький улыбчивый азиат с двумя чемоданами сдачи наличными. Теперь торжественность его вида кричала: «Сделка состоялась. Ура!»

– Такси ждёт вас. Пойдёмте, я провожу. – Заботливо упрятал мою разнеженную уютом плоть в новенький плащ. Вопреки нетронутой этикетке, вещь объявилась моей прежней. Мы признали друг друга, заранее сравнявшись теплом и запахом. Но словно кто-то переписал её биографию. Вместо детского дома, именуемого швейной фабрикой, торжественно значилось: «Накидка из шерстяного сукна сотворена и воспитана великим мастером, настоящим Богом портняжного искусства». Шляпа и зонт молчаливо навязывали трогательную легенду о том, кем и когда они подарены. С предметами гардероба неадекватно спорить. Зато подавальщик обязан истолковать неуместную, услужливую благотворительность.

– Кто же вы? – не удержался я. – Откуда столько блаженного глянца и оптимизма?

– Хранитель договора, свидетель и судья. Чжуоу обеспечивает безбедную жизнь моей семье. А Фобос Глюк делает её вечной. Пока договор в силе, многочисленная родня хранителя, как и он сам, здравствуют, ни в чём не нуждаясь. Поскольку отвлекаться хоть на докторов, хоть на хлеб насущный мне отныне не положено. А данное соглашение рассчитано на нетленную вечность.

Как говорил один жуликоватый, находчивый литературный герой: «Вот и сбылась мечта идиота!» Примерно через сутки я очнулся, нет, не в больничной палате, не у себя дома и не на рабочем месте. Звонил, да что там, разрывался телефон. Рефлекторная попытка его найти обнаружила меня в мусорном баке. Нащупал, попытался одним рывком извлечь средство связи из-под грязного подгузника. Помешала маленькая серая крыса. То ли вещица моя приглянулась зверьку, то ли стала частью его гнезда. Но, в конце концов, острые зубки и цепкие лапки уступили проворной руке. И голос шефа возвестил: «Прочитал твои свежие наработки. Это шедевр! Когда только ты успел?»

С тех пор провалы в памяти участились. Пропорционально тому усилились и умножились мои таланты.

Глава 1. Долгие проводы

Вокзалы, аэропорты, астразалы и многоканальные переходные модули, прозванные кем-то из землян распылителями, не просто родственники, у них душа одна на всех. Многоликая вездесущая тварь, она есть везде и в каждом. Опоздания, таможенные неурядицы, встречи, разлуки безотказно, по умолчанию служат ей вкусной и здоровой пищей. Какова моя роль в этом питательном процессе? Я лишь случайная несъедобная частица. Никто и нигде во всём великом вселенском многообразии меня не ждёт, вряд ли встретят и скорее всего не проводят. Просто некому. Человечество без войны, без угроз и принуждений из колыбели выросло, обветшавший дом израсходовало и бросило. Статус граждан галактики, паспорт бродяги, по определению одного малыша, рассеял нас, разобщил, внушил неприязнь и отвращение к соплеменникам. В гостях не хорошо и не плохо, адаптируйся, включайся в суетливые будни, заслуживай кров и пищу. Но не тут-то было. Через год гостеприимная чужая крепость и мастерская посулит бесплатную доставку на шею ближайшим соседям. Через три года откроются и дальние халявные маршруты. Потом к ним присовокупят подъёмные, командировочные и суточные пособия. В конце концов, принудительная высылка. Людям выгодно странствовать и ни к чему делиться с товарищами по несчастью. Мы прославились в образе бездельников и христарадников. Боюсь, скоро с волчьим билетом гражданина галактики не пустят на каторжные астероиды, не то что в прилизанные и выхоленные потребительские галереи, курорты и здравницы. Астра порт «Вхио» – крупнейший перелётный узел Млечного Пути. Так гласят гостиничные электронные путеводители и слухи. Объёмные рекламные проспекты, усиленные передачей запахов и тактильных ощущений, с допустимыми погрешностями успешно переносят путешественников и грузы на непостижимые расстояния в сжатые сроки с фантастическим комфортом. Пресловутые «допустимые погрешности» дразнят придирчивое эго. Самолюбие кричит: «Я в состоянии проверить. Полечу, увижу, понюхаю и потрогаю, поймаю кожей искусственно преподнесённый дождь и ветер». Пробует и сравнивает, объясняет, додумывает, усиливая или сглаживая особо впечатляющие подробности.

В результате нехитрого скрещивания обещаний и исполнений вызываются из потусторонних глубин сплетни и пересуды. Рассказы испытателей и очевидцев, как ни странно, служат ярким дополнением к зазывающим повествованиям. А верят здесь с незапамятных времён и тем, и другим. Неутомимые кены пол тысячелетия назад освоили спутник родной планеты. На местной луне не обнаружилось ничего, кроме неимоверно твёрдой и огнеупорной породы. Низкая гравитация и отсутствие ветров предопределили судьбу астрономического объекта. Абсолютно плоскую поверхность площадью чуть больше земной Евразии в считанные годы преобразовали в сплошной взлётно-посадочный комплекс. Горы, представляющие собой беспорядочные скопления окаменевших пузырьков, были обречены переустроиться в гостиницы, склады, тюрьмы временного содержания и прочие служебные помещения. Отсюда можно дёшево и с неограниченным багажом попасть туда, куда распылители не достают. Всё здесь хорошо, жаль только, никого похожего на людей нет и не было никогда. Даже аборигены, кены, скорее гусеницы, сумевшие приподнять верхнюю часть туловища и отрастить подобие рук. Я-то вначале предвзято принял их за кентавров. Необузданное, истосковавшееся по сопоставлениям воображение ослика заставит сыграть роль лошади. А уж в братьях по разуму и подавно откопаем однояйцовых близнецов. Впрочем, ни к чему лукавить, человеческого естества в кенах предостаточно. Метрах в пяти от меня горько рыдает лиловая представительница аборигенов, барышня с прекрасным именем Тисами. Недавно через волшебную шкатулку добыл универсальный толмач. Он не склонен к воспетому классиками абсолютному симбиозу. Не внедрился неотъемлемым органом или чакрой. Не трансформировал моё несовершенное тело. Болтается на шее подобием старинного фотоаппарата, пропагандируя моду на ретро игрушки. Цепкие присоски иногда подрагивают, вселяя чужие позывы в мой адрес. Вот и сейчас он вливает потребность лиловой гусеницы в сопереживании. Имя подсказано переводчиком при беглом зрительном восприятии. Гортанно-носовая фонетика благодаря ему воспроизводится легко и непринуждённо. Сидящая рядом пожилая сине-зелёная дама в камышовой шляпке подготовлена аналогичным устройством к диалогу. Семь жемчужин её универсальных рецепторов зардели густым блеском. Характер у тётушки кроткий, бесхитростный. Болтушка с чувством меры.

– Счастливо здравствовать, сударыня! Случайно не ведаете, что за напасть горько сокрушила миленькую девушку? Красоту невзначай на слезинки разменяет.

– Мог бы и по имени её назвать. Ведь так же, как я, уже подслушал его? Другие мысли прочитать силёнок не хватило. Да, пришелец? – Я кивнул. – Тяжело тебе на чужбине. Ну да ладно. Ей тоже не сладко. Она летит на Алаоло, отложить свои первые яйца. Милый, но непутёвый избранник не соберет ей общества. Он подло уменьшает страдания другой кены. – Гибкое тело Тисами судорожно трепещет под кружевным комбинезоном. И мне её по-человечески жаль. Нужно срочно утешить.

– Мадмуазель, вы прекрасны и молоды. Вы ещё найдёте своё счастье, – неуклюже увещеваю Тисами.

Она замирает от неожиданности. Поворачивает ко мне изящное, не испорченное косметикой личико и как ни в чём не бывало молвит:

– Дорогой мой Фобос Глюк с далёкой и таинственной планеты Земля. Я тоже рада познакомиться и благодарна за сочувствие. Ты возмутительно некрасивый и опьяняюще экзотический. Потому тоже мне нравишься. Я согласна смягчить позор гуманоида. А ты рискнёшь взять на себя страдания кены?

Посредница, противно булькая, разражается местной вариацией хохота. Но тут же извиняясь бормочет:

– Снести две тысячи яиц очень непросто. Можно умереть от боли, лопнуть. Современные приёмники яиц и инкубаторы, конечно, сделают всё возможное. Но когда кавалер позволяет своей даме влезть в его шкуру и там, внутри него, произвести кладку, ей намного легче. И восстанавливается она в таком случае гораздо быстрее. Конечно, ты заметил, как она прекрасна, ощутил каждой внутренней щетинкой хорды. Отцовский подвиг отольётся тебе сполна, не обижайся, ну самой что ни наесть неземной красотой. Только пойми, боюсь, ты не готов. Хвост даю на отсечение, погибнешь. А если выживешь, то остаток сил израсходуешь на донашиванье чужих детёнышей. Благородно, но глупо.

Только и успел подумать: «Ну ничего себе, конфуз!», как вдруг за спиной заскрежетало.

– Так-то оно так, но, к сожалению, он токсичен. И никаких внутренних щетинок на хорде не имеет. Фобос переварит несчастную Тисами вместе с её потомством, как охотничью сосиску. – В ответ отовсюду поползли раздосадованные, негодующие и напуганные всхлипы и вскрики вперемешку с замечаниями на тему «Каких только чудовищ и монстров не рождает мать Вселенная».

– Пойдём-ка, брат покурим. Я тебе мозги на место поставлю.

Комнаты для курения в каждом отделении астра порта. Умопомрачительно. Неужели и братья по разуму пристрастились к никотиновой забаве?

– И давай сразу договоримся, друг, вопросы задавать вслух. Я не умею как эти, – новый собеседник указал кончиком ласты на кенов, – мысли читать. И вашу мимику изучал лишь в теории. Но на этот незаданный вопрос с превеликим удовольствием отвечу. Присмотрись смелее. С кем из мифов я родственен?

Разница восприятий камуфлировала и искажала привычные вещи. Рекламно-информационные интерьеры кены оформляли не для землян. Их постоянным источником доходов по-прежнему служили не мы. Расы другого типа с диапазонами сканирования информации, отличными от наших стандартов, восторгались бы. Но меня каменные выступы, занавешенные мутной, слепой пеленой, не то чтобы не впечатляли, скорее дезориентировали. Зловредный, чужой фон милосердно выключился. Зрение, наконец, сфокусировалось, до меня дошло.

– Эврика! Золотой лягушонок. Вас рисовали и вырезали из золота индейцы Центральной Америки. Дерзну предположить, собственно, вы к нам завезли табак.

– И кофе, и кукурузу, и точные карты, и игрушки на колёсиках. А вот сифилис пришёл не из наших мест, а из тех, куда ты собираешься. Второй раз тебе хочу жизнь спасти. Пойдёшь со мной. Я капитан вполне приличной пиратской пироги. Такие места покажу. Ты же романтик! Соглашайся. Мне как раз для свершения новой задумки человек нужен. Прикинь, ни у кого в команде человека нет, а у меня есть. Да мы астероиды вывихнем!

Толстая бордово-коричневая сигара так смачно раскурилась, что мне уже представлялись далёкие звёздные системы с их несметными сокровищами. На языке сформировалось чёткое мужское слово «да». Хотя нет. Чья-то прохладная ладонь мягко легла на моё плечо. Я обернулся и, подобно мухе в густой и клейкой паутине, отыскал себя во взгляде Чжуоу. А предыдущий авантюрно квакающий собеседник мигом испарился, и след простыл.

– Доброго множества лун, Фобос Глюк! Со дня заключения сделки я шкурно заинтересован в твоих взлётах и падениях. Победы стимулируют продолжение пути, кружат голову, толкают на безрассудство. В них посеяно зерно интригующей алчности и будущих промахов, закономерно приводящих к смертельной опасности. Увлекательная игра. Обретённые навыки и таланты выплёскивают на более высокий уровень. Ринг солиднее, соперник круче, ставки выше. Бесконечная битва за самосовершенствование. Потенциально однажды сравняешься с тренером. Огорошишь, сокрушишь в пух и прах его. А когда превзойдёшь, сможешь устанавливать и диктовать правила. – Он явился, чтобы провожать или отсоветовать?

– Бесчисленного кометного наваждения! Знаю и помню, каждый день моей смерти стоит нашего бессмертия! – Я неучтиво прервал своего загадочного покровителя, поскольку сам должен был произнести это принявшееся волшебным заклинание.

– Верно, мой друг, но с одним «но». Твой риск оправдан только там, где я могу вмещаться. А в данном случае он лишён мотивации. В космосе, как и на Земле, есть свои зыбучие пески и трясины. Космос масштабней и страшней. В роли обречённого на гибель путника оказываются пространство и время. Для меня это западня. Знаешь, что будет, если я приму её приглашение? Там меня расскажут, как сказку, под которую уснёт и станет дурным сном не только моя Вселенная. Зато гать обретёт невероятную силу, расцветёт пышным букетом, да что там, безбрежным полем хищных галактик. Флорист сравнил бы такую аномалию с озверевшей орхидеей. Коварный цветок вкусно и весело пообедал и теперь способен на безудержное размножение. Ты ведь собрался в систему Троя, в сети трёх сумасшедших звёзд? Почему? – В голосе чужого бога притаился адский страх, точно я умышленно намерен заманить и смолоть в кварковую пыль, развеять дух.

– Витают слухи о том, что там оседло обустроились люди. Воздвигли полноценные поселения, города, мегаполисы. Заселили и преобразовали около десятка планет. Условия, уклад жизни те же, что на Родине десятки лет назад. Надоело гостить и скитаться. Нестерпимо хочется домой. Интуитивно тянет к своим братьям и сёстрам, если не родным, то и седьмая вода на киселе сгодиться. – Я твёрдо отстаивал свободу и право на выбор. Договор с Чжуоу не ограничивал переезды.