Текст книги "Я тебя выдумала"

Третья глава

Первым делом в школе Ист-Шоал я обратила внимание на то, что на ее территории нет велосипедной стойки. А если так, значит, школой управляют заносчивые сукины дети.

Я засунула Эрвина за густую живую изгородь, тянущуюся вдоль центральной дорожки, и сделала несколько шагов назад, проверяя, не видны ли его колеса и руль. Я не думала, что мой велосипед кто-то украдет или посмеет тронуть, поскольку его цвет ржавого поноса заставлял людей непроизвольно отводить глаза, но все же мне будет спокойнее, если он окажется надежно спрятан.

Я проверила содержимое сумки. Книги, папки, тетрадки, ручки, карандаши. Ремешок дешевой цифровой камеры – одной из первых вещей, что я купила, получив работу у Финнегана, – болтается на запястье. Я уже успела сфотографировать утром четырех подозрительного вида белок, усевшихся в ряд на красной кирпичной стене забора, идущей вдоль соседнего с моим дома, но за исключением этого карта памяти фотоаппарата была пуста.

Затем я совершила проверку по периметру. Она подразумевала три вещи: панорамное фотографирование окрестностей, обнаружение того, что казалось не вписывающимся в окружающую среду, – скажем, огромной выжженной спирали на асфальте, украшающей автостоянку, – и фиксация всего этого в памяти, на случай если оно станет представлять для меня угрозу.

Парни вылезали из своих машин и направлялись к зданию школы, игнорируя мужчин в черных костюмах и красных галстуках, стоявших в равной удаленности друг от друга на школьной крыше. Мне следовало бы догадаться, что обычную государственную среднюю школу должны охранять не простые охранники. В частной школе Хилл-парк они были самыми что ни на есть обычными.

Я присоединилась к потоку учеников, стараясь держаться от каждого на расстоянии вытянутой руки, поскольку одному Богу известно, кому в наши дни придет в голову пронести в школу оружие. По этой же причине я довольно быстро дотопала до административного корпуса, где четыре минуты простояла в очереди, чтобы узнать свое расписание. В процессе ожидания я набрала стопку проспектов колледжей со стенда в углу и запихала их в сумку, игнорируя удивленный взгляд парня впереди меня. Ничего не поделаешь, мне необходимо попасть в колледж – неважно, с чего я начну и сколько заявлений придется написать. Если повезет, смогу выцыганить льготные стипендии для инвалидов, подобно тому, как это провернули мои родители с Хилл-парком. Мне необходимо что-то делать в этом направлении, потому что вариантов всего два: либо я поступлю в колледж, либо мне придется вкалывать у Финнегана до конца своих дней.

Вдруг я заметила, что все ученики облачены в форму. Черные брюки, белые рубашки на пуговицах, зеленые галстуки. Обожаю запах институционального равенства по утрам.

Мой шкафчик оказался первым от столовой. Рядом ошивался какой-то тип – его шкафчик был по соседству с моим.

Это был Майлз.

Воспоминания о Голубоглазом прошили меня автоматной очередью, и мне пришлось повернуться на месте, дабы оглядеться и убедиться, что я точно нахожусь в школе, а не на работе в кафе. Подобравшись поближе, я заглянула в шкафчик соседа. Ничего необычного. Я глубоко вздохнула.

Веди себя прилично, Алекс. Будь с ним вежлива. Он не станет убивать тебя из-за опрокинутого на него кувшина с водой. Майлз – не галлюцинация. – Э… Привет! – сказала я, подойдя вплотную к своему шкафчику.

Майлз обернулся и слегка покачнулся, да так неудачно, что дверца его шкафчика грохнула о соседнюю, при этом он немного зацепил свой рюкзак ногой и чуть было не упал на него. Взгляд Майлза прожигал дыру в моей голове.

– Прости. Я не хотела напугать тебя, – сказала я, пожав плечами.

Но он ничего не ответил, и я сосредоточилась на шифре своего замка. Перебирая книги в шкафчике, я опять посмотрела на Майлза. Выражение его лица оставалось прежним.

– Я… Э… Мне действительно жаль, что облила тебя тогда с ног до головы. – Я протянула ему в знак примирения руку. Мама вечно твердит, что надо быть вежливой, что бы ни случилось. Даже если кто-то прячет нож в рукаве. – Меня зовут Алекс.

Майлз изогнул бровь. И это было так неожиданно, так замечательно и так правильно, что я чуть не расхохоталась.

Медленно, будто ему казалось, что, коснувшись меня, он получит сильный ожог, Майлз пожал мне руку. Его пальцы были длинными и тонкими. Тонкими, но сильными.

– Майлз, – представился он.

– Прикольно. – Мы одновременно разомкнули рукопожатие и опустили руки. – Рада, что мир между нами восстановлен. Увидимся позже.

Уходи, уходи, уходи… убирайся отсюда, убирайся отсюда.

Я почти бежала по коридору. Неужели, спустя десять лет, я только что снова повстречалась с Голубоглазым? О боже. Нет ничего плохого в том, что он оказался настоящим, верно? Мама никогда не упоминала о нем, но это не может служить доказательством того, что тот мальчик из магазина не существует в действительности. Но что, если он – дурак и сволочь?

Мозги мои, вы меня заколебали.

Только добравшись до лестницы, я почувствовала, что за мной кто-то идет. Волоски на шее встали дыбом, и прежде чем обернуться, я схватилась за фотоаппарат.

За моей спиной стоял Майлз.

– Ты это нарочно? – поинтересовалась я.

– Ты о чем?

– Идешь за мной на расстоянии нескольких шагов: достаточно близко, чтобы я почувствовала это, но достаточно далеко, чтобы казалось, будто ты делаешь это без какого-то умысла. Да еще и пялишься мне в затылок.

Он моргнул:

– Нет.

– А я сомневаюсь в этом.

– Может, у тебя паранойя? – спросил Майлз.

Я застыла на месте.

Он округлил глаза.

– Гантри? – неожиданно задал свой вопрос Майлз.

Мистер Гантри, английский по углубленной программе. Первый урок.

– Точно, – сказала я.

Майлз достал из кармана какую-то бумажку, развернул ее и протянул мне. Его расписание. На самом верху было написано: Рихтер Майлз Джей. Первым занятием у него стоял английский по углубленной программе, Гантри.

– Ну ладно, – сказала уже более спокойным голосом я. – Но тебе совсем не обязательно вести себя так подозрительно. – Я повернулась и продолжила путь вверх по лестнице.

– Хреново быть новенькой, да? – Майлз вновь появился рядом, и в его голосе послышались странные нотки. У меня по рукам побежали мурашки.

– Бывает и хуже, – отозвалась я сквозь зубы.

– В любом случае, – ответил он, – я считаю, что ты имеешь право знать, что красить волосы – нарушение дресс-кода.

– Они не крашеные, – выпалила я.

– Ага, – Майлз снова выгнул бровь, – кто бы сомневался.

Четвертая глава

Зайдя в класс, где должен был состояться первый урок, я сразу уставилась на черные с толстой подошвой ботинки мистера Гантри, покоящиеся на столе прямо на списке учеников. Остальную его фигуру скрывала утренняя газета. Быстро осмотрев помещение, я протиснулась между партами и предстала перед учителем в надежде, что он обратит на меня внимание.

Но он и глазом не повел.

– Прошу прощения.

Над газетой показались глаза с нависавшими над ними внушительными бровями. Мистер Гантри оказался тучным человеком где-то за пятьдесят с короткими, почти седыми волосами. Я отступила на шаг от стола, прикрываясь книгами, как щитом.

Он опустил газету.

– Да?

– Я новенькая. Мне нужна форма.

– Она продается в лавке за семьдесят.

– Долларов?

– Можно разжиться ею задаром у уборщика, но тогда на ней не будет эмблемы школы. И размер может не подойти. Или она окажется порядком изношенной. – Он бросил взгляд на часы над моей головой. – Будьте добры, сядьте на свое место.

Я села в последнем ряду, чтобы за моей спиной никого не было. Тут вдруг, щелкнув, заработала система аудиооповещения:

– Ученики Ист-Шоал, поздравляю вас с новым учебным годом. – Я узнала тихий голос мистера МакКоя, директора. Мы с мамой успели поговорить с ним. Он ей понравился, а на меня не произвел ни малейшего впечатления. – Надеюсь, вы все прекрасно отдохнули, но теперь пришло время снова взяться за учебники. Если у вас нет школьной формы, вы можете приобрести ее в школьном магазине по минимальной цене.

Я фыркнула. Велосипедной стойки нет, форма стоит семьдесят долларов, директор какой-то малахольный – «райское» местечко, иначе не скажешь.

– И еще, – продолжил МакКой, – напоминаю, что через несколько недель, которые пролетят совершенно незаметно, мы будем праздновать годовщину дарения школе нашего любимого спортивного табло. Так что основательно подготовьтесь к этому событию. Вы можете внести свои предложения и сделать пожертвования.

АПС замолкла. Он сказал «пожертвования»?

Спортивному табло?

– ПЕРЕКЛИЧКА!

Голос мистера Гантри вернул меня с небес на землю. В классе стало тихо. Появилось неприятное подозрение, что нашим учителем будет сержант из «Цельнометаллической оболочки». Спрятав камеру за крышкой парты, я начала фотографировать.

– НАЗЫВАЯ ВАШЕ ИМЯ, Я БУДУ УКАЗЫВАТЬ НА ПАРТУ, ЗА КОТОРОЙ ВЫ БУДЕТЕ СИДЕТЬ. НИКАКИХ ПЕРЕМЕЩЕНИЙ, ОБМЕНОВ, ЖАЛОБ. ЯСНО?

– Да, сэр, – хором ответили ученики.

– ПРЕКРАСНО. КЛИФФОРД ЭКЕРЛИ. – Мистер Гантри показал на первую парту в первом ряду. – Вам сюда, сэр! – C места поднялся дюжий молодец и направился, куда было сказано.

– Приятно видеть вас в классе, работающем по углубленной программе, Экерли. – Мистер Гантри пошел дальше по списку: – ТАКЕР БОМОН.

Такер, сидевший где-то сбоку, пристроился за Клиффордом. Заметив меня, он улыбнулся. К моему огорчению, в школе он выглядел еще более безнадежным ботаником – форма как-то странно топорщится, в руках кипа книг и уже исписанных бумаг. Типы вроде Клиффорда Экерли обычно издеваются над такими тихонями.

При этом я не смогла удержаться, чтобы не хихикнуть. Так случалось всегда, когда я слышала фамилию Такера. Она напоминала мне о Шевалье д’Эон, полным именем которого было Шарль-Женевьев-Луи-Огюст-Андре-Тимоти-д’Эон де Бомон – французском шпионе, прожившем вторую половину своей жизни женщиной.

Выкрикнув фамилии еще нескольких человек, мистер Гантри добрался до Клода Гантри, совершенно не подающего вида, что рявкающий ему указания отец хоть в малейшей степени является для него авторитетом.

Я сделала фотографии всех в классе. С деталями разберусь позже – не подходить же к каждому, чтобы сделать это лично.

– СЕЛИЯ ХЕНДРИКС!

Селия Хендрикс пала жертвой магазина косметики. Волосы не бывают такими желтыми (кто бы говорил, ха-ха-ха), а настоящий цвет ее кожи скрыт под толстым слоем боевой раскраски. На девушке были не брюки, а черная юбка, высоко задравшаяся на бедрах.

Мистер Гантри не стал игнорировать это обстоятельство.

– ХЕНДРИКС, ВАША ЮБКА НАРУШАЕТ НАШ ДРЕСС-КОД СРАЗУ ПО НЕСКОЛЬКИМ ПУНКТАМ.

– Но сегодня первый день учебы, и я понятия не имела…

– ЧУШЬ СОБАЧЬЯ! – перебил ее учитель.

Я вытаращила глаза, молясь о том, чтобы все это не оказалось плодом моего взбесившегося воображения. Либо он мужлан из мужланов, либо я сплю.

– ИДИТЕ ПЕРЕОДЕНЬТЕСЬ! НЕМЕДЛЕННО!

С тяжелым вздохом Селия вихляющей походкой вышла из класса. Мистер Гантри, слегка отдышавшись, вернулся к списку. Еще несколько человек пересели на другие места.

– МАЙЛЗ РИХТЕР!

Долговязый Майлз, зевая, пересек класс. И рухнул на свое новое место. В списке оставалось всего две фамилии – моя и девушки, разговаривавшей с Клиффордом до начала урока. Возможно – ну есть же такая вероятность, – что ее имя окажется в списке следующим.

– АЛЕКСАНДРА РИДЖМОНТ.

Черт.

Все как один обернулись посмотреть, как я усаживаюсь за Майлзом. Если они не успели обратить на меня внимания раньше, то сделали это сейчас и во все глаза пялились на мои волосы. О боже, волосы…

Успокойся, идиотка! Все в порядке. Никто и не думает смотреть на тебя. Ладно, пусть смотрят. Но никто же тебя не трогает. Все хорошо. Ты в безопасности.

– Можно просто Алекс, – пролепетала я.

– МАРАЙЯ ВУЛФ.

– Райя! – Последняя в списке девица чуть ли не вприпрыжку направилась к месту у стены. Ее пшеничного цвета конский хвост радостно подпрыгивал.

Мистер Гантри положил список на стол и встал у доски, заложив руки за спину и высоко задрав квадратную челюсть.

– СЕГОДНЯ МЫ ПО ДВОЕ БУДЕМ ОБСУЖДАТЬ ТО, ЧТО ВЫ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ПРОЧИТАТЬ ЛЕТОМ. ПАРЫ СОСТАВЛЮ Я. ЖАЛОБЫ И ВОЗРАЖЕНИЯ НЕ ПРИНИМАЮТСЯ. ВСЕМ ВСЕ ПОНЯТНО?

– ДА, СЭР! – опять хорошо сказали ученики.

– ПРЕКРАСНО.

Мистер Гантри разбил нас на пары так, будто запомнил всех с первого раза.

Думаю, место позади Майлза послужило расплатой за то, что моим собеседником был назначен Такер.

– Вот уж не знала, что мы окажемся в одном классе! – сказала я, слезая со своего стула и садясь рядом с ним. Он был единственным, кого здесь я совершенно не боялась. – А ты не врал, рассказывая об этом местечке.

– В наших краях не принято врать по таким поводам. – Такер коснулся воображаемой ковбойской шляпы. – А ты не довела до моего сведения, что будешь учить английский по углубленной программе. Тогда бы все и узнала – кроме мистера Гантри его никто не преподает. – Он взял в руки свои исписанные бумажки. – У меня уже все готово. Гантри всегда начинает учебный год с этого задания. Надеюсь, ты не будешь против моей отсебятины. – Такер помолчал и, нахмурившись, посмотрел поверх моего плеча. – Боже. Хендрикс в своем репертуаре. И что только она в нем нашла?

Селия Хендрикс, вернувшаяся в черных мешковатых спортивных штанах, облокотилась о свой стул, проделала какие-то странные манипуляции с волосами и шепотом позвала Майлза, сидевшего к ней спиной. Он проигнорировал ее зов, и она стала кидать ему в голову свернутые из бумаги шарики.

– С какой стати ты так его ненавидишь? – спросила я у Такера.

– Вряд ли тут подходит слово «ненавижу», – ответил он. – Точнее будет: «Я его боюсь», «хочу, чтобы он перестал пялиться» и «я думаю, он ненормальный».

– Ты боишься его? – Я была крайне удивлена.

– Его боится вся школа.

– Но почему?

– Потому что невозможно представить, что творится у него в голове. – Такер пристально посмотрел на меня. – Ты когда-нибудь видела, чтобы человек совершенно менялся? До такой степени, что даже выражения лица всегда абсолютно разные. Майлз именно такой.

Я подивилась неожиданно серьезному тону Такера.

– Звучит паршиво, – сказала я.

– Ну да. – Такер сосредоточился на рисунке, вырезанном на его парте. – И ему, знаешь ли, необходимо быть лучшим…

– Подожди минутку… так это он лучший ученик?

Я была в курсе, что Такер не любит какого-то отличника, но в речах, произносимых на работе, он никогда не называл его по имени. Словно этот парень не заслуживал подобной чести.

– Дело даже не в том, что он лучше меня! – свистящим шепотом продолжил Такер, быстро оглянувшись на Майлза. – А в том, что учеба не стоит ему ни малейших усилий. Ему нет необходимости читать учебники. Он и без того знает все на свете! Он был таким уже в средних классах, но тогда еще не считался лучшим учеником. Он даже домашние задания игнорирует как нечто бессмысленное.

Я обернулась и посмотрела на Майлза. Они с Клодом, по всей видимости, завершили обсуждение прочитанного, и он уснул, положив голову на парту. Кто-то приклеил скотчем к его рубашке листок с надписью «нацист», сделанной черным маркером. Я вздрогнула. Мне было интересно изучать историю нацизма и Второй мировой, но я бы даже не подумала дать кому-то такое прозвище. Нацисты наводили на меня ужас. Из этого я сделала вывод, что либо в этой школе учатся одни идиоты, либо Майлз Рихтер действительно исключительно отвратный тип, каким и описывает его Такер.

– И еще он руководит одним ужасно странным клубом, – продолжил Такер. – Клубом поддержки спортивных объектов школы Ист-Шоал. Вот такое он подобрал для него невразумительное название.

У меня в горле словно встал ком. Я сглотнула. Это название было мне известно, но я не знала, что это его клуб. Листок на спине Майлза поднимался и опускался в такт его дыханию.

– Эй! – Такер ткнул меня локтем в бок. – Не позволяй ему делать тебе гадости, хорошо?

– Делать гадости? Например? – решила уточнить на всякий случай я.

– Он может отвинтить твой стул от парты или прожечь дыру в рюкзаке.

– Лаааадно, – нахмурилась я. – Теперь я не сомневаюсь, что он либо горилла, либо тираннозавр, либо полтергейст. Что еще мне следует о нем знать?

– Если он вдруг начнет говорить с немецким акцентом, немедленно позови меня, – сказал Такер с серьезным лицом.

Пятая глава

Следующие три урока мало чем отличались от первого. Я входила в кабинеты и вертелась вокруг своей оси, проверяя, не грозит ли мне какая опасность. Заметив что-нибудь странное – скажем, пропагандистский постер времен Второй мировой войны на стене, – я это фотографировала. Четыре раза меня спросили, крашеные ли у меня волосы. Учитель по имени Марко Экон довел до моего сведения, что это против правил. Я ответила, что цвет у меня натуральный, с таким я уже родилась. Но он не поверил. Я показала ему фотографию мамы и младшей сестренки Чарли, которую всегда носила с собой, потому что цвет их волос был точно таким же. Преподаватель вроде как принял это как доказательство моей честности. Я села за ближайшую к двери парту и не спускала с него глаз до конца урока.

Столовая была огромной и очень просторной. Это мне понравилось: здесь никому не было дела до сидящей спиной к стене и выискивающей в еде коммунистические «жучки» меня. Мистер МакКой сделал еще одно объявление о спортивном табло. Учащиеся на время прекратили разговаривать и жевать, чтобы поржать по этому поводу, но удивления никто не выказал.

Майлз Рихтер присутствовал на всех уроках по углубленной программе. Его не было только на пятом уроке, когда у меня было время для самостоятельных занятий. Я до сих пор не понимала, что имел в виду Такер, предупреждая о неприятностях, которые может доставить мне Майлз. Тот ничего такого не предпринимал, но, вне всякого сомнения, держал мою особу в поле зрения.

Перед обедом, во время урока по истории США, я уронила карандаш. Он отфутболил его в дальний конец класса, прежде чем я успела поднять его. После чего откинулся на спинку стула и посмотрел на меня, словно хотел спросить: «И что теперь?» В ответ я сбросила его рюкзак с парты на пол.

Во время обществоведения он «случайно» наступил на мой шнурок, и я чуть было не ткнулась носом в пол. Зато когда учитель пустил по рядам наше первое домашнее задание, Майлзу достался «случайно» порванный мной пополам листок.

На уроке химии миссис Дальтон рассадила нас по алфавиту и раздала тетради для лабораторных работ, которые с виду походили на самые обычные, но внутри них была бумага в клеточку, отчего мне захотелось наложить на себя руки. Тетрадь шлепнулась на мой стол с громким БУХ.

Выводя свое имя на обложке, я не сводила взгляда со спины Майлза. Потому надпись получилась корявой и кособокой, но вполне читаемой. Вот и хорошо.

– Думаю, мы начнем урок с того, что немного познакомимся друг с другом во время небольшой лабораторной работы, – с ленивым воодушевлением произнесла миссис Дальтон и, вернувшись к своему столу, открыла бутылку с диетической кока-колой, после чего одним глотком высосала половину ее содержимого. – Ничего сложного, разумеется. Для начала я разобью вас на пары.

Я заподозрила, что неумолимая карма наконец добралась до меня и накажет в десятикратном размере за то, что я спустила в унитаз все черные пешки моей сестренки Чарли и заявила ей, что Санты не существует.

Вытаскивая бумажные полоски с именами из большой мензурки, миссис Дальтон составляла пары, и я наблюдала за тем, как парты постепенно пустели, а ученики перемещались по двое к лабораторным столам.

– Александра Риджмонт, – прочитала миссис Дальтон.

Карма приготовилась к прыжку.

– И Майлз Рихтер.

Точное попадание. Как результат – небольшая контузия. Могут возникнуть трудности с ходьбой и зрением. Противопоказаны физическая нагрузка и работа с тяжелыми механизмами.

Я подскочила к лабораторному столу прежде, чем Майлз успел приподнять задницу со стула. Листок с заданием уже лежал на столе. Я обвела взглядом ребят, сидевших с противоположной стороны, – они казались совершенно безобидными, самые опасные вещи – скажем, шкафчики над моей головой или сток в раковине – всегда кажутся безобидными.

– Ну, давай поскорее покончим с этим, – сказала я подошедшему Майлзу. Он ничего не ответил, просто достал ручку из-за уха и открыл тетрадь. Я чуть шире расставила ноги, потому что мне показалось, будто пол наклонился влево.

Я ждала, когда Майлз допишет свое имя на тетради.

– Готово? – не выдержала я.

– Можешь начать первой. – Он поправил очки. Мне хотелось сорвать их с него и стереть в порошок.

Вместо этого я взяла листок.

– Первый вопрос: «Как ваше полное имя?»

– Вау. Идиотизм какой-то. – Это были первые разумные слова, произнесенные им за день. – Майлз Джеймс Рихтер.

Я вписала его ответ в анкету, а рядом поставила свой. «Александра Виктория Риджмонт».

– У нас у обоих неподходящие вторые имена. – И он опять изобразил волшебный изгиб брови.

– Дальше, – сказал Майлз.

– Дата рождения?

– Двадцать девятое мая тысяча девятьсот девяносто третьего года.

– Пятнадцатое апреля того же года, – сказала я. – Братья, сестры?

– Нет.

Ничего удивительного, что он такой избалованный. Единственный ребенок в семье. Наследник богатеньких родителей.

– У меня есть сестра Чарли. Домашние животные имеются?

– Собака. – Отвечая на вопрос, Майлз сморщил нос, и это не удивило меня, поскольку он сам представлялся мне огромным домашним котом. Много спит. Вид вечно скучающий. Любит поиграть с едой, прежде чем съест ее.

Я смотрела, как по краю раковины ползет божья коровка. У меня не было сомнений, что она не настоящая – ее крапинки были в форме звездочек. Фотоаппарат остался в рюкзаке.

– Никого. У папы аллергия.

Майлз забрал у меня листок и просмотрел его.

– Могли бы придумать вопросы поинтереснее. Любимый цвет? Что это говорит о человеке? Чьим-то любимым цветом может быть зеленовато-желтый, и что с того?

Затем, не дожидаясь моего ответа, он написал под вопросом о цвете «зеленовато-желтый» и слегка оживился – впервые за день. Слушая, как он возмущается анкетой, я странным образом расслабилась. Если он способен сердиться по столь идиотским поводам, значит, он не Голубоглазый.

– Тогда ты обожаешь сиреневый, – заполнила я пустую строчку в его анкете.

– И опять. Любимое блюдо? А это о чем?

– Согласна. Что ты любишь? Маринованные лягушачьи сердечки? – Я приложила ручку к нижней губе и немного подумала. – Да, ты их обожаешь.

Мы продолжили. Мне не было дела до испуганных взглядов одноклассников, слышавших нашу перепалку. Когда мы добрались до раздражающих нас вещей, Майлз сказал:

– Ненавижу, когда коверкают слова. – А потом, помолчав немного, добавил: – И это правда.

– Не выношу, когда не знают истории, – сказала я. – Скажем, многие утверждают, что Колумб был первым мореплавателем, достигшим берегов Северной Америки, хотя он вообще там не высаживался. Это сделал Лейф Эриксон. И это тоже правда.

Мы ответили еще на какие-то вопросы, а когда подобрались к концу, с его голосом стало происходить что-то странное.

Он будто стал грубее. Говорил он теперь менее свободно. Некоторые звуки произносил немного иначе. Ребята по другую сторону стола уставились на него, словно это показалось им знаками приближения апокалипсиса.

Я добралась до последнего вопроса:

– Слава тебе, Господи, мы почти закончили. Какое у тебя самое яркое воспоминание детства?

– Animalia Annelida Hirudinea. – Майлз в досаде покусывал кончик карандаша, будто сожалея, что эти слова сорвались с его губ. Смотрел он не на меня, а на два серебряных аркообразных крана над большой раковиной.

Эти слова. Пластырь на ноге… Непонятная мне боль. «Ю-ху». Запах рыбы. По телу пробежала дрожь. Она словно пригвоздила меня к полу. Я уставилась на Майлза. Торчащие во все стороны волосы цвета мокрого песка. Очки в металлической оправе. Золотистые веснушки на носу и скулах. Голубые глаза.

Кончай пялиться на него, идиотка! Он решит, что ты такая же, как он, или нечто в этом роде!

Майлз мне не нравился. Его даже нельзя было назвать симпатичным. Или можно? Взгляну на него еще один раз? Нет, черт побери! Провались все пропадом.

Я что-то накарябала в тетради, стараясь не обращать внимания на готовое выпрыгнуть из груди сердце. Записать, что он сказал? Почему он заговорил на латыни? Голубоглазого не существует в реальности. Никто не помогал мне освободить лобстеров. Его слова мне послышались. Все это игра моего воображения. Мозг снова шутит надо мной. Опять все сначала.

Я тихонько кашлянула и потянула себя за прядь волос:

– Ну, напиши за меня «Ю-ху».

– «Ю-ху», – медленно повторил он.

– Это самый лучший напиток на свете. Знаешь такой?

Теперь уже он не отрывал от меня взгляда. Я закатила глаза:

– Ю-Ю…

– Спасибо, я знаю, как это пишется. – Его голос пришел в норму. Он заговорил свободно и четко. Я посмотрела на часы. Урок подошел к концу. Руки у меня дрожали.

Зазвенел звонок, я вскочила, схватила сумку и вместе с другими учениками вышла в коридор, радуясь тому, что смогу оказаться подальше от Майлза. Сделанное в кабинете химии открытие всего-навсего сон, и я наконец-то проснулась. Я не понимала этого парня, явившегося сюда прямо из моих галлюцинаций. Он расшатал грань между моим миром и реальным миром людей, и мне это было не по нраву.

К шкафчикам мы подошли одновременно. Не обращая на него внимания, я отперла свой и взяла учебники.

И тут они выпали из обложек, словно внутренности рыбьих тушек.

– Похоже, кто-то поработал над их переплетами, – равнодушно сказал Майлз.

Да что ты говоришь, засранец. Пошел он на фиг. Кто бы он ни был – Голубоглазый или нет, я не собираюсь мириться ни с чем подобным.

Подобрав растерзанные учебники, я сунула их в сумку и с шумом захлопнула дверцу шкафчика.

– Похоже, их придется склеивать. – Сказав это, я направилась к спортивному залу, прекрасно понимая, что не смогу избавиться от этого типа.