Текст книги "Рука Фатимы"

– Мусульманином?! Ты…

Беатриче наслаждалась своим триумфом: несколькими фразами она внесла замешательство в узенький мирок Маркуса Вебера. Опомнившись, положила палочки, уперлась локтями в стол и, прищурившись, устремила на неожиданного жениха насмешливый взор. Впрочем, не стоит так проявлять свои эмоции. Взяла себя в руки и спокойно продолжила:

– Может быть, прежде чем созывать гостей на свадьбу, тебе и твоей семье стоит побольше узнать об отце ребенка? Так вот… Он араб.

– Господи помилуй… Надеюсь, он не…

Он не успел закончить – она повелительно промолвила:

– Лучше ничего не говори!

Маркус пробормотал что-то невнятное, разглядывая свои руки. Но сделал над собой усилие и продолжил:

– Слава богу, что не чернокожий. Надеюсь, мне удастся убедить отца…

– Довольно, Маркус, спасибо. Разговор наш окончен!

– Думаю, несмотря ни на что, я выполню свою миссию. Конечно, это нелегко, но…

– Маркус, довольно! – вскрикнула она. – Я не нуждаюсь в твоем великодушии и не принимаю твою жертву! Я твердо решила воспитывать ребенка одна и сделаю это. Я не выйду за тебя замуж.

– Прошу тебя, Беатриче, все хорошо обдумать.

Она отрицательно покачала головой.

– А что тут думать? Посмотри на меня: похожа я на женщину, которая добровольно отдастся в лапы твоего до тошноты добропорядочного семейства?

– Как ты смеешь так говорить о моей семье?!

– Разве я не права? Представляю, сколько сил потратила бы твоя мать, чтобы сделать из меня то, что называется «женщина из хорошего общества»! Наверное, разнесла бы по всему Гамбургу, какой подвиг совершила, приютив меня и моего бедного ребенка в своем доме. А твой отец постоянно давал бы почувствовать, что только его великодушие спасло меня от пропасти – ведь благодаря ему я оказалась на Олимпе ганзейской аристократии. – Она перевела дух. – Нет уж, спасибо! Я отказываюсь от такой чести!

– Беатриче, ты должна…

– Нет, Маркус, ты точно такой же, как они. Все знаешь лучше меня – что мне можно, что нельзя. Стал бы все решать за меня, контролировать каждый мой шаг… Задохнусь я от такой жизни.

– Но три года, проведенные со мной, ты выдержала успешно. И, вижу, эти три года пошли тебе только на пользу. Кроме того, не я ведь так осложнил твою жизнь.

Она яростно замотала головой – ее трясло от возмущения.

– Что ты себе позволяешь?! Мою жизнь никто не осложнил! Тебе, по-видимому, не дано понять: я любила отца своего ребенка! Единственное, о чем сожалею, – что нам не суждено быть вместе!

– Ты меня разочаровала, Беатриче! – торжественно заявил Маркус. – Нашла себе какого-то верблюда…

– Сто-о-п! – прервала она его и решительно поднялась. – Уходи сейчас же, прежде чем скажешь еще хоть слово! Не убивай остатки нашей дружбы.

– Возможно, ты и права. – Он тоже поднялся. – Не обижайся, Беатриче, но ты сильно изменилась.

Они вышли в прихожую. Маркус надел пальто, взял ботинки, любовно погладил…

– В этом доме найдется рожок для обуви? Не царапать же мне итальянские туфли…

Ну и вопрос, и в такой момент! Чаша ее терпения переполнилась. Резким движением она схватила ботинки – ручная работа, цена каждого превышает стоимость недельного отдыха в Турции, – рванула входную дверь и вышвырнула их один за другим на лестницу.

– Вот так! Надевай на улице! А теперь… исчезни! Не хочу тебя больше видеть!

Маркус застыл на месте, но потом быстро пришел в себя.

– Неряха! – закричал он и опрометью в одних носках бросился вниз по лестнице.

Так спасают жизнь, а не пару ботинок.

Беатриче с треском захлопнула за ним дверь и вернулась на кухню. Стойкий запах дорогого лосьона после бритья, которым он пользовался, ударил в нос, почти лишил рассудка. Влажная зеленая плесень… ох!.. Еще хотя бы секунду будет вдыхать этот запах – задохнется!

Она настежь распахнула окно… Убрала со стола, вышвырнула остатки суши в мусорный бак. Выбрасывает на помойку пятьдесят евро – пусть! Она готова выкинуть из квартиры все, что напоминает ей о Маркусе Вебере. Закончив уборку, Беатриче прошла по длинному коридору в свою спальню и плюхнулась на софу. Гнев еще не улегся – бьет дрожь; горят щеки… Схватить бы первый попавшийся под руку предмет и расколоть на мелкие кусочки! Как она устала… И вдруг остро почувствовала – противные тянущие боли в животе мутят сознание…

Беатриче закрыла глаза и положила руки на живот: ребенок толкается внутри, недавняя ссора не прошла для него бесследно. Она провела рукой по животу, как бы успокаивая маленькое существо. Боль не прекращается… О, живот стал твердым, как доска.

Это схватки! Хотя… для них слишком рано – идет всего тридцатая неделя. Мысли стали путаться. Что ей делать, что?.. Надо… надо носить бандаж! Это она подумала уже четко. Тяжело поднялась и еле-еле побрела в ванную комнату.

Мышцы болят, будто она только что сошла с боксерского ринга… Беатриче наполнила ванну теплой водой и добавила туда несколько капель эфирных масел: мелиссы, апельсиновых цветков и жасмина. Эффект таких масел она испытала на себе, будучи в Бухаре. Совсем другая жизнь, другое время…

Она разделась и села в ванну, ощущая всем телом благотворное тепло. Вдыхала ароматы масел и постепенно погрузилась в воспоминания о своем странном путешествии… Оно привело ее не просто в другую страну, а в другое время, другой мир. Грезилась Бухара: ароматы восточных базаров, купальни эмира, голоса муэдзинов… Роскошные дома местных купцов с изысканной медной посудой и драгоценными коврами – и ужасающая бедность, грязь, нищета.

В памяти всплыли люди, сопровождавшие ее в прогулках по Бухаре. Вот Зекирех – сильная несгибаемая женщина; она стала ее подругой. Вот Саддин – кочевник, которого она любила и ненавидела и в конце концов спасла ему жизнь. Но главный человек в том мире, конечно, Али аль-Хусейн, отец ее ребенка.

Не объяснить самой себе, как ей пришло в голову открыть всю правду именно Маркусу. Этот холодный, расчетливый человек, лишенный всякой фантазии, никогда не поймет ее. Она сама с трудом осознавала, что все это действительно произошло с ней. Возможно, она сошла с ума…

Разве не сумасшествие в какой-то миг потерять сознание – и очнуться совершенно в другом месте, мало того, в другой эпохе?! В ту ночь одна старая арабка, ее пациентка, подарила ей камень – сапфир. Камень Фатимы – так Беатриче его назвала.

Теперь по утрам она часто просыпалась с мыслью, что пережила всего лишь сон – магический камень не уносил ее в мир средневекового Востока. Никогда она не жила в гареме бухарского эмира, не знала Али аль-Хусейна ибн-Абдалу ибн-Сину, знаменитого врача, в последующие столетия его назвали Авиценной. Но в ней растет ребенок, и это объясняется лишь тем, что его отцом стал Али аль-Хусейн, живший тысячу лет назад. От одной мысли, что такое возможно, сойдешь с ума.

В животе опять болезненно заныло. Али аль-Хусейн… Как ей не хватает этого человека – интеллигентного, несколько высокомерного, остроумного. Ночи напролет они вели беседы, спорили и смеялись. Иногда он являлся ей в снах: лежит рядом, стоит протянуть руку – и коснешься его густых черных волос, как тогда, в Бухаре…

Иной раз казалось даже, что она ощущает его запах, своеобразный, терпкий – запах фимиама, иссопа, мирры, мелиссы, цветов апельсинового дерева… Этой смесью пряностей Али пользовался при лечении своих больных, и аромат стал частью его самого, насквозь пропитал одежду, волосы, кожу (так запах дезинфекции въедается в одежду современных хирургов). Может быть, поэтому ее так влекло к нему. Они ведь родственные души, почему им не суждено быть вместе всю жизнь?..

Беатриче, вздохнув, растянулась в ванне. Если бы камень Фатимы и впрямь обладал чарами, о чем ей поведала старая арабка, он, наверное, дал бы ответы на все ее вопросы, посвятил во все тайны. Но сапфир лежит, завернутый в махровое полотенце, в дальнем углу платяного шкафа. С той самой ночи, когда она впервые увидела фрау Ализаде, до своего возвращения из Бухары Беатриче ни разу не прикоснулась к нему. Иногда тянуло снова взглянуть на камень, погладить его, но что-то всегда ее останавливало, – может быть, боялась, что камень помимо ее воли перенесет не к Али, а в какую-нибудь ненужную страну, в ненужное время.

Беатриче бережно погладила еще не рожденного ребенка. Она часто думала, что расскажет ему, когда подойдет возраст, о его отце. «Только правду, – уверяла она себя… и его. – Тебе я расскажу всю правду!»

В этот момент живот страшно напрягся – пришлось вцепиться зубами в руку, чтобы не закричать от боли. Что с ней происходит?.. По-видимому, ванна не оказала ожидаемого ею расслабляющего действия. Может быть, лучше просто спокойно походить по квартире?..

Но и это не помогло. Тогда ее обуял страх. Боли усиливались и повторялись все чаще. И чем сильнее они были, тем больший страх испытывала Беатриче, а с ростом страха учащались боли. Замкнутый, порочный круг, из него нет выхода… В конце концов она не выдержала и схватила телефонную трубку.

II

Словно в трансе, Беатриче наблюдала, как темноволосый санитар накладывает на ее правую руку манжетку тонометра. Как его имя?.. Нет сил вспомнить, хотя она довольно хорошо знает этого парня, как и другого, рыжего. Оба работают в ее больнице, часто общаются с ней в травматологическом отделении, куда доставляют больных: с подозрением на непроходимость кишечника, с почечными коликами или после несчастных случаев. В голове не укладывается, что сейчас она сама – пациентка. Вопреки рассудку Беатриче надеялась, что вот-вот очнется и все окажется кошмарным сном.

Рыжий захлопнул дверцы машины «скорой помощи» и ловко вскарабкался на водительское сиденье.

– Как там у вас? – обернулся он к сидящему рядом с ней санитару.

– Можем ехать!

Пока рыжий заводил мотор и включал сирену, другой взял лежащие поверх носилок стетоскоп и тонометр – надо измерить кровяное давление. Беатриче хорошо знала спартанское, но очень целесообразное устройство этих машин: когда-то сама работала на «скорой» – проходила хирургическую практику. Но сейчас впервые смотрела на все глазами пациентки – с радостью отказалась бы от этой роли.

– Сто десять на шестьдесят! – радостно прокричал санитар.

Не раз Беатриче отмечала, что санитары, как правило, в хорошем настроении. Может, от сознания, что именно они спасают людей. А ведь они просто доставляют пациентов в больницу, а тут уж ими занимаются врачи. Как складывается их дальнейшая судьба, они не знают.

– Сколько недель беременности?

– Тридцатая пошла.

Ответила и сразу почувствовала приближение новой схватки. Рыжий даже присвистнул.

– Слишком рано. А в больнице знают, что вы едете?

Она кивнула.

– Позвонила сначала в больницу. Коллеги из родильного отделения в курсе.

– Тогда расслабьтесь, фрау доктор! – И санитар, успокаивая, ободряюще похлопал ее по руке. – Все пройдет нормально.

Расслабиться… где тут, когда мутит от страха… Как врач, Беатриче прекрасно понимала, с каким риском сопряжены схватки на этой стадии. Тридцатая неделю – чересчур ранний срок. Ребенок еще не созрел, чтобы появиться на свет. Сжав зубы, она пыталась отогнать страшную картину: крошечное существо подключено к аппарату искусственного дыхания, искусственно вскармливается… Ах, и почему она сразу не выставила этого гадкого Маркуса за дверь?!

Догадывается ли он, что натворил? Вряд ли… Сидит, наверное, сейчас в своей безукоризненной квартире, достал дорогущий крем для обуви из специального ящичка и замазывает царапины на итальянских ботинках. Опять схватка, сильнее, чем предыдущая… И зачем только она ела этот проклятый суши?!

– Скоро будем на месте!

Машина круто повернула – санитар с трудом удержался на сиденье – и с визгом шин затормозила. Водитель выключил синюю мигалку и двигатель, выпрыгнул из кабины и открыл дверцу салона.

В ослепительном свете приемного отделения Беатриче увидела силуэты фигур в белых халатах. Вероятно, сестры – спешат навстречу санитарам, – а может быть, и врачи… Узнали, что на этот раз в переделку попала их коллега. А может, и обычная для больницы сутолока.

Она услышала диалог рыжего с медсестрой:

– Беременность тридцать недель, преждевременные схватки.

– Тогда наверх, в родильное! Там уже знают?

– Добрый вечер, – обратилась сестра к прибывшей. – Сейчас санитары… – И умолкла, испуганно тараща глаза. – Боже мой, Беа, это ты?!

– Ну да, я, Сюзанна.

И попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось, по щеке покатилась слеза. Прикусила губу, чтобы не разрыдаться.

– Давай сюда, Сюзанна! – закричал Генрих через коридор. – Беа отвезут на лифте в гинекологию! А ты останься здесь!

– Сущий ад сегодня! – Сюзанна схватила руку Беатриче. – Что я могу сделать для тебя?

– Крепко держи меня.

Сюзанна кивнула, изо всех сил сжала ей руку и помчалась в кабинет Генриха.

Оба санитара толкали коляску по коридору к лифтам. Справа и слева стояли койки и носилки с больными, ожидающими своей очереди. Кто-то ждал результатов обследования, кто-то – самого обследования или выписки. Одни спали, другие беспокойно ворочались на узких койках и тихо постанывали.

Весь медицинский персонал по горло завален работой. Когда ее поднимали на третий этаж, в гинекологическое отделение, Беатриче поймала себя на мысли: лучше бы задержалась сегодня на работе. И коллег выручила бы, и не встретила бы Маркуса. Наверняка он не стал бы дожидаться ее прихода. Спокойно провела бы вечер одна, у телевизора, и ничего бы с ней не случилось…

Двери лифта раскрылись, ее выкатили в коридор. Перед входом в родильное отделение санитары остановились. Двери открылись еще до того, как они позвонили.

– Преждевременные роды? – раздался низкий женский голос.

– Да, мы…

– Спасибо, мы принимаем.

Санитары переглянулись.

– Всего хорошего! – попрощались они с пациенткой и удалились.

– Добрый вечер, фрау…

– Хельмер.

Беатриче недоверчиво рассматривала высокую, атлетического сложения даму, сразу почувствовав к ней неприязнь. Врач, не узнав имя пациентки, осведомляется о диагнозе, к тому же в ее присутствии… Такие врачи вызывали у нее ужас. Им бы информатикой заниматься или машиностроением, а не медициной.

– Фрау Хельмер, я доктор Шмидт-Бартельзен. Мы с вами говорили по телефону. Сейчас отвезем вас в палату интенсивной, терапии и проведем ряд обследований. Потом решим, что делать.

Беатриче собралась спросить, какие обследования, но новая схватка сковала ей горло, и она не издала ни звука. Шмидт-Бартельзен – компетентный специалист. По крайней мере, в больнице она пользуется именно такой репутацией. Светится «добром и дружелюбием» Снежной королевы.

Но в данной ситуации это неважно, просто хочется видеть перед собой врача, который сочувствует, пусть даже формально.

Что ж, не всегда везет в жизни. Схватки повторились, и Беатриче плотно сжала губы, чтобы не закричать.

Доктор Шмидт-Бартельзен работала основательно, не торопясь, но, к сожалению, молча. В процессе обследования не проронила ни слова, а ее короткие указания присутствующей здесь сестре Беатриче не могла расслышать. Рядом с ней гудел аппарат УЗИ, позволяющий наблюдать за схватками и сердечным ритмом ребенка. Отчетливо слышала она биение его сердца… Тоны частые, относительно ритмичные. Хороший это признак или плохой? Она слишком волновалась, чтобы извлечь из глубин памяти свои познания в гинекологии. А доктор Шмидт-Бартельзен молчит…

Закончив обследование, врач еще раз взглянула на показания прибора, задумчиво наморщила лоб и вырвала лист из аппарата.

– Сейчас вернусь, – буркнула она и вышла вместе с сестрой, оставив Беатриче в одиночестве.

Закричать ей вслед, узнать, что с ней происходит… Но страх вновь сжал горло. Через несколько минут, показавшихся вечностью, дверь снова распахнулась.

– Добрый вечер.

Дружелюбный голос доктора Вагнера, главного акушера отделения. У него отличная репутация, все его любят – коллеги, сестры и пациенты. Он подошел к Беатриче, сел на край кровати, протянул ей руку.

– Как вы себя чувствуете, фрау доктор Хельмер?

– Если не считать схваток, хорошо.

– Я должен задать вам несколько вопросов. – Беатриче почувствовала – он раздражен тем, что его коллега не расспросила пациентку. – Когда начались схватки?

– Сегодня вечером, в половине девятого.

Он взглянул на часы.

– То есть около двух с половиной часов назад. Это первое осложнение за всю беременность?

– Да.

– Что могло послужить причиной, по вашему мнению? Были ли у вас в последнее время физические перегрузки или инфекционные заболевания?

Беатриче покачала головой.

– Ничего подобного не было. Правда, сегодня вечером немного переволновалась, а после этого…

Схватка повторилась.

Доктор Вагнер бросил взгляд на прибор и приложил руку к ее животу.

– Что со мной? – со страхом спросила она.

– Прежде всего, успокойтесь, коллега! Нет никаких причин для волнений. Шейка матки плотно закрыта. После двухчасовых схваток это хороший признак. Плацента в порядке, тоны сердца ребенка в норме. Мы подключим вас к аппарату, чтобы блокировать схватки. Вы получите повышенную дозу магнезии. Для подстраховки сделаем инъекцию кортизона, чтобы стимулировать работу легких. Разумеется, вы должны соблюдать постельный режим. Все гигиенические процедуры и туалет – не вставая с постели.

Беатриче застонала – о, какой кошмар!.. Но по сравнению с преждевременными родами это не самое страшное.

– А если все пойдет не так?

– Сейчас я не вижу такой опасности. Чтобы успокоить вас, скажу: операционная бригада и бокс с кювезом наготове. Если не удастся подавить схватки, мы в течение нескольких минут готовы принять все необходимые меры. – Улыбнувшись, он покачал головой. – Но не расслабляйтесь, коллега. Знаю, для хирургов главное – быстрота. У нас так не бывает. Вам придется набраться терпения.

Открылась дверь, и появилась сестра со стойкой для приборов; к ней подвешен тяжелый зеленого цвета аппарат. На верхнем крючке прикреплен 50-миллиметровый шприц, наполненный прозрачной жидкостью. От него вниз, к дозатору, по узким пластиковым трубкам стекала тонкая струйка.

– Если хотите, переоденьтесь сейчас, – посоветовал доктор Вагнер. – Когда вас подключат к блокиратору схваток, это будет сложнее. Я скоро вернусь.

Переодевание длилось так долго, что она почувствовала себя девяностолетней старухой. Неловко, что медсестра помогает… Оказавшись наконец в постели, Беатриче облегченно вздохнула.

– Несколько часов вы проведете под наблюдением, – предупредила сестра, аккуратно сложив ее вещи. – А потом вас поместят в палату и…

Раздался стук падающего предмета. Сестра наклонилась и подняла что-то с пола.

– Это выпало из ваших брюк. – И протянула ей сверкающий синий камень величиной с грецкий орех. – Боюсь, он раскололся.

Беатриче взяла камень в руки.

– Да, но не сейчас. Давно уже разбился.

– Это талисман?

– Что-то в этом роде.

Беатриче задумчиво рассматривала камень. Как он попал в карман ее брюк?.. Позвонив в больницу, она в спешке побросала в сумку самые необходимые вещи, но никак не могла припомнить, чтобы брала с собой сапфир. Ведь для этого пришлось бы, несмотря на боли, подставить к платяному шкафу стул, встать на него и достать из дальнего угла махровое полотенце – в него завернут камень… Как она могла забыть это?..

Спустя полчаса она уже лежала в палате интенсивной терапии. Доктор Вагнер подключил блокиратор к вене, рассказал о побочных действиях: тахикардии, повышении кровяного давления, треморе и головных болях. Уже через несколько минут она почувствовала эти симптомы, причем все вместе. Сердце колотилось, каждый удар отдавался во всем теле, как будто вместо сердца в груди работал отбойный молоток или мощный насос. Окружающие предметы дрожали в ритм его участившимся ударам. Стала подпрыгивать кровать, руки дрожали так, что едва удавалось удержать стакан воды. Казалось, голова сейчас лопнет.

Беатриче старалась объяснить эти явления побочным действием препарата, регулирующего схватки, уговаривала себя, что скоро привыкнет к нему, адаптируется. Она не могла найти более подходящего объяснения провалу в памяти, чем амнезия. Надо обязательно предупредить врачей. Однако не хватает еще попасть в психиатрическое отделение… Другой вариант при всем его мистицизме ближе к правде: возможно, появление камня в кармане брюк – его новая проделка? Не собирается ли он совершить с ней еще одну авантюру?.. Держа камень в дрожащих руках, она со страхом в него всматривалась. В неоновом свете лампы, висевшей над ее головой, сапфир сверкал и искрился голубым светом, отражаясь прыгающими точками на стенах палаты. Он был прекрасен, просто великолепен. Беатриче зажала его в руке. Ощущение от этого прикосновения удивительно приятное и успокаивающее. Почему она раньше так боялась его? Ведь он не сделал ей ничего дурного, наоборот. В теперешней ситуации он действует на нее сильнее, чем все заверения доктора Вагнера, что она находится под постоянным наблюдением и каждые пятнадцать минут ее будет навещать врач или медсестра.

Она разжала пальцы: лучась и сверкая, камень лежит на ладони. Невидимая рука зажгла внутри него свет. Он похож на глаз, который смотрит спокойным, дружественным взором. Если верить старинной легенде, это осколок глаза Фатимы, любимой дочери пророка Магомета. Она принесла в жертву свой глаз ради того, чтобы примирить поссорившихся сыновей Аллаха.

В изнеможении Беатриче откинулась назад. Кровать трясется, как велосипед на булыжной мостовой. Удары сердца отдаются в ушах и голове. Череп раздулся, как воздушный шар, в который закачали столько воздуха, что он вот-вот разорвется.

А потом началось невообразимое… Все вокруг закрутилось, закружилось. Блокиратор, тумбочка, стены и дверь вращались все быстрее, будто Беатриче была не в больничной палате, а на карусели.

Вот оно, и вправду началось… К своему удивлению, она поняла, хотя и убеждала себя не верить в таинственную силу камня: Бухарой все не кончится. Но что сейчас камень затевает с ней?.. Снова перенесет ее в другое время? Если да, какой маршрут уготован ей на сей раз?

Да, опять предстоит необычайное путешествие. И она прикусила губы, чтобы не рассмеяться: уж слишком обыденна ее жизнь. А может, все-таки нужен психиатр?..

Комната кружится все быстрее… И вот уже все предметы, потеряв очертания, слились в один клубок. Вдруг в центре завихрения образовалась зияющая черная дыра…

Все-таки это случилось! Покорившись судьбе, Беатриче сомкнула веки. В этот момент она знала, что не сошла с ума, все происходит наяву. Куда бы ни привел ее камень Фатимы, он не причинит ей вреда.

Беатриче чувствовала: мощная невидимая сила поднимает ее с постели, заставляет кружиться вокруг собственной оси… Ее замутило, и, не успев осмыслить происходящее и даже испугаться, она потеряла сознание.