Электронная библиотека » Франсуа Баранже » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 8 июля 2021, 09:21


Автор книги: Франсуа Баранже


Жанр: Научная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Milites Christi! Духовный вождь и Pгаеtor peregrini крестового похода: Петр Ащенский, называемый Пустынником.

Через один из трансептов в неф вошел человек, и на толпу пала тишина. Все не сводили глаз с вновь прибывшего, глядя на него с почтением, смешанным с изумлением.

Это был высокий и исхудалый, аскетического вида, с твердым взглядом, выстриженными тонзурой волосами и безбородым лицом, в длинном черном облачении с колораткой[32]32
  Колоратка, или римский воротник, – элемент облачения священнослужителей в западных церквях: жесткий белый воротничок с подшитой к нему манишкой, надевающийся под сутану.


[Закрыть]
, строгом и ладно подогнанном. Все в нем выражало суровость и непреклонность, но в глазах словно мерцал внутренний огонь, некое бурление, остающееся под строгим контролем. Он был таким, каким Танкред и представлял его себе по проповедям и наставлениям, и выглядел так же, как в тех редких случаях, когда он появлялся на информационных каналах. Самые ярые поклонники считали его святым. Никак не меньше.

Быстрым шагом пройдя через собор, Петр Пустынник поднялся под балдахин и остановился перед алтарем. И совершенно спокойно оглядел собравшихся. Слегка откинув голову назад и устремив глаза в бесконечность, он на несколько мгновений замер в позе человека, пребывающего в полном согласии с самим собой, словно хотел напитать окружающее пространство своим присутствием, прежде чем начать проповедь.

В соборе воцарилась полная тишина.

Он воздел руки и обвел толпу горящими глазами. Его отчетливый голос заполнил все вокруг, и все почувствовали, как их электризует звучащий в нем огонь:

– О сыны Божии!

Слова прозвучали как молитвенный призыв, и их эхо долгие секунды звенело в огромном пространстве собора.

– О сыны Божии! Поклявшись Господу поддерживать мир в ваших странах и верно служить Церкви в защите ее прав, вы сможете получить награду, обратив ваше мужество на выполнение иной задачи. Это дело касается Бога и каждого из вас. Ваш долг немедля прийти на помощь братьям, еще остающимся на Акии Центавра. А если не осталось живых, которых вы могли бы спасти, вы должны отомстить за их незаслуженную гибель!

Последние слова Петр Пустынник почти выкрикнул, и Танкред увидел, как все внимание присутствующих сосредоточилось на проповеднике. Даже аристократы из первых рядов, обычно склонные оставлять экзальтацию на долю плебса, приоткрыли рты и подались вперед.

– Как большинство из вас уже знает, несколько лет назад отправившаяся на эту планету миссионерская экспедиция сделала там необыкновенное открытие: они нашли истинную гробницу Христа, возведенную в самом сердце варварского безбожного города! Мы все были потрясены этим необычайным знаком судьбы: Всемогущий указал нам, что мы следуем верным путем и должны быть тверды в нашем выборе. В своей великой мудрости руководители миссии от имени единственного истинно христианского народа Вселенной – человечества, объявили о правах на это место. Ответ туземцев был ужасен. Они зверски убили миссионеров. Тысяча мужчин, женщин и детей пала под их ударами.

Отныне эти варвары, эти языческие создания, порожденные самим дьяволом, безнаказанно оскверняют своим присутствием и мерзкими ритуалами благословенную планету, избранную Создателем, дабы принять людей в свое лоно. Но величайшая задача, которую мы должны осуществить во имя Его, есть не что иное, как освобождение гроба Его Сына, святилища, хранящего останки Его телесной оболочки. Однако, стремясь устрашить нас, лукавый направил свои легионы, и эти монстры постоянно порочат своим присутствием вновь обретенный Гроб Господень.

Посему я вас призываю и умоляю – и это не я вас призываю, но сам Господь, – вас, провозвестников Христовых, к какому бы слою общества вы ни принадлежали, рыцарей или пехотинцев, богатых или бедных, отправиться на Акию Центавра отомстить за смерть наших христианских мучеников и оттеснить убивший их зловредный народ подальше от Божественного святилища. Я говорю это всем присутствующим здесь и возвещаю отсутствующим: этого требует Христос!

Теперь Петр впал в настоящий транс. От обилия картинных жестов с него лил пот, речь стала прерывистой, будто требовала от него огромных усилий. Загипнотизированное его мистической аурой, собрание завороженно внимало его горячим призывам. Танкред бросил взгляд на братьев Турнэ и увидел, что они тоже впились глазами в проповедника. Спросил себя, почему же он сам не впадает в экстаз от того, что слышит, почему его не отпускает легкое беспокойство, мешая полностью включиться в это коллективное причащение.

– Всем, кто отправится в путь и умрет в дороге или же лишится жизни в сражении с язычниками, будет даровано отпущение грехов. Властью, полученной от самого Господа, я даю его всем участвующим в этом походе. Какой позор, если народ столь презренный, столь низменный, раб демонов, возьмет верх над нацией, которая следует стезе Господней и почитает себя христианской! Идите же в бой против неверных – бой, достойный участия в нем и неизбежно ведущий к победе. Будьте отныне рыцарями Христа! Бейтесь за правое дело против варваров и получите вашу вечную награду! Что же до неимущих, обездоленных и бесшипников, тех, кто изнурял себя в ущерб телу и душе, они будут трудиться во имя двойной чести и награды. На Земле они были печальны и бедны, там они будут веселы и богаты. Все вы были здесь слугами Всевышнего; там вы станете Его друзьями!

Речь была встречена долгими и бурными приветственными возгласами. Собравшиеся ликовали и кричали «виват». Некоторые плакали от радости. Одни падали на колени и судорожно сжимали ладони в страстной молитве, другие, воздевая руки, заклинали Вседержителя даровать успех походу.

Все еще задыхаясь, Петр Пустынник обвел толпу медленным взором, его пламенеющие зрачки выхватывали то одно лицо, то другое. Танкред обратил внимание, что кое-кто, в стремлении как можно дольше оставаться в луче его глаз, почти неуловимо перемещается, следуя за взглядом проповедника, отчего в толпе как будто образовывались волны. От этого возникало поразительное ощущение, как если бы Петру удавалось чисто физически внушать свою волю, увлекая людей одной только силой своего взгляда.

Однако Танкред никак не мог избавиться от тягостного чувства внутреннего дискомфорта, упорно мучившего его с самого начала, причем до такой степени, что ему становилось неловко перед окружающими, которые всеми доступными способами проявляли свой энтузиазм. Напрасно кто-то, желая поделиться радостью, дружески хлопал его по плечу: Танкред держался отстраненно. Бросив взгляд в сторону Энгельберта, он увидел, что тот хоть и выглядит более-менее спокойным, но растроган проповедью до слез, а Льето, захваченный всеобщей эйфорией, выражал свой восторг, крича и свистя вместе со всеми остальными.


Трифорий[33]33
  Трифорий – в церковной архитектуре узкая невысокая галерея, расположенная в толще стены над арками, отделяющими боковые нефы от среднего.


[Закрыть]
в верхней части собора был пуст, потому что власти предержащие решили, что слишком опасно было бы запустить сюда толпу, желающую послушать проповедь. Излишне разгорячившиеся люди могли бы, перегнувшись через балюстраду, свалиться вниз.

Однако что-то шевельнулось за колонной, что-то темное, почти неразличимое в царившем там полумраке. Оно медленно перемещалось и на мгновение попало в луч света. Силуэт в черной рясе, отражающий так мало света, что он казался оптической дырой в окружающей среде. Просто тень среди теней.

Силуэт задержался еще на мгновение, оглядывая всю картину из своего уединенного убежища, затем развернулся и исчез, никем не замеченный.


Закончив проповедь, Петр Пустынник покинул возвышение, а система общего оповещения напомнила мужчинам и женщинам «Святого Михаила», чтобы они держались ближе к своим ячейкам, так как старт состоится менее чем через четыре часа. Танкред и братья Турнэ вышли из высоких соборных дверей и направились в свой отсек.

– Клянусь Господом, какая выдающаяся проповедь! – воскликнул Льето. – Теперь, когда я своими глазами увидел, с какой легкостью Петр Пустынник воодушевил огромную толпу, я куда лучше понимаю, почему он так прославился.

– Верно, у этого человека великая сила убеждения, – согласился Энгельберт.

– Уверен, если бы он приказал, большинство присутствующих без колебаний выбросились бы в космическую пустоту! – со смехом добавил Льето. Внезапно его, казалось, осенила новая мысль. – Знаете, до сегодняшнего дня меня не слишком волновала цель нашего путешествия. Мне было важнее принять участие в самой крупной военной кампании всех времен. Но сейчас, прах меня побери, этому человеку удалось придать смысл моему решению. Те твари должны заплатить за свое преступление! Ешкин кот, как представлю, что высаживаюсь на эту планету, так в ногах сразу мурашки бегут, а пальцы сами тянутся к спусковому крючку! Долго же придется ждать, целых полтора года!

– Да, поучение Петра было до крайности убедительным, – произнес Энгельберт, немного смущенный воинственным пылом брата. – Есть что-то почти… сверхъестественное в такой способности заставить других разделять твое ви́дение, порыв, столь пламенную веру…

– Скажи-ка, Танкред, – прервал брата Льето, – ты, похоже, не в восторге от услышанного. Тебе проповедь не понравилась?

Вопрос застал Танкреда, который не участвовал в разговоре, а просто слушал, как оба брата выражают свои восторги, врасплох. Он не разделял общего энтузиазма, и это было заметно. Однако ему было бы очень сложно объяснить почему. В чем причина внутреннего замешательства, не покидавшего его в течение всей проповеди?

– Просто… меня немного разочаровало содержание его речи…

– Разочаровало? – удивился Энгельберт. – А чего же ты ждал?

– Ну, может быть, не такого… исступления. Я хорошо изучил реакции людей на поле боя, и можешь мне поверить, совершенно не обязательно, чтобы в сражение их толкали гнев или ненависть. Напротив, стоит им впасть в неистовую воинственность, как становится трудно поддерживать дисциплину. Петр мог бы, например, подробнее объяснить причины этой кампании, чтобы все хорошо понимали, за что мы будем сражаться.

– Да ладно тебе, – возразил Льето, – это же проповедь, а не лекция по геополитике. Большинство солдат ничего не понимают в таких высоких материях, и я первый. Все, что нам нужно, – это ясный и простой повод драться.

– Тут я согласен, – признал Танкред. – И сознаю, что призыв к крестовому походу должен в первую очередь пробуждать всеобщий энтузиазм и воодушевление…

– …но ты бы предпочел нечто более умеренное, – заключил Энгельберт. – Чтобы Петр Пустынник не рисовал эти создания истинными приспешниками Сатаны.

– Что-то вроде этого, – кивнул Танкред, благодарный Энгельберту за то, что тот помог прояснить его мысль. – Я согласен, что эти создания нечестивы, следовательно, в качестве таковых должны быть повержены, а затем изгнаны из всех христианских пределов. И все же я сомневаюсь, что они действительно адские отродья.

Говоря это, Танкред отчетливо осознавал, что кривит душой, и прежде всего по отношению к самому себе. Его внутреннее смятение точно не имело никакого отношения к давнему христианскому спору между теми, кто видел везде след лукавого, и теми, кто полагал, что человек не нуждается в помощи дьявола, чтобы творить зло. Нет, он отлично знал истинную причину и делал все возможное, чтобы не дать этим мыслям всплыть на поверхность из глубин своего подсознания.

– Ладно, поторопимся, – бросил он, чтобы скрыть неловкость. – Я не хочу, как вчера, битых полчаса искать место в столовке.

– Ты прав, – согласился Льето, – иначе придется лопать на полной скорости, чтобы успеть к старту.

* * *

Ч – 3:52


Петр Пустынник был счастлив. Его проповедь имела ожидаемый успех, и даже больше того. Помимо бурного одобрения толпы, он ощутил тот порыв воодушевления, что пронесся среди собравшихся, ту электризацию умов, которые, когда ему удавалось их добиться, приводили его в состояние высшего экстаза. Это доставляло ему такое острое удовольствие, что у него иногда даже возникало чувство вины, словно он совершал нечто греховное. Но он раз и навсегда решил для себя, что будет считать эти нравственные сомнения пустыми придирками, ибо трудился во имя величайшего дела: дела Божьего.

Проповедь отняла у него столько сил, что, когда он вышел из центрального нефа, ему пришлось ненадолго присесть. Мгновенно к нему устремилось множество дьяконов, протягивающих ему стакан воды, утирающих лицо прохладными салфетками и помогающих снять длинное черное облачение, которое он упорно носил, несмотря на занимаемые теперь высокие посты. Этот явный знак смирения представлял для него очень значимый символ.

Радость, снизошедшая на него после окончания проповеди, была внезапно омрачена появлением широко улыбающегося папского легата, епископа города Пюи Адемара Монтейльского.

– Мой дорогой Петр, я непременно хотел быть первым, кто вас поздравит!

Означенный Петр встал и, приветствуя прелата, склонил голову. Было заранее обговорено, что в силу особых обстоятельств военной кампании от обычно соблюдаемого священниками по отношению к епископу протокольного этикета временно откажутся. В качестве Pгаеtor peregrini данного крестового похода Петр не мог склониться и поцеловать перстень епископа, будь то даже Адемар Монтейльский.

– Какая великолепная проповедь! Какая пылкая речь! Как должен возрадоваться Господь, когда подобные слова возносятся к Нему!

Петр ответил вежливой улыбкой, хотя, будь его воля, лучше закатил бы ему пощечину. Лицемерие прелата было отвратительно; ни для кого не секрет, что Адемар предпочел бы увидеть, как труп Петра выносят из Камеры забвения, нежели явиться с такого рода изъявлениями восторга. Однако политическая необходимость рассудила по-другому.

Возвышение Петра Пустынника на протяжении двух последних лет оказалось головокружительным. Этот амьенский монах впервые привлек к себе внимание в 2202 году, когда вопреки всем военным запретам совершил паломничество к руинам священного города – Иерусалима. Он отправился пешком, увлекая за собой толпу правоверных, коих и довел до средиземноморских границ НХИ: до западного побережья Босфора. Там он пустил в ход все средства, чтобы получить разрешение и технические возможности, дабы пересечь пролив, чем привлек к себе внимание всех средств массовой информации христианского мира. Кем был этот блаженный, желающий с риском для жизни попасть на зараженную радиацией землю и втянувший в эту авантюру тысячи паломников? Так и не добившись желанного разрешения, он встал временным лагерем на берегу Эгейского моря, твердо решив любым способом выкрутить властям руки.

И там во сне ему однажды ночью явился Христос.

Сын Божий приказал ему присоединиться к сражению с неверными и поднять армию, дабы привести христиан к победе. Вечно жадные до сенсаций информационные каналы коршунами набросились на событие, неустанно донося до общего сведения любое заявление этого увлекающего за собой толпы монаха.

А поскольку всего лишь несколькими месяцами ранее был объявлен крестовый поход на Акию, Петр ни на мгновение не усомнился в значении полученного им послания. Босой и в одной рясе, он пустился в путь к Риму, неся от города к городу проповедь священной миссии во исполнение воли Всевышнего. Его ораторские таланты были таковы, что поток кающихся грешников без конца нарастал, а идея крестового похода – и без того всячески пропагандируемая средствами информации – мало-помалу обрела действительно внушительную силу.

Политические комментаторы не ожидали, что верховный понтифик согласится принять этого блаженного, однако двери Ватикана широко распахнулись перед ним. Отчет о встрече гласил, что обе стороны по достоинству оценили друг друга. Для Урбана было приятной неожиданностью увидеть перед собой человека пылко верующего, но обладающего живым и ясным умом, вполне способного уловить все нюансы обязательных условий, которые выдвигает операция такого масштаба, как крестовый поход; Петр же был ослеплен встречей с этой почти мифической личностью, первым папой после Великого Хаоса и человеком, возродившим идею Dominium Mundi. Поэтому проповеднику, разумеется, было предложено принять участие в крестовом походе.

Следует заметить, что в тот момент на роль руководителя этой военной экспедиции прочили епископа города Пюи Адемара Монтейльского. Уже много лет он был папским легатом, посланником, сумевшим добиться особенно больших успехов при различных европейских дворах, а главное – давнишним другом брата короля Франции, Гуго де Вермандуа, будущего капитана «Святого Михаила». Если с политической точки зрения все эти достоинства делали его наиболее вероятным главой крестового похода, то для средств массовой информации он был темной лошадкой. И вот, едва увидев появившегося в ближайшем окружении Урбана Петра Пустынника, епископ мгновенно понял, что этот харизматичный проповедник его затмит.

И действительно, с течением месяцев слава Петра только росла. Он не щадил себя, чтобы увлечь за собой толпы, и результатом его усилий стала мобилизация такого количества народа, что под конец многим даже приходилось отказывать. Стало очевидным, что Урбан IX колеблется, не зная, кого из двоих выбрать. Чувствуя, что проигрывает, Адемар прибег к неприглядным маневрам, стараясь подорвать влияние Пустынника и запятнать его репутацию, для чего организовал клеветническую кампанию в прессе, которая распространяла самые дикие измышления. Однако эта стратегия грешила очевидностью и привела только к еще большему росту популярности Петра, превратив его в единственного достойного представителя христианского народа, от которого в высших сферах попытались избавиться самым постыдным образом.

Несмотря на все свои усилия, в тот день, когда канал НВ-9 в утренней передаче сообщил в прямом эфире, что Адемар страдает одной из тех неизлечимых генетических болезней, которые появились после Войны одного часа, епископ получил последний удар. Это открытие ipso facto[34]34
  Самим фактом (лат.).


[Закрыть]
ставило его вне игры в том, что касалось командования долгосрочной военной экспедицией. Никто так никогда и не узнал, каким образом подобная информация попала к журналистам, но она стала решающим фактором.

В тот же день Петр Пустынник был официально объявлен Praetor peregrini. А также стал верховным судьей армии крестоносцев, ее главнокомандующим и религиозным лидером.

Адемару же Монтейльскому предстояло принять участие в походе только в качестве папского легата. Роль, конечно, почетная, но исключительно совещательная; он будет заседать в Совете крестоносцев, но не иметь в нем реального влияния.

И вот теперь, после такого падения, он как ни в чем не бывало явился ломать комедию перед своим давним соперником – человеком, похитившим у него пост, о котором он так мечтал, должность, которая увенчала бы его карьеру, – как если бы он действительно восторгался проповедью Петра.

– Монсеньор, я счастлив, что моя проповедь вам понравилась.

– Просто поразительно, какое воздействие на толпу всегда производят ваши речи, мой дорогой Петр.

– Я лишь смиренно стараюсь быть наилучшим глашатаем слова Божия.

– В действительности вы играете гораздо большую роль! – продолжал рассыпаться Адемар, медоточивый как никогда. – С таким апологетом, как вы, можно не беспокоиться о воцарении истинной веры. Лично я убежден, что не существует ни одного безбожника, которого вы не смогли бы обратить.

Намерение епископа обиняком низвести его до уровня простого коммивояжера никоим образом не ускользнуло от Петра, ощутившего, как внутри у него вспыхивают искры гнева. Ему хотелось ответить, что с Божьей помощью он мог бы постараться обратить даже некоторых епископов, но пришлось ограничиться улыбкой и легким наклоном головы. Адемар продолжал:

– Его святейшество лично поручил мне передать вам свои поздравления с этой проповедью ad gloriam Dei[35]35
  К славе Божией (лат.).


[Закрыть]
.

Петр не сумел сдержать удивления:

– Урбан Девятый нашел время прослушать мою проповедь?

И тут же пожалел о своем вопросе. Если папа его поздравляет, значит он его слушал. Петр разозлился на себя за слишком поспешно вырвавшиеся слова. Он постарался овладеть собой и поспешно продолжил:

– Он оказал мне большую честь, я знаю, как мало времени оставляют ему дела империи.

– Верно, но он всенепременно пожелал лично отследить этот решающий этап крестового похода. Я должен был связаться с ним после вашей проповеди по другим поводам, и он не скупился на похвалы вашей пламенной речи.

Петр подумал, что, если Адемар и дальше будет упражняться в своем лицемерии, рано или поздно у него изо рта потечет желчь.

– Я вам глубоко признателен, монсеньор.

Кто-то порывисто вошел в помещение, переключив на себя внимание обоих священнослужителей. На вновь прибывшем была широкая, расшитая золотом коричневая накидка и тяжелые кожаные сапоги, громко клацающие по металлическому полу. Темные брови, перечеркивающие квадратное лицо, прямой нос над короткой ухоженной бородой. Молодые дьяконы расступились, а льстивое выражение мгновенно исчезло с лица Адемара Монтейльского.

– Роберт Нормандский! – воскликнул Петр Пустынник громким голосом, в котором прозвучала нотка неудовольствия. – Вам удалось пропустить мою проповедь!

Роберт де Монтгомери, герцог Нормандии, прошел вперед со странным выражением – смеси суровости и раскаяния – на лице.

– Можете поверить, мне искренне жаль, мой дорогой Петр, но я только что поднялся на борт. К несчастью, меня задержало начало мятежа в одном из моих владений…

Вслед за ним вошел другой человек, моложе, но с таким же непреклонным видом. И застыл в трех шагах позади герцога.

– На ваших землях всегда мятежи, – с раздражением заметил Петр Пустынник.

Роберт приблизился к Адемару Монтейльскому, глядя ему прямо в глаза. Тот выдержал его взгляд, но невольно слегка откинул голову. Это непроизвольное движение не ускользнуло от внимания Роберта, и на лице у него появилась дерзкая ухмылка, когда он наклонился, чтобы поцеловать перстень. Потом он обернулся к Петру и, не меняя жесткого выражения лица, неожиданно ответил ему почти жалобным, совершенно не идущим ему тоном:

– Поймите же, дорогой Петр, даже при всех современных военных технологиях сеньору всегда будет сложно сохранять порядок на столь обширных землях.

Епископ, который явно чувствовал себя не в своей тарелке с момента появления герцога, предпочел откланяться:

– Хм… господа, к сожалению, вынужден вас оставить: до старта мне нужно еще кое-что уладить в моем ведомстве.

Роберт де Монтгомери в ответ проговорил «монсеньор», но Петр повел себя более официально:

– Ваше присутствие на моей проповеди было для меня честью, монсеньор.

Адемар в последний раз обернулся, чтобы ответить вежливой улыбкой, затем быстрым шагом вышел из помещения под непроницаемым взглядом спутника Роберта.

Петр Пустынник отослал присутствующих дьяконов, и они остались одни.

– Я хотел бы представить вам моего нового ближайшего помощника, – заговорил Роберт, указывая на сопровождающего его человека.

Тот подошел ближе и почтительно склонился перед Петром.

– Его зовут Арган. Я полностью ему доверяю и полагаю, что он будет крайне полезен нам на борту.

Петр посмотрел на доверенное лицо Роберта и не смог сдержать презрительную гримасу. Герцог явно нанял на службу бандита. Арган уловил реакцию проповедника, и в его глазах блеснула молния. Но он не выказал ничего больше, только отступил, в знак почтения склонив голову.

– Вы уже в курсе новостей относительно Годфруа Бульонского? – спросил Роберт де Монтгомери.

– Нет, о чем речь?

– Он положил конец своей распре с Боэмундом Тарентским, которая тянулась с две тысячи сто девяносто восьмого года. Годфруа официально отказался от намерения разместить германскую военную базу в Валоне и покинул те места, развязав таким образом Боэмунду руки и оставив за ним контроль над обоими берегами пролива Отранто.

– Не понимаю. Ведь такова была воля самого германского императора, а Годфруа относится к числу его сторонников. Так какого же черта он делает подобное одолжение какому-то сицилийскому нормандцу?

– Действительно, в этом нет ни малейшего военного смысла. Что меня и беспокоит.

– Не говорите загадками, Роберт! – резко оборвал его Петр.

– Я полагаю, что в этом есть политический смысл, – пояснил Роберт, тщательно выделяя каждое слово.

Войдя в ближайшее окружение Петра, Роберт научился бестрепетно выдерживать перепады его настроения. К тому же он давно понял, что проповедник не выносит, когда ему дают понять, что ему не хватает политического или дипломатического чутья. Вообще говоря, Петр Пустынник был вынужден уделять внимание такого рода соображениям только с момента, когда официально встал во главе крестового похода, и в этой области чувствовал себя как в новой, плохо подогнанной одежде.

– Ваши намеки означают, что лагерь умеренных усиливается? – уточнил Петр.

– По-моему, это единственно возможное объяснение столь неожиданного сближения.

– Да, это действительно может создать некоторые затруднения, но Годфруа абсолютно предан папе, возможно даже больше, чем своему императору. А потому я не разделяю вашего беспокойства.

– Конечно, отец мой. Вполне вероятно, вы правы, – ответил Роберт с едва заметной улыбкой на губах.

Петр Пустынник нахмурился и едва не повысил тон при виде этой завуалированной иронии, но герцог Нормандский уже развернулся и, отвесив легкий поклон, в сопровождении своего помощника покинул помещение.

* * *

Ч – 00:58


Меньше чем за час до запуска двигателей весь «Святой Михаил» охватило огромное возбуждение. Все члены экипажа были заняты подготовкой к великому отбытию, отлаживая последние детали или с лихорадочной поспешностью выполняя последние инструкции.

Каюта номер 48–57 не избежала общей лихорадки, и все солдаты 78-го подразделения П/К суетились, производя адский шум, или же в сотый раз просили разъяснить процедуру индивидуальной изоляции в ячейке. Танкред осуществлял общий контроль над подготовкой, стараясь не терять спокойствия и безостановочно повторяя одни и те же указания:

– Вы должны ввести свой персональный код через персональный терминал вашего спального места и активировать команду взлет. Не спутайте с командой стазис-сна, это надо будет сделать позже! Понятно? Затем вы ложитесь с голым торсом, и за десять минут до отлета прозвучит первый общий сигнал, который скомандует вам улечься в своей койке.

– А раздеваться догола, господин лейтенант? – смущенно спросил один из солдат.

– Нет, солдат, только до пояса!

Послышались смешки, парень вдруг сильно побагровел. Льето, который заметил, как брат сокрушенно вздохнул, поражаясь глупости отдельных представителей рода человеческого, не удержался от желания подколоть его:

– Эй, Энгельберт, знаешь, как техники называют предсветовые реакторы?

– Нет.

– «Адовы пасти»… – с широкой удовлетворенной улыбкой сообщил тот.

– Шайка безбожников, – сердито проворчал Энгельберт.

Танкред продолжал набивший оскомину инструктаж:

– Заняв горизонтальное положение на койке, подключите два электрода, которые находятся в отделениях с пометкой ECG слева от спального места. Один вы прикрепляете в области сердца, другой слева в паху…

– Хм… простите, господин лейтенант, – снова прервал его тот же солдат. – Пах – это ведь под мышкой? Верно?

На этот раз хохотом разразилась вся каюта, и Танкред сделал глубокий вдох, чтобы не взорваться. Он подошел к слегка заторможенному парню, который отступил на шаг, увидев, как этот здоровяк с раздраженным видом надвигается на него. Танкред взял его за руку и приложил ладонью к тому месту, где смыкались ляжка и живот:

– Это тут, солдат!

В этот момент в каюту влетел запыхавшийся от бега адъютант и окинул взглядом помещение. Пытаясь перекрыть гвалт, он прокричал:

– Лейтенант Танкред Тарентский! Будьте любезны!

Тот, услышав свое имя, обернулся:

– Чего тебе, христианин?

– Лейтенант, меня послал за вами ваш дядя, сеньор Боэмунд. Он желает, чтобы вы немедленно пришли к нему.

Танкредом мгновенно овладело раздражение. Он взошел на корабль уже сорок восемь часов назад, а дядя изыскал возможность вызвать его только за сорок пять минут до отлета.

– Сейчас? Ты уверен?

– Да, господин лейтенант. Он ждет вас у входа в гексагон.

Значит, у входа в сектор их кают. Не так уж далеко, это не займет слишком много времени. Он обернулся и подозвал старшего прапорщика Юбера, следующего по старшинству в подразделении после него самого:

– Мне нужно отлучиться ненадолго, старший прапорщик. Замените меня и повторяйте инструкции, пока не будете уверены, что все их действительно поняли.

– Слушаюсь, мой лейтенант, – кивнул Юбер.

– Отлично, иду, – сказал Танкред адъютанту.

Они двинулись по коридорам, петляющим между общими каютами шестигранника, кое-как пробираясь сквозь бурлящую там толпу солдат. Боэмунд поджидал их у входа в отсек, стоя у перил и рассеянно следя за суетой на внутренней палубе. Казалось, он не обращал внимания на удивленные взгляды пробегающих мимо солдат, не ожидавших увидеть столь высокопоставленное лицо в месте своего расквартирования.

На первый взгляд сложно было уловить хоть какое-то родственное сходство между ним и Танкредом – настолько разными были эти двое мужчин. Но если приглядеться внимательней, становилась заметна та же решительность во взгляде, та же сдержанная свирепость, которая и сделала из них знаменитых воинов.

Несмотря на седеющие волосы и легкую склонность к полноте, в свои сорок пять Боэмунд оставался благородным воином, выглядящим весьма внушительно в облегающем мундире и коротком плаще сицилийских нормандцев. Едва заметив Танкреда, он, распахнув руки, как для объятия, всем телом развернулся к нему и широко улыбнулся:

– Танкред, наконец-то! Рад тебя видеть.

Он дружески потряс его за плечи, однако от крепких объятий воздержался. Боэмунд всегда держал племянника на определенной дистанции и, несмотря на связывающие их тесные узы, так и не стал ему по-настоящему близким человеком.

– Дядюшка, я тоже рад вас видеть. Уж и не думал, что до отлета представится такой случай.

– Да, знаю, мне следовало бы заглянуть к тебе раньше, но, как ты сам понимаешь, у меня было много работы на корабле в связи с последними приготовлениями. Совет крестоносцев требует постоянного внимания.

– А, так сеньоры уже начали проводить совещания?

– Разумеется. С первого дня, едва взошли на борт. Чтобы собрать Совет, Петр не стал дожидаться, пока выступит со своей проповедью.

– Вы слушали его сегодня утром?

– Хм… нет. Я был занят. Как раз в это время мне пришлось отвлечься на решение одного безотлагательного вопроса. – Он подался вперед, чтобы быть к Танкреду поближе, и понизил голос: – Однако, откровенно говоря, мне и необязательно было присутствовать, чтобы знать, о чем пойдет речь. Его магическая сила, так действующая на толпу, всегда обходит меня стороной. Проповеди Петра обычно оставляют меня безучастным и даже имеют неприятную особенность нагонять на меня тоску. Слишком много поучений, призывов гнева Божьего и упоминаний всех святых подряд по христианскому календарю. Я, Танкред, искренне считаю, что война, какой бы священной она ни была, выигрывается на поле боя и благодаря хорошей стратегии.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 | Следующая
  • 3.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации