Текст книги "Черное облако"

– Если центр и сместился, то не больше чем на четверть градуса, – заметил Марлоу.

– В таком случае его угловое отклонение составляет не больше одного процента от направления к нам. Складывается впечатление, что облако летит к Солнечной системе словно пуля, выпущенная по мишени.

– Значит, по-вашему, Дэйв, велик шанс, что облако достигнет Солнечной системы или пройдет в непосредственной близости от нее?

– Если основываться на полученных фактах, я бы сказал, что облако должно попасть точно в яблочко, прямо в середину мишени. Не забывайте, его диаметр уже составляет два с половиной градуса. Поперечная скорость должна составлять где-то около десяти процентов от скорости радиальной, только в таком случае облако пролетит мимо нас. А это значит, что угловой сдвиг центра должен быть значительно больше того, о котором сказал нам доктор Марлоу. И у меня еще один вопрос. Почему облако не заметили раньше? Я не хочу показаться грубым, но очень странно, что никто не обратил на него внимания, скажем, лет десять назад.

– Разумеется, это было первое, что пришло мне на ум, – ответил Марлоу. – Меня это настолько потрясло, что я сначала не поверил в подлинность снимков Йенсена. Но затем мне стали понятны причины. Если бы в небе вспыхнула яркая новая или сверхновая звезда, ее бы тут же заметили тысячи обычных людей, не говоря уж об астрономах. Но здесь речь идет не о ярком, а о темном объекте, его не так просто разглядеть – темному пятну легко затеряться на небе. Разумеется, если бы облако заслонило какую-нибудь действительно яркую звезду, это сразу бы привлекло внимание. Исчезновение яркой звезды не так легко отследить, как появление новой, однако множество астрономов, как профессионалов, так и любителей, все равно заметили бы это. Но так оказалось, что все звезды, окружающие облако, видны исключительно в телескоп, это звезды не выше восьмой звездной величины. И это первая причина нашего промаха. К тому же вы знаете, что ради хорошей видимости мы предпочитаем работать с объектами, находящимися практически в зените, тогда как облако висит низко над горизонтом. А мы, как правило, избегаем этой части неба, если только на ней не обнаружится какой-нибудь интересный материал. В данном случае, и это стало второй причиной нашей неудачи, ничего подобного не произошло (если не считать появления облака). Для обсерваторий, расположенных в Южном полушарии, облако находится высоко в небе, это так. Однако обсерваториям Южного полушария сложно было заметить его из-за того, что персонала там немного, а им приходится решать важные проблемы, связанные с Магеллановыми Облаками и ядром галактики. Рано или поздно облако должно было привлечь к себе внимание. Но случилось это поздно, хотя его могли разглядеть и раньше. Пока это все, что я могу сказать.

– Сейчас уже не время переживать об этом, – сказал директор. – Наша следующая задача – определить скорость, с которой облако к нам приближается. У нас с Марлоу был долгий разговор на эту тему, и мы считаем, что это возможно. На снимках, которые Марлоу сделал ночью, видно, что облако частично закрывает звезды, которые находятся у него по краям. Их спектры покажут нам области поглощения, возникшие под воздействием облака, а доплеровский сдвиг поможет рассчитать скорость.

– После этого у нас появится возможность вычислить, через какое время облако доберется до нас, – поддержал Барнетт. – Честно говоря, мне это совсем не нравится. Судя по тому, как сильно увеличился угловой диаметр облака за последние двадцать лет, оно может накрыть нас через пятьдесят или шестьдесят лет. Как думаете, сколько нам потребуется времени, чтобы определить доплеровский сдвиг?

– Примерно неделя. Это несложная работа.

– Извините, но я всего этого не понимаю, – вмешался Уайчарт. – Зачем вам нужна скорость облака? Вы можете прямо сейчас выяснить, когда облако доберется до вас. Давайте я попробую. По моим предположениям, на это потребуется гораздо меньше пятидесяти лет.

Уайчарт во второй раз встал со своего места, подошел к доске и стер предыдущие рисунки.

– Покажете еще раз cлайды Йенсена?

Когда Эмерсон вывел их на экран: сначала первый, а затем и второй, Уайчарт спросил:

– Вы можете приблизительно определить, на сколько выросло в размерах облако на втором слайде?

– Я бы сказал, что оно стало процентов на пять больше. Данные могут колебаться, но примерно в этом диапазоне, – ответил Марлоу.

– Верно, – продолжил Уайчарт, – давайте для начала определимся с основными обозначениями.

После довольно долгих расчетов Уайчарт объявил:

– Итак, вы видите, что черное облако окажется здесь к августу 1965 года или, может быть, раньше, если текущие прогнозы будут впоследствии скорректированы.

Затем он отошел от доски и еще раз проверил свои математические выкладки.

– Выглядит действительно правдоподобно, я бы даже сказал, что это очевидно, – заметил Марлоу, выпуская из трубки большие клубы дыма.

Более подробно выкладки Уайчарта на доске выглядели следующим образом:

α – текущий угловой диаметр облака, измеренный в радианах,

d – линейный диаметр облака,

D – расстояние между облаком и нами,

T – время, которое требуется облаку, чтобы достичь Солнечной системы.

Для начала очевидно, что α = d/D.

Производная функция по отношению ко времени будет dα/dt = –d/D² dD/dt.

Но V = ^– dD/dt, поэтому мы можем написать, что dα/dt = d/D² V.

Все получается даже проще, чем я думал. И ответ уже готов: D/V = T; dα/dt = d/DT; T = α dt/dα.

И последний шаг: аппроксимируем dt/dα конечными интервалами, Δt/Δα, где Δt = 1 месяц, то есть равно тому времени, которое прошло между двумя снимками, сделанными доктором Йенсеном. И, судя по расчетам доктора Марлоу, Δα составляет примерно 5 процентов от α, то есть α/Δα = 20.

Таким образом, T = 20 Δt = 20 месяцев.

– Да, расчет абсолютно верен, – ответил Уайчарт.

После того как Уайчарт завершил свои поразительные вычисления, директор счел благоразумным предупредить всех, чтобы они держали в тайне их встречу. Независимо от того, был ли Уайчарт прав или заблуждался, они не могли обсуждать это за пределами обсерватории, даже со своими домашними. Одной искры информации могло оказаться достаточно, чтобы она распространилась со скоростью лесного пожара и оказалась на следующий день во всех газетах. Газетные репортеры никогда не давали директору повода составить о себе высокое мнение, в особенности это касалось такого качества, как научная точность.

С полудня до двух часов дня он сидел у себя в кабинете, пытаясь разобраться с той сложной ситуацией, с которой ему пришлось столкнуться. Геррику совершенно не хотелось сообщать обо всем общественности или предпринимать какие-либо шаги на основе полученных результатов, пока эти результаты не пройдут самую тщательную и доскональную проверку. Но имел ли он право хранить молчание еще полмесяца или даже больше? На исследование всех фактов по этому делу уйдет не меньше двух, а то и трех недель. Мог ли он располагать этим временем? Геррик уже, наверное, в десятый раз изучил расчеты Уайчарта. И не увидел в них никаких изъянов.

Наконец он позвонил секретарю:

– Пожалуйста, свяжитесь с Калифорнийским университетом и попросите их купить мне билет на ночной рейс в Вашингтон. На тот, который вылетает около девяти вечера. А потом соедините меня с доктором Фергюсоном.

Джеймс Фергюсон был значительной фигурой в Национальном научном фонде и контролировал всю деятельность этого фонда в области физики, астрономии и математики. Когда днем ранее ему позвонил Геррик, его это сильно удивило. Обычно Геррик никогда не назначал встречу всего лишь за один день.

– Представить себе не могу, что заставило Геррика примчаться в Вашингтон, – сказал Фергюсон за завтраком жене. – Но он был очень настойчив! И так взволнован, что я согласился даже встретить его в аэропорту.

– Разгадывать загадки бывает полезно для здоровья, – заметила его жена. – Скоро все узнаешь.

По дороге из аэропорта в город Геррик вел пустую светскую беседу и перешел к делу, только когда они оказались в кабинете Фергюсона.

– Полагаю, здесь нас никто не услышит?

– Господи, вы это серьезно? Подождите минуточку.

Фергюсон снял трубку телефона и сказал:

– Эми, пожалуйста, проследите, чтобы меня никто не беспокоил… нет-нет, никаких телефонных звонков. В течение часа, может, двух. Я точно не знаю.

Затем Геррик тихим голосом спокойно и логично изложил ему всю ситуацию. После того как Фергюсон изучил фотографии, Геррик сказал:

– Теперь вы видите, в какой затруднительной ситуации мы оказались. Если мы обнародуем эти сведения и окажемся неправы, то выставим себя дураками. Если же потратим месяц на изучение всех деталей и в итоге выяснится, что мы правы, нас обвинят в нерешительности и затягивании ситуации.

– Это точно, как ту старую несушку, которая высиживает испорченное яйцо.

– Послушайте, Джеймс, я всегда считал, что вы хорошо умеете взаимодействовать с людьми. Мне казалось, я могу обратиться к вам за советом. Скажите, что мне делать?

Фергюсон задумался и наконец сказал:

– Я понимаю, что дело действительно может оказаться очень серьезным. И я, так же как и вы, Дик, не люблю принимать серьезные решения, поддаваясь сиюминутному порыву. Поэтому предлагаю следующее. Вы вернетесь в отель и ляжете спать – не думаю, что вам удалось нормально выспаться сегодня ночью. Потом мы можем снова встретиться за обедом, к тому времени я уже успею все обдумать и попытаюсь прийти к какому-либо выводу.

Фергюсон был человеком слова. Когда вечером они с Герриком встретились в тихом ресторане, который выбрал Фергюсон, он начал разговор следующим образом:

– Кажется, я достаточно хорошо во всем разобрался. Я не вижу смысла тратить еще один месяц на подтверждение ваших предположений. Дело, похоже, верное, хотя стопроцентных доказательств вам все равно не удастся собрать, в лучшем случае вместо девяноста девяти у вас будет девяносто девять целых и девять десятых уверенности. Но ради этого не стоит терять время. С другой стороны, вы пока не готовы к обращению в Белый дом. По вашим словам, вы и ваши сотрудники потратили на всю работу меньше суток. Без сомнения, вам предстоит решить еще много вопросов. Например, как скоро облако доберется до нас? К каким последствиям это может привести? И тому подобное.

Советую вернуться в Пасадину, собрать вашу команду, и в течение недели подготовить доклад, в котором вы обрисуете ситуацию так, как ее видите. И пусть все ваши люди подпишут его, чтобы потом не возникло никаких слухов о свихнувшемся директоре. А вот после этого возвращайтесь в Вашингтон.

Я же пока постараюсь подготовить почву. В таких случаях бессмысленно начинать с низов и нашептывать разные сведения на ушко кому-нибудь из конгрессменов. Единственный путь – сразу обращаться к президенту. И я постараюсь организовать вам эту встречу.

Встреча в Лондоне

Четырьмя днями ранее в Лондоне, в здании Королевского астрономического общества, произошла одна примечательная встреча. Причем организатором выступало не само Королевское астрономическое общество, а Британская астрономическая ассоциация, которая состояла преимущественно из астрономов-любителей.

Крис Кингсли – профессор астрономии Кембриджского университета – приехал на поезде в Лондон в начале дня, чтобы принять участие во встрече. Теоретик до мозга костей, он обычно не удостаивал своим присутствием собраний дилетантов. Однако ходили слухи о необъяснимых расхождениях данных в расположении Юпитера и Сатурна. Кингсли не верил, что такое возможно, и все же считал, что даже для его скептицизма должны быть веские основания, поэтому решил выслушать все, что намеревались рассказать эти ребята.

Когда он приехал в Берлингтон-Хаус как раз к четырехчасовому чаю, то, к своему удивлению, обнаружил там немало профессионалов, включая Королевского астронома. «Никогда еще Британская астрономическая ассоциация не привлекала к себе столько внимания. Вероятно, те слухи запустил их новый агент по связям с общественностью», – подумал про себя Кингсли.

Когда через полчаса он вошел в зал для переговоров, то заметил свободное место в первом ряду около Королевского астронома. Не успел Кингсли занять место, как доктор Олдройд, выступавший в роли председателя, начал собрание следующими словами:

– Леди и джентльмены, сегодня мы собрались, чтобы обсудить новые и удивительные результаты. Но прежде чем пригласить первого докладчика, я хочу сказать, что мы очень рады видеть здесь так много выдающихся гостей. Я уверен, что то время, которое они согласились нам уделить, не будет потрачено впустую и мы еще раз продемонстрируем, какую важную роль играют в астрономии любители.

При этих словах Кингсли мысленно усмехнулся, а еще несколько профессионалов заерзали на своих стульях. Доктор Олдройд продолжил:

– Я с большим удовольствием хочу пригласить сюда мистера Джорджа Грина.

Джордж Грин вскочил со своего места в среднем ряду и устремился к кафедре, сжимая в правой руке большую стопку бумаг.

Следующие десять минут Кингсли с вежливой учтивостью слушал мистера Грина, который сопровождал свое выступление демонстрацией слайдов с фотографиями личного телескопического оборудования. Но когда прошло уже четверть часа, Кингсли начал ерзать на стуле, а следующие полчаса он изнывал от скуки, закидывал одну ногу на другую, затем менял их местами и каждую минуту оборачивался, чтобы взглянуть на стенные часы. Все бесполезно: мистер Джордж Грин закусил удила, и его невозможно было остановить. Королевский астроном взглянул на Кингсли, и на его губах появилась легкая улыбка. Другие астрономы-профессионалы сидели и тихонько злорадствовали. Они не сводили глаз с Кингсли и прикидывали, когда же он не выдержит и взорвется.

Но взрыва так и не последовало, так как мистер Грин внезапно вспомнил о цели своего выступления. Он перестал описывать свое любимое оборудование и начал делиться результатами наблюдений с остервенением собаки, отряхивающейся после купания. Грин наблюдал за Юпитером и Сатурном, тщательно измерял их положение и обнаружил несоответствие с «Морским астрономическим ежегодником». Подбежав к доске, он написал следующие данные, после чего сел на место.

Кингсли охватила настолько сильная ярость, что он даже не услышал грохота аплодисментов, которыми аудитория наградила мистера Грина за его выступление. Кингсли приехал на встречу, ожидая услышать о расхождениях в крайнем случае в несколько десятых долей секунды. Это он мог списать на неточность в расчетах или непрофессионализм при проведении измерений. Не исключались также и статистические погрешности. Но числа, которые написал на доске мистер Грин, были просто абсурдными, фантастическими, настолько огромными, что несоответствие смог бы увидеть даже слепой, и это говорило о какой-то вопиющей грубейшей ошибке, совершенной мистером Грином.

Кингсли не относился к тем интеллектуальным снобам, которые из принципа выступают против любительской астрономии. Менее двух лет назад в том же самом зале он выслушивал доклад совершенно неизвестного оратора. Кингсли тогда сразу отметил высокий уровень компетентности в проделанной работе и первым похвалил выступавшего. Некомпетентность всегда очень раздражала Кингсли, особенно если она проявлялась не в частной беседе, а на публике. Причем это в одинаковой мере относилось не только к науке, но также к живописи или музыке.

Однако в ту минуту он весь кипел от возмущения. В голову сразу пришло столько идей, как ему прокомментировать услышанное, что он не мог выбрать одну – так жалко было расставаться с остальными. Но прежде чем он принял решение, доктор Олдройд преподнес неожиданный сюрприз.

– Я с большим удовольствием, – сказал он, – хочу пригласить следующего докладчика – Королевского астронома.

Изначально Королевский астроном намеревался говорить коротко и по-существу. Но теперь не смог побороть соблазн и пуститься в долгие рассуждения, просто чтобы полюбоваться выражением лица Кингсли. Еще одно выступление в духе мистера Джорджа Грина стало бы для Кингсли особенно мучительным, и Королевский астроном воспользовался такой возможностью. Он начал с демонстрации слайдов с оборудованием Королевской обсерватории и наблюдателями, работающими на нем, показал, из каких деталей это оборудование состояло; а затем стал подробно объяснять принцип его работы, используя такую терминологию, словно он разговаривал с умственно отсталыми детьми. И все это время Королевский астроном в отличие от вечно запинающегося мистера Грина говорил спокойным уверенным тоном. Где-то минут через тридцать пять он испугался, что Кингсли станет плохо и придется звать врача, поэтому наконец перешел к делу.

– В общих чертах наши результаты подтверждают сказанное мистером Грином. Юпитер и Сатурн изменили свое местоположение, и показатели примерно совпадают с теми, которые предоставил мистер Грин. Есть небольшие расхождения между его данными и нашими, но в основном они совпадают. Кроме того, мы в Королевской обсерватории наблюдали, как Уран и Нептун тоже изменили свое положение, отклонение не настолько сильное, как у Юпитера с Сатурном, но достаточно значительное. Наконец, я хочу добавить, что получил письмо от Гроттвальда из Гейдельберга, в котором он говорит, что в Гейдельбергской обсерватории получили примерно такие же результаты, как и в Королевской обсерватории.

С этими словами Королевский астроном вернулся на свое место. Доктор Олдройд сразу же обратился к собранию:

– Джентльмены, сегодня вы узнали о результатах наблюдений, которые, смею предположить, чрезвычайно важны. Эта встреча станет значительной вехой в истории астрономии. Я не хочу больше отнимать ваше время, тем более что вам самим наверняка есть что сказать. В особенности, я думаю, это касается наших теоретиков. И я начну нашу дискуссию с обращения к профессору Кингсли. Не желает ли он как-нибудь прокомментировать услышанное?

– Вряд ли. По крайней мере до тех пор, пока действует закон о клевете, – шепнул один из профессиональных астрономов другому.

– Господин председатель, – начал Кингсли, – пока два предыдущих оратора выступали перед нами, у меня имелась масса времени, чтобы самому провести подобные расчеты.

Двое профессионалов улыбнулись друг другу, Королевский астроном улыбнулся про себя.

– Мое заключение, возможно, заинтересует присутствующих. Я пришел к выводу, что если данные, представленные нам сегодня, верны, и я хочу особенно подчеркнуть слово «если», то это говорит о существовании неизвестного тела в непосредственной близости от Солнечной системы. Причем масса этого тела должна быть сопоставима или даже превышать массу Юпитера. Немыслимо даже предположить, что предоставленные нам результаты были получены вследствие обычных погрешностей в измерениях, – этот момент я опять же хочу подчеркнуть, – но точно так же немыслимо, чтобы тело с такой большой массой находилось в пределах Солнечной системы или на ее периферии и при этом до сих пор оставалось незамеченным.

Кингсли сел на свое место. Профессиональные астрономы в общих чертах поняли, что он хотел сказать, а также какой подтекст заключался в его словах, и нашли его выступление более чем убедительным.

Когда Кингсли садился в поезд, отходивший в 20:56 от Ливерпуль-стрит в Кембридж, он так злобно посмотрел на сотрудника станции, пытавшегося проверить у него билет, что тот даже отступил на пару шагов. Но Кингсли это совсем не смутило, недавний обед ситуации не исправил: еда была приготовлена из рук вон плохо, обслуживали его так, словно делали огромное одолжение, да и сам ресторан, несмотря на свою помпезность, выглядел довольно неопрятно. Зато счет оказался более чем внушительным. Кингсли с сердитым видом шел через поезд в поисках купе, где он смог бы в полном одиночестве дать волю накопившимся эмоциям. Когда он быстро проходил по вагону первого класса, затылок одного из пассажиров показался ему знакомым. Он тихонько прошел в купе и уселся рядом с Королевским астрономом.

– Ездить первым классом приятно и удобно. Правда же, нет ничего лучше государственной службы?

– Вовсе нет, Кингсли. Вообще-то, я еду на праздничный ужин в Тринити-колледж в Кембридже.

Кингсли, еще не до конца пришедший в себя после отвратительного обеда, скорчил кислую мину.

– Никогда не мог понять, за счет чего пирует эта братия из Тринити, – сказал он. – Закатывают банкеты по понедельникам, средам и пятницам, да и в остальные дни – плотное четырехразовое питание.

– Да, они неплохо устроились. А вы сегодня, кажется, не в настроении, Кингсли. Что-то случилось?

Метафорически выражаясь, можно сказать, что в тот момент Королевский астроном был готов прыгать от радости.

– Не в настроении? Любопытно, кто на моем месте был бы в настроении? Хотел бы на такого посмотреть. Послушайте, что за водевиль вы устроили сегодня днем?

– Сегодня были озвучены лишь факты. Абсолютно рациональные и трезвые.

– Трезвые факты? Да что вы говорите! Вы выглядели бы намного трезвее, если бы залезли на стол и станцевали на нем чечетку. Планеты, отклонившиеся от своего положения на полтора градуса? Чушь какая-то!

Королевский астроном достал с багажной полки свой портфель и вытащил из него большую папку, в которой хранились многочисленные отчеты о проведенных наблюдениях.

– Вот эти факты, – сказал он. – На первых пятидесяти или около того страницах – еще необработанные данные наблюдений за всеми планетами, которые проводились день за днем в течение последних месяцев. В следующей таблице вы найдете все эти расчеты, преобразованные в гелиоцентрические координаты.

Кингсли молча изучал бумаги около часа, пока поезд не доехал до Бишопс-Стортфорда. Затем он сказал:

– К. а., вы же понимаете, что у вас нет ни малейшего шанса устроить эту мистификацию? Здесь так много материалов, что я не могу установить подлинность их всех. Я могу одолжить эти таблицы на пару дней?

– Кингсли, если вы считаете, что я взял на себя труд организовать эту, как вы выразились, мистификацию, исключительно чтобы запутать или позлить вас, тогда могу лишь сказать, что вы себе излишне льстите.

– Скажем так, – отозвался Кингсли, – я могу выдвинуть две гипотезы. Обе на первый взгляд кажутся невероятными, но одна из них должна подтвердиться. Первая заключается в том, что неизвестное науке небесное тело, сопоставимое по массе с Юпитером, проникло в Солнечную систему. А вторая – в том, что Королевский астроном сошел с ума. Не хочу вас обижать, но второй вариант кажется даже более вероятным.

– Что мне в вас нравится, Кингсли, так это ваша привычка рубить с плеча – кстати, весьма интересное выражение. – Королевский астроном на мгновение задумался и добавил: – Вам бы стоило заняться политикой.

Кингсли усмехнулся.

– И все-таки я могу взять эти таблицы на пару дней?

– Для чего они вам?

– На самом деле у меня есть две цели. Хочу проверить все эти данные на их состоятельность, а затем выяснить, где может находиться вторгшееся в нашу систему тело.

– И как вы собираетесь это сделать?

– Для начала изучу все материалы по одной из планет, скажем Сатурну – он для этого лучше всего подойдет. Это поможет мне определить расположение инородного тела или инородной материи, если речь не идет о едином объекте. Примерно так же Адамс и Леверье определили местоположение Нептуна. Затем, разобравшись с инородной материей, я перейду к дальнейшим расчетам. Выясню, какие помехи возникали вокруг других планет: Юпитера, Урана, Нептуна, Марса и так далее. А после этого сравню мои результаты с данными ваших наблюдений за этими планетами. Если мои результаты совпадут с вашими, я буду знать, что здесь нет никакого обмана. Но если они окажутся иными, то тогда…

– Все это прекрасно, – сказал Королевский астроном, – только как вы собираетесь успеть все это за пару дней?

– А, я воспользуюсь вычислительной машиной. К счастью, у меня уже есть программа, написанная специально для кембриджского компьютера. Завтра придется потратить весь день, чтобы немного доработать ее и написать несколько дополнительных программ для решения задачи. Зато уже вечером можно будет приступить к расчетам. И послушайте, К. а., вы не хотите приехать в лабораторию после вашего праздничного ужина? Если завтра вечером нам удастся поработать вместе, мы быстро разберемся с этим делом.

На следующий день погода выдалась не самая приятная: холодная, дождливая, и в довершении всего Кембридж окутала тонкая пелена тумана. Кингсли проработал все утро, а к полудню затопил камин в своей квартире в доме для преподавателей. Он работал без перерыва, быстро исписывая листы многочисленными символами. Здесь приводится короткий фрагмент кода, согласно которому вычислительной машине надлежало производить расчеты:

Где-то в половине четвертого он вышел из колледжа, одевшись потеплее и тщательно закрывая зонтом объемную стопку бумаг. Он выбрал самый кратчайший путь до Корн-Эксчендж-стрит, к зданию, где находилась вычислительная машина, способная за одну ночь провести расчеты, на которые у обычного человека ушло бы лет пять. Когда-то в этом здании располагалась анатомическая школа, и ходили слухи, что оно населено призраками, но Кингсли, сворачивая с узкой улочки к боковой двери, даже и не вспомнил об этом.

Однако первым делом он пошел вовсе не к ЭВМ, на которой в тот момент работали другие специалисты. Он еще не перевел все данные, которые написал, в формат, пригодный для использования в машине. Для этого ему требовалась специальная печатная машинка, пробивавшая отверстия на ленте, а узор из этих отверстий соответствовал определенным символам. Именно эти отверстия и передавали окончательные команды компьютеру. Каждое из многих тысяч отверстий должно было располагаться на своем месте, иначе это привело бы к ошибкам в расчетах. Поэтому работа на перфораторе требовала особой тщательности и стопроцентной точности.

Лишь к шести часам вечера Кингсли убедился, что работа сделана надлежащим образом, все тщательно проверено и перепроверено. Он поднялся на верхний этаж, где находилась вычислительная машина. Тысячи электровакуумных ламп согревали помещение аппаратной, наполняя приятным теплом и сухостью, столь непривычными для холодного и сырого январского дня. Слышалось хорошо знакомое гудение электрических моторов и треск телетайпа.

Королевский астроном провел день хорошо, навестил старых друзей, а вечером с удовольствием посетил праздничный ужин в колледже Тринити. Время было уже за полночь, и ему больше всего хотелось лечь спать, а не сидеть в вычислительной лаборатории. И все же он решил выяснить, чем занимается его безумный коллега. Друг предложил подвезти его к лаборатории на машине, и теперь Королевский астроном стоял под дождем и ждал, когда ему откроют дверь. Наконец Кингсли соизволил появиться перед ним.

– Ой, здравствуйте, К. а., – сказал он. – Вы как раз вовремя.

Они преодолели несколько лестничных пролетов и оказались в помещении с вычислительной машиной.

– Получили какие-нибудь результаты?

– Нет, но, кажется, я все настроил. В программах, которые я написал сегодня утром, оказались кое-какие ошибки. Последние несколько часов я их отлавливал. Надеюсь, все удалось исправить. По крайней мере, складывается такое впечатление. Если машина работает исправно, то через час-другой мы получим достойный результат. Банкет удался на славу?

Примерно в два часа ночи Кингсли сказал:

– Мы уже почти закончили. Еще пара минут, и результат будет готов.

Через пять минут в комнате послышалось жужжание скоростного перфоратора. Из перфоратора появилась тонкая бумажная лента примерно в десять ярдов длиной. Отверстия на ленте содержали расчеты, на которые человек без помощи машины потратил бы не меньше года.

– Давайте посмотрим, – предложил Кингсли, когда они загрузили ленту в телетайп.

Вдвоем ученые стали наблюдать за тем, как распечатывается один ряд чисел за другим.

– Боюсь, расположение данных не самое удачное. Наверное, мне лучше все объяснить. В первых трех рядах – значения ряда параметров, которые я включил в расчет, принимая во внимание данные ваших наблюдений.

– А как насчет положения инородного тела? – спросил Королевский астроном.

– Его положение и масса указываются в следующих четырех рядах. Но форма подачи материала не самая удобная. Я же говорил, расположение неудачное. Я хочу использовать эти результаты, чтобы рассчитать, какое влияние инородное тело окажет на Юпитер. Лента вполне подходит для таких задач.

Кингсли указал на бумажную ленту, только что появившуюся из машины.

– Но мне самому придется сделать кое-какие расчеты перед тем, как перевести данные из этих таблиц в более удобоваримую форму. Однако сначала давайте запустим машину, пусть выяснит все, что касается Юпитера.

Кингсли нажал на несколько переключателей. После этого он вставил большую катушку с перфолентой в устройство для «считывания» информации. Затем нажал еще на один переключатель, и считывающее устройство начало разматывать ленту.

– Вы видите, что происходит? – сказал Кингсли. – Когда лента разматывается, лампа просвечивает отверстия. Потом свет попадает в эту коробку, на светочувствительные трубки. Это приводит к тому, что в машину поступает ряд импульсов. Лента просто передает машине инструкции, как ей рассчитать изменение в положении Юпитера. Но машина еще не получила всех инструкций целиком. Она по-прежнему не знает, где находится это инородное тело, какова его масса и как быстро оно движется. Поэтому работа пока не выполнена.

Кингсли был прав. Машина остановилась, как только размотала всю катушку. Кингсли указал на маленькую красную лампочку.

– Это говорит о том, что машина прекратила работу из-за отсутствия полных инструкций. Дайте ту ленту, которую мы только что получили. Она на столе рядом с вами.

Королевский астроном протянул ему длинную бумажную ленту.

– Теперь мы восполним пробелы в информации. Считав ее, машина будет знать все необходимое о неизвестном объекте.

Кингсли нажал на переключатель и вставил в машину еще одну ленту. Как только она вся прошла через считывающее устройство, на катодно-лучевых трубках замигали огоньки.

– Ну вот, началось. Следующий час машина каждую минуту будет умножать сотни тысяч десятизначных чисел. И пока она этим занимается, давайте приготовим кофе. Я с четырех часов дня ничего не ел и сильно проголодался.

Итак, двое ученых работали всю ночь. За окном уже начал заниматься серый и унылый январский рассвет, когда Кингсли сказал:

– Вот, пожалуй, и все. Мы получили необходимые результаты, но их еще необходимо конвертировать, после чего мы сможем сравнить их с данными ваших наблюдений. Я попрошу сегодня одну из наших лаборанток заняться этим. Послушайте, К. а., давайте пообедаем вместе сегодня вечером и все хорошенько обсудим? А сейчас вам, возможно, хочется пойти немного вздремнуть? Я останусь здесь, пока не придут сотрудники лаборатории.