Текст книги "Разоренные земли"

Фред Саберхаген
Разоренные земли

1. СЛУШАЙ МЕНЯ, ЭКУМЕН

Когда сатрап Экумена бросил старика в подземелье Замка и попытался приступить к серьезному допросу, оказалось, что трудности только начинаются. Проблема была не в том, как можно было подумать при первом взгляде на старика, что узник был слишком хрупким и немощным, грозящим помереть от первой же доброй порции боли. Вовсе нет. Правда, как ни трудно было в это поверить, заключалась в обратном: старик в действительности оказался слишком крепким, его сила все еще защищала его. В течение всей долгой ночи он не только оборонялся, но и пытался сам нанести ответный удар.

Двое магов Экумена, Элслуд и Зарф, были самыми искусными из всех, кого сатрапу доводилось встречать западнее Черных гор, слишком сильными, чтобы им мог противостоять какой-то одинокий узник, особенно здесь, на их территории. И тем не менее старик не уступал им – вероятно, из гордости и упрямства, и, несомненно, понимая, что сопротивление может обратить против него силы столь могучие, что неизбежное поражение принесет стремительную и относительно безболезненную смерть.

В самые темные предутренние часы, когда человеческие силы иссякают, а нечеловеческие достигают своего пика, напряжение молчаливой борьбы нарастало. Экумен и его маги не могли определить, какие именно силы Запада призвал старик, но, безусловно, силы эти были незаурядными. Задолго до развязки Экумену почудилось, будто воздух в подземной темнице начал громко звенеть от столкновения противоборствующих сил, а зрение ввело сатрапа в заблуждение, убеждая, будто древние каменные своды как-то загадочно вытянулись и несколько отдалились. Ручная жаба Зарфа, обычно радостно скачущая во время допросов узников, теперь нашла убежище в подставке для факела у подножия ведущей наверх лестницы, сразу потеряв интерес к темным углам помещения. Там она замерла неподвижно, выпученными глазами провожая своего хозяина, когда тот проходил мимо.

Элслуд и Зарф суетились на краю ямы трехметровой глубины, на дне которой был прикован старик. Они манипулировали амулетами и чертили знаки на полу и на стенах. Они, конечно, жестикулировать могли вполне свободно – на уровне физических действий борьба проходила почти незаметно, как и можно было ожидать от поединка магов такого ранга.

Пока один из чародеев Экумена пытался заставить узника заговорить, второй стоял в стороне, перед приподнятым креслом сатрапа, совещаясь с ним. Все трое были уверены, что старик вождь, возможно, один из главных, у тех, кто называл себя Вольным Народом. Это были банды туземцев, получившие подкрепление в лице упрямых беженцев с других земель. Скрываясь в горах и непроходимых болотах, они вели нескончаемую партизанскую войну против Экумена.

Только благодаря чистому везению обычное прочесывание болот привело к захвату старика. Зарф с отрядом в сорок солдат наткнулся на него, спящего в лачуге. Теперь Экумен начинал понимать, что, если бы старик успел проснуться, они бы не смогли его захватить. Даже несмотря на теперешнее незавидное положение узника, Элслуд и Зарф вместе не смогли выпытать у него даже имени.

В глубине ямы мерцающий свет факела необычайно ярко отражался от цепей, сделанных из необычного металла. У ног старика темнела лужа крови, но ни одна ее капля не принадлежала ему. Перед ним без признаков жизни лежал один из тюремщиков Экумена. Этот человек неосторожно приблизился к закованному чародею и был неприятно удивлен, когда его собственный пыточный нож сам собой выскользнул из ножен, взлетел в воздух и по самую рукоять вонзился притупленным клинком в горло своего хозяина. После этого Экумен приказал всем своим людям удалиться и оставил в помещении только двух магов.

Позже, когда узник начал выказывать еле заметные признаки упадка сил, Экумен собрался было снова вызвать тюремщиков, чтобы выяснить, что могут сделать маленькие ножи и пламя. Но маги отсоветовали ему делать это, клянясь, что лучший способ продлить мучения, чтобы извлечь из жертвы полезные сведения, – продолжать начатое с помощью магии. Их гордость была уязвлена.

Сатрап подумал и предоставил магам делать дело по-своему, а сам в течение всех долгих часов допроса сидел, внимательно следя за всем происходящим. У него был высокий лоб и густая темная борода. Он был одет в простой плащ с черным и бронзовым; его черные сапоги нетерпеливо шаркали по каменному полу.

Лишь на исходе ночи – впрочем, здесь, в темнице, день и ночь ничем не отличались друг от друга – старик наконец нарушил молчание. Он заговорил, обращаясь к Экумену, и его слова, очевидно, не были заклинанием, ни тайным, ни явным, так как довольно ясно донеслись через заградительное пространство над ямой для пыток. Когда к концу речи силы жертвы начали иссякать, Экумен поднялся с кресла и наклонился вперед, чтобы лучше слышать. Лицо сатрапа в это мгновение выражало почтительность, словно он просто выказывал вежливость по отношению к человеку старше его по возрасту.

– Слушай меня, Экумен!

Ручная жаба ниже припала к полу, замерев при первых звуках этих слов.

– Слушай меня, потому что я – Арднех! Арднех – тот, кто ездит на Слоне, кто повелевает молниями, кто разрушает крепости, словно время, разъедающее истлевшую одежду. Ты убиваешь меня в этом воплощении, но я воскресну в другом человеческом существе. Я – Арднех, и в конце концов я убью тебя, и ты не воскреснешь.

Учитывая обстоятельства, Экумен понимал, что в угрозах нет никакой опасности. Однако слово «Слон» сразу привлекло его внимание. Когда оно прозвучало, он быстро глянул на своих магов. Зарф и Элслуд, встретившись с его взглядом, потупились, и он все свое внимание обратил на узника.

Теперь мука проступила на лице узника и звучала в его голосе. Заслоны рушились, силы его иссякали, и он быстро превращался в простого старика, каких тысячи, в обычную умирающую жертву. Напрягаясь, он прохрипел:

– Слушай меня, Экумен. Ни днем, ни ночью убью я тебя. Ни клинком, ни из лука. Ни пальцами, ни кулаком… Ни сухим, ни мокрым…

Экумен напрягся, чтобы расслышать еще что-нибудь, но губы старика перестали шевелиться. Теперь только отблески факела создавали иллюзию жизни на лице жертвы, так же, как и на лице палача, стоявшего у ее ног.

Звенящее противоборство невидимых сил быстро угасло в сыром воздухе. Когда Экумен со вздохом выпрямился, отворачиваясь от ямы, он не удержался и быстро глянул вверх, чтобы убедиться, что своды подземелья обрели привычные очертания.

Зарф, более молодой из двух магов, пошел открыть дверь и кликнуть тюремщиков, чтобы те позаботились о теле. Когда чародей вернулся, Экумен властно спросил:

– Вы осмотрите тело старика с особой тщательностью?

– Да, господин. – Голос Зарфа не выражал оптимизма по поводу результатов подобного вскрытия. Его ручная жаба, однако, теперь снова ожила и была готова приступить к делу. Она пронзительно заквакала, впрыгнув в яму, и начала свои обычные проделки над двумя телами. Экумен устало потянулся и начал подниматься по каменным ступеням. Кое-что было сделано, один из вождей бунтовщиков был убит. Но этого было недостаточно. Экумен не получил сведений, в которых нуждался.

На середине первого пролета винтовой лестницы он остановился, повернул голову и спросил:

– Что вы думаете об угрозах старика?

Элслуд, шедший тремя ступенями позади, склонил свою красивую седую голову, нахмурил четко очерченные брови и задумчиво сжал губы; но в данный момент он не мог придумать никакого ответа.

Пожав плечами, сатрап продолжил подъем. Ему пришлось преодолеть более ста каменных ступеней, чтобы выйти из темницы на залитый серым утренним светом замкнутый внутренний двор, оттуда – в галерею, а из галереи в башню, где помещались его личные покои. В нескольких местах Экумен, не останавливаясь, ответил на приветствия стражников в бронзовых шлемах.

Выйдя на поверхность, лестница вилась внутри массивных, недавно укрепленных стен Замка. Выступающая галерея была высотой в три этажа, а башня возвышалась над ее крышей еще на два. Большую часть нижнего этажа башни занимало единственное огромное помещение, Зал Приемов, где Экумен, как правило, вершил государственные дела. С одной стороны этого огромного круглого зала было выделено место для магов – закрытые ниши, в которых они могли хранить свои орудия, лавки и столы, где они могли выполнять свою работу под пристальным взором своего господина.

Именно в этот конец Зала Приемов направился Элслуд, как только поднялся в башню вместе с Экуменом. Здесь были все колдовские атрибуты: маски, талисманы и амулеты, которые не просто было бы назвать, все выполненные очень искусно, разложенные на подставках и столах, свисающие со стен. На подставке горела единственная толстая коричневая свеча, чье пламя поблекло в холодном утреннем свете, просачивавшемся через высокие узкие окна.

Задержавшись, чтобы пробормотать тайное слово, лишь из предосторожности, Элслуд потянулся сдвинуть в сторону занавеску, скрывавшую нишу. Здесь сатрап дозволил ему держать некоторые личные книги и приспособления. Отодвинутая занавесь открыла замершего на высокой полке огромного черного сторожевого паука, временно обездвиженного тайным словом. Высокий маг протянул длинную руку мимо паука и снял с полки пыльный том.

Когда он был извлечен на свет, Экумен увидел, что это была отпечатанная на превосходной бумаге и в отличном переплете книга Старого Мира, которая пережила уже не одно поколение пергаментных копий. Технология, подумал сатрап и невольно вздрогнул, наблюдая за тем, как нетерпеливые пальцы Элслуда уверенно перелистывают удивительные белые страницы. Нелегко было человеку, обитающему в мире, который он считал разумно устроенным, современным и стабильным, принять реальность подобных вещей. Даже Экумену, который видел свидетельства существования техники и имел с ними дело чаще, чем большинство других людей. Эта книга была не единственной реликвией Старого Мира, хранящейся в стенах его Замка.

А где-то за замковыми стенами ожидал, когда же его обнаружат, Слон. Экумен возбужденно потер руки.

Поднеся книгу к окну, к свету, Элслуд, по всей видимости, отыскал в ней интересующее его место. Теперь он молча читал, кивая сам себе, словно человек, чьи подозрения подтверждались.

Наконец маг откашлялся и заговорил.

– Это была цитата, господин Экумен, почти слово в слово. Отсюда – то ли предания, то ли истории Старого Мира, я не знаю точно. Я переведу. – Элслуд снял свой колпак мага, открыв копну серебристых волос, еще раз откашлялся и начал читать твердым голосом:

– И сказал великий Дерхан демону Кэмену: «Ни днем, ни ночью убью я тебя. Ни клинком, ни из лука. Ни пальцами, ни кулаком… Ни сухим, ни мокрым».

– Дерхан?

– Один из богов, господин. Повелевающий молниями…

– И Слонами? – В голосе Экумена прозвучал легкий сарказм. «Слоном» звалось некое существо, реальное или мистическое, Старого Мира. Здесь, на Разоренных Землях, изображение этого животного можно было увидеть в нескольких местах: выбитым или нарисованным на металлических изделиях Старого Мира, вышитым на уцелевших клочках одежды Старого Мира, которые доводилось видеть Экумену, и нарисованным, вероятно в еще более древние времена, на скалах в Расколотых горах.

А теперь непонятным образом Слон оказался символом тех, кто называл себя Вольным Народом. И, что еще важнее, воплощение этого символа продолжало существовать в виде некой реальной силы, скрытой где-то в этих краях, отказывающихся признать Экумена своим покорителем – так уверяли сатрапа маги, и он сам верил в это. По всем признакам эта земля принадлежала ему, а Вольный Народ был всего лишь отребьем, находящимся вне закона; и все же колдовство его магов предостерегало, что без власти над Слоном его правление обречено на гибель.

Тем не менее, ответ Элслуда прозвучал для Экумена действительно неожиданно:

– Возможно, господин, очень возможно. По крайней мере, на одном изображении, которое я где-то видел, Дерхан показан восседающим на животном, которое, как я уверен, и есть Слон.

– Тогда читай дальше.

В голосе Экумена явственно прозвучала угроза; маг поспешно прочел:

– «Но убил он его в утренних сумерках, обрызгав морской пеной». Имеется в виду, что Дерхан убил демона Кэмену.

– Хм. – Экумен только теперь обратил кое на что внимание: Дерхан – Арднех, Кэмену – Экумен. Конечно, магическая сила могла заключаться в словах, но вряд ли – в этой простой перестановке букв. Открытие явной игры слов скорее принесло ему облегчение, чем встревожило. Старик, не в состоянии нанести ответный удар, все же вложил в предсмертную угрозу нечто неуловимое. Неуловимое же представляло собой трудный предмет даже для магии.

Экумен заставил себя слабо улыбнуться.

– Довольно хрупкий демон, раз он умер от небольшого морского душа, – прокомментировал он.

Почувствовав облегчение, Элслуд позволил себе тихо рассмеяться.

– Насколько я припоминаю, господин, этот демон, Кэмену, хранил свою жизнь, свою душу, скрытой в морской пене. Поэтому он был бессилен перед ней. – Элслуд покачал головой. – А ведь можно было бы подумать, что это весьма разумный выбор укрытия.

Экумен несогласно что-то проворчал. Услышав звук шагов, он обернулся и увидел входящего в Зал Приемов Зарфа. Зарф был моложе и ниже Элслуда и представлял менее популярное магическое учение. По внешнему облику Зарфа можно было принять за торговца или преуспевающего фермера, – если бы не ручная жаба, которая хала сейчас под полой наброшенного на его плечи плаща, полностью, за исключением выпученных глаз, скрытая от постороннего взора.

– Ты уже закончил осмотр тела старика? И это ничего тебе не дало?

– Из осмотра ничего нельзя выяснить, господин. – Зарф попытался стойко выдержать взгляд Экумена, затем отвел глаза. – Я могу позже провести дальнейшие исследования – но это ни к чему.

С молчаливым, но очевидным неудовольствием Экумен разглядывал обоих магов, которые ждали, что же воспоследует, застыв в неподвижности, в своем страхе довольно сильно напоминая детей. Власть над такими могущественными людьми, как эти, служила сатрапу источником непрерывного наслаждения. Конечно, не благодаря неким врожденным качествам или талантам Экумен мог властвовать над Элслудом и Зарфом. Превосходство над магами было дано ему Востоком, и они хорошо знали, как эффективно он мог распорядиться своей властью. Ручная жаба, не опасаясь наказания, пронзительно заквакала, радуясь чему-то своему.

Дав магам время оценить возможные последствия своего гнева, Экумен произнес:

– Поскольку ни один из вас не может мне сказать ничего существенного, вам лучше заняться своими кристаллами и чернильницами и попытаться что-нибудь узнать. Или кто-нибудь из вас может предложить более действенный способ?

– Нет, господин, – смиренно сказал Элслуд.

– Нет, господин. – Но затем Зарф отважился на попытку оправдаться. – Поскольку этот Слон, которого мы ищем, несомненно не живое существо, но детище… техники, науки… – Зарф все еще с трудом подбирал слова, звучащие абсурдно. – …найти его, узнать о нем хоть немного сверх того, что мы уже знаем, что-нибудь существенное и важное, это может быть не под силу никакому прорицателю… – Голос Зарфа пресекся от страха, когда его взгляд снова упал на лицо Экумена.

Экумен устало пересек Зал Приемов, открыл дверь и поставил ногу на лестницу, ведущую в его личные покои.

– Найдите мне Слона, – приказал он просто и угрожающе, после чего начал подниматься. Когда он скрылся из вида, до магов донесся его голос: – Пришлите ко мне командующего воинами и командующего рептилиями. Я желаю укрепить свою власть на этой земле, и сделать это быстро!

– Приближается день венчания его дочери, – прошептал Зарф, огорчено кивая. Они с Элслудом хмуро переглянулись друг на друга. Оба они знали, насколько важно для Экумена, чтобы его власть была или по меньшей мере казалась непоколебимой и полной в день, когда господа и госпожи ближайших сатрапий прибудут сюда на венчальные торжества.

– Пойду вниз, – в конце концов вздохнул Элслуд, – и попытаюсь вызнать что-нибудь по телу старика. И прослежу, чтобы к сатрапу вызвали тех, кто ему нужен. А ты останешься здесь и снова попробуешь добиться какого-нибудь полезного видения. – Зарф, согласно кивая, уже спешил в нишу, где держал собственные приспособления; разлив лужицу чернил, он уставился в нее.

На первой площадке лестницы ниже Зала Приемов Элслуд посторонился, чтобы освободить проход, и низко склонился перед принцессой Чармианой, поднимающейся наверх. Ее красота осветила темный коридор, словно солнце. Ее одежда была бронзовых, серебряных и черных тонов, на голове был повязан красно-черный шарф. Служанка, которую Чармиана выбрала за ее уродливость, испуганно следовала за ней.

Чармиана миновала Элслуда, и не подумав удостоить его словом или взглядом. Он же, в свою очередь, как всегда не удержался и провожал ее взглядом, пока она не скрылась из вида.

Затем он выпрямился и сунул руку в потайной карман своего плаща, касаясь длинной пряди ее золотистых волос, которую хранил там. Эти волосы были добыты со смертельным риском и завязаны под чтение множества могущественных заклинаний в запутанный магический любовный узел. Увы, любовные чары оказались бесполезны для Элслуда – в глубине души он все время знал, что так и должно было быть. Любовные приключения воспрещались ему в уплату за огромную колдовскую силу.

Сейчас он подумал, что узел золотых волос Чармианы был бы сомнительным трофеем для любого мужчины. Женщину столь зловещую трудно было бы какими бы то ни было чарами склонить к чему-либо, напоминающему любовь.

2. РОЛЬФ

Когда он дошел до конца борозды, развернул грубый плуг и у него появилась возможность оторвать взор от земли, Рольф заметил признаки одновременно привычные и угрожающие – крылатые рептилии снова вылетали из Замка, чтобы рыскать по окрестностям.

«Может, какой-нибудь демон сожрет их, если они приблизятся к нашему птичнику!» – подумал он. Но он не был колдуном, чтобы повелевать демонами. Ему не оставалось ничего другого, кроме как беспомощно стоять и смотреть.

За спиной Рольфа полуденное солнце уже четыре часа как поднялось над Западным морем, отделенным от того места, где стоял Рольф, несколькими километрами низменной и болотистой земли. Впереди, над ближайшими деревьями, виднелась часть зубчатой цепочки Расколотых гор, лежащих в половине дня ходьбы на восток. Сам Замок Рольф не видел, но знал, где тот находится, – Замок возвышался в южной оконечности центрального прохода, прорезавшего горы с востока на запад. Рептилии прилетали из Замка, и там же обитали те, кто привез рептилий на Разоренные Земли, – народ столь зловещий, что и сами они казались нелюдями в человеческом обличье.

Сейчас со стороны Замка, вытягиваясь к западу, разрушая все очарование весеннего неба, приближалось скопление точек. Рольф слыхал, что хозяева рептилий посылали их не просто на поиски добычи – отвратительные твари искали что-то, что Экумен желал найти больше всего на свете. Так ли, нет ли, но рептилии чаще всего разоряли земли фермеров в поисках пищи и ради развлечения.

Зрение Рольфа, зрение шестнадцатилетнего, было достаточно острым, чтобы он мог разглядеть взмахи кожистых крыльев. Летающие твари из Замка медленно развернулись у него на виду, узкое вытянутое облако, состоящее из сотен особей, устремилось в его сторону. Он знал, что зрение у них острее, чем у него. Теперь рептилии прилетали почти ежедневно, прочесывая землю, и так уже ограбленную и разоренную новыми хозяевами с Востока; землю, которая теперь оскудела, несмотря на свое богатство; землю, на которой с каждым месяцем убивали, разоряли или сгоняли с угодий все больше фермеров. Землю, чьи поселки были превращены в тюремные лагеря или опустошены ради того, чтобы сатрап Экумен получил рабскую рабочую силу для еще лучшего укрепления своего Замка…

Действительно ли крылатые зубастые твари умели летать в пять или десять раз быстрее, чем мог бы бежать человек? Ширококостной рукой Рольф откинул назад копну черных волос, запрокинув голову, чтобы следить за авангардом рептилий, который пролетал теперь почти над ним. Сделанный из веревки пояс, обвязанный вокруг его узкой талии, поддерживал штаны из добротного домотканого полотна; рубашка из такого же материала была распахнута из-за жары и работы. Роста Рольф был среднего и жилист, словно узловатый канат. Плечи из-за сухощавости и прямоты казались шире, чем были на самом деле. И только запястья, мускулистые руки и обнаженные ноги казались великоватыми для его тела.

Издалека можно было подумать, что рептилии летят плотным строем. Но теперь Рольф разглядел, что они шныряют в различных направлениях с различными скоростями. То здесь, то там одинокий летун приостанавливался в воздухе и начинал описывать широкие круги, высматривая что-то на земле внизу. Затем рептилия снова устремлялась вперед, набирая скорость, казалось, без всяких усилий, решив, что замеченное ею не стоит того, чтобы за ним пикировать. Но иногда она бросалась вниз. Сжавшись. Сложив крылья. Словно падающий камень…

Над домом Рольфа! С замиранием сердца он увидел, как крылатый хищник устремился в атаку. Он еще не скрылся за верхушками деревьев, а Рольф уже бежал к своему дому. Приземистый маленький домик не был виден отсюда – до него было больше километра изрезанной оврагами и поросшей кустарником земли.

Должно быть, рептилия пикировала на их птичий двор, хотя после последнего нападения мать Рольфа попыталась спрятать его под решеткой из жил, шерстяных веревок и веток, чтобы обеспечить хоть какую-то защиту. Отец Рольфа по-прежнему был прикован к постели из-за ноги, перебитой камнем, когда он батрачил в Замке. Маленькая Лиза могла сейчас выбежать наружу, чтобы напасть на последнюю рептилию, размахивая метлой или мотыгой перед клыкастым, наделенным разумом убийцей, который по размерам почти не уступал ей самой…

От поля, где он работал, к дому путь Рольфа пролегал по земле, непригодной для земледелия из-за рытвин и обломков скал. Знакомая тропинка вилась вверх-вниз по холмам; теперь она прыгала и дергалась у него под ногами, когда он несся по ней большими скачками. Никогда раньше не бегал Рольф по этой дороге так быстро. Он продолжал смотреть вперед, и его страх нарастал, потому что, как ни странно, спикировавшая рептилия еще не взлетела снова, с добычей или без.

Кто-то, должно быть, нарушил закон Замка и убил эту тварь – но кто и как? Отец Рольфа едва ли мог встать с постели. Мать? В соответствии с еще одним законом Замка домовладельцы были лишены всякого оружия серьезнее короткого кухонного ножа. Маленькая Лиза – Рольф представил себе ее, сражающуюся против этих зубов и когтей лопатой, граблями или метлой, и припустил еще быстрее.

Впрочем, в то, что рептилия могла быть убита, верилось с трудом. Как и в то, что она могла бы спокойно сидеть и смотреть на разгуливающих перед ее носом кур. Теперь Рольф был достаточно близко к дому, чтобы услышать звуки борьбы или переполоха, но там царила зловещая тишина.

Когда Рольф наконец выбежал на открытое место и увидел развалины простого жилища, бывшего его домом, ему показалось, что он все это время знал, что должен там найти, – знал с первого взгляда на пикирующую рептилию.

В то же время истинное положение вещей начинало казаться непостижимым. Это выходило за рамки здравого смысла.

Дым и огонь, какие ему доводилось видеть там, где прошли захватчики, могли бы открыть ему правду. Но среди домов, какие Рольф мог припомнить, не было ни одного попросту разнесенного в куски, словно игрушечная избушка, словно нечто, что не стоило даже сжигать. Его дом был маленьким нехитрым строением, и не требовалось слишком большой силы, чтобы развалить его на доски и бревна.

Рольф едва удержался, чтобы не закричать. Из-за рептилии, тревожно захлопавшей крыльями там, где она склонилась над мертвой птицей – одной из тех, что выбрались из рухнувшего птичника, когда хлипкий домик был развален. Разрушение было произведено до того, как прилетела рептилия. Прочесывающей окрестности группой солдат из Замка – кем же еще? Никто на Разоренных Землях не знал, когда к нему могли пожаловать захватчики или что они с ним могли при этом сделать.

В отчаянии роясь среди жалких обломков домика, Рольф словно во сне натыкался на предметы, которые, казалось, находились вовсе не там, где следовало. Он натыкался на самые обыденные вещи. Вон котелок, как-то странно висящий на своей ручке. А вот…

Голос, выкликающий имена, собственный голос Рольфа, пресекся. Он стоял, глядя на нечто неподвижное и лежащее навзничь, на кучу плоти и волос, незнакомую в своей окровавленной наготе. Эти мертвые останки чем-то напоминали его мать. Это и впрямь была она, лежала среди других обломков, такая же неподвижная.

Рольф должен был продолжать поиски. Вот тело мужчины, одетого, с лицом, очень похожим на лицо отца. Глаза отца, теперь неподвижные и смирившиеся, были открыты и глядели в небо. В них больше не было ни страха, ни тревоги, ни сдерживаемого гнева. Никаких ответов на вопросы сына. Никакого страдания из-за перебитой ноги. Никакой боли, хотя он и был залит кровью, и теперь Рольф заметил, что распахнутая рубаха отца открывала странные багровые раны. Эти раны, подумал про себя Рольф, должно быть, были от меча. Он никогда раньше не видел таких ран.

Он больше не звал. Он огляделся в поисках рептилии, но она уже улетела. Осмотрев то, что осталось от дома и нескольких наружных построек, он остановился на краю двора. До него смутно дошло, что он стоит как бы в задумчивости, хотя, по сути, его голова была совершенно пуста. Но ему нужно было подумать. Лизы здесь не было. Если бы она пряталась где-то поблизости, шум, поднятый им, уже должен был заставить ее выбраться из своего укрытия.

От этих мыслей Рольфа отвлекло появление на лужайке рабочего животного, на котором он пахал. Животное научилось освобождаться от привязи, если Рольф по какой-нибудь причине оставлял его одного на поле. До этого оно бежало трусцой к лужайке перед домом, но теперь сразу остановилось, подрагивая и поскуливая при виде непонятной ему картины.

Рольф не задумываясь заговорил с животным и направился к нему, но оно развернулось и бросилось от него, словно напуганное самой обыденностью его поведения среди вот такого… да, странно, что он мог оставаться таким спокойным.

Сердце Рольфа снова сжалось, и он опять стал яростно рыться в обломках. Но нет, тела Лизы здесь не было. Он кружил по лужайке, приглядываясь к каждому предмету, словно пытаясь убедиться, что это происходит на самом деле. Затем он начал делать все расширяющиеся круги по прилегающему лесу. В каждом упавшем стволе ему мерещилось неподвижное тело. Он начал снова ласково звать Лизу по имени. Или она убежала слишком далеко, или же солдаты…

В это невозможно было поверить, невозможно было, чтобы солдаты пришли сюда, сотворили весь этот ужас, а он, Рольф, в это время спокойно пахал в поле. Значит, в действительности ничего подобного не произошло. Потому что это было невозможно. И все же он понимал, что все это – правда.

…Или же солдаты забрали Лизу с собой. Если уж допускались убийства, то это тем более нельзя было исключить. Рольф опомнился снова во дворе, отводя глаза от нагих останков матери. Он не позволял себе думать о том, как или почему с нее сорвали одежду, хотя и догадывался об этом. Люди из Замка. Солдаты. Захватчики. С Востока.

– Лиза! – Он снова был в зарослях кустарника, более громко окликал сестру. Полдень стоял жаркий, даже здесь, в тени деревьев. Рольф поднял руку, чтобы вытереть рукавом пот с лица, и заметил, что держит небольшой кухонный нож, который, должно быть, подобрал среди развалин дома.

Чуть позже, когда мозг Рольфа снова ненадолго очнулся от безумия и шока, юноша осознал, что идет по узкой извилистой дороге, проходившей вблизи от его дома. Мир вокруг него выглядел на удивление нормальным, точно таким, как и в любой другой день. Он брел на восток, выбирая путь, который привел бы его на большую дорогу и, неминуемо, к Замку, нависающему над ней. Куда он направлялся? Что собирался делать?

И снова чуть позже мир перед его глазами помутнел и стал серым. Рольф почувствовал, что теряет сознание, и быстро перевел взгляд вниз, на придорожную траву. Ноги его не сомлели. И он не стал отдыхать, хотя все его мышцы ныли от перенапряжения. Он заметил, что его одежда разорвана в нескольких местах. Он только что бежал через лес, выкрикивая имя Лизы. Но она исчезла, и он не надеялся, что ему удастся вернуть ее.

Никого не осталось.

В момент очередного просветления Рольф с легким удивлением обнаружил, что рядом с ним в желтовато-серой пыли дороги стоит человек. Он увидел ноги, обутые в сандалии, мужские икры с поджарыми мышцами, поросшие грубыми черными волосами. Сперва Рольфу пришло в голову, что человек этот – непременно солдат, и он подумал, успеет ли вытащить свой нож и ударить до того, как солдат убьет его, – он засунул кухонный нож за веревку, служившую ему поясом, и запахнул на нем рубашку, чтобы скрыть.

Но когда Рольф поднял глаза, он увидел, что мужчина не был солдатом. Он оказался безоружным и вовсе не выглядел угрожающе.

– Что-то случилось? – голос мужчины был заботливым и ласковым, один из немногих голосов, когда-либо слышанных Рольфом, которые наводили на мысли о дальних краях и странных людях. Ласковые глаза говорящего смотрели на Рольфа сверху вниз с лица, чье слишком удрученное выражение и слишком заурядные черты с крючковатым носом вряд ли позволяли им гордиться.

Мужчина не был крестьянином. Одет он был не так красиво, как одевались важные персоны, но все же лучше, чем Рольф. Он весь пропылился в дальней дороге, а за спиной у него был дорожный мешок. Простой, до колен, плащ был полураспахнут, и из-под него вытягивалась в вопросительном жесте худая, поросшая темными волосами рука.

– Случилось что-то очень плохое, да?

Найти ответ на этот вопрос в данный момент было для Рольфа неразрешимой проблемой. Сделав над собой усилие, он начал рассказывать обо всем.

Следующим, что ясно дошло до его сознания, было горлышко бутылки с водой, приложенное к его губам. Если его разум и забыл о насущных потребностях, то тело о них помнило, и несколько мгновений он жадно пил воду. Затем наступила реакция, и его едва не вырвало. Свежая чистая вода попала ему в нос, но в конце концов он отдышался. Влага прояснила его сознание, привела в чувство, дала возможность действовать осмысленно. Он обнаружил, что стоит, опираясь на мужчину. Он отстранился и оглядел его.

Мужчина был повыше Рольфа и не такой смуглый. Его лицо казалось непропорционально вытянутым по сравнению с телом и слегка странным, словно могло выражать только неподдельное сочувствие – «сострадание» не входило в круг понятий, привычных для Рольфа.