Текст книги "Улей Хеллстрома"

– Но сами люди, к ним относятся хорошо?

– Можно сказать и так.

– А что скажете вы?

– Вопрос не имеет особого смысла, кроме как указателя направления дальнейших вопросов. По нашему мнению, преуспевающие в кинобизнесе люди стремятся добиться внешнего восхищения от своих коллег, но часто за этим скрывается глубокая ненависть. Восхищение, в обычном понимании смысла этого слова, мало подходит к этой ситуации, ну, может только свидетельствуете компетенции и доходе.

– Сколько раз путешествовал Хелльстром с того времени, как этот отчет попал в наши руки?

– Однажды – в Кению и два дня в Станфорде.

– Он сейчас может быть не на ферме?

– Да. Для полной уверенности мне нужно просмотреть последние отчеты. Как вы знаете, мы только что ввели в дело новую команду. Разумеется, вас будут держать в курсе.

– Из ваших предыдущих отчетов следует, что Хелльстром проводит вне фермы от двух недель и больше в месяц. Кто его замещает, когда он в отъезде?

– Пока что нам это не известно.

– Насколько тщательно велось наблюдение за ним во время более доступных поездок?

– Мы проверяли его багаж и обнаружили лишь кинокамеры, фильмы, технические бумаги и тому подобное. В основном его записи касались насекомых. Он, похоже, очень педантичен во всем, что касается его специальности. Мы не обнаружили ничего, выходящего за рамки закона.

– А как насчет провокации?

– Это исключено из-за его авторитета в научных кругах. Слишком многие поверят его протестам.

Потом она откинулась на спинку кресла, замолчав на несколько секунд. После чего эта стерва бросила:

– Сообщите Шефу, что из этого можно извлечь пользу. Мы не удовлетворены.

«Не удовлетворены! – подумал Перуджи, нетерпеливо барабаня пальцами по черному пластиковому сиденью такси. – Но они испугались, и этого было достаточно на первый раз. Если выгорит все дело, связанное с „Проектом 40“, если все пойдет в том направлении, о котором они с Шефом намеренно не говорили им, то выгоды хватит на всех, включая и Дзулу Перуджи. Конечно, это никак не может быть оружие. Вещь выделяла слишком много тепла. Но при низких температурах это тепло можно использовать в производстве металлов и пластмасс. По самой скромной оценке это вызовет коренную модернизацию металлургии, ведущей к просто головокружительному падению стоимости. Да, выгода здесь – не то слово!»

8

Инструкции для воспитания избранных рабочих:

«Мы используем язык Чужаков из Внешнего мира, но имея в виду свои собственные цели, с иными значениями слов. Важно не путать главные отличия. Этого требует необходимость маскировки. Поскольку мы практически беззащитны против лучших сил Внешнего мира, нашей основной зашитой остается их незнание того, что мы живем среди них, взяв их в качестве первоначального образца при создании Улья».

Во второй половине дня Депо стал вспоминать краткие инструкции Мерривейла. Может быть, виной тому его возбужденные нервы, но он подумал: «А сколько же агентов погибло в этом деле?» Мерривейл был тот еще тип – с этим своим проклятым акцентом и все такое. Иногда Депо ловил себя на мысли, что Мерривейл восхищается Хелльстромом. Людей, подобных ему, приводит в восхищение лишь успех, но у Мерривейла всегда присутствовал еще и страх. И чем ближе успех подступал к Мерривейлу, тем сильнее становился его страх.

В замкнутой долине жара не спадала – все так же пекло горячее осеннее солнце. Депо начал чувствовать сонливость, и временами его веки смыкались.

Он заставил себя сконцентрировать внимание на строениях фермы. Если верить последним донесениям, сам Хелльстром должен быть где-то там, в стенах этих зданий. Однако ничто не подтверждало этого.

Так почему же Мерривейл восхищается Хелльстромом?

Резкий хлопок окончательно разбудил Депо. Он увидел движение в дальнем левом углу сарая-студии. Это была тележка на колесах. Довольно странное средство передвижения – на память пришли стародавние вокзальные тележки для перевозки багажа, с ручным приводом, на больших колесах со спицами и с высокими бортами. Пронзительный голос выкрикнул команду откуда-то изнутри здания, но Депо не смог разобрать слов, что-то вроде «погрузить». Смысла в этом не было.

Из сарая вышла молодая женщина и встала перед тележкой; Депо сразу же поразило, что она была обнаженной. В бинокль он видел шорты телесного цвета, но на ней не было ни лифчика, ни блузки, а ноги были обуты в сандалии.

Благодаря мощным линзам Депо смог увидеть ее совсем близко, когда девушка опускала рулевую перекладину, поднятую вертикально впереди тележки. У нее были упругие груди с темными сосками. Ему так хотелось рассмотреть ее, что он едва не пропустил приближение еще одной молодой женщины, одетой подобным же образом, заметив ее лишь тогда, когда третья рука появилась в поле его зрения. Эти женщины так похожи, что могли быть сестрами, но они не подходили под описания женщин, являвшихся членами правления корпорации Хелльстрома: волосы у них были светло-желтые.

Молодые женщины взялись за перекладину и потащили тележку вперед, к северным воротам. Они двигались быстро и нетерпеливо, что казалось Депо несоответствующим долгому ожиданию, которому подвергся ящик за воротами. Он не видел иной причины появления тележки. Они собирались забрать ящик. Что же в этой проклятой штуковине? И почему они почти голые? Он вспомнил, как напрягались посыльные, двигая ящик, и удивился, как же эти две девушки поставят такую тяжесть на тележку? Конечно, к ним на помощь должны будут прийти другие.

С возрастающим удивлением он наблюдал, как женщины открывают ворота, разворачивают тележку так, чтобы можно было опустить борт и поставить ящик на дно. С удивительной легкостью они подняли ящик, затратив на это намного меньше времени, чем понадобилось мужчинам, которые привезли ее сюда. Потом быстро закрыли борт и вернулись к сараю с той же быстротой и решительностью, как и по пути к воротам. Гораздо быстрее, чем он ожидал, они добежали до сарая и скрылись из виду. И снова раздался хлопок. Дверь?

Депо прикинул, что вся операция заняла не более пяти минут.

Поразительно! Настоящие амазонки! Хотя на первый взгляд они казались всего лишь хорошо развитыми, пышущими здоровьем молодыми женщинами. Эта Хелльстромовская ферма что, является убежищем для помешанных на здоровье? Их цветущий вид наводил на подобную мысль. Депо же самому эта ферма не нравилась. Слишком уж деловитыми были эти женщины. Они не были фанатками-культуристками. Просто рабочими, выполняющими свое дело, которое знали настолько, чтобы обходиться без слов или лишних движений. Но почему для подобного рода работы используются женщины?

Еще одно проклятое упущение в отчете, и нет ответа на этот вопрос!

Депо бросил взгляд на часы: до захода солнца осталось меньше получаса. Долина и ферма снова погрузились в ничем не нарушаемую тишину. Местность сделалась еще более пустынной после короткого, но яростного взрыва человеческой энергии, произведенного этими молодыми женщинами.

– Так что же, черт возьми, в этом ящике?

Лучи опускающегося солнца заливали верхушку гребня холма слева от него, погружая долину в тень, но от золотистой травы и листьев на противоположном склоне холма отражался свет, осветляя ее. Депо знал, что он хорошо замаскирован под этими темными кустами, но долина и вся эта местность вновь обрели оттенок зловещей тишины. Глубоко вздохнув, он решил не менять своего решения дожидаться наступления ночи и лишь затем уходить отсюда. Все вокруг него было пропитано атмосферой западни. Он пополз обратно, дальше в тень, и посмотрел влево на открытое пространство, которое ему предстоит пересечь. Слабый свет затоплял поле золотисто-оранжевым блеском. И этот же свет создавал четкую тень следа помятой им травы.

«Какой же я дурак, что выбрал этот путь! – подумал он мрачно. – В чем же состояла ошибка Портера?»

Чувство полного изнеможения охватило его. Неожиданная мужеподобная сила этих полуобнаженных молодых женщин, постоянное раздражительное гудение из сарая-студии, невысказанные вслух предупреждения на инструктаже Мерривейла и отчеты, пустынная долина на фоне дальнего движения коров (почему они находятся так далеко?) – все призывало его дождаться наступления темноты. Он лежал почти час, наблюдая и переживая свои предчувствия.

День угасал. У края горизонта, на западе, пурпурный поток казался еще ярче на фоне ярко-оранжевого неба. Склоны долины погружались в сумерки, почти что в черноту, и трудно было понять, на самом ли деле он различал детали или же просто воскрешал их по памяти. Свет не горел ни на ферме, ни в сарае. Видимость упала почти что до нуля, но когда Депо выполз из кустов, то на северном горизонте различил звезды и слабый свет. «Там Фостервилль, – понял он. – А на ферме до сих пор ни единого пятна света».

Еще одно упущение в отчете.

Депо провел руками вокруг себя, убедился, что выбрался из кустов, потом встал на ноги. Спина заныла от боли. Депо полез в рюкзак, достал сандвич, завернутый в бумагу, развернул ее и стал есть, восстанавливая ориентировку. Сияние Фостервилля помогло ему. Сандвич подкрепил его. Сделав долгий глоток воды, он приготовился в обратный путь.

Однако чувство опасности не проходило.

Нелогичность его он понимал умом, но Депо привык доверять этому чувству. Опасностью пропахло все, что он узнал об этом месте, что видел, слышал – скорее даже то, чего не видел и не слышал. И вместе с теми упущениями в отчетах все внутри него кричало: опасность.

«Убирайся, черт возьми, отсюда!» – сказал он самому себе.

Он повернул браслет часов и посмотрел на светящийся циферблат с компасом, установил нужное направление и двинулся вперед через поле. Когда он вышел из-под деревьев, видимость немного улучшилась, и он ощутил, что движется по длинному склону, поросшему сухой травой, как и утром.

Земля под травой была неровной, и Депо часто спотыкался, неизбежно взбивая вверх пыль, и несколько раз даже останавливался, чтобы сдержать желание чихнуть. Его движение в траве казалось ему неестественно громким в этой ночной тишине, но появился слабый ветерок, а когда он остановился, Депо расслышал, как колышутся впереди деревья. Замедлив шаг, он попытался использовать сходство между этими двумя звуками. Он набрал еще сухих травинок, которые царапали кожу. Да и медленное движение выводило его из себя. Депо обнаружил, что неосознанно ускоряет шаг. Что-то внутри него призывало: «торопись».

Однако светящийся циферблат компаса и сияющий небосвод позволяли ему ориентироваться. Он уже различал встречающиеся на пути деревья и легко обходил их. Впереди вырисовывалась темная линия крупных деревьев, которые он однажды уже проходил. Там должна быть тропа животных. Он предполагал выйти на эту тропу задолго до того, как его ноги ступили на твердую поверхности, на которой не было травы. Депо нагнулся, руками ощупал эту поверхность и почти стертые следы копыт в грязи. Давно уже ни один олень не проходил тут. Это были старые следы, он их заметил еще утром, и сейчас они лишь дополнили картину общего впечатления от этой долины.

Депо выпрямился и пошел вдоль тропы, когда расслышал далекий слабый шелест в поле позади себя. Этот звук не походил ни на шуршание травы, производимое идущим по ней человеком, ни на ветер. И источник его невозможно было определить – просто где-то сзади. Кроме далеких теней, которые могли быть деревьями или неровностями ландшафта, ничего нельзя было разглядеть. Звук становился громче, и Депо чувствовал, как в нем нарастает угроза. Звук скорее даже напоминал шепот, нежели шелест. Депо выпрямился, повернул прочь в сторону от этого звука и начал быстро двигаться по тропе. Он заметил, что видит тропу, если смотрит вниз под острым углом.

Вскоре он достиг линии деревьев, где мадронии росли вперемежку с соснами. Деревья закрыли слабый свет звезд, и Депо был вынужден перейти на шаг. Несколько раз он сходил с тропы, после чего находил ее ногами на ощупь. Ему очень хотелось вынуть фонарик из рюкзака, но странный звук все усиливался за его спиной. Теперь это определенно был свист. Шум множества нижних юбок с фижмами, если бы их тащили сквозь траву, не был бы столь металлическим. Видение этих юбок на мгновение позабавило его, однако лишь до тех пор, пока он не вспомнил о полуобнаженных молодых амазонках на ферме. И почему-то эта воображаемая картина отнюдь не показалась ему забавной.

Депо спрятал свой велосипед в кустах, где тропа пересекала узкую грязную дорогу. Эта дорога огибала невысокий холм и тянулась дальше вниз по длинному склону к проселочной дороге, где Депо припарковал автофургон. На руле у велосипеда имелся фонарь, и он пообещал себе включить свет и гнать, словно за ним гонятся черти.

Но стал ли звук за его спиной громче? Что же, черт возьми, может быть его источником? Может, на самом деле это что-то естественное? Может, птицы? Шепот, достигнув травы, раздавался уже по обе стороны от него, словно его обходили фаланги наступающей армии. Депо казалось, что множество существ, расположившись широким веером, окружают его. Он попытался увеличить скорость, но мешала темнота, и он натыкался на деревья.

Так что же это за звук?

Тело Депо заливал пот, а страх сдавил грудь.

Он снова попытался ускорить шаг, споткнулся и растянулся во весь рост. Шепот погони смолк. Несколько секунд Депо полежал спокойно, вслушиваясь. Ничего. Какого черта! Тишина так же пугала его, как и сам этот звук. Он медленно встал и тут же снова раздался этот звук, но теперь он доносился с обеих сторон и сзади. Наполненный ужасом, Депо кинулся вперед, спотыкаясь, проламываясь сквозь заросли, падая, иногда даже сходя с тропы.

Где же эта проклятая дорога, на которой он спрятал велосипед?

Этот оглушительный шум раздавался вокруг всего его: и спереди, и сзади, и по бокам. Депо, тяжело дыша и спотыкаясь, на ходу попытался нащупать фонарик в рюкзаке. Почему он не взял с собой оружие? Хотя бы автоматический пистолет? Что-нибудь небольшое, вроде того, что у Тимьены. Проклятье! Что же это за шум? Хватит ли у него смелости включить фонарик и описать лучом круг. Он не мог взять с собой даже маленький пистолет! Нет! Его легенда любителя птиц не позволяла ему этого! И вот теперь он задыхается и тяжело дышит. И болят ноги.

Дорога была уже у него под ногами, когда он наконец понял это. Он остановился и попытался сориентироваться в темноте. Сошел ли он с тропы только что? Депо не думал, что он далеко от тех кустов, где спрятал этот чертов велосипед. Он должен быть где-то тут. Отважится ли Депо все-таки включить фонарик? Шелест-свист доносился со всех сторон. Велосипед должен быть где-то рядом, справа от него. Депо протянул руку к более темным теням, споткнулся о куст и упал на раму велосипеда.

Тихо бормоча проклятия, он встал на ноги, вытащил велосипед и оперся на него. Теперь он лучше различал дорогу: отдельные светлые участки в темноте. Депо вдруг подумал, как приятно будет взобраться на велосипед и помчаться назад, к автофургону и Тимьене. Но этот шелест-свист становился все громче, окружая его! Да пошло оно к черту! Схватив фонарик, Депо нажал на кнопку. Луч света скользнул по деревьям. И он увидел трех молодых женщин, одетых так же, как те амазонки на ферме, в плотно облегающие шорты и сандалии, но лица их скрывали темные блестящие маски. И у каждой в руках был продолговатый предмет с раздвоенным, как у бича, концом. Сначала вид этих предметов заставил его подумать о какой-то странной антенной системе, но раздвоенные концы были направлены прямо на него, и от них явно исходила угроза.

9

Из дневника Нильса Хелльстрома:

«Иногда я осознаю, что имя мое не так уж важно. Оно могло быть любым иным набором звуков, а я все равно оставался бы Самим собою. Имена неважны! Хорошая мысль.

Именно это говорили и моя праматерь, и мой первый учитель.

Имя, которое я использую, – случайное. Я мог бы получить и совсем другое имя, если бы родился в семье Чужаков из Внешнего Мира с присущим им индивидуализмом. Их сознание – не мое сознание; их временная линия – не моя. Мы, дети Улья, когда-нибудь расстаемся с именами. В словах моей праматери касательно них заключен глубокий смысл. Наше совершенное общество не может позволить себе индивидуальные имена. Одни метки, в лучшем случае, – не имена. Они полезны только на коротком отрезке пути.

Возможно, у нас будут другие метки в иных периодах нашей жизни. Или номера. Почему-то номера кажутся более подходящими по смыслу намерения, высказанному моей праматерью столь удачно».

Было 2:40 ночи, и вот уже почти десять минут Кловис наблюдала, как Эдди ходит взад-вперед по крохотной гостиной ее квартиры. Телефон разбудил их, и отвечал Эдди. Он открыто пришел к ней. Агентство смотрело на это сквозь пальцы. Определенные сексуальные шалости предполагались и ценились, лишь бы они не заходили слишком далеко. Ничего серьезного – просто здоровые, энергичные телесные наслаждения.

Повесив трубку, Эдди только заметил:

– Это ДТ. Позвонить его просил Мерривейл. Они потеряли контакт с Карлосом и Тимьеной.

– О Господи!

Она вскочила с постели, набросила халат на обнаженное тело. Эдди прямо направился в гостиную.

– Мне следовало ответить по телефону, – бросила она, надеясь вывести его из задумчивости.

– Почему? ДТ искал меня.

– Здесь?

– Да.

– А как он узнал, что ты тут?

– Он позвонил мне, но там никто не ответил.

– Эдди, мне это не нравится.

– Чепуха!

– Эдди, а что еще сказал ДТ?

Он остановился перед ней и посмотрел вниз на ее ноги, которые она поджала, плюхнувшись в кресло.

– Он сказал, что нам придется еще раз сыграть брата и сестру. Ник Майерли будет, нашим папочкой, и у нас будет прекрасный отпуск в Орегоне!

10

Из дневника Нильса Хелльстрома:

«Фэнси обнаруживает явные признаки неудовольствия своей жизнью в Улье. Может быть, она привыкла к жизни Снаружи.

Нас всегда беспокоила возможность подобного – такие вещи иногда случаются. Боюсь, как бы она не попыталась сбежать.

Тогда, как мне кажется, лучше просто уничтожить ее, чем отправить в чан. Ее первенец, Салдо, оправдывает все наши ожидания. Мне бы не хотелось, чтобы Улей потерял такой прекрасный, воспроизводящий материал. Слишком плохо, что у нее так хорошо получается с насекомыми. Нам придется повнимательнее следить за ней до завершения нашего нового фильма. Что бы ни случилось, мы не можем посылать ее во Внешний Мир, пока мы не убедимся в ее абсолютной надежности. Возможно, мы можем предоставить ей большую ответственность во внутренних делах при съемках фильма.

Может быть, она разделит тогда мое видение фильма, и это излечит ее от неуравновешенности. Этот фильм так нужен нам. Начало нового этапа! С ним и последующими фильмами мы подготовим мир к нашему ответу на проблему выживания человека. Я знаю, что Фэнси разделяет эту еретическую веру. Она верит, что насекомые переживут нас. Даже праматерь этого боится, но ее ответ и мою интерпретацию этого ответа следует развивать. Мы должны как можно больше походить на тех, кому собираемся подражать».

– Это вас шокирует? – спросил Хелльстром.

У него были светлые волосы, среднее сложение, на вид ему нельзя было дать более тридцати четырех лет. Таким и было его описание, имеющееся в Агентстве. В нем ощущалось чувство внутреннего достоинства, целеустремленность, излучающаяся из его голубых глаз, когда он цепко рассматривал что-то его заинтересовавшее. И из-за этого в нем ощущался заряд внутренней энергии.

Хелльстром стоял в лаборатории напротив пленника, привязанного к пластиковому стулу. Эта лаборатория представляла собой смесь полированного металла, блестящих стен, стекла и инструментов, освещенных молочным светом, который исходил от всего периметра потолка.

Депо уже пришел в сознание. Он не знал, сколько прошло времени, но голова до сих пор была в тумане. Хелльстром стоял перед ним с двумя обнаженными женщинами по бокам, его охранниками. Депо понимал, что слишком много внимания обращает на женщин-амазонок, но ничего не мог с собой поделать.

– Вижу, что шокирует, – заметил Хелльстром.

– Ну, допустим, – признался Депо. – Я не привык видеть вокруг себя так много обнаженной женской плоти.

– Женской плоти, – повторил Хелльстром и щелкнул языком.

– Их что, совершенно не трогает, как мы о них говорим? – поинтересовался Депо.

– Они не понимают нас, – ответил Хелльстром. – А даже если бы и понимали, то не поняли бы это ваше отношение. Типичное для Чужака, но мне всегда оно казалось странным.

Депо осторожно попытался проверить крепость веревок, которыми он был привязан к своему стулу. Он очнулся с головной болью, и она не проходила. За глазами пульсировала боль, и он не имел ни малейшего понятия, сколько прошло времени. Депо начал вспоминать, как он начал говорить с тремя молодыми женщинами, освещенными его фонариком, затем умолк, вдруг осознав себя окруженным множеством подобных фигур. Сумбурные мысли и неразборчивые воспоминания проносились в его сознании. Господи, как же трещит голова! Он вспомнил свой глупый и жалкий ответ, вызванный страхом и потрясением:

– Я оставил здесь свой велосипед.

Боже праведный! Он стоял там, придерживая велосипед, но эти непроницаемые маски для ныряния окружали его. Покачивающиеся раздвоенные палочки, нацеленные на него, могли означать только скрытую угрозу. Депо не имел ни малейшего представления, что то за палочки, но оружие – всегда оружие. Палочки исходили от коротких рукояток, которые уверенно сжимали молодые женщины. Концы этих палочек издавали низкое гудение, которое Депо мог слышать, когда задерживал дыхание, пытаясь оценить свои шансы прорваться сквозь круг. Пока он раздумывал, ночная птица устремилась к насекомым, привлеченная светом фонарика. И тут же фигура, смутно вырисовывающаяся в темноте, подняла раздвоенную палочку. Раздался тихое шипение, которое он слышал вокруг себя, когда пересекал поле. Птица сложила крылья в воздухе и рухнула на землю. Женщина наклонилась вперед, небрежно запихнула птицу в наплечную сумку. И тут он заметил, что у многих женщин имеются такие сумки, и все они чем-то наполнены.

– Я… я надеюсь, что не нарушаю частных владений, – пробормотал Депо.

– Мне сообщили, что это подходящее местечко для моего хобби. Мне нравится… наблюдать за птицами.

Сказав это. Депо сам понял, насколько глупо прозвучали его слова.

«Что это за чертовы палочки? Птица даже не трепыхнулась. Тс-с-бац! Мерривейл не упоминал ни о чем подобном. А может, это и есть „Проект 40“, о Господи? Почему эти безумные девки ничего не говорят? Словно не слышали его или не понимали? Говорят ли они вообще на каком-либо языке?»

– Послушайте, – начал он, – меня зовут…

И это все, что он помнил, не считая еще одного резкого щелчка слева и болезненного ощущения расколотой головы. Депо вспомнил: взорвавшаяся боль под черепом. Когда он посмотрел вверх на Хелльстрома, его голова все еще болела. Без сомнения, результат действия этих палочек. И у двух женщин, стоявших за Хелльстромом, было точно такое же оружие, хотя они и не носили масок, как женщины из группы, окружившей его ночью.

«Я точно влип, – подумал он. – Ничего не остается делать, как нагло все отрицать».

– Почему вы связали меня? – спросил Депо.

– Не тратьте даром времени, – произнес Хелльстром. – Мы вынуждены, пока не решим, каким образом избавиться от вас.

С внезапно пересохшей глоткой и ухнувшим куда-то сердцем Депо выдавил из себя:

– Это плохое слово – избавиться. Мне оно не нравится.

Хелльстром вздохнул. «Да, выбор слов в данной ситуации не богат. Я устал, уже глубокая ночь, и она все продолжается. Черт бы побрал этих навязчивых Чужаков! Что им в самом деле нужно?»

– Примите мои извинения! – произнес он вслух. – Я не хотел причинять вам ненужного беспокойства или неудобств. Но вы не первый, кого мы поймали при похожих обстоятельствах.

Депо вдруг показалось, что все это однажды уже с ним происходило. Словно в его памяти оживает нечто полузабытое, опыт кого-то близкого ему. Портера? Он не был настолько уж близок к Портеру, хотя…

– И вы избавились от них тоже? – спросил Депо.

Хелльстром проигнорировал этот вопрос. Такая безвкусица. Он произнес:

– Согласно вашим документам, вы являетесь торговым агентом компании по фейерверкам. Один из тех, кто незваным-непрошеным вторгался сюда, тоже работал на эту компанию. Это не кажется вам странным?

Депо с трудом выдавливал из пересохшего горла слова:

– Если его звали Портер, то в этом ничего странного нет. Он мне рассказал об этом месте.

– Тоже, наверное, любитель птиц, – заметил Хелльстром и повернулся спиной к Депо. Неужели нет никакого иного способа справиться с этой угрозой.

Депо вспомнил птицу, сбитую женщиной в ночном небе. Что же это за оружие? Может ли оно быть ответом на тайну «Проекта 40»? Он решил подойти с другой стороны:

– Я видел, как одна из ваших женщин убила птицу прошлой ночью. Им не следует этого делать. Птицы являются важной частью…

– О, помолчите! – выдохнул Хелльстром, не оборачиваясь. – Конечно, они убили птицу… и насекомых, и кроликов, и мышей, и еще нескольких тварей. Они не могли всю ночь тратить просто на ваши поиски, а занимались также ночным прочесыванием.

Депо покачал головой. Ночное прочесывание?

– Зачем они это делают? – поинтересовался он.

– Чтобы есть, разумеется.

Хелльстром посмотрел на пленника.

– Мне необходимо время на обдумывание проблемы, возникшей в результате вашего появления, я не рассчитываю, что вы бросите свои увертки и разоткровенничаетесь.

– Я не представляю, о чем вы говорите, – запротестовал Депо, но обильное потовыделение, Депо это понимал, выдавало его с головой.

– Я понимаю, – в голосе Хелльстрома прозвучала печаль. – Не пытайтесь сбежать. Двум работникам было приказано убить вас в случае чего. И говорить с ними не имеет никакого смысла. Они не говорят. Кроме того, они легко выходят из себя и могут почуять ваше отличие. Вы для нас Чужак из Внешнего мира, а их учат избавляться от таких незваных гостей. Ну а теперь прошу меня извинить.

Хелльстром вышел из комнаты, оттолкнув в сторону скользящую дверь. Депо успел увидеть широкий коридор, залитый молочным светом и полный людей – мужчин и женщин, абсолютно обнаженных. Двое из них как раз проходили мимо двери, заставив Хелльстрома задержаться на секунду. Эти двое, обе женщины, несли обнаженное тело мужчины с обвисшими головой и руками.