Текст книги "Девять жизней"

4

Офис «Пимпернел инвестигейшнз». 10.30 утра, четверг, 23 декабря.

Как только я погрузился в размышления о том, на что могла надеяться Мэри Вуд, заявив о своей принадлежности к королевскому дому, входная дверь хлопнула и появился Джей Андерсон – как всегда, с опозданием. Пунктуальность не была его сильной стороной, но сегодня я был этому только рад.

– Проходи, Джей! – крикнул я. – Раздеваться не надо, мы едем на студию «Альгамбра».

Он заглянул ко мне, буркнул «Доброе утро, босс» и снова исчез. Он был явно не рад меня видеть.

– Войди сюда, Джей, и дай мне на тебя посмотреть, – потребовал я.

Он не торопился. Я услышал, что он с кем-то шепчется. Либо он кого-то привел, либо разговаривал сам с собой. Скрытность вовсе не в характере Джея, обычно он спешит выложить все новости как можно быстрее. Видно, с ним было что-то не так.

– Я сказал, поди сюда, Андерсон! Не заставляй меня вставать! – Я хотел рассмотреть последние новинки его гардероба и убедиться, что он не вернулся к наркотикам.

Он вошел, одетый в необъятного размера куртку цвета морской волны с подложенными плечами, черные кожаные штаны и красные ботинки. А за спиной у него, к немалому моему удивлению, показался мальчишка лет десяти, смуглокожий, тоже в красных ботинках, в ярко-голубой ворсистой куртке и красной кепке с опущенными на уши клапанами. Добавить бы еще белую бороду – и получился бы настоящий садовый гном.

Джей раскрыл рот, прежде чем я успел его о чем-нибудь спросить.

– Bay! Вы что тут, кучу наложили, начальник? Вот это запашок!

Вероятно, моя посетительница оставила после себя изрядную вонь, если только у меня самого не возникло каких-нибудь физиологических проблем. Теперь я и сам почувствовал, что в тесной комнатушке стоит густой запах нестираной одежды.

– Ну так открой окно! Здание, как тебе должно быть известно, старое, а на кондиционер тут пока никто не заработал!

Джей двинулся к окну, изображая руками вентилятор.

– Может быть, ты представишь мне своего друга? – поинтересовался я.

– Его зовут Либерти Уокер. Я привел его поиграть на компьютере, – произнес мой помощник извиняющимся тоном.

Либерти внимательно осмотрел меня маленькими цепкими глазками. Его нахальная физиономия выражала нечто вроде «А это что еще за старый хрен?». Для своих лет он был небольшого роста, но его глаза – голубые, что выглядело странно в сочетании с темной кожей, – смотрели очень умно.

– Я только хочу поиграть на вашем компьютере, у меня есть «Лемминги-2», – объявил он так, как будто каждый день играл на чужих машинах и находил это совершенно естественным. Сильный акцент выдавал уроженца Глазго, а голос звучал неестественно пронзительно.

Я посмотрел на Джея, которого вовсе не привык видеть в роли друга и наставника молодежи. У него были братья, но он никогда ими не занимался. Зачем он притащил сюда этого маленького нахала?

– Покажи ребенку компьютер и возвращайся сюда, – проворчал я. – Мне надо с тобой поговорить.

– При Либерти можно говорить что угодно, он глухой. Он умеет читать по губам, так что он не поймет, что вы говорите, если, например, вы стоите у окна.

– Он не может быть абсолютно глухим, – возразил я. – У него за ухом след от слухового аппарата. У нас частное сыскное агентство, а не детский приют, Джей.

– От аппарата фоновый шум, – пропищал Либерти. – Он ловит слишком много фонового шума. Мне без него лучше.

– Я рад это слышать, но мне надо побеседовать с Джеем. Почему бы тебе не пройти в соседнюю комнату и не сесть за компьютер? – медленно проговорил я, тщательно выговаривая слова.

Он скорчил недовольную мину и повернулся ко мне спиной. Прежде чем выйти, он подпрыгнул, ухватился за дверную притолоку с обратной стороны и, качнувшись, спрыгнул вперед. Все это он проделал с такой скоростью, что я не успел ничего сказать. Вероятно, это был самый изящный выход из моего кабинета, когда-либо осуществленный его посетителями.

– Послушай, Джей, я не собираюсь тебя отчитывать, – начал я как можно мягче. Я не хотел, чтобы он испустил истошный крик и вылетел из офиса, проклиная расистов, – но похоже, что в этом заведении я последний человек, которого сотрудники ставят в известность о своих планах.

Его лицо осталось безучастным. Я никогда не могу сказать с точностью, что происходит у Джея в голове. Его темперамент придает нашим отношениям начальника и подчиненного необычный оттенок непредсказуемости. В одном учебнике по менеджменту я вычитал термин «мера управляемости». При том, что на моих работников, Джея и Делиз, я мог рассчитывать только в пятидесяти случаях из ста, моя «мера управляемости» выглядела довольно жалко.

– В любом случае я надеюсь, что ты не строишь никаких планов на сегодняшний вечер, потому что у нас есть дело в Макклсфилде. Мы должны съездить туда и передать кое-что одной молодой женщине. А кроме того, мне удалось вернуть машину, которую я разыскивал вчера. Ее надо передать хозяйке. Кстати, почему бы вам с Либерти не сходить вниз и не проверить, все ли в порядке? Ты помнишь, о чем идет речь? Новая «мазда-11Х7». – Я протянул ему ключи, он радостно схватил их. После одежды и обуви машины – главная страсть Джея. Секс привлекает его гораздо меньше, чем яркие тряпки и сверкающие лимузины.

Когда он и его гномоподобный шотландский друг удалились, я решил сам позвонить Кэт Хэдлам и сообщить ей приятную новость. Возвращение машины, может быть, подстегнет ее память: часы показывали уже 10.30, а она все еще не проинформировала меня о деталях поручения к Глории Риштон. Но прежде чем набирать ее номер, я решил разузнать что-нибудь о Саймоне Риштоне.

Делиз хранит в своей комнатке все ежегодники «Альгамбры-ТВ». Полистав их минут двадцать, я доподлинно установил, что Саймон Риштон – гений саморекламы. О Кэт Хэдлам почти не упоминалось, зато Риштон был подробно представлен в каждом издании.

Жизнь и деятельность телевизионных звезд для меня – терра инкогнита. Я имел самое смутное представление о Риштоне, всего несколько раз видел его на телеэкране и ничего о нем не знал. Для меня это был человек, известный своей знаменитостью.

Просмотрев несколько статей, я выяснил, что он начал свою карьеру на «Альгамбре» с первых дней существования телеканала как ведущий самых разных передач. Если верить ежегодникам «Альгамбры», Риштон сразу же прослыл генератором гениальных творческих идей и быстро совершил восхождение от телеведущего до распорядителя финансами компании, интенсивно сменяя спутниц жизни и ассистенток, чей возраст не превышал двадцати пяти лет, а бюст неизменно производил внушительное впечатление.

Многочисленные фотографии Риштона лишь демонстрировали дурной вкус публики – менее выразительной физиономии я не мог себе представить.

Для того чтобы откопать что-нибудь существенное об этом деятеле, мне нужна была помощь Теда Блейка, который помнил все когда-либо виденные им передачи. Но телефон Блейка не отвечал.

Я сел и попытался еще раз вспомнить, не доводилось ли мне слышать что-нибудь о Саймоне Риштоне, – и вдруг меня осенило. Этого телеведущего терпеть не могла моя мать. Вот почему его лицо было мне знакомо. Как только он появлялся на экране, она издавала громкий стон и требовала переключить на другую программу. Всю мою юность Эйлин Къюнан, строгая моралистка, изгоняла этого человека из моего поля зрения.

Чем же он навлек на себя ее гнев?

В голове у меня зашевелились смутные воспоминания. Не он ли прославился шумным бракоразводным процессом со своей первой женой, хорошенькой ведущей? Или он был один из тех, кто первым стал употреблять на британском телевидении непристойные слова? Вполне достаточно, чтобы впасть в немилость к Эйлин.

Через некоторое время я вспомнил кое-что еще. На недавней распродаже акций телекомпании он скупил большую их часть. Представляя себя столпом североанглийской культуры, компания хвасталась тем, что ее капитал находится в руках местных владельцев.

У меня был старенький справочник «Кто есть кто», купленный на распродаже. Я открыл его – и нашел имя Риштона.

«Родился в Харрогейте в 1932 году… Окончил Тринити-колледж, Кэмбридж… Дважды женат… Создатель большого числа телепередач. Директор программ на „Альгамбра-ТВ“ и т. д. и т. п. Любимый отдых – горизонтальный».

Я нашел о Риштоне все, что мог найти, не выходя из конторы, и набрал номер Кэт Хэдлам. Ее на месте не оказалось, но мне удалось уговорить ее секретаршу соединить меня с Саймоном Риштоном. Великий человек был столь же недоступен, но одна из ассистенток согласилась передать ему новость и, вернувшись к телефону, сказала, что он в восторге от этого сообщения и просит пригнать машину к студии как можно скорее.

Когда я положил трубку, вернулись Джей и Либерти.

– Вот это транспорт, босс, вот это вещь! – захлебывался Джей, такой счастливый, каким я давненько его не видел. – Диски из легированной стали, покрытие металлик, затемненные стекла…

– Да, штука что надо! – подхватил темнокожий шотландец. – На номерном знаке есть надпись!

Я с удивлением взглянул на Джея.

– Какие зоркие глаза у твоего друга, – заметил я. – Надо будет сделать из него детектива.

– Он просто ближе к земле, чем я, – объяснил Джей.

– «Кэт от Саймона с любо-овью»! – пропел Либерти. – Маленькими буквами, под номером.

– Он неплохо научился читать, но ты уверен, что он не прогуливает школу? – спросил я Джея. Я не хотел узаконивать присутствие Либерти, обращая на него слишком много внимания.

– Перестаньте, босс! Какая школа в Рождество? – Джей поспешил сменить тему: – А нельзя мне прокатиться по М-56? Такие колесики». Когда ее надо вернуть?

– Немедленно, так что выкинь это из головы, – отрезал я.

– Но ведь никто не узнает, – вставил юный адвокат.

Я видел, что назревает бунт на корабле, и решил предпринять тактическое отступление. Ссориться по такому поводу не имело смысла. Риппгон и его дама не заметят, если мы накрутим на счетчик еще несколько миль, и должны быть благодарны за то, что им вообще вернут машину. Так что почему бы не побаловать нужного мне работника?

– Ну, шут с вами. Мы можем поехать кружным путем, а если Риштон забеспокоится, скажем – хотели убедиться, что машина в порядке. Но о том, чтобы рулить, и не думай. Как только копы увидят тебя на водительском месте такой тачки, остановят тут же.

Машина действительно была чудо. Двигатель работал так тихо, что о необходимости переключить передачу извещал специальный звоночек. Магнитофон, CD-плейер, круговые колонки… Мы выбрались по Парквэй на М-56, не торопясь миновали все полицейские посты, а за поворотом на аэропорт я вжал педаль в пол, и мы долетели до М-6 за рекордное время.

Когда передо мной возник полицейский «рейнджровер» и замигал фарами, требуя остановиться, я понял, что не напрасно велел Джею взять с собой все документы Хэдлам. Нас остановили, когда я подъезжал к развязке с М-6, чтобы развернуться обратно к Манчестеру. Полицейские подумали, что дорогая машина с белым водителем и двумя темнокожими юнцами вполне может быть угнанной. Я объяснил, что владелец машины – наш клиент – и ошибся. Машина оказалась зарегистрирована на Риштона (вероятно, одно из не облагаемых налогом приобретений).

Они стали связываться с ним по телефону и, только когда он подтвердил мою историю, неохотно отпустили, сделав внушение.

Когда они отъехали, Джей запел свою песню:

– Лучше дайте я доведу до студии. Дибблы больше привыкли видеть черномазых за рулем таких тачек!

Я пустил его за руль, и он довез нас до студии, ни разу не превысив разрешенной скорости, несмотря на непрестанное подстрекательство своего шотландского собрата.

Увидев Риштона у въезда на автостоянку вместе с Пултером – тем самым охранником, который так любезно разговаривал с нами вчера, – я приготовился к буре гнева или, по крайней мере, к щедрому употреблению хозяином машины его любимого слова. Я опасался даже худшего. Риштон мог заявить о том, что я взял машину без согласия владельца. Как минимум он захочет узнать, что я делал на дороге в Лондон в автомобиле его подруги, который обещал в кратчайшее время пригнать к студии.

– Машина в полном порядке, мистер Риштон, ни одной царапины, – произнес я, когда он подошел к нам со своим суровым стражем порядка. Риштон оказался маленьким и тщедушным и рядом с громилой в униформе выглядел как мальчик. Он кутался в теплое пальто с поднятым воротником, и выражение его лица было не особенно приветливым. Впрочем, напряженная гримаса могла быть вызвана холодом. Нос его был длиннее и острее, чем на телеэкране, волосы развевались по ветру. Двигался как человек гораздо более молодой, чем следовало из справочника.

К моему облегчению, он взял тон телезвезды, словно кто-то включил над нами софиты: осчастливил нас профессиональной улыбкой и принялся трясти мою руку.

– Это фантастика! Как вам удалось ее разыскать? Кэт будет на седьмом небе от счастья. Понимаю, понимаю, секрет фирмы! Я вижу, у вас свои связи с теневым миром, – произнес он, когда из «мазды» появились Джей и Либерти. – Мы договорились насчет сегодняшнего вечера? Кэт ввела вас в курс дела?… Это великолепно. Хотите перекусить? О, не волнуйтесь, мистер Пултер здесь только для того, чтобы идентифицировать вас…

Остановить его не было никакой возможности. Он извергал поток рубленых фраз, производя совершенно иное впечатление, чем в тех нескольких передачах с его участием, которые я видел. Там он изъяснялся длинными связными сентенциями и был похож на умудренного опытом государственного мужа. Разительный контраст между тем, к чему я приготовился, и тем, что увидел, сбил меня с толку.

Риштон все продолжал свой клокочущий монолог. Я подумал, что он, вероятно, знает, как ошарашивает людей, впервые встретившихся с ним в реальной жизни.

– Кэт будет просто в восторге… Подарок ко дню рождения, вы понимаете… Вы уже знакомы с Пултером?… Ода, конечно знакомы… Дал вам от ворот поворот… Простите… Кэт была так огорчена… Директивы сверху… Веселые деньки, да, Пултер?

Охранник в черной форме кивнул и удалился, не сказав ни слова, только внимательно оглядев нас троих. Его уход также не возымел на Риштона никакого действия.

Мне показалось, что без грубой физической силы заткнуть его не удастся. Удар в челюсть представлялся единственным выходом из положения. Жаль, что тут не было моей матушки с пультом от телевизора – она бы Риштона выключила.

– Терпеть его не могу… И Кэт тоже… Новый человек… Элемент режима Тревоза… Любой другой бы вас пропустил… Задавал потом всякие вопросы… Это ваш малыш? – показывая на Либерти, но не останавливаясь ни на секунду. – Мне надо с вами поговорить… Кэт отправилась тратить деньги… На самом деле она не все знает о Глории… Мне надо объяснить вам, почему я хочу вас к ней послать… Кэт бы очень удивилась…

Излияниям Риштона положил предел Либерти. Вероятно, его мать испытывала такие же чувства, как моя.

– Вы выступаете по телевизору, да? – прокричал он, сверля глазами Риштона. – Моя мама говорит, что вы противный.

Тут наконец последовала пауза. Риштон внимательно оглядел дерзкого шотландца.

– Он со мной случайно, – поспешил объяснить я. Каким бы верным ни было замечание Либерти, работа есть работа. – Я сегодня впервые увидел этого сорванца. Ты не хочешь отвести его обратно в офис, Джей? По пути можешь засунуть ему в рот пару гамбургеров в «Макдональдсе».

Риштон бросил на меня скептический взгляд.

К счастью, Джей повиновался, и они с Либерти зашагали прочь.

– Это ваш молодой помощник? – спросил Риштон, когда Джей увел мальчишку.

– Едва ли. Когда мне что-нибудь нужно – быстрее сделать это самому. Но некоторый прок от него есть, и я кое-чем ему обязан. Он вроде моего стажера, – ответил я.

– Поедем, я знаю место, где подают отличные бифштексы, – скомандовал Риштон, неожиданно мягко беря меня за руку и открывая дверь «мазды». – Вы не похожи на вегетарианца, Дейв. Не надо церемоний, называйте меня Саймон. Как я уже сказал, мне надо сообщить вам подробности насчет вечернего поручения. По-моему, Кэт не совсем понимает, почему мне необходимо послать кого-то к Глории.

Теперь он говорил чуть более вразумительно, но я не рассчитывал, что это продлится долго.

– Мне не вполне ясно, почему вы не можете просто позвонить ей сами, – сказал я.

– Абсолютно исключено! Совершенно невозможно! Дейв, старина, я все вам расскажу, когда мы приедем в ресторан. – Он сконцентрировался на дороге, резко прибавив скорость у Динсгейта и круто лавируя между машинами. Я наблюдал за ним краешком глаза.

Он подтверждал расхожее представление о том, что в жизни телеведущие менее внушительны, чем кажутся на экране. Возраст Риштона уже перевалил за критический, и чтобы замедлить процесс старения, были приняты все возможные меры. Роста он был не выше среднего и выглядел так, словно над каждым квадратным дюймом его тела потрудилась команда искусных реставраторов. Он прямо-таки лучился богатством и роскошью, как старинная дорогая картина из частной коллекции – предмет заботливого ухода хозяина. И никаких следов злоупотребления тем видом отдыха, который сам он обозначил как «горизонтальный». Возможно, под этим подразумевалось лишь то, что он много спит.

Несколько седых прядей в его шевелюре выглядели уступкой действительности, но преобладал неестественный светло-каштановый оттенок. Он либо красил волосы, либо носил искусно изготовленный парик.

Лицо его также выглядело свежим и моложавым; теперь, когда он отогрелся после долгого пребывания на холоде, на щеках его заиграл румянец; кожа казалась молодой и эластичной. Морщин вокруг глаз не было. Внизу левой щеки я рассмотрел едва заметную светлую линию; очевидно, Риштон пользовался услугами пластического хирурга, в отличие от Кэт Хэдлам, хотя она нуждалась в них несравненно больше.

На левой руке, лежавшей на руле, сверкало широкое золотое обручальное кольцо, а на мизинце правой – большой перстень с крупным полудрагоценным кабошоном, на мой взгляд чересчур крикливым.

Целью нашего путешествия оказался паб-ресторан на набережной под названием «Док-хаус». Нижний этаж занимал паб, где декадентствующие молодые яппи распивали мексиканское пиво, а верхний – уютный ресторан в стиле старого аристократического клуба. Риштоновский статус звезды пришелся весьма кстати. Хотя все столики, казалось, были заняты публикой, уже начавшей праздновать Рождество, и у дверей стояла очередь, метрдотель немедленно нашел для нас место.

Как только Риштон устроился в удобном кресле, поток его болтовни возобновился. Быстро пробежав меню сквозь очки-«половинки», он бросил официанту:

– Мне как обычно, Джордж.

Официант, угодливый шотландец, просто пресмыкался перед Риштоном.

Я поспешно выбрал себе блюдо и весь обратился в слух.

– Это старая история, Дейв. Скоро жениться – долго маяться. Я женился на ней в восемьдесят девятом году… Глория – моя четвертая жена. Казалось бы, пора чему-то научиться – так нет же… Не могу я без них. Мне надо два раза в день… иначе голова пухнет. Где творческая энергия, там и сексуальная…

Его руки с прекрасно ухоженными ногтями порхали по столу, перекладывали приборы, поправляли хлеб.

Я сидел на краешке стула, ожидая его следующего откровения. Неудивительно, что человек с такой способностью драматизировать ситуацию мог создавать занимательные телепередачи.

Его монолог прервало появление официанта с огромным едва обжаренным бифштексом.

– Ваш будет чуть позже, сэр, – извинился он передо мной.

Заметив, с каким недоверием я рассматриваю кровавый кусок мяса у него на тарелке, Риштон пояснил:

– Это они готовят специально для меня… начинают, как только я появляюсь. Вам надо было взять такой же… больше энергии.

Речитатив Риштона и его манера самому отвечать на все задаваемые им вопросы начинали меня утомлять. Я поймал себя на том, что киваю в такт его двусоставным фразам.

– Я не испытываю недостатка в энергии. На это никогда не жаловался, – попробовал защититься я.

– Ну, вы еще молоды. Посмотрите на себя… так и подпрыгиваете на стуле. Как ученик раввина, читающий молитвы. Не можете усидеть на месте. Не сомневаюсь, ваша девушка кормит вас энергетической пищей… Мюсли, питта, домашний сыр, а?… Моя вторая жена Арабелла попробовала проделать это со мной. Я сказал: «Мюсли или я». – Он глубоко вздохнул. – Она выбрала мюсли и немного денег.

Хотя последнее замечание было сделано в самоуничижительном тоне, Риштон не улыбался. Во всем, что касалось его лично, он был совершенно серьезен. Тщеславие не позволяло ему показаться смешным ни на минуту.

Улучив момент, когда он закладывал в рот кусок сырого мяса, я вернул разговор в его основное русло.

– Вы обрисуете мне мою сегодняшнюю задачу, Саймон? Мисс Хэдлам не объяснила в точности, что вам нужно.

– Да, мне тоже, чтобы понять это, пришлось жениться четыре раза… В конечном счете содержанка обходится гораздо дешевле жены. Знает свое место… не начинает пичкать вас травой… Кэт славная девушка… всегда держал ее в резерве, как хорошее бренди, которое ждет дождливого дня… Первое место в классе А… подходит, когда не ладятся дела в Лиге чемпионов!

Появление моего прожаренного бифштекса помешало мне снова напомнить ему о вечернем деле. Теперь Риштон жадно глотал красное вино, прекрасное сухое «Ламбруско», и язык его не собирался сбавлять обороты.

Насытившись бифштексом, он начал хлопать себя по груди, а потом по карманам брюк.

– Я оставлю вас на минутку. – Он отодвинул свой стул. – У вас не найдется крупной купюры?

Сначала я решил, что он просит меня заплатить за обед, но потом понял. Старая обезьяна собиралась нюхнуть кокаина.

– Только на минутку, я вам сразу отдам.

Я вынул пачку пятидесятифунтовых бумажек, полученных от Мэри Вуд, и протянул ему одну. Все банкноты были новенькие.

– Бог ты мой, вот это бабки! Вы всегда так ходите? Я наличных с собой не ношу. Только припудрюсь и обратно. – Он удалился в направлении уборной и оставил меня спокойно доедать мой стейк.

Вернувшись, Риштон протянул мне купюру. Глаза его блестели еще ярче, чем раньше, а на левой ноздре он неосторожно оставил немного белого порошка.

Поймав мой взгляд, он смахнул его.

– Знаете, что говорят о кокаине? Так Бог дает тебе знать, что у тебя слишком много денег… Если хотите, могу угостить… Способствует пищеварению. – Он говорил медленнее и уже не так напряженно, как раньше.

– Я не употребляю, – поспешно ответил я.

– Предпочитаете крэк? Вам достает ваш юный друг?

Этот реликт 60-х годов не только принимал меня за наркоторговца, но и трубил об этом на весь ресторан.

– Он мой ученик, и я ничего подобного ему не позволяю! – Я знал, что мои слова звучат патетически, но в тех кругах, где вращаемся мы с Джеем, такими вещами не шутят.

– Ну хорошо, хорошо, не волнуйтесь! Просто увидел у вас пачку денег и подумал, что вы можете иметь отношение. Не обижайтесь.

Он улыбнулся самой широкой из своих улыбок. Я расслабился и откинулся на спинку стула. Нимб знаменитости вокруг тщательно ухоженной головы Риштона производил несомненный эффект на простых смертных, и я спустил ему то, за что другому пересчитал бы все кости.

– Мистер Риштон, я пришел сюда обсудить подробности визита к вашей супруге, о котором меня попросила ваша подруга Кэт Хэдлам. Другие темы меня не интересуют, – холодно произнес я.

– Отлично, Дейв! Кстати, вы похожи на Аль Пачино в «Крестном отце-2». Вы никогда не думали о карьере на телевидении? Наверное, нет… не принимайте меня всерьез, Дейв, берите пример с моих друзей. Я просто мальчишка…

Я подумал, что в его эскападах и правда есть что-то ребяческое.

– Ладно, Саймон! – примирительно, но энергично ответил я. – Но если вы сейчас же не скажете мне, что вы хотите мне поручить, я ухожу.

– О, прекрасно, прекрасно. Итак… Я не хочу, чтобы вы пугали Глорию или что-нибудь в этом роде, ни в коем случае. Если вас волнует это – пожалуйста, успокойтесь.

– Саймон, а могу я попросить вас слегка убавить громкость? Вас слушает половина Манчестера. – Я постепенно начинал привыкать к нему, но не понимал, почему о наших делах должны знать все окружающие.

Он приподнял очки, подался вперед и заговорил заговорщицким тоном:

– Я хочу только, чтобы вы убедились, что она нормально проводит праздники, и передали ей вот этот конверт… В нем немного денег. Если я отправлюсь вручать ей его сам, она может неправильно понять и устроить мне очередную сцену… Если хотите, называйте эту передачу очисткой совести. Кэт такая сентиментальная особа… Не может допустить, чтобы бедная Глория осталась на Рождество покинутой.

Он через стол протянул мне конверт, несколько раз обмотанный скотчем.

Я к нему не притронулся. Этот артист полчаса кричал на весь зал о наркотиках, а теперь решил передать мне толстый конверт на виду у тридцати человек. Отдел по борьбе с наркобизнесом мог сцапать меня, стоило мне взять конверт в руки.

Риштон понял мои опасения.

– О, господи, да это же просто деньги!

– Правда? – спросил я. – А почему вы доверяете их совершенно незнакомому человеку? Почему не пошлете к Глории курьера? И кстати, Саймон, должен вам сказать, что моя мать всегда выключает телевизор, как только видит вас на экране.

В первый раз с момента нашей встречи он показался несколько смущенным. Он сконфуженно рассмеялся, не понимая, говорю я всерьез или шучу.

– Всем не угодишь, – произнес он наконец. – Некоторые женщины реагируют на меня таким образом… Так вот, это просто деньги. Дело в том, что если пронюхают адвокаты Глории, они объявят, что я посылаю ей регулярное содержание. Вы нужны мне как агент, от которого я смогу отказаться. Потому я и не хочу обращаться к кому-нибудь из общих знакомых. Пожалуйста, передайте конверт Глории. В нем нет ничего, кроме наличных денег.

Настал момент принять или отклонить предложение. Я убрал конверт во внутренний карман кожаного пиджака. Даже если он содержал купюры по пять фунтов, сумма, судя по толщине, была немаленькая. Конверт был так перемотан клейкой лентой, что для проверки содержимого мне понадобился бы нож, а если Деклан и Шон снова найдут меня спящим на земле, они решат, что выиграли тотализатор.

– Да, я прошу вас только отдать ей это.

Я начал рыться в кармане в поисках бланка, чтобы написать ему расписку, но ничего не находил.

Тогда я начал писать на чистой салфетке, но Риштон вырвал ее и смял.

– Я не хочу никаких письменных свидетельств. Все это может каким-нибудь образом попасть к ее адвокатам. – Риштон следил за выражением своего лица, и прочесть по нему что-либо мне не удалось.

Такие условия не слишком меня устраивали. Если бы на меня не смотрели косо все клерки в банке, когда я приходил просить об очередном продлении кредита, я швырнул бы конверт ему в морду. Но он безошибочно меня вычислил. За хороший гонорар и освобождение от долгов к Новому году я был готов на любую сделку, хоть сколько-нибудь напоминающую законную. Правда, от этой работы воняло, как от рыбной фабрики.

Риштон уверял, что опасается сам отвозить деньги жене – и в то же время поручал мне сделать это в битком набитом ресторане. Мне не хватало только мигающего неонового знака, или куртки с надписью «посредник» на спине.

– Сколько в этом конверте, мистер Риштон? – спросил я.

– Десять штук, сын мой, – ответил он из-за облака дыма. – Вы знаете, я вам действительно доверяю. А скажите, Дейв, что именно не нравится во мне вашей матери? – Он снова выглядел смущенно.

Я сделал честное лицо.

– Я просто пошутил, Саймон. Она обожает ваши передачи, никогда их не пропускает.

Его черты просветлели. Я не сомневался, что он искренне мне поверил.

Он снова заговорил, гораздо более уверенным тоном, уже не крича. Казалось, он хочет выговориться.

– Дело в том, что… На «Альгамбре» сейчас неважные дела… – Он сделал очень долгую паузу, и я уже решил, что Люси Лонгстафф вчера нанесла своей сопернице тяжкие телесные повреждения. – Прежняя администрация, в которой я играл одну из ключевых ролей, немножко зарвалась – и просчиталась… Слишком много мрамора… слишком много стекла… Словом, промотались, а кончили тем, что решили распрощаться с вашим покорным слугой, не сказав ему спасибо и не назначив персональной пенсии.

Он вдруг стукнул кулаком по столу так, что чашки зазвенели, а зрители отвернулись, чтобы не стать соучастниками какой-нибудь некрасивой сцены.

– Черт возьми! Я сделал эту студию из ничего, вот этими руками! – Он опять заговорил в полный голос. – Вы не представляете себе, каких трудов это стоило в первые годы! Но некоторые из моих оппонентов, особенно один, имеют хорошие связи в государственных структурах… – Его лицо побагровело. – Не Тревоз, этот просто клерк, козявка. Я говорю о другом… Господи, они просто мечтают потопить «Следеридж-Пит»!

Новая пауза означала, вероятно, что я должен оправиться от потрясения. Я ничего не ответил, и он продолжал:

– Простите… Я отклоняюсь от темы… Есть люди, не очень далекие от желтой прессы, которые были бы счастливы заплатить Глории за подробности наших любовных отношений и разнести их по газетным киоскам… Поэтому я хочу, чтобы вы передали ей эти деньги и дали бы ей понять, что это только символическая помощь… что она получит гораздо больше, если будет умницей, но если она начнет болтать… Пусть ее содержит национальная пресса, а за мой счет она жить в Престбери не будет! Вы меня поняли?

– Успокойтесь, Саймон! Вы доведете себя до инфаркта. – Он выглядел почти невменяемым.

Я не поверил ни одному его слову. Что нового могли напечатать о Риштоне газеты? Чего еще не было о нем написано? Если он отправляет Глории десять тысяч через посредника, которого в первый раз видит, – значит, у Глории есть на него что-то очень серьезное.

– Вы не против вернуться на такси? – спросил он, когда мы шли к машине. – Все эти разговоры о сексе… Хочу заглянуть в одно местечко, немного освежиться, перед тем как возвращаться на работу. Не составите мне компанию?

Я коротко попрощался, отказавшись от его любезного предложения, и с радостью отправился искать такси. Он рванул со стоянки с такой скоростью, что я подумал: если он будет продолжать в том же духе, то кончит в доке, под тридцатью футами грязной воды. Однако он притормозил, помахал мне рукой с поблескивающим кольцом и, устремившись в сторону магистрали, скрылся в тумане.