Текст книги "Девять жизней"
Автор книги: Фрэнк Лин
Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Капли пота у него на носу ярко блестели под лампой. Когда я начинал отвечать, он неизменно опускал голову так низко, что лица его я не видел. Это чрезвычайно смущало меня, потому что, не видя реакции на свои слова, совершенно невозможно говорить уверенно. По этой же причине я никогда не умел вести серьезные разговоры по телефону.
Допрос продолжался до тех пор, пока Джеролд не заявил, что моя история его не устраивает и что я задержан для дальнейшего дознания. Мне разрешили сделать один телефонный звонок. Я позвонил не адвокату, а Делиз. Усталость давила так сильно, что я только в двух словах объяснил ей, что произошло и где я нахожусь, и почти не обратил внимание на ее реакцию.
Оставаться вежливым и рассудительным у меня не хватало сил. Я видел, что у Джеролда все решено заранее. Его поведение свидетельствовало об этом более чем красноречиво. Он отворачивался, не слушая мои ответы. Его непоколебимое недоверие давило на меня страшным грузом. Я знал, что его цель – запугать меня. Я начал дозировать поток информации, делать паузы перед ответами и менять темп речи. Никакого эффекта. Каждый раз, когда он опускал вниз свою лысую башку, меня охватывало непреодолимое желание врезать ему по черепу. Каковы бы ни были его намерения, этот человек был абсолютно непробиваем. И идеально знал свое дело.
Он спросил, почему я вез с собой такую большую сумму наличными. Я объяснил и добавил, что заместитель начальника полиции Большого Манчестера Синклер может подтвердить, что я часто выполняю денежные поручения моих клиентов. После этой игры в лапту, которая длилась несколько часов подряд, я понял, что с его точки зрения все полицейские, кроме него, куплены с потрохами.
После чашки жидкого чая с молоком допрос возобновился. Теперь на сцену выступил «серый пиджак». Куда я дел пистолет? Что бы я ни ответил, это ничего бы не изменило, потому что человек тридцать уже прочесывали местность и рано или поздно пистолет бы нашли. Он продолжал жужжать и бубнить на одной ноте, но его занудство оказалось в тысячу раз приятнее, чем полное отсутствие реакции на мои слова. Гораздо менее агрессивный, чем Джеролд, он, видимо, полагал, что одолеет меня, повторяя по сто раз одно и то же и пытаясь поймать меня на какой-нибудь оговорке. Я продолжал твердить о том, что выполнял поручение Кэт Хэдлам. Как я с ней познакомился? Сколько она мне заплатила? Я пытался перевести разговор на Риштона, но это имя его не интересовало.
Через два часа голос его стал хрипнуть и наконец умолк. Я посмотрел на него с таким спокойным и невинным видом, на какой только был способен. Сидевшего рядом с ним Джеролда это взбесило: воистину, нельзя недооценивать человека в коричневом пиджаке. Я сразу понял, что будет дальше. Не говоря ни слова, он перегнулся через стол и замахнулся. Подавив желание схватить его за руку и дернуть на себя, я увернулся от удара, но потерял равновесие, упал со стула и стукнулся головой о кафельную стену. В глазах потемнело, но сознания я не потерял.
Джеролд повернулся к магнитофону.
– Мистер Кьюнан ударился головой о стену, чтобы избежать дальнейших вопросов, – произнес он и остановил кассету, прежде чем я успел что-нибудь возразить.
Что ж, подумал я, так и надо тому, кто уверен, что обойдется без адвоката. Тот факт, что они перешли на тумаки, уже был хорошим знаком. Значит, без зацепок они бессильны. Бросив на меня испепеляющий взгляд, Джеролд вышел, его помощник последовал за ним. В комнату вошел другой офицер.
Я встал с пола, и один из констеблей принес мне мокрое полотенце, чтобы обвязать голову. Над левым ухом у меня вздувалась шишка.
Почти всю пятницу, сочельник, я провел, пересчитывая кафельные плитки на стенах камеры, пока Джеролд, как я полагал, рыскал в поисках улик против меня. Времени для размышлений у меня было сколько угодно. В конечном счете, я был озадачен не меньше Джеролда.
Если Кэт Хэдлам и Саймон Риштон хотели меня подставить, то как они могли знать, что я окажусь там именно после, а не до убийства несчастной Глории? Да и как могли они быть уверены, что я вообще туда поеду, а если поеду, то стану осматривать дом и гараж? Если бы я думал, что Хэдлам и Риштон хотели, чтобы меня арестовали за убийство вместо них, я бы так и говорил Джеролду, ясно и прямо. Но эта версия не имела смысла.
Я оставил их в Центральном Манчестере в 5.40 и отправился в Престбери самым прямым путем, остановившись только один раз на пять минут. Следовательно, убить Глорию сами они никак не могли.
В любом случае – для чего вовлекать третью сторону? Зачем вообще посылать меня? Если бы они хотели свалить на меня обвинение в убийстве, они могли бы также догадаться, что их обвинят в том, что они меня наняли. Масса свидетелей подтвердили бы наши контакты. Если бы полиция сочла меня виновным, тень немедленно пала бы на Хэдлам и Риштона. Когда в переполненном ресторане Риштон давал мне поручение, он кричал чуть не на весь зал. Разве так нанимают убийц?
Ночью мне удалось заснуть лишь на час. Я чувствовал, что теряю ориентацию. Больше всего меня пугало, что я плохо контролирую ситуацию и самого себя. Я не знал, что затевает против меня полиция, или Хэдлам с Риштоном, или реальный убийца.
Было ясно, что заснуть больше не удастся. Слышалось хлопанье дверей соседних камер, куда заводили уличных хулиганов: обычное дело, Рождественская ночь. Ко мне, слава богу, никого не подсадили: «убийцу» оставили в одиночестве. Я знал, что до сих пор держался на допросе безупречно, но надолго ли меня хватит? Я решил, что утром непременно потребую адвоката. Задерживать меня до послезавтра, не предъявив обвинения, будет незаконно. Но сейчас я чувствовал себя слишком растерянным, чтобы что-то предпринять. Я приготовился к тому, что утром мне предъявят обвинение в убийстве.
Ничего не скажешь, славный подарок к Рождеству!
6
Полицейский участок Макклсфилда. Утро Рождества. Суббота, 25 декабря 1993 года.
Я лежал на жестком матраце, слушая звуки утренней возни в полицейском участке. В соседних камерах кто-то подметал пол, весело насвистывая церковный гимн. Уборщик подошел было и к моей двери, но удалился, оставив меня наедине с моими мрачными мыслями.
Около десяти часов тщедушный дежурный сержант вывел меня из камеры. Его сопровождал констебль – видимо, на случай, если я начну буянить. К столу сержанта я шел как на Голгофу.
«Твоя песенка спета, Кьюнан, – сказал я себе. – Обвинение в убийстве». Я старался сохранить спокойное выражение лица. В такие моменты, как известно, время останавливается. Вся кровь отхлынула куда-то в ноги. К моему величайшему удивлению, сержант, не говоря ни слова, начал возвращать мне мои вещи.
– Что это значит?
– Вы свободны, следствие в вас больше не нуждается, – промямлил он, глядя в папку на своем столе. И подвинул мне какую-то бумажку. – Распишитесь.
– И это все?! А где, я спрашиваю, следователь Джеролд? Он ничего не желает мне сказать? Четырнадцать часов допроса за сообщение о преступлении! – Мой страх сменился гневом, на шее вздулись вены.
– Успокойтесь, сэр. Произошла ошибка. Вы свободны. Тридцать шесть часов задержания истекли. Ваш друг все вам расскажет, – произнес сержант.
Я покачал головой, которая все еще гудела.
– Ошибка? – повторил я. – А как насчет нанесенных мне оскорблений? А шишка на голове, которую я получил, когда один из следователей набросился на меня?
– Я искренне сожалею, сэр. Мы не виноваты, это все пресса. Они страшно раздули это дело. Подобные дела всегда связаны с недоразумениями, сэр. Что же касается вашего повреждения, мы полагаем, вы нанесли его себе сами, сэр. Если желаете, можете подать жалобу. Позже вас, возможно, попросят подписать показания, сэр. – Этот сморчок получал от своей работы истинное наслаждение, но моя злость на него и на полицию в целом начинала улетучиваться. Разве всю мою жизнь отец не учил меня смотреть на вещи с полицейской точки зрения? Виноват был я сам. Никто не заставлял меня принимать предложение Риштона.
Сержант протянул мне конверт с деньгами: 2350 фунтов, в целости и сохранности. И расписка в том, что 5000, принадлежащие Саймону Риштону, изъяты как вещественное доказательство. Значит, следствие приняло мои показания.
Я попытался продемонстрировать свое презрение – повернуться на каблуках и выйти, не говоря больше ни слова. Однако эффектный жест не удался: на одном ботинке развязался шнурок, и я поскользнулся.
– И вам также счастливого Рождества, – сказал сержант, а его напарник хихикнул.
Я снял ботинки, взял их в одну руку, сумку с одеждой в другую и покинул место заключения в одних носках.
Выйдя в холл, все еще крайне недовольный собой и по-прежнему одетый в тюремную робу, я увидел сидящую на скамейке Делиз. Она не сразу меня узнала и словно поколебалась пару секунд, прежде чем встать мне навстречу. Двухдневная щетина у меня на подбородке и свирепое выражение лица, наверное, могли бы испугать кого угодно. Слава богу, она не сделала никаких бестактных замечаний. Я попытался улыбнуться.
– Дэйв, наконец-то! Если бы ты знал, сколько времени я тут провела, уговаривая их выпустить тебя. Я привезла тебе кое-какие вещи, но они не разрешили их передать. – Она поцеловала меня. Я обнял ее. Мне нужна была поддержка. Деловитая, как всегда, она высвободилась и сунула мне в руки какой-то пакет.
– Пойди приведи себя в порядок. – Она показала на туалет. – Здесь твоя электробритва. У тебя подбородок как наждак.
Поколение варваров свело удобства в уборной к минимуму: выщербленная раковина и осколок зеркала. Я побрился под тощей струйкой холодной воды и попытался смыть с лица грязь двух последних суток куском хозяйственного мыла. Электрическая розетка, естественно, отсутствовала. Я вытерся обрывками полицейского рубища и с наслаждением надел чистое белье и рубашку.
– А где Джей? – спросил я, выйдя в холл.
– Не беспокойся о нем, его отпустили вчера утром. Подумай лучше о себе. У выхода собралась толпа журналистов и телерепортеров. Они ждут не тебя – сейчас должны привезти Риштона и Хэдлам. Но на всякий случай нас обещали выпустить через задний ход, пошли скорей! – Она потащила меня за собой.
Я понял, что выход из тюрьмы – даже если ты провел в ней только два дня – подобен воскрешению из мертвых. Тем более что я настроился на гораздо более длительный срок.
– Я поставила твою машину там, на боковой улочке. Надо пройти пару сотен ярдов.
Делиз сбавила шаг и взяла меня под руку.
– Я еще не говорила маме о нашем решении. Ну, насчет кольца. Мне кажется, сейчас не очень подходящий момент, а? Я сказала ей, что, если мне удастся тебя вытащить, ты будешь обедать у нас на Рождество. Мы введем ее в курс дела постепенно.
Рождественский обед в обществе Кашалота определенно не стоял на первом месте в моем плане действий по выходе из-за решетки, но Делиз прекрасно выбрала момент: уводимый ее твердой рукой от тюремной камеры и от своры репортеров, спорить я не мог.
На улице, однако, никаких журналистов я не увидел, зато погода существенно улучшилась с тех пор, как я в последний раз выходил на свет Божий. Стоял ясный солнечный день, тумана и холода как не бывало. Звонили колокола, и празднично одетый народ сновал туда-сюда по крутым улочкам старого города, известного своими шелками.
– Не смотри так сердито, Дейв! Тебе придется к ней привыкнуть. В конце концов, она моя мать, – сказала Делиз, приняв мою улыбку за гримасу неудовольствия.
– Да я и не думаю сердиться. Какие-нибудь несколько часов в обществе твоей матери – ничто по сравнению с тем, что я пережил здесь, – ответил я.
Мы завернули за угол. Рядом с моей машиной возвышалась массивная фигура Теда Блейка, моего приятеля – того самого, который рекомендовал меня Кэт Хэдлам. Его могучее тело было плотно обтянуто коричневым кожаным пальто, перепоясанным ремнем, что придавало ему еще большее, чем обычно, сходство с плохо упакованной посылкой. Немало коров пришлось ободрать, чтобы сшить это пальто с кучей клапанов и карманов. Красная квадратная физиономия Теда сияла улыбкой.
– Будь с ним любезен, Дейв. Он очень нам помог, – прощебетала Делиз.
Мы с Тедом не то чтобы поссорились, но, сделавшись телезвездой, он стал значительно меньше нуждаться во мне как в собутыльнике или человеке, готовом вытащить его из очередного сомнительного заведения.
Подходя к нему, я напомнил себе, что он, конечно, не знал, чем обернется предложенное им дело. Во всяком случае, я хотел надеяться, что он этого не знал.
– Рад приветствовать тебя на свободе, Дейв! Делиз ввела тебя в курс событий? – спросил он. – Саймон Риштон и Кэт Хэдлам только что арестованы за убийство Глории Риштон, и только благодаря Делиз полиция решила предъявить обвинение им, а не тебе.
Я посмотрел на Делиз. Она ответила мне кокетливой улыбкой, словно ожидая продолжения комплиментов. Я не понимал, о чем идет речь. Что именно могла знать Делиз? Я подбодрил Теда улыбкой, и он продолжил:
– Я намерен вернуться в Манчестер вместе с вами. Ты сможешь рассказать мне все, что произошло. Остальные журналисты торчат у главного входа в участок – но я-то понимаю, что самое интересное знаешь ты.
Я мог бы и раньше сообразить, что Тед явился сюда не просто для того, чтобы поздравить меня с выходом на свободу. Его нюх на сенсацию, выработанный годами работы репортером, теперь, когда он стал вести собственную передачу, только обострился.
Спорить не имело смысла. Все было решено за меня. Делиз открыла машину, и я сел на заднее сиденье рядом с Тедом. Рессоры «ниссана» жалобно заскрипели. Итак, мое счастливое воссоединение с Делиз продлилось десять минут, из которых наедине мы провели пять. Ее, однако же, это нисколько не смущало, а два дня, в течение которых я делал то, что мне велели, значительно уменьшили мои способности к сопротивлению.
– С какой стати они арестовали Риштона и Хэдлам? – раздраженно спросил я. – Это бессмыслица! Если я нанятый ими убийца, зачем тогда отпускать меня?
Делиз обернулась к нам:
– Все дело в дневнике Хэдлам.
– То есть?…
– Ну, в кейсе у Хэдлам был старый органайзер и дневники с тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. В одном из дневников есть такая фраза про Глорию:
Я понимаю, что Саймон + Глория составят для меня проблему. Если бы только нашелся способ вычесть ее из уравнения… Но как?
Когда в полиции это прочли, они сразу потеряли интерес к тебе и к Джею.
– А каким образом они это прочли? – спросил я, пока еще довольно сдержанно, хотя уже почувствовал себя очень скверно. Ответ на свой вопрос я уже почти знал. Дневник оставался в распоряжении Делиз почти всю среду. Я вспомнил, что в офисе, пока я пытался привести себя в порядок, в соседней комнате не смолкал звук работающего ксерокса.
– Я им рассказала, – вызывающе бросила она.
Меня затрясло.
– Делиз, Хэдлам наш клиент. Сколько раз я повторял тебе, что клиентов мы не подставляем ни при каких обстоятельствах? И не выдаем их секретов, как священники или адвокаты. Мы держим язык за зубами и предоставляем полиции заниматься своим делом!
– Не будь таким глупым, Дейви! Ты действительно думаешь, что я должна была позволить им впаять тебе пожизненный срок, чтобы сохранить тайну клиентки? Да еще такой, которая намеренно тебя подставила! Я всего-навсего сняла копии с нескольких страниц, чтобы спасти фирму – и посмотри, как это оказалось кстати! Иначе где бы ты сейчас был?
– Она права, старик, – вмешался Блейк. – В конце концов, сейчас ты сам нарушаешь конфиденциальность, разве нет?
Все это мне совершенно не нравилось. Узнать, что Делиз имеет привычку копировать все сколько-нибудь секретные документы, было само по себе отвратительно, не говоря уже о том, что моя репутация надежного хранителя чужих тайн рассыпалась в прах. Она скопировала страницу, относящуюся к Глории, задолго до того, как могла предположить, что это понадобится для моего спасения.
– Чушь! – крикнул я. – Я не сказал ничего, что не было бы общеизвестно. Тебе, видимо, и в голову не приходило, что я провел тридцать шесть часов, пытаясь убедить полицию, что ни Хэдлам, ни Риштон, ни я не могли убить Глорию!
Тед поежился.
– Но кто-то же это сделал. Она не убила себя сама. Уж не хочешь ли ты сказать, что это просто хулиган вошел с улицы и застрелил невинную женщину из автоматического пистолета? В это никто не поверит. А у Риштона были и мотивы, и возможность. Ему должно быть что-нибудь известно. Наверняка они хотели, чтобы ты обеспечил им алиби и удостоверился, что ее нет дома, а твой помощник по чистой случайности открыл дверь гаража и обнаружил убийство до того, как они успели убрать тело.
Я обдумал такой вариант. Даже если признать, что Риштон меня надул, он никак не мог расправиться со своей женой за то время, которое прошло с момента нашей встречи.
– Водитель такси высадил ее в семь часов, а когда мы с Джеем приехали в десять минут восьмого – их там не было. Они никак не могли успеть это сделать.
– Это лишь доказывает их вину – они страшно спешили и забыли запереть гараж, – ответил Тед. – Они наверняка собирались поднять тревогу сами, оказавшись в безопасности. Послушай, Дейв, интерес публики к этому убийству огромен. Не каждый день, знаешь ли, такой тип, как Риштон – крупный телевизионный босс, режиссер одного из популярных телесериалов, – решается воплотить свои фантазии в реальность. Может быть все-таки согласишься дать мне интервью? Ты шикарно смотрелся бы в ближайшем выпуске «Кто, где, когда и почему?». Если мы запишем тебя сейчас, пока им не предъявили обвинение, нам разрешат выпустить это в эфир.
Я ничего не сказал. Обхаживания Теда и отношение Делиз к защите наших клиентов только усугубляли мой посттравматический синдром.
– Это послужило бы великолепной рекламой моей передаче, – добавил Тед, наконец открывая свои карты. – Ты знаешь, я собираюсь выходить в свободное плавание. Я же не предлагаю тебе врать – только ответить на несколько вопросов, чтобы зрители могли сделать собственные выводы.
– Другими словами, ты хочешь устроить суд по телевизору?
– Брось, пожалуйста. Я всего-навсего представляю голые, неприкрашенные факты. Никто никогда еще не переоценивал аппетита публики к жареному. В любом случае, Дейв, это очень хорошие деньги, а ты как-никак кое-чем мне обязан.
Я не понимал, чем именно я обязан Теду, учитывая, что последнее дело, в которое я посвятил его, составило ему репутацию первоклассного расследователя преступлений, но предпочел промолчать.
– Наши дела идут не так хорошо, чтобы мы могли отказываться от подобных предложений, – ввернула Делиз. – И потом, если ты считаешь, что они невиновны, это еще не значит, что это на самом деле так.
– Не знаю. Мне нужно подумать, – медленно ответил я. Наверняка я знал только то, что стоит мне появиться на телеэкране с рассказом об одном из своих клиентов, и с карьерой частного детектива можно проститься навсегда.
Самым неприятным было чувство, что именно эту цель и ставила перед собой Делиз. Она никогда не была так предана «Пимпернел инвестигейшнз», как я. В глубине души она, вероятно, мечтала сделать меня мальчиком на побегушках у Теда – я буду рысачить, вынюхивая злодеев, а он – защищать от них честных граждан. Ну а она, разумеется, станет помогать ему преподносить информацию зрителям.
Я снова стал размышлять об убийстве. Водитель такси, всегда подвозивший Глорию, заявил, что высадил ее около дома ровно в семь, как обычно. Даже если Риштон ждал ее, как ему удалось поставить ее в такое положение в гараже? Казнь была выполнена профессионально. Глория не пошла бы в гараж и не встала бы на колени, зная, что ее муж или его любовница хотят ее убить. Она бы сопротивлялась.
Убийцей Глории несомненно был мужчина, причем незнакомый ей. Он встретил ее практически сразу же, как только такси отъехало от дома, и приставил ей к виску пистолет. Она пришла в ужас, но надеялась, вопреки очевидному, что если будет подчиняться его приказам, он ее не убьет. Прошла за ним в гараж и встала на колени на холодный бетон. Может быть, ее последней мыслью было, что он хочет ограбить или изнасиловать ее.
Но этот ублюдок застрелил ее, причем самым эффектным способом. Чтобы совершить убийство так, как он это сделал, нужен дьявольски холодный расчет. Он выпустил две пули, судя по результату – типа «магнум». Затем выбросил гильзы – и аккуратно поставил еще две слева от тела. Несомненно, в качестве предупреждения. Но кому? И зачем?
Пока я обдумывал это, Делиз осторожно вела машину через Стокпорт. Тед продолжал бросать на меня исполненные надежды взгляды, но я молчал. Он уже выслушал историю Хэдлам и Риштона из уст Делиз, однако я не собирался ее подтверждать. Когда мы высадили Теда у его дома в Дидсбери, он сказал:
– Сообщи мне к вечеру, что надумаешь, Дейв.
Я пожелал ему счастливого Рождества, и он отправился отмечать его в одиночестве. Жена Теда, забрав двоих детей, ушла от него к спортивному репортеру из газеты «Баннер». С тех пор они ни разу не виделись; не смягчил ее и неожиданный успех Теда. Жизнь течет по своим законам, сколько бы Тед ни уверял зрителей и себя самого, что действительность и мыльная опера – одно и то же.
Не хотел бы я уподобиться Теду: превратиться в одинокого эксцентричного пьяницу, осложняющего жизнь своим друзьям.
Я испытал облегчение, вновь очутившись на узких улочках Чорлтона, хотя мы двигались несколько не в том направлении, в каком мне хотелось бы. Делиз почти ничего не говорила, но по выражению ее лица было понятно, что она считает совершенно необходимым, чтобы я дал интервью Теду. Я был убежден в обратном.
Улица с газоном посередине, на которой жила Молли, тянулась вдоль небольшого парка. Местные обитатели использовали его преимущественно в качестве туалета для собак, и даже теперь, в сочельник, тут шагу нельзя было ступить без того, чтобы не наткнуться на одного из этих друзей человека. Огромная пятнистая тварь, помесь неизвестного животного с немецкой овчаркой, разлеглась у Молли на пороге. Делиз перешагнула через собаку и вошла в дверь. Когда я последовал за ней, псина оскалила зубы и зарычала. Зверюга чувствовала себя здесь как дома, и я решил, что она принадлежит Молли.
Собака пробралась за мной в столовую. Делиз уже скрылась в кухне, где в клубах пара вырисовывались, как подножия Гималайских гор под облаками, могучие плечи Кашалота. Я остановился, не уверенный, стоит ли продолжать вторжение. В последний раз Молли накинулась на меня так, что мне пришлось в спешном порядке эвакуироваться. И теперь она, как навязчивый кошмар, вылетела из кухни с занесенной над головой сковородкой. Я отскочил в сторону, но оказалось, что на этот раз мишенью была овчарка, с успехом выставленная за дверь.
– Вы впустили сюда эту суку? – прогрохотала хозяйка. – Эта дрянь обгадила мне весь порог. А тут – новый ковер!
– Простите, миссис Делани, – пробормотал я.
– Не надо, не надо! Никакая я вам не миссис! – проворчала она, перекидывая сковородку из руки в руку.
– Простите, Молли, я думал, что собака ваша.
Она окинула меня подозрительным взглядом, пытаясь понять, не смеюсь ли я над ней. Ее сощуренные свирепые глазки на сердитом округлом лице казались еще меньше. Я не мог надивиться на чудеса природы: неужели эта необъятная фурия – мать маленькой, изящной Делиз? Она немного успокоилась, хотя мое появление, несомненно, не привело ее в восторг.
– Забудем это, – отрезала она. – Поздравляю вас с Рождеством. Кто старое помянет, тому глаз вон. Делиз очень к вам привязана, хоть я ее и не понимаю. В общем, входите и чувствуйте себя как дома.
Обед прошел довольно спокойно. Корзинки из слоеного греческого теста с начинкой из брынзы, овощи и пудинг на растительном масле составляли интересную альтернативу традиционному рождественскому меню.
После обеда Молли удалилась в свою спальню для сиесты, а мы с Делиз прилегли на диван. Его конструкция, специально укрепленная, чтобы выдерживать вес Молли, прекрасно подходила для моих намерений. Сверху доносился храп Молли. Несмотря на то, что я провел за решеткой всего два дня, я чувствовал, что вполне заслужил традиционное утешение освобожденных из заключения. Делиз не имела ничего против.
– Ты заложила ту дыру в полу ее спальни? – с опаской спросил я, когда она сняла блузку.
– А ты прислушайся! – рассмеялась она. – Я налила ей столько «Бушмиллз», что она продрыхнет до утра!
День клонился к вечеру, когда Делиз задала наконец сакраментальный вопрос:
– Так ты собираешься позвонить Теду, Дейв?
Я покачал головой.
Она накрутила на палец прядь моих волос и с силой дернула.
– Ты самый отвратительный тип на свете, Дейв Кьюнан! Ты специально делаешь все, чтобы прозябать в нищете и безвестности до конца своих дней?
Вулканические всхрапы, под аккомпанемент которых совершалось наше воссоединение, вдруг прервались, но через минуту возобновились в прежнем ритме. Мы с Делиз начали одеваться.
Она начала убирать со стола, громко звякая тарелками. Частота и интенсивность всхрапов снова изменилась. Я присоединился к уборке.
– Ну позвони ему хоть просто так, Дейв, – продолжала уговаривать меня Делиз. – Объясни ему, почему ты отказываешься от заработка. Может быть, заодно объяснишь и мне…
– Милая Делиз, чтобы вытащить из клиента информацию, Тед Блейк пообещает златые горы. Но когда дойдет до дела – обстоятельства резко изменятся. Поверь мне, я знаю его не один год.
Делиз удалилась на кухню и стала составлять грязные кастрюли с таким грохотом, что Молли очнулась бы, даже если бы лежала под наркозом. Это было последнее оружие из арсенала Делиз: мне предстояло выдержать натиск разъяренной Молли Делани.
Через несколько минут дом задрожал от ее шагов по лестнице. Я остался на месте, исполненный решимости сохранить хладнокровие при любых обстоятельствах, но Кашалот вплыл на кухню с самым добродушным видом.
– Я не пропустила речь королевы? – Она плюхнулась на диван.
– Неужели вы, Молли, тайная монархистка? – спросил я.
– Ну, как вам сказать… Рождественское обращение я слушаю всегда, – осторожно ответила она и повернулась к дочери: – Бросай эти горшки, Делиз! Оставь посуду до завтра и налей нам еще по рюмочке.
Домой я вернулся после полуночи. Наполнил ванну и отмокал в ней два часа, а потом лег в постель и проспал до середины Дня Рождественских Подарков [10]10
День Рождественских Подарков – 26 Декабря, следующий день после Рождества
[Закрыть]. Поскольку Делиз решила дуться, на остаток праздников я был предоставлен самому себе. Можно поехать к родителям, но там слишком многолюдно: на рождественские каникулы приехали мои брат и сестра со своими семьями. Меня тяготила роль отщепенца не меньше, чем соболезнования, которые они продолжали высказывать мне по поводу смерти моей жены. Финбар и Фиона Салвей тоже уехали куда-то к племяннику.
Мысль позвонить Теду Блейку даже не приходила мне в голову. Мне было совершенно нечего ему сказать.
Я прокатился на велосипеде по долине Мерси до самого канала Бриджуотер – крутил педали, пока хватало сил. Как всегда, это помогало мне думать. Я был совершенно уверен: Хэдлам и Риштон не могли быть прямыми виновниками смерти Глории. Они, несомненно, знали, что поручают мне опасное дело – возможно, потому и наняли меня забрать таинственную папку, – но чтобы самим совершить убийство…
Они просто не годились для этой роли. До Глории Риштон развелся с тремя женами. Он выбрасывал женщин, но не расстреливал их.
Пока я размышлял таким образом о невиновности телевизионных звезд, мне вдруг пришла в голову отвратительная мысль. Если Глория не знала человека, который ее убил, а Риштон предупредил ее о моем приезде – стало быть, она думала, что в гараж ее ведет Дейв Кьюнан? Она открыла дверь человеку, которого считала Дейвом Кьюнаном, которого ее муж послал по только им известному делу…
Это соображение так меня потрясло, что я чуть не сорвался с набережной. Кругом было полно народа – в основном рыбаки и парочки на байдарках, отправляющиеся в круиз по чеширским рекам. Погода стояла по-прежнему ясная, слишком теплая для конца декабря. Я доехал до Данхэм-Мэсси, остановился и посмотрел через поле на одинокий коттедж и парк. Под старыми раскидистыми дубами гуляли люди. Я подумал, что если бы я был старшим инспектором сыскной полиции Джеролдом, то попытался бы установить, имела ли Глория Риштон какие-либо связи с криминальным миром и не имел ли Саймон Риштон врагов, которые могли бы попытаться отомстить ему смертью его жены. Я очень тщательно допросил бы Риштона, но арестовывать на этой стадии расследования ни в коем случае не стал бы.
Вернувшись домой, я принял душ, переоделся и включил телевизор, чтобы посмотреть новости. Главной их темой, конечно, оказалось заключение под стражу Риштона и Хэдлам по обвинению в убийстве Глории. Несомненно, полицейским было известно больше, чем мне. Полиция и служба исполнения уголовных наказаний никогда не обвинили бы такого человека, как Риштон, в столь серьезном преступлении, не имея на то достаточных оснований. Если только они не были готовы предоставить окончательное решение апелляционному суду.
Когда я приехал в офис во вторник утром, ни Делиз, ни я ничего не сказали друг другу о наших отношениях, тем более что у нас нашлась масса других дел.
Все газеты кричали о Хэдлам и Риштоне. «Стар» поместила их фотографию под заголовком «НАШ ПРЕСТУПНЫЙ СЕКРЕТ», «Миррор» – снимок Глории Риштон; статья называлась «УБИТАЯ ЗА ЛЮБОВЬ». Даже серьезные толстые газеты не оставляли им шанса на оправдание. В «Гардиан» поместили свадебную фотографию Риштонов и описание карьеры Саймона, несомненно взятое из заранее приготовленного некролога.
Ни в одной из публикаций не подвергалась сомнению полицейская версия событий. В лучшем случае смерть Глории трактовалась как убийство из ревности: молодая красивая женщина погибает накануне Рождества. Обо мне ни одного упоминания, жертва была просто «обнаружена», но – странное дело – писали о Пултере, охраннике, стоявшем у входа на телестудию «Альгамбра». Его также несколько дней допрашивали в полиции, но на рождественские праздники отпустили.
Я вышел в нашу «приемную» и положил экземпляр «Сан» на стол Делиз.
– Ты видела это? Как после такого возможен честный суд?
– Дейв, не надо… – Она грустно улыбнулась. – Прости, что я старалась убедить тебя дать это интервью. Я знаю, как ты дорожишь своей работой и репутацией, но ведь всем ясно, что они виновны. Газеты бы так не бесновались, будь это иначе. Посмотри. – Она показала на один абзац. – Тут ведь ясно сказано, что мужчину и женщину, описание которых совпадает с внешностью Хэдлам и Риштона, видели входящими в дом в шесть часов. Значит, они нашли способ попасть в Престбери раньше тебя.
Я перечитал это место. Полная чушь.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?