Электронная библиотека » Фрэнсис Дункан » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 11 июля 2019, 10:00


Автор книги: Фрэнсис Дункан


Жанр: Классические детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 3

На следующий день, после того как сон воздвиг барьер, за которым вчерашний инцидент предстал в более спокойном свете, Мордекай Тремейн пришел к выводу, что оказался свидетелем случайной встречи, закончившейся там же, где началась. Он застал художника в возбужденном состоянии, в свободном парении творческого духа. А сейчас тот уже наверняка забыл о своем обещании. Дату бала Содружества родственных искусств – а Тремейн уже навел справки и выяснил, что это одно из самых ярких светских событий в Челси, – можно со спокойной душой вычеркнуть из календаря.

Однако он ошибся. Через два дня обещанные билеты принесли вместе с короткой запиской. Картхэллоу сообщал, что мечтает о новой встрече. В следующую среду жена собирает друзей и будет счастлива, если мистер Тремейн примет участие в вечеринке. Мордекай Тремейн вспомнил, что в последний раз танцевал так давно, что даже забыл, танцевал ли вообще, он сделал несколько неловких шагов перед зеркалом, а затем позвонил Аните Лейн.

– Право, Мордекай, вы на глазах превращаетесь в галантного кавалера! – воскликнула польщенная дама. – У меня как раз выдался свободный вечер, и я с радостью составлю вам компанию. Хотя бы для того, – шаловливо добавила она, – чтобы увидеть, как вы отплясываете польку!

– Когда-то, – сдержанно парировал Тремейн, – я считался прекрасным танцором.

В трубке послышался веселый смех, и он ясно представил, как серые глаза Аниты Лейн лукаво заблестели.

– Серьезно, Мордекай, – продолжила она, услышав, откуда явились билеты, – вы завоевали симпатию Адриана. А мне-то казалось, будто его интересуют исключительно люди типа Белмонта.

Имя показалось смутно знакомым.

– Белмонт?

– Уоррен Белмонт, – пояснила Анита. – Американский миллионер. Приехал, чтобы купить картины, а Адриан, разумеется, не собирается упускать столь ценную добычу.

Почему-то в памяти вдруг всплыли ее слова, сказанные при расставании в тот вечер, когда Картхэллоу был почетным гостем, и Тремейн проговорил:

– Анита, вы собирались что-то рассказать об Адриане Картхэллоу. Я восхитился его преданностью жене, а вы возразили, что я парю в облаках. Помните?

– Да, – ответила она, и голос утратил веселость. – Помню. Но что бы я ни собиралась поведать, лучше оставить это невысказанным. – Она помолчала и неожиданно спросила: – Вы к чему-то клоните, Мордекай?

– То есть?

– В отношении четы Картхэллоу.

– Разумеется, нет, – заверил Тремейн. – К чему я могу клонить?

– Ни к чему. До свидания, Мордекай. Очень мило с вашей стороны пригласить меня на бал.

Послышались гудки. Тремейн сидел, нахмурившись, и смотрел на трубку, которую все еще держал в руке. Анита не имела привычки говорить загадками. Так в чем же дело? Неприятно чувствовать себя одураченным: пообещала раскрыть секрет и передумала. Приличные люди так не поступают. Надо будет обязательно побеседовать с Анитой на сей счет, причем серьезно.

Однако при очередной встрече появилось множество других тем для обсуждения. Бал Содружества родственных искусств оказался маскарадом. Тремейн поинтересовался, что Анита думает о костюмах королевы Елизаветы и графа Эссекса. В ответ та практично заявила, что Эссекс в пенсне будет смотреться довольно странно, и взамен предложила образы Пьеро и Пьеретты. Печально вздохнув, Тремейн принял справедливые возражения Аниты и отказался от мечты увидеть себя блестящим, пусть и неудачливым графом. Она упомянула только пенсне, однако попутно возник вопрос, выдержат ли его тонкие ноги испытание причудливым нарядом аристократа елизаветинской эпохи. Пожалуй, будет надежнее спрятать слабые икры под мешковатыми штанами Пьеро.

Адриан Картхэллоу отозвался о бале как о самом знаменательном событии года. Войдя об руку со своей спутницей в обширный зал, где уже начались торжества, Тремейн понял, что на сей раз художник не преувеличил разгул фантазии. Цыгане, адмиралы и фельдмаршалы, балерины, уличные торговцы и принцы кружились в танце под разноцветным дождем из конфетти, серпантина и воздушных шаров. По периметру зала двигалась процессия, явившаяся из фантастических глубин пьяного кошмара. Неестественно высокие мужчины с круглыми, гротескно раскрашенными лицами чопорно вышагивали среди странных существ, большинство которых напоминало результаты скрещивания драконов с динозаврами.

Атмосфера бала привела Мордекая Тремейна в восторг. Он расцвел, как тропический цветок на солнце. Вряд ли, конечно, удастся встретить Картхэллоу в пестрой причудливой толпе, но почему бы не воспользоваться предоставленной художником счастливой возможностью повеселиться от души?

Через два часа, мысленно вознося благодарственную молитву за то, что просторные складки костюма Пьеро позволяли чувствовать себя свободнее, чем безжалостное обличие графа Эссекса, Мордекай Тремейн лавировал среди гостей, чтобы принести Аните освежающий напиток. Воздушный шар мягко отскочил от пенсне, отчего оптический прибор съехал на кончик носа еще более рискованно, чем обычно. Над головой нависло огромное лицо. Тремейн встретил взгляд нарисованных глаз и успел удивиться их человечному выражению. Он ловко увернулся от опасного соседства, но в этот момент тучный шут с нелепым красным носом и колокольчиками на колпаке преградил ему путь и принялся греметь трещоткой.

– Что ты с ним сделал? – раздался над ухом ядовитый голос.

– С кем? – испуганно спросил Мордекай Тремейн.

– С покойником, – театрально прошептал шут, и стало ясно, что это Картхэллоу.

Художник схватил его за руку.

– Но моя дама… – успел беспомощно возразить Тремейн, прежде чем Картхэллоу увлек его за собой в неизвестном направлении.

К счастью, Анита Лейн стояла достаточно близко, чтобы увидеть, что произошло.

– Я сразу поняла, что это вы, Адриан, – со смехом призналась она. – Никто другой не смог бы предстать таким дервишем!

Бурная энергия Картхэллоу помогла им пробиться сквозь плотную массу экстравагантных созданий, и вскоре все трое оказались в противоположном конце зала, возле жены Картхэллоу.

– Я нашел того, кого искал! – объявил художник и отступил с гордым величием фокусника, достающего из цилиндра драгоценный приз.

Задыхающийся, мокрый от пота Мордекай Тремейн поправил пенсне и попытался принять достойный облик, с сожалением сознавая, что слишком давно живет на свете, чтобы прыгать по душному залу в костюме Пьеро. Однако Хелен Картхэллоу не усмотрела в его внешности ничего нелепого.

– Надеюсь, Адриан не похитил вас у друзей, – с улыбкой произнесла она. – Сегодня он от души веселится.

– В такой вечер можно простить все, – заверил Мордекай Тремейн. – Мы с Анитой надеялись встретить вас.

В этот восхитительный вечер красота Хелен сияла особенно ярко. Темное бархатное платье мерцало в свете хрустальных люстр и подчеркивало природную грацию движений. Крошечная черная маска скрывала верхнюю часть лица, ярко-красные губы и белая кожа выразительно контрастировали с нарядом.

Картхэллоу заметил искреннее восхищение Тремейна.

– Кто она?! – громогласно провозгласил он. – Пусть я шут, но та, чье лицо однажды заставило выйти в море тысячу кораблей, достойна иного титула!

Мордекай Тремейн задумался, однако изнуренное возбуждением и двухчасовыми усилиями сознание отказывалось определить образ, воплощенный супругой художника. Единственное пришедшее на ум имя – Елена Троянская – казалось слишком очевидным.

– Намек, мой дорогой! – воскликнул Кархэллоу. – Я же дал подсказку!

Мордекай Тремейн растерянно молчал, и тогда художник триумфально объявил:

– Смуглая дама сонетов – вот кто стоит перед вами!

Красные губы под черной атласной маской сложились в улыбку.

– Не обижайтесь на Адриана, – попросила Хелен Картхэллоу. – Шутовской колпак и бубенцы все объясняют и оправдывают.

– Таинственная дама Шекспира, – продолжил Картхэллоу, обращаясь скорее в пространство, чтобы насладиться звучанием слов, чем адресуя послание собеседникам. – Незнакомка из неведомых далей, вдохновившая гения на постижение высот. Разве кто-нибудь способен назвать ее имя, определить мысли, перечислить любовников?

На мгновение Тремейну показалось, будто на его глазах происходит нечто невероятное. Лицо шута предстало безжалостной сатирической маской, мрачная красота Хелен Картхэллоу обрела черты настороженности, а темные глаза в прорезях маски взглянули с выражением мучительного ожидания. Разумеется, виде́ние было лишь абсурдной фантазией: вот муж взял жену под руку, и та улыбнулась. Они стояли рядом и сияли, как юные любовники.

Аниту Лейн связывало с Хелен Картхэллоу близкое знакомство, и скоро дамы погрузились в легкую беседу, которая неизбежно возникает между людьми, не нуждающимися в представлении. Картхэллоу посмотрел на обеих с преувеличенным смирением и повел Тремейна в сторону бара. Продолжение вечера явилось Тремейну в розовом тумане, изредка нарушаемом вспышками энергии, во время которых он пытался танцевать в плотной толпе, напоминавшей о праздновании великой победы.

Он проводил домой Аниту, в ужасе вздрагивавшую от мысли о предстоящем всего через несколько часов утреннем просмотре кинофильма. И наконец добрался до постели. Вечер вспоминался сверкающим смерчем из серпантина, воздушных шаров и фантасмагорических фигур. В сплошной пестрой массе выделялись лишь отдельные странные образы. Адриан Картхэллоу в шутовском колпаке с бубенцами, отплясывающий, словно школьник. Разгоряченное, полное энергии лицо Аниты Лейн. Роберта Ферхэм, осыпающая присутствующих пестрым конфетти из сумки почтальона.

Картхэллоу представил мисс Ферхэм – некрасивую девушку с волосами мышиного цвета, чьи невыразительные черты никак не удавалось запомнить. Она нарядилась почтальоном, а в сумке якобы лежали письма. Сомнительно, что в бешеном круговороте бала Мордекай Тремейн вообще обратил бы на нее внимание, если бы не открытое обожание, с которым бледные глаза смотрели на Адриана Картхэллоу. С подобным поклонением созерцают божество. Художник многозначительно взглянул на Тремейна и пожал плечами.

Итак, Роберта Ферхэм входила в когорту женщин, готовых пасть к ногам Картхэллоу. Став свидетелем нескрываемого поклонения, Мордекай Тремейн проникся сочувствием к объекту страсти. Публичное преследование доставляет неудобства даже самому тщеславному человеку, готовому принять лесть и низкопоклонство.

Внешне мисс Ферхэм не принадлежала к типу женщин-охотниц. Ее трудно было назвать сиреной, сладкой песней увлекающей впечатлительного героя в неодолимые заколдованные волны, прочь от законной жены. Ее откровенное благоговение прикрывалось вуалью скромности. Роберта восхищалась издалека и возводила дворец мечты, полагаясь на редкие случайные взгляды, брошенные кумиром в бесконечной мудрости и доброте.

Хелен Картхэллоу не могла не замечать происходящего, однако виду не подавала. Держалась естественно и дружелюбно, без малейшего намека на превосходство и обладание желанным сокровищем. Несомненно, она заставила себя смириться с необузданным вниманием к супругу со стороны женщин и привыкла философски принимать то, что нельзя исправить. В конце концов, жена, уверенная в любви и преданности мужа, может позволить себе роскошь терпимости в отношении не столь удачливых соперниц.

Наверное, постоянные мысли о Хелен Картхэллоу обусловили то обстоятельство, что последний из инцидентов счастливого, хотя и туманного вечера был связан именно с ней.

Адриан Картхэллоу танцевал с Анитой Лейн. Супруга пожелала отдохнуть от пестрого вихря, Мордекай Тремейн проводил ее в более спокойный уголок, присел рядом и завел неспешную беседу. Внезапно прикрытый черной атласной маской взгляд оживился, и стало ясно, что внимание собеседницы переключилось на иной объект. Мимо проплывал в танце цыган. Высокий и стройный, он двигался легко, выделяясь в толпе мускулистой грацией. Поверх плеча партнерши цыган вызывающе открыто, в упор смотрел на Хелен. Мордекай Тремейн увидел, как взгляды встретились на тот самый миг, который называют бесконечным. Двое молодых людей молча общались через разделяющий их мир. Женщина в струящемся темном платье, оттенившем контраст белой кожи и алых губ, и красивый, полный сил, уверенный в себе мужчина.

В этот момент Мордекай Тремейн понял, что на сегодня впечатлений достаточно. «Романтические истории» дополнят недостающие краски.

Глава 4

Через пару дней Хелен Картхэллоу прислала любезное приглашение на вечер: они с мужем собирали друзей. Чувствуя, как превращается в записного светского болтуна и дамского угодника, Мордекай Тремейн отправил ответную записку с благодарностью и обещанием явиться. Глядя в зеркало, он с недоумением спросил себя, тот ли это человек, который еще недавно изо дня в день часами стоял за прилавком магазина и усердно снабжал покупателей сигаретами и трубочным табаком, не подозревая, как много интересных событий происходит в мире.

Однако Мордекай Тремейн сознавал, что, рассуждая подобным образом, несправедливо относится как к самому себе, так и к собственному прошлому. Сыщиком-любителем он стал исключительно потому, что всегда понимал, как богата жизнь разнообразием, не поддающимся измерению унциями табачной смеси «Империя» или пачками сигарет по двадцать штук в каждой. А сегодняшнее приглашение в дом Адриана Картхэллоу стало прямым следствием плодотворного участия в раскрытии преступлений. Мордекай Тремейн не сомневался, что если бы не прочно утвердившаяся репутация надежного, никогда не ошибавшегося детектива, знаменитый художник не обратил бы на него внимания.

В последние несколько недель тема убийств отошла на второй план. Тремейн не интересовался новыми примерами склонности человечества уничтожать себе подобных с помощью огнестрельного и холодного оружия, ядов или тяжелых тупых предметов. И он был этому рад. Было время, когда мысль о непосредственном участии в раскрытии преступлений вместо чтения газетных отчетов заставляла сердце биться быстрее. Теперь же стало ясно, что процесс расследования вовсе не ограничивается решением увлекательной логической задачи. Реальное убийство – в отличие от описания на печатной странице – неизменно выглядит печальным, грязным и отвратительным.

Всегда существует жертва – настоящий, еще недавно живой человек, а не абстрактное имя. Есть преступник, за время расследования успевший стать хорошо знакомым, а порой и приятелем. Тем тяжелее воспринимается необходимость клеймить огненной печатью вины больную, израненную душу. Открыв страшную правду, приходится торопливо через нее переступать и изо всех сил пытаться забыть, пока ужас не поработил волю.

Легко жить, никого не выслеживая, не думая о том, что убийца понимает твои действия и с затаенным в сердце страхом, с плохо скрытой ненавистью наблюдает, приближаешься ли ты к правде или нет. Приятно иметь возможность отправиться на бал и в дом знаменитого художника Адриана Картхэллоу без утомительной мысли о неизбежности рокового момента обвинения, когда придется отбросить притворство и призвать на помощь устрашающие атрибуты закона.

В гостях у Картхэллоу было множество незнакомых Тремейну людей, и поначалу он даже усомнился, следовало ли здесь появляться. Однако опасения оказались напрасными. Картхэллоу предпринял все, чтобы гость не страдал от одиночества.

Дом приятно удивил богатой обстановкой. Мордекай Тремейн сделал вывод о значительных гонорарах и подумал, что быть успешным художником чрезвычайно приятно. Несколько авторских этюдов украшали стены. Большей частью – пейзажи Корнуолла. Восхищенный необузданной красотой моря и скал, Тремейн не смог удержаться от расспросов.

– Здесь изображено побережье в окрестностях Фалпорта, – пояснил Картхэллоу. – Обычно мы с Хелен проводим там несколько летних месяцев – в своем доме неподалеку от города.

Он подождал, будто предполагая услышать комментарий, однако Мордекай Тремейн еще не знал о существовании особняка «Парадиз», а потому промолчал. То ли почувствовав искренний интерес к своему творчеству, то ли по каким-то неясным личным причинам Картхэллоу неожиданно разоткровенничался. На несколько минут он покинул гостей и повел Тремейна в студию – огромную светлую комнату, занимавшую почти весь верхний этаж.

Мордекай Тремейн восхищенно рассматривал расставленные вдоль стен полотна, мольберты и различные инструменты, необходимые в ремесле художника: кисти, палитры, краски, масла, лаки. На столе возле окна беспорядочно теснились пастельные наброски. В дальнем конце комнаты возвышался подиум с креслом для моделей. Мордекай Тремейн вздохнул.

– Вероятно, творчество приносит огромное удовлетворение, – заметил он. – Как важно сознавать, что если бы не собственное усердие, мастерство и талант, произведение искусства не появилось бы на свет.

– К сожалению, так случается далеко не всегда, – возразил Картхэллоу. – Бывает, спрашиваешь себя, не напрасно ли вообще взялся за работу!

Однако в голосе его не слышалось правды. Вместо искренности звучало странное торжество. Мордекай Тремейн прошелся по студии. Некоторые картины были закончены, другие явно требовали внимания и усилий. Он вспомнил о недавно покинувшем эти стены провокационном портрете Кристины Нил и раздумывал, как лучше задать вопрос. В итоге начал издалека:

– Выбрав тему нового произведения – например, образ для портрета, – каким способом вы приступаете к работе? Составляете ли заранее конкретный план или дожидаетесь начала сеансов и пишете только то, что видите в данный момент?

Картхэллоу нахмурился и, словно позируя, остановился в центре мастерской – в самой светлой точке пространства.

– Я пытаюсь изобразить те черты характера, какие кажутся мне типичными. Разные люди несут различное настроение. Важно поймать доминирующее впечатление и вывести его на том фоне, который особенно ярко представит необходимые грани образа.

Мордекай Тремейн с понимающим видом кивнул, в то же время мысленно стараясь перевести сказанное на обычный язык и применить к портрету Кристины Нил. Картхэллоу написал эту картину с определенной целью, полагая, что передает на холсте правду жизни так, как видит. Но видел он особую правду, потому что сам был особым человеком.

– Насколько я могу судить, – произнес Тремейн, – вы пишете не для того, чтобы запечатлеть внешний образ, который способна увидеть фотокамера, а стараясь передать индивидуальность человека?

– Я всегда работаю с желанием увидеть в глазах модели душу и, словно булавкой, приколоть ее к холсту, – ответил Картхэллоу. Фраза ему понравилась, потому что он с удовольствием повторил и подчеркнул: – Да, приколоть душу к холсту. Вот в чем заключается истинное призвание художника!

– Искренне завидую вам, – подхватил Мордекай Тремейн, мгновенно поймав волну высокого стиля, – ведь вы обладаете даром бессмертия! После вашего ухода произведения продолжат собственную жизнь!

Однако вместо того, чтобы поднять художника на новые лирические высоты, вдохновенный пассаж возымел обратное действие.

– Звучит омерзительно! – воскликнул Картхэллоу. – Уверяю вас: работая красками на дереве, холсте или каким-то иным подобным способом, бессмертия не достичь. В масштабе веков картины не хранятся. Если бы, например, Рейнольдс предвидел, что многие из его произведений потрескаются, сотрутся или почернеют, то обращался бы с лаком намного аккуратнее!

– По крайней мере, – заметил Мордекай Тремейн в попытке восстановить утраченные позиции, – вы получаете удовлетворение в достойной оценке при жизни. Вы уже познали успех!

Лицо Адриана Картхэллоу приняло выражение человека, всеми силами хранящего дорогой сердцу секрет.

– Я не похож на вашего идеального убийцу, правда? – произнес он, улыбнувшись. – Мне не приходится скрывать только что созданный шедевр!

Они вышли из студии. Спускаясь по лестнице, хозяин продолжил:

– Всегда сочувствовал несчастным обманщикам вроде Томаса Чаттертона[1]1
  Томас Чаттертон – английский поэт. В 16 лет совершил дерзкую мистификацию: создал манускрипты выдуманного поэта XV века – Томаса Роум. Стихи получили высокую оценку, но никто не поверил в авторство Чаттертона, и он умер в бедности. – (Здесь и далее примеч. пер.).


[Закрыть]
. Юноша вложил в стихи всю душу и огромный талант, а потом не имел возможности назвать их своими, поскольку таким образом признал бы подлог. Бедняга умирал с голоду на чердаке, хотя должен был по праву купаться в золоте и называться гением!

Мордекай Тремейн растерялся. В аргументации Картхэллоу он явственно ощущал логический сбой, но пока не мог объяснить, в чем конкретно заключалось несоответствие. Снова возникло горькое чувство пустоты, испытанное в тот момент, когда Анита Лейн отказалась продолжить беседу и внезапно повесила телефонную трубку. Вероятно, причиной разочарования послужила прозвучавшая в голосе художника особая, не поддающаяся определению нота.

Прежде чем удалось упорядочить мысли, хозяин и гость вернулись вниз, где продолжалась вечеринка. Войдя в комнату, Мордекай Тремейн сразу обратил внимание на перемену общего настроения. Вместо гула голосов, звона бокалов и бренчания фортепиано, составлявших звуковой фон в ту минуту, когда они с Картхэллоу покидали гостиную, сейчас здесь царила неестественная тишина. Все взгляды сосредоточились на хозяйке. Хелен Картхэллоу разговаривала с седым джентльменом, чьи плечи сохранили военную выправку, а фигура осталась статной, несмотря на зрелый возраст.

Едва они вошли, Хелен непроизвольно вздрогнула. Седовласый джентльмен заметил движение и быстро обернулся.

– Адриан… – заговорила миссис Картхэллоу.

В ее голосе послышалось страдание. На лице художника появилось едкое, саркастичное выражение.

– Не ожидал подобного удовольствия, полковник.

Почтенный джентльмен шагнул ему навстречу. Никто не успел остановить его.

– Грязный подлец!

Кулак точно попал в челюсть. От удара Картхэллоу потерял равновесие и попятился к стене. В уголке рта показалась тонкая струйка крови. Полковник явно собирался продолжить избиение, но двое из гостей уже опомнились и схватили его за руки. Картхэллоу достал из кармана белоснежный платок, вытер кровь и лаконично распорядился:

– Отпустите его!

Мужчины неохотно подчинились. Мордекай Тремейн ожидал, что агрессивный незнакомец снова набросится с кулаками, однако тот застыл перед жертвой с лютой ненавистью во взгляде.

– Вы ведете себя глупо, полковник, – спокойно заявил Картхэллоу. – Подобные поступки никогда не приносят пользы.

– Полагаю, вы не готовы уладить дело, как подобает джентльмену? – ледяным тоном осведомился незваный гость.

– На пистолетах? – уточнил Картхэллоу и презрительно усмехнулся. – Не говорите ерунды! Мы не в восемнадцатом веке и не во Франции. А если имеете в виду кулаки, то я вас разделаю всмятку. В свое время я прилежно занимался боксом; к тому же, гораздо моложе.

Мордекай Тремейн стоял и смотрел на отца Кристины Нил. Вмешиваться в ссору не имело смысла: разбираться с оскорбленным в лучших чувствах противником предстояло самому Адриану Картхэллоу.

Полковник Нил вызывал жалость. Не составляло труда понять мотив, побудивший почтенного пожилого человека ворваться в дом художника, выставившего на посмешище его дочь, каким бы наивным и глупым ни выглядел поступок.

Картхэллоу немного подумал и произнес:

– Разумеется, вы понимаете, полковник, что подобным поведением навлекаете на себя судебное преследование. Но я не испытываю желания зарабатывать на вас капитал. Если немедленно уйдете, то готов отказаться от иска.

Полковник Нил молчал. Лицо в полной мере сохранило выражение ненависти, но сейчас он смотрел на врага так, словно сообразил, что попал в унизительную ситуацию, а попытка продолжить наступление закончится позорной дракой. Наконец Нил повернулся, посмотрел на Хелен и с подчеркнутой вежливостью сказал:

– Приношу свои извинения, миссис Картхэллоу.

Ответа не последовало, и в напряженной тишине полковник бесславно покинул гостиную. Молчание длилось несколько секунд – до того момента, как Адриан Картхэллоу приблизился к жене и, словно ничего не случилось, улыбнулся.

– Почему бы тебе не поиграть для нас, дорогая? – предложил он.

Хелен без возражений села за фортепиано. Если не считать легкого румянца, инцидент не произвел на нее впечатления. Длинные тонкие пальцы коснулись клавиш. Светлую грусть Моцарта, ностальгическую печаль Шопена сменила эльфийская меланхолия Грига.

Мордекай Тремейн с наслаждением погрузился в музыку и ощутил острое раздражение, когда нарастающий гул голосов заставил Хелен остановиться. Захотелось встать и открыто осудить дурные манеры гостей, но он понимал, что хозяйка не обиделась, удовлетворившись тем, что исполнила желание мужа и разрядила неловкость, возникшую после устроенной полковником безобразной сцены.

Однако приятная атмосфера вечера уже не восстановилась. Несмотря на попытки Картхэллоу сгладить впечатление, стычка оказалась слишком интригующей и послужила щедрым источником обсуждения для небольших групп, на которые постепенно распалось богемное общество.

Мордекай Тремейн решил найти наиболее безопасную тему для разговора.

– Интересно, что заставляет людей покупать картины? – начал он. – Например, недавно в Лондон приехал американский миллионер Уоррен Белмонт. Что им движет: чистая любовь к искусству или сомнительное понятие, что богатство обязывает иметь в доме картины признанных мастеров?

Но Адриан Картхэллоу не захотел развивать многообещающую тему.

– Белмонт? Не знаю такого.

Он отошел, оставив гостя переживать ощущение очевидного промаха.

Жалость к полковнику Нилу, поступившему, как любящий отец, соседствовала с мыслью о дипломатическом даре Картхэллу: хозяин дома удачно выкрутился из весьма затруднительного положения. Удар был нешуточным, и художник имел полное право ответить тем же. Заметная полнота не скрывала того очевидного факта, что он значительно превосходил пожилого полковника в силе и мог без труда сбить того с ног.

Картхэллоу проявил великодушие, чем моментально обезоружил недоброжелателей, осуждавших портрет Кристины Нил и утверждавших, будто автор искал лишь легкой славы. Ответь он на нападение полковника, и в немедленной известности можно было бы не сомневаться: об этом наверняка позаботились бы газеты. Однако Адриан не воспользовался шансом и позволил инциденту пройти незамеченным.

На следующий день, встретившись с Анитой Лейн, Тремейн поднял тему благородного забвения и был удивлен цинизмом ответа.

– Возможно, – предположила многоопытная особа, – Адриан поступил так, зная, что сплетни все равно распространятся. Решил притвориться, что подставил вторую щеку, и явиться публике в выгодном свете.

Мордекай Тремейн взглянул на нее едва ли не с отчаянием. Неудачи и разочарования в суровом мире так и не смогли убедить его, что человеческой натуре свойственны извилистые черные глубины.

– Не хотите же вы сказать, что Картхэллоу с самого начала собирался передать историю газетам?! – воскликнул он.

– Зачем ему об этом беспокоиться? – усмехнулась Анита. – Многие из вчерашних гостей почтут за счастье увидеть скандал на первых полосах. Адриан Картхэллоу далеко не глуп и прекрасно сознает это.

Мордекай Тремейн попытался убедить себя, что долгий опыт театрального критика сделал Аниту Лейн столь же подозрительной, сколь и циничной, однако задушить крошечного червячка сомнения ему так и не удалось. Действительно ли Картхэллоу просто играл роль? Неужели он постоянно думал о газетах?

Он решил прояснить одно озадачившее обстоятельство.

– Кстати, Анита, вы же сказали, что Картхэллоу не упустит возможности встретиться с Белмонтом. Разве не так?

– В ином случае это будет не настоящий Адриан. Вряд ли они уже знакомы лично, но можно поспорить, что наш приятель отлично осведомлен о целях приезда миллионера и свернет горы, чтобы обратить на себя внимание.

– Неужели?

– Да. Но что за таинственные намеки?

Мордекай Тремейн махнул рукой:

– Ничего особенного. Пустяки, не обращайте внимания.

И все же это не полностью соответствовало истине. Да, он понимал, что ответ Картхэллоу – банальная отговорка. Погруженный в мысли о недавней стычке с полковником, художник не был расположен к доверительной беседе. Скорее всего просто не обратил внимания на вопрос или даже не расслышал его. Мордекай Тремейн сознавал, что возможны десятки объяснений стойкого нежелания обсуждать приезд Белмонта.

Однако данное обстоятельство озадачивало.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации