Текст книги "Три часа между рейсами (сборник)"

II

Сразу после того консилиума один из его участников отбыл в двухнедельный отпуск. А в первый день по возвращении на работу он в тот же самый час в том же коридоре изумленно застыл при виде маленькой процессии – навстречу ему двигались санитар с чемоданом, медсестра и миссис Кинг все в том же бирюзовом платье и шляпке цвета весеннего неба.

– Доброе утро, доктор, – сказала она. – Я иду встречать мужа, и мы поедем в Виргиния-Бич. Вот решила заранее спуститься в холл, чтобы не заставлять его ждать.

Доктор вгляделся в ее лицо – оно было ясным и по-детски счастливым. Сестра знаком дала ему понять, что действует согласно указаниям, после чего он ограничился поклоном и перевел разговор на погоду.

– Да, нынче прекрасный день, – сказала миссис Кинг. – И он не станет для меня менее прекрасным, даже если пойдет дождь.

Врач проводил ее взглядом, недоумевая и возмущаясь: почему они позволили этому продолжаться? На что они рассчитывают?

Эти вопросы он вскоре задал доктору Пири.

– Мы пытались с ней объясниться начистоту, – сказал доктор Пири, – но она в ответ только смеялась и говорила, что мы сочиняем эти небылицы лишь для проверки, все ли ладно у нее с головой. В данном случае слово «немыслимо» можно употребить в самом прямом смысле – она не в силах даже помыслить о смерти мужа.

– Но так не может продолжаться до бесконечности.

– Теоретически – не может. Несколько дней назад, когда она в очередной раз упаковывала вещи, сиделка попыталась ее удержать. Я стоял в коридоре и через открытую дверь увидел, что она вот-вот закатит истерику – впервые за все это время, заметьте. Лицевые мышцы напряглись, глаза остекленели, а голос стал резким и хриплым, когда она – в преувеличенно вежливых выражениях – обвинила сиделку во лжи. Еще минута – и доселе спокойная пациентка перешла бы в разряд буйных, так что я срочно вмешался и приказал сиделке проводить ее в холл…

Тут он умолк, поскольку все та же процессия появилась вновь, теперь возвращаясь в палату. Миссис Кинг остановилась и заговорила с доктором Пири.

– Моего мужа задержали дела, – сообщила она. – Конечно, я расстроена, но мне сказали, что он приедет завтра, а после такого долгого ожидания вполне можно потерпеть еще денек. Вы со мной согласны, доктор?

– Полностью согласен, миссис Кинг.

– А сейчас первым делом переоденусь, чтобы не занашивать новый наряд. – Она сняла шляпку и придирчиво ее осмотрела. – Вот уже и пятнышко появилось, попробую его свести. Как по-вашему, он не заметит?

– Не заметит, уверяю вас.

– Всего-то один день осталось подождать. Завтра в этот же час – и оглянуться не успею, как пройдет время.

Когда она удалилась, молодой доктор напомнил коллеге:

– А ведь есть еще дети, их у нее двое.

– Не думаю, что дети сейчас имеют для нее какое-то значение. Когда произошел этот психический надлом, в ее сознании возникла прочная связь между отъездом и самой идеей исцеления. Если мы разрушим эту связь, миссис Кинг скатится в пропасть и должна будет выбираться оттуда заново.

– Справится ли она?

– Прогнозировать невозможно, – сказал доктор Пири. – Я всего лишь объяснил, почему ей этим утром разрешили спуститься в холл.

– А что будет завтра? И послезавтра?

– Всегда есть надежда, – сказал Пири. – Вдруг однажды утром он объявится?

На этом месте доктор прервал свой рассказ. В ответ на наши требования довести историю до конца он лишь заметил, что дальнейшее не представляет интереса: всякое сочувствие рано или поздно себя изживает, и со временем персонал клиники стал относиться к ней как к обычной пациентке.

– И она до сих пор ежедневно выходит встречать мужа?

– Да, с этим все по-прежнему. Прочие больные – исключая новичков – так привыкли к этому, что даже головы не поворачивают, когда она проходит по коридору. Ежегодно медсестры тайком подменяют ее шляпку точно такой же, но выходное платье у нее до сих пор то самое. Всякий раз она слегка расстраивается, не застав внизу мужа, но в целом держится неплохо и порой даже мило шутит. Ее жизнь не так уж и несчастна, насколько мы можем судить, а для остальных пациентов она служит образцом спокойствия и уравновешенности… Но, ради бога, давайте побеседуем о чем-нибудь другом – хотя бы о тех же темницах.

Постоялец из девятнадцатого[53]53
  Постоялец из девятнадцатого. – Рассказ опубликован в октябре 1937 г.


[Закрыть]

Когда мистер Кэсс понял, что уснуть ему не удастся, он снова надел галстук и вернулся в гостиничный холл. Все постояльцы уже разошлись по своим комнатам, но признаки недавнего оживления – вроде наполовину собранной мозаичной картинки на столе – были налицо. У камина возился ночной сторож, пристраивая на углях толстое бревно.

Мистер Кэсс неслышно проковылял по мягкому ковру и, остановившись за спиной сторожа, спросил скрипучим голосом:

– Тяжелое?

Сторож, немолодой жилистый горец, резко обернулся.

– Под сотню фунтов потянет, – ответил он затем. – Дерево сырое, займется толком к часу ночи, не раньше.

Мистер Кэсс опустился в кресло. Еще год назад он жил активно и полнокровно, водил машину и тому подобное, однако в прошлом месяце – перед самой поездкой на юг – у него случился удар, и теперь его жизнь напоминала тягостное ожидание последнего поезда на глухом полустанке. Он был очень одинок.

Сторож подгреб вплотную к бревну горящие головешки.

– Я было принял вас за другого, когда услыхал голос за спиной, – сказал он.

– За кого это, интересно знать?

– Я подумал, это снова тот тип, что приходит позже всех. В мое первое дежурство он заявился часа в два – словно из-под земли вырос, аж напугал. И эдак, почитай, каждую ночь.

После паузы мистер Кэсс спросил:

– А как его зовут?

– Я его имя не спрашивал.

Опять возникла пауза. В камине взметнулись и вскоре опали языки пламени, до поры не осилив сырое дерево.

– Так, может, он и не постоялец вовсе?

– Да нет же, тут он живет, – не очень уверенно сказал сторож, похоже впервые об этом задумавшись. – Я слыхал его шаги по коридору, а потом он завернул за угол и дверью хлопнул.

– А что, если он взломщик? – спросил мистер Кэсс.

– Ну, это навряд ли. Он сказал, что останавливается здесь частенько.

– И он заверил вас, что не является взломщиком?

Сторож рассмеялся:

– Таких вопросов я ему не задавал.

Бревно откатилось к решетке камина, но старик тут же подвинул его на прежнее место; мистер Кэсс невольно позавидовал его силе. Ему подумалось, что, будь у него столько сил, он немедля сбежал бы отсюда в большой мир, в прошлую жизнь, а не сидел бы вот так праздно у огонька.

…Почти каждый вечер он играл в бридж с двумя клерками, а на прошлой неделе во время партии вдруг почувствовал, что теряет связь с происходящим, как бы взмывает вверх, подобно клубу дыма, легко проходит сквозь потолок и, оглядываясь, видит внизу свое тело за столом, свою сутулую спину и карты в побелевших от напряжения пальцах. Он слышит, как игроки объявляют ставки, слышит и собственный голос, им отвечающий, – а потом клерки помогли ему добраться до номера, и один из них остался присматривать за больным, пока не приехал врач…

Через какое-то время мистер Кэсс почувствовал необходимость посетить уборную и отправился в общий туалет сразу за холлом. Там он пробыл довольно долго, а когда вернулся, сторож сообщил:

– Этот тип только что пришел – как всегда, за полночь. Я выяснил, что он из девятнадцатого номера.

– А его имя?

– Как-то неловко было спрашивать, но ведь это можно узнать и по номеру.

Мистер Кэсс снова уселся в кресло.

– Я из восемнадцатого номера, – сказал он. – Насколько знаю, рядом со мной живут какие-то женщины, и больше никого.

Сторож зашел за стойку, осмотрел ячейки для корреспонденции и через минуту сообщил:

– Занятное дело – здесь нет его ячейки. Вот номер восемнадцать: мистер Кэсс…

– Это я.

– …а дальше сразу идет двадцатый, уже на втором этаже.

– Я же говорил, что это взломщик. Каков он из себя?

– Вроде не старый, но и не то чтобы молодой. Похоже, когда-то болел, потому как все лицо в оспинах.

Это описание, при всей его расплывчатости, вызвало у мистера Кэсса вполне конкретную ассоциацию: его давний деловой партнер Джон Канисиус всегда казался человеком неопределенного возраста – не молодым, но и не старым, – а все лицо его было изрыто оспой.

Внезапно мистер Кэсс начал испытывать ощущение сродни тому, что посетило его недавно за карточным столом. Как сквозь сон, он увидел направлявшегося к двери сторожа и затем услышал собственный голос: «Оставьте ее открытой»; затем в холл ворвалась струя холодного воздуха, которая подхватила и закружила по комнате его бестелесную сущность. Он видел, как в распахнутую дверь вошел Джон Канисиус и направился прямо к нему, – а затем вдруг узнал в этом человеке ночного сторожа, который пытался напоить его из бумажного стаканчика, расплескивая воду на воротник.

– Спасибо, – пробормотал он.

– Ну как, полегчало?

– Я упал в обморок?

– Да уж, сомлели враз, я и моргнуть не успел. Пожалуй, отведу-ка я вас обратно в комнату.

Когда они приблизились к восемнадцатому номеру, мистер Кэсс остановился и указал тростью на соседнюю дверь:

– Это который номер?

– Семнадцатый. А сразу за вашим идут служебные комнаты. Девятнадцатого нету вообще.

– Как думаете, стоит мне входить?

– Само собой. – Сторож понизил голос. – Ежели вы боитесь того типа, то зря. Должно быть, я попросту ослышался, когда он называл свой номер. А теперь не искать же его среди ночи по всему отелю…

– Он в моей комнате, – сказал мистер Кэсс.

– Никого там нет.

– Я уверен, он там. Затаился и поджидает.

– Чушь собачья! Ладно, раз так, зайдем вместе.

Сторож распахнул дверь, включил свет и бегло осмотрел помещение:

– Здесь пусто – проверьте сами.

Той ночью мистер Кэсс отлично выспался, а следующий день выдался по-настоящему весенним, и он решил отправиться на прогулку. Он очень долго спускался с холма, на котором стоял отель, затем потратил более трех минут на переход через железнодорожные пути под участливыми взглядами зевак; но все это были еще пустяки по сравнению с тем, как он форсировал оживленное шоссе, сопровождаемый кошачьим концертом клаксонов и пронзительным визгом тормозов. На противоположной обочине его уже встречала целая делегация местных доброхотов, проводивших измученного странника в ближайшую аптеку, где он заказал по телефону такси до своего отеля.

После этих приключений он уснул в номере, не успев даже раздеться, и пробудился около полуночи, чувствуя себя совершенно разбитым. Он попытался встать с постели, но это оказалось непросто, и тогда он позвонил. На звонок явился давешний сторож:

– Охотно помогу вам, мистер Кэсс, только погодите минут пять. К ночи снова похолодало, и я хочу притащить большое бревно для камина.

– Угу… – промычал мистер Кэсс. – Тот ночной клиент появлялся?

– Только что пришел.

– Вы спросили, не взломщик ли он?

– Он не взломщик, мистер Кэсс. И вообще, он славный малый – вызвался помочь мне с этим бревном. Так что я скоро вернусь.

– А он сказал, в каком номере… – начал мистер Кэсс, но сторож уже удалился, так что оставалось только ждать.

Он ждал пять минут, десять минут и больше. Наконец он понял, что сторож не придет. Видимо, его срочно куда-то вызвали.

…Все в отеле старались оберегать мистера Кэсса от неприятных известий, так что он узнал о случившемся лишь к вечеру следующего дня, невольно подслушав разговор вполголоса у стойки портье. Из услышанного он понял, что сторож накануне надорвался, пытаясь поднять слишком тяжелое бревно. Мистер Кэсс ничего не сказал на сей счет, памятуя, что немощным старикам не след встревать в чужие разговоры. Но он-то знал точно, что сторож там был не один.

После Пасхи клиентов в отеле заметно убыло, и управляющий не счел нужным нанимать нового сторожа. Что до мистера Кэсса, то он по-прежнему страдал бессонницей и порой одиноко сидел в холле после того, как все уходили спать. И вот одной апрельской ночью он задремал в кресле, а по пробуждении обнаружил, что уже третий час и что он здесь не один.

Возможно, его разбудил поток холодного воздуха от двери, когда ее открыл незнакомец, только что вошедший в холл.

Это был мужчина неопределенного возраста, и даже при свете единственной лампы были видны его нездоровая бледность и покрывающие лицо оспины. В остальном же он не имел ничего общего с Джоном Канисиусом, деловым партнером мистера Кэсса.

– Добрый вечер, – сказал незнакомец.

Мистер Кэсс неопределенно хмыкнул, а когда человек направился через холл в сторону коридора, громко произнес:

– Поздно гуляете.

– Да, поздновато уже.

– Вы здешний постоялец?

– Да.

Мистер Кэсс тяжело поднялся из кресла, опираясь на трость.

– Я полагаю, вы живете в девятнадцатом номере? – сказал он.

– Так и есть.

– Меня вы не обманете, – сказал мистер Кэсс. – Я вам не какой-нибудь малограмотный горец. Скажите прямо, вы взломщик – или приходите к кому-то из постояльцев?

Незнакомец, казалось, побледнел сильнее прежнего.

– Я вас не понимаю, – сказал он.

– Так или иначе, я требую, чтобы вы сейчас же убрались отсюда! – сказал мистер Кэсс. Он уже начал злиться, и это придало ему сил. – В противном случае я перебужу весь отель.

Незнакомец какое-то время пребывал в нерешительности.

– Пожалуй, не стоит, – сказал он тихо. – Это будет…

Мистер Кэсс угрожающе поднял трость, простоял так несколько мгновений, а потом медленно ее опустил.

– Погодите, – сказал он, – у меня для вас есть дело.

– Какое?

– Здесь становится прохладно. Помогите мне принести из сарая бревно и положить его на угли.

Незнакомец явно удивился такой просьбе.

– А сил у вас хватит? – спросил он.

– Разумеется, хватит. – Мистер Кэсс выпрямил спину и расправил плечи.

– Я могу дотащить его сам, – сказал незнакомец.

– Не годится. Мы несем его вместе – или я поднимаю тревогу.

Они вышли из отеля через заднее крыльцо; на ступеньках незнакомец протянул ему руку, но мистер Кэсс отказался от помощи. Он вдруг обнаружил, что вполне может передвигаться без трости, и оставил ее у двери, освободив обе руки для возни с бревном.

В дровяном сарае была тьма кромешная, и незнакомец зажег спичку. Там оказалось только одно бревно, зато здоровенное, наверняка тяжелее ста фунтов, – такое поместится в камине разве что впритирку.

– Давайте я один попробую, – снова предложил незнакомец.

Вместо ответа, мистер Кэсс нагнулся и обхватил руками шероховатую поверхность бревна. Прикосновение к дереву его как будто взбодрило; при этом не ощущалось ни болей в спине, ни дискомфорта при наклоне.

– Беритесь за другой конец, – скомандовал он.

– Вы уверены…

– Без разговоров!

Мистер Кэсс сделал долгий вдох, набрав полные легкие холодного воздуха, и поудобнее перехватил бревно. Напряглись мышцы рук, затем плечи и спина.

– Взяли! – крякнул он.

И бревно вдруг оторвалось от земли, после чего он распрямился и несколько мгновений стоял, торжествующе держа его перед собой. А затем он и сам отделился от земли, медленно поднимаясь вверх и по-прежнему сжимая в руках бревно, которое становилось все легче и легче по мере подъема. Он хотел крикнуть незнакомцу что-нибудь насмешливое и язвительное, но к тому моменту он был уже слишком далеко, стремительно уносясь в большой мир, в прошлую жизнь, о которой давно тосковал…

Все в отеле были расстроены кончиной мистера Кэсса, в особенности управляющий, не преминувший ознакомиться с содержанием распечатанного письма на его столе, согласно которому денежных переводов до конца этого года не предвиделось.

– Как жаль! Он столько лет регулярно посещал наш отель, что мы, конечно, позволили бы ему жить в долг, пока он решает свои проблемы.

Мистер Кэсс был образцовым клиентом – это от него и других столь же почтенных гостей управляющий всю зиму старательно скрывал своего непутевого братца.

Сам этот братец-уголовник, хотя и повидавший виды, также был немало потрясен случившимся.

– Я всего-навсего хотел помочь, – говорил он. – Вот и делай добрые дела после такого. Оба старикана выглядели как живые трупы.

Праздничные дни[54]54
  Праздничные дни. – Рассказ опубликован в декабре 1937 г.


[Закрыть]

I

Больница почти опустела – многие недолечившиеся на свой страх и риск разъехались по домам, а недавно заболевшие предпочли потерпеть с госпитализацией до конца рождественских каникул. В частном отделении один интерн дежурил за троих, а шесть медсестер заменяли штатную дюжину. Все, конечно, вернется на круги своя после Нового года – ну а сейчас в длинных больничных коридорах люди попадались редко.

Молодой доктор Кэмп вошел в палату мистера Маккенны, не относившегося к категории тяжелобольных, и сел в кресло, чтобы немного передохнуть.

– Как ваша спина? – спросил он.

– Уже лучше, док. Думаю завтра встать с этой койки и прогуляться.

– Не возражаю – если температура будет в норме. Рентген не выявил ничего опасного.

– А послезавтра я хотел бы выписаться.

– После выписки периодически обследуйтесь у своего врача. Но я не думаю, что вам стоит сильно тревожиться – даже несмотря на боли. У нас внизу есть пациент с постоянными головокружениями, причину которых мы не можем установить – возможно, что-то с обменом веществ, – хотя по всем анализам он здоров как бык.

– Как его зовут? – спросил мистер Маккенна.

– Гриффин. Я к тому, что иной раз поставить точный диагноз просто нет возможности. Скажите, вы были на войне?

– Я? Нет, я тогда был слишком молод.

– А в вас когда-нибудь стреляли?

– Нет.

– Занятно. На рентгеновских снимках видна пара инородных тел у вас в ягодицах – похоже на картечины.

– А, это был несчастный случай на охоте, – сказал Маккенна.

После ухода врача в палату явилась медсестра, но не темноволосая румяная милашка-практикантка с глазами цвета спелой сливы, которую он ждал, а невзрачная мисс Хантер, говорившая исключительно о своем женихе и о предстоящей в следующем месяце свадьбе.

– Вот почему я здесь работаю в самый Новый год. Деньги нам были бы кстати, а тут одна сестра предложила пятерку, если подежурю за нее в эти праздники. Сейчас я не могу видеться с женихом, но каждую ночь пишу ему длинные письма, прямо как книги.

– Житье здесь не сахар, это факт, – сказал Маккенна. – А кормежка вообще отвратная.

– Как вам не стыдно! Уж вас-то кормят куда лучше, чем обслугу. Видели бы вы, как маленькая практикантка накинулась на оставленный вами десерт!

Он моментально оживился:

– Вы про ту милашку?

– Я про мисс Коллинз. – Она подала ему стакан с горькой микстурой. – Вот, можете выпить этот коктейль за ее здоровье.

– Нет уж, обойдусь. Все равно доктор считает меня симулянтом – как и того парня с головокружением. Его зовут Гриффин – вы его знаете?

– Да, он лежит на первом этаже.

– И каков он с виду?

– В очках, примерно ваших лет…

– И такой же красавец?

– Он очень бледный и с проплешиной в усах. Не пойму, зачем вообще отпускать усы, если они растут клочками?

Пациент беспокойно заерзал в постели:

– Пожалуй, мне не помешает немного погулять на сон грядущий – пройдусь по коридорам, разживусь газеткой в приемном покое…

– Я спрошу об этом у доктора.

Не дожидаясь докторского дозволения, мистер Маккенна встал и оделся. Когда сестра вернулась, он уже завязывал галстук.

– Можете погулять, – сказала она, – но только недолго, и накиньте пальто – в коридорах прохладно. А как будете внизу, если не трудно, бросьте в почтовый ящик это письмо.

Маккенна покинул палату, спустился на первый этаж и, пройдя длинными коридорами, добрался до приемного покоя. У окошка регистратуры он задержался, задал вопрос и сделал кое-какие пометки на обратной стороне конверта.

Выйдя на улицу – вечер был сырой и холодный, но без снега, – он спросил дорогу до ближайшего магазинчика, а там закрылся в телефонной будке и разговаривал несколько минут. Затем купил журнал с фотографиями кинозвезд и плоскую фляжку портвейна, а у стойки с газированной водой попросил бумажный стаканчик.

Улицы, прилегающие к больнице, были пустынны; в окрестных домах, где по большей части квартировали медработники, почти не осталось горящих окон – все разъехались на праздники. Больничный комплекс темной цитаделью маячил на фоне бледно-розового зарева над центром города. На углу он заметил почтовый ящик, вспомнил про письмо медсестры, достал его из кармана и, медленно разорвав на четыре части, бросил в щель. Далее мысли его обратились к маленькой практикантке, мисс Коллинз. Была одна задумка, пока еще туманная, насчет этой мисс Коллинз. Не далее как вчера она сообщила ему, что в феврале ее, скорее всего, отчислят с курсов. Почему? Да потому, что нарушает режим, допоздна гуляя с парнями. Что это, как не намек, – особенно когда она добавила, что возвращаться в родительский дом не собирается и вообще не имеет никаких планов на будущее. Завтра ему придется уехать из города, но через пару недель можно будет вернуться и гульнуть по полной с этой сестричкой, а если та окажется на высоте, прикупить ей модных тряпок и увезти в Нью-Джерси, где Маккенна владел доходным домом. Внешне она была вылитой копией одной девчонки, с которой он когда-то крутил роман в Огайо.

Он взглянул на часы – полтора часа до полуночи. Кроме нескольких случаев, когда он в это время выполнял срочные заказы, все его воспоминания о новогодних ночах тонули в алкогольном тумане. Он не имел привычки размышлять или сожалеть о прошлом – не знающий ни радости, ни страха, он был одним из тех отпетых ублюдков, кто сделал смерть источником и смыслом своего существования. Когда он причинял другим боль, это вызывало в нем прилив сил и бодрости, хотя порой он все же испытывал к жертвам нечто вроде сострадания. «Больно, приятель? – спрашивал он. – В каком месте больнее всего? Ничего, потерпи еще чуток – скоро я с тобой закончу».

Маккенна рассчитывал покинуть больницу прежде, чем наступит развязка, но интерн и медсестра невольно ускорили дело, на блюдечке поднеся ему нужную информацию; а в столь поздний час уже нельзя было выписаться, не привлекая к себе лишнего внимания. Он пересек улицу, намереваясь вернуться в больницу через амбулаторное отделение.

На тротуаре перед входом стояли в нерешительности мужчина и женщина – молодые и бедно одетые.

– Эй, мистер, – окликнул его мужчина, – не подскажете, когда в первый раз обращаешься, осмотр бесплатный? А то мне говорили, что здесь дерут втридорога.

Маккенна обернулся с порога и оглядел эту парочку – женщина смотрела на него, затаив дыхание.

– Обдерут еще как, будьте уверены, – сказал он. – За прием выкладывай им двадцать баксов, а не заплатишь – тебе же хуже будет.

Засим он вошел в здание и проследовал мимо стеклянных дверей амбулатории, мимо хирургического отделения, где делали срочные операции, не могущие обождать до Нового года, мимо детского отделения, из распахнутой двери которого донесся одинокий истошный вопль, мимо психиатрических палат, погруженных в зловещую тьму. В коридорах ему встретились оживленно болтающие стажеры в повседневной одежде вместо белых халатов, санитар с креслом-каталкой, старуха-негритянка, привалившаяся к плечу седоватого мужчины, молодая женщина в слезах, поддерживаемая с двух сторон врачом и медсестрой. Мимо всей этой жизни с ее страданиями, борьбой и надеждой на лучшее в будущем году проходил Маккенна, профессиональный убийца, избегая встречаться взглядом с людьми, чтобы те не увидели призрака смерти в его глазах.