Текст книги "Ночной мир"

Что-то грабитель нынче пошел не тот. Пока Джек слонялся здесь битый час, это была уже вторая его находка. Точнее, нашли его. На нем была маечка с надписью «Кафе любителей хард-рока», джинсы-варенки, кепочка «Я люблю тебя, Нью-Йорк». Ни дать ни взять – заезжий турист. Отличная приманка, как кусок сырого мяса для голодного волка.

Заметив парня, который за ним увязался, он свернул с тротуара в заросшую зеленью аллею. Фонарь, установленный справа и западной части Центрального парка, бросал свет на деревья. Вдали виднелись горевшие круглый год рождественские огни на деревьях, высаженных в ряд около таверны «У леса».

Джек внимательно изучал стоявшего перед ним парня. Высокий, могучий, лет двадцати пяти, футов шесть ростом, весом не менее ста фунтов. Он был выше его самого примерно на дюйм и фунтов на тридцать потяжелее. Густые русые волосы со светлым отливом нависали над правым глазом. Слева, над ухом и под ним, кожа была гладко выбрита, словно вокруг озера Вероника прошлись с газонокосилкой. Бледное прыщавое лицо, в одном ухе серьга в виде черепа на цепочке. Черные ботинки, черные мешковатые брюки, кожаные перчатки без пальцев, какие носят ребята из спецназа. Он приставил к животу Джека нож.

– Это ты мне, Рэмбо? – спросил Джек.

– Ну да, тебе, – ответил парень гнусавым голосом, подергиваясь всем телом, посапывая, переминаясь с ноги на ногу. – Я с тобой разговариваю. А ты что, еще кого-то здесь видел?

Джек огляделся:

– Да нет, наверное, если бы тут был кто-то еще, ты вряд ли вел бы себя таким образом.

– Давай сюда кошелек!

Джек посмотрел ему в глаза. Этот момент он любил больше всего.

– Не дам.

Парень отпрянул, будто получил пощечину, и ошалело взглянул на Джека. Видимо, не знал, что делать дальше.

– Что ты сказал?

– Я сказал «нет». Н-е-т. А что? Ты впервые слышишь такое слово?

А ведь, пожалуй, так оно и было. Видимо, он вырос в доме – не в семье, а именно в доме, где родители его были просто сожителями в чисто физическом смысле, а не в духовном, и отпрыска наделили своими ДНК и, пожалуй, больше ничем. В доме, где никто не брал на себя труд сказать «нет». Говорить «нет» – значит, заботиться о ребенке. Чтобы сказать «нет» и стоять на своем, от человека требуется настойчивость и последовательность. А это стоит усилий. А может быть, он вырос в доме, где один из сожителей лупил его почем зря каждый раз, когда он попадался под руку, просто так, от нечего делать – не важно, хорошо он вел себя или плохо, – пока он окончательно не запутался, не понимая, чего от него хотят.

Чтобы водить машину, носить оружие, рыть траншеи, торговать горячими сосисками с тележки, нужна лицензия, но никто не требует лицензии на рождение ребенка. Разумное обоснование любого вида лицензий на тот или иной род деятельности – это угроза общественной безопасности. Но вот перед вами парень, которого произвели на свет четверть века назад, потом либо избивали, либо не обращали на него никакого внимания, либо и то и другое вместе, а теперь он днем покуривает крэк, а по ночам грабит случайных прохожих в Центральном парке. Его зарядили, как револьвер. И в настоящее время он представляет угрозу для общества.

Так почему бы не ввести лицензию для будущих родителей?

Не важно, к какому классу он принадлежит – высшему, среднему или к низам общества. Он уже больше не живет там, где вырос, будь то Бойс или Бронкс, он пришел сюда, в Центральный парк, и являет собой такую же угрозу, как бомба замедленного действия, готовая взорваться в определенное время. И теперь уже не важно, что там с ним делали в детстве – унижали, игнорировали, – все это в прошлом, и Джек уже ничего не может с этим поделать. Важно теперь то, что парень этот сейчас стоит перед ним в Центральном парке, вооружен, опасен и несет с собой смерть. Вот с чем приходится считаться в настоящий момент.

– У тебя что, с головой не в порядке? – спросил парень, повысив голос. – Давай сюда кошелек, а то кишки из тебя выпущу. Ты этого добиваешься?

– Нет, – ответил Джек, – я как-то не жажду, чтобы ты выпустил из меня кишки, – Он вытащил смятые купюры. – Слушай, я кошелек дома забыл. Может, это тебя устроит?

У парня округлились глаза. Он вытянул вперед свободную руку:

– Давай сюда.

Тут Джек убрал руку в карман.

– Не дам.

– Ах ты, мудак трахнутый!

Парень рванулся вперед, метя острием ножа в живот Джеку. Тот быстро отступил, оставив себе достаточно места для маневра. Не то чтобы он ждал особых сюрпризов от этого парня. Судя по виду, дряблые мускулы и замедленная реакция. Но с ножом, похожим на зубчатую пилу, не поспоришь. С ним шутки плохи.

Парень неуклюже повернулся и снова бросился на Джека, на этот раз метя повыше – в лицо. Джек завернул его руку назад, схватил за запястье, перехватил второй рукой и с силой дернул. Парень вскрикнул от боли, его рука, сжимавшая нож, оказалась вывернутой. Он уперся каблуком Джеку в голень и рванулся назад. Джек поморщился от боли и, стиснув зубы, вышиб из-под себя ногу грабителя, продолжая выворачивать ему руку, а когда тот упал, поставил ногу ему на плечо, как бы пригвоздив к земле.

Затем он остановился и сосчитал до десяти.

Джек знал, что в такие моменты рискует потерять над собой контроль. В слепой ярости он готов был сделать с этим парнем все что угодно, мог выместить на этом ничтожестве накопившуюся злость и тоску.

Они накапливались в нем день за днем, пока он жил здесь. И на душе становилось все гаже, все тяжелее.

Город стал неуправляемым. Казалось, ни у кого не осталось ни капли гордости или самоуважения. Они были готовы совершить любой самый недостойный поступок. Даже вырвать кошелек у старухи или отнять у малыша банку с леденцами. Для них не существовало больше ни мелочных деяний, ни низких поступков. Все средства хороши, если можно что-то урвать. Ведь не пойман – не вор. Такова была новая этика поведения. Мое – это то, что я могу взять и сохранить. Что плохо лежит, станет моим, главное – ловко стащить и вовремя смыться. Человек цивилизованный чувствует себя теперь как загнанный зверь. Кто смог – тот уехал, остальные самоустранились, стали пассивными, реже выходят из дому и появляются в общественных местах. А несчастные, которым приходится выходить на улицу и ездить в метро, превратились в добычу для хищников. И знают об этом.

Вечером этого дня по дороге в парк Джеку то и дело попадались машины с табличкой «Без радио» за стеклом. На каждой улице их было множество. Типичный пример, как жители города реагируют на действия хищников. Не веря в способности городских властей защитить их на улицах города, они снова сделали шаг назад в направлении, в котором двигались последние два десятилетия. Припарковав автомобиль, они вынимали из него радио и уносили в крепость со стальными дверями и зарешеченными окнами, которую называли родным домом. Еще один осажденный бастион пал. Предыдущее поколение жителей города убрало с улиц все, что им принадлежало. После того как кусты перед домом неоднократно выкапывали или вырывали с корнем, люди просто перестали их сажать, а самые крупные приковали цепями.

Джек был сыт по горло уступками и отступлениями. Дальше отступать он не собирался. И когда кто-то из этих тварей попадался ему, как попалась сегодня эта сволочь, этот кусок дерьма, ему хотелось вбить проклятую мразь в землю, чтобы мокрого места не осталось. Поэтому, чувствуя прилив слепой ярости, он считал до десяти, пытаясь загнать это чувство поглубже. Существовала невидимая граница, линия, вдоль которой он шел осторожно, на цыпочках, старался ее не переступить. Переступить – это уподобиться им.

Джек перевел дыхание и посмотрел на лежащего перед ним грабителя.

Тот жалобно поскуливал:

– Слушай, ты что, шуток не понимаешь? Я ведь только...

– Брось нож!

– Все, все, бросаю!

Его пальцы разжались, и нож с огромным лезвием, выскользнув из перчатки, упал на землю.

– О'кей. Я выбросил нож, о'кей. Может, отпустишь меня?

– А ну-ка, выверни карманы!

– Да ладно тебе...

Джек придавил его к земле ботинком.

– Я сказал: выверни карманы.

– Хорошо, хорошо.

Грабитель достал из заднего кармана брюк истрепанный кошелек и пододвинул Джеку.

– Выкладывай все!

Перекатываясь с боку на бок, парень вытащил из передних карманов две мятые пачки денег и бросил поверх бумажника.

– Ты что, из полиции?

– Думай что хочешь.

Джек опустился на корточки, просмотрел все, что выложил грабитель: около сотни наличными, с полдюжины кредитных карточек, золотое колечко, какие обычно носят студентки. В бумажнике лежали два банкнота по двадцать долларов, три однодолларовые, а удостоверения личности не было.

– Вижу, ты хорошо поработал сегодня.

– Ранней птичке червячок достается.

– Сам ты червяк. Это все за сегодня?

– Слушай, ты меня без ножа режешь. Знаешь, как мне нужны эти деньги?

– Детишкам больше нужны.

Да, детской лиге они очень пригодятся. Из года в год дети из местных команд, играющие здесь, в Центральном парке, обивали пороги в поисках средств на спортивную форму и снаряжение. Последние пять-шесть лет у Джека вошло в традицию помогать им, коллекционируя подобные ночные приключения в парке. Если другие участвовали в марафонах, то у него ежегодно проходил своеобразный «паркофон». Единственная польза от всей этой мрази, которой по ночам кишел Центральный парк, это то, что им приходилось делать добровольные пожертвования на ребятишек, которые играли здесь днем. Так, по крайней мере, виделось Джеку.

– Ну-ка, покажи руки, – сказал Джек.

Он заметил, что за последние несколько лет грабители как-то измельчали. Взять, к примеру, хоть этого парня. На руках у него был один единственный перстень, и то дешевый, оловянный, с черепом, в глазницы которого вставлены красные стекляшки.

– А золотишко где? – поинтересовался Джек и отвернул ему воротник. – Даже цепочки нет. Ну, мне тебя жаль. Весь стиль растерял.

– Я человек рабочий, без всяких там наворотов, – ответил парень, повернувшись и бросив взгляд на Джека.

– Да? Ну и над чем ты сейчас работаешь?

– А вот над этим.

Парень дотянулся до ножа, схватил его и хотел всадить Джеку в пах, но Джек вскочил и пнул его ногой в лицо, когда тот снова замахнулся. Парень упал навзничь, а Джек сел на него, придавив ему руку ботинком к земле, как и в первый раз.

– Эту сцену мы уже играли, – процедил Джек сквозь зубы. В нем снова всколыхнулась слепая ярость.

– Слушай, – парень говорил невнятно, поскольку рот его оказался прижатым к земле, – я знаю, где достать бабки.

– Хватит мне зубы заговаривать.

– Только отпусти...

Тут он вскрикнул от боли: Джек ударил его ногой в плечо, одновременно резко встряхнув его руку. Хрустнул вывихнутый сустав.

Нож вывалился из руки незадачливого Рэмбо. Джек ногой отпихнул его в сторону. Пока скорчившегося от боли парня выворачивало наизнанку, Джек собирал разбросанные вещи и деньги. Он вытряхнул все из бумажника, потом швырнул его парню в спину и пошел в ту сторону, где сияли огни.

Джек не мог решить, прогуляться ему в поисках третьего грабителя или пойти спать. Он подсчитал в уме, что его доход составил сотни три наличными и примерно столько же золотом. В этом году он поставил себе целью собрать за «паркофон» тысячу двести долларов. Бывало, во время весеннего «паркофона» он запросто собирал до тысячи в одну ночь, но в нынешнем году вряд ли это получится. А значит, завтра он снова должен будет прийти сюда и потрясти еще парочку бандитов, заставив их раскошелиться и не жадничать.

Поднимаясь по склону в направлении западной части Центрального парка в районе шестидесятых авеню, он встретил пожилого мужчину в дорогой спортивной куртке и серых слаксах. Он прогуливался с тростью по той стороне улицы, где начинался парк.

А футах в двенадцати слева от него тощий парень в грязных джинсах «Левис» и заношенной гавайской рубахе метнулся из кустов и побежал так, что пятки засверкали. Джек подумал, что парня кто-то преследует, но потом заметил, что тот ни разу не оглянулся. Так что, скорее всего, он сам кого-то преследовал. Джек понял, что он бежит к пожилому мужчине.

Джек на секунду заколебался. Не лучше ли спуститься по склону и не ввязываться ни в какие истории? Он вспомнил, как пытался не раз сыграть роль доброго самаритянина, но всегда попадал в кипящий котел. Стоит Джеку вмешаться, и его легко будет спутать с обладателем гавайской рубашки. Его станут искать по описанию внешности, и жизнь его, и без того непростая, станет еще сложнее. Он и так набил себе не одну шишку. И все-таки невозможно стоять в стороне, когда эти твари, которыми буквально кишит парк, сбивают с ног пожилого мужчину, пинают его, выхватывают бумажник и ныряют обратно в кусты. Нет, он так не может. Это было бы еще одной уступкой.

Да и настроен он сегодня решительно как никогда.

И вот Джек тоже рванулся за очередной жертвой бандита. Парень был уже далеко, и Джек не надеялся его обогнать. Но помешать ему успеет. Ведь так просто врезать подонку по спине обеими ногами, сломать несколько ребер и отстегать так, чтобы запомнил на всю оставшуюся жизнь. Убедиться, что парень лежит спокойно, и продолжить свой путь по Центральному парку.

Между тем парень приближался к цели и уже вытянул руки, как вдруг мужчина отошел в сторону и выставил вперед трость. Парень упал ничком и, громко матерясь, пропахал носом дорожку. Но как только попытался встать на ноги, мужчина взялся за конец трости обеими руками, словно за клюшку при игре в гольф, крикнул: «Бросок!» – и тяжелый металлический набалдашник, описав в воздухе дугу, опустился на голову парня. Раздался хруст. Грабитель застыл на месте, а потом, словно куль с мукой, отвалился назад.

Джек остановился как вкопанный, потом разразился хохотом.

– Вот это да! – восторженно воскликнул он, указав рукой на пожилого джентльмена.

Оказывается, Джек не один такой в городе. Не переставая улыбаться, он медленно двинулся с места, собираясь обойти старика на солидном расстоянии. Тот следил за каждым его шагом.

– Не беспокойтесь, – сказал Джек, показывая свои пустые руки, – я не бандит.

– Знаю, Джек.

Джек внезапно остановился, едва не споткнувшись, и обернулся. Старик снова взял трость за набалдашник, переступил через бандита, как через кучу мусора, и как ни в чем не бывало направился к Джеку. Да, старик умел держать стиль.

– Почему вы назвали меня Джеком?

Старик подошел к нему почти вплотную. Седые волосы, лицо в морщинах, тусклые глаза.

– Ведь это вы – мастер Джек?

Джек внимательно рассмотрел его. Даже ссутулившийся, он был выше Джека. Здоровенный мужик. Старый, но могучий. Джек не любил, когда его узнавали. Это было опасно, тем более он видел старика впервые. Но сейчас он почувствовал что-то притягательное в легкой улыбке, игравшей на губах мужчины.

– А я вас знаю?

– Нет. Кстати, меня зовут Вейер. – Он протянул руку. – Я уже давно хотел встретиться с вами, для того и пришел сюда сегодня.

Джек, несколько озадаченный, пожал протянутую руку.

– А как вам удалось...

– Может быть, пройдемся немного?

Они пересекли западную часть Центрального парка и направились к Колумбус-авеню.

– Может быть, объясните, что происходит?

– Насколько мне известно, близится конец света.

Да, ничего себе. А у старичка, оказывается, не все дома.

– Знаете, очень приятно было с вами познакомиться, но мне тут еще надо выполнить кое-какие поручения...

– Вы думаете, я сумасшедший?

– Конечно нет, но...

– Мне просто казалось, что после знакомства с ракшасами вы, в отличие от обывателя, отнесетесь ко всему этому спокойно.

Тут он вспомнил все те ужасы и ощущение смерти, которые ему пришлось пережить этим летом. Джек остановился и крепко сжал руку Вейера:

– Подождите, а откуда вы знаете про ракшасов? И что именно вы про это знаете?

– У меня нюх на некоторые вещи. Я почувствовал их приход. Но окончательно уверился в правильности своего предчувствия, когда увидел ожерелья на мистере Бхакти и его сестре.

Джек почувствовал, что теряет дар речи. Два человека знают про ракшасов и ожерелья. Во всем мире не было для Джека людей важнее, чем они. Джия и Вики. И еще один человек.

– Вас прислала Калабати?

– Нет, я сам хотел бы знать, где она сейчас. Именно о Калабати и ожерельях я и хочу с вами поговорить. – Он улыбнулся Джеку. – Так вы очень спешите?

– Ничего, мои поручения подождут. Вы любите пиво?

– Обожаю.

– Тогда давайте я отведу вас в одно местечко, где можно поговорить.

– Мне нравится вывеска вон того бара, – сказал Вейер.

Бар принадлежал Джулио, а на вывеске было написано: «Завтра пиво будет бесплатным». Раньше Джек не замечал ее.

– Да, из-за этой вывески у него бывают порой неприятности.

Они уже приняли по третьей пинте «Храбрости Джона». Вначале Джулио наливал это пиво только Джеку, но вскоре этот доступный напиток стал любимым у завсегдатаев, и теперь заведение наводнила буквально вся окрестная шпана.

Но сегодня, к счастью, здесь было относительно спокойно, и Джек со стариком нашли в уголке довольно тихое местечко, где им никто не мешал. Джек обычно предпочитал укромные места, а сегодня особенно. Очень не хотелось, чтобы кто-нибудь подслушал историю, рассказанную ему Вейером. Она казалась невероятной, даже дикой, хотя слово «дикая» имело столько же общего с этой историей, сколько разрывной снаряд с наркотической таблеткой.

Но была в старике какая-то притягательная сила, что-то, что заставляло верить ему. На каком-то глубинном, простейшем уровне он чувствовал общность с Вейером, связь на уровне подсознания, духовную близость. Такой человек не мог лгать.

Правда, это не означало, что его не смущает гипотетический разрывной снаряд.

Он и раньше знал о ракшасах – мрачных, смертоносных, зловонных существах, похожих на демонов из бенгальского фольклора, и о Калабати и ее двух ожерельях, которые лечили болезни и удлиняли жизнь!

– В свое время я носил одно из этих ожерелий – Бати предлагала его мне насовсем.

– И вы отказались? Почему?

– Не сошлись в цене.

Вейер одобрительно кивнул. Это озадачило Джека. Куда он клонит, этот старик?

– Значит, история с запоздалым восходом, о котором теперь только и говорят – дело рук Расалома? Он задержал восход солнца?

– А также приблизил время заката. Вы, видимо, еще не слышали вечерних новостей. Солнце зашло на десять минут раньше, чем обычно.

От мысли, что солнце больше не следует законам природы, у Джека все похолодело внутри.

– Допустим, вы правы. Что же тогда?

– Я уже говорил.

– Все верно. Конец света, как мы его себе представляем. – У Джека не хватало смелости задать следующий вопрос. – А зачем я вам нужен?

– Я пытаюсь отыскать Калабати.

Калабати... Джек был полностью предан Джие, а сейчас больше, чем когда бы то ни было. Но изредка он мысленно возвращался к Калабати и словно видел ее перед собой: высокую, стройную, смуглую.

– Вряд ли я смогу вам помочь. Годы прошли с тех пор, как я ее видел.

– Конечно, я понимаю. Но я все равно ее найду. И вот тогда мне понадобится ваша помощь.

– Для чего?

– Мне нужны ожерелья.

Джек едва сдержал смех:

– Вы просите о невозможном. Калабати их никогда не отдаст. Даже через миллион лет. На одно вы еще можете рассчитывать, но о двух и не мечтайте!

– А мне нужны оба. И как можно скорее.

– Лучше забудьте о них. Ожерелья сохраняют ей молодость. Ведь ей уже сто пятьдесят стукнуло.

– Не совсем точная цифра, – возразил Вейер, – но близко к этому.

– Как бы там ни было, выглядит она на тридцать, не старше. И все за счет ожерелий. Так неужели вы думаете, что она их отдаст?

– Вот поэтому я и вышел на вас. Когда я ее отыщу, вы сможете ее убедить.

– Но она погибнет без этих ожерелий.

– Я верю в вас.

Джек пристально посмотрел на него:

– Да вы действительно ненормальный! Мы с вами не договоримся. – Он резко поднялся и выложил на стол двадцати долларовую бумажку.

Вейер залез в свой нагрудный карман и достал визитную карточку.

– Вот мой телефон. Пожалуйста, возьмите. И позвоните, когда передумаете.

Джек неохотно убрал карточку в карман:

– Не когда передумаю, а если передумаю.

– А если Центральный парк уменьшится в размерах, вы передумаете?

– Конечно. – Такое обещание, казалось, ни к чему не обязывало. – Если Центральный парк уменьшится в размерах, я вам поставлю выпивку.

– Отлично, – улыбнулся Вейер. – Я подожду.

На этом и порешили, и Джек оставил его допивать свою «Храбрость». Очень милый старикан, но, видно, шарики в голове уже не так хорошо крутятся.

По дороге домой он думал о Калабати: где она, что делает? Как выглядит сейчас?