Текст книги "Образ жизни, который мы выбираем"

16. «Не запускай себя»

Утро. Мужчина в небрежно повязанном галстуке уже готов пулей вылететь из квартиры.

– Хотя бы галстук завяжи! – говорит ему жена. – Нельзя же так себя запускать!

– Оставь меня! – раздраженно отвечает муж. – Мне некогда!

Позже, когда он возвращается, супруга продолжает начатый утром разговор:

– Нехорошо, просто вредно так относиться к себе. Ведь так ты скоро забудешь, как пахнут фиалки!

– У меня есть заботы поважнее, чем нюхать фиалки, – отвечает муж.

– Ты ошибаешься: кто забывает, как пахнут фиалки, однажды плохо кончит.

Чувствовать и помнить, как пахнут фиалки, – это, может быть, самое главное чувство в человеке, а без него сразу наступает равнодушие и тупоумие.

Муж задумчиво смотрит на жену, с трудом вспоминая, как пахнут фиалки. Вспоминает и, похоже, понимает ее… Кроме небрежно повязанного галстука в нашей напряженной, четко организованной трудовой жизни есть уйма запущенных вещей, намного более важных, имеющих гораздо более далеко идущие последствия, чем мы предполагаем. И это касается как нашего внутреннего мира, так и нашего окружения. Мы, современные, замотанные люди, перестали отчитываться перед самими собой и Богом, мы ни минутки не можем побыть с собой наедине. Как бы ни была коротка пауза, мы беремся за газету, где расписываются чужие грехи, и читаем вести со всего мира о симптомах всеобщего одичания, в которое мы, не подозревая этого, ежедневно и ежечасно вносим свой личный вклад.

В трамвае напротив нас священник читает молитвенник. Что за чудесная привычка – не позволять бурным событиям дня захлестывать всю душу без остатка, а – пусть только лишь на пять минут – вспомнить о вечном и соизмерить с ним то, как проходит твой собственный день! Что мы для нас самих, что мы для других? Что исходит от нас, что входит в нас, думаем ли мы о вечности? Какое состояние духа и разума стоит за нашим молчанием и нашими речами, за нашим смехом и нашей нервозностью? Как обстоит дело с различными видами собственного рабства – мы все еще в путах социального кокетства, удовлетворенного тщеславия, мы все еще слышим лишь десятую часть того, что другие говорят нам о своей жизни, сообщают о своих победах и неудачах? Мы всегда отдаем каждому свое, или всегда только нам наше? А явные и тайные занятия только самим собой – это по-прежнему главное дело нашей жизни? Зачем вообще мы живем и работаем? Есть ли у нас время на то, чтобы покаяться, попросить прощения, загладить вину? Ощущаем ли мы, как русский человек у Достоевского, вновь и вновь с глубочайшим стыдом присутствие Бога в жизни и потребность хотя бы пред Ним перестать лгать и предстать пред вечным светом такими, каковы мы есть?

17. Трудности самовоспитания

В чем же высшая цель всякого самовоспитания? Да и существует ли вообще самовоспитание, или оно подобно попыткам Мюнхгаузена вытащить себя за собственные волосы из болота? Не начинается ли воспитание лишь в тот момент, когда ограниченное «я» расширяется благодаря высшей силе, которая вытаскивает нас из нас самих и освобождает от нас же самих? Не слишком ли легко самовоспитание отождествляется с самодовольством? А утонченный эгоизм, возникающий благодаря сознательной работе над собственным совершенствованием, – не намного ли он опаснее, чем простая беспечность? И не состоит ли не сравнимое ни с чем влияние религии на формирование души как раз в том, что она отвлекает человека от его «я» и воспитывает его как бы вне его собственного «я»?

Тут мы натыкаемся на старый как мир спор о значении фактора человеческой воли. Одни сами себя убеждают в том, что всего можно добиться усилием воли, другие ожидают истинного воспитания и спасения только по Божьей милости, которая снизойдет на человека, если он откажется от выдумок самовоспитания. И те, и другие неправы, впадая в крайности: напряжение воли, самодисциплина, бдительность, упражнения согласно древнему опыту всех народов не только необходимые и действенные средства, помогающие человеку овладеть собственным «я» и дать низинам души почувствовать присутствие высших потребностей. Эти средства совершенно необходимы еще и как подготовка к наступлению самой милости (Божьей), а также для продолжения начатого ею освобождения по всем направлениям. Без сомнения, существует весьма поверхностное самовоспитание без смирения и самопознания, закрывающее внутренний мир человека для всех высших воздействий. Точно так же невозможна глубоко проникающая милость, если ей не предшествовали жаркая борьба и стремление всех высших сил души к преодолению рабства: воля и милость должны действовать сообща – «на царство небесное нужно нажать». С другой стороны, голое самовоспитание совершенно не в состоянии своими силами совершить подвиг морального освобождения. Наше лучшее «я» сначала должно само воспитаться, очиститься от низких побуждений, беспрестанно смешивающихся с его высшими озарениями, должно сначала найти свое высшее благо, исходя из которого мы можем воспитывать сами себя. В свете сказанного становится понятным глубокий смысл давно уже сказанных слов: «Оставь дела свои, чтоб мог творить в тебе благое Бог». Лишь когда наша воля будет встроена в волю Бога, мы будем гарантированы от того, что наши упражнения на укрепление воли не пойдут на поощрение тех склонностей нашего существа, которые противодействуют истинной жизни. Кто в страдании не обрел Бога, тот в страдании обретет нижний мир – даже если он не допускает и мысли об этом. В этом смысле следует понимать тайный смысл слов мастера Эккехарда: «Восприятие – твое высшее свершение». Бывают такие душевные состояния и душевные кризисы, при которых освобождение самого себя от судороги собственной воли, отход от себя самого должны стоять на первом плане, а спасение возможно только благодаря смиренному восприятию. Но бывают другие времена и состояния, когда обуздание человека природного, страстная воля, жесткая дисциплина воздержания – первое и насущное, когда это напряжение вообще создает внутренний опыт, подвигающий человека к тому, чтобы открыть свою душу regnum gratiae – царству благодати, в сущности – царству Божию. За редкими исключениями это относится к молодежи. Без элементарных упражнений в правдивости, самообладании, услужливости, пунктуальности, постоянстве душевный мир человека остается в таком запутанном состоянии, что даже религия ни в каких формах не может заключить плодотворного союза с естественным, природным характером.

В новейшие времена появилось множество литературы, посвященной формированию воли – в основном нерелигиозных авторов. Тут прежде всего нужно упомянуть книгу французского педагога Пайо о формировании воли, переведенную на многие языки. В этой книге читатель найдет много интересных предложений по практическому формированию воли. Но в ней ни слова не говорится о глубинных психологических факторах сдерживания нашей силы воли. Автор совсем забыл, что воля подкупается низменными страстями, и что поэтому все те, кто, следуя указаниям этой книги, занимаются гимнастикой своей воли, неожиданно убеждаются в том, что выполнение поставленной задачи несравнимо труднее, чем им представлялось. Классическую оценку этих трудностей можно найти в признаниях Августина. Августин говорит о «болезни человеческой воли», суть которой в том, что тело-то слушается, когда ему приказывают двигаться, но вот воля не подчиняется, когда ее побуждают к какому-либо преодолению самой себя. Причина в том, что христианская теология называет «последствиями первородного греха», а именно в необъяснимой слабости и неуверенности духовной силы человека. Исцелить его можно только тогда, когда человек, серьезно желающий одержать верх над миром инстинктов, ощутит потребность значительного усиления его духовной уверенности и более глубокой информации о той игре, которую то и дело затевает с ним природа, затуманивая его внутренний мир иллюзиями относительно ценностей видимого мира. Зная эту тайну укрепления воли, последователи индийской йоги прежде всего убирают у своих учеников «завесу Майи» (в индийской философии, в Ведах означает восприятие окружающего нас мира как миража, как космической иллюзии. – Прим. издателя), делающую их рабами законов видимого мира. Сэр Альфред Лайелл, одним из первых европейцев постигший тайную индийскую науку самообладания, попытался в своих «Азиатских исследованиях» («Asiatic Studies») разъяснить европейскому читателю, насколько индийская духовность опередила европейскую гимнастику воли и как многому мы можем у нее научиться, чтобы преодолеть нашу современную наивность, однобоко возвеличивающую этот мир – мир земной. Нет сомнения в том, что однажды духовный обмен между Западом и Востоком принесет обеим – сегодня еще разделенным – половинкам человечества множество плодотворных знаний – в том числе и в области воспитания и самовоспитания.

Мужественность и женственность

1. О расширении мужского идеала силы

Настало время углубить понятие мужского самоутверждения и показать, что в непоколебимой нравственной позиции по отношению к большим соблазнам человеческой жизни проявляется гораздо больше мощной энергии, чем в демонстрациях грубой физической силы. Легче в ноябре искупаться в речке, чем смело стоять за правду, если при этом рискуешь, что тебе устроят допрос с пристрастием или объявят общественный бойкот. Такая духовная реформа так называемого «самоутверждения» включает в себя еще и непоколебимую позицию по отношению к клевете, а также вражде и всякого рода преследованиям. Подлинная самостоятельность мужчины проявляется как раз в том, что он не позволяет дурному примеру сломать его собственную позицию и лишить покоя; наоборот, он сам высоким примером может посрамить противника. Как мало людей помнят сегодня о высокой задаче очищать свои ежедневные мысли и слова, которыми они реагируют на окружающих, от приливов уязвленного самолюбия, и выражать свой протест против неправильного обращения с собой не просто раздраженным контрударом!

Пора поговорить и о большой разнице между высшим и низшим понятием чести, между требовательной и жертвенной честью. Есть люди, гордящиеся своим легкораздражимым самолюбием; они ничего ни от кого не потерпят, они всегда готовы уничтожить того, кто всего лишь слишком близко к ним подойдет. На самом деле эта раздраженная позиция – доказательство того, что заблуждающиеся люди бесцеремонно защищают то, чего у них просто нет. А есть у них только раздутое «ничто» без всякого морального стержня. Они не знают ничего, кроме требовательного самолюбия, занятого только перечислением обязательств других, но для которого не святы ни чужая честь, ни чужая собственность, ни сама жизнь. Только жертвенному чувству собственного достоинства присуща подлинная честь, питающая это чувство: человек обладает честью только в той мере, в какой он признает и исполняет свои обязанности. И чем добросовестнее и глубже человек осмысливает свои обязанности, чувствуя на себе весь их груз, тем больше в нем чести.

Усовершенствование и осознание понятия мужественности в этом смысле несравненно важнее, чем так называемая физическая закалка, потому что без сильного характера, без заботы о благе души нет блага для тела. «Храните плоть, дабы причаститься духу!» (из второго письма Клеменса к Коринфянам, глава 14. Апокрифический текст). Такая постановка задачи должна бы пронизывать все занятия физкультурой, чтобы мы рассматривали физическую дисциплину лишь как предварительное упражнение и притчу, готовящую нас к чему-то более глубокому.

Жесткая физическая позиция – это, конечно, начало достоинства мужчины, но именно только начало, символ чего-то более глубокого, что такая позиция должна пробудить – внутреннюю твердость по отношению к несправедливым упрекам, собственным страстям, твердость в трудных ситуациях и конфликтах, твердость по отношению к неприятным начальникам, внутреннюю твердость по отношению к любезностям противоположного пола.

«Он потерял самообладание, то есть внутреннюю твердость», – говорят, например, о государственном деятеле, не сумевшем сохранить свое достоинство, будучи атакованным противниками, и по праву такой крах мужской невозмутимости считается доказательством неспособности занимать руководящую должность. Непоколебимая внутренняя позиция – общее выражение надежно укрепленной души, награда за все серьезные раздумья, за все рыцарское отношение к людям и регулярные упражнения. Поэтому, следуя врожденному чувству, женский пол требует в виде противовеса своей легковозбудимой эмоциональной природе прежде всего твердой позиции – для начала физической подтянутости как внешнего признака твердой воли, а затем уже и непоколебимой внутренней позиции. Поэтому вечно взволнованные, нервные, раздражительные мужчины, по всякому поводу выходящие из себя, никогда не узнают, что это значит – настоящее уважение женщин.

Кто хочет поупражняться в укреплении такой «позиции», тот должен использовать ежедневно возникающие на первый взгляд мелкие ситуации. Общение с людьми, легко теряющими самообладание, предоставляет много серьезных возможностей сохранять безупречную твердость, не давая вовлечь себя в словесную перепалку. Сколько темпераментных людей в доме и на работе, на различных собраниях пытаются поколебать нас в нашей твердости, взволнованно говоря нам о чем-то, высказывая неоправданные упреки или пытаясь как-то иначе вывести нас из равновесия!

Жестокая война против страха – это, конечно же, одна из главных задач воспитания мужского характера. Но у скольких людей мужество лежит на поверхности, идет от ощущения физической силы, от тщеславия, а нередко даже от некоторого легкомыслия! Они не боятся смерти, но испытывают постыдный страх перед всякими неприятными вещами, и эта боязнь может сделать их подлецами, предателями и подонками, прежде чем они успеют об этом подумать. Иной человек не боится прыгнуть в воду головой вниз с высоты двадцати метров, но малодушничает, когда нужно удержаться от лжи, спровоцированной внезапным смущением, или извиниться перед горничной, на которую накричал ни за что. Проявить мужество, когда жизнь в опасности, вовсе не значит сдать решающий экзамен на подлинную храбрость, ведь самоубийцы как раз доказывают нам, что зачастую больше мужества нужно для того, чтобы выдержать тяготы жизни, чем умереть. И легче в самом дурном обществе объявить себя приверженцем серьезных убеждений и чистой морали, чем в прекрасном обществе любимой женщины бескомпромиссно заступиться за невинно обвиненного человека, может быть, даже выставив себя самого в невыгодном свете.

То, что мы верим в Бога и все же произносим богомерзкие слова, носим в сердце искреннюю любовь, но не знаем, что такое любовь вездесущая – точное выражение так называемой духовности без присутствия духа и при отсутствии последовательности. Дух есть, он парит над материей, но не проникает сквозь нее, слово не становится плотью, а воля не имеет законодательной силы. Бдительная самодисциплина – наиболее радикальное средство обучить дух тому, чтобы он, как командир, контролировал все, что мы делаем и чего не делаем, вместо того чтобы в решающий момент оставаться пассивным, позволяя пустым капризам, фантазиям и внешним раздражителям управлять нашими действиями. Дело в том, что «присутствие духа» тоже требует упражнений. И чем больше в нашей культуре сила духа человека захватывается абстрактным знанием, тем важнее – как противовес – упражнения, обучающие дух проникать в жизнь и овладевать ею. Сегодня мы много говорим о самоопределении, но уже забыли саму технику самоопределения. И, кажется, мы уже не видим, хотя могли бы каждый день убеждаться в этом, сколько поверхностных настроений, волнений, фантазий то и дело выходит на первый план, чтобы отнять у нас глубинное самоопределение. С другой стороны, сколько нужно послушания, услужливости, дисциплины и воздержания, чтобы приучить все эти настроения, волнения и фантазии выдерживать паузу, прежде чем действовать, чтобы в результате возвысить наше лучшее «я» до силы, определяющей наши слова и поступки.

Кто хотя бы раз ездил в автомобиле рядом с шофером, наблюдая чудесное совершенство движений, с помощью которых опытный водитель то и дело обуздывает рвущуюся вперед мощь мотора, каждую секунду контролируя движение машины, прозорливо и точно подчиняя его каждой новой задаче, тот видел некое «представление-притчу». Эта притча объясняет, что значит для человека «упражнение на сдерживание» в широчайшем смысле этого слова, а также как полезно и биологически необходимо так называемое «воздержание». Например, молодой человек, вращающийся в обществе и подверженный великому соблазну к громким и высокомерным речам и суждениям, к зазнайству, к насмешкам и умничанию, должен строжайшим образом следить за своими словами, по возможности избегать превосходных степеней, сильно сдерживать желания проявить себя, иным словами – держать себя в руках. Поначалу это может быть обременительным, но со временем превратится в благодатную привычку, глубоко воздействующую на весь мир недисциплинированных побуждений. «Характер – это централизм», – говорит Эмерсон. Научиться такому образу действий, исходящему изнутри, лучше всего поможет упражнение воли в сопротивлении собственной опрометчивости.

Освобождение совести от притягательных сил человеческого общества, возможно, самая важная и трудная задача формирования характера. Чтобы справиться с ней, нужно очень хорошо знать самого себя. Только знание самого себя подскажет нам, в какой степени наши самые сокровенные поступки ежедневно и ежечасно определяются нашими оглядками на зрителей и соседей, императивом корпоративного духа и общественного мнения. Так и хочется сравнить человеческое общество со сказочной Магнит-горой! Как эта гора вытягивает гвозди из кораблей, так что те разваливаются на куски, так и общество своими похвалами и упреками вытягивает железо из человеческого характера. «Каждый раз, побывав вечером в обществе, – говорил Сенека, – я возвращался худшим человеком, чем был до того». А один немецкий философ, остро замечавший растущую власть общества над отдельной личностью и ее совестью, рискнул высказаться еще более жестко: «Общество опошляет». Он, конечно, не забыл, что с другой стороны человеческое общество со всеми его обязательствами может оказать значительную помощь в развитии человеческого характера. Но в то же время он был прав, указывая на огромную опасность, причина которой – все большее скопление людских масс. Не только утренняя пресса, но также в любое время дня радио и телевидение воздействуют на человека, подрывая основы его совести. А тут еще и политическая пропаганда, наседающая со всех сторон, пытаясь повлиять на его суждения. Да у кого же останутся силы для сопротивления? Тем не менее все культурное развитие человечества зиждется не только на широком развитии человеческого сообщества, но и в той же мере на укреплении совести и характера личности против магнетизма, исходящего от людей. Все эти констатации показывают, сколь необходимы нам не только великие освобождения, но и постоянная бдительность, постоянные упражнения, чтобы не давать внешнему миру определять нашу жизнь. «Нули» в самом широком смысле слова – это люди, у которых нет моральных сил противостоять инстинкту приспособления к тому или иному социальному окружению. Ведь есть же люди, которые ради приятной беседы предадут друга.

Сколько лжи проистекает от желания произвести впечатление или избежать неприятностей! Сколько рабской зависимости в том, как мы воспринимаем и передаем штампы прессы, господствующие взгляды на политические проблемы или суждения о тех или иных личностях! Мало, очень мало осталось по-настоящему независимых мужчин, и даже среди так называемых «оппозиционеров» почти нет людей, способных встать в оппозицию против оппозиции! Никто не хочет остаться в одиночестве. Так ребенок дрожит от страха в темном лесу.

2. Просто мужественность – еще не все

Этическое углубление идеала мужской силы и осознание всех его последствий, без сомнения, совершенно необходимо и плодотворно для нашего самовоспитания. С другой стороны, нужно подчеркнуть, что простая мужественность ни в коем случае не может быть признана целью всех наших усилий по формированию характера. Цель человека, формирующего себя, должна стоять выше разделения по половому признаку. Нам нужен универсальный идеал, в котором мужская и женская добродетель дополнили и уравновесили бы друг друга. Лао-цзы как-то сказал: «Никогда не забывай о своей мужественности, постоянно вспоминай о своем материнском чувстве!» В мощном развитии мужского начала и первопроходческой энергии в наш воинственный, технический и промышленный век[7]7
  Имеется в виду ХХ век. – Прим. переводчика.


[Закрыть] мы совсем забыли, что, в сущности, нет ни одной человеческой проблемы, которую можно было бы решить только мужскими добродетелями или только женской добротой и нежностью. Где бы мы ни столкнулись с большими человеческими конфликтами, мы всегда увидим, что энергия и любовь, мужественность и материнское чувство должны действовать сообща, чтобы прийти к единственно верному и надежному решению. В понятии рыцарства, то есть в том, что французы называют «chevaleresque», выражен факт такого совместного действия противоположных добродетелей. Ведь рыцарство означает мужественность и материнское чувство, и можно сказать, что только введение этого материнского элемента в человеческую душу пробудило мужчину и сделало его способным к тому, чтобы в высшей степени дисциплинировать свои силы. Один из великих педагогов XVII века так сформулировал задачу мужского самовоспитания: мужчина должен быть «твердым как алмаз и нежным как мать».