Текст книги "В состоянии необходимой обороны"
Автор книги: Фридрих Незнанский
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Ему нравилось наблюдать за поворотами судьбы со стороны – он был немного мистик.
Поговорив для приличия еще пару минут о том, о сем, о семье и детях, Бутусов встал и распрощался с Жуковым, стараясь в прощальное рукопожатие вложить заряд силы и твердости, дополнительно подчеркнуть свою власть, чтобы у Жукова и мысли бы не возникло рыпнуться каким-то образом в сторону, уклониться от намеченного плана.
Бутусов шел по коридору, ступая тяжело и размеренно, слегка кивая вспугнутым подчиненным, и мысленно сравнивал себя с прокуратором из известной книги. Для полной аналогии не хватало только белого плаща. Впрочем, Бутусов чувствовал себя гораздо более удачливым, чем сей исторический персонаж, и, что немаловажно, в гораздо большей безопасности.
Я весело рулил, и машина шла удивительно послушно. Ехал я аккуратно, держась в границах дозволенных правил: во-первых, я всегда езжу аккуратно, во-вторых, когда нет прав на машину… Дорога, конечно, была отвратительная. Нет, не то чтобы отвратительная, но все-таки вся в колдобинах. Эх, по скоростной бы трассе! Но грех жаловаться – в России, как известно, дорог нет, есть одни только направления. Меня со всех сторон обгоняли шикарные машины, в этом ощущалась какая-то высшая несправедливость. Интересно, вот откуда у людей деньги? А я, значит, честный и скромный труженик, должен возиться со старым горбатым «жигуленком»… Особенно популярны среди народа, как я заметил, были «ауди». Что ж, хорошо, что я не так называемый автолюбитель. Отнюдь. Я скорее гонщик. Мне лишь бы ехало. Я могу управлять практически любым видом транспорта и на всем этом я всегда буду передвигаться быстро. Однако и не нарушая. Таково основное противоречие моей натуры.
Значит, прокурорский сынок… Что ж. В семье не без урода. Наоборот, я бы заметил – почему-то именно в прокурорских семьях часто вырастают бандиты, в семьях рафинированных интеллигентов – подонки или карьеристы, у консервативных родителей дочери обычно… Гм, об этом не будем, тем более что последний вариант мне лично как раз вполне симпатичен. Что за игра природы такая? По контрасту, что ли? Или и в этом проявляется извечный конфликт отцов и детей, когда дети из духа противоречия стараются вырасти совершенно другими? Так сказать, диалектический материализм в действии, будь он совсем неладен, тезис – антитезис? В сущности, мне абсолютно наплевать, решил я, это загадочное явление природы. Не суть важно, как и откуда что появилось, моя проблема – решить теперь, что с этим делать. Я чистый практик.
По дороге мы сделали большой крюк – заехали на Таганку и оформили соглашение на защиту, без которого меня не будет слушать никто, включая следователя, который вел дело Шишкова.
Лихо съехав с дороги, я припарковал машину между двумя, уже стоящими у тротуара, вспомнив с перепугу расхожую шутку – «парковаться следует вплоть до характерного стука». Как бы мне ее тут не поцарапали – машина-то чужая, да еще такая, можно сказать, легендарная. Может неудобно получиться… А, ладно, постараюсь вернуться побыстрее.
Я торопливо вошел в прокуратуру, лишь слегка попрепиравшись на входе с осоловелым охранником за решеткой, и взбежал по выщербленным временем каменным ступеням на третий этаж. Стиль поведения на этот раз я решил избрать развязный – с этими казенными господами иногда бывает действенно.
– Простите, девушка, – спросил я у пробегавшей мимо очаровательной юной леди, прижимающей к груди несколько папок с надписями «Дело номер…». – Где я могу лицезреть в этом богоугодном заведении высокочтимого следователя Валентина Жукова?
Девушка, как я и ожидал, захихикала, отчего стала гораздо более симпатичной и менее официальной, и любезно проводила меня до самой двери его кабинета.
Следователь Жуков оказался довольно молодым, но уже плешивым человеком совершенно серого вида. У него был серый костюм, черно-серый свитер – словно поношенный или пропыленный, хотя, если приглядеться – вполне приличный. Возможно, ощущение потертости жизнью создавалось при взгляде на его лицо – бледное, невнятное, с голубыми глазами и с довольно-таки кислым выражением. Подбородок был скошен внутрь – абсолютно слабоволен, заключил я, кто ему дал эту должность? Хотя хитер, конечно. Но – на всякого мудреца…
– Чем могу быть полезен? – в лучших русских классических традициях не спросил, а именно осведомился он.
– Добрый день, Валентин… э-э, простите, не знаю, как вас по батюшке?
– Георгиевич, – поднял он свои светлые бровки.
– Вот именно… Я, собственно, адвокат господина Шишкова и официально занимаюсь его делом. Вот соглашение на его защиту, заявление супруги… Так как дело поручено вести вам, я поспешил сюда лично, чтобы на совершенно законных основаниях ознакомиться с имеющимися у вас материалами по делу Шишкова.
Выпалив эту тираду, я выпучил глаза и сцепил руки на колене. Мне весьма хотелось добавить ко всему вышесказанному шикарное «благоволите», но не стоило, наверное, с этого начинать знакомство со следствием. В крайнем случае, это мы всегда успеем.
Моложавый Жуков при этих словах весьма и как-то сразу поскучнел. Глядя в угол, он дурным голосом и немного в нос попросил у меня документы, затем долго куда-то звонил, что-то уточнял и вообще тянул время. В конце концов, потеряв интерес к сопротивлению, ушел ненадолго, затем вернулся и со вздохом выложил передо мной папку с материалами по делу Шишкова, а сам встал перед окном и вперил в туманные дали ищущий взор.
Я с интересом раскрыл папку. Всегда люблю я этот момент – начало дела, осмотр материалов, предварительное изучение, обнюхивание… На меня это действует возбуждающе, почище любого детективного романа, потому как там – сплошь выдумка, а здесь самая что ни на есть чистая правда, хоть, может, и не совсем приглядная. Зато наша! Я, в отличие от многих образованных и умных людей, от нашей действительности никогда нос не воротил – она мой хлеб насущный, она же моя среда обитания. Что поделаешь? Не всем же розы обонять. И так далее.
Я погрузился в изучение материалов, внимательно вчитываясь в каждую строчку, пытаясь высмотреть для начала огрехи в действиях должностных лиц – это всегда может помочь. Изучил я протокол допроса. Жуков все это время стоял и скучал у оконного стекла, с тоскливым выражением на лице, и, должно быть, все видевшие его мухи при этом мгновенно дохли.
И тут, перевернув страницу, я испытал настоящий шок. Кто-то вырвал из подшитого уже дела несколько страниц, причем поспешно и под корень. Соседняя страница была смята, осталось немного неровных бумажных краев у самого переплета – и все.
Я с новым интересом посмотрел на Жукова. Не может быть! Ай да сукин сын!.. А я-то еще тебя недооценивал. Да ты ж просто отец русской стратегии и тактики!.. Что я могу сказать – я бы на его месте тоже заскучал. Конечно, может, это и не он, во всяком случае, не он лично… Интересно, отпечаточки остались?.. На всякий случай я решил быть сама любезность. Что содержалось в уничтоженных рукой варвара страницах, я уже знал – конечно, материалы, обличающие сына Бутусова. Эх, товарищ прокурор, топорно работаете! Или уже так поверили в собственную безнаказанность?
Сделав вид, что я слепой и совершенно ничего не заметил, я отложил дело и, встав, в самых вежливых и радушных выражениях поблагодарил товарища Жукова. Он заметно повеселел – совсем, что ли, за дурака меня держит? – хотя в глазах еще плавал огонек настороженности. Я обещал еще вернуться и попросил показать мне остальные материалы и улики.
– Если не ошибаюсь, в деле в качестве улик должны были фигурировать еще полотенце, которым потерпевший останавливал кровь, и его носовой платок.
– Полотенце? – фальшиво удивился Жуков. – Откуда такие сведения?
– От моего подзащитного.
– Когда же вы, позвольте, успели с ним переговорить? – снова подозрительно уставился на меня этот малахольный следователь.
– Профессиональная тайна. Кроме того, то, что данные предметы должны были быть приобщены к делу в качестве улик, явствует уже из самого протокола.
– Я не знаю, что именно сказал вам ваш подзащитный, но ко мне лично подобных сведений или заявлений от него не поступало. Нашими сотрудниками на месте преступления ничего похожего на полотенце, во всяком случае, на полотенце, заслуживающее особого внимания следственных органов, обнаружено не было, – с вызовом сказал малышка Жуков, становясь похожим на потревоженного петуха.
– Странно, – сказал я. – Я вижу, работа следствия ведется небрежно, вижу, что против моего подзащитного здесь имеются какие-то предубеждения. Замечаю также и халатное отношение к своим обязанностям. Не говоря уже об отсутствии столь важных улик. Все это наводит меня на подозрения. Я, как адвокат, буду добиваться перевода дела в другую инстанцию.
Некоторое время мы стояли друг против друга, как бойцовые птицы, и сверлили друг друга взглядами. Конечно, этот хлюпик сдался первым. Взгляд его потух, лицо приобрело прежний сероватый оттенок, и, сев за стол и не глядя на меня, Жуков уныло махнул рукой:
– Делайте что хотите, только оставьте меня в покое.
Разворачиваясь на каблуках и выходя из кабинета с эдаким легким хлопком дверью, я думал, как бы он за моей спиной тут же не застрелился. Интересно, в наше время еще стреляются ответственные работники? Вряд ли. Кишка тонка. У нас, брат, не Япония. Впрочем, сказать, чтобы я особенно переживал по этому поводу, – значит погрешить против истины.
Оставшийся в одиночестве Жуков, впав в апатию, тупо уставился на лежащий перед ним белоснежный лист бумаги. Что делать? Может, написать чистосердечное признание? Или, подхватив жену в охапку, срочно удариться в бега за кордон? Поможет ли? Да она и не согласится. И передачи небось мне не будет носить, раздраженно подумал Жуков. Как деньги на тряпки тянуть, так я любимый муж, а вот не угодно ли в Сибирь, в тайгу, на лесоповал, через снега много часов добираться ради одного-единственного свидания?
Бред, конечно… Самое большее, что грозит, – увольнение за халатность.
Ну и кто я после этого выхожу? Круглый идиот, ответил неожиданно зло сам себе Жуков и, взяв ручку, изобразил на листе несколько профилей. Все они выходили похожими то на Бутусова, то на Жукова, причем последние – с отчаянно вытаращенными глазами… Рожа, долженствующая изображать Гордеева, была почему-то с мерзкой улыбкой и с рогами, хотя это, надо сказать, было уж и вовсе несправедливо.
По дороге в консультацию я предавался размышлениям. Следовало выработать четкий план действий. Для начала хорошо бы знать, где именно находится сейчас Турецкий. Главное – добиться свидания с Шишковым, обговорить с ним линию поведения, понять, на чем будет строиться защита. Я так полагаю, что вполне необходимая самооборона может тут проканать… Я боялся, что ни полотенца, ни платка уже никогда никто не увидит, скорее всего, их сразу же уничтожили. Медицинское освидетельствование Шишкова?.. Ну и это тоже… Таким образом, дело становилось гораздо сложнее. Мне требовалась срочная консультация у Турецкого, а также надо было позвонить Наталье и сообщить ей о результатах разговора со следователем. Не то чтобы это ее могло особо обнадежить – просто мне вдруг захотелось еще немножко с ней поговорить. Услышать ее голос… Эх, Гордеев, жениться тебе надо. Непременно, барин, заверил я сам себя, вот дело закрою и сразу начну искать подходящую кандидатуру… Только где найти такую женщину, которая бы согласилась со мной жить? Я имею в виду долго?
Глава 13
Братья Трофимовы сидели в баре. Со стороны их поведение выглядело так, словно двое крутых парней решили оттянуться от души. Стол ломился от всего, что только можно было представить: обилие самой разнообразной выпивки, салатов и деликатесов – все это работало на имидж и должно было, судя по всему, вызывать у окружающих уважение и страх к тем, кто все это заказал. Окружающие – случайные посетители бара – и вправду с опаской поглядывали на соседние столы, очевидно размышляя, как бы побыстрее улизнуть из этого бара. Постепенно в баре становилось все меньше и меньше посетителей, все громче и громче кричали, веселясь, разгуляй-братья, все больше напрягались отутюженные и прилизанные официантки. Поставив на стол братьев очередную невесть зачем – на столе и так яблоку было негде упасть – заказанную порцию телятины по-африкански, официантка взяла в руки сотовый. Стараясь, чтобы никто не увидел ее звонящей, зашла за стойку бара.
– Егор Кузьмич? – спросила она в трубку.
Судя по-всему, ответили положительно.
– Здесь братья Трофимовы. Судя по всему, опять что-то затевают… – Нет, пока все в порядке, но…
Послушав трубку еще какое-то время, она сказала:
– Хорошо, я так и сделаю, – и дала отбой.
– Что сказал шеф? – она услышала около своего уха низкий мужской голос и почувствовала, как чьи-то сильные руки приобняли ее за талию.
Выронив от неожиданности трубку, девушка обернулась. За ее спиной стоял Жора Трофимов и угрожающе улыбался.
– Нет, я… ничего… – Официантка попыталась оправдаться и одновременно высвободиться из объятий Трофимова.
Он не отпускал ее, казалось, ему доставляет наслаждение заставлять окружающих испытывать страх.
– Что, пташка, боязно перед дядькой? – спросил Трофимов и прижал к себе дрожащую официантку.
– Да я… – начала было с угрозы официантка и запнулась.
– Что – ты? Шефу позвонишь? Мы прослушиваем все ваши разговоры, зайка моя, – и Трофимов игриво коснулся груди официантки, – да и потом, если я захочу… Я думаю, шеф просто отдаст мне тебя за определенную сумму…
– Зачем же шефу… – Девушка не закончила фразу.
Трофим понял:
– Ты хочешь сказать, зачем платить шефу, когда можно заплатить тебе?! Ну бабы!.. Говори – сколько…
Девушка замялась.
– Пятьдесят? – поинтересовался Трофимов-старший.
Официантка возмущенно вскинула на него глаза с наклеенными ресницами. Трофим понял, что мало, и продолжил:
– Сто?.. Может, двести? – Он достал из кармана брюк двести долларов и помахал ими перед носом официантки.
– Я на работе, – официантка проследила взглядом за купюрами, – могу только после смены, с одиннадцати вечера…
Трофим спрятал доллары в карман.
– Да я бы за тебя и цента не дал, шлюха ты продажная, – он сплюнул, – все вы… – очевидно вспомнив о чем-то своем, больном, Трофим вздохнул, потом отшвырнул от себя девушку так, что она врезалась в стойку бара.
Не глядя на нее, Трофим повернулся и пошел обратно, к столу, ломящемуся от подтверждения того, что он состоялся в этой жизни.
А началось все с большеглазой конопатой девчонки.
Их посадили за одну парту в первом классе. Все десять лет учебы в школе они дрались, ломая друг о друга линейки, ручки, карандаши. Причем оба сидели за первой партой, прямо перед учительницей. Его посадили на первую парту. Как самого отъявленного хулигана, а ее – из-за плохого зрения. Каждый вечер их мамы ходили друг к другу в гости выяснять отношения, кто из их детей был виноват на этот раз в затеянной драке. Причем выяснения, как правило, заканчивались тем, что мамы тоже ругались и расходились с твердым решением попросить учительницу их рассадить. Такие попытки были, причем кончались они тем, что Жора дрался с Аленкой (так звали девчонку) и через соседнюю парту, и через целый ряд, но теперь в ход летели учебники, огрызки яблок, ластики. В конце концов все поняли, что сделать ничего не возможно, и их оставили в покое. Драться они, конечно, не перестали, но теперь основные разборки происходили на переменах.
– Справа наподдай, справа, – советовали Жоре мальчишки на переменах.
– А ты ему – в глаз! – подсказывали переживающие за Аленку одноклассники.
Класс поделился на две половины – одна за Аленку, вторая за Жору. Для Жоры тогда казалось странным, почему на стороне Аленки были и мальчишки. Позже он понял почему: она восхищала их своими мальчишескими замашками, дерзостью и силой.
Причем побеждала, как правило, Аленка. Жора был маленьким, худеньким, щупленьким, почему-то до пятнадцати лет он плохо рос, мама даже таскала его по врачам, но те говорили: «Успокойтесь, мамаша, все у парня в порядке».
Тогда же, с одной целью – научиться давать Аленке достойный отпор, записался Жора в детскую секцию бокса, потом – на вольную борьбу. Любопытно было следующее: всюду, куда бы он ни записывался, он встречал… конечно, Аленку…
Когда ему было шестнадцать, затеял Жора первое дело – решил заняться фарцой. Дела сложились не совсем так, как ему хотелось бы, и в результате он остался должен серьезную сумму. Поделившись этим с Аленкой после очередной потасовки, он неожиданно обнаружил в ее лице друга (что, прочем, для окружающих уже давно не было секретом). Аленка предложила ему выход – совершить налет на тех, кому он должен, и вернут им их же деньги.
– А если они вычислят, кто это сделал? – Жора сомневался в том, стоит ли слушать Аленку.
– Тогда у тебя остается только один вариант – рассказать всю правду родителям, – пожала плечами Аленка.
– У нас с братом только мама, – разоткровенничался Жора и спохватился: – Только ты об этом никому…
– Железо! – поклялась Аленка.
– Маме я не могу. – Жора готов уже был согласиться с Аленкой.
– Мямля ты, а не мужик, – сказала Аленка, – мне даже драться с тобой после этого неинтересно.
– Постой. – И Жора принял решение.
Операция прошла удачно. Отдав долг, Жора пригласил Аленку в бар, там он впервые признался ей, да и самому себе тоже, в том, что любит ее. В тот же вечер она стала его первой женщиной.
Аленка оказалась на удивление нежной, чуткой и ласковой. Жора в ее сильных и одновременно нежных руках таял, готов был превратиться в пластилин для лепки Аленкиными руками чего угодно. Аленка победила и на этот раз.
С тех пор все, что он делал, он делал только для нее. Так продолжалось около года. До тех пор пока Аленка не бросила его ради «настоящего мужчины», как она выразилась, у которого было все: шикарный дом, много денег, машина, точнее, машины, – дело в том, что избранник Аленки был директором таксопарка.
С этого времени жизнь Жоры изменилась, его главной целью стало – отомстить Штирлицу (это была кличка Тихонова, директора таксопарка), отобрав у него все – таксопарк, деньги и, конечно, Аленку.
Брат стал на его сторону. Это было неудивительно: Антон был человеком тщеславным, сильным, так же как и Жора, без тормозов. Цели братьев вообще были общие – среди прочего разобраться с Саламбеком, который стоял у них на пути и мешал осуществлению их планов.
– Жора!
– Есть новости?
– Сюда едет Бутусов.
– Прокурор? – Жора удивился.
– Ему нужно отмазать сына, – понял вопрос брата Антон, – после истории в этим Шишком, будь он неладен…
– А что взамен?
– Я еще не решил. Как думаешь? – Антон лукавил, конечно, он уже знал, что они пропросят взамен за оказанную услугу прокурору.
В бар вошел невысокий, крепкого телосложения, лысоватый мужчина, во всем его виде сквозило открыто демонстрируемое благополучие: его походка, то, как он говорил, жесты, – все свидетельствовало о том, что его социальное положение довольно высокое. Это был прокурор Александр Николаевич Бутусов.
– У меня двадцать минут, – сказал он, ни к кому не обращаясь.
– Сюда проходите, – пригласил его Жора за уже освобожденный чистый стол. – Водка? Коньяк? Может быть, виски с содовой? Как насчет закуски?
– У меня всего двадцать минут, – строго повторил Бутусов.
Он рассказал Трофимовым о своей проблеме. Все это, конечно, не было для них новостью, но оба брата сделали вид, что впервые слышат об этом от прокурора.
– Бедный мальчишка, – посочувствовал прокурору Антон.
– Урод, – ответил прокурор и добавил: – Но сын, что поделаешь…
– Надо спасать, – посочувствовал Жора.
– Придется, – согласился Антон.
– Мне нужно, чтобы вы нашли человека, который возьмет вину на себя.
– То есть?
– Ну который подтвердит, что склонил его к употреблению наркотиков.
– И он явится в суд сам? – Жора подивился нелепости задумки прокурора.
– Да, – спокойно ответил тот.
– И суд будет удовлетворен? – задал глупый вопрос Антон.
Прокурор засмеялся:
– Если бы вы знали, какими доводами нередко удовлетворяется суд!
– Сроки? – перешел к делу Жора.
– Это все нужно сделать сегодня.
– Боюсь, что это нереально, – откинулся на спинку кресла Антон.
– Почему же, – Жора уже знал, что нужно делать, – я знаю, кто этот человек…
– Но учтите, что после признания этот человек должен перестать существовать, – добавил прокурор.
– Нет вопросов, – и Жора, предвкушая удовольствие от фурора, который он произведет своим предложением, заказал официантке виски, всем троим.
– Так кто же он? – не выдержал Антон.
– Шишков.
– Тот самый, который сейчас сидит в тюрьме? – переспросил Бутусов.
– Именно, – подтвердил Жора, – но для этого нам потребуется ваша, Александр Николаевич, помощь.
– Вы думаете, что Шишков согласится взять это на себя? С какой стати? – не выдержал прокурор.
– Жизнь, она, знаете ли, ценнее, – многозначительно произнес Жора, – мы с вашей помощью выпустим Шишкова из тюрьмы, ну, например, заменив ему следственный изолятор подпиской о невыезде, а когда он выйдет, разумеется, мы будем ждать его, предложим – либо жизнь, либо письменное признание своей вины… И ваш сын будет отмазан.
– А если он не согласится? – спросил Антон.
– Тогда мы предложим ему – либо жизнь его жены и детей, либо – взятие вины на себя…
– Я понял, – продолжил Антон, – а когда он подпишет, мы прямо там же, в машине, и…
– Зачем же прямо в машине, – передразнил интонацию брата Жора.
Все трое засмеялись.
– Мне пора, – поднялся прокурор.
Едва закрылась за ним дверь и братья успели пропустить по рюмке, как к бару подъехал автомобильный кортеж Саламбека. Из машин повыскакивали вооруженные люди, ринулись в фойе бара. Саламбек шел впереди, отдавая команды:
– Слева заходи, а ты – с тылу…
Из бара навстречу им кинулись вооруженные люди Трофимовых. Саламбек поднял руку с пистолетом и открыл ураганный огонь по противнику.
Саламбек, стреляя во все стороны, на ходу меняя обоймы, продвигался в глубь бара. Мохнатый ингуш шагал рядом с Саламбеком, и его не умолкавший ни на миг «калашников» здорово способствовал быстрому продвижению Саламбека.
В бар Саламбек, мохнатый ингуш, Самед и Мамед ворвались одновременно.
– Все на пол! – рявкнул Саламбек. – Кто не спрятался, я не виноват! – Восточное чувство юмора пробивалось у Саламбека, как правило, в самых неподходящих для этого ситуациях.
Все, кто не успел добровольно упасть на пол, тут же были сметены свинцом. После нескольких долгих очередей людей, стоящих или сидящих в баре, не осталось.
– Лида, звони папе, – пропищал справа от Саламбека девичий голос.
– Берегись! – Саламбек тут же пальнул в сторону голоса.
Казалось. Ему было все равно, куда и в кого стрелять. Им овладела эйфория, восторг от чувства власти над этими спрятавшимися от пуль жалкими, беспомощными людьми: если он захочет – они будут жить, если нет – то… Выпустив бесцельно обойму, Саламбек остановился, словно вспомнив о цели своего визита в бар.
Где же тот, точнее, те, ради кого все это затевалось? Стараясь не замечать пороховой вони, Саламбек всматривался сквозь дым в людей на полу – он искал Трофимовых. Вдруг откуда-то с пола полыхнуло огнем, и мохнатый ингуш, задев Саламбека плечом, полетел на пол. Предчувствие не обмануло Саламбека – это был последний рейд мохнатого ингуша.
Но сейчас не его смерть заботила Саламбека. Род деятельности, которым он занимался, научил его спокойно относиться к смерти как своих близких, так и своей собственной.
В рассеивавшемся пороховом дыму он все отчетливее видел главное: ни среди раненых, ни среди мертвых братьев Трофимовых не было.
– Ушли, – сказал Саламбек.
Самед и Мамед поняли, о чем говорил их патрон, – Трофимовы успели скрыться.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.