Текст книги "Молчать, чтобы выжить"

Глава третья

1

Несмотря на будний день, небольшой ресторанчик ломился от клиентов. По всей вероятности, место было популярным в Берлине.

Элла Черепахова, роскошная, пышногрудая блондинка, с полноватым, но все-таки весьма приятным личиком, стряхнула с сигаретки пепел в грязное блюдце (тянуться за пепельницей Элле было лень) и пророкотала глубоким голосом:

– Так что, Танюха, здесь нашему брату тоже не медом намазано. Дерьмо – оно везде дерьмо, хоть в России, хоть за границей.

Собеседница Эллы Черепаховой Таня согласно кивнула:

– А я никогда и не обольщалась. Это вы в России вечно думаете, что счастье там, где вас нет. А я всегда знала: счастье – штука приходящая. Главное – иметь терпение, чтобы его дождаться.

– Там можно всю жизнь просидеть, дожидаясь-то, – насмешливо ответила ей Элла.

Татьяна улыбнулась и дернула обнаженным плечиком. В отличие от подруги, Таня была девушкой стройной, можно даже сказать – худощавой. Изящная фигурка, изящные руки, изящные пальцы – этим Бог Таню явно не обделил, и она об этом знала. Кроме того, у Тани были густые русые волосы, которые она (в отличие от платиновой блондинки Эллы) никогда не красила и не завивала. Зачем портить то, что дано тебе самой матушкой-природой?

Если лицо Эллы было лицом сдобной толстушки, то Танино напоминало декадентствующую аристократку – лицо тонкой лепки, с изящно очерченными скулами и небольшими голубыми глазами, которые смотрели на окружающих с высокомерным спокойствием, словно весь мир был лишь отражением этих глаз, причем отражением не слишком удачным.

– Кстати, как твой фиктивный брак? Еще не перерос в настоящий? – деловито осведомилась Татьяна.

Элла округлила глаза:

– Ну ты даешь, подруга. Я уже три месяца как в разводе.

– Правда? – вскинула брови Татьяна.

– Ну да. Я что, не говорила?

– Не помню. В любом случае – поздравляю!

Татьяна отсалютовала подруге бокалом с вином и отпила глоток. Затем посмотрела на часики и сказала:

– Что-то твой друг опаздывает.

Элла тоже посмотрела на часы:

– Ошибаешься. Он никогда не опаздывает. У него еще есть целая минута.

– Минута! – усмехнулась Таня. – Что такое минут?

– Вот увидишь, через минуту он будет здесь. Мой друг – большой педант.

Не успела она договорить фразу, как дверь ресторанчика раскрылась, впустив высокого, темноволосого мужчину. Остановившись у двери, мужчина пробежал взглядом по залу. Элла махнула ему рукой. Он заметил это и, улыбнувшись, направился к столику Эллы и Тани.

Через несколько секунд темноволосый уже был возле столика.

– Добрый вечер, милые барышни! – поприветствовал он девушек по-немецки.

– Бернд, познакомься, это моя подруга Таня, про которую я тебе рассказывала.

Бернд Шлегель поклонился Тане.

– Между прочим, Таня – студентка престижной московской академии! – сказала Элла.

– О! Приятно иметь дело с умной женщиной. – Шлегель поцеловал Тане руку.

– А мне, – сказала Таня, – приятно иметь дело с таким галантным джентльменом!

– Что вы, Танечка, я не джентльмен – я простой бюргер.

Девушки засмеялись. Шлегель уселся за столик и махнул рукой официанту. Затем посмотрел на девушек и сказал:

– Надеюсь, никто не возражает против шампанского?

– Лично я больше люблю водку, – заявила Элла. – Но так и быть, буду пить вашу детскую шипучку.

– А вы, Татьяна? – повернулся Шлегель к Тане.

– Я просто обожаю шампусик!

– Вот и славно. Шампанского, – сказал он по-немецки подошедшему официанту. – И еще пару ваших фирменных салатиков, порцию черной икры и какие-нибудь конфеты. Шоколадные, естественно.

Официант кивнул и записал заказ.

– Ну-с, – снова перешел на русский Бернд, когда официант ушел, – какие планы на сегодняшний вечер?

– Я обещала Тане, что ты покажешь ей Берлин, – сказала Элла.

– Вот как?

– А что, ты против?

– Что ты, Эллочка! Когда это я был против свидания с красивой девушкой?

– Не думаю, что это будет свидание, – с кокетливой улыбкой сказала Татьяна. – Скорее, дружеская экскурсия.

– Как скажете, красавица. Для вас я готов целый год работать экскурсоводом за бесплатно!

Через пять минут веселой, ничего не значащей болтовни на столике появилось шампанское в серебряном ведерке, салаты, икра и вазочка с шоколадными конфетами. Конфеты были в виде маленьких сердечек. Шлегель тут же достал одну, приложил к груди и изобразил пылкое сердцебиение. Девушки рассмеялись.

– А вы романтик, Бернд, – весело сказала Татьяна.

– Только в компании красивых девушек, – ответил на это немец. – Кстати, вы можете называть меня не Бернд, а просто Боря. До эмиграции я был именно Борей.

– Боря, – повторила Татьяна. – А что, мне нравится! Но тогда и вы не называйте меня Татьяной. Ненавижу этот официоз.

– Как же вас называть?

– Таня. Просто Таня.

– О’кей! Просто Таня! Знаете что? А давайте выпьем на брудершафт, а? По нашему с вами старинному русскому обычаю!

– Давайте!

Бернд достал бутылку из ведерка.

2

Спустя два дня, Бернд и Таня лежали в постели в одном из лучших отелей города и весело болтали. На полу перед кроватью стояла початая бутылка французского вина и два бокала. Бернд курил, опершись спиной на подушку, а Таня лежала на боку и ласково гладила ладонью его мускулистую грудь, поросшую густыми черными волосами.

Немец был не только высок, но и великолепно сложен. Настоящий Тарзан! Правда, волосат, как кавказец, но Тане это даже нравилось. В этом было что-то дикое и необузданное, словно она лежала в постели с могучим неандертальцем.

– Знаешь, Боря, даже не верится, что мы с тобой познакомились всего два дня назад, – задумчиво проговорила Татьяна.

Шлегель посмотрел на нее и улыбнулся:

– Да уж. Мне тоже кажется, что мы знакомы годы. До тех пор, пока мы не укладываемся в постель.

– Правда?

– Да. С тобой каждый раз как в первый.

Таня усмехнулась:

– Ты груб. Но мне это нравится. А что, я и правда так хороша в постели?

– Ты лучшая из всех женщин, которые у меня были, – заверил ее Бернд.

– О! Ты еще не знаешь всех моих талантов! Ты когда-нибудь слышал про «крыло бабочки»?

Шлегель покачал головой:

– Нет. А что это такое?

– Сейчас покажу. Только убери сигарету, а то еще проглотишь в экстазе.

Шлегель посмотрел на сигарету, потом перевел взгляд на Татьяну и сказал с сильным сомнением в голосе:

– Знаешь, детка, я не уверен, что у меня получится. Это будет уже третий раз за вечер.

Таня приподнялась на локте, провела губами по его смуглой шее и хрипло прошептала ему на ухо:

– Дурачок. Туши сигарету и ни о чем не беспокойся. Доверься мне.

Вдохнув черными ноздрями аромат Таниных духов, Бернд больше не задавал вопросов. Он погасил сигарету, и Таня нырнула под одеяло.

– Ох! – вырвалось из груди Бернда мгновение спустя, и он блаженно прикрыл глаза.

Через несколько минут Шлегель закинул руки за голову и устало вздохнул. Таня выбралась из-под одеяла, налила себе вина в бокал и залпом выпила. Оба были потные и краснолицые, как после сауны. Татьяна тяжело дышала как после часовой пробежки.

– Ты волшебная женщина, – сказал, поглядывая на нее, Бернд. – Я никогда не чувствовал себя таким крутым мужиком. Нет, правда – ты будишь во мне зверя!

Шлегель наклонился и поцеловал Таню в мочку уха, затем зарычал, изображая возбужденного хищника. Татьяна смешливо поежилась и повела обнаженным плечиком. Она была великолепна: красивая, сильная самка, способная свести с ума любого мужчину – вот как она выглядела сейчас, несмотря на растрепавшиеся волосы и смазанную губную помаду.

– У тебя есть в Москве парень? – спросил Бернд, не сводя с нее восхищенных глаз.

Таня помолчала, словно обдумывала его вопрос, потом прищурила голубые глаза и спросила:

– А ты как думаешь?

– Я думаю, что есть, – убежденно сказал Шлегель. – И я готов разорвать его на части.

Зрачки Татьяны по-кошачьи сузились.

– А ты опасный человек, Борис, – тихо и как-то странно проговорила она.

– Еще бы! – согласился Шлегель. – Ты даже не догадываешься, насколько я опасен.

Он вновь наклонился к Татьяне, привлек ее к себе и страстно поцеловал в губы. Таня слегка отстранилась.

– Я слышала, ты часто летаешь в Москву, – рассеянно сказала она.

– Нечасто. Но летаю.

– У тебя там работа?

Шлегель подумал пару секунд и ответил:

– Что-то вроде этого.

Татьяна свесилась с кровати и наполнила вином оба бокала. Протянула один Шлегелю. Они чокнулись и отпили по глотку.

– И еще я слышала, что ты знаком с какими-то московскими бандитами, – вновь заговорила Татьяна.

Бернд усмехнулся, но и на этот раз не стал возражать.

– И что сам любишь заниматься… всякими рискованными делами, – продолжила Татьяна, загадочно поглядывая на Бернда из-под полуопущенных ресниц.

– Смотря что называть «рискованными делами», – резонно заметил Шлегель. – Но в общем, ты права. В Москве у меня есть небольшой бизнес.

– Небольшой? А я слышала, что он приносит тебе хорошие деньги. По крайней мере, здесь, в Берлине, тебе не приходится работать.

Лицо Шлегеля потемнело.

– Это тебе Элка рассказала? – сухо осведомился он.

Таня кивнула:

– Да.

По губам немца пробежала нехорошая усмешка.

– У нашей пухлой Черепашки слишком длинный язык, – процедил он сквозь зубы. – Если кому-то захочется его подрезать, я не удивлюсь.

Татьяна прижалась щекой к плечу Бернда и с покорной нежностью посмотрела ему в глаза.

– Брось, Боря. Элла твой друг, и она любит тебя. Она за тебя пойдет в огонь и в воду. Она и со мной познакомила тебя только потому, что ей надоело видеть тебя холостяком.

– Правда?

– Да. Она считает, что ты холостой, потому что не можешь найти себе в Германии хорошую девушку.

– Гм… – Суровые морщины на лице Шлегеля разгладились. – В чем-то она права. Подожди… Выходит, ты хочешь меня на себе женить?

Таня фыркнула:

– Не надейся. У меня и в мыслях этого не было. Я не собираюсь выходить замуж в ближайшие лет пять, так что можешь успокоиться. Хотя… я бы не возражала, чтобы ты заходил ко мне в гости, когда прилетаешь в Москву.

– Я тоже не прочь.

– Значит, договорились?

– Договорились.

Они вновь поцеловались.

– Знаешь, мне в Москве очень не хватает такого вот крепкого плеча, – снова заговорила Татьяна. – Жизнь скотская, а иногда так хочется почувствовать себя слабой и беззащитной.

– Теперь у тебя появится такая возможность, – заверил ее Бернд. – Ты когда улетаешь?

– Завтра.

Немец задумчиво почесал шею. Потом посмотрел на Татьяну и сказал:

– Я смогу быть в Москве через неделю. Приеду на несколько дней. – Шлегель озорно подмигнул девушке и весело спросил: – Не успеешь меня забыть, а?

– Такого, как ты, забыть невозможно. Вот только…

По чистому лбу Татьяны пробежали маленькие морщинки. Она озабоченно нахмурилась.

– Что такое? – насторожился Бернд.

– Ты был прав, когда сказал, что у меня в Москве есть парень, – тихо ответила Таня. – Вернее, даже не парень, а… мужчина. Мы встречаемся уже год.

– Вот как. – Немец тупо посмотрел на свою руку. И сказал, словно обращался к руке, а не к девушке: – И ты его любишь?

– Я? – Глаза Татьяны вспыхнули. Она злобно усмехнулась. – Я его ненавижу. Так сильно, что могла бы убить!

– Тогда почему ты его не бросишь? – нахмурившись, спросил Шлегель.

Татьяна тяжело вздохнула:

– Это невозможно. Он меня просто так не отпустит.

– Не отпустит? – Бернд скривил рот. – Что за чушь! Он что, твой хозяин? Он на тебе клеймо поставил, что ли?

Татьяна откинула со лба прядь волос и сказала очень серьезно:

– Не в клейме дело, Борис.

– А в чем?

Таня снова вздохнула, на этот раз еще тяжелее, чем прежде.

– В деньгах, – выдохнула она. – Он меня опутал по рукам и ногам. Я должна ему за все. За квартиру, за машину. За все! Иногда мне кажется, что я должна ему даже за то, что дышу одним с ним воздухом.

Некоторое время Бернд обдумывал ее слова.

– Кажется, я начинаю понимать, – сказал он наконец пристальным, изучающим взглядом всматриваясь в лицо девушки. – Он подарил тебе квартиру, не так ли?

– Да, – кивнула Таня.

– И ты не хочешь ее лишиться, правильно?

Татьяна покачала головой:

– Не хочу.

– Желание понятное. И что же ты намерена предпринять?

Лицо девушки стало страдальческим.

– Даже не знаю, – тихо проговорила она. – У меня голова идет кругом от всего этого. – Помолчав, она подняла глаза и посмотрела на немца. – Борис, а ты… ты бы мог мне помочь?

Шлегель закурил. Выпустил ртом ровное, белое кольцо дыма и задумчиво проткнул его сигаретой.

– Сдается мне, что этот твой… мужчина положил тебе на счет в банке хорошенькую сумму, – спокойно сказал он. – Я прав?

Татьяна опустила голову:

– Откуда ты знаешь?

– Я знаю богатых мужчин, – сказал немец. – Когда они сходят с ума от страсти, они не считают денег. А от такой, как ты, можно сойти с ума.

– Спасибо за комплимент. – Таня говорила тихим, хрипловатым, страдальческим голосом. – Так что же мне делать, Борис? Что мне делать?

Шлегель стряхнул пепел и сказал:

– Это зависит от того, чего ты хочешь.

– Я хочу убрать его с дороги, – со злостью в голосе проговорила Таня. – Вычеркнуть из своей жизни раз и навсегда.

– То есть… ликвидировать. Правильно я понял?

Девушка закусила губу.

– Правильно я понял? – повторил вопрос Шлегель.

Она кивнула:

– Да. Правильно.

Бернд неторопливо затянулся сигаретой, так же неторопливо выпустил дым.

– Что ж, твою проблему можно решить. Но это будет дорого стоить.

– Я согласна заплатить. Сколько нужно?

Шлегель скосил на нее глаза и спросил:

– А кто твой ухажер?

– Он… – Татьяна запнулась. – Он крупный московский чиновник.

– В таком случае это тебе обойдется… – Бернд сделал паузу и резко докончил фразу: – В пятьдесят кусков.

– Долларов? – хриплым голосом уточнила Татьяна.

– Ну не тугриков же. У тебя есть такие деньги?

Видно было, что Татьяну слегка ошарашила объявленная сумма.

– А подешевле никак нельзя? – спросила она.

Шлегель усмехнулся и кивнул:

– Можно. Можно вообще убрать его за бутылку водки. Охотники найдутся. Но в таком случае наслаждаться свободой ты будешь в тюремной камере.

– Типун тебе на язык! – недовольно поморщилась Татьяна. – Что ты каркаешь!

– Извини, – пожал волосатыми плечами немец. – Знаешь что, детка… налей-ка вина. Возможно, глоток бургундского поможет тебе решиться.

Однако, повнимательнее взглянув в глаза девушки, немец понял, что она давно уже на все решилась. Татьяна наполнила бокалы вином. Они молча выпили.

– А теперь скажи мне настоящую причину, – сказал Бернд. – Из-за чего ты готова расстаться с пятьюдесятью кусками? Что он тебе сделал?

Таня молча сжала в руке бокал.

– Он собрался тебя бросить, не так ли? – прямо спросил Шлегель.

Лицо девушки побледнело.

– Эта сволочь пудрила мне мозги два года, – с невыразимой ненавистью проговорила она. – А теперь он решил жениться на дочери одного генерала из Министерства обороны.

– И потребовал, чтобы ты ему вернула все «подарки»?

– Да.

– Что именно он собирается от тебя получить? Только говори честно, как на духу. Я ведь легко могу проверить.

Губы Татьяны дрогнули.

– Однокомнатная квартира на Дмитровском шоссе… – тихо сказала она.

– Дальше! – потребовал немец.

– Машина… небольшой «мерседес»-кабриолет…

– Еще!

– И сто тысяч долларов.

– Это все?

Таня кивнула:

– Все. Мелочи типа золотых побрякушек его не интересуют. – Она вдруг крепко сжала кулак и потрясла им перед собой: – Сволочь! Скупердяй! Где это видано, чтобы мужик забирал у любимой женщины подарки?!

– Да, поступок некрасивый, – согласился Шлегель. – У тебя есть его фотография? – спросил Бернд.

– Да. Сейчас.

Татьяна поставила опустевший бокал на пол, соскользнула с кровати и, как была нагишом, направилась в гостиную за сумочкой. Бернд проводил ее взглядом и невольно облизнулся. С этой странной женщиной он и впрямь чувствовал себя хищным животным или каким-нибудь неандертальцем, не имеющим ни принципов, ни мозгов, а одну только дикую, животную страсть. Такое с Берндом было не впервые. Он часто увлекался, однако давно уже не делал глупостей из-за мимолетной влюбленности. Что делать, любовь приходит и уходит, а деловые отношения остаются. С чисто немецкой расчетливостью и педантизмом Шлегель предпочитал любви бизнес. И слава господу, до сих пор ему не приходилось об этом жалеть.

Однако девочка была хороша. Дьявольски хороша! А то, что в душе она стерва, так в глазах Бернда это не недостаток, а достоинство. Он не любил тихонь. Он их просто не понимал.

Через пару минут Таня вернулась.

– Вот. – Она протянула Бернду фотографию.

Немец взял снимок, но, прежде чем посмотреть на него, окинул жадным взглядом ладную, голую фигурку Татьяны. Она и не думала стесняться. Стояла перед ним, положив руки на бедра и слегка отставив ногу в сторону – как девушки-модели на показе мод. Только «одеяние» ее было гораздо привлекательнее, чем все эти сверкающие тряпки на тощих телах манекенщиц.

– У тебя кожа как будто светится, – сказал вдруг Бернд.

Татьяна посмотрела на свою крепкую грудь, на смуглый животик. Улыбнулась и сказала:

– Ты находишь? Мне тоже так кажется. Но тебе пора взглянуть на фотографию.

Немец с явной неохотой оторвал взгляд от голого тела подруги и уставился на снимок, который держал в руке.

– Где это вы? – спросил он. И сам же себе ответил: – А, понимаю. Венеция.

– Мы были там прошлым летом, – сказала Таня. Она посмотрела на снимок, и глаза ее заблестели мягким блеском.

– Понравилось кататься в гондолах? – с ревнивой ноткой в голосе поинтересовался Шлегель.

Татьяна рассеянно улыбнулась.

– Да, это приятно. Мне вообще нравится Венеция.

– Когда-нибудь мы съездим туда вместе, – пообещал Бернд.

– Я в этом уверена.

Немец снова уставился на фотографию.

– И что ты в нем нашла, кроме денег? – пробормотал он себе под нос.

– Кроме денег, ничего, – ответила девушка. – Хотя в постели он тоже неплох.

Бернд презрительно дернул уголком рта:

– Он ведь старый. За полтинник давно перевалило.

– Не старый, а опытный. И хватит это обсуждать! Я не для того показывала тебе фотку. Лучше скажи, ты точно знаешь людей, которые могут решить мою проблему?

– Сто процентов.

– В таком случае передай им, что я готова заплатить. Но не все сразу. Двадцать тысяч авансом. Остальные после… после того как все будет кончено.

– Хорошо, детка. Считай, что заказ принят. А теперь иди ко мне! По-моему, я смогу и в четвертый раз!

Бернд небрежно отшвырнул фотографию на тумбочку, схватил Татьяну за руку и привлек к себе.

3

В Москву Боря Шлегель (будем звать его так, на русский манер) прибыл, как и обещал, через три дня. Но Татьяне он сразу звонить не стал. У Бори Шлегеля была привычка – никогда не заниматься делами в первый вечер после прилета. Сначала нужно расслабиться, посидеть с друзьями, выпить коньячку или чего бог пошлет. Благо друзей у Бори в Москве было полно. У одного из них он и решил остановиться в этот свой приезд.

Это был Серега по кличке Славный. Славный жил один в трехкомнатной квартире, да не где-нибудь, а в престижном доме на Тверской. Квартира досталась ему по наследству от отца, знаменитого советского поэта-песенника. В советские времена жизнь у Сережи Славного была не жизнь, а малина. Отец, рано потерявший любимую жену, обожал Сергея, как можно обожать только единственного сына, похожего как две капли воды на почившую супругу.

С раннего детства воспитанием Сергея занимались няньки и гувернантки. Впрочем, ни одна из них долго не задерживалась в квартире знаменитого поэта-песенника. Причины были разные: одних выгоняли за воровство, других, тех, что помоложе да посимпатичнее, за неприступность, но чаще – за навязчивость. Переспав пару раз с хозяином дома, они воображали о себе черт знает что и норовили остаться в его постели навеки. Однако отец Сергея этого терпеть не мог и пресекал их фантазии на корню.

С детства Сергей привык к частой смене женщин в их доме, а также к тому, что смазливые домработницы (обычно поэт-песенник набирал их из лимитчиц или желающих подработать студенток) выходили по утрам из спальни отца в одном дезабилье и с размазанной по лицу губной помадой. Отец, будучи по природе романтиком, называл это «отдохнуть в компании нимфы».

Годам к тринадцати Сергей и сам стал подумывать о таком отдыхе. Особенно когда сталкивался по утрам в коридоре с полураздетыми, заспанными «нимфами» и видел голое плечо с тонкой линией бретельки или приоткрывшуюся ненароком грудь.

Замечая такой живой интерес со стороны юноши, ушлые «нимфы» моментально включались в игру. И вскоре Сергею стало казаться, что бретельки падают с их плеч отнюдь не случайно.

Однажды он не удержался и, проходя по коридору, прижал молоденькую домработницу к стене. Домработница и не подумала сопротивляться. Вместо этого она вдруг обхватила Сергея ладонями за ягодицы, с силой прижала его к себе и прерывисто и горячо задышала ему в самое ухо. Сергей ткнулся лицом в полуоткрытую грудь «нимфы», вдохнул носом теплый запах ее сонного тела и почувствовал, что сходит с ума от желания. Он больше не мог сдерживаться. Все произошло прямо в коридоре – суетливо, беззвучно, быстро. Хриплое дыхание и судорожные, жадные, сбивчивые движения говорили лучше всяких слов.

– Ты молодец, – шепнула ему затем «нимфа» на ухо. – А теперь бегом в душ! И отцу ни слова.

Так Сергей Славный стал мужчиной. Домработницу вскоре уволили, но на смену ей пришла другая. Сергей действовал тихо, но решительно, и лишь спустя полтора года отец догадался, в чьей постели «нимфы» оказывались сразу после того, как покидали его холостяцкое ложе. Ругать отец Сергея не стал. Просто сходил в спальню, пошуршал там чем-то на полках и вскоре вернулся, всучив сыну пачку знаменитых «резиновых изделий номер два».

– Знаешь, как пользоваться? – спросил он.

– Конечно, – промямлил, краснея, Сергей.

– Молодец, – сказал поэт-песенник. Рассеянно погладил сына по голове и больше никогда не возвращался к этому разговору, предоставив событиям идти так, как они шли до его вмешательства.

С наступлением новых времен отец Сергея оказался не у дел. Стране вдруг стало не до песен, а заниматься «бизнесом» он не умел, да и не хотел. Знаменитый в прошлом поэт-песенник стал быстро стареть, превращаясь в грустного, сварливого старика. И отдыхать он теперь предпочитал не с домработницами, а с бутылкой джина или виски, которые ему поставляли по старой памяти более удачливые друзья.

К тому времени Сергей успел получить первый разряд по боксу и поступить на философский факультет МГУ (отец, порядком отставший от жизни, предполагал, что этот факультет до сих пор кузница кадров номенклатуры).

Когда с третьего курса Сергея вышибли за неуспеваемость, восстанавливаться он не стал. Кривая жизненная дорожка привела его в компанию удалых, спортивных ребят (бывших товарищей по секции бокса), «бомбивших» (так они это теперь называли) магазины и коммерческие ларьки.

– Ты пойми, братан, сейчас бабла можно срубить немерено и почти за так, – убеждал его один из «бомбистов». – Жизнь вокруг такая, что ты в ней или заяц, или волк. Кооперативщики – это зайцы. А мы – волки, хищники. Санитары леса! Понял?

Сергей понял.

Влившись в дружную компанию крепких парней, он стал захаживать к кооперативщикам с деревянной битой под мышкой и кастетом на пальцах. Но вскоре ему надоело и это.

В банде он долго не продержался, так как, в отличие от своих молодых коллег, к спорту давно охладел, а гантелям и тренажерам предпочитал виски, водку и только-только появившийся в Москве кокаин. На бандитские разборки он ходил с белым от порошка носом и однажды, после того как Сергей в глаза назвал крутого авторитета «потным козлом», его выперли из банды за неадекватное поведение на стрелках.

«Потный козел» не забыл обиду и вознамерился отправить Сергея в реанимацию или, что предпочтительней, в морг. Опасаясь за свою шкуру, Сергей уже подумывал – не дать ли ему деру из страны (еврейские корни позволяли это сделать), но тут в дело вмешался старый приятель Сергея, Боря Шлегель, человек безбашенный и авторитетный. После долгих переговоров он сумел разрулить ситуацию и спасти Сергею Славному его никчемную жизнь.

– Борисыч, отныне моя жизнь – твоя! – торжественно заявил своему спасителю Сергей и, будучи, как всегда, нетрезв, слезливо зашмыгал носом.

– Сочтемся. Когда-нибудь, – ответил на это Шлегель и дружески похлопал «интеллигента» по плечу.

Бориса Шлегеля всегда тянуло к этому странному парню. Сергей происходил из благородной семьи, тогда как сам Шлегель пробивал себе путь из самых низов. Его мать всю жизнь проработала санитаркой в больнице, а отец – слесарем на машиностроительном заводе.

Шлегель с детства любил песни знаменитого поэта-песенника, и когда (спустя десять лет) узнал, что Сергей – его сын, проникся к парню непонятным уважением, в котором была и примесь презрения. Вероятно, такое же чувство вызывали у дореволюционных нуворишей нищие, затюканные жизнью аристократы со следами вырождения на бледных породистых лицах.

Шлегель взял «интеллигента»-неудачника под опеку, поставлял ему хорошие спиртные напитки, отвадил от наркотиков (потратив на это дело кругленькую сумму).

– Че ты с ним носишься? – спрашивали Бориса удивленные кореша.

– А нравится он мне, – просто отвечал Шлегель.

Друзья лишь пожимали могучими плечами в ответ. Для них чувства, которые Шлегель испытывал к Сереже Славному, были абсолютно непонятны. Со временем они стали считать эти чувства причудой и перестали обращать на них внимание…

Итак, прямо из аэропорта Боря Шлегель отправился к Сержу Славному. Тот был искренне рад старому другу. Славный уже был слегка пьян и, увидев в руках у Шлегеля литровую бутылку «Русского стандарта», расплылся в довольной улыбке.

Шлегель бухнулся в кресло и вытянул перед собой длинные ноги.

– Осторожно, горилла, книгу помнешь! – вскрикнул Славный и выдернул из-под задницы немца увесистый том.

Шлегель кивнул на книгу:

– Че за муть?

– Да один хрен американский написал. Про ассасина.

Немец ухмыльнулся:

– Кого? Отсосина?

Славный поправил пальцем очки и спокойно сказал:

– Дурак ты, Боря. Ассасин – это убийца в переводе с английского.

– Что-то я такого не слышал. Киллер – слышал. А твой отсосин…

– Ассасин, – вновь поправил приятеля Славный. – Это от арабского «гашишин». А гашишинами мусульмане называли своих убийц за то, что после каждого дела они накачивались гашишем. Гашиш – это…

– Ты мне не впаривай, умник. Я без тебя знаю, что такое гашиш. Даже пробовал пару раз.

– Где это? – усомнился Славный.

– Не твое дело. Ух, блин, ноги как гудят. – Борис пошевелил пальцами ног, поморщился и поуютней устроился в кресле. – А твои отсосины толк в расслабухе знали. Хотя, по мне, лучше кокс. Или просто наша беленькая. – Борис протянул руку и звучно щелкнул пальцем по бутылке с водкой.

– Ну так давай накатим! – оживился Славный. – Чего мы ждем?

– Закуску-то хоть сообрази. Мы же не свиньи, чтоб без закуси.

– А где ты видел свиней, которые пьют водку?

– Не умничай. Лучше подними задницу и притащи сюда мой пакет. И черного хлеба подрежь, если есть!

Через несколько минут на столе появились колбаса, соленые грузди, маринованные корнишоны и оливки.

– Ну! – Шлегель поднял полную рюмку водки. – Давай за то, чтоб мы не забывали хорошо расслабиться после тяжелой работы!

Мужчины чокнулись и выпили. Шлегель снова взялся за бутылку.

– Между первой и второй перерывчик небольшой!

И они выпили снова.

– Вторая без закуски, а третья – для разгрузки! – продекламировал немец и разлил по третьей.

Мужчины снова выпили. И лишь затем взялись за закуски.

– Как у тебя с работой? – поинтересовался Славный, пожевывая корнишон.

– Да есть тут один… заказик.

– Хороший?

Борис пожал плечами:

– Средний. Деньги не ахти какие, но зато само дело несложное. – Немец прищурился, явно что-то вспомнив, и пьяно улыбнулся своим мыслям. – Там, короче, такая бодяга… Одна плохая девочка решила проучить своего неверного любовника, а заодно уберечь от «экспроприации» все то, что этот старый хрен подарил ей, пока не превратился в жадного скрягу.

– Что ж, я ее понимаю, – кивнул Славный, целясь вилкой в оливку.

– Еще бы! Месть – дело благородное. Да и с деньгами расставаться только дурак захочет. В конце концов, она их заработала своей…

– Не продолжай.

Шлегель ухмыльнулся:

– Я хотел сказать – любовью. А ты что подумал?

– То и подумал. А девочка твоя молодец. Я бы на ее месте сделал то же самое.

– Да ну? – Немец насмешливо прищурился. – А я помню, ты мне как-то впаривал про искренность человеческих отношений. Целую лекцию прочел!

– Ради денег можно через многое переступить, – изрек Славный. Затем поднял палец и назидательно добавил: – Деньги, старик, это величина метафизическая. Как Бог! Это самая постоянная штука на свете. Друзья, знакомые, любовники, коллеги – все это приходит и уходит. Даже Богу люди изменяют с другим Богом, переходя из адвентистов в буддисты, из буддистов – еще в какую-нибудь хрень, и так до бесконечности, пока не подохнут. Но деньги всегда остаются деньгами.

– Это точно, – согласился Шлегель. Он взял со стола сигару, откусил зубами кончик и сплюнул в пепельницу. Затем, пока Славный наполнял рюмки, раскурил ее. Дымя благоухающей сигарой, он откинулся в кресле, хрустнув суставами, и блаженно произнес: – Эх, хорошо-то как. – Выпустив в потолок густое облако дыма, он заговорил снова: – Честно говоря, братан, мотивы этой девахи мне до лампочки. Меня в данном деле интересуют две вещи. Первая – гонорар.

– Это понятно, – согласился Славный. – А второе?

– Второе? – Борис похотливо улыбнулся. – Второе, братан, это девочка по имени Таня. Вернее, упругое, молодое тело этой сучки.

– Да уж… Ради женщины можно на многое пойти. Как и ради денег. Иногда даже не знаешь, что лучше – классная телка или деньги. Как там у поэта?.. – Славный напряг память и продекламировал нараспев:

 
Помнишь, Боря, у наместника сестрица —
Худощавая, но с полными ногами?
(Ты с ней спал еще.) Недавно стала жрица.
Жрица, Боря! И общается с богами!
 

Славный подергал себя пальцами за жидкую бороденку и продолжил, мечтательно прищурив глаза:

– Помню, лет пять назад снял я у «Метрополя» одну потаскушку…

– Славный, заткнись, – небрежно осадил его Шлегель. – Ты мне эту историю уже раз десять рассказывал. Как нажрешься, так сразу вспоминаешь.

– А может, это другая история, – обиженно сказал Славный.

– Ну да. Конечно. И стихи ты мне эти сто раз читал. Я даже запомнил:

 
Поезжай на вороной своей кобыле
В домик шлюх, под городскую нашу стену.
Дай им бабки, за которые любили,
Чтоб за ту же и оплакивали цену.
 

Шлегель усмехнулся и добавил:

– Вообще-то там фигурировали гетеры, а не шлюхи. Но в целом верно. За бабки эти твари продажные и похоронят, и оплачут как надо.

Славный взял свою рюмку и, не чокаясь с немцем, залил ее содержимое себе в глотку. Иногда Шлегель становился просто невыносимым. Особенно когда перебивал или коверкал стихи. Сейчас он сделал и первое и второе. Горилла проклятая! Славного так и тянуло обидеться, но, прикинув, какими нехорошими последствиями это может обернуться, он передумал.