Текст книги "Ошейники для волков"

4

После рассказа Грязнова об аресте Яковлева и об обвинениях, которые ему предъявили, а вернее, о которых ему сообщил Федоров, Турецкий сразу же позвонил Меркулову:

– Костя, по ходатайству Федорова выдана санкция на арест подполковника Яковлева. Его обвиняют в убийстве двух боевиков, с которыми его нашли в машине недалеко от охотничьего домика. Бред собачий! В этом убийстве сегодня признался Виктор Князев. Позвони, пожалуйста, немедленно генеральному. Я тебе перезвоню минут через пятнадцать.

Турецкий положил трубку и спросил Грязнова:

– Кажется, я понял, откуда все эти анонимки и подставки пошли!

– Откуда, Саня?

– Это исходит от Тураева, но все это он осуществляет через генерала Авдеева. Вот увидишь, сведения о Яковлеве пришли из военной прокуратуры…

Зазвонил телефон. Меркулов подтвердил догадку «важняка» насчет военной прокуратуры и пообещал, что больше суток Яковлев не просидит под арестом.

Немного успокоившись, Турецкий спросил Грязнова, нет ли еще каких новостей.

– Новости прилетают одна за одной, и все удручающие, – ответил полковник. – Пришла информация, что сгорела дача профессора Шатохина.

– Это… – начал вспоминать Турецкий.

– Это бывший муж Ангелины Ивановой.

– Точно сгорела, Слава?

– Почти дотла.

– Вместе с хозяином? – насторожился следователь.

– Слава Богу, нет.

– Я же его попросил поискать, не оставила ли там что-нибудь Ангелина, – вспомнил Турецкий.

– Судя по тому, что он не подавал так долго о себе вестей, он ничего не нашел или не искал, Саня, – махнул рукой Грязнов.

– А может, нашел и решил прибрать к рукам? – рассуждал следователь. – А чтобы следы уничтожить, пустил красного петуха?

– Да нет, Саня, профессор далек от дел Ангелины, – возразил Грязнов. – Вот его поджечь могли – это несомненно…

– Ладно. Расскажи хоть, как это произошло, – попросил «важняк».

– Только со слов оперуполномоченного, – сказал Грязнов.

– Валяй, – кивнул Турецкий.

– Возгорание началось внутри здания, – начал Грязнов. – Поэтому о том, что горит дача профессора Шатохина, стало известно далеко не сразу.

Из рассказа полковника вырисовывалась такая картина.

Двойные рамы окон, плотно закрытые на зиму двери и форточки долгое время скрывали дым и огонь от глаз соседей. Затем лопнуло стекло в окошке кладовки, где начался пожар. Хлебнув воздуха, пламя взвилось длинным оранжевым языком, и повалил серо-черный дым.

Заметались соседи. Кто-то бежал с ведром, кто-то пытался отыскать спрятанный в сарае до весны поливочный шланг, кто-то звонил пожарникам. Но время было упущено. Пожар, вовсю бушевавший внутри, алчно выбрасывал языки пламени на внешние стены, на мансарду.

Прибежал профессор, роняя из хлипкой авоськи молочные пакеты. Пока он ходил в магазин на станцию, его жилище превратилось в пылающий костер.

– Там рукопись! – кричал он. – Рукопись там!..

И рвался к дому спасать свой труд.

Его держали за руки и уговаривали двое мужиков:

– Да ну ее, рукопись, профессор! Еще одну напишете. А то ща обвалится все, а вы там! Тогда уже не напишете ни хрена!

Профессор не хотел ничего слышать и понимать, но вырваться из крепких рук не мог.

Сотрясая воздух сиренами, подъехали пожарные машины. Пожарные развернули шланги и начали тушить. От горящего дома пахнуло яростным шипением и клубами пара, но пена и вода не справлялись с огнем.

С грохотом обрушилась мансарда, взметнув в воздух тучу горячей золы. Наружные стены еще держались, по ним пробегали языки пламени, упорно не затухающие под напором воды. Через час с огнем было покончено, но на месте дома чернело жалкое нагромождение обгорелого хлама.

Профессор пытался посмотреть, уцелело ли хоть что-нибудь, но пожарник остановил его:

– Повремените пока. Еще опасно… У вас было что-нибудь включено из электроприборов?

– Нет. Когда я ухожу, то все обязательно выключаю.

– В таком случае вам тем более не стоит туда ходить. Будет расследование, – сказали профессору. – Если вы исключаете возгорание по вашей халатности, значит, кто-то поджег. У вас есть враги, способные на такое? – Это была последняя фраза офицера-пожарника.

Он развернулся и пошел к машине. Потом оперуполномоченный наскоро составил протокол происшествия, и сразу после этого бедный профессор угодил в реанимацию.

– Вот такие пироги, Саня, – закончил свой короткий рассказ Грязнов.

– Ищут кассету, – уверенно сказал Турецкий. – И задача тех, кто ищет, уже несколько изменилась: если не найти, так уничтожить, хотя бы и вместе с домом.

5

Кем-то умелым и могущественным вокруг личности подполковника Яковлева в кратчайшее время была возведена глухая, непроницаемая стена. Как ни старались Турецкий и Грязнов выяснить что-либо, везде отвечали одно и то же: идет предварительное расследование, поэтому пока рано что-либо говорить. Признание Цезаря в убийстве двух боевиков не возымело пока действия. Когда и прокурор Москвы начал говорить общие фразы, Турецкий не выдержал и рявкнул в трубку:

– Ты, значит, считаешь, что и мне рано сообщать хоть что-то. Мне, который ведет это чертово дело!

– Естественно, Александр Борисович, – спокойно ответил тот. – Убийство Соловьева и Рябова расследует городская прокуратура.

– С подачи военной! – перебил его Турецкий.

– Да. Сведения поступили из военной прокуратуры. У вас что, есть основания подвергать сомнению действия военной прокуратуры?

– У меня есть доказательства непричастности подполковника Яковлева к убийству двух боевиков. Доказательства, понимаете! Заниматься проверкой мнений у меня просто времени нет. Да и профессия у меня другая…

– Успокойтесь, Александр Борисович. Нам известно, в каких вы отношениях с обвиняемым Яковлевым, поэтому тайну следствия я раскрывать перед вами не стану. Если хотите что-нибудь узнать, посылайте официальный запрос. Мы еще посмотрим, что́ вам ответить. Историю помните? Вассал моего вассала – не мой вассал!

«Про тайну следствия вещает, а сам проболтался: назвал, кого на Володю вешают», – в сердцах подумал «важняк» про прокурора Москвы.

Как-то на совещании в Генпрокуратуре Турецкого попросили выступить с оценкой работы некоторых специалистов, и он пожурил мужичка за слабый профессионализм. Тот тогда поблагодарил его за товарищескую критику, но злость, как видно, затаил.

– Надо выручать Володю, – вслух сказал Александр Борисович и задумался.

В голове следователя крутилась предсмертная фраза Сергея Колобова: «Операция «Ошейники для волков»… Генштаб». «Важняк» решил немедленно ехать к ответственному сотруднику Генштаба генералу Борису Авдееву. К тому самому генералу, который являлся единственным пока известным следователю персонажем видеопленки, отснятой скрытой камерой Юрием Ивановым. Авдеев также был запечатлен на фотоснимках, принадлежащих Людмиле Семеновой и Тураеву. Переснятая Яковлевым в квартире Семеновой фотография лежала у следователя в столе. Он достал ее и положил в карман. Вдруг придется показать ее генералу.

Авдеев встретил следователя по особо важным делам довольно радушно. Встал навстречу, чтобы поприветствовать работника Генпрокуратуры.

– Извините за беспокойство, Борис Альбертович, я не займу у вас много времени, – вежливо произнес Турецкий.

– Да уж конечно! – пророкотал генерал. – Если что, у нас своя прокуратура имеется, военная.

– Это замечательно, – согласился следователь, – но она подчиняется генеральному прокурору.

– А что вы хотите! И так нашу бедную армию топчут все кому не лень и все безобразия норовят с ходу обнародовать. Поэтому нам необходим старый партийный принцип тайного ордена. Мы сами разберемся со своими раздолбаями, и, может, покруче, чем ваши суды присяжных! А вообще-то они у вас имеются?

– В некоторых регионах есть, – ответил следователь. – Надо ввести это правило повсеместно.

– А много народных судов вы и не будете иметь, – улыбнулся генерал. – Вам самим это не выгодно. Не так ли? Халтура не пройдет!

– У нас халтуры немного, – обиделся Турецкий за свое ведомство.

– У вас, – акцентировал генерал, – у вас лично, может быть, немного халтуры, но это у вас… Вернемся к нашим баранам: собственно, по какой нужде вы ко мне явились, цивильный человек?

– Хочу попытаться выяснить, что́ означает одно маловразумительное словосочетание, которое я недавно услышал: «Ошейники для волков».

– Ошейники для волков? – вполголоса пророкотал Авдеев, – и где, интересно, вы это слышали?

– В беседе с одним бизнесменом.

– А почему вы у него самого не спросили об этом?

– Это были его последние в жизни слова, товарищ генерал.

– Понятно, фамилию-то не скажете небось?

– Отчего же? Сергей Колобов. Знали такого?

Генерал изучающе взглянул на Турецкого, вышел из-за стола и стал мерить кабинет шагами.

– Колобов, говорите? Конечно, я знал этого офицера. В Германии у меня служил. Убили его, говорите. Жаль, хороший был служака. Черт знает что творится. Вот как это объяснить, Александр Борисович? Бывший военный люд словно с цепи сорвался, мочат друг друга за дело и без дела. Вот для таких людей в буквальном смысле и нужны эти ошейники. Рынок людей в зверей превращает.

– Почему – словно с цепи сорвались? – возразил Александр Борисович. – Идет даже очень расчетливая и хладнокровная борьба.

– Но вернемся к нашим баранам, – перебил его генерал. – Вообще-то фраза, которая вас заинтересовала, была сказана совсем по другому поводу. И вот по какому. – Генерал вновь задумался. Турецкий повернулся на стуле, чтобы лучше видеть собеседника, шагающего взад-вперед по кабинету. – Дело это уже прошлое. Короче говоря, один ученый, имея в виду людей, подобных западному мультимиллионеру Каширину, как-то во всеуслышание заявил, что без «голодных волков», как он выразился, нигде в мире невозможно было бы накопить необходимый для развития государства капитал. Он также высказал мысль, что у нас в России тоже должны сначала прийти к экономической власти такие «голодные волки», а уж потом придут те, кто приручит этих «волков».

– Неплохо, – хмыкнул Турецкий, – а пока «голодные волки» обжираются, шахтеры, учителя и офицеры зарплату не получают. Дети голодают. Если не остановить этих «волков», они вскоре всю Россию сожрут.

– Ну это вы бросьте, Турецкий, – вновь перебил его Авдеев. – Не надо понимать так буквально философскую мысль. В положенное время Россия спокойненько наденет ошейники на этих «голодных волков». Но вернемся к нашим баранам, – улыбнулся генерал деланной улыбкой. – С Серегой Колобовым, и не только с ним, конечно, мы эту тему часто обсуждали. Поэтому он вполне мог употребить в разговоре заинтересовавшую вас фразу. Мне только интересно, в связи с чем он об этих «волках» вспомнил, да еще в самый последний момент. Хотелось бы знать также, почему и вас эта фраза подвигла на встречу со мной. Здесь есть какой-то криминал?

– Колобов сказал мне это, уже будучи смертельно раненным, – уточнил следователь.

– Так, ясно, – мотнул головой Авдеев, – вновь над бедными вояками из Западной группы войск тучи собираются. Но по какому поводу? Уже, кажется, все грязное белье перетрясли и всем косточки перемыли… Три года уже, как нас в Германии нет.

– Так уж и нет! По-моему, говоря так, вы явно преувеличиваете, Борис Альбертович. Еще кое-кто и кое-что в Германии у вас есть, – с ехидцей заметил Турецкий.

– На что вы намекаете? – посуровел генерал. – Я человек военный. Говорите со мной как с военным – прямо, а то у нас никакого разговора не получится.

– Откровенно говоря, идя к вам, Борис Альбертович, я заранее знал, что разговора у нас не получится. А это очень печально, потому что вы – русский генерал, один из руководителей Генштаба, а я следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре. И по важным делам нам с вами пристало говорить напрямую, но увы… – выходя из-за стола, подытожил Турецкий.

– Ладно-ладно, не берите меня на пушку. Я был с вами достаточно откровенен, а вот вы все время говорите намеками, – вспылил генерал. – Расскажите хоть, как Серега Колобов погиб? О чем ему с вами было беседовать?

– Мы говорили с ним об убийстве его брата. В этот момент автоматная очередь прошила его, – уже в дверях сказал Турецкий.

– Вон оно что! Наверное, их бизнесменские разборки, да?

– Вполне возможно, – все еще стоя возле дверей кабинета, отвечал следователь. Генерал явно пытался закончить разговор на нейтральной ноте. – У них конкурентная борьба идет. У французов сказано: конкуренция – это всегда криминал.

– Вот-вот! – оживился Авдеев.

– Вам, Борис Альбертович, я думаю, тоже пора обратить внимание на эти «каскады» и «кононги», а то перестреляют друг друга и некому на памятные вечера будет собираться.

Когда Турецкий, попрощавшись, вышел, генерал Авдеев долго и мрачно смотрел ему вслед, затем не спеша набрал телефонный номер.

На улице Турецкий вспомнил о фотографии, которая лежала у него в кармане, но он не жалел о том, что забыл ее показать Авдееву. Пусть генерал думает, что они пока еще у него на хвосте.

6

Перехватив взгляд Турецкого, Ангелина хмуро бросила:

– Красиветь не с чего, гражданин следователь по особо важным делам. В камере смрад, голодно, курева нет. И навестить меня некому.

– «LM» будете? – предложил Турецкий.

– Давайте.

Она с наслаждением закурила.

– Что, следак, злорадствуешь? – вновь стала дерзить Иванова.

– Это жизнь над вами злорадствует, Ангелина Николаевна, – спокойно парировал этот выпад следователь. – Но, однако, начнем допрос, – сказал Турецкий, взяв ручку. – Перед тем, как задавать вопросы, сообщу вам как родственнице погибшего Юрия Иванова, что преступление раскрыто. Вашего мужа по приказу генерала Бориса Авдеева убил Виктор Князев. Тот самый, которого вы мне назвали Цезарем. Он арестован и находится под следствием.

– Уж не арестовали ли вы и генерала Авдеева? – вскинула брови Ангелина.

– Это дело времени, – уточнил Турецкий.

– Эх! Все равно мне уже не вырваться, – с сожалением заговорила Ангелина. – Круг с каждым днем сужается. Твоя берет, следак. То ли действительно плюнуть на все и помочь тебе завладеть этой кассетой.

– Почему же не вырваться? – ободрил ее «важняк». – Если поможете следствию, это вам зачтут. Вы же не главарь, а соучастник преступлений.

– Не лей елей, Турецкий. С Юркой, может, и проканает соучастие, а с Остапом Ореховым – точно групповуха по полной программе. Дело не в поблажках, даже если ты и не врешь. На большую волю мне теперь уже не вырваться – за бугор. С судимостью на Запад трудно выехать. А в России-то что мне с моих тайн?

– Какие же у вас тайны?

– Маленькие, но существенные. Поделиться?

– Ваша воля, – заметил следователь.

– Ишь, какие мы гордые! Когда начальство спросит, гордость пропадает. Короче, догадки твои, Турецкий, правильные были. Потому меня ловили, что хотели последнюю Юркину кассету забрать. Из-за того, что я сразу ее не отдала, может, и жива до сих пор осталась.

– Что вы скажете конкретно? – спросил следователь.

– Так вот, Юрка сделал эту кассету в Германии. Заказал ему эту съемку Тураев, он же дал деньги на командировку. Юрка мне рассказывал, что работа была шпионская – герои фильма не должны были заметить съемку, даже заподозрить, что она проводится. Все снималось не для эфира. Во всяком случае, не для «Спектра».

– Он не сказал, кого снимал?

– Нет. Он не знал. Это я ему расшифровала, кто есть кто за столом переговоров.

– Кто же? – чуть не выскочил из-за стола Турецкий.

– За столом переговоров сидят трое: генерал Генштаба Борис Авдеев, западный мультимиллионер Евгений Каширин и представитель иракских военных. Имени его я не знаю.

– Откуда вы могли знать Каширина и представителя военных Ирака? – удивленно поднял брови Турецкий.

– Я знала только Авдеева, в узком кругу его зовут просто дядя Боря. Остальных мне назвал наш человек. Сейчас ты, начальник, со стула грохнешься, – засмеялась Ангелина. – Я сделала с видеокассеты фотографию и показала ее Траубергу. Он старый кагэбист, разведчик. Каширина он узнал, конечно, сразу, а иракца вычислил к вечеру.

– А текст? – дернулся Турецкий.

– Об этом же сразу спросил меня Трауберг. Но они говорили на немецком, и я действительно не знаю о чем. Хотела подключить Людку Семенову, чтоб перевела, но тут начались эти умопомрачительные события. Словом, текст на кассете…

– Фотография цела? – еле сдерживая волнение, спросил Турецкий.

– Зачем тебе фотография, когда я тебе сейчас скажу, где находится видеокассета.

– Где?

– Пиши, следователь. Видеокассета с компроматом находится на даче моего первого мужа профессора Шатохина, в кладовке, в бумажном мешке с удобрениями. Все, следак, теперь моя жизнь на твоей совести! – с драматическим пафосом воскликнула Ангелина.

– Это вы, конечно, надоумили Иванова сорвать куш побольше? – спросил Турецкий.

– Сам знаешь. Зачем спрашиваешь? Но так получилось, что, наехав на него, наехали и на меня. Тогда мы и придумали это дело с подставкой покойника. А перед тем как Юрке исчезнуть, мы решили спрятать кассету в надежном месте.

– А покупатель-то кто? – не удержался от наивного вопроса Турецкий.

– Скажу только: не Трауберг, не Тураев, не даже дядя Боря, хотя сам туда вляпался. Покупатель, дорогой следак, – последний мой козырь в этой смертельной игре. Уж позволь, я его пока попридержу, – почти победным тоном заявила Ангелина. – Но поделиться гонораром мне все равно придется. На сей раз я не пожадничаю. Вопрос стоит – или ничего, или половину, – лукаво взглянув на следователя, добавила она. – Но эта половина меня устроит лишь в придачу к свободе. Я понятно говорю, следак?

– Да уж куда понятнее, – кивнул Турецкий, записав показания Ивановой. – Между прочим, дача вашего первого мужа Шатохина полностью сгорела, гражданка Иванова. Поэтому, если вы не лжете и кассета действительно была там, все ваши планы, считайте, рухнули как карточный домик.

– Во черт! – ругнулась Ангелина. – Ну да ладно, следак, во всяком случае, во второй части своих признаний я была откровенна с тобой. Думай! А я подумаю, может, действительно я оговорилась, сказав, что кассета была на даче Шатохина…

Когда Ангелину увели, Турецкий задумался. Чертова баба явно намекала ему войти с ней в долю.

– Вот чертова баба! – ругнулся он вслух и вложил протокол допроса обвиняемой в папку с делом Иванова.

7

Полтора дня и две ночи Яковлев провел в камере временного содержания заключенных. Наутро третьего дня его вывели из камеры, предварительно нацепив на запястья наручники.

В дежурке офицер милиции заполнял сопроводительные документы. Значит, куда-то переводят, догадался Яковлев и сказал:

– Вы должны предоставить мне возможность позвонить родственникам, чтобы они не беспокоились.

– К телефону не велено тебя допускать.

– А везете куда?

– В прокуратуру.

– Генеральную? – с надеждой уточнил подполковник.

– Невелика птица – и в городской хорошо отпрессуют.

– Мог бы быть и повежливей, – проворчал Яковлев. – Я все-таки подполковник милиции.

– Будешь возникать, подполковник, получишь по сусалам и зубов у тебя станет поменьше. А в тюрьме зубы ой как нужны!..

– Ты-то откуда знаешь, баловень закона?

– В школе милиции изучал, – рассмеялся офицер. – А вот ты на своей шкуре скоро узнаешь!

…Его ввели в кабинет следователя и оставили там, не сняв наручники.

Вскоре появился моложавый, в хорошем костюме следователь. Уселся за стол напротив Яковлева и улыбнулся:

– Здравствуйте, Владимир Михайлович.

– Приветствую!

– Моя фамилия Егоров, зовут Сергей Сергеевич, я старший следователь по особо важным делам горпрокуратуры. Я веду ваше дело.

– У меня уже и дело есть? – изумился Яковлев.

– О, еще какое! Если вам повезет и не получите вышку, можете в тюрьме писать мемуары, будет запас деньжат для достойного выхода на свободу.

– Так-так. И что же вы мне шьете, грубо говоря?

– Я понимаю, Владимир Михайлович, вам психологически трудно перестроиться сразу из сыскаря в подозреваемого, но, пожалуйста, напрягитесь, и начнем работать. Согласно УПК, вопросы задаю я.

– Ладно, – устало согласился Яковлев, – спрашивайте – отвечаем.

– Вот и правильно. Хотите курить?

– Нет пока.

– Хорошо. Начнем. Вы знали Юрия Иванова?

– Нет.

– И никогда не видели?

– Видел.

– Когда?

– Когда нашел его в охотничьем домике. Правда, он был уже мертв.

– Вы уверены? – криво улыбнулся Егоров.

– Да. Как в том, что ты пока живой.

– А дерзить не надо!

– Сие не дерзость, а констатация факта, – уточнил Яковлев.

– Почему вы поехали в тот домик и с кем? – спросил Егоров.

– Я поехал туда с оперативной группой, со старшим лейтенантом милиции Никитой Бодровым и доктором Чижом. Операция была разработана при участии следователя по особо важным делам Турецкого и начальника МУРа полковника Грязнова. Там мы должны были встретиться с Юрием Ивановым. МУР занимался его розыском. Да ты и сам все это знаешь. Зачем спрашиваешь? – махнул рукой Яковлев.

– Я обязан выяснить все обстоятельства этого события, – заметил Егоров. – Как вы узнали, что Иванов находится в охотничьем домике?

– От доктора Чижа.

– Кто может подтвердить ваши показания, Владимир Михайлович?

– А зачем их нужно подтверждать? – удивился муровец.

– Чтобы снять с вас обвинение в убийстве Иванова.

– Кого вы еще на меня вешаете? – спросил Яковлев.

– С вами в машине были обнаружены двое убитых – Соловьев и Рябов. Это тоже надо объяснить. Попробуйте доказать свою непричастность к этим убийствам. Кроме вас, там никого не было. Доктор Чиж уже ничего не скажет…

– Ну хорошо, – пожал плечами Яковлев. – Допустим, я подозреваюсь в этих преступлениях, но какие у меня мотивы? Для чего столько трупов навалил подполковник Яковлев?

– Причина была одновременно высокой и ничтожной. Трудно объяснить, что побудило преступника отрубать жертве руки и отрезать уши – это уже, согласитесь, патология.

– Значит, нашли труп Иванова? – оживился Яковлев.

– Ну а как вы думали? Концы в воду, и следов нет? Вот телефонограмма, где сказано: в реке Нара обнаружен труп мужчины с отрубленными кистями рук и отрезанными ушами. Судмедэкспертиза установила, что это труп Юрия Иванова. Что вы с ним там в домике делали? – спросил Егоров.

– Я, обнаружив труп, составлял предварительный протокол места преступления и тела жертвы.

– Хорошо. А как вы оказались в одной машине с трупами частных детективов Соловьева и Рябова? – начал Егоров с другого конца.

– Значит, бандиты у вас уже частными детективами называются, – вновь вспылил Яковлев. – Хватит переворачивать все с ног на голову, Егоров!

– Это вы, простите, Иванова с ног на голову перевернули, – налился краской следователь.

Егоров еще полчаса выстраивал свои бредовые версии. По одной из них выходило, что Соловьев и Рябов искали Иванова, чтобы отвезти его к тем, кому он задолжал. Но к тому времени Иванов уже был мертв. Яковлев с Бодровым уговорили их поехать в деревню, куда якобы убежал от них Иванов. За это время муровцы успели спрятать труп. Ну и по пути застрелили тех двух парней. Потом Бодров приковал своего напарника наручником к дверце джипа, а сам поехал с донесением в МУР.

– Ты уже полчаса несешь чушь, Егоров! – прервал его подполковник. – Почему ты не обратишься к следователю Турецкому, который ведет это дело? Мы вместе с ним включены в следственно-оперативную бригаду по делу Иванова. Позвони Турецкому, и тебе все разъяснят, если, конечно, это не заранее спланированная провокация. Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы. Только в присутствии следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Турецкого я намерен с вами разговаривать.

– Успокойтесь, Владимир Михайлович, если вы человек умный, то вскоре сами попроситесь на допрос, чтобы изложить все ваши правонарушения, – вкрадчивым голосом сказал Егоров. – А пока до свидания!

Следователь нажал кнопку вызова под столом и попросил вошедшего надзирателя увести подследственного.

Яковлев бросил на следователя тяжелый презрительный взгляд и молча вышел из комнаты.