Текст книги "Клуб смертельных развлечений"

Вечером 20 апреля, то есть за два дня до того, как Гордеев навестил его в следственном изоляторе Лефортово, Турецкий отправился в ночной клуб «Распутин». Нельзя сказать, чтобы для старшего следователя Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры это было обычным времяпрепровождением, хотя, с другой стороны, и нельзя сказать, чтобы подобного рода заведения были ему уж очень в новинку. Всякое бывало. Турецкий приехал в «Распутин» около одиннадцати часов вечера, провел там часа полтора и больше ничего не помнил.

Утром следующего дня, примерно в семь тридцать пять его обнаружили на Ярославском шоссе в собственной машине, точнее, в служебной «Волге», в той самой, на которой он приезжал в «Распутин». Теперь машина была припаркована на стоянке гипермаркета «Москарт», торжественное открытие которого было намечено на этот же день.

Турецкий был мертвецки пьян, но это были мелочи. На заднем сиденье машины лежал труп молодой девушки. При этом в пистолете Александра Борисовича не хватало одного патрона. Мертвая девушка оказалась стриптизершей из «Распутина». Как позже определила баллистическая экспертиза, именно недостающая пуля из «макарова» Турецкого застряла в ее печени.

Сказать, что это был скандал, значит, не сказать ничего. Все случилось крайне неудачно, если подобное слово вообще уместно в таких обстоятельствах. Первым, кто обнаружил Турецкого, по злосчастному стечению обстоятельств, был репортер желтой газеты, не самой желтой, но зато из тех, что бесплатно раздают возле метро. Он догадался вызвать милицию, но не удержался от того, чтобы еще до ее приезда не сделать пару снимков и продать их в тот же день в издания рангом покруче. И началось. На всех телеканалах новость о том, что знаменитый следователь Генпрокуратуры был найден пьяным (вариант: обколотым) в компании с убитой им стриптизершей (вариант: проституткой), оказалась не самой последней. Остальные СМИ тоже не безмолвствовали. В парламенте потребовали немедленной отставки генерального прокурора, сотрудники которого позволяют себе подобные бесчинства.

В полдень на Большую Дмитровку для беседы с генеральным и его заместителем по следствию пожаловал глава президентской администрации. А Турецкого, едва он пришел в себя, заключили под стражу, отвезли в СИЗО Лефортово и посадили в одиночную камеру. Но на вторые сутки заключения, часов в пять утра, его разбудили охранники, вывели длинными коридорами, посадили в джип с занавешенными окнами и куда-то повезли. На вопросы, куда и зачем, никто не отвечал. Дорога заняла меньше часа. Турецкий часто смотрел плохие боевики, и мысли у него были самые нехорошие. Однако, когда он увидел, куда его привезли, он вообще растерялся, хотя позднее никому в этом не признавался. В этом кабинете, где он сейчас стоял и затравленно озирался, ему приходилось бывать пару раз, потому что жизнь сложилась так, что он был знаком с его хозяином. Этот человек вершит судьбы ста пятидесяти миллионов своих сограждан, подумал Турецкий, что-то ждет меня?

Дверь бесшумно раскрылась, и пружинящей походкой вошел невысокий светловолосый человек. Турецкий лишь тяжело вздохнул и потер виски – точно так же, как спустя несколько дней это делал Гордеев. Президент, а это был, разумеется, он, сказал:

– Я распорядился доставить вам сигареты, Александр Борисович.

Турецкий молча поблагодарил. Они ведь были неплохо знакомы с некоторых времен, и Турецкому даже случилось оказать личную услугу главе государства[1]1
  См. роман Ф. Незнанского «Поражающий агент» (М., 2002).


[Закрыть].

– Как же такое могло случиться?

– Не знаю, – глухо сказал Турецкий. – Я этого не делал.

– Вот! – обрадовался президент. – Это то, на что я рассчитывал, Александр Борисович. Вы меня успокоили, прямо камень с души.

«Будто бы», – подумал Турецкий.

– А что же теперь будет с делами, которые вы расследовали? Вы догадываетесь, какое из них меня в первую очередь волнует? Особенно на фоне недавних переговоров и консультаций с англичанами! Это ужасное убийство в клубе «Березка» вызвало такой резонанс, хорошо еще, что официально все выглядело как несчастный случай... Ну да, я понимаю, – перебил президент сам себя, – сейчас это все – риторические вопросы. И еще кое-что хотел вам сказать, Александр Борисович. Вас ведь еще не вызывали к следователю?

– Нет.

– Правильно. И не должны были до нашего разговора. Так вот, поскольку оказался скомпрометированным крупный чин Генеральной прокуратуры, расследование будет проводить ФСБ.

«Что и требовалось доказать», – подумал Турецкий и пожал плечами.

– Надеюсь, вы не сомневаетесь в их объективности?

– Ни на секунду.

– Прекрасно. Вам пришлют лучших адвокатов.

Турецкий задумался и после небольшой паузы сказал:

– У меня есть толковый юрист. – Именно тогда он вспомнил о Гордееве.

Теперь уже президент пожал широкими плечами.

– Ну как знаете, вам видней. Ваш шеф Меркулов заверил меня через руководителя администрации, что мы все можем рассчитывать на вашу откровенность и... сотрудничество.

Турецкий несколько рассеянно кивнул.

– Я распоряжусь, чтобы вам разрешили увидеться с женой, – сказал президент вставая.

– Ни в коем случае, – испугался Турецкий. – То есть я хотел сказать, не нужно никаких привилегий.

– Это хорошо, – оценил президент, – очень хорошо. Прессе понравится.

Итак, подумал Турецкий, они рассчитывают на мою откровенность и... сотрудничество. Сотрудничество, блин! И то и другое предполагает, что мне есть что скрывать. Не шибко-то он мне поверил, что бы там ни говорил... А с другой стороны, кто бы поверил? Ну Славка Грязнов поверил, без вопросов – Костя Меркулов... Разве недостаточно, чтобы докопаться до правды? А как докопаешься, не оказавшись на свободе? Выходит, действительно нужен хороший крючкотвор, который найдет, за что зацепиться. Интересно, чем там сейчас Юрка Гордеев занимается?

Турецкий поймал себя на том, что рука сделала невольное движение к карману пиджака, туда, где обычно лежит один из трех мобильников (№ 1 – для Грязнова, Меркулова и ребят из «Глории», № 2 – для Ирины и № 3 – для остального человечества). Но мобильников не было. Ничего из привычных ему предметов под рукой больше не было.

Выехав из Лефортова, Гордеев сделал малоутешительные для себя выводы. Во-первых, кажется, на помощь самого Турецкого рассчитывать не приходится. Существует что-то, а точнее, кто-то, кого он не хочет светить ни при каких обстоятельствах. А этот кто-то, не исключено, мог бы стать неплохим свидетелем в пользу Александра Борисовича. А во-вторых, помощь Меркулова и Грязнова, вероятно, в самое ближайшее время понадобится не только для распития алкогольных напитков.

И Гордеев направился прямиком на Петровку.

Сорок минут спустя он сидел в кабинете начальника МУРа, который, узнав, кто и по какому поводу приехал, немедленно отложил в сторону все прочие дела.

– Что скажете, Вячеслав Иванович?

– Авраам родил Исаака, – сообщил Вячеслав Иванович. – Исаак родил Иакова. А потом там какая-то фигня случилась – и рожать стали женщины. Это анекдот, – пояснил начальник МУРа.

– Я понял, – кивнул Гордеев. Ему было не до шуток, и он принялся пересказывать Грязнову последние новости.

– Так я не совсем понимаю, что от меня-то требуется? – сказал Вячеслав Иванович, присев на краешек своего широченного стола. – Экспертиза проведена, верно? Пистолет – Турецкого, пуля выпущена из него, тут не придерешься. И главное – сам Сашка ничего существенного не отрицает.

– Еще как отрицает, – заметил Гордеев. – Александр Борисович говорит, что, когда выходил из «Распутина», был совершенно трезв.

– Хм, – сказал Грязнов. – «Совершенно трезв» в его понимании вполне может означать как минимум грамм двести. Помню, однажды мы с ним...

– Тут не до шуток, – напомнил адвокат.

– Вообще-то да, конечно, извини, Юрий Петрович. Ну и что дальше?

– А вот что. Турецкий вышел из «Распутина» в начале первого ночи. А обнаружили его вместе с трупом на Ярославке только утром.

– Вот я ж и говорю, – с жаром перебил Грязнов, – если б речь шла не о Турецком, если б я ему не верил как самому себе, то вполне уместно было бы предположить, что за это время он мог основательно набраться.

– Стоп-стоп! Турецкий утверждает, что встречался в ночном клубе с информатором, причем вели они себя так, что камеры слежения их засечь не могли. Насколько это реально, Вячеслав Иванович?

Начальник МУРа задумчиво поскреб подбородок. Посмотрел в окно и протянул:

– Не уверен.

– Вот и я не уверен. Более того, камеры ведь наверняка установлены...

Грязнов треснул кулаком об стол:

– На автостоянке клуба, черт побери!

– Вот именно. Вячеслав Иванович, кому, как не вашей службе, этим заняться а?

– Да я из них всю душу за Сашку Турецкого вытрясу! – воинственно пообещал Грязнов. – Только ведь этим делом уже фээсбэшники занимаются, да? – Он закусил губу. – Они уже наверняка все себе забрали оттуда. Вот что! Тут нужен деликатный подход. Знаешь что, Юра? Я Дениса попрошу. Пусть он попробует неофициально что-нибудь нарыть.

– Вот это дело, – обрадовался Гордеев. – Я и сам хотел как-нибудь «Глорию» подключить.

Сказано – сделано. Вячеслав Иванович немедленно позвонил племяннику, и полчаса спустя Денис Грязнов собственной персоной присоединился к «заговорщикам», благо его офис находился совсем недалеко – на Неглинной. Долго объяснять ему, что к чему, не пришлось, естественно, он был в курсе последних печальных событий и сам жаждал чем-нибудь помочь Турецкому. Высокий, худощавый, рыжеволосый, сыщик от бога, он был одновременно и похож и не похож на своего дядю.

Пока ждали Дениса, Грязнов-старший распорядился насчет кофе, и это было весьма кстати, Гордеев явственно чувствовал необходимость как-то поддержать силы.

Постучали в дверь, но это оказался не Денис. В кабинет вошел крепкий сорокалетний мужчина, протянул Вячеславу Ивановичу какие-то бумаги на подпись. Тот с видимым сожалением в них расписался и сказал:

– Если что-то будет нужно, Антон, не стесняйся обратиться.

– Спасибо, – сдержанно ответил тот и ушел.

– Лучшие кадры теряем, – прокомментировал начальник МУРа. – Не знаком? Антон Хомяк, старший оперуполномоченный отдела по борьбе с незаконным оборотом оружия, и вот – вынуждены с ним распрощаться.

– Зарплата не устраивает? – понимающе кивнул Гордеев.

– Если бы! Он бы и за меньшие деньги, я уверен, работал, но... Влип мужик в дурацкую историю. И вот, написал заявление «по собственному...», чтобы нас не подводить. Он ведь сейчас под судом.

– А что случилось? Может, нужна помощь? Так пусть обращается в нашу юрконсультацию, – предложил Гордеев.

– Вот это дело, – обрадовался Вячеслав Иванович и сделал пометку в настольном календаре. – Надо помочь. Хомяк вообще-то не так давно у нас, лет пять, кажется... Он с периферии, с Кубани. Сашка Турецкий, кстати, его знает. Первый год мы использовали то, что Хомяк тут не засвечен. Сперва он работал под прикрытием: внедрялся в бандитские группы, которые продажей оружия занимались. Помню, я хохотал над отчетами: «В помещение вошли Хомяк, с ним еще двое...»

– А сейчас-то что случилось?

– Да ерунда какая-то, – вдруг разозлился Грязнов-старший. – Просто на ровном месте. Сидит Хомяк у себя дома на кухне, чинно-благородно завтракает, никого не трогает. Кого трогать-то? Он даже не женат. Вдруг слышит крики: «Помогите! На помощь! Насилуют!» Крики явно проистекают из-за стены, где молодая пара живет. Хомяк бежит на площадку и начинает им стучать – все бесполезно. А крики, заметь, Юра, продолжаются. Хомяк начинает взламывать дверь, она не железная, но очень прочная, поддается далеко не сразу. Крики не прекращаются, с площадки они еще лучше слышны, и они прямо-таки истошные, аж мороз по коже, как уверял потом Хомяк. Тут он, правда, слышит еще и другие крики: «Убивают! Грабят!» Ему бы сообразить, что все это как-то не очень сочетается, но поздно – дверь взломана, и Хомяк с пистолетом в руке врывается в квартиру и бьет рукояткой в лоб выскочившего ему навстречу мужика. Тот – в отрубе. В общем, картина маслом: оказалось, Хомяк врезал хозяину, а хозяйка вообще жива и здорова, никто ее не грабил, не насиловал, не убивал. Просто таким вот способом молодые супруги, программисты, между прочим, записывали позывные для противоугонной сигнализации автомобиля. Представляешь?!

Гордеев захохотал.

– Да... И смех и грех. Девица самозабвенно выкрикивала всю эту чушь в микрофон, а ее молодой супруг сидел за компьютером и жал на клавиши. В результате процесс из-за Хомяка нашего оказался запорот, у программиста – сотрясение мозга, дверь высажена. Короче, в суд на него подали: незаконное проникновение в жилище, нанесение телесных повреждений, требуют теперь компенсацию большую, а мы – хорошего сотрудника потеряли... – Начальник МУРа прошелся по кабинету. – Ну ладно, забудем. Между нами девочками, а что Турецкий сам-то говорит? Что называется, без протокола?

– Да в том-то и дело, что он ничего толком не говорит! Похоже, он надеется сам во всем разобраться, а мою роль таким образом сводит к вызволению себя, любимого, из камеры.

– А разве это не так?

– Как будто я спорю! Но чтобы оперативно вытащить человека из следственного изолятора, надо же иметь какие-то основания! Скажем, неправильно проведенные процедуры при его задержании...

– А они были? – обрадовался Вячеслав Иванович.

– В том-то и дело, что нет...

– А может, тебе подать ходатайство о проведении медицинского обследования? – высказался как раз вошедший в кабинет Денис Грязнов. – Мол, так как состояние здоровья Турецкого вызывает серьезные опасения, то – тыры-пыры, лучше его выпустить, а?

– Не смеши людей, Денис, – с раздражением отреагировал Гордеев. – Он же здоров как лошадь.

– Его с проституткой нашли, – добавил Грязнов-старший. – «По состоянию здоровья» не проканает.

– Со стриптизершей, а не с проституткой, – поправил педантичный адвокат.

– Не важно...

Честно говоря, при виде Дениса Гордеев испытал ни с чем не сравнимое облегчение. Разумеется, вслух бы он в этом никогда не признался, но отчего-то тридцатичетырехлетний Денис в глазах адвоката выглядел даже несколько основательней, чем его бесшабашный дядя-генерал. Денис всегда был полон неожиданных идей и решений, в чем Гордеев имел возможность немедленно убедиться.

– Ладно, Юра, какие еще есть варианты? – спросил Вячеслав Иванович.

Гордеев вздохнул и с видом зубрилы-отличника пробубнил:

– Альтернативой аресту в качестве меры пресечения существующий кодекс предусматривает следующее: подписка о невыезде, денежный залог, поручительство частных лиц и организаций.

– Все?

– Все. Как будто сами не знаете! Ну еще малолетних могут взять на поруки родители.

– Вот, а говоришь все, – засмеялся Грязнов-старший. – Но, конечно, господин адвокат, пока вы не встретитесь со следователем, о подписке или залоге и говорить не приходится.

– Даже когда я с ним встречусь, – возразил Гордеев, – надо иметь какие-то основания, чтобы настаивать на подписке, денежном залоге или поручительстве.

– Кстати, поручительство может Меркулов дать!

– Не может. Он его непосредственный начальник. Тут нужен человек из другого ведомства.

– Из МВД подойдет? – грозно спросил начальник МУРа.

– Это смотря в какой должности и звании.

– А хоть в моей должности и в моем звании!

– Вячеслав Иванович, не смешите людей! Да про вашу с Турецким закадычную дружбу вся Москва знает и еще пол-области в придачу!

– Ну насчет области это ты загнул, – пробормотал польщенный начальник МУРа.

– А я знаю, как к ним подобраться, – без обиняков заявил молчавший до сих пор Денис. – Как клюнуть их в печень. Как схватить за хвост. Как ущипнуть за яйца. Как...

– Ну так как же?

– Я уже имел с ними дело. Дядя Слава, помнишь футбольную историю, как Комаров из «Буревестника» в западный клуб сбежал?[2]2
  См. роман Ф. Незнанского «Штрафной удар» (М., 2003).


[Закрыть]

– Еще бы, – кивнул начальник МУРа.

– Так вот, у него в «Распутине» в прошлом году шумная история вышла.

– Он ведь, кажется, в автокатастрофу попал, – вставил Гордеев. – Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, Юра, но это уже потом вышло, в Италии. А еще до всех скандалов Комаров как-то развлекался в упомянутом клубе и запал на стриптизершу, которой с хохотом засунул сами понимаете куда все имеющиеся банкноты. А когда у Комарова закончились деньги, он заменил их салфетками. Все это очень не понравилось отдыхавшим по соседству боевикам серьезной московской группировки, а еще больше ситуацию усугубило то, что стриптизерша была любовницей одного из них. Комарову дали понять, что, если он хочет проснуться следующим утром, ему нужно немедленно уносить ноги. Но Комарова это не остановило...

– Слушай, зачем ты все это рассказываешь? – возмутился дядя.

– Терпение. Комаров не так давно вернулся с молодежного чемпионата мира, где забил десять великолепных голов и был признан лучшим футболистом. По-видимому, находясь в состоянии все усиливающегося подпития, он не понимал, как это вообще кто-то в чем-то может ему отказать. Короче, Комаров был в ударе в тот вечер, и чихать он хотел на каких-то бандитов. Конфликт дошел до такой стадии, что охранники заведения попросили удалиться всех причастных к конфликту. Бандитов и Комарова вывели через разные выходы, дабы не усугублять стычку, хотя, конечно, его бы это вряд ли спасло, потому что все зашло слишком далеко. Но далее произошла чудесная метаморфоза. Добравшись до своей машины (скромная подержанная «трешка» «БМВ», как гласила народная молва, она же – самая последняя навороченная «семерка» той же марки), Комаров снова встретил все тех же бандитов, которые... упав перед ним на колени, попросили простить их, темных и отсталых, не опознавших в хмельном угаре народного кумира!

– Чушь какая-то, – высказался Гордеев. – Ни за что не поверю.

– Вовсе не чушь! – возразил Денис. – Оказалось, что свидетелем инцидента стал вор в законе по кличке...

– Кролик, – мрачно сказал Грязнов-старший, припомнивший таки эту историю.

– Точно! – Денис поднял вверх указательный палец. – Авторитет Кролика для боевиков был столь внушителен, что ослушаться его они не могли. Кролик, старый болельщик, и от игры Комарова он был без ума, перед его футбольным искусством меркло значение любой разборки, ведь, в конце концов, как сказано у Екклезиаста: все тщета и ловля ветра. А футбол вечен. Возможно, боевики и чихать хотели, как на футбол вообще, так и на отдельных его представителей в частности, но перед Кроликом они трепетали. Кролик – это фигура, одного его чиха было достаточно, чтобы решить судьбу любого из них. Так что особо ребята не рефлексировали, когда получили его вельможный указ немедленно извиниться перед зарвавшимся фраером. Вот, в общем-то, и все, – резюмировал Денис, весьма довольный собой.

Возникла неловкая пауза.

– Ты что, издеваешься? – тихо спросил Гордеев.

– С чего ты взял? – добродушно осведомился частный сыщик.

– На кой черт нам вся эта ахинея?! – зарычал Гордеев. – Там Турецкий в гестаповских застенках гибнет!

– Так уж и в гестаповских...

Грязнов-старший почему-то молчал, глядя себе под ноги.

«Интуиция – это у обманутых жен», – вспомнил отчего-то Гордеев недавнюю сентенцию Турецкого. А у меня, интересно, что?

– Это не ахинея, Юра, – ласково объяснил Денис. – Это весьма полезные сведения, учитывая, что описываемые события я видел своими глазами.

– Как это? – открыл наконец рот Вячеслав Иванович. – А почему я об этом ничего не знаю?

Денис пожал плечами:

– Тайна сия великая есть, почему ты не знаешь, дорогой дядя, может, потому, что, как говорил наш великий соотечественник, мы вообще ленивы и нелюбопытны.

– Ты не хами, племяш! И кто этот «великий соотечественник»? Гибнущий в застенках Турецкий?

– Это Пушкин, – с жалостью сказал Денис. И добавил: – Я, конечно, при трогательной сцене вымаливания прощения у народного кумира не присутствовал и даже не слышал, что там говорилось, но видеть – имел удовольствие. По счастливому стечению обстоятельств, у меня в охране «Распутина» кореш работает. Я ему когда-то пару мелких услуг оказал, но он почему-то считает, что обязан мне по гроб жизни.

– Хочешь профессиональный совет? – сказал Вячеслав Иванович. – Ты его не разубеждай.

– Пока что я так и делаю.

– Так это что же выходит, – сказал Гордеев, – значит, у нас есть доступ к видеосъемке вокруг «Распутина»!

– Допер наконец, – вздохнул Денис. – Поехали, что ли, на Зубовский бульвар? В логово разврата, в смысле шоу-бизнеса?

На Зубовский бульвар поехали не сразу, сперва пообедали. Грязнов-старший остался на Петровке, так что Гордеев с Денисом, каждый на своем «форде» (адвокат – на более заурядном, частный детектив – на широко известном в узких кругах джипе «маверик» по прозвищу Бродяга) отправились на Комсомольский проспект, откуда уже до «Распутина» было рукой подать. Там они посетили недорогой и замечательно вкусный (по-другому и не скажешь, как справедливо заметил Гордеев) ресторан «Крымский». Забавно, но в ресторане «Крымский» была китайская кухня. А главной достопримечательностью тут были, пожалуй, подсвечники: метра три с половиной в длину, мощные, витые и позолоченные, они освещали диваны с бархатными спинками.

Из полумрака к гостям выплыл официант с внешностью английского дворецкого. Денис взял свинину с вишневым соусом и салат из пророщенных бобов сои, Гордеев отделался «весенними трубочками» – солидным блюдом тающих во рту рулетиков из грибов, свинины и овощей. На двоих взяли еще чайник «Черного дракона», после чего Денис нежнейшим голосом порекомендовал официанту их больше не тревожить, и того как ветром сдуло. Похоже, Денис тут был свой человек.

Обсудили диспозицию. Гордеев поделился сомнениями. Откровенно говоря, на настоящий момент он не видел объективных оснований для вызволения Турецкого из «застенков». Чтобы таковые имелись, нужно было, как минимум, получить неопровержимые доказательства насильственного вливания в Турецкого колоссальной дозы алкоголя. А как их получишь? Разве что сие действо было заснято на видео (сомнительно), и эта кассета чудесным образом попадет в руки адвоката (сомнительно втройне).

– Да уж, проблемка. – Денис почесал затылок.

– Ну ладно, пусть даже он сам напился. Тоже мне криминал – нетрезвый за рулем.

– Не нетрезвый, а вусмерть пьяный, – поправил Денис.

– Да помню я, не в этом даже дело! Главное доказать, что он девчонку не убивал! А как? И главное, понимаешь, – жаловался Гордеев, – он же уперся как баран и ни в какую не говорит, с кем он там встречался.

– Женщина? – предположил Денис. – Не хочет компрометировать?

– Вряд ли. Дал понять, что это информатор по какому-то важному делу.

– Логично ли будет предположить, – высказался Денис, – что из-за этого дела, по которому имелся информатор, на всем нам родного и близкого Сан Борисыча так жестко и наехали?

– Вполне. Однако имей в виду, Турецкий сказал, что у него в одновременном расследовании целая куча дел, одно другого страшнее, так что выбор велик. Кроме того, он сказал, что его спутник проявлял интерес к этой самой стриптизерше, Анне Никифоровой. Так что вряд ли была женщина.

– Это здорово облегчает дело, – радостным тоном заявил Денис. – Круг поиска сужается в два раза!

– Не ерничай. Слушай, Денис... – Гордеев вдруг напрягся. – А если этот самый тип, с которым он встречался, его и подставил? Этот долбаный информатор, а?

– Гадать можно сколько угодно. Вот посмотрим пленку...

Денис сделал едва заметное движение рукой, и из воздуха материализовался официант.

– Тащи десерт, – хмуро распорядился сыщик, и официант снова исчез, чтобы через три минуты появиться с горой яблочных кубиков под золотой вуалью карамели.

Гордеев вспомнил, что Денис по части выпивки – не очень, зато как раз большой сластена. Несколько минут они молча наслаждались скромными шедеврами местной кулинарии. Затем Денис вытащил телефон, позвонил своему приятелю из «Распутина» и сказал:

– Приедем через пять минут. – Приятель уже был предупрежден, что к нему имеется дело. Денис все еще держал трубку возле уха. – Ах вот как, – сказал он. – А ты сам можешь отлучиться? Тогда приезжай на Комсомольский проспект, дом один. «Крымский» ресторан знаешь? Жду. – Он дал отбой и пояснил Гордееву: – У них там ФСБ сразу на трех понтовых «ауди» понаехало, что-то вынюхивают. Нам лучше не соваться.

Гордеев согласно кивнул. В такого рода нюансах он всецело мог положиться на Дениса. С его закалкой частной детективной работы Денис прошел уже и воду, и медные трубы, а что касается огня, то, как минимум, одну «горячую точку» он также почтил своим присутствием. А вообще у Дениса бывали такие загадочные клиенты и такие запутанные дела, что Гордеев не слишком удивился бы, если б узнал, что Денис по служебной надобности и в космос летал. Впрочем, нет, это как раз у дражайшего Сан Борисыча Турецкого энное количество лет назад главный фигурант по одному запутанному дельцу был самый что ни на есть взаправдашний космонавт[3]3
  См. роман Ф. Незнанского «Картель правосудия» (М., 2002).


[Закрыть]. Да Юрий Петрович и сам был человек многоопытный, одна служба в Генпрокуратуре вместе с Турецким чего стоит, но все же то – дело прошлое, а нынешняя адвокатская работа уже прочно приучила его к иным нормам поведения, в основании которых лежали два слова: «легитимность» и «цивилизованность». Черт бы их побрал – и первое, и второе.

Пока ждали секьюрити из «Распутина», Денис пытался как-то Гордеева растормошить.

– Представь, Юрка, звоню утром себе в офис, так, проформы ради, чтобы узнать, кто раньше всех на работу является, кроме нашего компьютерного гения, конечно, тот с нее и вовсе не уходит. Никто трубку не берет минуты две. Я еще раз перезваниваю, снова – та же картина, наконец Макс удосуживается оторвать задницу от компьютера и подойти к телефону, ну мне этого достаточно, я уже понимаю, что никого до сих пор нет, но отчего-то дернул меня черт сказать гнусавым голосом: «Позовите Грязнова». Меня то есть. Ну и что ты думаешь? Он мне в ответ: «Тут таких нет».

Гордеев кисло улыбнулся.

– Это еще не все! Я ему говорю: «Как это нет, как это нет?! А какой у вас телефон?!» И он, скотина, совершенно спокойно отвечает: «Панасоник». И кладет трубку, вот засранец!

– У меня тоже «панасоник», – рассеянно сказал Гордеев.

Денис с сожалением посмотрел на приятеля.

Секьюрити из «Распутина» появился четверть часа спустя. Это был ничем не примечательный мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, с большими залысинами и ямочкой на подбородке. Смотрел он прямо и твердо, руки в карманах не держал. Гордееву понравился сразу.

– Знакомьтесь, – сказал Денис. – Федор, работает в службе безопасности «Распутина» начальником смены. Юрий – адвокат.

Федор внимательно посмотрел на адвоката и сказал:

– Ваша фамилия Гордеев?

– Да, – удивился Гордеев. – Разве мы знакомы?

– Не совсем. Вы однажды представляли в суде моего младшего брата, Виталия Аксентьева. Это было дело против местного РЭУ.

– Я помню, – отчего-то заулыбался Гордеев. – Он с балкона упал.

– Точно.

– Ну раз вы почти знакомы, тем лучше, – вернул их к действительности Денис. – Федя, расскажи нам, что вообще на белом свете происходит.

– Черт его разберет, – сказал Федор Аксентьев. – Понаехали фээсбэшники, чего-то в компьютерах ищут. Связано это с вашим делом или нет – я не знаю.

– А кто ими руководит, ты зафиксировал?

– Ну корочку-то он мне под нос сунул. Какой-то Игнатьев, Виктор Викторович. Майор.

– Это по нашу душу, – вздохнул Гордеев. – Игнатьев – майор из следственного аппарата ФСБ, он и ведет расследование по Турецкому. Мне, представь, Денис, до него достучаться до сих пор не удалось.

– Ладно, – сказал Денис, – потом об этом поговорим. – Ну-ка, друг Федя, ты ведь работал ночью, когда у вас культурно отдыхал следователь Генпрокуратуры Александр Борисович Турецкий?

– И рад бы сказать, что нет, – грустно улыбнулся Аксентьев, – но – грешен.

– Так вы его помните? – обрадовался Гордеев. – Турецкого?

– Нет, конечно. Вы вообще представляете себе, сколько у нас клиентов за ночь?! Кое-каких постоянных я знаю худо-бедно, но ведь он не из завсегдатаев, насколько я понял.

– Это откуда же вы сделали такой вывод? – наседал Гордеев. – И откуда вообще тогда узнали, что Турецкий у вас был?

– Так из газет же! Там чего только не узнаешь! А потом, фээсбэшники сегодня ведь не первый раз приезжали. Как вашего следователя с трупом в машине нашли и девчонку нашу идентифицировали – мигом к нам. Все пленки наружного и внутреннего наблюдения скопировали.

– Федя, ты же нам можешь их показать, верно? – включился Денис.

Гордеев не смог не оценить, как всего в нескольких словах частный сыщик отрезал секьюрити все пути к отступлению. Было в интонации Дениса нечто магическое, отчего те свидетели, с кем он проводил допросы, очные ставки или даже просто «дружеские беседы», неизменно отдавали ему все, что требовалось.

– Показать их я, конечно, покажу, – сказал секьюрити Федя, – да только это пустая трата времени. Там ничего нет. И из клуба он выходил один. Никифоровой с ним не было. Возможно, она потом к нему присоединилась, когда он со стоянки отъехал. Вполне может быть, она сама не хотела светиться – ну чтобы на работе знали, я имею в виду...

– А что, это у вас в порядке вещей, – поинтересовался Денис, – что стриптизерша вместе с посетителем уезжает?

Федор пожал плечами:

– А кого колышет, что она в свое свободное время делает, когда работа закончена? Но при этом, мужики, я повторяю, нет ни единого кадра, где ваш Турецкий был бы не один.

– Как это нет, – не поверил Денис, – да быть такого не может! Сколько у тебя камер?

– Всех вместе, и внутри и снаружи, – около пятидесяти.

– Сколько?! Ты шутишь, что ли?

– Если точно, сорок восемь, – невозмутимо сообщил Федор.

Денис и Гордеев посмотрели друг на друга.

– Я не верю, – сказал Гордеев.

– Я тоже, – подтвердил Денис.

– Даю слово.

– А... на хрена столько?

– Ради таких вот криминальных случаев. Наш клуб – это же не один танцзал, там много всяких помещений, и все их нужно отслеживать.

– А также, – добавил Гордеев, – отслеживать отслеживающих.

– Ну... вроде того.

Но Денис все никак не мог успокоиться:

– И что же, ни одна из этих полусотни камер не зафиксировала Турецкого?! Ты что, дорогой, нам тут втираешь?

Федор примирительно выставил перед собой ладони:

– Денис, не шуми. Турецкий ваш на пленках есть. При входе, например, в заведение – через металлоискатель. В туалете. У бара. Но и только. И все время – в гордом одиночестве.

– Ну и ну, – пробормотал Денис. – Эй, любезный, чаю нам принесите еще!

– Думаю, фээсбэшники то же самое сказали, – вставил Гордеев, вспомнив, как Турецкий в Лефортове ему говорил, что беседовал со своим информатором в мертвой зоне.

– Что они сказали? – не понял Денис.

– Они сказали: «Ну и ну».

– Слушай, умник, чем мысли фээсбешников читать, ты, может, подумаешь лучше, как своего подопечного из тюрьмы вытащить?!