Текст книги "Трое сыщиков, не считая женщины"

Глава 7
ТАБЛЕТКА НА КОВРЕ

Когда Ирина Генриховна подошла к подъезду и собралась было нажать кнопки кодового замка, она заметила приближавшегося молодого человека, который уже достал из кармана специальный ключик в форме ложечки. Она решила пройти вместе с ним. Это пожилые люди стали бы спрашивать, к кому направляется. Парень же галантно, с улыбкой, распахнул перед незнакомкой дверь. Чего опасаться – женщина холеная, хорошо одетая, не похожа на грабительницу или террористку.

– Свентицкие на каком этаже живут? – спросила Турецкая, хотя сама знала. Ей нужно было завязать разговор.

– Это генерал, что ли? На пятом.

– Вы с ним знакомы? С Андреем Владиславовичем?

– Шутите, что ли? Кто он и кто я? Только в лицо знаем друг друга. Здороваемся.

– То есть шапочное знакомство?

– Ну, как нынче у большинства соседей в новых домах.

– Этот дом новый?

– Построен пять лет назад.

Парень нажал кнопку вызова лифта, который с легким гудением пополз вниз.

– Вы слышали, что произошло с генералом?

– Еще бы! У нас в доме все разговоры только об этом. Стреляли в него. Неподалеку отсюда, в переулке.

– А о причинах что-нибудь говорят? – спросила Ирина Генриховна и объяснила: – Поймите, это не праздное любопытство. Я принимаю участие в расследовании.

– Да кто же знает причины?

– Может, предположения высказывались? Вы-то сами что думаете по этому поводу?

– Бизнес, наверное. Эта сейчас самая распространенная причина. Где крутятся большие деньги, там появляется криминал. От этого никуда не деться.

– Разве Андрей Владиславович занимался бизнесом? Он же военный.

Парень усмехнулся:

– Все же начальничек, персональная машина по утрам за ним приезжала. А кто из начальников сейчас не занимается бизнесом?! Судя по газетам, все.

– Газеты могут преувеличивать.

– Да это и без них видно. Причем чем важнее пост, тем больше хапают. Этим упырям все мало. Поэтому их народ не любит.

Политизированный разговор пришлось прервать на пятом этаже – Турецкая вышла, парень отправился дальше.

Она нажала кнопку звонка, находившегося возле дверей с матовыми стеклами, отделявших холл перед четырьмя квартирами от лифтовой площадки. В глубине послышалось щелканье замков, затем приблизившаяся к дверям женщина звонким голосом спросила:

– Вам кого?

– Наталья Викторовна, это я, из «Глории».

Дверь открылась. Перед Турецкой стояла миловидная черноволосая женщина. Она была одета в пятнистые, желто-черные, домашние брюки и фиолетовую майку с длинными рукавами.

– Как раз в подъезд входил какой-то мужчина, поэтому я не стала набирать код, сразу поднялась.

– Проходите, – несколько натужно улыбнулась Свентицкая.

Войдя в квартиру, Ирина Генриховна сразу оценила хороший вкус хозяев и их аккуратность. В коридоре шкаф-купе «под орех», напротив, над оригинальным комодиком, висит интересная гравюра, не из дешевых. Здесь вообще не было дешевки. В глаза бросился стоявший в кухне высоченный холодильник «Уирполл» в корпусе из нержавеющей стали. Турецкая вспомнила, как однажды, увидев такой в магазине, ходила вокруг него и облизывалась. Цена настолько умопомрачительная, что ей даже мечтать было трудно.

Гостья высказала готовность разуться и, получив очень удобные домашние тапочки (завтра обязательно куплю себе такие же), вслед за хозяйкой прошла в большую комнату. Сразу обратила внимание на телевизор «Филипс» с большим плоским экраном. Одна из последних моделей.

– Вы кофе будете? – спросила Наталья Викторовна. – Я уже пообедала, а кофе еще не пила, вас дожидалась.

– Спасибо, с удовольствием.

– Черный или с молоком?

– Лучше без молока.

– Может, вас накормить?

От еды Турецкая отказалась и, когда хозяйка отправилась на кухню, принялась разглядывать интерьер. Здесь было много книг, но не это в первую очередь привлекло ее внимание. В глаза бросалось большое количество старинных, судя по всему, антикварных украшений: кубки, шкатулки, печатки. Висели три иконы, только не так, как это бывает в домах у верующих людей, которые располагают их чаще всего в углу, да еще перед ними зажигают лампадки. Эти иконы висели на стенах, как картины. Ясно, что это для коллекции. А может, Свентицкая – специалист по древнерусскому искусству? Ирина Генриховна посмотрела на книги – по большей части, беллетристика, хорошие собрания сочинений классиков. Книги и альбомы по искусству тоже имелись, однако их было сравнительно мало. У профессионала они занимали бы все полки, здесь же таких ограниченное количество. Скорей всего, жена или муж – любители, коллекционеры старинных вещей. Наталья Викторовна быстро сервировала стол: принесла конфеты, нарезанный кусочками кекс, поставила блюдо с виноградом и яблоками. Когда кофе был готов, она устроилась в кресле напротив Турецкой.

– Значит, вы хотите задать мне несколько вопросов?

– Да, о вашем муже.

– Понимаю. Женщина – частный детектив. Это забавно. Вы одна действуете в этом… жанре или есть и другие особы такого же пола?

– Как ни странно, есть, – ответила Ирина Генриховна. – Мисс Марпл, например.

– Это не считается.

– Почему?

– Она художественная сыщица, а я спросила про настоящих.

– В данном случае литература является точным отражением жизни, – дипломатично ответила Турецкая.

– Ясненько. А кто заказчик?

– Что вы имеете в виду?

– Раз вы частный детектив, значит, если я правильно понимаю, вы сидите в своем частном агентстве и поджидаете клиентов. Не сами же вы гоняетесь за ними? В этот раз пришел некий человек и сделал заказ – разобраться с покушением на моего мужа. Вот я и спрашиваю вас, кто заказчик?

– В данном случае, Наталья Викторовна, это была моя личная инициатива.

– Если не секрет, зачем это вам понадобилось? Чему мы обязаны такой милости? Или для самоутверждения представительницы прекрасного пола, окруженной брутальными мужчинами?

В голосе Свентицкой начали проскальзывать иронические нотки, и Ирина Генриховна почувствовала, что та перехватывает инициативу в разговоре. Получается, будто она явилась на допрос, а не пришла допрашивать. Однако резко разговор переломить не удастся, поэтому она объяснила:

– Мы хотим разобраться в сложном деле не столько для индивидуального успеха, сколько для поднятия престижа нашей конторы…

– Как-то пренебрежительно вы называете свою фирму.

Опять реплика в пользу хозяйки, та явно набирает победные очки. Следует быть внимательней и, главное, не тушеваться, иначе визит пойдет насмарку.

– Понимаете, некоторое время наше агентство не работало из-за трагической гибели директора. – Предвидя вопрос Свентицкой, сказала: – Он погиб, предотвращая теракт в детском доме. Его гибель на некоторое время выбила нас из колеи. Делом генерала Свентицкого «Глория» надеется вернуть себе былой авторитет.

– Как писал Слуцкий, «Глория – по-русски значит слава», – задумчиво произнесла Наталья Викторовна и отхлебнула кофе. – Про теракт в детском доме я помню. Муж создает фонд для детей погибших военнослужащих, кажется, он помогал ребятам и из того детдома тоже. Вы откровенны, и это мне по душе. Пожалуйста, задавайте свои вопросы. Мне нечего скрывать.

– У вас очень много книг, – сказала Ирина Генриховна, оглядываясь.

– А у кого этого добра мало? Сейчас такие прекрасные книги продаются, что только готовь деньги. Отлично изданные, интересные, особенно переводные. Мы с Андреем уже даже ограничиваем себя – ставить некуда, да и читать некогда. Так что основная часть книг – это мое завидное приданое. До замужества я была учительницей русского языка и литературы.

– А потом?

– Я с тех пор не работаю. Помоталась с Андреем по гарнизонам. Кто возьмет на работу офицерскую жену, которая через день-другой может уехать?

– В Москве, наверное, проще устроиться?

– Вы знаете, пока не подворачивалось ничего приличного. Раз мужниной зарплаты хватает, я не спешу с выбором. Хотя рада бы ему помочь, Андрей слишком много работает. Возвращается поздно, иной раз чуть ли не по ночам. Уезжает же, как правило, рано.

– Рано – это когда?

– Из дома выходит без десяти восемь. Вот и в четверг в это время уехал. Я выстрелов не слышала, только вдруг услышала откуда-то крики. Причем отдельных слов не разобрать, а ощущение тревоги передалось. Вышла на лестничную площадку, выглянула в окно, которое возле мусоропровода. Чувствую, что-то стряслось, все бегут в одну сторону, к Фаянсовому переулку. И я спустилась, побежала. Мне боязно – машина-то Андрея уехала в ту сторону. Прибегаю, а там люди стоят, обсуждают. Так, мол, и так, говорят, в мужчину стреляли, его на черной «Волге» только что увезли. Я – в ужасе. Бросаюсь к милиционеру, прошу узнать, куда повезли. Говорю, может, это мой муж. Ну, он принялся куда-то звонить, каким-то образом выяснил.

– Да, дела, – вздохнула Турецкая. – Скажите, вы давно замужем?

– Одиннадцать лет… – Наталья Викторовна вдруг залихватски предложила: – А давайте-ка хлопнем по рюмочке коньячка. Что это мы беседуем всухомятку!

Не дожидаясь ответа, она достала из бара две рюмки и пузатую, наполовину полную бутылку «Хеннесси».

– Я много слышала о таком коньяке, только пить его не доводилось, – призналась Ирина Генриховна.

– Вот сейчас и попробуете. Раз впервые, можете загадывать желание. А я еще кофе налью, не возражаете?

– Кутить так кутить.

Хозяйка пошла на кухню. Ирина же опять принялась рассматривать комнату и вдруг заметила на коврике, возле своего кресла, таблетку причудливой формы. Недолго думая, она подняла ее и спрятала в сумку.

Вскоре Свентицкая вернулась с двумя чашечками кофе, села, разлила по маленьким рюмкам коньяк:

– Ну, за знакомство.

Они, чокнувшись, выпили.

– Раз уж мы выпивали, это приравнивается к брудершафту. Поэтому можете называть меня просто Ириной.

– А вы меня просто Натальей. Тем более что мы ровесницы, – интеллигентно добавила Свентицкая, которая была существенно моложе гостьи.

– По рукам. Наталья, у вас здесь сколько людей живет?

– Мы вдвоем.

– Детей не завели?

– К сожалению, нет. Все некогда было. У Андрея есть дочь от первого брака. Он старался и старается уделять ей внимание. Потом пошли полк, армия – это для него тоже родные дети.

– Простите за сугубо профессиональный вопрос, но без него мне не обойтись: у вашего мужа много врагов?

– Хватает, – жестко ответила Свентицкая. – Как у всех честных людей.

– Вы подозреваете в покушении кого-нибудь конкретно? Интуиция вам что-нибудь тут подсказывает?

– Ничего она, Ирина, мне тут не подсказывает. Ровным счетом ничего. Врагов у Андрея слишком много. И все носят погоны.

– Значит, вы полагаете, что это связано со служебной деятельностью?

Наталья Викторовна пожала плечами:

– Дня за три до покушения муж с кем-то отчаянно ругался по телефону. Я не слышала подробностей, только обратила внимание, что по имени к собеседнику он ни разу не обратился. Потом страшно разнервничался, долго ходил по кабинету, ругался. Я только и слышала: «Вот гаденыш, паскуда мерзкая». Спрашивать мужа ни о чем не стала. Теперь жалею.

– Слава богу, дело поправимое. А почему не стали спрашивать?

– Знаю, когда Андрей в столь взвинченном состоянии, к нему лучше не приставать. Такого под горячую руку наговорит, что потом не поздоровится.

– Бывали случаи? – осторожно поинтересовалась Турецкая.

– В молодости, по неопытности, несколько раз нарывалась. Потом уроки пошли впрок – учла, когда можно что-то спрашивать, а когда – нет. – Она снова наполнила рюмки. – Ну, давайте, Ирина, за то, чтобы Андрей мой побыстрей выкарабкался, выздоровел, чтобы эта черная полоса осталась позади.

Наталья Викторовна залпом выпила рюмку и закусила конфеткой. Минутку посидев молча, она печальным тоном произнесла:

– Я ведь Андрея с войны вытащила. Если бы вы знали, Ирина, сколько сил мне стоило уговорить его перейти в штаб. Думала, будет больше времени со мной проводить, только все оказалось бесполезно. Работа его так просто не отпускает, не тот случай…

Внезапно побледнев, Свентицкая поднялась и быстро вышла, почти выбежала, из комнаты. Было слышно, как за ней захлопнулась дверь ванной, откуда послышались сдавленные звуки плача. Ирина Генриховна поняла, что больше ей сегодня тут делать нечего.

Вскоре в комнату вернулась Наталья Викторовна, она прикладывала платок к покрасневшим глазам.

– Извините, пожалуйста. Я нехорошо себя чувствую, нервишки расшалились. А мне сегодня еще ехать к Андрею в больницу, я обещала.

– Да, да, конечно. Я, с вашего позволения, пойду. – Она достала из сумки визитку «Глории» и протянула ее Свентицкой: – Если вы вспомните или заметите что-то существенное, позвоните нам.

Уже в дверях Турецкая как бы ненароком спросила:

– Наталья, понимаю, сейчас у вас страшное напряжение. Надо постараться каким-то образом все это перенести. Как у вас вообще со здоровьем? На что-нибудь жалуетесь?

– Не такой у меня возраст, чтобы заниматься болячкам. Нормально чувствую.

– Какие-нибудь лекарства принимаете?

– Нет, никогда.

Накануне ночью прошла на редкость сильная гроза, и теперь вся зелень вокруг – трава, кусты, деревья – дышала свежестью. Однако солнце, поднимаясь к зениту, начинало немилосердно палить. Будучи блондином, Щеткин считал, что ему не следует долго находиться на солнцепеке. Однако сегодня, как назло, он не взял ни панаму, ни бейсболку и теперь мысленно проклинал себя за отсутствие предусмотрительности.

Антон и Петр в сопровождении капитана-кинолога шли по внутреннему двору питомника вдоль вольеров с яростно лающими, бросающимися на решетки собаками. Их буйное поведение не воодушевляло Щеткина, поэтому он шел с каменным лицом, старался не выдать свои неприятные, близкие к страху ощущения. От Плетнева не укрылся его мандраж, тот едва сдерживал улыбку, чтобы не обидеть товарища.

– Иван Игнатьевич тут допоздна сидит, иногда даже ночует, – говорил словоохотливый кинолог. – Для него не существует ни выходных, ни праздников. Только вы, обращаясь к нему, не говорите «товарищ полковник», он этого не любит.

– Почему? – удивился Антон.

– Сами удивляемся. Обычно все любят подчеркнуть свое звание, а он – нет… А ну, молчать! – цыкнул он на особенно заливистую овчарку. – Фу!

Свои!.. – Капитан опять повернулся к приезжим: – Что-то они сегодня скандалят. Даже странно – после второй кормежки, а никак не угомонятся. Может, опять гроза намечается… А вон и Иван Игнатьевич. На скамейке возле собачьего полигона с грустным видом сидел, сложив руки на коленях, седоватый мужчина лет пятидесяти. На нем была камуфляжная рубашка с короткими рукавами. Возле его ног лежала крупная овчарка.

– А почему собака не на поводке? – насторожился Щеткин.

– Послушная донельзя. Можете не сомневаться.

– Спасибо, – поблагодарил Антон капитана. – Дальше уж мы сами.

Когда офицер удалился, Плетнев спросил майора:

– Хочешь, подожди меня здесь.

– Чего ради? Все нормально, – ответил Щеткин, стараясь придать своему голосу как можно больше мужественности.

Они подошли к Юшину. Иван Игнатьевич сидел совершенно отрешенно, при их приближении даже не повернул головы. Зато, к неудовольствию Щеткина, голову подняла овчарка. Она взглянула на незнакомцев и коротко тявкнула.

– Дагор, сидеть! – не поворачиваясь сказал Юшин.

– Здравия желаю, товарищ пол… – начал было зычно Антон и, осекшись, перешел на обычный тон: – Здравствуйте, Иван Игнатьевич. Вы меня помните? Я – майор Плетнев, из четвертого спецбатальона.

– Здорово, Антон, – не оборачиваясь ответил полковник. – Конечно, помню, неужели нет. Как жизнь молодая?

– Скрипим помаленьку.

– Я слышал, на тебя навалились большие проблемы. И дома, и со здоровьем. Теперь разобрался?

– Да как вам сказать, Иван Игнатьевич. Жена у меня погибла. Все настолько нелепо, что до сих пор не могу в себя прийти. После работы отправилась за ребенком в детский сад. Шла через пустырь, за жилыми домами. Бандюги набросились на нее, издевались… – Плетнев тяжко вздохнул. – Погибла моя дорогая Инночка. Отсюда и пошли все проблемы.

– Да, да, печально, ужас. Сочувствую твоему горю, дружище. Но ведь сынок подрастает?

– Для него и живу, – с наигранной бодростью ответил Антон. – Ну да ладно, Иван Игнатьевич, не будем сыпать соль на раны. К тому же мы и приехали по неприятному делу. Вот познакомьтесь с майором Щеткиным. Петр – старший оперуполномоченный МУРа. Мы сейчас вместе распутываем одно заковыристое дельце…

Юшин протянул руку, однако не точно в направлении Щеткина, а чуть в сторону. И тут оба поняли, что он слепой.

– Иван Игнатьевич! – ахнул Плетнев. – Простите, бога ради, я не знал. Рассказываю вам о своих…

– После контузии, – перебил его полковник. – Девяносто шесть процентов. – Он вытащил из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет «Ява» и закурил. – Ну да ладно. Давайте поговорим о делах. Что конкретно вас привело сюда?

– Мы по делу о покушении на генерала Свентицкого. Слышали об этом?

– Да, вчера вечером сосед рассказал. Что-то насчет Андрея у меня хотите узнать? Спрашивайте. Что знаю – скажу. Только, боюсь, знаю мало. Все-таки сейчас в отдалении живем.

– Вы давно… – начал Петр и тут уже он прикусил язык. Чуть было не вырвалось «виделись». Бестактно звучит по отношению к слепому. – Когда последний раз вы общались с генерал-лейтенантом?

Юшин пожал плечами:

– С годик назад. Нужно было ремонт здесь пробивать, косметический. Попросили меня по старой памяти позвонить ему как боевому товарищу. Помог Андрей, душевно отнесся. А так мы не общаемся, отдалились. Да и странно было бы иначе, уж больно мы сейчас находимся в разных фазах. Сами посудите.

– Но ведь имеются общие друзья, обсуждаются какие-то новости?

– Не без этого. Чует мое сердце, вы хотите узнать, что я думаю про покушение, кого подозреваю?

– Совершенно точно, – чуть ли не хором ответили следователи. А Плетнев добавил: – Есть ли тут кавказский след?

Иван Игнатьевич сделал глубокую затяжку, помолчал и после длительной паузы сказал:

– Кавказский ли, косовский ли, – мне трудно судить. Многого не знаю. Он же, говорят, какой-то фонд затеял…

– Для детей погибших военных, – подсказал Антон. – Но это из серии «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».

– Все равно, появилось много новых знакомых. Кто их знает, что это за люди? Правда, интуитивно мне кажется, что на свет божий вылезли тени прошлого. Ему вполне могли отомстить. Причем не «духи», а свои.

– Почему вы так считаете?

– Я почти уверен, что «духи» бы давным-давно это дело обтяпали. Он же с Кавказа бог знает когда уехал. Они на столько лет месть не откладывают. Мне думается, свои на него зуб имели, вернее, имеют. Андрей же ни одного дела не закрывал, все до трибунала доводил. Страшно представить, какое на него давление оказывалось со всех сторон – сверху, снизу. А он – кремень. И когда генерал после Наташкиных подвигов перевелся в Москву, то с собой захватил пять ящиков следственных материалов. Все ахнули, когда узнали об этом.

– Наташка – это дочь? – уточнил Щеткин.

– Нет, жена. Дочь Юля, от первого брака, она серьезная девушка, студентка. Математикой увлекается, статьи пишет. А я про супружницу сказал, не знаю, как ее по отчеству кличут… Так вот, Андрей не просто эти бумаги сгрудил в ящик и повез. Он – с разбором. Сидел вечерами, изучал. И мне как-то признался, что взял самые весомые. На таких людей, которые без него могли бы запросто откупиться. А у этой публики, как известно, длинные руки.

– Но это же не в Косове было, – уточнил Антон.

– Нет, конечно. В Москву он из Приволжского округа переезжал. Правда, в Косове Андрей тоже кое-кому соли на хвост насыпал. Ты про дело майора Медведева слышал?

– Медведева я знал.

– А то, что он пулю себе в лоб пустил на собственном дне рождения, слышал?

– Леонид Александрович?! – изумился Плетнев. – Первый раз слышу об этом.

– Ну да, тебя ж уже не было! Медведев ворюга был, каких свет не видел. Оружием торговал, албанцам продавал. И вот накануне дня рождения был у них с Андреем долгий разговор. Свентицкий как раз собирался уезжать в Самару. И мне потом рассказывали, что Медведев якобы пригласил его на день рождения. Но генерал сказал, что страшно занят, задерживаться никак не может, а подарок через одного из своих замов прислал. Дорогой подарок – пистолет марки «Смит и Вессон», не пустой – с одним патроном. После такого явного намека Медведеву больше ничего не оставалось. Пустил он себе пулю в лоб. Сразу после этого такой страх всех обуял, что уже на следующий день медведевский собутыльник, прапорщик Вертайло, прибежал к генералу и сознался в краже обмундирования. Ну, и припаяли ему пять лет.

– Значит, уже вышел.

– Вышел сучонок! Даже сюда приезжал, гад! – в сердцах произнес Юшин.

Собака зарычала. Опасливо покосившись на нее, Щеткин сказал:

– Придется всех обиженных генералом взять на карандаш. Особенно тех, которые уже на свободе.

– От такой публики ничего хорошего ждать не приходится.

– А Вертайло сюда зачем приезжал? – спросил Плетнев.

– Подрабатывал. Кажется, фермерское молоко в столовую привозил. Я случайно был рядом и его голос услышал. Говорил, где-то неподалеку отсюда живет.

– Адрес свой оставил?

– Зачем? Можно подумать, я буду заходить к нему в гости, – буркнул Юшин.

– Вы не зайдете, Иван Игнатьевич, а мы зайдем.

– Думаю, Вертайло разыскать несложно, фамилия редкая. Михал Михайлыч, кажется, его кличут.

Петр хотел поподробней разузнать про жену Свентицкого. Однако на эту тему полковник говорить отказался:

– У молодых женщин могут быть всякие отклонения от генеральной линии. Это дело чисто семейное, не мне их судить… Ну, все, – сказал он, вставая. – Мне пора к собачкам. А вы, ребята, найдите этих мерзавцев.

– Стараемся, Иван Игнатьевич.

– Я хоть и слепой, только ясно вижу, что вам это нужно больше, чем кому-либо. Вот и действуйте.

Он попрощался с ними и ушел, ведомый собакой, которую держал за ошейник.