Текст книги "Дорогие девушки"

3

День был облачный и душный. Небо угрожающе хмурилось на землю с самого утра, но никак не могла «разродиться» хотя бы самым маленьким дождем. Пыльная листва на деревьях была неподвижна и темна.

В предчувствии дождя у Александра Борисовича с ночи ныло больное колено. Боль была несильная, но отвратительная в своем постоянстве. Лекарства Турецкий принципиально не пил уже пару месяцев, предоставив природе полную свободу действий. Нога уже почти не болела, но к непогоде ныла, словно кость мяли и гнули чьи-то невидимые руки.

В духоте улицы рубашка намокла от пота и неприятно липла к телу, и Турецкий с наслаждением нырнул в темную прохладу подъезда, радуясь тому, что электронный замок сломан и ему не пришлось стоять на солнцепеке у двери, ожидая пока Марина или кто-нибудь из ее родных подойдет к домофону.

Дом был совсем не элитный. Подъезд – самый заурядный, если не сказать хуже. Дверь квартиры по-старомодному обшита дерматином.

Александр Борисович вытер носовым платком потный лоб и нажал на кнопку звонка. Тотчас же за дверью послышались шаги, а несколько секунд спустя замок щелкнул и дерматиновая дверь приоткрылась.

Турецкий приветливо улыбнулся блондинке.

– Добрый день! Вы Марина Соловьева?

– Да. Здравствуйте. А вы…

– Александр Борисович Турецкий. Сотрудник частного детективно-охранного агентства. Я вам звонил.

– Проходите, – без всяких обиняков сказала девушка и распахнула дверь.

Прихожая была небольшая, гостиная – чуть больше прихожей. Ничто в доме не говорило о роскоши.

– Присаживайтесь, куда хотите, – сказала Марина. – Приготовить вам кофе?

– Нет, спасибо.

– Тогда, может быть, чего-нибудь выпить? – Марина улыбнулась. – Водки хотите?

– Спасибо, воздержусь, – вежливо ответил Александр Борисович.

– Зря. Мой муж каждый день выпивает по сто грамм. Он уверен, что водка в ограниченных количествах полезна для организма.

– Я тоже об этом слышал.

– Она выводит из организма всякую гадость, – сообщила с важным видом Марина. – Я сама пробовала пить, но не могу. Слишком противно. Уж лучше чай, кофе или вино.

Турецкий, сидя на диванчике, огляделся. На стенах висели фотографии в медных и деревянных рамках. На подсервантнике стоял бронзовый канделябр.

– Вы одна дома? – осведомился Александр Борисович.

– Да. Муж на работе, дитя в садике. А сама я малость захворала, поэтому уже третий день торчу дома.

Марина села на диван и поджала под себя ноги.

Турецкий незаметно вгляделся в ее лицо. Она? Не она? В принципе похожа. Тот же овал лица, большой рот, темные, аккуратные брови.

– Чего это вы меня разглядываете? – подозрительно прищурилась Марина.

– Я не разглядывал.

– Да ладно, я же видела. Я очень наблюдательная. Муж меня из-за этого даже побаивается. Так почему вы меня разглядывали?

Турецкий пожал плечами:

– Просто вы очень симпатичная девушка, – мягко сказал Турецкий.

Марина улыбнулась.

– Вы тоже ничего. Но не вздумайте за мной ухаживать. У моего мужа разряд по боксу. Если что – он может здорово вам накостылять.

– Спасибо, что предупредили. Постараюсь держаться от вас как можно дальше.

– Итак, Александр… забыла, как вас по отчеству?

– Борисович.

– Итак, Александр Борисович, о чем вы хотели со мной поговорить?

– Видите ли, Марина… – Турецкий чувствовал себя ужасно глупо, но делать было нечего. – Мы разыскивает девушку, которую зовут так же, как вас, – Марина Соловьева. И внешне она тоже на вас похожа.

– Вот как? – Марина улыбнулась. – Интересно. Значит, у меня есть двойник? Кто она? Кем работает?

– Никем, – ответил Александр Борисович. – Она домохозяйка.

Девушка вздохнула:

– Везет же некоторым. А я тут кручусь с утра до вечера, как белка в колесе. С утра встань, приготовь завтрак семейству, потом – на работу, а вечером – снова к плите. Отдыхаю только на больничном. Так что вы хотели от меня, Александр Борисович? Чем я-то могу помочь?

Турецкий открыл рот для ответа, но Марина его опередила. Глаза ее лукаво блеснули, и она весело произнесла:

– А, понимаю, понимаю. Вы пришли убедиться, что я – это не она. Так?

– Так, – кивнула Турецкий.

– Ну и как? Убедились?

– Да. Но, если вы позволите, я хотел бы вас сфотографировать.

Марина нахмурилась.

– Для чего это?

– У девушки, которая пропала, есть очень ретивая подруга. Пока она не увидит вашу фотографию, она не успокоится.

– Ясно. Она что, сумасшедшая?

– Может быть, но я не психиатр, чтобы выносить диагнозы, – сказал Турецкий. – Так как, Марина? Позволите вас сфотографировать?

Женщина пристально посмотрела на Турецкого и томно улыбнулась.

– А что, если я откажусь, Александр Борисович?

– Тогда я вынужден буду привезти эту женщину сюда, и мы будем караулить вас у подъезда.

– И все это лишь затем, чтобы взглянуть на меня?

Турецкий кивнул:

– Именно.

Некоторое время Марина с любопытством разглядывала его, потом положила ему руку на колено и с усмешкой заметила:

– Поганая у вас работа, Александр Борисович.

– Я сам от нее не в восторге, – ответил Турецкий, бросив взгляд на руку девушки, лежащую у него на колене.

– В каком же ракурсе вы хотите меня… сфотографировать, – хрипло спросила Марина, чуть-чуть приближаясь к Турецкому. Ее рука скользнула выше по его бедру.

– Ракурс у нас будет самый простой, – сказал Александр Борисович. – Анфас.

– Лицом к лицу? – уточнила с улыбкой девушка. – Мне это нравится. Это мой любимый ракурс.

Она еще ближе пододвинулась к Турецкому.

– Александр Борисович, вам кто-нибудь говорил, что вы очень эффектный мужчина? – тихо спросила Марина.

– Говорили, и не раз. Но это было давно. Слишком давно.

– Хотите сказать, что вы уже старый?

– Мне под пятьдесят, – ответил Турецкий.

– Для мужчины это не возраст, – сказала Марина, приближая свои губы к его губам и переместив руку еще выше.

Турецкий медлил. Полы халата девушки слегка разошлись, открыв часть груди и живот.

– Ну, что же вы? – прошептала Марина, почти касаясь губами его щеки. – Не можете решиться? Если вы боитесь моего мужа, то он вернется с работы только вечером. Да и не такой он страшный.

– Дело не в нем, – сказал Турецкий.

– А в чем? Со здоровьем у вас все в порядке – я это чувствую. Что же вас останавливает?

– Я женат, – сказал Александр Турецкий.

– Ну и что? Думаете, ее это останавливает? Или ваша жена святая?

Внезапно Турецкий почувствовал злость. Он легонько оттолкнул от себя девушку и поднялся с дивана.

– Мне нужно идти, – сказал он довольно холодно. Затем достал из кармана пиджака телефон и включил режим фотосъемки.

– Вот вы как? – удивленно проговорила Марина. Затем неприятно усмехнулась. – Видать, у вас, и впрямь, большие проблемы. Стойте! Не фотографируйте! Я вам не разрешала!

Однако Турецкий успел сделать несколько снимков. Он спрятал телефон в карман и направился к выходу.

– Я расскажу мужу, что вы ко мне приставали! – крикнула ему вслед Марина, вскакивая с дивана. – Он очень ревнивый! Он вас из-под земли найдет, слышите!

Турецкий молча прошел в прихожую.

– Я запомнила ваше имя, Турецкий! – продолжала яростно кричать женщина. – Вам конец, слышите! Вас уже нет!

«Нет в мире никого страшнее обиженной женщины», – с усмешкой подумал Турецкий, припомнив какой-то афоризм.

Он распахнул дверь и вышел в подъезд, не обращая внимания на несущиеся ему вслед проклятия.

На улице он снова достал телефон и просмотрел снимки. В принципе неплохо. Лицо видно вполне четко.

«Это вполне может быть она, – подумал Александр Борисович. – Девчонка явно не дружит с головой. Характер авантюрный. Комплексов – ноль. Никаких сдерживающих факторов. Явная искательница приключений. Скорей бы показать фотографии Шиловой и закрыть дело».

На душе у Александра Борисовича было довольно погано. Но, так или иначе, а работа была сделана.

4

Из дневника Турецкого

«Что-то в последнее время меня не отпускает хандра. Живу словно во сне. И не просто во сне, а в противном сне, почти в кошмаре. Лица людей вызывают раздражения, даже лица тех, кого люблю.

Ирина ходит с лицом мрачнее тучи. Все косится на мою бутылку. Не знаю, почему, но эти ее взгляды еще больше подстегивают меня к выпивке. (Интересно, правильно ли так говорить – «подстегивает к выпивке»? Наверняка неправильно, но плевать.)

В принципе «не такой уж горький я пропойца», как писал Есенин. А без рюмки-другой уснуть не могу. В голове теснятся мысли. Даже не мысли, а так, какие-то хвосты мыслей, какие-то недоговоренности и недодуманности. Как будто ленивый мозг не может додумать ни одну мысль до конца.

Сегодня пообщался с «третьей Мариной». Элементарная нимфоманка, каких я встречал в своей жизни десятки раз. Совершенно без царя в голове, но для женщины это норма. Нарывалась на ласки – но я отказал. И сам себе удивился. В сущности, что меня сдерживает? Совесть? Нет на свете никакой совести, все это выдумка для молодых людей. Жена? Но о ней я даже не подумал, даже не вспомнил. Честь? Какая еще к черту честь?

В общем, абсолютно непонятная ситуация. Ничто меня не держит, ничто мне не мешает, а я поступаю как высокоморальное животное. Отвергаю красивую самку и спешу скрыться от нее бегством. Наверное, просто не хочу наживать себе проблем. Хотя своим отказом я, кажется, проблемку себе все же нажил. Если она расскажет мужу о том, что я ее «домогался», и он припрется в «Глорию» выяснять отношения – пожалуй, будет конфликт.

А плевать.

Показал фотографии Марины заказчице – Людмиле Шиловой. С ходу заявила, что это «не та Марина». И взгляд при этом был такой, словно вот-вот спросит:

– Чем вы вообще занимаетесь, господа сыщики? За что я плачу вам деньги?

Плетнев, кажется, слегка расстроен. Он, как и я, рассчитывал, что мы раскрутим это дельце за день. Но не получается.

– Как продвигается расследование? – поинтересовалась Шилова.

– Успешно, – на голубом глазу ответил ей Плетнев. – У нас уже есть пара хороших зацепок.

А ведь раньше абсолютно не умел врать. Похоже, и его испортила работа.

– Денег хватает? – поинтересовалась Шилова с усмешкой. – Если нужно, я могу добавить на расходы.

А вид такой, как будто богатая купчиха полицейского-будочника отчитывает.

Плетнев тоже эту нотку в ее голосе уловил. Побагровел, зубами скрипнул.

– Спасибо, – отвечает. – Средств вполне хватит. По крайней мере, пока.

Тертый мужик. Наверняка руки чесались задушить эту раскрашенную, высокомерную куклу. Не задушил.

Номер машины таинственного плейбоя Родиона «пробили». Если ничто не помешает, завтра с ним встречусь. Сегодня звонил ему. По голосу вроде вполне нормальный мужик. Сильно удивился, когда узнал, что я из детективного агентства, потом разволновался…

Только что в комнату входила Ирина. Сказала всего два слова – «иди ужинать». Но сколько холода, сколько презрения в этих двух словах. Посмотрела на бутылку, нахмурилась, но ничего не сказала.

Хорошо, что Нинка сейчас с нами не живет. Ей было бы неприятно наблюдать, как папа и мама постепенно сходят с ума. И как отращивают клыки, чтобы когда-нибудь (думаю, это время уже не за горами) перегрызть друг другу глотки.

Тут я ставлю точку, и записи конец».

5

Плетнев и Ирина стояли у ворот музыкальной школы. Плетнев терпеливо ждал, пока она, прикрыв ладонью огонек зажигалки, прикурит. Огонек, однако, едва вспыхнув, тут же гас, и Ирине приходилось снова вертеть колесико зажигалки. Пальцы у нее слегка подрагивали.

– Давай я, – сказал Плетнев и хотел забрать зажигалку, но Ирина не дала.

Она мучилась еще несколько секунд, и, наконец, прикурила. Спрятала зажигалку в карман куртки, посмотрела на Плетнева и улыбнулась.

– Видишь, справилась сама. Ты, Антон, меня явно не дооцениваешь.

Плетнев тоже улыбнулся. Из окна музыкальной школы послышались детские голоса, затем кто-то бряцнул по клавишам пианино и весело засмеялся. Остальные дети подхватили его смех. Взгляд Ирины стал теплым, облачным и задумчивым.

Плетнев смотрел не на окна, он смотрел на Ирину. Видно было, что он хочет что-то сказать, но не знает, как начать. Наконец, Антон решился.

– Мой сын любит тебя больше, чем любил свою мать, – сказал он.

– Он тянется ко мне, – сказала Ирина. – Обычно в таких ситуациях говорят, что ребенку не достает женской ласки. Возможно, это и так.

– Я все жду, когда же он назовет тебя «мама», – сказал Плетнев.

– Он пытался. Но я сделала ему внушение.

– Правда?

– Правда. Он очень ласковый мальчик. Даже моя Нина не была в его возрасте такой.

Плетнев усмехнулся. Ирина посмотрела не него и заметила:

– Тебе, Антон, пора жениться. Ребенку нужна мать. И не чужая тетя, как я, а настоящая. Такая, чтобы всегда была рядом.

– Ближе тебя у него никого нет, и вряд ли когда-нибудь будет, – возразил Плетнев. Он помолчал, о чем-то напряженно думая, потом сказал: – Я, конечно, могу ошибаться, но… По-моему, Александр Борисович этого не одобряет.

Ирина подняла на него удивленный взгляд:

– Чего не одобряет?

– Того, что ты так много времени проводишь с моим сорванцом. Вы ведь с ним и по вечерам, и на выходные.

Ирина фыркнула.

– Чепуха. Саня прекрасно относится к твоему сыну. Он любит его так же, как я. Просто он сдержан в проявлении эмоций, но мужчина ведь и должен быть таким.

– Вовсе не обязательно, – сказал Плетнев. – В последнее время Турецкий уж слишком суров. Я даже забыл, когда он в последний раз улыбался.

– У него сейчас трудный период.

– Может быть, – согласился Плетнев. – Но это «трудный период» слишком сильно затянулся.

Ирина выпустила облако дыма, затушила сигарету о железную стойку ворот и бросила ее в урну. Порыв ветра разметал ее волосы. Плетнев все это время смотрел не нее и вдруг не выдержал, схватил руки Ирины, поднес их к своим губам и принялся целовать.

Ирина не возражала и не пыталась вырвать руки. Она молча и удивленно смотрела на Плетнева.

– Тебе с ним плохо, – хрипло говорил Плетнев. – Он мучает тебя. Ты должна от него уйти.

Ирина покачала головой и тихо сказала:

– Нет. Не должна.

– Он не любит тебя, – продолжал хрипло шептать Плетнев. – Он тебя не ценит. Он вообще никого не любит. Брось его.

Ирина высвободила руки и сунула их в карман летней куртки.

– Я не хочу об этом говорить, – сказала она.

– А я хочу! Я хочу, потому что…

И снова Плетнева качнуло к Ирине, словно притянуло магнитом. На этот раз он поцеловал ее в губы. Попытался обнять, но Ирина высвободилась.

– Не надо, Антон. Только не здесь.

– Почему?

– Нас могут увидеть.

– Пускай! Пускай видят. Мне нечего скрывать.

Губы Ирины тронула едва заметная, почти невесомая полуусмешка.

– Мужчине всегда нечего скрывать, – сказала она. – Его ведь никто не осудит. Осудят женщину.

– Да плевать мне на эти осуждения. Почему я должен скрываться, юлить, хитрить?

– Потому что я замужем, – сухо ответила Ирина.

– Замужем за человеком, который и в грош тебя не ставит! За человеком, которому бутылка водки дороже, чем ты! Еще год, и он превратится в пропойцу.

– Не говорит так, Антон. Это несправедливо.

– Турецкий – эгоист. Он лелеет свое маленькое личное горе, как будто это вселенская трагедия. И не замечает, как страдают его ближние. Если ты уйдешь от него, он этого даже не заметит.

– Ему плохо, – снова возразила Ирина.

Плетнев осклабил зубы в усмешке.

– Если ему так плохо, взял бы пистолет, прижал дуло к виску и спустил курок. Это был бы мужской поступок.

Ирина пристально посмотрела на Плетнева, затем небрежно проговорила «прощай», повернулась и пошла к метро.

– Ира! – окликнул ее Плетнев. – Ты сама знаешь, что я прав!

Однако она не остановилась.

Плетнев постоял еще немного, глядя ей вслед, затем повернулся и направился в другую сторону.

– Если он и дальше будет ее так мучить, я его убью, – тихо проговорил он.

6

– Боже мой! Боже мой! – Плотников взъерошил руками волосы. – А я все думал – почему она не пришла? Знаете, я ведь даже номер ее телефона не знаю. Я спрашивал, но она не дала. Сказала, что так интереснее.

Турецкий молча разглядывал Родиона Плотникова. Это был рослый, сильный мужчина с темными волосами и добродушным, мужественным лицом, из тех, что так нравятся женщинам. Даже ямочка на подбородке присутствовала.

Они сидели во дворе дома, в котором жил Родион. Турецкий предложил подняться, но Родион не захотел, сославшись на то, что к нему в гости приехали родственники из провинции и теперь там «не квартира, а настоящий цирк».

Переживал он вполне искренне. Лицо побледнело, губы слегка подрагивали.

«Либо он хороший актер, либо и впрямь сильно запал на эту девчонку», – подумал Александр Борисович.

– Вы встречались с ней всего несколько раз, – сказал Турецкий. – А переживаете так, словно Марина – ваша жена или сестра. Неужели, она так глубоко запала вам в душу?

Родион вскинул голову и пристально посмотрел на Турецкого.

– Какая разница, сколько раз мы встречались? – сказал он довольно резко. – Иногда достаточно и одной встречи, чтобы понять, что перед тобой человек, которого ты искал всю жизнь.

– Вот как, – неопределенно проговорил Турецкий, которого почти насмешил нешуточный пафос Плотникова. От улыбки он, однако, воздержался.

– Вы, в самом деле, сделали Марине предложение? – поинтересовался Александр Борисович, закуривая.

– Да? А вас это удивляет?

– Конечно.

– Потому что мы с ней встречались всего несколько раз?

Александр Борисович выпустил облако дыма и покачал головой:

– Нет. Главным образом, потому, что вы уже женаты.

Плотников замер.

– Откуда вы знаете? – неприязненно спросил он.

– Навел справки, – спокойно ответил Турецкий. – У вас есть жена и дочь. Получается, что вы просто пудрили девушке мозги. Не понимаю, зачем вам это понадобилось.

– Вы что, никогда не были влюблены?

– Был-не был, какая разница? Вам не кажется, что делать предложение девушке, будучи женатым человеком, как-то… некрасиво?

– Мы женаты только номинально, а фактически уже давно в разводе, – горячо сказал Плотников. – Мы даже не живем вместе! Она еще полгода назад уехала к теще в Ростов.

– Правда? – Тут Турецкий усмехнулся. – А гости из провинции, о которых вы давеча говорили, это случайно не жена и теща?

В груди Родиона что-то забулькало, как в глотке у рассерженного зверя.

– Перестаньте ухмыляться, – прорычал он, глядя на Турецкого пылающими от ярости глазами. – Иначе мне придется стереть эту ухмылку с вашего лица.

– Вот уж не подумал бы, что вы такой чувствительный, – небрежно сказал Александр Борисович, тоже чувствуя, как в груди у него поднимается глухая ярость. – Интересно, а если бы Марина согласилась? Что бы вы делали дальше? Познакомили бы ее с женой и дочерью и зажили бы все вместе – одной счастливой семьей?

Плотников вскочил со скамейки. Он навис над Турецким, сжимая кулаки, и прорычал:

– А ну встань!

– Зачем? – поинтересовался Александр Борисович, с любопытством разглядывая Плотникова, как энтомолог разглядывает интересный экземпляр насекомого.

– Встань, чтобы я смог набить тебе рожу, – гневно прохрипел Родион.

– Что вам мешает набить мне рожу в сидячем положении? – насмешливо поинтересовался Турецкий.

– Я не бью сидячих.

– Правда? В таком случае, это ваша проблема. Послушайте, Плотников, хватит валять дурака. Девушка, с которой вы встречались, пропала. Вы – главный подозреваемый. Не в вашем положении изображать из себя Майка Тайсона.

Родион молчал, хрипло дыша и сжимая кулаки.

– Ну, хорошо, – кивнул Александр Борисович. – Допустим, мы набьем друг другу физиономии. И что это изменит?

– Для меня кое-что изменит, – сказал Родион и зловеще улыбнулся. – По крайней мере, я получу от этого удовольствие.

Турецкий покачал головой:

– Вряд ли. Я неплохой боец, уверяю вас. У меня была сложная жизнь, и я кое-чему научился. А к вам я пришел не драться, а выяснить истину. Истину, Плотников. А вы ведете себе как несмышленый ребенок. Если вы не хотите разговаривать, мне придется побеседовать с вашей женой и расспросить обо всем ее.

– Думаешь, я тебя к ней пущу?

– Думаю, я в любом случае найду способ с ней встретиться, – спокойно сказал Турецкий. – Потому что мне платят за мою работу, и я обязан делать ее хорошо. Так что кончайте паясничать и садитесь. Мы должны закончить разговор.

Плотников еще несколько секунд постоял, затем нехотя опустился на скамейку.

– Рад, что вы приняли правильное решение, – сказал Александр Борисович.

– Просто я решил, что набить вам рожу всегда успею, – огрызнулся Родион.

– И это правда, – кивнул Турецкий. – Итак, я хочу знать, какие у вас были планы относительно Марины? Только отвечайте честно и серьезно, без ваших пафосных выкрутасов.

– Планы были серьезные, – угрюмо ответил Плотников. – Я собирался развестись с женой и жениться на Марине.

– Вы ведь о ней почти ничего не знаете.

– Я знаю, что люблю ее. Этого достаточно.

– Что она вам о себе рассказывала?

Плотников мрачно покосился на Турецкого:

– А вам не кажется, что вы лезете не в свои…

– Не кажется, – перебил его Александр Борисович. – Пока девушка не нашлась, это мои дела. Итак, что она вам о себе рассказывала?

Плотников отвернулся, вздохнул и ответил:

– Да почти ничего. Ей казалось, что чем меньше мы друг о друге знаем, тем интереснее. Я догадывался, что она не бедствует. У нее были дорогие вещи. И в ресторане, в который я ее привел, она смотрела на еду брезгливо, как дворянка на крестьянскую еду. Поначалу меня это даже встревожило. Но потом я понял, что с Мариной все в порядке. Даже если у нее есть деньги, они абсолютно ее не испортили.

– Она не говорила вам, оттуда родом?

Плотников покачал взлохмаченной головой:

– Нет.

– А о родственниках не рассказывала?

– Не рассказывала.

– О друзьях, знакомых?

– Я же вам говорю – нет.

– О чем же вы говорили? – слегка удивленно поинтересовался Турецкий.

– О всякой всячине. Думаете, кроме родственников, людям и поговорить не о чем.

– Но должна же она была хоть что-то о себе рассказать! – гнул свою линию Турецкий.

– Да ничего она не рассказывала! – снова вспылил Плотников. – Мы просто болтали. Шутили, смешили друг друга, гуляли. Я рассказывал ей про Москву. А она… – В кармане у Плотникова зазвонил телефон. – Извините…

Он достал трубку, клацнул по кнопке и приложил к уху.

– Алло… Да-да, заказывал… Да, рамы. Пришлите по тому же адресу, что и раньше… – Плотников покосился на Турецкого и сказал: – Ну, примерно через час… Хорошо. Спасибо!

Он отключил связь и убрал телефон в карман.

– Что, решили поменять рамы на окнах? – поинтересовался Александр Борисович.

– Да, пора бы уже, – неохотно ответил Плотников.

– Я бы мог посоветовать хорошую фирму, но вижу, вы уже обо всем договорились.

Плотников ничего на это не ответил.

– Вернемся к нашему разговору, – сказал Александр Борисович. – Итак, вы рассказывали Марине про Москву? Выходит, она плохо знала столицу?

– Нет, не то. Насколько я понял, она передвигалась по Москве только в автомобиле, – объяснил Плотников. – А я научил ее ходить по городу пешком. Шляться по бульварам и площадям, глазеть на прохожих, есть мороженое в парках.

– И это все? – снова спросил Александр Борисович. – Это все, что вы делали?

– Почти.

– Но, кроме прогулок, у вас был еще и секс, – сказал Турецкий.

Плотников снова вскочил со скамейки.

– Знаете что… – глухо проговорил он. – Скажите спасибо, что вы сыщик, и что ищите Марину. Если бы я не думал, что вы можете принести ей пользу, я бы выбил вам мозги.

«Похоже, я его по-настоящему достал, – удовлетворенно подумал Турецкий. – Надавить бы на него еще посильнее, да видно уже не получится. А жаль – раскололся бы, как гнилой орешек».

– Спасибо, что были терпеливы, – сказал Турецкий, на этот раз без тени насмешки. – Вы правы, если Марина попала в беду, я могу быть ей полезен. Надеюсь, что с ней все в порядке. Но я хочу, чтобы вы помнили: если вдруг милиции случится найти труп Марины, вы будете первым, к кому они заявятся. И разговаривать они с вами будут не так, как я.

Говоря это, Турецкий внимательно разглядывал лицо Плотникова. Когда он произнес слова «труп Марины», лицо Родиона исказилось, словно его стянула болезненная судорога, а веки дрогнули.

«Похоже, он все-таки ни при чем», – подумал Александр Борисович.

Он тоже поднялся со скамейки.

– Но я надеюсь, что с Мариной все в порядке, – повторил Турецкий и протянул Плотникову руку. – Всего доброго.

Плотников посмотрел на протянутую руку, помедлил несколько секунд, потом хоть и нехотя, но пожал ее.

– Если что-нибудь узнаете, позвоните мне, хорошо?

– Хорошо, – кивнул Турецкий.

– И не думайте, что я хотел посмеяться над Мариной или как-то использовать ее. Все, что я вам сказал про отношения с женой, правда.

– Надеюсь, что так.

Плотников повернулся и зашагал к подъезду, но, сделав всего пару шагов, вдруг остановился. Медленно повернулся к Турецкому и сказал:

– Не хотел вам говорить… Но вдруг это пригодится.

– Что? – спокойно спросил Александр Борисович.

– Ночью… пока я спал… Марина рылась в моих вещах.

– То есть? – прищурился Турецкий.

– То и есть. Обыскала мою одежду и шкафы. Причем сделала это аккуратно. Я бы даже сказал – профессионально. Дело в том, что жена… когда мы еще жили вместе… постоянно искала у меня «заначки». И я научился нескольким фокусам… В общем, я умею определять, когда трогают мои вещи.

– Что она искала?

Плотников пожал плечами:

– Понятия не имею. Я ей ничего не сказал. Мало ли, какие у нее могли быть причины? Может, она хотела убедиться, что я не женат, и для этого искала мой паспорт.

– Нашла? – поинтересовался Александр Борисович.

Плотников усмехнулся и покачал головой:

– Нет.

Затем отвернулся и снова зашагал к подъезду. На этот раз он больше не останавливался.

* * *

Звонок телефона разбудил Турецкого в час ночи.

– Алло, Александр Борисыч, это Плетнев!

– Да, Антон. Привет. – Рука потянулась за сигаретой. – Что случилось?

– Недалеко от дома Родиона Плотникова есть пруд.

– Ну да, есть. Я проходил мимо.

Турецкий вставил сигарету в губы и взял со столика зажигалку.

– Так вот, час назад в этом пруду нашли труп!

Зажигалка замерла в пальцах Турецкого.

– Как труп? Какой труп?

– Труп женщины. Молодой женщины.

Турецкий ошалело тряхнул головой и крутанул колесико зажигалки.

– Александр Борисыч, ты меня слышал?

– Слышал, Антон, слышал. – Турецкий махнул рукой, отгоняя от лица табачный дым. – Его уже…

– Труп нашли мальчишки! – выпалил Плетнев. – Гоняли по пруду плоты, ну и нарвались.

– Ясно. Его уже опознали?

– Нет. Дело в том, что труп этот… без головы.

Лицо Турецкого оцепенело.

– Без головы? – тупо произнес он.

– Да. Без головы и кистей рук. Голова и руки отпилены.

– Черт… – выдохнул Александр Борисович вместе с дымом. – За Плотниковым уже выехали?

– Да, его уже взяли. Сейчас с ним беседует следователь.

– Да, дела, – тихо проговорил Турецкий.

– Не хочу показаться циником, но нам это на руку, – сказал Плетнев. – Нашу работу можно считать выполненной. Вот только не знаю, как теперь поступить с гонораром. Нужно, наверно, его вернуть Шиловой. Как ты считаешь?

– Это ты у нее спросишь. Ты ей уже звонил?

– Да. Завтра утром она поедет на опознание. В восемь часов.

– Н-да… – хмуро проговорил Турецкий.

– Может быть, это еще и не Соловьева, – предположил Плетнев.

– Все может быть. – Турецкий глянул на часы. – В общем, план действий у нас с тобой будет следующий. Если будут еще какие-нибудь новости – тут же позвони мне. Если нет, то поговорим обо всем утром.

– Хорошо. А что ты предпримешь сейчас?

– Сейчас? Сейчас, Антон, я лягу спать. День был тяжелый. Постарайся не будить меня без повода. Договорились?

– Договорились, – запнувшись, ответил Плетнев.

– Ну, бывай.

Турецкий брякнул трубку на рычаг.

Он докурил сигарету, затем вмял ее в пепельницу, как вдруг услышал у двери какое-то движение. Александр Борисович поднял голову и увидел, что в дверях, кутаясь в халат, стоит Ирина.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Нет, ничего, – ответил Турецкий.

– Но у тебя был взволнованный голос.

– Тебе показалось.

– Правда?

– Правда. Иди спать.

– А ты… так и будешь здесь… на этом диванчике?

– Так и буду. Мне рано вставать, не хочу тебя будить утром.

– Что ж… спокойной ночи.

Ирина повернулась и вышла из комнаты.