Текст книги "Последняя роль"

11

Город Лебедянск оказался не таким уж паршивым и заброшенным местом, как ожидал Александр Борисович Турецкий. Население его составляло девяносто тысяч жителей. И судя по аншлагу в театре «Глобус», как минимум, половина из них были завзятыми театралами.

Сегодня вечером давали шекспировского «Генриха IV». Турецкий сидел в первом ряду и с интересом следил за развитием сюжета. Актеры справлялись с ролями неплохо. Разве что Фальстаф был чересчур молод и не достаточно упитан (седой парик и подушка под камзолом почти не спасали ситуацию), а отважный Готспер Горячая Шпора был неубедительно бледен и худосочен. Поэтому, когда он уверял:

 
Во мне опасность зажигает кровь,
Не нахожу забавы в травле зайцев:
Достойнее охотиться на львов, —
 

– верилось в это с трудом. В остальном игра и внешность актеров не вызывали нареканий.

– Если я вру, – кричала на сцене старая трактирщица, – то нет во мне ни правды, ни совести, ни женской чести!

– Их и нет в тебе, – с ухмылкой сообщил толстяк Фальстаф. – Правды в тебе – что в вареном черносливе, а совести не больше, чем в лисице, выкуренной из норы. Что же касается женской чести, то чего бы то ни было женского в тебе столько же, как в полицейском надзирателе. Пошла отсюда, тварь ты этакая, пошла!

Трактирщица возмущенно заохала, а публика в зале покатилась со смеху.

«Театр, в самом деле, процветает, – размышлял Александр Борисович, незаметно оглядывая зал. – Если здесь постоянно такие аншлаги, то Шиманов, будучи спонсором, отнюдь не меценат».

– Я порядочная женщина в законном браке, – продолжала возмущаться трактирщица. – А вот ты, хоть ты и рыцарь и дворянин, а ты подлец, если говоришь обо мне такие гадости!

– А ты, хоть ты и хозяйка, а животное, если все время споришь со мной! – грозно крикнул на нее толстяк.

– Какое такое животное? А? Моментально отвечай, какое животное?

Фальстаф выпятил живот, почесал бороду и выдал:

– Выдра – вот какое!

Какое животное?

Актеры играли так комично, с таким невообразимыми ужимками, что публика в зале покатывалась со смеху.

После того, как спектакль окончился, Турецкий проник за кулисы, чтобы побеседовать с актерами. Первым он выбрал исполнителе роли Фальстафа. Просто потому, что Фальстаф был любимым шекспировским героев Турецкого.

Войдя в гримерку, он посмотрел на актера, который успел вынуть из-под камзола подушку и снять седой парик, превратившись в худощавого, носатого мужчину лет тридцати.

– Сэр Фальстаф, я полагаю? – с улыбкой осведомился Александр Борисович.

– Пусть я стану тухлой селедкой в уксусе или комом протухших сливок, если это не так! – весело пробасил в ответ актер. Он протянул руку Турецкому и представился: – Денис Бычихин! Еще не народный, но уже заслуженный!

– Александр Борисович Турецкий. Раньше… не знаю, кто раньше, но теперь – заслуженный, это точно.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Присаживайтесь, – пригласил актер, указывая на кресло. – Прокофьев мне о вас говорил. Полагаю, вы пришли поговорить о Кате? Ничего, если по ходу разговора я буду стирать грим и переодеваться?

– Ничего. У вас тут можно курить?

– Запросто, – ответил актер.

Александр Борисович закурил, исподволь разглядывая лицо Бычихина, затем спросил:

– Скажите, Денис, куда, по-вашему, могла деться Екатерина Шиманова?

– Куда? – Обрабатывая лицо тампоном, смоченным в лосьоне актер усмехнулся и пожал плечами. – Понятия не имею. Катя – весьма сумасбродная девица. Не удивлюсь, если она объявится завтра утром и скажет, что летала в Париж с каким-нибудь новым ухажером.

– А что, у нее много ухажеров?

– Не знаю. Катя – очень скрытная девушка. Помню года два назад к ней на спектакли таскался какой-то тип. Катя сказала, что это «так, один знакомый». А вскоре я увидел ее «знакомого» в теленовостях, когда он жал руку президенту России.

– Кто это был?

– Какой-то политик из молодых да ранних. Я в них плохо разбираюсь, а имен никогда не запоминаю.

– Екатерина до сих пор поддерживает с ним отношения?

– Да что вы! Это давняя история. С тех пор она сменила полдюжины кавалеров. Только подолгу рядом с ней никто не задерживается.

– Почему?

– Ох, если бы я знал, – улыбнулся актер. – Может быть, она их отшивает. А может, они сами бросают ее. Характер-то у Катьки не сахар.

– Кто был ее последним увлечением?

– Последним? Гм… Я несколько раз видел ее с каким-то парнем. Так, ничего особенного. Не звезда, не миллионер, не политик. Точно не помню, кто он, но по-моему, чуть ли не слесарь из автосалона. А может, токарь? В любом случае, простой работяга.

– Вас это не удивило?

Актер повернулся и посмотрел на Турецкого.

– Меня? А почему это должно было меня удивить?

– Ну, не знаю, – пожал плечами Александр Борисович. – Гуляла с политиками и толстосумами, а тут снизошла до простого слесаря.

Бычихин улыбнулся.

– А я свечку над их постелью не держал, – иронично сообщил он. – И почему она его выбрала, не знаю. Может, у него мужское достоинство размером с баклажан? А может, мозги, как у Эйнштейна? А может, это судьба. Помните, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите»? «Любовь выскочила перед нами внезапно, как убийца с ножом в руке». Может быть, Данилов – ее Мастер, а она – его Маргарита.

При этих словах лицо артиста приобрело какое-то странное выражение. Впрочем, выражение это было мимолетным, и Александр Борисович не взял его в расчет.

– Да уж, Динила-мастер, – усмехнулся Турецкий, погруженный в свои мысли.

Бычихин внимательно на него посмотрел и вдруг рассмеялся.

– Вы знаете, Александр Борисович, женское сердце вообще загадка! Они и сами себя не знают, куда уж нам? «Нам только в битвах выпадает жребий. А им дано, гадая, умереть!»

– Мандельштам?

Актер улыбнулся.

– Пастернак. Так что, Александр Борисович, если вы рассчитывали найти в моем лице помощника, то вынужден вас разочаровать. Я мало общался с Катей вне сцены и совершенно не представляю, куда она исчезла.

– Ясно. А кто может быть в курсе? С кем она дружила?

– Катя-то? Да ни с кем. Она была, что называется, alone wolf. Одинокая волчица. Так что, сплошной феерией ее жизнь не назовешь.

Турецкий затянулся сигаретой и спросил:

– У нее был настолько тяжелый характер?

– Не то чтобы тяжелый. Я бы сказал, неуживчивый. С ней можно было быть приятелем, но другом… – Актер грустно улыбнулся и медленно покачал головой.

– А в чем выражалась ее неуживчивость? – спросил Турецкий. – Она с кем-то ссорилась? Ругалась? Может, выясняла с кем-то отношения?

– Нет-нет, ничего подобного, – заверил Турецкого актер. – Она всегда была корректна и сдержана. Когда шутили, улыбалась, когда жаловались на жизнь, кивала. Но мыслями она в это время всегда была далеко. Вы читали Герберта Уэллса?

– Кое-что.

– У него есть один забавный рассказ. Там человек просыпается утром и обнаруживает, что видит перед собой берег моря и пальму. Он пытается дотронуться рукой до пальмы, но рука проваливается и натыкается на какую-то вазу, хотя никакой вазы не было видно. Смысл в том, что мужчина по-прежнему был в своей городской квартире, но взгляд его каким-то образом переместился за тысячу миль, на берег моря.

– Действительно, забавно, – сказал Турецкий.

Актер улыбнулся.

– С Катей та же история. Она слушает вас, смотрит на вас, но взгляд ее блуждает далеко отсюда. Она смотрит на вас, а видит перед собой полосу морского прибоя и заходящее солнце. И так всегда. Как видите, дружить с такой девушкой очень нелегко.

– Действительно, – согласился Александр Борисович, пуская дым. – А сколько лет она уже в театре?

– О, много! Мы пришли с ней почти одновременно. Постойте… когда же это было? – Бычихин задумался. – Лет пять… Нет, шесть назад! Катя тогда только-только закончила театральное училище и пришла работать в театр.

– Где она училась? – спросил Турецкий.

– В Ленинграде… То есть, в Петербурге. В ЛГИТМИКе. Слышали про такой?

– Слышал.

Актер протер лицо влажной салфеткой и сказал:

– Вот, в общем-то, и всё, что я о ней знаю.

Переговорив с Фальстафом, Александр Борисович встретился поочередно с принцем Гарри, Готспером, Нортумберлендом, леди Мортимер и трактирщицей мистрис Куикли. Однако все они, вместе взятые, знали о Екатерине Шимановой не больше, чем Фальстаф.

Выходя из театра, Турецкий нос у носу столкнулся с Шимановым.

– Как продвигается расследование? – осведомился тот.

– Нормально.

Турецкий хотел уйти, но Шиманов удержал его, положив руку на плечо.

– Я не хочу, чтобы вы считали меня своим врагом, Александр Борисович, – пробасил он. – Вы играете на моей стороне, поэтому в этом деле мы с вами – коллеги.

– В «этом деле»? Если не ошибаюсь, речь идет об исчезновении вашей дочери. А вы говорите об этом, как о бизнес-проекте. Странный вы человек, господин Шиманов.

– Я никогда не паникую раньше времени, – сухо сказал Сергей Николаевич. – Это мое основное правило, и я намерен следовать ему до конца.

– Вы просто железный дровосек, – усмехнулся Александр Борисович. – Между тем, возможно, что вашей дочери уже нет в живых.

Шиманов сдвинул брови и холодно произнес:

– Тем хуже для вас.

Турецкий посмотрел на руку бизнесмена, по-прежнему лежащую у него на плече. Шиманов разжал пальцы и убрал руку.

– Мой телефон у вас есть, – сказал Сергей Николаевич. – Можете звонить мне в любое время дня и ночи.

– Вы будете в городе?

Шиманов покачал головой:

– Нет. Завтра я уезжаю по делам. На пару дней. Но если я понадоблюсь, я прилечу.

Александр Борисович хмыкнул.

– Какая жертвенность. Всем бы таких отцов.

– Роль отца – самая сложная роль из тех, что мне доводилось играть, – медленно ответил на это Шиманов. – Я делаю всё, что могу, чтобы сыграть не хуже других.

– Браво, – сказал Турецкий. – Вы ошиблись всего в одном пункте.

– В каком?

– Отец – это не роль. Всего доброго!

Турецкий повернулся и зашагал прочь от театра. Впереди у него была, возможно, самая важная встреча за сегодняшний день.

12

Он вышел из гаража, с грохотом закрыл дверь, вставил ключ в замочную скважину и дважды с щелчком повернул его. Затем вынул изо рта окурок и швырнул его в лужу. Повернулся, чтобы идти, и увидел при свете фонаря, что к гаражу неспешной походкой приближается высокий мужчина.

«Кажется, у тебя снова гости, Леша», – сказал он себе, усмехнулся и сунул руку в карман. Мужчина остановился, не дойдя пяти шагов, посмотрел на него и сказал:

– Добрый вечер! Вас зовут Алексей Данилов?

Алексей чуть склонил голову набок и сказал:

– Допустим.

Мужчина двинулся вперед, но Алексей сделал предупреждающий жест и громко сказал:

– У меня в кармане куркач! Сделаешь еще шаг, и я продырявлю тебе башку!

Мужчина остановился. Несколько секунд он пристально смотрел на Алексея, после чего спокойно произнес:

– Я не причинную вам вреда. Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Я звонил вам сегодня днем, и мы договорились насчет встречи.

Алексей поднял руку и вытер вспотевший лоб.

– Черт, – пробормотал он. – Я совсем об этом забыл. Как вы меня нашли?

– Я зашел к вам домой, но дверь никто не открыл. В подъезде я встретил соседку. Она сказала, что вы в гараже, и объяснила мне, как вас найти.

– Ясно, – сказал Данилов и вынул руку из кармана.

Турецкий достал пачку «Честера» и протянул парню:

– Куришь?

Тот покачал головой:

– Нет. У меня свои. Без фильтра. – Он снова сунул руку в карман.

Мужчины закурили.

– Кстати, – снова заговорил Александр Борисович, – а что такое куркач?

– А ты не знаешь?

Турецкий покачал головой:

– Нет.

Парень усмехнулся.

– Сразу видно, что ты не рос в нашем городе. Это самодельный пистолет. Стреляет дробью. У нас такую штуку любой мальчишка за час соорудит.

– И какова убойная сила? – поинтересовался Александр Борисович.

– Если хорошо попасть, можно превратить человека в калеку, – ответил Данилов.

– Взглянуть можно?

Данилов усмехнулся.

– Я бы показал, но… – Он сунул руку в карман и достал связку ключей. – Это всё, что у меня есть.

– Понятно, – улыбнулся Турецкий. – Где мы можем поговорить?

– Да прямо здесь.

Александр Борисович обвел взглядом узкое пространство между гаражами.

– Не слишком уютное место, – заметил он.

– Зато безопасное, – ответил ему парень.

Турецкий стряхнул с сигареты пепел, изучающее посмотрел на парня и сказал:

– Видимо, вам есть чего бояться?

Данилов усмехнулся.

– Видимо, да, – сказал он.

Турецкий затянулся сигаретой, продолжая разглядывать парня. Худощавое, скуластое лицо, глубоко посаженные темное глаза, большой нос и низкий, чуть выпуклый лоб. Красавцем он не был, это точно. Однако взгляд прямой и бесстрашный, а губы упрямо сжаты. Парень явно не трус. И может за себя постоять. Чего же он боится? Прокофьев сказал, что с Даниловым «пристрастно побеседовали». Что это значит?…

Турецкий снова вгляделся в лицо парня. Фонарь светил тускло, но кое-что бывший «важняк» хорошо разглядел. На левой скуле у парня он заметил легкую тень – синяк. По всей вероятности, от удара кулаком. Удар был несильный и имел, скорее, воспитательное значение.

Сигарету Данилов держал в левой руке, правую поднимал неохотно и как бы с трудом. К тому же, когда он отошел от двери гаража, он явно прихрамывал.

– Пару дней назад вас избили, так ведь? – спросил Александр Борисович.

– С чего вы взяли?

– Шиманов мне рассказал, – соврал Турецкий.

Парень еще крепче сжал губы, а взгляд его стал еще угрюмее.

– Что он вам еще рассказал?

– Немногое, – ответил Александр Борисович. – Рассказал, что у вас был роман с Екатериной, что вы просили его руки…

– Шиманов – болван! – угрюмо проговорил парень. – А Катьку не ищите.

– Почему? – насторожился Турецкий.

– Потому что она давно мертва. Ее придушили – быстро и безболезненно. А тело ее сожгли в городском крематории.

У Турецкого «отвалилась челюсть».

– То есть, как в крематории.?! – изумленно вымолвил он. – Откуда вы знаете?

– Я знаю ее папашу – этого достаточно.

– А-га, – задумчиво проговорил Александр Борисович, приходя в себя. – Выходит, это всё ваши предположения. Могу я узнать, на чем они основываются. Отец плохо обращался с Екатериной? Она вам что-нибудь рассказывала?

– Знаете что, идите-ка вы своей дорогой. Вы человек Шиманова, а значит, на стороне этого мерзавца. Что бы я вам ни рассказал, вы не поверите ни одному моему слову.

– Напрасно вы так думаете, – мягко проговорил Александр Борисович. – Я уже говорил вам по телефону, что единственная моя задача – найти девушку. Найти девушку, а не выгородить ее папашу, – повторил Турецкий сухо. – Если он в чем-то виновен, я выведу его на чистую воду.

– Шиманова? – с усмешкой пробормотал Данилов. – На чистую воду? – Он покачал головой. – Вы либо фантаст, либо врун, либо простак.

– Либо человек, который привык доводить дело до конца, – возразил Турецкий. – В любом случае, я стараюсь вести себя вежливо. А вы себя ведете глупо. Как, по-вашему, я найду девушку, если вы ни черта мне не рассказываете?

Парень задумался. Сигарета обожгла ему пальцы, и он швырнул ее в лужу.

– Ну, хорошо. Только имейте в виду, всё, что я скажу, я скажу не со зла. Люди Шиманова хорошо надо мной поработали два дня назад. – Парень усмехнулся. – Но я на них не в обиде. Они просто делали свою работу, а сломанное ребро рано или поздно срастется. – Данилов зажег новую сигарету, затянулся, выпустил облако дыма и сказал: – Мы с Катей любили друг друга. Но этот мерзавец, ее отец, не хотел, чтобы мы были вместе. Он постоянно настраивал Катю против меня. В конце концов, она его возненавидела. А заодно и меня. Она мне сказала: «Я устала он вас обоих и ничего уже не понимаю. Мне надо разобраться в своих чувствах».

– Это было в последнюю вашу встречу?

Данилов покачал головой:

– Нет. В предпоследнюю. Потом я как-то встретил ее на улице… Не случайно, конечно. Но я хотел с ней встретиться, поэтому подкараулил ее возле театра. Она была очень рада меня видеть. Сама бросилась мне на шею, стала целовать меня, говорить, что соскучилась. Я сказал: пошли в загс, у меня там работает двоюродная тетка, и нас распишут за пять минут.

– Ну, а она? – спросил Александр Борисович.

– Она сказала, что мы распишемся, но не сейчас. Сейчас ей нужно кое в чем разобраться.

– В чем именно?

Данилов вздохнул и покачал головой:

– Не знаю. Она мне не сказала. Не успела сказать. Там появились люди Шиманова, и Катя вынуждена была уйти с ними. – Парень затянулся и мучительно поморщился. – Я видел в ее глазах страх, понимаете? Страх.

– Может быть. Но с чего вы решили, что она боится своего отца? – спросил Турецкий.

– А кого еще? Когда она со мной разговаривала, она всё время оглядывалась. А потом, когда появились эти архаровцы, аж побледнела от страха.

– Что ж, подумать над этим стоит, – согласился Александр Борисович. – Но вам не кажется, что вы делаете слишком… далеко идущие выводы?

Данилов покачал головой:

– Нет, не думаю.

– И какова же ваша версия событий?

– Хотите версию? Пожалуйста. – Глаза Данилова широко раскрылись и замерцали в свете фонаря, голос стал возбужденным. – Катя узнала, что ее отец занимается чем-то незаконным. Может, где-то что-то услышала или прочла какой-нибудь документ. Стопроцентной уверенности у нее не было, поэтому она и сказала мне, что ей нужно кое в чем разобраться. Она выкрала у отца ключ и залезла в его сейф. Там она нашла бумаги, подтверждающие, что ее отец – негодяй и преступник. Отец застукал ее и предложил всё забыть. Катя отказалась. Она была очень честная девушка. Даже болезненно честная! Тогда Шиманов придушил ее и сбросил в реку.

Данилов затянулся сигаретой и бросил окурок на землю.

– Вот так, – мрачно сказал он. – Следы он замел. А потом вызвал вас, чтобы вы повесили смерть Кати на меня или еще на кого-нибудь. На того, кого он вам подсунет в качестве подходящей жертвы.

Александр Борисович слушал монолог парня молча. Когда тот замолчал, Турецкий сказал:

– Версия весьма правдоподобная. Но чтобы обвинять человека, одних предположений мало. Нужны факты и улики.

– Вот именно! – воскликнул Данилов. – Улики! Вы ведь сыщик? Значит, вы должны их достать. Должны, слышите! Хотя… – Парень вдруг скис и словно бы обмяк. – О чем я говорю? Вы ведь человек Шиманова. Вместе вы состряпаете такую версию, какая удобна ему. В любом случае, этот мерзавец выкрутится.

Глаза Данилова снова блеснули.

– Но знаете, что я вам скажу, – глухо и угрюмо произнес он, глядя на Турецкого исподлобья. – Я всё равно найду способ ему отомстить. Так что, пусть он лучше убьет меня, как убил Катю. Иначе ему несдобровать.

Александр Борисович усмехнулся.

– Вы, Данилов, очень решительный человек. Но не очень далекий. Я приехал сюда, чтобы разобраться в исчезновении девушки. Но я не хочу, чтобы вы путались у меня под ногами и мешали мне.

– Вам? – с убийственным сарказмом в голосе спросил Данилов. – А может быть, ее папаше?

– Мне, – спокойно ответил Турецкий. – В Москве меня ждут дела, поэтому я постараюсь раскрыть это дело быстро. Вы, конечно, поступите так, как считаете нужным, но у меня к вам просьба: не предпринимайте ничего… Хотя бы неделю. Дело слишком запутанное, и ваша горячность может всё испортить.

– Неделю? – Данилов усмехнулся. – А что эта неделя изменит?

– Надеюсь, что очень многое, – устало ответил Александр Борисович. – Но если вы задумаете устроить вендетту или будете путаться у меня под ногами, я приму меры, чтобы изолировать вас. По крайней мере, на тот срок, пока я здесь. Вы меня поняли, Данилов?

– Прекрасно понял.

– Надеюсь, что так. Всего хорошего!

Александр Борисович повернулся, чтобы уйти, но Данилов его окликнул.

– Эй, вы, сыщик!

Турецкий обернулся. Парень стоял, набычившись и сунув руки в карманы брюк.

– Поговорите с Анной. Она – лучшая подруга Кати.

– Кто она и как мне ее найти?

– Работает в театре.

– Актриса?

Данилов покачал головой:

– Нет. Среди актрис у нее подруг не было, она говорила, что они все – стервы. Анна – костюмер.

– Как фамилия?

– Это вы выясните без меня.

Данилов сплюнул на асфальт и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

13

Турецкий лежал в горячей ванне, наполненной белоснежной пеной, и разглядывал пальцы своих торчащих из воды ног. В губах у него дымилась сигарета. Вдоволь налюбовавшись пальцами, он вынул изо рта сигарету, ткнул ее в пепельницу, затем смочил в воде маленькое полотенце и положил его себе на лицо.

«Вот он – кайф!».

Однако вдоволь «покайфовать» он не успел. На полочке перед зеркалом задребезжал и зазвенел телефон.

Турецкий с досадой откинул полотенце, протянул руку и снял трубку.

– Алло, Саша? – услышал он в трубке голос Плетнева.

– Да, Антон, я. Привет!

– Добрый вечер! Не смог дозвониться тебе на мобильный.

– Аккумулятор разрядился. Давно собираюсь поменять эту рухлядь, да все недосуг. Как дела?

– Держимся. Щеткин уже подключился. Митрохин пока войну не объявил, но мы уже приступили к сбору разведданных.

– Молодцы. Давай подробнее.

– Да пока рассказывать нечего.

Плетнев в нескольких словах обрисовал Александру Борисовичу ситуацию.

– Вот, такие дела, – закончил он.

– Ясно. – Александр Борисович помолчал, собираясь с духом. – Слушай, Антон, ты случайно к Ирине не забегал? Как она там? Поджелудочная не пошаливает?

– Я думал, ты с ней на связи.

Турецкий хмыкнул.

– Я-то на связи, но разве она что-нибудь скажет? «У меня всё в порядке, соскучилась, приезжай быстрей!» Вот и весь разговор.

– Ну, она сегодня утром забегала к Ваське в школу.

– И как? Как она выглядит?

– Как всегда – потрясающе! – со смехом сказал Плетнев.

– Ну, ты не слишком там резвись.

Турецкий сдвинул брови. Значит, Плетнев ничего подозрительного не заметил. Сказать или не сказать ему о том, что за Ириной установлена слежка? С одной стороны, нельзя пускать такие вещи на самотек. С другой… можно всё испортить одним неосторожным действием.

– Слышь, Антон…

– Что?

– У меня есть подозрение, что за Ириной могут следить.

– Следить? – встревожено повторил Плетнев. – Кто?

– Давай я пока ничего тебе не буду рассказывать. Ты просто проверь, ладно? Только не привлекая внимания. И лучше сам этим не занимайся. Попроси кого-нибудь из наших ребят. Но только по тихому, чтобы об этом знало как можно меньше народу.

– Хорошо, Саш. Обязательно проверю. – Плетнев секунду помолчал и добавил: – Я, конечно, проверю. Но что делать, если это правда? Узнать, кто установил наблюдение?

– Нет, не надо. Просто проверь, и всё. Если мое подозрение подтвердится, я скажу, что делать дальше.

– Ладно, как скажешь.

– Вот и хорошо. – У Турецкого стало чуть легче на душе. – Как там твой Васька?

– Как всегда. Вчера на уроке химии взорвал самодельную магниевую бомбочку. Теперь меня вызывают на педсовет. Хорошо еще, никто не пострадал, но учительница до сих пор бледная ходит. Ума не приложу, в кого он у меня такой?

– Видать, есть в кого, – с улыбкой заметил Александр Борисович. – Ладно, Антон, до связи.

– Аккумулятор заряди!

– Обязательно.