Текст книги "Рождение трагедии из духа музыки"

А то, что это воздействие необходимо, каждый может всего вернее ощутить при посредстве интуиции, если он хоть раз, хотя бы во сне, перенесется чувством в древнеэллинское существование; бродя под высокими ионическими колоннадами, подымая взоры к горизонту, очерченному чистыми и благородными линиями, окруженный отображениями своего просветленного образа в сияющем мраморе, среди торжественно шествующих или с тонкой изящностью движущихся людей, с их гармонически звучащей речью и ритмическим языком жестов, – разве не возденет он рук к Аполлону и не воскликнет под напором этой волны прекрасного: «Блаженный народ эллинов! Как велик должен быть между вами Дионис, если делосский бог счел нужными такие чары для исцеления вас от дифирамбического безумия!» А настроенному так человеку престарелый афинянин мог бы возразить, бросив на него возвышенный взор Эсхила: «Но скажи и то, странный чужеземец: что должен был выстрадать этот народ, чтобы стать таким прекрасным! А теперь последуй за мной к трагедии и принеси со мной вместе жертву в храме обоих божеств!»

Рождение «Рождения трагедии»

«Рождение трагедии из духа музыки» – одно из ранних произведений Ф. Ницше. До этого были опубликованы лишь несколько филологических статей. Ницше «начинается» именно с этой работы. Она была написана за период с 1869-го по 1871 год (завершен текст был в феврале 1871 года). Первоначально Ницше колебался с самим названием работы: «Греческая веселость», «Опера и греческая трагедия», «Происхождение и стиль трагедии». В апреле 1871 года рукопись была передана в Лейпциг издателю Энгельману, который отказался ее печатать. В ноябре 1871 года с добавлениями книга была взята другим издателем – Э. В. Фришем и вышла в свет в начале 1872 года. В 1886 году, подготавливая второе издание «Рождения трагедии», Ницше дополнил его «Опытом самокритики», где критически оценил некоторые моменты, связанные с его охлаждением к Рихарду Вагнеру.

Отказ Энгельмана печатать «Рождение трагедии» не случаен. Ницше, до того времени работавший как «примерный ученик» филолога-классика Ричля, пытается в первой же своей книге раздвинуть горизонт классической филологии: исследование генезиса аттической трагедии меньше всего похоже на штудии классической филологии середины XIX века. Соответственно Ницше сразу же – и до последних дней своей жизни – обеспечил себе ореол скандальности и славу провоцирующего на резкую отповедь мыслителя.

Итак, ранний Ницше: «рождение» Ницше – «Рождение трагедии». В данной работе, несмотря на то что это первое значительное произведение, мы можем обнаружить все основное, что потом будет развиваться на протяжении всего его творчества: дионисическое и аполлоническое начала, переоценка ценностей, генеалогический метод, антихристианство, критика «идеализма» и т. д., вплоть до самого афористического стиля, свойственного почти всем произведениям немецкого мыслителя.

Можно назвать два вектора, на пересечении которых локализуется данное произведение немецкого мыслителя. Это – Рихард Вагнер[90]90
  Вагнер Рихард (1813–1883) – немецкий композитор, дирижер, литературный публицист, которому Ф. Ницше и посвящает «Рождение трагедии из духа музыки». Автор таких известных опер, как «Лоэнгрин», «Парсифаль», «Тристан и Изольда», «Летучий голландец», тетралогии «Кольцо Нибелунгов» – «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид», «Гибель богов» и пр.


[Закрыть] и Артур Шопенгауэр. «Рождение трагедии из духа музыки» обязано именно им. В этой работе мы без труда обнаружим значительное влияние указанных фигур. Однако говорить о том, что мы имеем перед собой «компендиум» взглядов Шопенгауэра и Вагнера, – слишком сильное преувеличение. Как говаривали стоики: «Что истинное – то и мое». Находиться под влиянием того или иного мыслителя, принимать некоторые его взгляды – отнюдь не значит становиться слепым апологетом, особенно если речь идет о Фридрихе Ницше. Факт влияния Р. Вагнера и А. Шопенгауэра на Ницше – факт общеизвестный, и мы не собираемся ставить его под сомнение. В данном случае нам необходимо увидеть это влияние как горизонт, как перспективу, как, наконец, поле, на котором разворачивается подлинно аутентичное действие «Рождения трагедии».

Итак, первое произведение Ницше отмечено сильным влиянием Шопенгауэра и Вагнера. Влияние Рихарда Вагнера носило скорее экзистенциальный оттенок. Первоначально «Рождение трагедии из духа музыки» не предполагало обращения к современной ситуации, в особенности же к «оптимистическим выводам» относительно возможности возрождения «греческого духа» в вагнеровских мистериях-операх. Добавления, которые внес Ницше в первоначальный план, имели целью скорее поддержать друга, находившегося в то время в депрессии, а также сформировать более доброжелательное отношение общественности к творчеству и «потенциям» вагнеровской музыки, еще не нашедшей к тому времени своего «адресата».

Нужно отметить, что сам Вагнер находился под влиянием шопенгауэровской мысли, с которой он познакомился в 1854 году, особенно его эстетики, в которой Шопенгауэр, онтологизируя искусство, отводит совершенно уникальную роль музыке. Но прежде чем описать в «двух словах» своеобразие эстетики Шопенгауэра, мы позволим дать краткий абрис его системы, которую, кстати, почти дословно в ряде мест «Рождения трагедии из духа музыки» воспроизводит Фридрих Ницше, поскольку это, возможно, необходимо для читателя, не знакомого с системой Шопенгауэра, и поскольку предлагаемое произведение Ницше можно более полно понять в перспективе сказанного Артуром Шопенгауэром.

* * *

В своем произведении «Мир как воля и представление» Шопенгауэр выстраивает довольно интересную систему, согласно которой существует два подхода, два «взгляда» на мир: мир как он есть сам по себе, или мировая воля, и мир как представление, т. е. мир, ставший предметом, объектом для взгляда. Собственно, говорить о двух мирах не совсем корректно. Есть мир сам по себе и тот же самый мир, ставший объектом рефлексии, отражения, взгляда. Мировая воля, мир как воля, мир сам по себе не является доступным рефлектирующему познанию. Познание всегда – это мир как представление. Воля сама по себе[91]91
  Необходимо указать, что шопенгауэровская воля генетически связана с кантовской системой. Можно говорить о том, что Шопенгауэр использует кантовскую схематику, о чем, кстати, говорил не раз и он сам: воля подобна вещи в себе, выстраивание мира как представления во многом подобно кантовской схеме познания и т. п.


[Закрыть] находится вне пространства и вне времени, не подчинена закону причинности, немножественна. То же, с чем мы как живые существа имеем постоянно дело, – это представление, объект, мир как представление. Он обладает определенными отличительными свойствами: любой объект дается в пространстве и времени (а через них – как материальный), подчинен закону причинности (закон основания, гласящий, что любое сущее дается как взаимосвязанное), множественности.

Мировая воля имеет ступени объективации, которые суть идеи. Эти ступени объективации выстраиваются в довольно традиционной манере лестницы, идущей от неживой природы (силы природы, материальность) через мир растительный к живому царству, венцом которого, естественно, является человек, получивший возможность абстрактного познания.

Особую роль у А. Шопенгауэра играет искусство, которое имеет дело не с реальным миром, и тем более с его творчески препарированным эрзацем, а с идеями, т. е. проникает в «промежуточное царство», некое междумирие мира как воли и мира как представления. Художник, творец – это чистое, безвольное око мира, безвольный субъект, т. е. тот субъект, который уже частично сложил с себя путы мира как представления (саму субъективность, время, пространство, служение закону причинности), а также отказался от бессмысленного служения мировой воле. Утешение, которое даруется созерцанием прекрасных образов-идей, исторгает нас из бессмысленного и жестокого мира, где все так или иначе выполняет волю мировой воли. Искусство, кроме всего прочего, обладает в системе А. Шопенгауэра онтологическим статусом, поскольку лишь через него, а не посредством научного исследования, которое, используя как свой инструмент закон, остается внутри мира как представления, мы можем хотя бы соприкоснуться с междумирием идей, т. е. войти в контакт с непосредственными объективациями мировой воли. Совершенно уникальным статусом в системе Шопенгауэра обладает музыка, которая оказывается не в ряду других видов искусств, но стоит особняком, выполняя иное предназначение. Подобный взгляд на музыкальное искусство, кстати, импонировал и привлекал не только Р. Вагнера, но и многих других композиторов. Музыка есть некий аналог воли, ее непосредственная объективация. Более того, мы даже можем говорить о том, что мировая воля объективируется двумя способами: как реальный мир представления и как мир музыки. Именно через музыку можно непосредственно соприкоснуться с мировой волей, без посредников-«идей».

* * *

Как уже отмечалось, «Рождение трагедии из духа музыки» тесно связано с системой Артура Шопенгауэра, но тем не менее уже здесь мы можем говорить о подлинном, аутентичном Ницше. Ницше не «застревает» на ученическом следовании А. Шопенгауэру, ибо ряд моментов, прежде всего связанных с персонализацией мировой воли в греческого бога Диониса, не столько развивают и дополняют систему Шопенгауэра, сколько дают простор подлинно аутентичному и самобытному мыслителю, каковым и был Фридрих Ницше.

Б. Г. Соколов