Текст книги "По Кавказу к Волге"

Фритьоф Нансен
По Кавказу к Волге

© Гаврюшин С. М., Рачинская Е. С., Фитисов Н. В., перевод, 2025

© ООО «Паулсен», 2025

От издателя

В 1925 г. норвежский полярный исследователь, ученый и общественный деятель Фритьоф Нансен прибыл в Советскую Армению с миссией, не менее сложной, чем его арктические экспедиции. Уже прославленный Нобелевский лауреат и Верховный комиссар Лиги Наций по делам беженцев, Нансен приехал на Кавказ, чтобы на месте оценить возможность переселения армян, ставших жертвами геноцида 1915–1922 гг., при котором пострадало более трети армянского народа. Полмиллиона беженцев было разбросано по всей Европе и Ближнему Востоку: Греции, Болгарии, Кипру, Сирии, Ливану и Палестине. По поручению Лиги Наций, совместно с Международной организацией труда и по договоренности с правительством Социалистической Советской Республики Армения Нансен через Константинополь, Батуми, Тифлис в июне 1925 г. приехал в Ереван, чтобы попробовать создать здесь некий территориальный очаг для армян. Его сопровождали английский инженер, специалист по гидротехническим сооружениям К. Дюпуи, французский ботаник Г. Карле, итальянский инженер Л. Савио, секретарь и переводчик международной комиссии Лиги Наций В. Квислинг. Нансен пробыл в республике больше двух недель, успел за это время провести переговоры с правительством Армении, посетить армянскую святыню – монастырь Эчмиадзин, детские сиротские приюты, несколько промышленных предприятий республики, принять участие в открытии Ширакского канала. По итогам поездки он пришел к выводу, что страна может обеспечить жильем и работой около 15 тыс. человек – для этого, по его мнению, нужно был создать систему ирригации на территории 36 тыс. га в пустынной области Сардарапат. Однако по ряду причин, финансовых и политических, несмотря на все усилия, этот проект ограничился переселением нескольких тысяч человек, чьи потомки и поныне проживают в двух селах – Нансен (Армавирская область) и Нансераван (Котайкская область), названных в честь великого норвежца в знак благодарности за его содействие беженцам. Свои впечатления от поездки Нансен изложил в книге «По Армении» (Gjennem Armenia. – Oslo: Jacob Dybwads Forlag, 1927).

Воспользовавшись приглашением председателя Дагестанского Центрального исполнительного комитета Н. Самурского и председателя Совета народных комиссаров Дагестанской АССР Д. Коркмасова, Фритьоф Нансен решил продлить путешествие по Кавказу и на обратном пути из Армении проехал через Грузию, Чечню и Дагестан, а затем из Махачкалы по Каспию отправился в Астрахань. Спустя четыре года он опубликовал описание этой поездки (Gjennem Kaukasus til Volga. – Oslo: Jacob Dybwads Forlag, 1929).

Сегодня книга, ранее изданная на норвежском и английском языках, пришла к русскоязычному читателю.

Фритьоф Нансен. Кавказ, 1925

Предисловие

Путешествие, о котором повествует эта книга, предпринято летом 1925 г. Оно стало продолжением поездки, описанной мной в предыдущей книге – «По Армении». Я хотел бы воспользоваться случаем и выразить благодарность президентам Республики Дагестан Самурскому и Коркмасову за редкое гостеприимство, оказанное мне и моему спутнику, и за интересное пребывание в этой необычной стране.

Благодарю также местные власти, особенно астраханские, за предоставленную нам помощь во время путешествия.

Дать сколь-нибудь полное представление о землях, по которым пролегал наш путь, и о множестве народностей, их населяющих, в таком кратком описании не представляется возможным, принимая во внимание быстротечность поездки, а также разнообразие и ошеломительность впечатлений. За более полными сведениями о природных условиях и многообразии народностей Кавказа и Дагестана читателю предлагается обратиться, в частности, к следующим трудам: Эркерт «Кавказ и его народы» (1887); Мерцбахер «Из высокогорных районов Кавказа» (1901); Фрешфилд «Исследование Кавказа» (1902); путевые заметки К. Хана «С Кавказа» (1892) и прочие, написанные в 1896, 1900 и 1911 гг. Хороший свод знаний по антропологии и образу жизни различных кавказских народов можно найти у Артура Бихана в работе «Кавказские народы» (Г. Бушан «Иллюстрированное народоведение», т. II, ч. 2, 1926).

Важнейшими источниками для изучения многолетней освободительной борьбы кавказских народов с владычеством Российской империи являются многочисленные русские военные рапорты о походах, описания развития и хода сражений и т. д. Опираясь главным образом на эти опубликованные русскоязычные источники, Джон Ф. Баддели подготовил труд «Русское завоевание Кавказа» (1908), в котором описывается борьба дагестанцев и чеченцев за свободу. Учитывая характер этих источников и отсутствие источников у противоположной стороны, можно предполагать, что эта ценная работа, по крайней мере отчасти, выражает российскую точку зрения на ход боевых действий и обстановку в Дагестане, хотя автор и старался по возможности этого избежать. Представляется, что в работе Боденштедта «Народы Кавказа и их освободительная борьба с русскими» (1855), напротив, пророссийские взгляды менее явны; однако автор не располагал ныне доступным богатым материалом российских источников. Книга «Кавказ» Олафа Ланге, вышедшая в Копенгагене в 1891 г., представляет собой интереснейший анализ мюридизма и борьбы дагестанцев за свободу, правда, в основном опирающийся на работу Боденштедта. Польский автор Теофил Лапинский (Тефик-бей) в работе «Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских» (1863) увлекательно описывает бои черкесов и абхазцев и свое участие в них.

Эти вступительные слова нельзя завершить ничем иным, кроме сердечной благодарностью моему спутнику капитану Видкуну Квислингу за его постоянно любезное отношение и за неоценимую помощь, которую он оказал, владея русским языком и обладая разносторонними знаниями о тех местах, по которым нам довелось проезжать.

Фритьоф Нансен

Люсакер, ноябрь 1929 г.

Глава I
Тифлис

Наша комиссия из пяти человек возвращалась из Армении, где по поручению Лиги Наций изучала возможности переселения туда армянских беженцев из Турецкой Армении, разбросанных по Европе и другим странам. В пятницу вечером, 3 июля 1925 г., мы ехали поездом домой из Эривани.

Еще стояло темное раннее утро, когда поезд резко затормозил, остановился и какие-то люди с шумом ворвались в соседнее купе, где спали мои товарищи. Им было велено поскорее собираться: автомобили, которые доставят их в Батум, уже ждут, а поезд долго стоять не будет.

Что это? И где мы? Мы были в Ленинакане, и автомобили до Батума и вправду были заказаны. Француз, ретивый Карлé, за секунду очнулся от сна и был готов – ведь это он телеграммой запросил автотранспорт. Англичанин Дюпуи еще толком не проснулся и, стоя в одних трусах, яростно протестовал против сего бессмысленного вторжения; о плане Карлé он ничего не знал и автомобилем ехать не желал. Итальянец, юный Ло Савио, тоже категорически отказывался; в итоге он повернулся лицом к стене и продолжил спать. А наш секретарь, норвежец Квислинг, которому ехать в Батум было не надо, хладнокровно наблюдал сию сцену.

Все дело было в пароходе из Батума в Константинополь. За много дней до отъезда из Эривани нас известили, что пароход отходит 6 июля; имея в виду эту дату, мы и планировали нашу поездку. Затем пришла телеграмма: пароход отходит 4 июля, и получилось, что мы едва на него успеваем. А затем, в день отъезда из Эривани (2 июля), нам сообщили, что пароход отправляется уже на следующий день (3 июля), и в таком случае успеть на него на поезде не представлялось возможным. В ответ я телеграфировал в пароходною компанию, что мы будем придерживаться предыдущих телеграмм касательно времени отплытия и, если мои товарищи не успеют на пароход, я возлагаю всю ответственность на компанию, учитывая, что потом пароходов не будет несколько недель. Тем временем энергичный Карлé телеграфировал в Ленинакан и поинтересовался, нельзя ли предоставить им автомобиль, который доставит их через горы в Батум, чтобы они успели на пароход 3 июля.

Карлé надеялся, что ему удастся взять своих товарищей штурмом; однако перед лицом сей сонной апатии даже нашему любителю всякого рода авантюр пришлось сдаться, и поезд тронулся.

Прибыв наутро в Тифлис, мы обнаружили телеграмму, в которой сообщалось, что пароход отходит на следующий день. Мы с капитаном Квислингом собирались возвращаться домой через Россию и после обеда с грустью распрощались с нашими добрыми товарищами, которые последовали дальше поездом в Батум. Вместе мы провели несколько плодотворных недель и проделали, на наш взгляд, важную и нужную работу. Мы, оставшиеся, с благодарностью приняли любезное приглашение американской организации «Помощь Ближнему Востоку» пожить в их гостеприимном доме в Тифлисе.

Мир невелик; в этом чужом городе я неожиданно встретил госпожу Петрову, дочь моего друга Вурцеля, инженера путей сообщения, бывшего управляющего строительством железных дорог Российской империи. Вместе с ним я путешествовал по Сибири и Амурскому краю в 1913 г. Госпожа Петрова с мужем, который занимался страхованием, в основном в области земледелия, жила в Тифлисе уже много лет. С Петровыми и их прекрасной юной дочерью я провел приятный вечер у них дома. Они сравнительно неплохо пережили трудные времена, не испытав, в отличие от многих других, значительного количества лишений. Им удалось сохранить мебель и четыре комнаты, так что они жили относительно просторно. В Тифлисе, как и в большинстве крупных городов Советского Союза, остро ощущалась нехватка жилья и многим семьям приходилось довольствоваться одной комнатой.

По долгу службы господин Петров много разъезжал как по Грузии, так и по Армении, и условия в разных частях этих республик были ему хорошо известны. Тяжелые годы войны с турками негативно сказались и на сельском хозяйстве, особенно в Армении, где жители были доведены до нищеты, страна разорена и разграблена, а урожай неоднократно уничтожался турецкими ордами; вдобавок из-за границы с Турецкой Арменией многотысячными потоками неустанно прибывали изгнанные армянские беженцы. Зимой 1921/22 г. люди тысячами умирали от голода, и их телами были усеяны улицы Ленинакана, Эривани и других армянских городов; несмотря на отсутствие сильной засухи летом ситуация отчасти была не менее ужасна, чем в голодающих регионах Поволжья. Однако благодаря разумному управлению сельское хозяйство в значительной степени удалось восстановить, хотя многое еще нуждалось в улучшении.

У Петрова был юный сын, который, как и многие молодые люди в то время, собирался выучиться на инженера – очевидно, потому, что молодежь рассматривала индустриальное развитие и освоение огромных природных ресурсов страны как великую народную задачу будущего. Пока он трудился рабочим на строительстве большой плотины электростанции, которую возводили на Куре к северу от Тифлиса.

Мне предстояло провести переговоры с правительством Закавказья относительно работы нашей комиссии в Армении и нашего предложения о предоставлении займа в размере около 17 млн крон на орошение и возделывание пустынных территорий страны с целью переселения туда армянских беженцев. Армения, Грузия и Азербайджан образуют три автономные советские республики, со своим независимым правительством каждая. Они объединены в Закавказскую федерацию, управляемую вице-президентами республик, проживающими в Тифлисе. Федерация республик в свою очередь объединена с другими советскими социалистическими республиками под верховной властью Москвы.

Правительство Армении в Эривани целиком поддержало наше предложение. Затем я обсудил этот вопрос с Лукашиным, армянским вице-президентом Закавказского правительства, в присутствии армянского народного комиссара земледелия Ерзинкяна. К моему радостному удивлению, Лукашин заявил, что закавказское правительство также согласно и не возражает против предоставления займа через Лигу Наций.

Я опасался, что в этом вопросе возникнут затруднения, поскольку советское правительство Лигу Наций не признало. Лукашин заверил меня в готовности правительства Закавказья совместно с правительством Армении гарантировать возврат займа; он полагал, что в случае необходимости советское правительство и центральный государственный банк в Москве также дадут поручительство. Эти гарантии, по его мнению, надежны, и оформить заем на разумных условиях труда не составит. Его оптимизма в этом вопросе я не разделял и опасался, что европейские банкиры потребуют более ощутимого обеспечения, чем такого рода общие гарантии, которые вполне очевидно обесценятся в случае изменений в составе правительств. Несмотря на заверения Лукашина в отсутствии малейшей вероятности этого, банки все равно будут просчитывать все варианты. Я указал на большие трудности, которые нам пришлось преодолевать при предоставлении аналогичного займа на переселение беженцев в Грецию, хотя греческое государство и предложило определенные залоги и гарантии, стоимость которых значительно превышала сумму займа. Надо помнить, что банки начисто лишены эмоций и не действуют из гуманитарных соображений; это счетные машины, пусть их расчеты и не всегда мудры. Поэтому, с моей точки зрения, особое обеспечение в форме определенных ценностей или доходов для покрытия займа при любых вариантах развития событий, а также предоставление контроля над этими ценностями кредиторам значительно упростили бы дело. Наиболее простой путь – назначить залогом саму возделываемую землю, однако вся земля находится в собственности государства и, следовательно, продаже не подлежит. Лукашин предвидел большие трудности, и не усматривал в этом необходимости, как и не разделял моих опасений: ведь многосторонняя гарантия предоставлялась тремя правительствами и к тому же – могущественным Государственным банком Советского Союза; такое отношение можно истолковать как недоверие. Я ответил, что с нашей стороны недостатка в доброй воле и усилиях, разумеется, не будет; я хотел бы, чтобы он оказался прав; однако предвидел большие трудности[1]1
  К сожалению, мои опасения подтвердились: получить какой-либо заем для Армении под предоставленные гарантии без твердых залогов или обеспечения было невозможно. Банк ответил, что моя твердая уверенность в пунктуальности плательщиков – правительства Армении и советского правительства в Москве – наверняка оправдана; но я хотел бы получить заем, который придется выплачивать в течение пятнадцати лет; какие гарантии можно дать в отношении положения в этих странах через столь длительное время? – Здесь и далее прим. автора.


[Закрыть]. И мы расстались, выразив друг другу наилучшие пожелания.

Вечером наш друг Нариман Тер-Газарян давал ужин в лучшей гостинице города. Как представитель правительства Закавказской Федерации он сопровождал нас на протяжении всей нашей поездки по Армении и Грузии и олицетворял собой принимающую сторону. Мы прозвали его Наполеоном из-за его сходства с Наполеоном III. Когда ужин в конце концов, спустя пару часов после назначенного времени, начался, стол по обычаю был плотно уставлен изысканными блюдами и кувшинами с кавказским вином. На ужине присутствовали вице-президент Грузии, высокопоставленный армянин, оказавшийся заядлым охотником, и множество других людей. Настроение было приподнятым, один за другим поднимались лирические тосты за нашу комиссию и наше предприятие, за Армению, за Закавказье, за нашего любезного друга Наполеона и, не в последнюю очередь, за прекрасную Грузию. Конечно, теперь здесь была советская власть, презиравшая всякое барство, однако на память приходили славная история Грузинского царства и его расцвет времен прекрасной царицы Тамары. Грузины всегда были поклонниками женских прелестей и рыцарского поведения, что получило столь диковинную интерпретацию в поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», которая и по сей день, спустя 700 лет, живет на устах целого народа.

После ужина, под чудесно сияющей луной, мы отправились на автомобилях в горы и расположились на веранде ресторана, где нам подали орехи и вино. Зазвучали новые тосты и смех, не в последнюю очередь вызываемый рассказами о многочисленных странных случаях, произошедших с нашим армянским другом на охоте. Мы веселились под дивный аккомпанемент шарманки, фальшивые натужные звуки которой раздавались с дороги под нами. Мы даже задались вопросом, не специально ли для нас заказал ее наш заботливый хозяин Наполеон. В самых душещипательных местах берущих за душу мелодий некоторые тона выпадали, и это производило неизгладимое впечатление. Уцелевшие тона напоминали обломки зубов, еще сохранившиеся в беззубом рту, а выпавшие звуки красоты оставшимся не прибавляли.

Глубоко под нами, в долине Куры, тысячами огней сверкал город, над крышами вздымали серебристые купола колокольни, а вокруг, мерцая в лунном свете, высились горы. В далекой дымке на севере едва угадывались величественные отроги Кавказа.

* * *

Тифлис – центр этой части мира, здесь проживают многочисленные и разнообразные народности, ее составляющие: грузины, армяне, персы, татары, курды, евреи, абхазцы, черкесы, чеченцы, сваны, осетины, аварцы и еще множество кавказских горных племен. Пред нами предстала пестрая этническая палитра: от статных и нередко светловолосых курдов или черкесов до смуглых татар или черноволосых брахицефалов-аварцев и прочих лезгин. Вся эта пестрая жизнь кипит как раз в старой, южной части города, с ее узкими улочками и переулками, базарами и площадями, где идет бойкая торговля. Здесь ловкий предприимчивый армянин старается всучить вам свой товар по цене, которая меняется по мере того, как вы удаляетесь от него, а он бежит следом, тогда как почтенный перс надменно восседает по-турецки за горой товаров и оставляет на ваше усмотрение, примете ли вы назначенную им цену, которая, между прочим, не такая уж и низкая. Говорят, чтобы тягаться в торговле с греком, нужны четыре еврея; с армянином – четыре грека, а чтобы справиться с персом – четыре армянина. Не уверен, такова ли расстановка сил на самом деле, но, как бы там ни было, эти люди, пожалуй, – самые искусные купцы Востока. В Тифлисе торгуют персидскими и кавказскими коврами, на которые соблазнился бы любой слабый смертный, если бы не предстояла долгая перевозка в Норвегию – сначала автомобилем, потом поездом и пароходом.

Идя по городу, вы неминуемо попадаете в ряды золотых и серебряных дел мастеров и оружейников, изделиями которых славится Кавказ. Искусные кавказские оружейники стараются убедить вас в совершенстве своих изделий, вонзая кинжалы в камни, и при этом на клинке не остается никаких зазубрин. Достойно удивления и то, что здесь выставлены на продажу кольчуги, мечи, окованные железом щиты и шлемы, которые можно принять за древности времен крестовых походов, однако они до сих пор в ходу у некоторых горных племен, особенно хевсуров, проживающих в отрезанных от мира высокогорных долинах Кавказа.

Изделия кавказских золотых и серебряных дел мастеров, в особенности инкрустированные золотом и серебром по кости и стали, издревле высоко ценятся. Поскольку оружие всегда играло важную роль в жизни кавказских горцев, вполне естественно, что инкрустация широко использовалась для украшения всех его видов: от разного размера кинжалов до винтовок, пистолетов, пороховых рожков, газырниц и т. д. Некоторые долины и аулы славятся прежде всего красивым и качественным оружием. Сейчас этот вид искусства приходит в упадок, но все еще довольно распространен.

По улицам разносятся крики водоносов, торгующих драгоценной жидкостью, которую они транспортируют в больших кожаных мешках на ослах или лошадях, а то и несут на себе. Вода в этом городе – товар жизненно важный, особенно жарким и сухим летом, когда ее не хватает. Свои товары предлагают и мальчики – их ослы тяжело гружены корзинами с овощами и фруктами.

Но, пожалуй, больше всего чужестранца поразит серьезность и сдержанность этих людей. Несмотря на оживленную торговлю и удачные сделки, никакого проявления радости жизни не увидишь, не услышишь живительного смеха. Даже женщины, будь то в современной, русской, части города или в старой, восточной, где их, конечно, встретишь нечасто, выглядят строгими и степенными. В наших краях женщины, как правило, на голос так не скупятся. Все как будто играют под сурдинку. Может быть, это мы, европейские выскочки, не знаем достоинства и благородства? Мне на память приходят слова китайского дипломата, как-то раз недипломатично ответившего журналисту на вопрос, что он думает о европейской цивилизации: «Да, она, безусловно, была бы довольно хороша, не будь она такой чертовски шумной».

Дома в старой части города низкие, преимущественно двухэтажные, с балконами, или шушабандами, на втором этаже, где члены семьи, в особенности женщины, проводят дни, а часто и ночи, в теплое время года. Обычно по разные стороны каждого дома расположены как минимум две шушабанды, так что одна из них всегда в тени.

К югу от старого города с его базарами находятся горячие серные бани, известные и востребованные с древних времен; они, возможно, и дали название городу на грузинском языке: Тбилиси-Калаки (т. е. «город горячих источников»).

Красивейшее и заповедное место в Тифлисе – ботанический сад в узком ущелье на высоком крутом горном склоне с южной стороны города. Приятно из палящего дневного зноя шагнуть в длинный прохладный туннель, ведущий сквозь отвесную горную гряду под так называемой персидской крепостью в сад. Тесное и глубокое ущелье прорезано в склоне горы рекой Цавкисисцкали, сейчас представляющей собой всего-навсего небольшой ручей, но порой, во время сильных ливней, она явно способна превратиться в бурный, пенистый поток, низвергающийся с высот водопадом. В саду причудливый рельеф с перепадами высот, везде буйная, пышная растительность, всевозможные южные деревья и кустарники. Между ними по склону горы петляют заросшие тенистые тропинки. Примечательно, что бóльшая часть почвы на горные уступы завезена, все это – дело усердных рук человеческих. И повсюду струится вода, направленная в канавки и желобки; а по другую сторону ущелья – участки без орошения, там нет деревьев, они покрыты лишь сухой бурой травой. Там виднеется старое полуразрушенное мусульманское кладбище – память о временах, когда ислам простирал свою могучую длань и над этими древнейшими христианскими землями, которые, окруженные и покинутые, в одиночестве боролись за свою веру и свободу. Но рука Мухаммеда ослабела, его время прошло. Высоко на горном гребне с северной стороны сада тянутся к небесам стены старой персидской крепости. Она расположена на краю обрыва над городскими базарами и серными банями, и от нее открывается широкий вид на долину, на Куру, вьющуюся желтой сверкающей лентой сквозь скопища городских домов на склонах, на множество блестящих церковных куполов, и на север – на синюю гряду гор с сияющей высоко в облаках снежной вершиной Казбека.

Вечером нас снова пригласили на ужин с нашим другом Наполеоном; но поскольку жадность до времени еще не достигла расточительного Востока, время шло своим чередом и никакая машина забрать нас не приходила. При нашей западной нехватке смирения ждать нам так же трудно, как для людей Востока – естественно. Как-то раз один из моих людей договорился встретиться с каким-то мужчиной в час дня в среду; тот прибыл только на следующий день в 12 часов, выражая сожаление, что немного опоздал. Столько мы с Квислингом ждать не могли. Когда минуло полтора часа, мы отправились в город самостоятельно. Ужинали в большом саду за маленькими столиками, сервировали красиво, кормили довольно вкусно и по разумной цене, но народу было мало.

На востоке взошла луна и улыбнулась нам сквозь густые кроны деревьев. Темные улочки хранят сны о славном прошлом этой страны. Какие-то парочки воркуют под покровом ночи, принесшей живительную прохладу после дневной жары. Мы же на родине прекрасных грузинок! Это о них французский ювелир Шарден сказал 250 лет назад: «Увидеть их и не полюбить, думаю, невозможно». Давайте дерзнем:

 
«Распахни ты чадру! Не скрывайся под ней!»
 

А, пожалуй, и не стоит! Оставим чадру в покое, мечты – все же самое прекрасное, что есть в жизни.

Внизу катит свои воды к морю по стране, полной воспоминаний, Кура, слышится печальная песня грузина:

 
«И раны старые раскрылись вновь и ноют.
И стонет грудь, я жалуюсь волнам,
Как будто унесли они мое былое.
О время светлое! Ты стерлось навсегда,
Сметенное, как пыль, веков чередованьем…
Внемли моей мольбе, Кура, и передай
Тем светлым временам моей души стенанья!»
 

В саду давали варьете, и на него собралось столько публики, что сидячих мест не осталось. Только что выступили приезжие московские артисты. Сыграли они превосходно, как всегда, и сорвали бурные аплодисменты. Удивительно, сколь выдающимися способностями обладает русский народ – и, как мне кажется, кавказцы тоже – к сценическому воплощению любого рода: пьес, будь то драма или трагедия, комедия или бурлеск, – а потом оперы, не говоря уже о танцах, балете и шествиях. Любые выступления высоко ценит весь народ. Показательно, что, когда советская власть в Москве подумывала, не закрыть ли знаменитые оперу и балет, поскольку они ежегодно обходятся в весьма круглую сумму, трудящиеся направили ходатайство с просьбой ни в коем разе этого не допускать. Как мне известно, это единственный случай, когда рабочие объединились для подачи прошения, но ведь они хотели, чтобы у них непременно был свой балет, и власти его не закрыли.

Кстати, поразительно, что при всей любви к театральной выразительности и великолепию ни в собственном поведении, ни в одежде они не проявляют никаких склонностей в этом направлении. Мужчины, составляющие здесь подавляющее большинство, выглядят однотипно в серых или белых рубахах и серых кепках а-ля Ленин, да и встречные женщины не выказывают никакой любви к цветам: кое-где мелькнет яркая шаль или блузка, а так – никакой праздничности, серая, бесцветная, безыскусная масса, живущая скучной повседневной жизнью. Но, может, так и должно быть в новом обществе; миновали старые времена с их роскошью, блестящим великолепием и пирами, золотом и переливчатыми шелками, великими пороками – и все это за счет трудящихся. Художественного восприятия, интереса к происходящему на сцене у этой «пролетарской» публики, заполняющей теперь партер и ложи, пожалуй, не меньше, чем было у большинства прежних дам и господ, одетых в золото и шелка.

Пока мы были заняты наблюдением за жизнью народа, перед нами вдруг возник наш друг Наполеон. Вместе со своими друзьями он искал нас в различных увеселительных заведениях Тифлиса, пока, наконец, не нашел здесь. Он был так занят подготовкой нашей завтрашней поездки, что сильно задержался. В порядке компенсации нам полагались кахетинское вино и музыка, а небольшой струнный оркестр передал нам прощальный привет от столицы Грузии в виде меланхоличных грузинских песен.