Текст книги "Кто Вы, госпожа Чайковская? К вопросу о судьбе царской дочери Анастасии Романовой"

№ 10. Заключение Директора Психиатрической и Нервной Клиники «Шарите» в Берлине, профессора Карла Бонхоффера[74]74
  Заголовок документа, данный Боткиным.


[Закрыть]

[Берлин]

16 Марта 1926 года

Результаты моего собственного обследования[75]75
  Название документа, данное К. Бонхоффером. Подчеркнуто во время набора текста на печатной машинке.


[Закрыть]

Что касается сперва телесного состояния, то больная изнурена, выражение лица – страдающее. Я не останавливаюсь на подробном описании состояния внутренних жизненных органов и на существующем на левом локте суставном заболевании, по-видимому, туберкулезном.

На черепной поверхности нет никаких грубых внешних повреждений. За правым ухом имеются узкий шрам длиною около 2-3 сант[иметров], расположенная под ним кость имеет, по-видимому, соответственный узкий поверхностный желоб. При ощупывании покрытой волосами головы нельзя найти никаких деформаций и никаких данных, указывающих на более грубое повреждение черепной крышки в недавнее прошлое. Также рентгеновский снимок головы не дает картины, указывающей на вероятность повреждения черепа. Под грудной клеткою находятся несколько голубовато-коричневых точкообразных пятен, которые при нажимании оказываются незначительными растяжениями вен. На уровне грудной клетки находится шрам, который, по заслуживающему доверия показанию больной, происходит от туберкулезной костной фистулы. Трудно распознать Ахиллесовы рефлексы, но они имеются; кроме этого нет в нервной системе никаких имеющих значения органических изменений.

Подробному психическому обследованию препятствует до известной степени то обстоятельство, что больная обычно по прошествии некоторого времени заявляет, что она вследствие болей в руке утомлена. Она тогда ложится обратно в постель и с болезненным выражением лица закрывает глаза. Нет возможности получить от нее связный рассказ об ее детстве и позднейших переживаниях. Часто она избавляет себя от подробного обследования тем, что она говорит или же выражением известного отчаяния в лице, как бы указывает, что разговор об ее воспоминаниях для нее тягостен, что она чувствует себя слишком больною, что она больна не только телом, но и душою, что ей не стоит дальше жить, что она ничем более не интересуется. Действительно, при более длительных разговорах у нее появляется прилив крови к голове, и черты ее лица вытягиваются. Но она всегда соблюдает в беседе и в способах обращения внимательные, любезные и приветливые формы. Ее оборот речи часто необыкновенно удачен в отношении подбора слов. Произношение у нее иностранное с русским акцентом, но еще с особым оттенком. В настоящее время нельзя найти того южно-немецкого акцента, о котором упоминается в истории ее болезни в Дальдорфе.

Настроение больной переменчиво. При исследованиях наступает скверное настроение, как только переходишь от обычного разговора к какому-нибудь испытанию ее психических функций. У больной есть явные дневные колебания; вечером она живее и в лучшем настроении, чем утром.

То, что она во время отдельных разговоров высказывает в виде обрывочных воспоминаний о своем жизненном поприще, замечается приблизительно в следующем. Она помнит, как она в детстве играла в саду в Царском Селе со своими сестрами и братом; ее мать говорила с нею большею частью по-английски; она помнит, что она летом была в Крыму, но она не может назвать места, где она была. Она бывала с матерью и на немецких курортах, вспоминает часовню, которую ее мать построила. Указание на Вис-Баден, Баден-Баден она отклоняет и отвечает утвердительно на сделанное ей упоминание о Гамбурге и Наугейме. Там она была из-за матери. Она и независимо от этого бывала в Гессене. О Дармштадте она не упоминает, но отвечает утвердительно, когда его называют. Она скоро и правильно распознает портреты Царских Детей, которые, впрочем, уже весьма часто ей показывались. Она показывает, что любила музыку и сама занималась ею. Она любила рисовать, делала портреты с натуры. Ее старшая сестра хорошо рисовала. Она говорит, что хорошо помнит лазарет Царицы и своих старших сестер в Царском Селе. Она также вспоминает пребывание в Тобольске и Екатеринбурге, у нее там была с сестрами одна комната. Они прибыли туда по железной дороге, а также пароходом. О последних событиях в Царской Семье она показывает, что ее отец был застрелен первым, она вспоминает о толпе явившихся к ним людей и о блестящем звездном небе. О путешествии в Берлин она показывает, что она ехала железною дорогою, что перед границею всегда со своим спутником оставляла поезда и проходила через границу пешком. Надо было собирать сведения, чтобы перейти через границу. Она часто была изнурена до крайности. Для путешествия она обратила некоторые свои драгоценности в деньги. Остальные драгоценности она оставила у своих покровителей в Румынии, между прочим, и для того, чтобы обеспечить там кое-чем своего ребенка. Здесь в Берлине она, вероятно, провела лишь несколько дней перед тем, как она пыталась лишить себя жизни и попала в больницу. Она жила в гостинице, должно быть, поблизости от вокзала. Затем на нее нашло полное отчаяние, а поэтому она и хотела лишить себя жизни. То, что она не сделала никакой попытки к тому, чтобы попросили придти в больницу ее спутника из Румынии – она объясняет своим безразличием и страхом. Она показывает, что в начале своего пребывания в Дальдофе она послала письмо Принцессе Ирене[76]76
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть]. История больницы об этом, однако, вовсе не упоминает.

Я не говорил с больной о том, что мне было сообщено лицами ее окружающими относительноее пребывания в Румынии, ее бракосочетании, ее ребенке, насильственной смерти ее мужа, относительно очной ставки ее с лакеем[77]77
  А. А. Волков.


[Закрыть], учителем[78]78
  П. Жильяр.


[Закрыть] и Членами Императорской Фамилии[79]79
  Имеются в виду Великая княгиня Ольга Александровна и принцесса Ирина Прусская.


[Закрыть], – потому не говорил с нею об этом, что ввиду быстро наступающего утомления больной я, при отдельных исследованиях, должен был ограничиться тем, что имело непосредственное значение для оценки ее психического состояния. Надо, однако, заметить, что способ, которым она передает о своих якобы переживаниях, никакого демонстративного характера не имеет[80]80
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть], рассказы эти сопровождаются реакциею, по-видимому, вполне естественного аффекта. Тот способ, каким нечаянно появляется, благодаря случайному стечению мыслей, какая-нибудь определенная группа воспоминаний, не имеет ничего искусственного. Обращает на себя внимание то, что ей никогда не вспоминаются подробности, которые могли бы привести к выяснению данной местности, как например, географические названия и т[ому] п[одобное].

Профессор, психиатр Карл Бонхоффер

Для психической оценки важно, в каком виде представляются воспоминания больной о пребывании ее в Дальдорфе, так как в этом отношении возможно сравнение этих воспоминаний с действительно пережитым и так как имеются достоверные данные о состоянии ее сознания в течение пребывания ее там. Действия больной в Дальдорфе были с внешней стороны в более важных случаях вполне осмысленны, несколько раз было удостоверено, что больная могла хорошо ориентироваться; причем всем попыткам разузнать что-либо об ее личности она оказывала совершенно сознательно систематическое противодействие. За это время нельзя найти никакого признака, по которому можно было бы установить расстройство сознания, повлекшее позднее за собою дефект памяти.

Между тем больная обнаруживает, когда касается в разговоре пребывания ее в Дальдорфе, значительные пробелы в памяти. Несмотря на то, что она находилась там более двух лет, она не может назвать по имени ни одной сиделки, врача или больной. Она говорит, что ничего о том не знает, что ее фотографировали[81]81
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть], хотя она при этом находилась в сильном аффекте и этому противодействовала. Она вообще отрицает, что она там, с кем бы то ни было, говорила, очень энергично отрицает, что она занималась чтением книг и газет, что просила дать ей книги, что называла отдельных лиц по имени. Она отрицает, что она разговаривала по-русски с сиделкою Бухгольц, и говорит, что эта возможность совершенно исключена[82]82
  На полях от руки карандашом – «NB».


[Закрыть]. Она также не вспоминает своего иронического ответа врачу, обратившегося к ней, как Марии Ваховьян. Напротив того, она помнит, что она написала письмо Принцессе Ирене, на что не имеется указания в больничных записях в Дальдорфе. Она вспоминает, что одна сиделка принесла ей иллюстрированную газету со статьею о заключении и убийстве Царской Семьи, она также соглашается с тем, что она дала вырвать себе зубы, потому что они шатались. Она полагает, что не помнит тех или других происшествий ввиду того, что они были совершенно безразличны и незначащи. При обсуждении этих вопросов она реагирует с очень сильным аффектом и примечательно, что она не только говорит, будто она многого не припоминает, но даже настойчиво отрицает отдельные происшествия и считает их невозможными, как например чтение и русский разговор.

Испытание ее способности к чтению показало, что она правильно читает отдельные латинские буквы (немецких она не читает)[83]83
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть], хотя и с большим трудом и часто лишь после долгих настояний. Она говорит, что соединение букв в слова очень для нее затруднительно, она читает слово «Анастасия», медленно перебирая буквы, отказывается от чтения других слов, заявляя, что она утомлена и ослабела от болей в руке. На уговоры она правильно произносит трехзначные числа 163 и 742. Она прочитывает немногие короткие английские слова, правильно выговаривает их[84]84
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть], она раньше упражнялась в этом, но перестает уже после нескольких слов, заявляя, что она устала и неспособна дальше читать, она стыдится, что не может ни на что отвечать. Извращение слов (парафазии) не бывает. Во время разговора иногда обнаруживается, что ей не вспоминается слово, которое она хотела бы сказать. Ей недостает уменья читать отдельные предложения, т[о] е[сть] она говорит, что это для ней слишком утомительно, что она не может комбинировать слова в предложение. При писании происходит то же самое. Она с трудом пишет латинскими буквами, и то с постороннею помощью, имя «Анастасия», ничего другого она самопроизвольно не пишет. Она пишет медленно, как 7-8-летний ребенок. Все такие упражнения выполняются больной частью с явною неохотою.

Испытание способности ее припоминать более новые впечатления обнаруживает, что больная большею частью правильно воспроизводит недавние переживания. В разговоре она сообщает о том, что она пережила за последние дни, какие у нее были недомогания, подвергалась ли она измерениям, выходила ли она со двора, какие покупки она делала, что она видела и слышала в гостях. Она помнит, что было сказано во время ранее происходивших разговоров. Она называет места своего пребывания после увольнения ее из больницы в Дальдорфе, а также имена тех лиц, у которых она была, почти всегда с выражением некоторой субъективной удрученности и без точного указания времени.

Относительно того странного факта, что она в теперешнем своем окружении никогда не говорит по-русски, тогда как она, по показанию своих русских знакомых, наверное знает этот язык, она дала мне лишь то объяснение, едва ли достаточное с нормально-психопатической точки зрения, будто воспоминание об этом языке для нее слишком ужасно после всего того, что она пережила в России.

Попытка более точного установления объема ее познаний не удается вследствие того, что больная от этого уклоняется, ссылаясь на плохое состояние своего здоровья. Она оставляет без ответа вопросы о местностях в Крыму, о положении Данцига, о городах в Румынии и т[ак] д[алее]. Об отношении старого русского календаря к здешнему она указывает только, что существует разница в 14 дней.

Заключение

I[85]85
  «1» – написано от руки карандашом на полях.


[Закрыть] Насколько умение держать себя, способ выражаться на разговорном языке, известная приветливая грация ее мимики и манере указывают на происхождение больной из образованной среды[86]86
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть], настолько же трудно воссоздать законченный образ ее личности. Эта трудность зависит не столько от того, что вся прежняя жизнь больной до того дня, когда она в Марте 1920 г[ода], по-видимому, после покушения на самоубийство в речном канале была доставлена в Елизаветинскую больницу, погружена с объективной точки зрения в мрак, сколько, главным образом, от того, что энергичному проникновению в субъективные переживания больной и в накопленные ею воспоминания противостоят сильные психические препятствия, с внешней стороны проявляющиеся у больной в виде утомления, вследствие ее физической болезни и в виде расстройства ее памяти.

2[87]87
  «2» – написано от руки карандашом на полях.


[Закрыть] Для имеющего в данном случае особый интерес вопроса о самоличности больной необходимы некоторые важные психопатологические предпосылки.

Душевой болезни в собственном смысле этого слова у больной нет, но она выявляет признаки психопатического состояния[88]88
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть]. Это обнаруживается в легкой, под влиянием эмоции, возбуждаемости ее, в наклонности ее к изменчивым настроениям, особенно же в депрессивных реакциях и в своеобразном расстройстве памяти[89]89
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть].

3[90]90
  « 3» – написано от руки карандашом на полях.


[Закрыть] Это последнее имеет первенствующее значение для психиатрического диагноза. Естественно рассматривать это расстройство памяти как последствие тех тяжелых, насильственных воздействий[91]91
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть], о коих упоминается из прежней жизни больной. Тот факт, что нет грубых повреждений, указывающих на внешние насильственные воздействия (маленький узкий шрам сзади правого уха едва ли имеет значение) – сам по себе еще не говорил бы против существования тяжкого органического расстройства памяти. Ибо таковые наблюдаются, даже предпочтительно, при потрясении мозга, без грубого повреждения черепа. Тяжкие расстройства памяти наступают также после острых инфекций или отравлений, которые могли иметь место в продолжение того периода времени, память о котором не сохранилась.

4[92]92
  «4» – написано от руки карандашом на полях.


[Закрыть] Состояние памяти больной показывает, однако, значительные отклонения от тех опытных данных, какие получаются при органических повреждениях мозга. Явно что в таких случаях различий между старыми и новыми воспоминаниями не может быть установлено по отношению к больной. У нее расстройство памяти не подчиняется закону, в силу коего приобретенный памятью материал, чем он моложе, тем труднее может быть проявлен. Пробелы памяти у больной относятся равномерно ко всем периодам ее жизни и имеются указания на острова[93]93
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть] воспоминаний[94]94
  В скобках неразборчиво.


[Закрыть] как из времен, ближайших к моменту, когда якобы нанесены были повреждения, так и из раннего детства и из времени, наступившего много позже предполагаемых насильственных воздействий.

5[95]95
  « 5» – написано от руки карандашом на полях.


[Закрыть] Об обнаруживаемом теперь у больной расстройстве, препятствующем ей читать и писать, следует особливо сказать, что оно не имеет характера органического порока. Недостают все остальные симптомы, связанные с органическим повреждением сфер речи. Своеобразный возврат к детскому состоянию так же, как и затруднительность для нее читать и писать, скорее характерны для психической обусловленности дефекта. Но термин «психическая обусловленность» надлежит относить не к душевным потрясениям, которые во время болезни могли постичь больную, потому что и они не приводят к подобным пробелам в памяти, а под этим термином подразумеваются такое расстройство воспоминаний, которые зависят от более или менее сознательных волевых импульсов.

6[96]96
  «6» – написано от руки карандашом на полях.


[Закрыть] Мнение о том, что такие психические факторы имеют весьма важное значение при расстройстве памяти, подкрепляется отношением воспоминаний больной к двухлетнему пребыванию ее в Дальдорфе. По имеющимся данным, там наверно не имело место такое пониженное сознание, которое могло повести к последующему исчезновению воспоминаний. Также и появившееся в последние месяцы[97]97
  Подчеркнуто карандашом, на полях – «NB».


[Закрыть] пребывания в этом заведении туберкулезное заболевание не может послужить объяснением для последующей утраты воспоминаний.

Если больная больше не помнит ни отдельные вызвавшие аффект тамошние переживания свои, ни ежедневно повторявшиеся впечатления – я ссылаюсь на результаты произведенного расследования, то это не является простым отрицанием или нежеланием знать хотя бы ввиду того, что воспоминание для нее тягостно. Едва ли может также возникнуть вопрос о том, не является ли отметка в истории болезни и показания больничного персонала неверным во всем том, чего больная не вспоминает или против чего она возражает. Против этого говорит хотя бы прилагаемая фотография.

7[98]98
  «7» – написано от руки карандашом на полях.


[Закрыть] Сопоставляя все, что вообще выяснено относительно пределов исостава воспоминаний больной, можно считать вероятным, что в данном случае пробелы в ее воспоминаниях происходят от самовнушения, от желания вытеснять пережитое из памяти. Весьма важно доказать такую склонность к образованию путем самовнушения пробелов в своих воспоминаниях, потому что наряду с так называемыми отрицательными извращениями памяти имеют место, как показывает опыт, также и извращения в сторону положительную, продуктивную, и нельзя не предусмотреть в данном случае возможность возникновения такого рода извращений, ввиду тех особых переживаний и приключений, о которых повествует больная. В связи с этим весьма важным представляется то обстоятельство, что главная надзирательница (больницы в Дальдорфе) определенно показывает, что больная с интересом читала книги и газеты, что другая надзирательница или сиделка передает, что она спрашивала русские книги. Не было бы ничего необыкновенного в том, если бы у таких психопатических[99]99
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть] личностей, неуверенных в чувстве реальности пережитого, прочитанное, слышанное или выдуманное, превратилось в их воображении в нечто, ими же самими пережитое, и если бы притом источник, из которого материалы проистекли, был из сознания вытеснен и не сохранился в памяти. Как это происходит в отдельных случаях – может оставаться вопросом открытым. Во всяком случае, по результатам расследования, следует признать в данном случае наличность влияния, вызванного самовнушением. Это заключение не подлежало бы видоизменению, если бы доказательная сила обстоятельств, говорящих в пользу идентичности, сделали бы эту последнюю совершенно бесспорной. Ибо возможность, что и у Царской Дочери мог развиться такой процесс самовнушения, должна считаться, по меньшей мере, допустимою.

Был поднят вопрос, не следует ли считаться с возможностью подчинения больной гипнотическому влиянию посторонних лиц. На этот вопрос надо ответить отрицательно так же, как и на тот, можно ли предполагать сознательный обман[100]100
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть].

ГАРФ. Ф. 10060. On. 1. Д. 41. Л. 54-59. Копия. Машинопись.

№ 11. Заключение доктора Нобеля

[Берлин]

Март 1926 года

После почти 8-месячного пребывания г[оспо]жи Анастасии Чайковской в санатории Моммзена, в течение какового времени я ежедневно навещал больную, я имел случай, без ведома больной, исследовать ее в отношении ее душевного состояния и даю следующее врачебное заключение о ее психической жизни за это время. Я нарочно изложил это заключение в общепонятной форме, соответственно его предназначению.

Больная была сюда доставлена в сильной лихорадке. Тело совершенно исхудало, кожа была до крайности бледна, страдальческое выражение лица, довольно резкие черты. Нет надобности входить в подробности физического состояния, я хотел бы только упомянуть о содержании рентгеновского снимка.

Затемнение в области левой скулы; левая челюстная дуга и скуловая часть имеют оттенения; бородавочное явление, весьма вероятно немного смыто; затемненное место под правым слуховым ходом; разные дефекты верхней и нижней челюсти и отсутствие некоторых зубов. Сомнительно, [101]101
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть]имеется ли на черепной крышке какое-либо вдавление. Дать более точные сведения по имеющимся рентгеновским пластинкам нельзя за отсутствием контрольных снимков.

После падения температуры оказалось возможным обмениваться несколькими словами с г[оспо]жою Чайковской. Больная говорит с типично иностранным[102]102
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть], весьма вероятно, русским акцентом[103]103
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть]. изысканным, но не аффектированным образом, в общем, любезна, вежлива и приветлива, но показывает явный страх или боязливую сдержанность, в особенности, когда она в предложенных ей вопросах или в разговоре предполагает какой-либо намек на ее прошлое; она отмалчивается на всякие вопросы такого рода, причем оправдывает свое молчание переутомлением и болью в руке. Никакой ненормальности нет в движениях, манере держать себя, мнениях, понятиях. Настроение переменчиво: иногда сравнительно хорошее, иногда меланхолическое. Спрошенная о причине этого, больная указывает на сильные боли в руке, не дающие ей покоя и ночью лишающие ее сна. Она с боязливым выражением лица лежит в постели, говорит, что она в отчаянии, так как надежды на выздоровление столь незначительны, что она потеряла вкус к жизни и что для нее лучше всего было бы спокойно заснуть. Об ее прошлом от нее ничего узнать нельзя. Напротив того, она тщательно старается уклониться от всяких вопросов такого рода. Только постепенно, по мере восстановления здоровья, и после продолжительного пребывания (в санатории), больная сделалась доверчивее и откровеннее. Больная никогда не читала ни книг, ни газет, ничего также не писала, потому что все это слишком утомительно для нее, но с интересом следила за событиями, о которых ей читали.

Она, колеблясь, медленно отвечает на вопросы, относящиеся до ее прошлого. Долго раздумывает с напряженным выражением лица, с трудом вспоминает названия лиц и местностей. Лишь после долгого времени она по отношению ко мне перестала быть боязливою и недоверчивою и непринужденно рассказывала, если удавалось навести ее на это, некоторые подробности из прежних времен, причем лучше было косвенно направить ее мысли на это, нежели ставить ей вопросы напрямик. В последнем случае можно было опять подметить на ее лице мучительное, ищущее выражение и получить в ответ: «Я больше не могу, это требует от меня напряжения, я все забыла, я ни к чему на свете не годна, раз моя память так пострадала». Затем, в другой раз, во время беседы она говорила мне, что это ужасно – она прилагает все старания к тому, чтобы забыть все то ужасное, что она пережила, и постоянно приходит опять кто-нибудь, чтобы вновь все всполошить, от чего она опять впадает в грусть и отчаяние. Больная иногда, когда чувствует себя лучше, непринужденно рассказывает лицам, с которыми она ближе знакома[104]104
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть], подробности ее прежней жизни в Царском Селе, о детских шалостях, о путешествиях летом в Крым и морских путешествиях на яхте «Штандарт» в финляндских шхерах, о случившейся на яхте аварии, о любимой ею собачке и о болезни ее брата. Также передает она некоторые подробности о расстреле, об ее бегстве через Россию на крестьянской телеге, о лечении ее головных болей компрессами со льдом, об ее пребывании в Румынии, ее путешествии в Германию, об ее попытке к самоубийству из отчаяния, об ее пребывании в разных больницах, каковые подробности, насколько я мог составить себе о них мнение и их проверить, совершенно отвечают истине. Она показывает, что в Дальдорфе ее фотографировали, рассказывает про одну больную, умершую от туберкулеза, и притом с точным указанием времени. К глубокому ее возмущению, другая больная съела оставшуюся от умершей пищу, сама потом умерла. Больная, однако, отрицает, будто она читала книги и будто требовала журналы и газеты. Она рассказывает непринужденно, без всякой театральности и жестикуляции и с естественным аффектом. Случается также, что она опять забывает некоторые вещи, ею самою уже ранее рассказанные, а когда я со своей стороны к этому возвращаюсь, то она удивляется, откуда это мне известно. Воспроизведение ее прежней жизни -островообразно[105]105
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть], но заметно уплотняется за время моего наблюдения за нею, что, может быть, конечно, объяснено улучшением ее общего состояния и излечением ее раны на левом локте. Здесь тоже немалое значение имеет уже ранее указанная собственная воля ее, направленная к тому, чтобы забыть страшные события ее прежней жизни.

Что касается языка, на котором она изъясняется, то меня уверили, что прежде ее родители и брат и сестры говорили между собой почти исключительно по-английски. Лишь с учителями и слугами они пользовались русским языком. Больная же не говорит по-русски. Спрошенная о причине, она объясняет, что она испытала в России столько бедствий и несчастий, что этот язык стал ей несимпатичным, и что она не хочет говорить на нем. Она приняла такое решение и остается при нем. Я, однако, часто был свидетелем того, что она понимает по-русски[106]106
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть]. Во время беседы двух лиц на русском языке она внимательно следила за разговором и вмешивалась в него, делая замечания по-немецки. Она также поправляла неверное произношение русских слов. Чтение представляется ей очень трудным, особенно образование слов из букв. После долгого раздумья она может написать слово «Анастасия».

Может быть, причину того, что она избегает русский язык, надо искать в том, что во время бегства ей было запрещено говорить на этом языке, а также боязнь быть опознанною, потому что эта боязнь отражается во всем ее существе, в ее словах и замечаниях. Это, по моему мнению, является причиною ее замкнутости в прежних больницах и в начале ее пребывания в санатории Моммзен. По этой причине она едва отвечала вообще на вопросы. В ее боязни лежит также и причина наступающего временами меланхолического настроения с чувством беспомощности и апатии, с ослаблением энергии и даже с желанием смерти. В такое время больная замкнута, отказывается от пищи, еле говорит, падает духом, сомневается в своем излечении, не дает себе труда отвечать на вопросы, требующие более длительного размышления, ссылаясь на переутомление и головную боль, которою она, несомненно, страдает вследствие ее забот и отчаяния, а также больной руки. События, имевшие место со времени оставления больницы в Дальдорфе, ею воспроизводятся правильно и скоро, так же, как и описание ее болезни, ее пребывания в разных семьях и больницах, имена сестер и отдельные подробности, касающиеся ее пребывания здесь (т[о] е[сть] в санатории «Моммзен»),

Сопоставляя все это, я хотел бы высказать, что, по моему мнению, никакого сумасшествия в данном случае нет[107]107
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть]; я, по крайней мере, никогда за все время продолжительного моего наблюдения не заметил у больной никакого симптома какой-либо душевной болезни, а также никакого признака внушения, исходящего от посторонних лиц или от нее самой. Правда, что память пострадала, может быть вследствие происшедших повреждений головы; правда, что появляются упомянутые выше меланхолические настроения, однако они, по моему мнению, ничего психопатологического в себе не[108]108
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть] заключают. Едва ли можно определить, насколько потеря ею памяти зависит от последовавших повреждений, так как нельзя составить себе ясную картину о тяжести сих последних. Расстройство памяти по характеру[109]109
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть] своему чрезвычайно сильное и не подходит ни под одну из известных[110]110
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть] категорий, тем более, что расстройство это одинаково распространяется на всю прошлую жизнь больной. Только в самое последнее время воспоминания становятся опять нормальными. Трудно, конечно, решить, сколько к этому причастна воля больной. В некоторые дни ясно обозначается лучшая способность вспоминать при ответах на обращенные к ней вопросы, а также при непосредственных повествованиях.

Анастасия Чайковская в «Моммзенсанаториуме»

Теперь еще некоторые замечания для выяснения самоличности больной. Конечно, не может быть речи о каком-нибудь доказательстве с моей стороны. Однако мне представляется невозможным, чтобы ее воспоминания проистекали от внушения, и чтобы знанием некоторых незначительных подробностей она была обязана чему-нибудь другому, как не собственному переживанию[111]111
  Подчеркнуто карандашом.


[Закрыть]. Далее, с психологической точки зрения, едва ли мысленно, чтобы кто-либо, принимающий на себя по какой-нибудь причине роль другого человека, так бы держался и поступал, как это делает больная, и сам обнаруживал бы столь мало инициативы к осуществлению своих планов.

ГАРФ. Ф. 10060. On. 1. Д. 41. Л. 111-113. Копия. Машинопись.