Текст книги "Скелет бога"

Zотов
Скелет бога

© Зотов Г. А., 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Часть первая
Та’Хаджрат

 
Дай мне в подарок лишь одну ночь —
Я постараюсь тебе помочь.
Скажу, что скрывает в себе глубина, —
Там, за стеною древнего сна…
 

Rage, «Beyond the wall of sleep»

Пролог
(остров Мальта, 1916 год)

Она бежала так быстро, как только могла. Спотыкаясь о камни, падала, поднималась и снова неслась сквозь кромешную тьму. По исцарапанному лицу текли слёзы, но Фелиция и не думала звать на помощь. Во-первых, после сцены, которую ей только что довелось случайно увидеть, она орала как резаная… а толку? С вечера шторм, волны ревут – и свой-то голос не услышишь, не то что чужой. Во-вторых, поблизости нет НИ ЕДИНОГО человека, в чьей власти её спасти. Местные рыбаки, пусть и крепкие ребята, с бедой не справятся… нужны другие. С ружьями, с пулемётами… с чем-нибудь мощным. Боже, лишь бы успеть! Ничего не видно, она повинуется инстинкту и памяти… кажется, до поворота осталось две мили… ну или около того. Оттуда она выберется на дорогу, а там рукой подать – шлагбаум, фонарь и пост «томми»,[1]1
  Прозвище британских солдат во время Первой мировой войны (Здесь и далее примеч. авт.)


[Закрыть] скучающих в жёлтом песочном домике. Шестеро солдат. Если они ей и не помогут, по крайней мере отвлекут тех. Кого? Этого Фелиция и сама не знала.

Она остановилась, стараясь отдышаться.

Лицо было мокрым и блестело от слёз. Ноги саднило, порезы на икрах сочились кровью. Правая рука страшно болела – схватившись за камень при падении, Фелиция сорвала ноготь на большом пальце. Господи милостивый, Святая Дева Мария… ДА ЧТО ЖЕ ОНИ ТАКОЕ?!

Фелиция закрыла глаза.

Изумрудный свет – очень красивый. Яркий, пробивающийся откуда-то изнутри. Солёные брызги. Монотонный звук, поначалу принятый за вой ветра… Пение. Мелодия – переливы тонкие и нежные, звон, как от бьющегося хрусталя. Утёс над морем. И… нет. Нет! Нет! Хрипло застонав, девушка с отчаянием сдавила виски ладонями.

Боже, она не хочет ЭТО вспоминать!

Фелиция даже не знала, гонятся ли за ней. Один из них просто обернулся и, как ей показалось, взглянул в её сторону. Оцепенение словно рукой сняло – она тут же сломя голову понеслась во мрак. Заметили? Да кто же знает. Проблема не только в ночных гостях. Даже если она сумеет выпутаться из передряги, отделавшись царапинами и сорванным ногтем, в деревне ей не поверят даже родная мать и лучшие подруги. Посмеются, покрутят пальцем у виска, посмотрят как на седую дурочку Лючию, ту самую, что уже двадцать лет ходит встречать утонувшего жениха на скалу у Мджарр.

Краешек луны выглянул из-за туч, разбавив темноту: мертвенно-бледный свет лёг на поверхность выжженных солнцем гор… Страшная картина – силуэты оскаленных утёсов на фоне серой равнины. Плача, девушка кляла себя последними словами. Зачем, ну вот зачем она сюда явилась? Проклятая легенда. Лишь бы убежать, вернуться домой… и НИКОГДА БОЛЬШЕ! Никогда и на полсотни миль она к морю не подойдёт!

Фелицию не заботило, как поведут себя «томми», завидев обнажённую шестнадцатилетнюю девушку. Однажды на празднике она слышала, как пьяная мать обсуждала с тёткой, что требуется мужчинам. Фелиция тогда ужаснулась: неужели муж в первую брачную ночь сотворит с ней такое?!.. А сейчас подумала – да ради Бога. Она отдаст всё что угодно, если солдаты задержат их.

Девушку колотила нервная дрожь, кожа покрылась пупырышками… Дикая жара, а тело словно опустили в снег. Интересно, почему?..

Наверное, это немцы. Нет, точно – больше некому.

После начала войны с Германией на острове боялись, что фрицы обязательно придут сюда. А как иначе? У них самая лучшая армия и удивительная техника: летающие аэропланы с бомбами, лодки, опускающиеся на большую глубину. Наверное, на таких они и приплыли. Ничего, Фелиция всё-всё расскажет «томми». Опишет в мельчайших подробностях. Остаётся понять – где она сейчас? Как далеко от дороги? Куда двигаться дальше? Девушка стиснула в кулаке крестик – края врезались в кожу, но она ничего не чувствовала, кроме животного желания спастись.

«Святая Матерь, не оставь рабу свою, заступись, помоги…»

Лунный свет померк – пространство вновь погрузилось во мрак. Попятившись, Фелиция натолкнулась на огромный камень. Обернулась, пошарила ладонью. Стена. Неровная, шершавая поверхность. Кажется, коралловый известняк. Сердце захлестнула волна леденящего страха. Знакомое место. Ох, до чего же знакомое…

Получается, она всё время бежала не в ту сторону.

Двигаясь наугад, девушка ощупывала стену обеими руками. Здесь должен быть вход. Да, вот колонна. Может, ничего страшного? Зачем так трястись? Она взмолилась небесам, и те откликнулись на просьбу – предоставили ей убежище. В подобную темень разыскать пост «томми» нелегко, так почему бы не отсидеться тут до утра? До восхода осталось не больше двух часов, а там… Её не покидала надежда: раз они собрались под покровом ночи, значит, боятся солнца… Или, по крайней мере, опасаются вылезать на дневной свет. Ей это на руку. Посветлеет – она сообразит, как добраться до дороги. Толстые стены – отличная защита. Если фрицы (или кто они там) сейчас её преследуют, сюда наверняка не заглянут. Пройдут мимо.

Девушку покинули последние силы.

Рухнув на осколки камней, она зарыдала. Вдруг стало всё равно – слышат её или нет.

– Успокойся. Не следовало тебе бежать. Ты пришла куда надо…

Фелиция неистово завизжала, уставившись во тьму. Она не видела лица говорящего, но её одновременно удивляло и пугало то, что голос был ласков, а его интонации завораживали: он будто бы обволакивал бархатом, заворачивал в себя. Виднелись лишь глаза – бледно-зелёные, светящиеся, как у зверя – кота или волка. Неожиданно стало спокойно. Дрожь утихла. Фелиция больше не ощущала боли в изрезанных ступнях. От лодыжек до макушки тело заполнило странное чувство – приятное, сладкое и томительное, как месяц назад, когда она впервые увидела своего Адониса. Девушка поднялась на ноги, одной рукой поглаживая грудь, другой лобок – сначала робко, а затем всё увереннее. Облизнула пересохшие губы. Шагнув в направлении зелёных глаз, она утонула в их глубине, словно провалилась в бездну. Неизвестное доселе предвкушение грядущей близости наполнило лоно влагой.

– Возьми меня.

– О да, – любезно согласился бархатный голос. – Именно это я сейчас с тобой и сделаю.

Фелиция не видела, как развалины здания, построенного из огромных каменных блоков, окружили они – те самые, кого она случайно увидела в лучах изумрудного света. Существа подходили, смыкая круг. Фелиция запрокинула голову, вне себя от счастья. Ей хотелось, чтобы вся деревня почувствовала сладость, отчаянно терзающую её тело изнутри.

И тут наваждение сгинуло.

Она поняла: сейчас случится что-то очень плохое. Совсем. Даже ужасное.

Девушка раскрыла рот, пытаясь закричать. Лёгкие разорвала страшная боль: корчась, Фелиция прижала обе ладони к груди. Внутренности жгло, будто в тело щедро сыпанули горящих углей. Взгляд померк. Упав на колени перед чужаком, Фелиция взмолилась. О милости. О жизни. Забормотала о том, что ей хочется к маме. И что она никому и ничего не скажет…

– Я очень разочарован, – печально произнёс голос. – Теперь всё будет иначе.

Глаза Фелиции остекленели. Из открытого рта, ушей и носа, пенясь, хлынули струи морской воды…

Глава 1
Цветок
(градъ Корниловъ, 50 вёрстъ отъ Архангельска, 2016 годъ)

– Ох, итить твою в телегу! Да неужто сдох? Вот же ж сука хохломская!

Купец первой гильдии Африкан Карпыч Тихомиров, перекрестясь, с душой набрал полный рот слюны и смачно плюнул на дверцу своего новенького автомобиля.

Не так давно сам великий государь (дай ему Господь Иисус Христос доброго здоровьичка!) сел за руль детища имперского автопрома «Медведюшка Super», собранного на заводе в посёлке Ковернино, и высочайше изволил проехать на нём цельных 500 вёрст. Правда, злые языки говаривали, император за это время раз восемь поменял машину: сперва она заглохла, затем спустило колесо, а потом «Медведюшка» и вовсе взревел, да и развалился к чертям, едва его величество занял переднее сиденье, – один только руль в монарших ручках и остался. Так или нет, однако ж всех купцов обязали приобрести автомобильчик (минимум по штучке), дабы поддержать отечественного производителя звонкой монетой супротив всяких там «мерседесов» бесовских.

Африкан Карпыч, дурак эдакий, едва ли не первым кошель раскрыл. Заказал честь по чести, с хохломской росписью: санками, конями да птицами красными. Он же небось воистину русский да православный, а фирма его «Святой духъ», что производит лучшие в империи презервативы (да ещё и с благословления митрополита Онежского), – самая престижная. Дочку Африкана на бал в Кремль приглашали, с графьями эклеры господские-с кушать…

Ну и что теперь? Проехал от силы десять вёрстушек: задымил «Медведюшка», харкнул бензином и встал намертво. На дороге, посреди леса! Ну что за говно в Расее-то матушке собирают?! А время, как назло, раннее – народу никого, шоссе пустое. Наплевав на дородность и купеческое приличие, попытался Африкан сеть поймать – уж и подпрыгивал, и приседал, и на сосну хотел забраться (да с неё упал), – не ловит проклятый рукотрёп. Что ж, делать нечего. Придётся, как полному лоху, чапать до городка Корнилова ботиночками из жирафьей кожи от нехристя Гуччи (батюшка специально их святой водичкой кропил), вызывать оттудова техподдержку. Вот Господь-то наказал, а! Это явно за то, что купец в пост не удержался, украдкой ночью ветчинки куснул. Искушал сатана проклятый – и добился, подлец, своего.

Переваливаясь с боку на бок, Тихомиров зашагал по шоссе.

Указатель «Просимъ в Корниловъ» нашёлся быстро. Частенько проезжал он мимо этого городишки, а вот побывать ни разу не довелось. Раньше туточки деревенька Старые Бублики была, в дальнейшем её переназвали в честь спасителя Отечества генерала Лавра Корнилова, что в августе семнадцатого Временное правительство христианнейше на столбах в Петрограде перевешал. Небось и памятник стоит, как положено-с. Пройдя через триумфальную арку, Африкан приосанился – пусть видят остолопы провинциальные, перед ними не кто-нибудь, а целый купец с капиталом. Одна борода метровая чего стоит, а в каждом перстне брильянты так и сверкают, аж глазам больно. Хе-хе, а домишки-то тут обветшавшие-с. Оно и понятно – городок пусть и вдали от моря, но ветер солёный всё одно дует, он что хошь разъест. Да и отдыхающие сюда не ездят, небось не Сочи аль Таврида, одной рыбой с Архангельска народец пробавляется. Но работать, смотри-ка, никто не любит. Африкан аж до центра дошёл – ни единого человека не встретил. Спят, сволочи. Ничего-с. Сейчас он им краешек бумажки на пять тыщ золотых из портмоне покажет, так враз забегают: чего изволите, господин хороший, вам девиц, пицц али шампанеи подать прикажете? Городской глава примчится, орденами тряся, сисясточки из церковного хора хлеб-соль на блюде притащат, а там, пока «Медведюшку» чинят, можно будет и вздремнуть в гостиничке, с барышней сдобной под бочком.

Так… ну и где ж они все?

На главной площади Династии Романовых Африкан огляделся.

Никого. На городской управе повис бело-сине-красный флаг, на стоянке пылились два пустых таксомотора, неподалёку громоздилась местная достопримечательность, церквушка Святых Петра и Павла – ободранная донельзя, с битыми окнами, – а рядом примерно такого же вида, давно не ремонтированная больница под красным крестом.

Господи, да что ж здеся творится?..

Рукотрёп по-прежнему наотрез отказывался ловить сеть.

Негодующий Африкан Карпыч запустил пальцы в бороду и как следует обложил негостеприимный город Корнилов по матушке. Теперь понятно, откуда в империи кризис, отчего национальная денежка падает, а евры всякие растут, что квашня для блинов. Ежели так гостей встречать, ни одна собака сюды не поедет, а не то что купец первой гильдии. Закончив ругаться, Тихомиров проследовал к управе. И тут его внимание привлёк один из жёлтеньких таксомоторов. Внутри кто-то сидел, точнее, лежал, сразу и не заметишь. Услышал Иисус молитвы, хоть один извозчик на месте.

Приблизившись, купец заглянул в кабину…

И отпрянул. На переднем сиденье, свесив голову, застыл человек с синим, как у Фантомаса, лицом. Закатившиеся белки глаз не оставляли сомнения: он мёртв, причём давно… Вне себя от ужаса, Африкан побежал – ноги сами несли его в сторону городской управы. Ворвавшись в здание, он поскользнулся – пол был залит водой, да так, словно где-то прорвало трубу. В ботинках сразу захлюпало. Купец сделал шаг и рухнул, подняв фонтан брызг.

Он упал точно между двумя трупами.

Первый – городовой в парадной белой форме, с саблей, прицепленной к ремню, совсем молодой. Второй – по виду начальник местной стражи, пожилой, с усами. Оба покойника выглядели братьями-близнецами извозчика таксомотора – с синим «фантомасским» лицом и закатившимися глазами. Из открытого рта городового, струясь, стекали прозрачные капли. Встав на четвереньки, Африкан затрясся мелкой дрожью – тела лежали всюду, складываясь в непонятную, загадочную композицию. Треугольник, квадрат или ромашка – он не разобрал. Жмуриков вокруг хватало – и другие стражники, и секретарша на входе, и даже уборщица из персиян – со спутавшимися тёмными волосами, плавающими в воде. Икая и пятясь, купец выполз на улицу. Во рту стоял солёный привкус. С трудом поднявшись, шатаясь, он пересёк площадь и вошёл в церковь. Африкана совсем не удивило то, что он увидел там. Ведь ему больше не было страшно.

Абсолютно та же картина.

Вода на полу. Мертвецы, которых кто-то заботливо сложил в замысловатый рисунок. Труп священника в центре. Девушки из церковного хора по краям, как украшение. Прихожане. Цветок из четырёх лепестков, целующий сам себя мёртвыми телами.

Африкан почти не запомнил дальнейшие события.

Кажется, он бродил по городу. Искал хоть кого-то живого. Трупы были везде. В лавках местных торговцев, на остановке трамвая, у синематографа и в каждом доме, куда он заходил. Несколько раз попался телефон-автомат, но купец не обратил на него внимания – не до звонков было, он пытался понять лишь одну вещь, сводившую его с ума:

ЧТО ИМЕННО УБИЛО ЖИТЕЛЕЙ ГОРОДА КОРНИЛОВА?

Через пару часов вымокший до нитки, измученный Тихомиров вошел в ресторацию «Парижъ». На полу валялись две официантки с синими лицами, за стойкой, уткнувшись в неё лбом, сидел хозяин. Взяв из холодильника запотевшую «Православную», купец опустился за столик – рядом с одним из мёртвых посетителей. Налив себе стакан, он залпом выпил, стуча зубами. Вкуса водки Африкан не почувствовал, но у него закружилась голова.

Он внезапно понял, на что похожа жидкость на полу.

Морская вода. Море. А люди – утопленники. Неясным образом они утонули… Но почему? Неужели Корнилов затопила эта японская хрень… то бишь цунами? Однако машины не перевёрнуты, нигде нет грязи, никакого песка и водорослей… а весь город захлебнулся.

Такого не может быть. Африкан просто помешался. А может быть, впал в кому, и ему всё видится в бреду. Разбился на «Медведюшке Super», попал в чистилище. И один лишь тусклый проблеск в туче плохих новостей. Это чудовищно, но есть маленькая радость: похоже, в чистилище наличествует бесплатная водка.

Умиротворившись этой мыслью, купец налил себе второй стакан и поднёс ко рту…

Сквозь дно Африкан увидел: в дверном проёме ресторации застыла фигура.

– Спасибо, что зашёл, – услышал он мягкий, бархатный голос. – Я обожаю гостей.

На купца смотрели два светящихся глаза – чудесного, небывалого изумрудного цвета…

Глава 2
Обезьяна с манго
(градъ Москва, переулокъ Святой Троицы)

Она была намного моложе Фёдора Каледина. Тот чувствовал себя не в своей тарелке.

«Ведь всё равно же добьётся своего, – лихорадочно мыслил Фёдор. – Надо провернуть дело быстрее, желательно за пару минут, и сделать вид, что ничего не было. Если Алиса вдруг застукает – мне не поздоровится». Он прикусил губу. Времени было в обрез.

– Ты точно уверена? – спросил Фёдор и получил в ответ спокойный кивок. – Пойми, если нас застанут…

– Не застанут, – с усмешкой сказала она. – Ты ведь знаешь – мы это делали много раз.

Каледин отметил про себя её крайнюю наивность и жизненную неопытность. Вот женщины часто думают, что умнее всех на свете. С Алисой он это уже проходил.

– Угу, так всегда говорят, а потом попадаются, – вздохнул он. – Наглость – второе счастье, однако опасно заходить слишком далеко. Тебе знакома осторожность? Частое желание вкусить запретный плод похвально, но не забывай осознавать последствия своего шага.

Улыбка исчезла с её лица, и Фёдор вздрогнул. Он понял, что сейчас произойдёт.

– Я больше не приеду к тебе на выходные, – сообщили ему до крайности ледяным тоном.

Угроза была существенной. Секунд пять Фёдор лихорадочно перебирал в мозгу все возможные варианты, но потом сдался – противопоставить шантажу было нечего.

– Ладно, чёрт с тобой, – согласился он. – Иди сюда. Только давай быстро, ладно?

– Ты же знаешь, я всегда быстро, – цинично напомнила она. – Чего тянуть?

Однако прав оказался всё-таки Фёдор, преисполненный тайных сомнений. Оба так увлеклись своим занятием, что не заметили приход Алисы. Та появилась на кухне в момент острейшего наслаждения: когда Варвара, высунув язык, облизывала ложку.

– Каледин, ну ты и тварь! – устало заявила Алиса. – У нашей дочери три дня как ангина прошла, а ты кормишь её мороженым! Тебя даже на час с ребёнком оставить нельзя!

Фёдор попробовал сгладить ситуацию.

– Ну, дорогая… – мягко начал он. – Ты же знаешь, мне сложно ей отказать…

– Господь Всемогущий явно наказал меня тобой за эротический сон в десятом классе гимназии, – отрезала Алиса. – Действительно, ты разве хоть одной женщине в своей жизни откажешь? И я тебе не «дорогая», не смей меня вообще так называть – мы в разводе!

– Учитывая, какую сумму ты себе оттяпала, я просто не могу называть тебя иначе, – улыбнулся Каледин. – Меня восхищает твой метод. Выйти вторично за меня замуж, венчаться, а потом через год опять развестись, присвоив графский титул, но не поскупившись на приличную взятку за право оставить старую фамилию. Как это мило!

– За год жизни с тобой меня как минимум должны избрать папой римским, – парировала Алиса. – Варвара, дочь моя, иди в свою комнату. У меня предстоит скандал с твоим отцом.

– Яволь, майне мутер.[2]2
  Слушаюсь, мама (нем.).


[Закрыть] – Варвара, забрав со стола статуэтку барона Субботы, направилась в сторону детской. – Только не орите, ладно? Вы фильмы ужасов заглушаете.

После исчезновения Варвары Алиса и Фёдор с минуту мрачно смотрели друг на друга. Алиса зачем-то заглянула в мойку, потом в кухонный шкаф и почесала в затылке.

– Осчастливлю новостью: я слишком сильно утомлена работой, – деловым и скучным тоном сообщила она. – Поэтому не буду скандалить. Можно сказать, тебе повезло.

– О, спасибо, – флегматично кивнул Каледин. – Видимо, с прошлого скандала, когда ты перебила все тарелки, новая посуда в мойке отсутствует… а произносить слова без звукового оформления в виде непрерывного грохота и звона тебе кажется непростительной ошибкой. Я больше не нужен? Тогда поеду, в полиции скоро совещание.

Алиса прекрасно понимала – отпустить экс-супруга будет проявлением слабости.

– Может, на почве политики пересобачимся? – сделала она робкую попытку.

– Это не повод, – жёстко оборвал её Каледин. – Я вообще тебя в последнее время не узнаю. У нас в МВД люди скоро с тобой здороваться перестанут. Приезжаешь разбирать криминалистику, и ни тебе визга, ни разбитой чашки, ни шпилек в мой адрес. Меня даже спрашивали – что с ней такое, неужели для профилактики в буддийском монастыре свою немку насильно полгода продержал? Князь Кропоткин на корпоративе выдвинул версию – мол, я тебя убил, а сам подменил персиянкой, сделав ей пластическую операцию. Народ посмеялся, но кто-то очень серьёзно в глаза посмотрел… Ради Бога, что случилось?

Алиса почувствовала – она сейчас расплачется.

– Я так устаю на работе, – пролепетала Трахтенберг, всхлипывая. – Ты же знаешь, с тех пор как князь Сеславинский ушёл в отставку и уехал в свой домик в Ницце, меня сделали директором Центра криминалистики. Приезжаю вечером домой никакая – Варварушкой заниматься надо, «Кошмар на улице Вязов» включить, в «Ходячих мертвецов» поиграть, а я засыпаю на ходу. Графиня, на гербе изображены два слона и змея на нефритовом поле, а пашу, как вол… Веришь ли – недавно еду на машине, меня подрезали, так я даже матом того извозчика не покрыла! Прочла молитву, включила музыку да отбыла восвояси…

Каледин похолодел.

– А я-то голову ломаю о причинах… Слушай, ну с этим надо что-то делать.

– Да чего тут сделаешь?! – Алиса уже давилась рыданиями. – Вон даже и ты говоришь – я совсем на себя не похожа. Нервы стали ни к чёрту. Ни поскандалить, ни наорать, ни выругаться. Я абсолютно не знаю, что меня дальше ждёт. Наверное, отдам тебе Варвару и реально в буддийский монастырь уйду – только там таким, как я, теперь и место.

– Не бойся, – положил ей руку на плечо Каледин. – Я воспитаю нашу дочь настоящей истеричкой.

– Обещаешь? – улыбнулась Алиса сквозь слёзы.

– Будет нелегко, но я постараюсь, – заверил Каледин. – Правда, потом уже мне самому придётся скрываться в буддийском монастыре, но это, разумеется, мои проблемы. Ладно, пора ехать, иди корми ребёнка ужином. Хотя знаешь… есть у меня один метод… я в нём не уверен, но попробовать стоит – вдруг поможет… Всегда тебе хотел сказать, раньше стеснялся, а теперь-то какая разница, верно? Короче… ТЫ ПЛОХА В ПОСТЕЛИ!

На кухне воцарилась терзающая душу тишина.

– И с кем ты сравнивал? – ледяным тоном осведомилась Алиса.

– Ой, да много с кем, – небрежно махнул рукой Каледин. – Немки, разве они чего могут? А я свободный человек после развода, к тому же видный и на ласку заводной. Я ух какой красавчик, правда? Золотые в кошельке хрустят, небрежная небритость, футболка «Раммштайн» – и всё, любая готова. В Камасутре опять-таки пару поз подсмотрел – «лошадь, объятая обезьяной с плодами манго», и «предрассветное ногосплетение Кришны, повисшего вниз головой». Вот там экстаз, феерические ощущения! С тобой же, Алиса, я имитировал оргазм. На службе посоветовали – берёшь на стакан воды пять конфет «Раффаэлло», и… так, послушай, а зачем ты нож со стола взяла? Орать не будешь?

– Зачем орать? – отчеканила Алиса, холодно блеснув глазами. – Я тебя просто зарежу.

Оценив опасность, Каледин отступил в прихожую. Они стояли друг напротив друга – крепко сложенный блондин в синем вицмундире Министерства внутренних дел Российской империи и рыжая красавица в строгом чёрном костюме и столь же мрачных, пусть и модельных, туфлях. «Так она явится и на мои похороны», – подумал Каледин.

– Ты ведь не хочешь этого делать, правда? – заискивающе улыбнулся он.

– Очень хочу, – нежным голосом мечтательно произнесла Алиса. – Тебе пиздец, моё счастье. Ты довёл меня до белого каления. Я порежу тебя на ленточки, а присяжные потом страдалицу оправдают. И пожалуйста, не кричи в процессе – это испугает ребёнка.

– Я так понимаю, последующее расчленение трупа и замывание прихожей от крови ничуть её не испугает, – сделал вывод Каледин. – Что ж, она достойная дочь своей матери. Придётся вырубить тебя приёмом джиу-джитсу. Присяжные возражать не будут.

Телефон зазвонил так громко, что оба вздрогнули. Каледин отметил – он ещё никогда не был так рад телефонной трели. Положив нож на столик в прихожей, Алиса сняла трубку.

– Графиня фон Трахтенберг у аппарата. Слушаю вас, милостивый государь…

Через пару секунд её лицо вытянулось.

– Да, хорошо. Конечно, ваша светлость, я понимаю всю сложность ситуации. Мы срочно отвезём Варвару к гувернантке, и я вам сразу же перезвоню. Не извольте беспокоиться.

Она отключила связь и повернулась к Фёдору. Ему не нужно было ничего объяснять. За годы двух неудачных браков он научился читать по лицу бывшей жены.

– Куда мы едем? – скучно спросил Фёдор, надевая перчатки.

– Мы летим, – сообщила ему Алиса. – За нами сейчас пришлют вертолёт.

Проблеск № 1

Танец со змеями

(Южная Европа, 3654 г. до н. э.)

Мирэ искренне гордился своей новой должностью. Золотое кольцо в левом ухе и ещё два в носу – отныне и навсегда знак его принадлежности к особой касте. А весят-то сколько, до сих пор ноздри кровоточат… но ничего, это приятная тяжесть, в удовольствие. Пожилые родители (каждому из них пришлось, согласно обычаю, отрезать по пальцу на левой руке в день посвящения) плакали не от боли, а по причине чистейшего счастья. Их единственный сын причислен к касте Хранителей, почти равных самим богам. Двери Храма Клевера навсегда затворятся за ним, и мать с отцом больше никогда не увидят свою кровиночку. Тяжело и страшно. Но… боги великие, какая же это грандиозная честь, особенно для семьи полунищего рыбака! Соседи по улице локти себе искусали, их жёны залились слезами зависти, мясник униженно просил брать баранину бесплатно до конца года, а ростовщик первый прибежал, запыхавшись, тряся толстым брюхом, умоляя забыть о долге. Ещё бы. Старейшины рассказывали – благодаря чудесному дару Хранители чувствуют и видят всё за пределами Храма Клевера, и если что – обидчику не сдобровать. К стенам святилища простым смертным нельзя даже приближаться: во время поклонений они способны наблюдать чудо лишь с расстояния в триста локтей. Сугубо таинственной касте Хранителей дозволено служить богам в чертогах из красного гранита, и только одного юношу или девушку раз в месяц избирают для этой чести Стражи – дряхлые, полуслепые жрецы, с трудом сидящие на тронах.

Мирэ вдоволь успел насладиться приобретённой популярностью. Повёл ораву друзей в самую дорогую харчевню, и они вкушали благородное вино до утра – за счёт заведения. Ночь закончилась сногсшибательно: под утро его ублажали сразу две девицы – дочь правителя города и племянница одного из Стражей Хранителей: видят боги, они от всей души старались так, как невеста не старается для возлюбленного в брачную ночь. Кажется, Мирэ ещё не проснулся, не бывает такого наяву. Посудите сами. Он ходит по городу, и под ноги ему сыплются лепестки роз. Знатнейшие господа целуют подол туники сына беднейшего рыбака, чья семья в долгах как в шелках. Девушки обжигают его взглядами, готовые на всё за одно-единственное прикосновение. Он ещё не перешагнул порог Храма Клевера, а уже практически стал богом. Остался лишь заключительный ритуал, и он обязательно осуществится, как только прольются последние капли в водяных часах, стоящих посреди квадратной комнаты.[3]3
  Водяные часы были изобретены в глубокой древности и имелись во всех дворцах Вавилона, Римской империи, греческих городов-государств. Промежуток времени определялся каплями воды, вытекавшими из отверстия, сделанного на дне медного сосуда. Вышли из употребления к XVII веку.


[Закрыть]

Сто капель назад завершился главный танец.

Для него плясали сразу три лучшие, бесподобные в своей красоте жрицы острова. Изгибы их тел скрыты от взора самого царя, поскольку царь не имеет власти над Храмом Клевера. Каждая девушка держит в руке живую змею, это древнейший танец в честь богов – надо как следует извиваться, дёргаться из стороны в сторону, кобры ведь настоящие, с ядовитыми зубами, и танцовщицы многократно упражняются заранее, дабы избежать змеиного укуса. Глядя, как совсем рядом с ним (под шипение недовольных кобр) извиваются обнажённые тела с капельками пота на животах, Мирэ едва не испытал сердечный приступ. Боги, что именно его ожидает? Про Хранителей в городе рассказывали разное. Дескать, те живут в потрясающей роскоши, имеют всё, что душе угодно, но со строгим условием – никогда не покидать стен Храма Клевера. Фактически, жрецы сливаются с богами, становятся неотличимы от них. Они заточены здесь до конца жизни, старятся, умирают. И даже после смерти не имеют права оказаться за пределами Храма – остаются лежать в каменных могилах на священном кладбище возле Алтаря. И пусть кому-то это покажется золотой клеткой, что может быть чудеснее? Ты больше ничего не делаешь – просто возносишь молитвы богам и предаёшься удовольствиям. Хранители носят лучшие одежды, обладают прекрасными женщинами, едят самые вкусные и изысканные блюда. Вот и сейчас стол в комнате накрыт столь щедро, словно на семерых, Мирэ предложены редчайшие кушанья, достойные уст царя царей. Разве можно не прикоснуться к козьему сыру, зажатому среди спелых, лопнувших плодов инжира, к жареным кускам истекающей жиром ягнятины, к плошкам, полным горного мёда? Конечно, набиваешь себе брюхо до самого предела, ибо ты сроду такого не едал. Главное – никакой рыбы. С детства в семье каждый день на обед подавали уху: ставриду Мирэ давно уже видеть не может. К счастью, повара Храма Клевера столь заботливы, что загодя спрашивают нового Хранителя о предпочтениях.

Ох, сил больше нет… Недоеденная ягнятина плюхается обратно в плошку, он вытирает жирные пальцы о тунику. Желательно напоследок прикоснуться к обнажённым телам жриц, но… сытость патокой склеивает веки Мирэ. Ничего, он ещё займётся девицами… завтра или послезавтра. Торопиться некуда. Ведь служителям богов ни в чём нет отказа.

Хранитель не заметил, как танцовщицы покинули комнату.

Он задремал, уронив голову с тремя подбородками на грудь – пусть юноше из бедной семьи недавно сравнялось двадцать лет, толст он был не по годам. В помещение, бесшумно скользя босыми ногами по гранитному полу, вошли двое в зелёных одеждах. Осмотрев спящего, они кивнули друг другу. Выходя, незнакомцы дёрнули по рычагу справа и слева от центральной двери и исчезли.

Гранитный пол начал постепенно опускаться.

Мирэ пришёл в себя, только когда морская вода добралась ему до шеи. Он принялся кричать, но никто не явился на зов. Неплохой пловец от природы, парень быстро избавился от туники и, повинуясь инстинкту самосохранения, рванулся вперёд по подводному туннелю, стараясь сохранять в груди остатки воздуха. Уже из последних сил, наглотавшись горько-солёной жидкости, он всплыл на поверхность бассейна в тёмном гроте. Кашель раздирал лёгкие, но его это не волновало. Хвала богам, он жив. Наверное, произошло недоразумение. Как же ему выбраться отсюда? Хранитель громко позвал на помощь, и от сводов отразилось гулкое эхо. Затем он услышал какое-то движение. Во мраке внезапно засветились изумрудами глаза непонятного существа. Он не успел испугаться. Что-то большое сочно плюхнулось в бассейн рядом с ним, подняв фонтан брызг. И через пару секунд, в последние моменты своей жизни, Мирэ осознал, почему многие сотни лет Хранители сливаются с богами, считаются равными им, а также никогда не выходят за пределы Храма.

Потому что они являются пищей богов.