Текст книги "Республика Ночь"

Глава IV
Церковь Дракулы
(Улица Казней в Тырговиште, полдень)

…Шатаясь, я выхожу на пустую улицу. Как назло, день выдался не пасмурным – проклятое солнце жарит, точно в Африке. От души зеваю, показывая оба клыка, по детской довампирской привычке прикрываю рот ладонью, намазанной защитным кремом. Ну а что вы хотите? Это 533 год от смерти Дракулы, по нашему летосчислению (либо 2009 «по старому стилю», мы используем и эту статистику), у вурдалаков-бизнесменов масса дел, им приходится перемещаться по проспектам даже в светлое время суток. Москва – город, перегруженный деловой активностью: причем настолько, что многие вампиры носят с собой на работу раскладные китайские гробы – спят прямо в офисах. Технический прогресс не стоит на месте: крем от загара с защитой +45 давно решил проблемы появления вурдалаков при солнечном свете. Разумеется, после дневных бдений хорошо бы махнуть на недельку в Скандинавию, понежиться на ледяном пляже, принимая лунные ванны… но кто в разгар кризиса может себе это позволить? Темные очки надежно защищают глаза – «желтый карлик»[7]7
  Астрономический термин, обозначающий малые звезды. Самый известный «желтый карлик» – опасное для вампиров Солнце.


[Закрыть] грозит упырям слепотой. Тщетно пытаюсь поймать такси. Ага, как же. Исключая бизнесменов, большинство вампиров неисправимы: они исповедуют замшелый стиль бытия – с рассветом московские улицы вымирают, словно во время комендантского часа. Правда, в центре все по-другому: дневная бессонница в моде среди поклонников гламура. Но это вообще другая планета. У подземелий Кремля переулки усеяны дневными барами, дневными стриптиз-шоу, дневными магазинами: сонные клерки, задержавшись в офисах, выбегают купить кровяных кубиков «Кнорр» – чтобы разогреть их, залив кружки кипятком, и сосать теплую кровь через трубочку. А вот спальные районы типа забытого демонами Брем-Стокерово в яркости солнечного света остаются мертвыми и пустыми, как валашские пещеры. Итак, глобальной сенсации не произошло: босс терзал меня в офисе до полудня, однако слоган я ему так и не родил. Состоялся разнос: в процессе прозвучало обещание срезать зарплату и отправить на биржу труда. Чеснок ему в задницу. Он ведь это сделает…

…Такси не ловится. Частников на дороге – и тех нет. Никто не тормозит на разбитой вдрызг тачке, не зазывает с жутким акцентом асанбосама – африканского вампира с железными зубами и крюками вместо ног:[8]8
  Этот кровосос обитает в Гане и Того, живет в джунглях, чаще всего в дупле дерева. Внешне имеет облик совершенно обычного человека, кроме крюков вместо ног.


[Закрыть]«Э, слюшай, брат… куда ехать, да?» На асфальте колеблется красивая узорчатая тень. Что это такое? Ах да, конечно. Силуэт пентаграммы на готическом шпиле – церковь Дракулы, причем достаточно древняя. Один из первых человеческих храмов в Москве, который освятили кровью жертв. Пригнув средний и безымянный пальцы к лоснящейся от крема ладони, я оттопыриваю мизинец вместе с указательным. Прижимаю всю композицию к сердцу. Пальцы символизируют рога – вселенское зло, воплотившееся в теле самого знаменитого вурдалака – Влада Дракулы. В отдельных аспектах я считаю себя верующим вампиром. Да-да, не смейтесь. С детства помню, как бабушка молилась в голодные годы, прося «батюшку Цепеша» послать «бедному внучку» чуток живительной крови, пускай даже и крысиной. Дракула стал первым человеком в мировой истории, не побоявшимся признаться в своем вампиризме. Уже неважно, как именно произошло его обращение. Ходили навязчивые слухи, что Влад стал пить кровь по приказу Дьявола за свое вероотступничество… но, скорее всего, подобные легенды – черный пиар со стороны его бесстыдных противников.[9]9
  Влад Цепеш сменил веру с православия на католичество – в Валахии считается, что такой человек обязательно становится вампиром. Его душу отринет Бог, но зато весьма охотно заберет к себе Дьявол.


[Закрыть] Ноги сами несут меня на порог из темно-серого мрамора. Голову обжигает стыдом: я уже лет десять не был на черной мессе, часто забывал совершать плохие поступки. И самое кощунственное – давно не принимал участия в «Растерзании тела девственницы». Есть такой церковный праздник: ночь сошествия Дракулы в Ад. Правда, во время месс мы едим куриное филе – где ж теперь эту девственницу взять? Я открываю кованые ворота: в нитях оловянной паутины запутались потертые пауки с бронзовыми глазами. Церковь открыта даже днем: далеко не у всех вампиров есть возможность заглядывать сюда ночью. Одно движение – и я внутри. Гулкие звуки моих шагов отражаются от черных, украшенных красными вставками стен храма. На залитом жертвенной кровью алтаре – цветная мозаика, изображающая мужчину с благородным лицом, вьющимися волосами ниже плеч. У него глаза грустной газели, козлиная бородка и отполированные когти. Подходя, я обмакиваю шесть пальцев обеих рук в кровь, благочестиво шепча молитву.

…Дракула умер за всех нас. Люди не простили ему, что он стал вампиром. Жестокий Влад погиб от рук собственных бояр: его пылающее сердце проткнули осиновым колом, и знаменитый вурдалак превратился в пепел. Он стал не первой, но самой значительной жертвой, положенной на алтарь будущего торжества и победы вампиризма. Культ Дракулы завоевывал все больше и больше подпольных обществ вампиров, пока наконец в 1894 году его сторонники не вышли из тени, получив от Принца Крови права официальной церкви. Правда, в последнее время ее влияние стало слабнуть. Все заняты бизнесом, множество кровососов (увы, и я в их числе) почти не уделяют внимания стойкому развращению души злом. Религия занимает мало места в моем сознании: я приношу жертвы Темному Повелителю лишь тогда, когда прошу повышения зарплаты. Появилась просто тьма вампиров-атеистов. Мусоля летописи историков, они изрыгают отвратительную хулу – Влад Дракула, дескать, никогда не существовал. Другие делают скидку: да, Дракула – реальная личность, но вампиром он не был, это суеверия того времени. Мол, Влад Цепеш – ничем не выделяющийся, серенький валашский дворянин с титулом господаря, правитель заштатного княжества на задворках Европы. По-моему, это свинство.

Слизываю кровь с когтей. Водянистый вкус.

Церковь абсолютно пуста. Под потолком, в окружении мрачных колонн из черного мрамора, колышутся муляжи летучих мышей: их крылья для создания готичной атмосферы подсвечивают красные фонари. К полу привинчены фигуры грустных демонов из фиолетового алебастра. Жертвенник щедро усыпан кусками перемороженной говядины – дары прихожан. Волокнистое мясо нехотя клюют священные вороны. Динамики наполняют помещение храма умиротворяющим блэк-метал: мелодичный голос солистки Draconian тонет в бас-гитарах, переплетаясь с хрипом, – исполняется Death, Сome Near Me.[10]10
  «Смерть, подойди ко мне» (англ.).


[Закрыть] Я задерживаюсь напротив исповедальни. Очень красиво – черное дерево с перламутром, резные чертики на дверцах: старая работа, сейчас таких уже не делают. Заглянуть, что ли? Внутри, понятное дело, никого – время-то позднее. Но так даже лучше. Посижу минут пять, помедитирую наедине с темными силами, покаюсь Дракуле в отсутствии приличных грехов. На дворе кризис, чума офисных существ, – где еще впитать черную энергию, как не из церковных стен, наливающих сердце злом через свет пентаграмм? Уже завтра меня могут уволить с работы. Придется, как Вере, отказаться даже от хомячков: из экономии перейду на дурацкую искусственную кровь. Говно, зато дешево.

…Исповедальня вырезана в форме гроба. Вампир, пришедший рассказать о сокровенном, должен чувствовать себя удобно, как на приеме у психоаналитика. Втискиваюсь в деревянную ложбинку – напротив решеточка. В соседнем отделении загорается голубоватый свет. О, фига себе! Похоже, я ошибся. Даже днем в святилище, не покладая клыков, работают скромные слуги пентаграммы, готовые выслушать все горести прихожан…

– Простите, злой отец, – ворочаясь в гробу, шепчу я. – Мое поведение недостойно вампира. Уже давно я веду себя… словно гребаный ангел.

– И как же, ублюдок мой? – интересуется невидимый жрец.

Я собираюсь с силами: минусов накопилось не меньше вагона.

– У меня целый год не было секса, – выдавливаю я с овечьим стыдом.

– Это серьезное упущение, – хмуро отзывается жрец. – Плотская любовь – один из смыслов вампирского бытия. Мы даже против геев ничего не имеем. Ладно, это еще поправимо. Надеюсь, ты хотя бы мастурбировал?

– Не так часто, как хотел бы, – признаюсь я, склоняя голову. – Работы много.

– Отвратительно! – гремит голос жреца. – Как же можно? Своими действиями ты разгневал силы Ада! Знаешь ли, чем это грозит тебе? Работа работой, но нельзя же забывать и о духовном! Что бы сказала твоя мама, узнай она о твоей неподверженности плотскому греху? Неужели ты не ходишь на оргии?

– Прошу прощения, злой отец, – я понижаю голос до шепота. – Мне весьма неудобно. Заниматься сексом в присутствии толпы других вампиров, мужчин и женщин… это как-то даже… я боюсь сказать… неприлично, что ли.

Первые пять секунд тишина – жрец поражен степенью моего падения.

– Тебя искушают силы добра, кровосос, – задумчиво произносит мой собеседник. – Не поддавайся им. Если где-нибудь увидишь старушку поблагообразнее, столкни ее под трамвай с демоническим смехом. Бабушке ничего не будет, а тебе в Аду автоматом засчитают десять очков. Многие упыри этим пренебрегают, и напрасно. Сто старушек – нашивка «Мастер Зла». Не пытайся отлынивать от прочей вампирской профилактики. Не удивлюсь, если ты регулярно забываешь откусывать головы голубям…

– Нет-нет, – спохватываюсь я. – Здесь как раз все нормально. Только вчера словил на балконе птичку, сжевал живьем. Я отдаю себе отчет, что белые голуби ассоциируются с ангелами, поэтому еженедельно пью их кровь. Это приравнивается к убийству охотника за вампирами… ведь правильно?

Вокалистка Draconian в динамиках заходится в экстазе.

– Вижу, ты не совсем безнадежен, – хвалит жрец. – Но скажи – совершал ли ты паломничество на могилу Темного Повелителя в Сигишоару… чтобы загрязнить свою душу черными гнусностями и до краев наполнить ее тьмой?

Я лихорадочно соображаю, что бы ответить. Кто бы раньше подумал, что банальная исповедь похожа на допрос в Службе вампирской безопасности?

– С паломническим туром сложности, злой отец, – жалуюсь я. – Доллар-то растет. Цены просто клыки отшибают, а денег – меньше, чем крови в комаре.

Жрец тяжело сопит – видимо, взвешивает мои робкие слова.

– Монстр мой, – вещает он примирительным тоном. – Это славно, что ты озабочен баблом. Но в целом, увы, я не могу назвать тебя вампиром. В тебе столько же зла, столько в кролике. Вампиры, дорогуша, должны олицетворять мистический страх, а не офисных лузеров. Если ты хоть раз в год не превращаешься в лесного волка – нам не о чем разговаривать.

Мне нехорошо. Зачем я пришел сюда? Сердце рвут терзания совести. Статуи демонов-толстяков укоризненно смотрят на меня: они явно разочарованы.

– Волки – прелестные существа, – уклончиво признаю я. – Кому из нас не хочется хотя бы изредка пронестись ночью через лесную чащу, чувствуя ветер сквозь шерсть на затылке? Это, злой отец, мы еще в гимназии проходили: современные вампиры – дальние родственники вымерших в античные времена оборотней-вервольфов. Да, со стороны превращение в волка выглядит мило, но на деле приносит кучу проблем. Год назад я так побегал по лесу и притащил в офис блох: пришлось шампунь покупать. Из головы вот такущего клеща вытащил! Я бы обратился в летучую мышь, но неофиты не имеют такой возможности.

В соседнем гробу слышится шуршание, щелкает металл.

– С летучей мышью тоже не все гладко, – комментирует жрец. – На исповедь приходит полно вурдалаков, в разное время лечившихся от бешенства или глистов, которых переносят сии чудесные создания. Вообще, не нужно превращаться в волка для галочки. Не следует забывать: волчье состояние, злобные поступки, бульварная романтика, кровь и секс – на этом держатся столпы древней морали вампиризма. За всю кровавую историю целые легионы лучших вампиров пали от рук людей… но что же мы наблюдаем сейчас? Фильм «Полдень» по книге Стефани Майер стал блокбастером – омерзительно тухлое чтиво о любви вампирши и старшеклассника из человеческой гимназии. Все уже забыли, как эти самые старшеклассники охотились на молодых вампиров в Праге и Будапеште, убивая новообращенных прямо в гробах. Мир кровососов разлагается под влиянием масс-культуры, как сливочное мороженое в печи. До чего мы дошли: среди нас появились гребаные вегетарианцы! А ведь питье из прокушенной артерии горячей пенящейся крови – это не только банальное насыщение, чудище мое. Поглощение разума существа, захват его мыслей, обретение новой жизни, плазму которой ты вливаешь в себя. Стоило не уничтожать людей полностью, а содержать в плену, разводя на фермах с минеральными кормами. Без их крови мы вырождаемся… деградируем.

Мне становится реально не по себе. Странный служитель тьмы… конечно, они все официально сидят на ЛСД, глюки помогают беседовать с духом Дракулы. Но тут уже, кажется, налицо передоз. С какой это радости он со мной так откровенен? Вывод один: в фигурках чертиков, украшающих исповедальный гроб, установлены чувствительные микрофоны. Идет трансляция разговора – прямо в Службу вампирской безопасности…

Клыки с хрустом прикусывают язык. Какого хрена я тут с ним разболтался?

– Злой отец, – трепещу я, взвешивая каждое слово. – Следует ли понимать вас так: употребляя бычью кровь, мы тем самым пропитываем свои жилы и мозг мыслями коров, обретая жизнь и разум этих травоядных животных?

Снова раздается металлический звук. Жрецу моя мысль явно не нравится.

– Ты мне уже надоел. – Голос звучит сухо и отстраненно.

– Но разве вы в церкви не для этого? – смиренно удивляюсь я.

– Нет, – с равнодушием отвечает жрец. – Я здесь, чтобы тебя убить.

На секунду мне кажется, что я ослышался.

– Кого убить?!

– Тебя, – устало слышится из другой половины гроба. – Ты что, глухой?

Я вновь слышу знакомый звук. И мне становится понятно, что это.

…Он прощелкивает барабан револьвера, засовывая туда пули…

Романчик-мелодрама «Полдень»

РЕКЛАМА

…Когда ты всего лишь неопытная столетняя девочка и видела людей только в кино… когда клыки так хрупки, а любовь так жестока… Ты не знаешь, что полюбишь его. ЧЕЛОВЕКА. Вашу связь осудят близкие, и мертвая мать проклянет тебя навеки, разлив за обедом кровь. Ты прикоснешься к клану людей – добытчиков серебра. Поймешь изнанку ужаса, увидев страшное СВЕКРОВИЩЕ. Задохнешься, едва в комнату внесут серебряное РАСПЯТИЕ. Мир людей против мира любви – кто окажется победителем? Влюбиться в человека – это страшно? Это романтично. Это прекрасно и мучительно. Тебя ждут ужасные терзания. Ты поймешь, что такое бессонница: это сон на жесткой постели без нежного гроба. Узнаешь вкус смерти, когда вместо крови подали горький шашлык. Ощутишь горе после отказа заняться с тобой сексом в семнадцатый раз за день. И главное – привыкнешь жить светлым, отравленным ДНЕМ. Потому что любовь – побеждает все. Вонзит ли он КРЕСТ в твое любящее сердце?

По культовому роману Стефани Майер.

Книга, вызвавшая скандал в церкви Дракулы. Новелла, запрещенная жрецами на черных мессах. Мелодрама, проклятая самим Архимагом. Любовь добра – полюбишь и шахтера серебра. Смотри сейчас – пока не запретили.

Глава V
Летающий череп
(Через секунду, в том же месте)

…Ничего себе, однако… сходил, исповедался. Дальнейшая реакция уже чисто животная, недаром считается, что в жилах вампиров – кровь диких зверей. Дверь исповедальни вылетает, с грохотом падая на пол: дернувшись в панике, я выбил ее ногой. Кошкой прыгаю в зал, сотрясаемый риффами блэк-метал. Вовремя. Створки соседнего гроба синхронно распахиваются, оттуда высовывается рука – в цепких пальцах блестит револьвер. Успею ли добежать до выхода? Ну, есть только один способ проверить. Почти не касаясь пола ботинками, не чувствуя ног, я буквально лечу к «паучьим» дверям. Бах! Темное пространство церкви освещает вспышка. Крупнокалиберная пуля, свистнув у моего затылка, разносит в пыль алебастровую морду демона. Звучит топот ног – похоже, безумный жрец решился на преследование. Ему не догнать – спасительные врата уже рядом, лязгают ржавой паутиной прямо передо мной: аллилуйя темным силам!

Давлю всей ладонью на спинку железного паука. Двери открыты – я на улице, хватаю клыками дневной воздух. Радость длится всего секунду: у меня начинается жуткий кашель… страх разрывает нёбо наждачной бумагой.

Черный зрачок. Прямо в лоб мне смотрит дуло «кольта». Оружие держит вампир моего возраста, на ковбойский манер щегольски отставив большой палец. Свежее лицо украшает искусственная щетина (у некоторых трупов волосы сами собой не растут), парень одет в полосатый черно-зеленый костюмчик, словно шкурку с арбуза содрал: сидит, как влитой, ни единой морщинки. Рядом, переворачивая носом отходы жертвенника, копошится обращенная цыганами собачка-вампир: эдакое умилительное существо из породы мопсов с чудесной слюнявой мордой. Появляется нелепое желание свистнуть, чтобы песик прижался к ноге. Ну-ну. Обладатель костюма опускает револьвер – теперь он направлен в голову животного. Я вижу огонь, но не слышу грохота: раздается лишь жалкий предсмертный визг – видимо, к стволу привинчен глушитель. Тельце собаки вспыхивает голубоватым пламенем, ткани съеживаются, осыпаясь пеплом, – на асфальте догорает крошечный скелетик. В зубах зажаты волокна мяса.

– Тебе все ясно, малыш? – раздается сзади голос запыхавшегося жреца.

…Да уж куда яснее. Это серебряные пули, запрещенные к употреблению Международной вампирской конвенцией, состоявшейся в Гааге. В 1928 году ведущие кровеносные державы постановили: средства, которыми люди уничтожали вампиров, больше не имеют морального права на существование. Запретили даже затачивать колы на сельских заборах (переформатировали их в овальные), не поленились – выкорчевали весь чеснок, рудники по добыче серебра опечатали, окутав входы-выходы колючей проволокой и выставив по периметру спецназ в масках. Слитки белого металла торжественно расплавили на площадях – под улюлюканье и аплодисменты толпы. Но… если бы все было так просто. Уже через год хитрые дельцы начали толкать серебро на «черном рынке» – из-под полы. Очень дорого: опасный, нелегальный товар. Торговали старыми запасами, найденными в заброшенных подвалах, где таились склады охотников за вампирами, и кустарными самоделами подпольных оружейных фабрик. Всего ОДНА такая пуля стоит 10 тысяч долларов, не считая оплаты услуг посредника. А чувак без колебаний израсходовал драгоценный патрон на собачку, демонстрируя мне свое могущество. Да, это очень авторитетный вурдалак. Либо исключительно крутой киллер… работающий на столь могущественную организацию, что даже грозная Служба вампирской безопасности рядом с ней – подарочный набор пластмассовых пупсов.

…Я оборачиваюсь – плавно, как в танце, не делая резких движений. На пороге церкви стоит толстый азиат, одетый в стиле пациента психбольницы. Красный пиджак, канареечно-желтые брюки и круглая шапочка в горошек, узкие очки-«кошки». В руке – револьвер, как и у «мафиози», только без глушителя. Цирк уехал, клоун остался. Какой он национальности? Китаец или монгол? Фиг разберешь, ихние вампиры все на одно лицо. Выходит, некий азиат, ничуть не похожий на жреца культа Дракулы, давал мне напутствия в исповедальне? Я чувствую, как мое бледное лицо покрывается лунными пятнами от жестокого стыда. Подумать только, он обманщик! – а я этому подонку целых полчаса выкладывал самые интимные подробности!

– Чудесно, – лыбится азиат попугайской расцветки. – Не беги, не дергайся, не маши когтями – и никто не пострадает. Правильно, томодачи?[11]11
  Друг (японск.).


[Закрыть]

Вампир в костюме отвечает кивком: он держит меня на мушке. Ботинки засыпаны пеплом мопса. Азиат аккуратно обходит меня спереди, запускает пальцы в карманы моих брюк. Ощупывает пиджак, проверяет воротник. Хлопает по карманам рубашки. Открывает мне рот, словно лошади на ярмарке, и придирчиво осматривает клыки, пощелкивая по эмали когтем.

Дипломированные психологи в таких случаях советуют разрядить обстановку. Например, попытаться шутить. Сгладить ситуацию.

– Если полезете в трусы, – говорю я, – придется решить, что это любовь.

«Арбузный костюм» делает два шага вперед. Не опускаясь до объяснений, бьет меня рукоятью револьвера – чуть выше уха. Мне не особенно больно, однако в глазах темнеет: повинуясь давнему инстинкту, я падаю на колени. Хоть мозг вампира формально и считается мертвым, там сохранились нервные окончания… мы же не тупые зомби с кладбищ, чтобы бродить бессмысленно и натужно реветь на луну. Да, вампиры – живые трупы, но при этом не разлагаются, имеют все естественные отправления, нуждаются в горячей пище и тому подобное. А вот от ударов редко чувствуешь боль, иногда ее вообще не бывает.

…Но этот чувак в костюме – отличный спец. Он знает, куда бить. Да чтоб вы все передохли, гребаные психологи со своими советами! Азиат, изящно поправляя полы красного пиджака, наклоняется ко мне. Толстое лицо отражается в стеклах моих очков – устрашающее, как солнечный диск.

– Куда ты дел флэшку? – шепчет он, обдавая ухо мятным дыханием.

– Ээээээ… какую… флэшку? – откровенно изумляюсь я.

– Последний раз тебя спрашиваю, коно-яро…[12]12
  Сволочь (японск.).


[Закрыть] – злится «попугай».

Я впадаю в лягушачье оцепенение. ЧТО ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ? Моя напарница – вегетарианка. Меня обещали уволить с работы. Мне сократили зарплату. Исповедник оказался киллером. Его напарник, выплюнутый в реальность из сна наркомана, бьет по башке. В глазах все расплывается. Поднимаю голову, ища спасения у Дракулы, – рядом же храм. На уровне пентаграммы высоко в небе повис рекламный щит, изображающий красную упаковку. «G7 – мы отобрали кровь от лучших коров!» Ага. А ту, что осталась, – прислали нам. Достойное завершение рабочей ночи. Но ведь мне едва сравнялось сто лет, и я слишком молод, чтобы стать черным пеплом…

И еще… про какую же такую флэшку талдычат эти два придурка?

– Давай-ка, врежь ему, – холодно говорит азиат. – Он еще не понял.

Мой затылок выдерживает новый удар рукоятью. Кожа за ухом лопается, по щеке, обтекая губу, льется тоненькая струйка крови. Я успел перекусить тайком от Веры, дабы не оскорблять ее убеждения, – не пополнив жилы, трудно пахать целую ночь. Сказал, что отнесу бумаги боссу, а сам сбегал в тошнотворную забегаловку: пососал сырого фарша из лабораторных мышек, запил стаканом кровушки. Вроде бы все и стерильно, но как же противно-то… одна радость, со скидкой. Домой тоже фаршика захватил, на завтрак.

– Вы меня с кем-то перепутали, – хриплю я, размазывая по коже кровь, мешая ее с кремом от солнца. – Объясните нормально – что вам нужно?

Однако ни тот ни другой что-либо объяснять не собираются. «Костюм» двумя пальцами в кожаных наперстках достает серебряную пулю – белый цилиндрик ложится в гнездо «кольта». Повернувшись, барабан щелкает. Рядом дымится скелет собачки: сейчас и мою голову разнесет серебром.

Неожиданно с силой волны цунами захлестывает злоба – сердце так и бурлит мышиной кровью. О, как все замечательно. Я лузер. Меня имеют на работе по полной программе. Баба свалила к богатому. Только что набили морду без малейшего повода. НУ ТАК И ЧТО МНЕ ТЕРЯТЬ? Зажимаю в кармане жалкий пакетик с мышиным фаршем. Швырну прямо в рожу этой сволочи.

Киллер делает шаг – я бросаю пакет: неуклюже, фарш падает под каблук ботинка. Нога убийцы скользит в кровавой кашице: вампир опрокидывается навзничь. Вот так удача! Вскакивая, я нечаянно бью азиата головой в подбородок: взбрыкнув, тот приземляется на останки собачки. Пыль от сгоревших костей встает серым, фееричным столбом.

…Да, я лузер – но не последний дурак. Такая везуха не длится вечно. Велик соблазн отнять у врагов оружие, однако сейчас лучший выход – бежать.

– Aetas mea malitiosus lupus![13]13
  «Я – это злобный волк» (лат.).


[Закрыть] – быстро читаю я заклинание и почти сразу превращаюсь в полярного волка. Спасибо за подсказку, дорогой жрец. Дикие животные бегут со скоростью 35 км/час, уж по-любому быстрее человека. Вытянувшись белой стрелой, царапая когтями тротуар, я несусь по улице Казней в Тырговиште, минуя офисные здания, кровеносные станции и рекламу «Бладлайна». Суставы терзают вспышки боли: превращение всегда мгновенно, но довольно болезненно. За спиной – ни звука. Я торможу – лапами вперед, в недоумении оборачиваюсь. Ох, лучше бы я так не делал…

Это похоже на кошмарный сон. У АЗИАТА ОТОРВАЛАСЬ ГОЛОВА.

Залив асфальт фонтаном черной крови, отделившись от плеч вместе с шеей, она стремительно летит вдогонку за мной – темные очки слетели, глаза-щелочки горят ненавистью, в окровавленном рту злобно щелкают клыки. Я поджимаю дрожащий хвост. Зло презлобнейшее… да ведь это же сам нукекуби, вампир из Японии. Они ничем не отличаются от обычных людей, даже повышенной бледностью, не спят в гробах, живут в обычных домах, с кроватями и атласными одеяльцами. Выделяются только красной полоской на шее – ее легко замаскировать бусами или платком. Череп, который обычно вальяжно парит в облаках на манер хищной птицы, летит ракетой – мне навстречу. Вне себя от страха – спасаюсь бегством. Поздние вампиры, вроде меня, обделены способностью превращаться надолго. Я буду волком еще от силы минут десять, после чего вернусь в прежний облик. А это хреново.

Лицо японца уже поравнялось со мной – из шейных артерий капает кровь. Оно закладывает лихие виражи, словно сзади у него прикреплен пропеллер.

– Ты знаешь, как это больно – отрывать голову себе самому? – орет мне в мохнатое ухо череп. – Обещаю, бака-гайцзин:[14]14
  Японский термин, который употребляют по отношению к глупым чужакам, не знающим языка. «Бака» – дурак, «гайцзин» – иностранец.


[Закрыть] легко ты теперь не умрешь.

Он пытается вцепиться мне в загривок – по-волчьи скуля, я шарахаюсь влево. Окровавленная голова со свистом разрезает воздух: облетая меня с обеих сторон, японец истерически хохочет – захлебываясь и булькая, прямо как африканская гиена. Сколько с начала смерти видел вампиров – ни один не может смеяться тихо и спокойно. Традиция-с. В вампирской гимназии уроки зловещего хохота – важнейший предмет. Увы, я из двоек не вылезал: домнул[15]15
  Господин (румынск.).


[Закрыть] Мирча, пожилой упырь из Ясс, строго выговаривал: «Кирилл, ты не смеешься, а хихикаешь». А вот японец, сука, этот явно был отличником.

– Отдай флэшку! – ревет голова, пикируя с высоты, как бомбардировщик.

…Мои лапы слабеют: я начинаю сбиваться с бега и жалобно поскуливать. Конечности постепенно теряют шерсть. Все, приплыли. Энергия закончилась, я всегда быстро выдыхаюсь (сволочь-штрига то же самое говорила и про постель). Достигнув моста у метро «Кровососская», валюсь прямо в грязь. Язык бессильно свешивается из пасти, слюна течет на грудь, клыки шатаются. Волчья сила покидает меня, утекая, как кровь в решете: белая шерсть облезает крупными клочьями, сквозь волосы проглядывает галстук. На мне вновь одежда офисного клерка, и, вероятно, я выгляжу полным идиотом, стоя на четвереньках посреди тротуара. Нукекуби щелкает пастью, кружась надо мной: у меня нет сил плюнуть в его счастливую рожу. Я снова вурдалак – от волка остался только хвост, которым я хлещу себя по облезлым бокам.

Голова японца взмывает высоко в воздух.

– Амелин! – орет он. – Скорее сюда! Я взял его. Мы у «Кровососской»!

Руки в панике бесцельно шарят по карманам. Фарша уже нет, да и какой с него толк? Ключи, пропуск на работу, бумажник с мелочью… а это что?

Пальцы натыкаются на маленький кулечек, свернутый из старой газеты.

Мое лицо расплывается в улыбке. Слава Дракуле, Темный Повелитель не оставил меня! Сначала фарш, потом кулек… да кто после этого скажет, что Ада нет? Налицо явная помощь темных сил. Пожертвую в пятницу на алтаре мышь… или даже кило филе. Почему я не вспомнил об этом в самом начале? Ах да, их же двое… все равно бы не сработало. Я разрываю газету, сжимая в кулаке горсть подсолнухов. Ношу их с собой уже лет двадцать, слоем пыли покрылись: на случай, если у дома встретится шатун – редкий вампир, не спящий днем, – и попробует ограбить припозднившегося менеджера.

…Амелин так и не понял, отчего голова японца, парящая у телеграфных проводов, вдруг камнем упала вниз – словно коршун, увидевший добычу…

Провал в памяти № 2 – Пир в подземелье

…Шамаш осторожно почесал бледный нос. Плохая привычка. Когда жажда становилась невыносимой, он ощущал зуд во всех частях тела. Часами бы терся спиной о косяк, словно шелудивый пес. В голову отдавала слабая боль, царедворца одолевала сонливость: сквозь уши, назойливо шелестя, пролетали голоса придворных. Еще бы, отличная акустика – тронный зал с тремя арочными входами легко вместил бы пятьсот человек. Согласно капризу самого первого царя династии, он был отделан в том же стиле, что и Главные Врата, гордость Города Дракона. Нежно-голубая краска, золотые кирпичи, силуэты грозных львов, вытравленные на стенах иноземными мастерами. Потолок держат колонны-изваяния в виде финиковых пальм, чьи стволы от корней до кроны украшены затейливой глазурью. Придворные, согнув ноги в коленях, сидят на полу – мебели в присутствии избранника богов мелкой сошке не положено. Трон Дракона испокон веков располагался не у стены, как у сопредельных народов, а в центре комнаты, у одной из трех сводчатых арок; к нему вели красные ковровые дорожки, смыкаясь в центре крестом; справа и слева искрились водой нефритовые чаши фонтанов. Сооружение излишне громоздкое, даже безвкусное – но как же иначе подчеркнуть мощь и величие царя, которому суждено владеть половиной мира? Огромный дракон из золота (олицетворение огнедышащего бога – мрачного идола с четырьмя ртами и таким же количеством ушей), между чешуек прорублено овальное сиденье – прямо в груди. Человек на троне (чье безволосое, лоснящееся тело было завернуто в пурпурную ткань с голубой оторочкой) перебирал кольца ухоженной бороды: каждое утро ее старательно завивал пленный сын фараона Псамметиха. Волосы на лице столь густо пропитались благовонным маслом, что бороду уже можно было выжимать: тяжелые капли ладана то и дело падали на одежду, расплываясь темными пятнами. Черные глаза сверлили Шамаша насквозь, и царедворец почувствовал, как сердце сползает куда-то в область ягодиц. Царь согнул палец, Шамаш поднялся с пола: его ноги сделались мягкими, распаренными, словно от горячей воды. Ниже левой щеки правителя, на участке шеи, не тронутом бородой, пульсировала синяя жилка. Царедворец с трудом заставил себя отвести глаза. Рот заполнился слюной.

– Мы выражаем тебе благоволение, – низким голосом произнес царь, часть его слов, как казалось Шамашу, исчезала в густой бороде. – Ты оказал нам большую услугу. Похищены три золотых сосуда из зиккурата: видимо, двое разбойников, проникших в Шуту Бит, давно готовились их украсть. Подумать только… воры-святотатцы служили в дворцовой страже! А ведь охрана – это те, кому царь царей доверяет величайшую ценность государства – свою жизнь… Прежний начальник стражи отправлен мною на границу с Египтом: пусть послужит простым офицером в далеком гарнизоне… Руководствуясь милостью, я оставил его в живых из-за прошлых заслуг. Сегодня во дворец пробрались воры – а завтра в его стенах окажутся заговорщики. Ты доказал, о Шамаш, что умеешь на лету ловить желания великого царя. Назначаю тебя начальником стражи: мы вручаем нашу безопасность в твои руки. Подойди сюда… за наградой.

…Месяцем раньше царедворец сошел бы с ума от своего внезапного и стремительного возвышения. Но сейчас он искренне считал, что лучшей наградой для него был бы десятичасовой сон – без единого перерыва. Как легко обвести мудрейшего царя вокруг пальца… просто-таки удивительно.

1) Подкупить храмового раба сотней талантов.

2) Получить от него тройку золотых сосудов.

3) Убить раба и забрать обратно таланты.

4) Сбросить тело вместе с сосудами в реку.

5) Организовать фальшивый подкоп под стену.

6) Обвинить в краже пропавших стражников.

Вот оно, идеальное средство для повышения по службе. Правда, раньше бы он не рискнул провернуть такую аферу – даже с ножом у горла. Помогла одна вещь: Шамаш знал, куда исчезли оба стражника.

Мысли налились сонной тяжестью; подойдя к трону, Шамаш рухнул ниц – его сухие губы коснулись золотой лапы Дракона. Мановением руки царь нетерпеливо приказал ему подняться. Прошествовав по ступеням к драконьей голове, Шамаш опустился на колени, выгибая тонкую шею, как лебедь в дворцовом пруду. На поверхность кожи легла прохладная цепь из червонного золота: звенья смыкались вокруг розового алмаза. Знак отличия начальника царской стражи. Страшно подумать: отныне, с этого самого мгновения, он обладал властью большей, чем его приятель, наследник трона Дракона, благородный царевич Мардук! Лица придворных перекосились от ненависти. Шамаш готов был поклясться, что сейчас любой, от жреца Нергала до смотрителя арыков Нинурта (не говоря уж о худосочном, едва ли не прозрачном царском лекаре Эллиле), призывает на его голову проклятья. Завидуют возвышению старого врага. Он и сам на их месте вел бы себя так же.

Шамаш с великим усилием удерживал на лице льстивую улыбку. Ему было плевать на почести: мучаясь от растущей жажды, он истекал слюной, мечтая только об одном. Как можно скорее выбежать из тронного зала, добраться до своей опочивальни, сорвать пропитанную потом, опостылевшую одежду. Завесить окно в комнате, уберечь кожу от мерзкого жара гнусных солнечных лучей. Провалиться в глубокий сон, нырнуть в него с головой, как в прохладное горное озеро. Проснуться – и утолить ГОЛОД. Соблазнительная жилка на шее царя фиксировала на себе все внимание: чтобы отвлечься, Шамаш прикусил нижнюю губу. Нет. Не здесь. В тронном зале только стражи – больше сотни человек. Один лишь Хозяин справится с такой уймой народа, но его здесь нет. Откровенно говоря, никто из его детей, включая любимцев, не знает – где он проводит день. Хозяин приходит в подземелье неожиданно.

…И всегда – только ночью.

…Главный жрец Нергал зажмурился, сладостно представляя, как обеими руками душит Шамаша, сомкнув пальцы у того на горле. Безусловно, он тяжело переживал возвышение давнего противника. А кто не страдает? Вон у лекаря Эллиля аж нос от ярости заострился. Подумать только, как несправедливы порой бывают боги! Не глядя, хватают за шкирку первую попавшуюся тварь, и вот, пожалуйста – она уже обласкана и награждена царем. А за что, спрашивается? Парень глуп, не обладает нужной гибкостью в придворных интригах, имеет слабую броню к запускаемым сплетням. Если бы не расположение самого царевича Мардука, Нергал давно бы разгрыз своего врага, как орех, сплюнув на пол пару пустых скорлупок. Но что ему остается теперь? Только пялиться издалека на золотую цепь с алмазом – и, удалив из языка яд, радостно приветствовать нового начальника дворцовой стражи. Новичок в делах Шуту Бит, пожалуй, выкажет удивление: и чем же так ценится эта показная должность? Глава стражи – всего лишь охранник, он лишен возможностей всевластных жрецов. Эге, малыш, не так все просто. Действительно, Тайный совет Верховного божества, с давних пор возглавляемый Нергалом, умеет влиять на царя – правитель обращается к нему по каждой мелочи: за гороскопами и толкованием снов… не говоря уж о природных бедствиях, дабы разобраться – за что царство наказали боги? А вот тут-то уж и задача Нергала – правильно объяснить событие, не забывая извлечь хорошую выгоду для себя. Чаще всего разгадка проста: ураган налетел из-за вредной экономии: дескать, боги плохо ублажены жертвами и малым количеством зиккуратов в их честь, отсутствием в храмах дверей из ливанского кедра.[16]16
  В государствах Древнего Востока (вследствие отсутствия лесов) очень ценились деревянные двери. До такой степени, что каждый хозяин дома, переезжая на новое место жительства, забирал эти двери с собой.


[Закрыть] Значит, необходимы средства на строительство, посвящение очередных жрецов для обслуги жертвенников и приобретение храмовых вардумов. Увы, эти радости блекнут в сравнении с властью главного охранника. Он важнее любого богатого авилума, не говоря уж о ничтожных мушкенумах. Только начальнику стражи, помимо наследника, позволено будить царя посреди ночи. Он один может подсунуть под печать дощечку с нужным решением и мимоходом шепнуть на ухо сплетню. Нергал нахмурился, разглядывая лицо врага. Странный он какой-то стал, этот Шамаш. Вроде бы даже и не радуется. Видно, нелегко дались ему поиски стражников: спал с лица, отощал, под глазами залегли черные тени, кожа бледна, как у заключенного в долговой яме. Что с ним такое происходит? Днем на совещаниях борется с сонливостью, старательно избегает открытых окон и совсем позабыл про Мидийский сад – прежнее любимое место для прогулок с царевичем Мардуком.

А ночью… о, сколько золотых талантов отдал бы Нергал за то, чтобы узнать – какое же обстоятельство мешает спать Шамашу в ночное время.

Возможно, он займется этим чуть позже, есть кой-какие мысли… а пока придется «радоваться» мудрому царскому решению.

Нергал присоединился к придворным; толпа, издавая ликующие возгласы, с ненавистью хлопала в ладоши, славя нового фаворита.

…Вторично облобызав лапы золотого Дракона, Шамаш покинул зал: царь приказал немедленно приступить к исполнению обязанностей. Тяжелая цепь натирала шею. Едва оказавшись за дверью, он прислонился к холодной стене, стремительно погружаясь в забытье, – подобно лошади, он уже научился спать стоя, используя каждую свободную минуту. Сон обволакивал его облаком, заворачивая в нежную ткань, унося на крыльях – туда, где ему виделось недавнее прошлое. Пробуждение в спальне. Зуд сбоку, в основании шеи: полированная медная пластина отражает две точки – обе смахивают на следы укусов огромных москитов. Каменная сонливость, текущая по жилам, словно жидкий сахар. И тень Хозяина, чьи темные крылья закрывают все вокруг – даже царя на золотом троне, – отбрасывая во тьму величие Дракона. Хозяин милостив. Он утолил ГОЛОД, напоил свежим нектаром и взял Шамаша на ночную службу. К чему этот жалкий мир? Перспективы, открывшиеся перед ним, значительнее, нежели собачья цепь начальника дворцовой стражи. Поцелуй Хозяина уравнял его с богами… или с демонами. Какая разница?

– С тобой что-то случилось, дорогой Шамаш? – пробился через пелену сна участливый голос. С усилием, разрывая мягкое покрывало вокруг головы, он убедил себя проснуться. На каждом веке будто повесили слона.

– Нет, – умирающе улыбнулся он, заставив губы ползти в разные стороны. – Все чудесно. Спасибо тебе, о великий Мардук. Я просто… немного устал.

Холеный лоб царевича пересекла морщина.

– Ты сильно изменился, Шамаш, – с легким раздражением сказал он. – Стал избегать наших дневных прогулок в саду. Постоянно спишь. Не посещаешь танцовщиц в «тайной комнате». Может, ты все-таки болен? Не стесняйся, будь откровенен. Я попрошу отца прислать лекаря Эллиля.

– Благодарю, – произнес Шамаш как можно подобострастнее, сдержав позыв к тяжелой зевоте. – Если я не приду в себя через три дня, то воспользуюсь твоей милостью. Прости меня, Мардук. Мое сердце сгорает от счастья при одном твоем виде. Наверное, я слишком переутомился.

Он поклонился, целуя руку царевича. Ладонь того была перевязана платком – последствие ритуала сабиум при открытии нового зиккурата в Эсагиле. Ритуал этот, по мнению Шамаша, был глупым и даже вредным, но… Храмовые жрецы ложатся костьми, когда пытаешься изменить их правила. Хлопнув фаворита по плечу, царевич Мардук показал жестом – тот может идти. Шамаш удалился стариковской, шаркающей походкой.

…Новый начальник стражи проснулся глубокой ночью – от звона в голове, словно кто-то бил палицей по громадному колоколу. Он открыл глаза: разумеется, в колокол никто не звонил. У изголовья ложа стоял воин внутренней охраны, мертвое лицо светилось во тьме белым пятном.

– Пора, господин, – глухо сказал он. – Хозяин скоро появится.

Шамаш завернулся в желтую шелковую материю, стараясь не глядеть на обескровленные щеки солдата. Встав, он последовал за мертвецом – через весь безлюдный дворец. Резиденция Шуту Бит была огромна, она изначально задумывалась архитектором как крепость среди крепостей: пять комплексов, каждый с открытым двором и парадным залом, и все соединены воротами. Весь первый двор занимали отряды дворцовой стражи; на пути им иногда попадались и другие воины – бледные, с потеками крови за ушами, посиневшими от укуса затылками. Живые трупы, поднимая на Шамаша горящие глаза, любезно кивали стражнику как давнему знакомому. Совершив примерно тысячу шагов, попутчики достигли огромной пирамиды Мидийского сада: десятки одинаковых круглых террас на столбах из камня, каждая из которых возвышается над другой на пятьдесят локтей. Террасы (их покрывал густой слой плодородной земли) были засажены чудесными растениями и редчайшими деревцами, чьи саженцы привозились купцами из таких отдаленных земель, как Китай либо Пуния.[17]17
  Ранее карфагенян называли пунами, а Карфаген – Пунией. В общем-то, от этого названия и пошли известные ныне Пунические войны.


[Закрыть] А вот вода для поливов доставлялась прямо из реки – ее качали рабы с помощью ручных насосов. Слушая журчание ручьев в ночной тишине и мягкий шелест пальмовых листьев, Шамаш легко нашел дорогу среди террас: вниз по одной из витиеватых лестниц, до секретного грота. Тайник был вырыт детьми в самом основании сада по приказу Хозяина – горы земли и мусора, оставшиеся от работ, сбросили в реку (о, что бы мы делали без этой реки!). Узкий вход в подземелье закрывался люком и удачно маскировался кустами фиолетовых цветов из Афин. Появление царедворца не стало сюрпризом – в убежище, слабо освещенном горсткой лучин, уже ждали тридцать человек: дворцовые стражники, рабы-вардумы и кухонные слуги-мушкенумы. При массе внешних различий каждый неуловимо напоминал соседа. Одна большая дружная семья… побледневшие и худые твари с огнями глаз на пятнах мучнистых лиц, навеки связанные кровными узами. Обращенные столпились вокруг трех деревянных столов, мелко сучили ногами от нетерпения, тряслись, роняя на подбородки слюну… Некоторые даже обмочились – натужно хрипя, как псы у ворот бойни. На плохо оструганных досках, пытаясь сбросить веревки, корчились в страхе три нубийские рабыни с невольничьего рынка в Борсиппу: как и положено ценному товару, девственницы. Соблазнительно-темная кожа истекала горошинами пота: вовсе не от жары, а от ужаса. Ожидавшие пира существа зримо менялись с каждым мгновением: дрожащие тела пронзили волоски звериной шерсти, очи вспыхнули красным огнем, передние зубы удлинились. Тихое ровное рычание наполнило подземелье, подобно мерному течению реки в камышах. Заметив приход Шамаша, обращенные дружно поклонились, тот ответил небрежным кивком. И в мире дворцовой роскоши, и в царстве подземных теней он считался уникальным избранником – не обычным, не таким, как все. Стражник, явившийся вместе с ним, припал к земле: он уступал вожаку почетное место у горла первой из рабынь. Никто из детей не собирался обратить в себе подобных черные комки дрожащей плоти: те им не ровня, пленницам предстоит послужить лишь ужином. Не сдерживаясь более, потеряв начальственную величавость и дворцовый лоск, Шамаш раскрыл рот – клыки изогнулись, словно зубы кобры. Кровь из прокушенной шеи нубийки сахарным фонтаном оросила черный язык: от восторга ноги царедворца подломились. Тяжело рухнув на колени, он глотал восхитительную жидкость, наполняя тело забытым ощущением жизни. Проба была снята. Прочие не стали ждать приглашения: тела двух девушек в мгновение ока растерзали в клочья. Морды покрылись пеной и брызгами крови. Одно из молодых существ, мотая головой, грызло сердце рабыни, двое других затеяли с ним драку, в тщетной попытке отобрать лакомый кусок. Третья невольница, осознав свою незавидную участь, обмякла: она успела лишиться сознания. Однако дети и не думали покушаться на содержимое ее артерий. Это законный ужин Хозяина – его жертва обязана оставаться нетронутой, как невеста в первую брачную ночь. Фиолетовые цветы на входе заколыхались… некто, пыхтя, старался приоткрыть крышку грота волчьими когтями. Обращенные, включая Шамаша, простерлись ниц, не вытерев окровавленных ртов, на ходу дожевывая куски нежного мяса, – каждый стремился выразить повиновение ночному призраку. Мягко переступая лапами, Хозяин подошел к Шамашу, лизнул его в шею шершавым языком – от удовольствия тот вздрогнул, жмуря глаза, по телу царедворца пробежала дрожь. Не теряя времени, Хозяин поднялся на дыбы: сомкнув передние зубы на горле рабыни, он насладился ее последней судорогой.

…Верховный жрец Нергал тоже был занят делом: забыв о сне, он вновь и вновь, по десятому разу, просматривал клинописные знаки на табличках у алтаря Эсагилы – в виде стрел, птиц и крон деревьев. Первоначальной уверенности поубавилось – откровенно говоря, он уже почти полностью утратил надежду объяснить загадочный синдром Шамаша. «Книга демонов» не дала однозначного ответа. Вздохнув, пожилой жрец положил последнюю табличку обратно в ларец – но вдруг, вспомнив что-то важное, вернул на нее свой взгляд. Воспаленные от бессонницы глаза Нергала зацепились за давно уже забытое, но все еще хорошо знакомое слово.

ЭКИММУ